Сложная Жизнь

                I


Вы слышали, наверное, что есть такие люди, которые сразу читают две книги; мой знакомый, например, успевают в один вечер посетить два мероприятия – сперва к шести едет в гости на вкусный ужин, в общество влиятельных людей, где присутствовать престижно за одним столом и слегка захмелев, как бы по-панибратски, похлопать соседа по плечу, может быть и излишне непринужденно, но это доказывает их общую ступеньку в обществе, а что до фамильярности, так свои же. А отобедав и повременив, как положено, и нежно поцеловав хозяйку в обе ручки, непременно глядя в глаза, таинственно произнесёт:   

- Charmant…

Потом извиняясь, откланяется и уже спешит шаловливо пощекотать полуголых барышень, обнимая сразу двух…

И вечер прошёл в мужских забавах, и отобедал в нужном обществе. 

Да, Генрих был выдающийся адвокат, его не иначе как Ваше Превосходительство не называли и он, понимая шутку, снисходительно позволял. Он мог вести сразу два дела, защищая прохвоста и обвиняя без вины виноватого.

По молодости, ещё в студенчестве, он был женат, и как-то во время первого совместного обеда признался жене, что терпеть не может белое мясо, считая лакомством куриные ножки, на что молодая жена капризно сказала:

- Я тоже люблю только ножки и теперь ты мне будешь уступать, - как-то повелительно добавила она.

Он и уступил ей всё и сразу, начиная со своей половины кровати, и вышел из дома в халате и ночных тапочках, поняв с той минуты, что худшее в жизни – это наступать себе на горло и тогда оно не сможет петь… А музыка – это жизнь, любовь и красота…

И даже тогда, когда его сердце спорило с рассудком, а душа при этом металась, не зная чью сторону принять, он их мирил и как опытный адвокат находил компромисс.
Генрих был легкий, спортивный, умел крепко держать парус, ловко тенистую ракетку и изысканно-нежно женщин… 

В свои пятьдесят три года он без труда покорил начинающую модель, стройные ноги которой поворачивали взоры всех без исключения мужчин; она как раз была такой, с вопросительно-восторженными глазами, при которой мужчина себя чувствует хозяином планеты и может этому полу-ребёнку, полу-женщине подарить всё и при этом дурачась с ней, чувствовать себя помолодевшим небожителем...

С ней приятно было спрятаться на райском пляже, куда можно подобраться только на яхте… Такая знаете-ли вседозволенность, покорность и абсолютная нетребовательность; она, как утренняя заря, ещё полгода тому назад венок на лугу плела из ромашек и гадала любит не любит, а сейчас лежит довольная и счастливая, и не веря своему счастью, себе завидует…

Мотылёк, так он называл её, догоняя и набрасывая сачок, она ведь не ведала, что радостно летает вокруг горячего огня и, не ровен час, опалятся крылышки, но пока она трепетно летает, жмуря свои аквамариновые русалочные глаза…

А другая, Миледи, словно кровавый закат, известная в светских кругах богемы, она тоже героиня его романа, коварная обольстительница, жена шапочного знакомого, вычурная дама-нуар; он с ней в загородном особняке, на белой шкуре, возле пылающего камина распят, а она смелая, жадная до приключений наездница…, спасибо что не с кнутом, но какое всё же это блаженство, когда её горящие агатовые глаза закрываются со стоном на твоей груди и усталое распластанное тело замирает...

Нет, без Миледи никак... Без неё нет полного счастья… С Мотыльком в золотых песках аромат весны, хрустальный родник. А Миледи… это другое, с ней горький дым, разъедающий горло, дурман и зов Богов…   

Одна другую никак не заменит и Генрих может себе позволить жить с переменным током; временами яхты, шорты, Ницца, золотой песок и воркующий Мотылёк, а другая его часть, чёрные томные ночи и бесконечно зовущая, жаждущая Миледи... 
 
Его помощница, опытная и очень сообразительная, подыскала для него апартаменты в разных подъездах одного элитного дома. Зная Миледи, она заказывала для неё чёрные тюльпаны в Голландии, этакий декадентский стиль богемской светской львицы, будуар во французском стиле из розового палисандра, где круглая низкая кровать с овальной выгнутой спинкой, рассчитанная куда больше, чем на двух человек, плавно подкрадывалась к первой ступеньке горячей джакузи из золотого стекла, по бокам которой стояли две жардиньерки со свежими тюльпанами в порочном изгибе… 

С Мотыльком было куда меньше хлопот, маленькая уютная студия в стиле Василисы Прекрасной с садом из тюля и стекла и всё это белое, как снежное поле, обшитое белой плотной рогожей, проложенный крест-накрест белый блестящий штакетник, завершал интерьер сада. И повсюду напольные стеклянные вазы; высокие, овальные и пузатые, как надутые шары. Кружевную беседку отделяет белая кухонька, а на другой стенке вмонтирована тахта с кучей белых подушек, по бокам которой стеклянные двери с зеркалами, служили тайными шкафами. Когда она вошла в эту бело-кружевную оранжерею, её встретил сидящий в белой корзинке пушистый котёнок, конечно белый.

Девочка вошла и заплакала у Генриха на плече, и он на минутку решил, что она его дочка и что её кто-то обидел…, она так горячо плакала, вперемежку со слезами рассказывая, что о такой квартире она даже мечтать не могла, а он про себя думал:

- Ангел…, и зачем ей Бог дал такие длинные и красивые ноги, видно что-то пошло не так в этой небесной канцелярии…

Он так растрогался её непосредственностью, что сказал, что дарит ей эту квартирку и что иногда будет приходить, но чаще они будут проводить время в Европе.

Трогательное чувство к Мотыльку уступило место Миледи, которая, как чёрная рысь, уже возбуждала его воображение и не успев покинуть оранжерею с котятами, он уже мысленно представлял себе, как ночью разорвёт её чёрные чулки и бросит на широкую шёлковую кровать…    

- Я приду на днях и принесу тебе что-нибудь вкусненькое, - и увидев её повеселевшие глаза улыбнулся, скорее по-отечески…



                II


Вечер обещал быть привлекательным, приехала из Англии какая-то музыкальная группа, говорят, что это Bittles нового поколения, изысканный отель, смокинг и маленькое чёрное платье а ля Шанель.

Генрих в чёрном смокинге был безупречен, дамы, увидев его замерли, как восковые фигуры Мадам Тюссо. Миледи стояла с мужем, спиной ко входу, лучше бы она так не стояла, потому что её платье в стиле Mireille Darc полностью его парализовало, надо ещё дополнить, что она была с точно такой же фигурой, только с чёрными волосами. Дерзость её туалета не знала границ и вызывала у женщин пересуды, а у мужчин немедленное желание сорвать уже не только чулки, но и платье…

В тот момент, когда Генрих не мог оторвать взгляд от обнажённой спины, к нему со смехом подошли двое полицейских, специально приглашённых на этот вечер, один их них, Виктор, его старый приятель, а Павел, друг детства, рядом жили, вместе родителей похоронили, вместе в детском доме выросли. Они были переодеты и так прибраны, чтобы никто не смог догадаться, что это охрана.

К ним присоединилась молодая женщина с очень сильным рукопожатием в тот момент, когда они со смехом обсуждали, как Генрих не мог оторвать глаз от голой, можно сказать дамы.

- Женя, - так представилась подошедшая женщина и откровенно посмотрев на Генриха спросила: 

- Так значит Вы предпочитаете уже раздетую даму, не охотник, не любите сами раздевать…

Виктор и Павел так громко засмеялись, что гости обернулись и костюм не помог, когда нет воспитания, манеру общения определила профессия. 

Генрих не смутился, но разозлился и ответил:

- Всё зависит от дамы.

Но Женя не унималась, она сама положила глаз на Генриха и вызывающе продолжила:

- Я бы попробовала оба варианта…

Но он уже включил адвоката и сказал:

- Не надо. 

Тут уже задетая за живое, женщина разозлилась и её глаза наполнились мстительным ядом, и она, не смолчав, прошипела:

— Ну это мы ещё посмотрим…

Виктор примирительно вмешался, сказав:

- Да ладно вам, мы всё же тут на работе, - и мягко повернул компанию в другой конец зала…

Обиженная женщина и если она ещё полицейский, то это горючая смесь, и Женя, закусив удила, пристально начала следить за Генрихом, преследуя его день и ночь.

Через неделю ей было известно и всё про Мотылька, и абсолютно всё про Миледи…, 
и она, скажем случайно, столкнулась с Генрихом, когда тот выходил с работы, и сказала:

- Я же Вам говорила, посмотрим, а я на ветер слов не бросаю, так что давайте вместе посмотрим…

И раскрыв толстую серую папку, из которой высыпались фотографии, победоносно на него посмотрела. Она смогла проникнуть во все его квартиры, везде установить не только прослушку, но и камеры, где все привлекательные игры лежали, как на ладони... 

Генрих, очевидно, побледнел, потому что почувствовал, как кровь покинула его тело и по спине прошёлся холодный ветер, оставляя россу. Но профессию не пропьёшь, поэтому он откланялся, добавив: 

— Вот и хорошо, теперь Вы знаете мои предпочтения.

Но Женя справиться со своей злобой и местью не смогла, поэтому добавила:

- В моих руках конец Вашей карьере и муж той роковой дамы позаботится о Вашей репутации…
 
Однако, Женя забыла, что месть блюдо, которое подают холодным, а вот Генрих, будучи первоклассным адвокатом, хорошо научился мирить голову с сердцем и находить компромисс…, его козырь заключался в том, что весь разговор Жени он записал со всеми угрозами…

А дальше оставалось только в уме сложить сумму, при которой Виктор не сможет отказать убрать с полицейского горизонта Евгению Власову.   

Генрих взял с собой конверт, который был значительно тяжелее бутылки коньяка, подъехал к управлению, где работал Виктор, тот вышел минут через сорок, сел в машину и поехал. Генрих ехал медленно, наблюдая со всех сторон, всё шло обычно, облегчённо вздохнув, решил Генрих.

Он знал, где живёт Виктор, но заезжая к нему на работу, хотел удостовериться, что Женя за ним не следит. Через полчаса Генрих поднялся, позвонил и Виктор, открыв дверь, удивлён не был, засмеялся и сказал:

- Ты друг в своей области профи, но я тоже не промах. Я твою машину срисовал ещё в офисе из окна, ты что думаешь, Феррари к нам ежедневно приезжает...

- Да, ты прав, об этом я не подумал.

- Ну выкладывай, что стряслось…

Генрих в подробностях всё рассказал и дал прослушать угрозы.

— Вот стерва, её все боятся, её знаешь, как называют, не Женя, а Феликс, понимаешь почему…

Генрих молча положил увесистый конверт и бутылку коньяка, Виктор всё понял и, оценив вес конверта, сказал:

- Слушай, очень есть хочется, а дома кроме пельменей нет ничего.

- А где же твоя жена? 

- Да она на той неделе в деревню поехала, мать расхворалась, поэтому я без борща, да без котлет.

- Ладно, пойдём пообедаем вместе.

По дороге Виктор сказал:

- Черт его знает, может и дома какая прослушка, никому верить нельзя, но если располовинить твой конверт, то мой кореш, друг, считай с пелёнок, он её уберёт, всё сделает, не промахнётся, ему я доверяю.

- Спасибо Виктор, я знал, что ты меня поймёшь.

- Я, знаешь, каким-то боком тоже виноват, расслабился, подошёл к тебе, а по протоколу не имел права…, так что я у неё тоже на каком-то крючке. А Пашка нуждается, давно иномарку хочет, а тут сразу и мерин готовый.

Пашка был, конечно, преданный, проверенный друг, но пусть по-хорошему, но всё же Витьке завидовал. Виктор был ушлый, с нужными людьми на короткой ноге, оттого ему и перепадало чаще, а Павел всё больше в стороне как-то, не такой общительный был, что ли. Предложение Виктора принял, куш невиданный прикинул, только вот рука дрогнула в последний момент, то ли Женьку пожалел, то ли весь конверт решил себе присвоить. Словно сама душа Виктору позавидовала и Павла предала. Пуля задела, прошлась по косой и Пашке ничего не оставалось, как во всём Жене признаться и в знак примирения весь пакет принести и замуж позвать.

- Я ещё рожу, - говорила она, - с такими-то деньжищами, поехали к Виктору...

- Нет Женя, я тебя подставлять не буду, я мужик и должен твою честь отстоять, и получить всё до копейки…

Только слухи о случайном ранении и горячем примирении по всему отделению вмиг расползлись.

Виктора не обманешь, он всё понял и открыв Пашке дверь сказал:

- А знаешь брат, бери-ка ты весь пакет и ступай с Богом, ты был мне самым родным и близким на этой земле, я бы почку тебе отдал и минуты не думая, я же из всех драк тебя вытаскивал в детдоме..., а ты взял юбку, шкуру змеи…

От этих слов ком встал в горле и Паша, не дотронувшись до тяжёлого пакета, рыдая спускался по лестнице, а толстая серая папка на холодных ступеньках оставалась лежать неприкаянно…


Наташа Петербужская © Copyright 2025. Все права защищены.
Опубликовано в 2025 году в Сан Диего, Калифорния, США.