Бен Ааронович Распавшиеся семьи 11

11

Машина для жизни

Мы выехали в начале рассвета – в утренний рейд, исходя из такого соображения: если бы местные жители проснулись, а мы были уже на месте, то они приняли бы нас словно барсуки, увидевшие камеру натуралиста в своем логове в полутьме. Другая причина, вынудившая нас приехать засветло, заключалась в том, что мы одолжили фургон у одного из моих родственников, и вернуть его следовало пораньше.

Фургон для вывоза мусора не подходил, так как у нас было маловато вещей, чтобы не вызывать лишних вопросов, но их оказалось больше, чем мы могли бы унести сами, иначе мы выглядели бы скваттерами или даже – полицейскими под прикрытием.

Дело не в том, что мы были полицейскими под прикрытием – Секретные операции подчиняются строгим инструкциям и оперативному надзору со стороны старших офицеров. То, что мы делали, на самом деле было чрезвычайно деликатной формой поддержания общественного порядка. Настолько деликатной, что, в случае нашей успешной работы сообщество сможет жить, пребывая в блаженном неведении о том, что за ним следят. На всякий случай Лесли надела свою вторую маску. Она утверждала, что именно оливково-коричневая, а не хирургически-розовая, предназначалась для случаев, не связанных с дежурством. Тоби сидел у неё на коленях.

Когда вы подъезжаете по дороге, то не имеете хорошего вида на поместье Скайгарден. Стромберг окружил центральную башню пятью длинными тонкими блоками, каждый высотой в девять этажей – довольно традиционный дизайн, скрывающий, как жаловался один архитектурный критик, масштабность замысла Стромберга по центральной башне. Построенные в традиционном небрежном стиле они, безусловно, скрывали богатство большинства людей, живших там и составлявших основную часть населения поместья.

Подъезжая со стороны Элефант-и-Касл, вы появляетесь из-под железнодорожного моста, чтобы мельком увидеть башню, а затем сворачиваете на территорию усадьбы и спускаетесь вниз мимо закрытых к тому времени гаражей к узкой водопропускной трубе, расположенной на шесть метров ниже уровня земли. Её ширина как раз позволяла разъехаться "Фольксваген-жуку" и "Мини". А тротуары были лишь немногим шире бордюров, и движение пешеходов теоретически направлялось на пешеходную дорожку, подвешенную над головами.

Во время беспорядков 1981 года жители соорудили баррикаду поперёк водопропускной трубы и ждали с бутылками бензина и камнями, но полиция отказалась явиться – я их не виню. В те времена Скайгарден был настолько близок к тому, чтобы стать настоящим запретным поместьем, насколько это могло когда-либо возникнуть в воспалённом сознании журналиста, но сержант Даверк сказал, что дни его славы давно прошли, и теперь там вы в такой же безопасности, как и в Чиппинг-Нортоне. Конечно, здесь было меньше профессиональных преступников.

Подъездная дорога вела к заасфальтированной площадке, окружавшей основание башни, по внешнему периметру которой располагались гаражные ворота. Нынешние гаражи, несколько маленькие для современных автомобилей, были углублены в почву окружающего ландшафта. Над воротами было ещё полтора метра бетонной облицовки, увенчанной сетчатым забором. За ним я видел пучки травы и верхушки далёких деревьев, хотя стоял фактически на дне широкой ямы. Я мог поспорить на большие деньги, что этого забора не было в первоначальных планах, и мне стало интересно, сколько детей поранились, прыгая с горки в парке, прежде чем городской совет установил его.

Мы попросили Фрэнка Кэффри повести фургон вместо нас, так как без формы лондонской пожарной команды он выглядел как Человек в Белом Фургоне. Он, безусловно, превратился в этого персонажа, решив остаться в кабине и почитать "Сан", пока мы с Лесли разгружали наши вещи.

Как его герой Корбюзье и многие современники, Стромберг боялся квартир на первом этаже. В Скайгардене нижний цокольный этаж предназначался исключительно для погрузочно-разгрузочных работ и на чертежах всегда обозначался как “цех”. “Первый этаж”, где сходились надземные переходы, предназначался для входа пешеходов, общественных зон и складских помещений. Таким образом, независимо от того, как далеко в конце квартала муниципальный совет припарковал вашу бабушку, она всё равно имела шанс заняться столь полезными ей физическими упражнениями, если лифты вдруг перестанут работать.

После того как мы вытащили диван-кровать из задней части фургона и решили передохнуть, я поднял глаза и увидел белого подростка в тёмно-синей толстовке с капюшоном, который смотрел на нас с ближайшей дорожки. Я знаю возможные неприятности, если он не достиг ещё возраста уголовной ответственности, и, хотя моим первым побуждением было арестовать его родителей на общих основаниях, вместо этого я ободряюще помахал ему рукой. Он бросил на меня подозрительный взгляд, прежде чем скрыться из виду.

– Местные уже знают, что мы здесь, – сказал я.

Двери в атриум были сделаны из тяжёлого металла и стекла, армированного проволочной сеткой. Мы использовали один из наших более тяжёлых ящиков, чтобы заклинить их, пока поднимали диван-кровать к лифту.

– С тобой всё в порядке, Фрэнк? – Лесли пыталась приподнять свой конец. Вернувшийся в фургон Фрэнк ободряюще поднял большой палец.

В атриуме были бетонный пол и бриз-блоковые стены, похоже, недавно оштукатуренные и перекрашенные. Слева располагалась лестница, справа – двери, ведущие в "цех", а перед нашим входом – пара успокаивающе знакомых дверей лифта, устойчивых к граффити. Я нажал на кнопку вызова. В стену над дверью был вделан красный пластиковый квадрат, довольно тёмный.

– Может, нам хотя бы перенести сюда остальные вещи? – спросила Лесли.

– Хочу сначала проверить состояние лифта, – ответил я. Приложил ухо к холодному металлу двери и прислушался – сверху доносился успокаивающий грохот и лязг. Я отступил, и двери открылись.

В лифте не было мочи и граффити – хороший знак для лифта, но он был небольшим, словно выражая веру архитектора в необременённость пролетариата такими буржуазными изысками, как прочная массивная мебель. Мы с Лесли с трудом втиснули диван-кровать по диагонали, чтобы забраться внутрь. Оставив остальные вещи на попечение Фрэнка, мы поднялись в наш новый дом.

Квартиры в башне были двух видов: с двумя и четырьмя спальнями. Большие квартиры располагались на двух этажах, соединенных внутренней лестницей, а двуспальные находились одна над другой, и внешняя лестница вела на верхний этаж. Таким образом, лифты поднимались только на каждый второй этаж, и Стромбергу удалось хитроумно совместить некоторые недостатки улицы с террасами со всеми недостатками высотного здания.

На двадцать первом этаже нам удалось вытащить диван-кровать, лишь слегка поцарапав подлокотники и лишь незначительно повредив двери лифта.

По какой-то причине Стромберг спроектировал шестиугольную центральную шахту, проходящую посередине башни, и в течение первых нескольких лет можно было наклониться и заглянуть вниз, на цокольный этаж. Поскольку она не функционировала как световой колодец и была в десять раз шире, чем требовалось гасителю массы здания, то  выглядела причудливой архитектурной причудой даже для конца 1960-х годов. Жильцы вскоре нашли ей достойное применение в качестве места для сбора мусора и аварийного писсуара, а после двух самоубийств и печально известного убийства муниципальный совет установил прочную проволочную сетку, чтобы отгородить её от пешеходных дорожек.

Наша квартира, конечно же, находилась на другой стороне шахты. Когда мы тащили по коридору наш всё тяжелеющий диван-кровать, я заметил, что половина квартир на этаже защищена стальными бронированными дверями. На уровне глаз была аккуратно выведена надпись ОКРУЖНОЕ ХОЗЯЙСТВО, а ниже прикреплено юридическое предупреждение для всех скваттеров о том, что это преступление карается шестью месяцами тюремного заключения или штрафом в размере 5000 фунтов стерлингов.

– Или и тем, и другим, – с удовлетворением отметила Лесли.

Входная дверь в нашу новую квартиру была выполнена в незатейливом современном стиле, без традиционных панелей из матового стекла, пропускающих свет и позволяющих предприимчивым соседям определить, занято помещение или нет – на случай, если у вас завалялись какие-нибудь ценные ненужные вещи.

Внутри квартира была выкрашена в основном в белый цвет с яблочным оттенком, чтобы стены были чистыми, и достаточно недавно. Правда, мы оставили царапину в прихожей (на уровне талии), когда втаскивали диван-кровать. Расположились (как я предположил) в гостиной, и первым делом присели, чтобы прийти в себя.

Должен сказать, что Стромберг был последователен в своих архитектурных принципах. Коридоры были узкими, комнаты – слишком длинными, а потолки – низкими. Кроме того, в здании были раздвижные двери, ведущие на огромный балкон размером с небольшой городской сад. Вы могли бы пристроить к квартире дополнительную спальню, и у вас ещё осталось бы достаточно балкона, чтобы кормить голубей, развешивать белье и выбрасывать все те вещи, которые не хотелось бы тащить вниз по лестнице.

– Хорошо, – сказала Лесли. – Нам лучше спуститься вниз, пока Фрэнк не отправился искать поджаренное мясо.

К счастью, он всё ещё был там, когда мы подъехали к нему, запертый в своём такси грозной белой женщиной, которая склонилась к его уху. Одетая в блузку от  Marks & Spencer и бюджетные брюки с павлинами, она была из тех крупных возрастных белых женщин, которые с подросткового возраста готовятся к роли дерзкой бабули. Судя по всему, выпускницей она попадала в два лучших процентиля.

Она сказала, что её зовут Бетси, и спросила: “Вы только что переехали?"

Казалось, что она обрадовалась нашему “да”. Потом представила мальчика в толстовке с капюшоном, как своего сына Сашу, и отправила его за Кевином –  старшим сыном, более полезным в поднятии тяжёлых предметов.

– Что у вас с лицом? – обратилась она к Лесли. – Не возражаете, если я спрошу? Ну, конечно, вы не возражаете. Но я любопытная, простите. Это была кислотная атака? Я слышала, что в Бромли было несколько таких случаев, но там было дело чести. Знаете, что-то вроде убийства в защиту чести, только кислотой. Вы мусульманка? Вы не похожи на мусульманку, но как тогда выглядят мусульманки?

– Сковородка для чипсов, – быстро проговорила Лесли. – Несчастный случай со сковородкой для чипсов.

Бетси бросила на меня такой недружелюбный взгляд, что я отступил на шаг. Она спросила: “Это ведь не он сделал, не так ли? Только мы здесь не одобряем подобные вещи”.

Лесли заверила Бетси, что это был несчастный случай на производстве, а не домашнее насилие, но я всё равно обрадовался появлению Кевина – можно было заняться "мужской работой". Кевин оказался крупным мужчиной с волосами песочного цвета и рельефными мышцами под складками жира. Он с лёгкостью приподнял свой край Леслиной кровати, в то время как Саша нёс одну из коробок поменьше.

– А чем вы потом будете заниматься? – спросил Кевин.

– Всем, чем смогу, – ответил я.

Кевин глубокомысленно кивнул. Он был мастером запихивать вещи в лифт, так что нам хватило всего двух поездок. Этот добрососедский жест демонстрировал, что дух товарищества ещё жив, либо Кевин выяснял, есть ли у нас что-нибудь стоящее. А может, и то, и другое.

Лесли вернула должок, проведя проверку этой семьи по служебной программе, как только наша входная дверь надёжно закрылась. Пока она это делала, я надел поводок на Тоби, и мы отправилась по магазинам.

Два из трёх надземных переходов, ведущих с первого этажа, вели на Олд-Кент-роуд и Хейгейт-стрит соответственно, пронизывая кварталы перед ними словно монорельсовые дороги в старомодных картинах будущего. Оба они были перекрыты в конце квартала советом Саутуорка, чтобы ограничить доступ и предотвратить вандализм. Третий проход был построен на столбах над подъездной дорогой и заканчивался в промежутке между двумя кварталами на углу Элефант-роуд.

Я подумал о водопропускной трубе. Но отойдя от башни и оглядевшись по сторонам, понял, что вообще не вижу ни дорог, ни признаков транспортного движения. Подумалось, что Стромберг, будь у него достаточно средств, сделал всё что можно, но зарыл бы дорогу под землю.

Дойдя до эстакады в дальнем конце, я обернулся и увидел, что каменные блоки служат гигантскими садовыми стенами и придают форму зелёной чаши высоченным платанам, которые я когда-либо видел. Некоторые из них достигали высоты тридцати метров и нависали над аллеей, будучи в полном весеннем цвету. А в центре возвышался пыльно-коричневый зубчатый шпиль башни Скайгарден.

– Чёрт возьми, – сказал я Тоби. – Мы живем в Айзенгарде – Толкинской крепости.

Едва я покинул поместье, начался дождь. Но что хорошо в Скайгардене –оттуда удобно добираться до магазинов. На обратном пути я отпустил Тоби, но он не бросился исследовать окрестности, а держался рядом со мной и, казалось, был рад дойти до лифтов.

Перебирая пакеты с покупками в поисках ключей, я заметил, что из квартиры справа на меня смотрит нервная белая женщина. Невысокая, худощавая, с длинными прямыми каштановыми волосами, одета в выцветшие джинсы и красную толстовку. Похоже, джинсы покупались, когда она ещё не похудела. Я заметил смесь надежды и волнения на её лице и понял, что она была местной падшей принцессой.

В каждом квартале есть, по крайней мере, по одной такой. Девушки из среднего класса, сумевшие лишиться преимуществ своего рождения и в конечном итоге оказавшиеся в муниципальном приюте с ребёнком или зависимостью, а то и с обоими. Их легко заметить – они всегда выглядят озадаченными, будто не могут понять, почему вселенная перестала работать в их пользу. Они не вызывают особого сочувствия в обществе – уверен, что вам понятно почему.

Я приветствовал её, она ответила и поинтересовалась: “Вы только что переехали?” – Она не замечала, что тихо движется ко мне, но на полпути заколебалась. Босые ноги она ставила как балерина.

– Только сегодня утром, – сказал я. – Можете что-нибудь посоветовать?

– Не совсем, – она ещё приблизилась.

Я поставил сумки на пол и протянул руку. “Питер Грант”, – представился я полным именем в надежде, что она ответит взаимностью. Она слабо пожала мне руку.

– Эмма Уолл, – всё же сказала она. Гораздо проще провести кого-то через систему, если у тебя есть его полное имя. Вблизи от неё пахло сигаретным дымом, и она вздрагивала, как наркоманка, но я бы сказал, что она выздоравливает.

– Как долго вы здесь живете? – спросил я.

– Почему вы спрашиваете?

– Просто ищу местного гида.

Эмма прикусила губу, а затем, после долгой паузы, издала фальшивый смешок. “Конечно, – сказала она. – Не могли бы вы...”

Я так и не узнал, что мог сделать, потому что дверь открылась и в проёме показалась Лесли.

– Привет, – весело сказала она. – Есть ли новости о доставке покупок?

Я вздохнул, взял сумки и сказал Эмме, что увидимся позже.

– Конечно, – она кивнула и убежала обратно в свою квартиру.

– Кто это был? – спросила Лесли, когда я распаковывал продукты на кухне.

Судя по стилю и степени износа кухонной фурнитуры, устанавливалась она в начале 2000-х годов. Верхние края были помяты и обесцвечены, при открытии настенного шкафа дверцы чуть не отвалились. Стили могут меняться, но под ними всегда ламинированная древесно-стружечная плита.

Я назвал Лесли полное имя Эммы и номер квартиры, чтобы она могла позже проверить и её. Заодно спросил, не было ли чего-нибудь о Бетси и её семье.

– Нарушения общественного порядка, угрожающее поведение, нападение, нарушение правил дорожного движения, пьянство и хулиганство.

– Кевин?

– Бетси. Или, скорее, Элизабет Танкридж, урождённая Таттл, большая часть этих сведений накапливалась в течение последних двадцати лет или около того, за исключением угрожающего поведения, имеющего место на прошлой неделе.

– О поведении спроси сержанта Даверка, – посоветовал я.

– Зато Кевину никогда ни в чём не предъявляли обвинений, хотя его имя всплывает в связи с тридцатью шестью расследованиями краж со взломом и получения денег. Почему ты взял так много сухих завтраков "Витабикса"?

– Акция была: купи один, второй бесплатно.

Закрылок на почтовом ящике задребезжал, и мы оба высунулись из кухонной двери глянуть, в чём дело. Он снова задребезжал, и было невозможно понять: кто-то что-то проталкивает или использует его вместо дверного молотка.

Я тихо подошёл к двери и,  подождав пока Лесли заняла надёжное место в дверном проёме гостиной, вне поля зрения, повернул круглую ручку и распахнул дверь.

Какой-то мужчина наклонился к нашему почтовому ящику, и то ли подглядывал, то ли проталкивал листовку.

– Здравствуйте, – я был вежлив. – Чем могу помочь?

Мужчина продолжал стоять, согнувшись, но повернул голову, чтобы видеть меня краем глаза.

– Так уж получилось, – сказал он и протянул руку.

Я взял его за руку, кожа была мягкой, морщинистой, но пожатие оказалось довольно крепким. Он глубоко вздохнул и с трудом выпрямился. Это был белый мужчина среднего роста с простым честным лицом. Оно могло бы принести ему состояние, если бы он продавал подержанные автомобили. Его густые и длинные седые волосы были собраны сзади в конский хвост.

– О, это спина рабочего человека, – сказал он, ещё раз сжав мою руку. – Джейк Филлипс, местный активист, любитель совать нос не в своё дело и заноза в заднице поздней стадии капитализма.

– Питер Грант, – представился я. – Недавно прибывший, бездельник и человек малоизвестный.

Джейк Филлипс сунул мне в руку рекламную брошюру. “Раз в месяц я предлагаю возможность посетить собрание Скайгарден TRA. Добро пожаловать всем”.

– Увидимся там, – сказал я.

Это заставило Джейка замолчать. После небольшой паузы он спросил: “Правда?”

– Да, почему бы и нет?

– О…  Хорошо. Кстати, я здесь председатель.

Конечно, это ты, подумал я. Мы попрощались ещё пару раз, прежде чем Джейк направился к лестнице, а я закрыл дверь.

– Человек с очень небольшой известностью? – спросила Лесли.

– Первое, что пришло в голову.

Мы вернулись на кухню, где обнаружили, что Тоби всё ещё сидит и пристально смотрит на пакеты с покупками. Я достал жестяную банку и показал ему. “Смотри, мясные кусочки”. Тоби залаял.

– Мы ведь взяли консервный нож, не так ли? – спросила Лесли.

Что ж, эта тренировка, вероятно, пошла нам с Тоби на пользу. И, как я уже говорил, магазины были милыми и близкими.

***
Каждый, кто когда-либо рос в поместье, и о ком родители заботились достаточно, чтобы устроить вечеринку по случаю дня рождения, знал об общей комнате. Комната, предназначенная для того, по мнению молодых архитекторов-идеалистов, для чего она могла понадобиться рабочему классу – для рабочих советов, как я полагаю.

На самом деле их используют для проведения собраний арендаторов и местных ассоциаций, а также для вечеринок по случаю дня рождения. Как правило, это большие комнаты с низкими потолками на первом этаже, к которым, если повезёт, примыкают кухня и туалеты. Обычно они такие же неприветливые и гостеприимные, как Центры трудоустройства, но у меня остались приятные воспоминания о том, что было в поместье моих родителей.

Особенно о моём тринадцатом дне рождения, когда я впервые по-настоящему поцеловался с Самантой Пил, бывшей на год старше меня и, как ни странно, мной увлечённой. Кто знает, чем бы всё это закончилось, если бы моя мама не обрушилась на нас подобно гневу божьему и не разрушила всё это. Когда мама поссорилась с моей последней девушкой, то многозначительно сообщила мне, что Саманта теперь квалифицированная медсестра-стоматолог, замужем, у неё двое детей, и она живёт на террасе в Палмерс-Грин. Вряд ли когда-нибудь узнаю о том, что должен был сделать с этой информацией.

Собрание Скайгарден TRA было настолько захватывающим, насколько можно было представить, хотя присутствовало гораздо больше людей, чем я ожидал. По меньшей мере, двадцать-тридцать человек сидели на пластиковых стульях, образовав большой неровный круг. Присутствие там Бетси и Кевина меня удивило, а председательство Джейка Филлипса  – нет. Он оказался хорошим председателем, быстро разобрался с повесткой дня. Нас представили как новых арендаторов, поприветствовали и с любопытством осмотрели, особенно Лесли. Заметно нервничающий сомалиец сообщил о честном обещании жилищной службы Саутуорка осмотреть сломанный лифт на следующей неделе. В зале раздались стоны и свист.

– Помните, что важно фиксировать все эти проблемы, – сказал Джейк. – Тогда мы сможем напомнить их им, когда они попытаются затянуть время.

Несколько человек кивнули – очевидно, это был знакомый совет. Было несколько сообщений о сборе мусора, но ничего о главном – о сохранении самой башни. Мы с Лесли внимательно слушали и записывали имена и лица, чтобы потом отправить их на перевоспитание. На этапе планирования этой операции (после того ужина в "Фолли") мы рассматривали возможность внедрения Безликим своих агентов в башню.

– Вряд ли мы с Лесли будем такими уж незаметными, – сказал тогда я. Найтингейл ещё поморщился, когда я неправильно употребил местоимение,  кажется, я начинаю его утомлять.

– На самом деле мы ничего не скрываем, – сказала Лесли. – Если они заметят нас и отреагируют, тогда и мы засечём их. Если они не запаникуют, им всё равно придётся менять свои планы на ходу, и это также облегчит их обнаружение. А мы будем совать нос в их дела, и они ничего не смогут с этим поделать.

Я не мог не думать о Патрике Малкерне, поджарившимся изнутри, когда его кости загорелись. “А если они придут за нами?” – спросил я.

– Тогда мы с Фрэнком разберёмся с ними, – решительно сказал Найтингейл.

Если у Безликого действительно были люди на месте, то им следовало присутствовать на собраниях TRA, чтобы жители случайно не нарушили их планы. Но они не хотели быть заметными. Поэтому я сосредоточил внимание на людях, которым удалось не заснуть во время собрания, но и не внёсших свой вклад.

Я мысленно выделил несколько кандидатов, особенно двоих. Первым в моём списке был бледный молодой человек с небрежной стрижкой, похожий на гота, отдыхающего на работе. Второй – белый парень средних лет с короткими каштановыми волосами, в твидовом пиджаке с кожаной отделкой и выглядевший, словно коллекционер марок или строитель соборов из спичек. Маловероятно, чтобы гот, работающий в свободное от работы время, пришёл на собрание без скрытого мотива, и чтобы коллекционер марок просидел всё собрание, не высказавшись ни разу.

Последним пунктом повестки дня было – мы, то есть TRA, должны обратить внимание средств массовой информации к странному факту: ремонт пустующих квартир для новых жильцов стоит дешевле, чем платит муниципальный совет окружной охране за их охрану.

Решение приняли единогласно, и собрание закрыли.

Поскольку у нас была только одна удобная мебель, мы с Лесли устроились на диване, пили специальное пиво и смотрели телевизор. На самом деле это был наш ноутбук, стоящий на кухонном стуле и воспроизводящий Би-Би-Си-плеер. Работал он довольно хорошо, если не считать частых остановок для буферизации, из-за нашего пиратского подключения к Wi-Fi, и сигнал был слабоват.

– Может, я из маленького городка, – сказала Лесли. – Но не показалось ли тебе, что это слишком общительно для старого района города?

Я знал большинство жителей своего поместья. Хотя, как бы то ни было, оно было немного меньше  Скайгардена.

– Это необычное поместье, – сказал я. – Совет, вероятно, предложил переселить всех желающих уехать. Остались те, которым  здесь понравилось, либо они слишком упрямы, чтобы что-то менять.

– Я слышала, в Америке угощают пирогами, – сказала Лесли.

– Готов поспорить, в Нью-Йорке этого не делают.

В оконные стёкла ударил шквал дождя.

– Как думаешь, что сказал бы Джейк, узнав, что мы записываем имена?

– Ему бы это понравилось, – улыбнулся я. – После стольких лет тайная полиция наконец-то проявила интерес.

Тоби, казалось, быстро свыкшийся с мыслью, что домой не едем, запрыгнул между нами и устроился поудобнее.

– Так что мы будем делать завтра? – спросила Лесли.

– Завтра мы хорошенько всё разнюхаем, – сказал я, почёсывая Тоби в затылке.