Дневники Мёртвого моря. День восьмой

30 октября. Дерево греха. Наши люди.

   Проснулась в пять часов утра, а в шесть уже были на променаде. Это по указателю, что вначале пути, – 2,5 километра в одну сторону. Теперь я учёная, взяла с собой воду. По пути фотографируем «весенний» берег Мёртвого моря. Совсем, как у нас весной на Волге – центр уже очистился, а прибрежные кусты ещё покрыты коркой льда, в данном случае соли. Когда выходили из отеля, небо со стороны моря было затянуто тучами, потом упали первые крупные капли дождя. Людмила засомневалась, стоит ли нам идти. Но впереди сквозь тучи светит солнце, и я решительно настроена – идём. Что оставалось делать моей визави, правильно, – идти со мной, тем более что первые капли дождя оказались и последними. И всё как-то испарилось и рассосалось. В пятизвёздочном отеле, в конце пути – вход свободный, только камеры следят из углов. Попили водички, сходили на пляж принадлежащий отелю, в туалет, и отправились в обратный путь. Где-то на полпути попросили двух встречных дам, объясняясь жестами, – сфотографировать нас. Они, услышав нашу речь, радостно ответили:
 – Да со всем-таки нашим большим удовольствием. И передайте привет России и Украине!
Вот они, наши люди, – хотя и живут в Израиле. Тут моя спутница вспомнила, что шляпу где-то потеряла и, скорее всего, оставила в туалете отеля. А надо сказать, что её шляпа ну, точь-в-точь, – шляпа Утёсова в «Весёлых ребятах», и, если честно, – гроша ломаного не стоит. И дорога она Людмиле только, как память. Соглашаюсь дождаться её на берегу, пока она вернётся в отель. Людмила, трезво оценив свои физические возможности, соглашается со мной, что лучше всё-таки позвонить в отель по возвращении (если с её шляпой не поступят так же, как с одеждой, оставленной в автобусе.). Все наши разговоры касаются в основном семейных и бытовых вопросов. Но она неожиданно спросила меня, как я отношусь к тому, что Украина собирается вступить в Евросоюз. А я, если честно сказать, никогда не задумывалась об этом. Политикой не интересуюсь, газет не читаю, и новости стараюсь не смотреть. Вот так Людмиле и ответила, что никак не отношусь. По большому счёту, это их украинское дело, с кем вступать в союз. Да хоть с Австралией. В другое полушарие они не переедут и, как были мы соседями, так ими и останемся. Мой ответ Людмиле, по-моему, не очень пришёлся по вкусу. Возможно, ещё и потому, что перед этим я рассказала ей, что по материнской линии во мне течет украинская кровь, и мы даже поговорили на украинской мове. Так ведь, главное, как у нас говорят, чтобы не было войны. Нет, нет – не между нами (боже, упаси!). А у них – внутри государства (Напророчила…).
 – А вот ваша власть против нашего вступления в Евросоюз, – говорит она.
На что логично отвечаю:
 – И где она, и где мы. Хотя, кое в чём мы с ней солидарны. Власть не замечает нас, то есть пенсионеров, платя нам нищенскую пенсию, а мы не замечаем её. Так вот и живём параллельно.
   К завтраку мы уже были в отеле. Сегодня, как-то особенно жарко, но термометра нет: ни на пляже, ни в отеле (как это было в других странах). Так что, сколько градусов – не знаю. На пляже Людмила познакомила меня с ещё одной женщиной, они вместе прячутся в тень под зонтиком. С пляжа возвращаемся втроём, прошу новую знакомую (она довольно сухопарая), перебраться через небольшую изгородь и сфотографировать меня у дерева с крупными зелёными плодами («ядом» для террористов). Оказалось у неё плохое зрение, а вот Людмила, несмотря на свои габариты, шустро перемахнула через ограду и сфотографировала меня (это я к тому, что мы планируем с ней поход в горы, а я как-то сомневаюсь в её кондициях). Пока мы фотографировались, «минчанка» (новая знакомая) поведала нам, что это дерево называется деревом «греха». Росло себе это дерево в Эдеме (не ведая греха), плодоносило, и вот пришла Ева, (а, возможно, и даже сам Адам), сорвала сей плод и соблазнила (а может он её), кто его знает, как там было. Только с тех пор это дерево зовётся деревом «греха» (ничего себе соблазн, если учесть, что плод ядовит, одно из двух: или в то время плоды были не ядовиты или у парочки было противоядие). В любом случае про террористов, – это всё враки, они ведь тоже, наверняка, знают эту историю.
   Пообедала овощами, кусочком сыра с булочкой (всё это я прихватила с завтрака в ресторане) и парой чашек чая. Пакетики чая, кофе и сахара каждый день кладут возле чайника на столе, так что нужды ходить за продуктами в супермаркет нет никакой. Живу в отработанном режиме, то есть, отправляюсь на процедуры в СПА-салон после четырёх часов дня. Иду по пальмо–цветочной аллейке, а сама поглядываю на горы. Что это? Цепочка людей медленно поднимается по склону. На противоположной стороне дороги стоят туристические автобусы. Я к ним. Спрашиваю у гида, говорит ли он по-русски. Он отрицательно качает головой и показывает мне на водителя. Водитель явно скучает и потому рад пообщаться. Поздоровалась и представилась. Он бывший белорус. Но сейчас не об этом – у меня свой интерес, я ведь не оставила мысли сходить в горы. Поэтому спросила его, что же там такого интересного? Его ответ меня разочаровал. Оказывается, туда ходят со специальным гидом и только для того, чтобы полюбоваться красивыми видами.
 – Всего-то! А, я-то думала, что там какое-то историческое место (у подножья склона разрушенная каменная кладка).
 – О! Хо-хо! – восклицает водитель, – да разве вы не знаете, весь-таки Израиль это сплошь историческое место. А вот без проводника в горы лучше не ходить. Можно и потеряться, – добавляет он.
   Соглашаюсь, а сама думаю, где же там можно потеряться: весь склон, как на ладони, и тропа просматривается снизу до самого верха. Но подниматься одной смысла не имеет. Кто запечатлеет сей «исторический момент». Людмила вряд ли осилит эту дорогу, хотя вспоминая, как она лихо преодолела сегодня изгородь, – чем чёрт не шутит – возможно, и рискнём. Нужно всё обдумать.
   Теперь о СПА-салоне. В салоне две ванны джакузи, каждая на четыре человека, но представители местного населения, которые приезжает сюда на уикенд, влезают туда и по шесть человек. Таймер отключает ванну через определённое время, но местные спокойно нажимает кнопку и сидят себе дальше. Остальная публика, из бывшего Союза, терпеливо дожидается. Даже, когда кто-то покидает ванну, тут же подходят другие евреи и без церемоний усаживаются, игнорируя нас. Иногда приходиться ждать около часа. Есть время понаблюдать за народами. Еврейские семейные пары трогательно держатся за руки, и не важно, молоды они или стары. Но это совсем не мешает еврейским мужчинам оценивающе оглядывать европейских женщин. Еврейские женщины очень любят золотые украшения, их пальцы унизаны кольцами, на запястьях и шее золотые браслеты и цепи, в ушах – золотые серьги, и чем старше женщина, тем больше золота на ней.
   Кажется, наша очередь подошла. Я и две молоденьких девчонки усаживаемся в джакузи, – девчата из Херсона, – спрашиваю, что занесло их в этот «пенсионный» рай. Оказывается – жажда приключений. Они уже побывали и на Филиппинах, и в Шри–Ланке. Здесь им всё нравится, только уж больно шумный народ вокруг. В это время к нам подсаживаются сразу четыре женщины, по виду из местных, услышав наш разговор, одна из них говорит:
 – Я тоже никак не могу привыкнуть к местной бесцеремонности, хотя и живу в Израиле пятнадцать лет.
 Она бывшая «бакинка». Две подруги приехали к ней в гости из Азербайджана. А вот… четвёртая женщина, – очень степенная и вежливая, – моя землячка. В Саратове жила возле Сенного рынка, чуть не со слезами на глазах вспоминает, как гуляла с сыном по набережной Волги и в парке Липки. Короче, – наши люди, и что их занесло сюда, риторический вопрос, конечно. Мимо проходят две молодые девушки-блондинки, слышу обрывок их разговора:
 – Чтобы остаться жить в Израиле, существует только два варианта: первый, – выйти замуж за еврея, второй, – иметь еврейскую родню, аж до четвёртого колена. – Но, как ты сама понимаешь, ни тот, ни другой вариант нам не подходит.
 (Без комментариев, как говориться).
   Сидим мирно беседуем, подруги такие весёлые и никак не нарадуются встрече друг с другом. Самая смешливая спрашивает:
 – А нет ли у вас в Саратове богатых азербайджанцев?
 – Есть, наверное, – отвечаю я.
 – Вот и найдите мне такого жениха, – говорит она и заразительно так смеётся, а на вид ей, лет этак пятьдесят.
 – Да где же вам сыскать такого, богатого и холостого? Они ведь в России всё больше с русскими женщинами живут. Возможно, вам лучше поискать у себя в нефтяной стране.
 – Да-да, как же, нужна я им, они всё больше молоденькими интересуются.
 – Так пусть подруга в Израиле вам подыщет.
 – Не получится, – отвечает подруга, – Сейчас в Израиле мода на филиппинских жён.
 – Как, и у вас тоже? – удивляюсь я.
 – Да-да, особенно к этому склонны пожилые евреи.
 (Приплыли, а как же традиции?!). Не подумайте, что говорим это серьёзно, смеёмся от души – наши люди!
   Ужин, как всегда обильный и разнообразный, – одной моркови три сорта: с луком, с зернами кунжута, с майонезом. Большая миска с винегретом, которая никогда не опустошается до дна. Кабачки и баклажаны тушёные. Две большие чаши с местным соусом из кунжута – густым, как сметана, и пюре из нута – это такой горох. Его кстати, стали выращивать у нас в Заволжье и продавать на экспорт. Местные говорят, что очень вкусно. Надо попробовать. Я намеренно не перечисляю мясные и рыбные блюда, так как отказалась их есть на ночь. Да и пирожные со сдобой не вспоминаю, хотя они такие аппетитные. Но если всего отведать, даже понемногу, до номера, точно, – не дойдёшь.