Письмо к отцу

  Захотелось написать письмо отцу спустя 15 лет после его смерти. Сказать несказанное и залатать прорехи. Иные отцы не воспитывают, но своим примером дают детям пригодные модели для подражания. И уж тем более не уподобляются тому, кто проповедует с высокой кафедры: "Дети мои! Делайте так, как я вас учу, но не так как я сам делаю!". Можно сказать, что моим воспитанием отец не занимался. Он не любил принуждение и, похоже, не было у него от меня секретов. Я мог задать ему любой вопрос и знал, что он постарается ответить на него объективно и честно, даже если правда будет ему невыгодна. Он не любил хвастунов и не старался казаться лучше чем есть. Время, когда он оказал на меня максимальное влияние пришлось на период между 7 и 15. Тогда мы проводили много времени вместе и здесь я намерен перечислить несколько эпизодов из детства, которые мне запомнились. 
  Бытовых морозильников страна ещё не производила, но мама о таком в деревне мечтала. Отец раздобыл где-то фреоновый испаритель и купил пенопласт. Приличных досок не было, я предложил раздобыть их на заброшенном колхозном коровнике. Для этого разобрали кормушку. За день мы сколотили из досок сундук с изоляцией. Выглядел он чудовищно, мать моя содрогнулась. Но отец объяснил, что так всё и задумано. Морозилка будет стоять в гараже, туда могут залезть воры. И она должна выглядеть так, чтобы никому не пришло в голову поднять крышку. Кроме этого отец не хотел, чтобы деревенские нам завидовали. Самоделка исправно работала лет 20 и все эти годы меня смешила. Как воплощение юмора и маскировки. Тогда я понял, что функциональность важнее эстетики.      
  Иногда отец сильно напивался. Так что не вязал лыка и падал. В деревне Лехтуси раз мы играли с Вадиком Такташовым, финско-узбекским полукровкой. "Давай играть в пьяных пап"- предложил я. Мы нашли пустую бутылку из под жигулевского и запрокидывали голову как горнисты. А потом шатались, орали и падали. Отец подсмотрел эту сценку и мастерски  спародировал меня в городе, когда у нас были гости. Сначала я прижал уши, думая, что происходит что-то неприличное. Но ничего, пантомима сработала, гости смеялись и смотрели на меня как на героя. Оказывается, можно легко высмеивать себя и не стесняться своих падений.   
  В одну зиму мне понравилось ездить в деревню от станции Пери на лыжах. Там было 8 км по старой узкоколейке. Однажды, уже в сумерках, местный детина меня ограбил отобрав лыжные палки. Я сильно переживал по этому поводу и рассказал отцу как я струсил. "Это было единственное правильное решение. Палки стоят 8 рублей, не велика потеря. Он был в два раза больше тебя. Знаешь что делает в опасной ситуации ящерица? Она отбрасывает хвост, а сама удирает". Я подумал, что отец просто утешает меня и пропустил разговор мимо ушей. Однако в воскресенье я покатил на станцию Пери и обнаружил в кустах свои чёрные палки. Видимо парень так и не придумал им применения. Финал позорной истории оказался комичным и он заставил меня вспомнить всё то, что сказал в бане отец. Я пришел к выводу, что не стоит цепляться за материальное, лучше быть готовым отбросить всё лишнее как это делает ящерица.      
  Когда мне было 14 я захотелось построить в саду шалаш. До этого я спал на чердаке, но по утрам внизу гремела ведрами бабушка. Кроме этого на чердаке жили осы. Отец вызвался мне помогать. Мы придумали как сделать треугольный домик 5х4. Довольно прочная, но мало привлекательная с виду конструкция обтянутая рубероидом. Дальновидным решением было сколотить там двухместные нары. Незакреплённая верхняя стропила поехала по наклонной вниз и гулко ударила меня по темени. Ноги стали ватными, я рухнул на землю. Отец бросился ко мне. В его глазах был такой страх, что мне без всяких слов стало ясно как я ему дорог.
  Когда мне было 15, мы купили 3-х местную байдарку и всей семьей отправились сплавляться по реке Онега. Там были опустевшие селения, деревянные церкви и северная архаика. В одном месте мы увидели каменное двухэтажное здание и пристань. Высадились на берег и стали подниматься к строению. Наверху мы обнаружили пару десятка странных людей в одинаковых робах. Стало ясно, что это дом для инвалидов с хромосомными аномалиями. Дауны, олигофрены и имбецилы. Завидев гостей они дружно направились к нам. Больше всего это напоминало шествие киношных зомби. Особенно страшен был один подросток-гидроцефал, он напоминал хромого циклопа. Мать испугалась и побежала к лодке. Я тоже был готов праздновать труса, но к своему изумлению увидел, что отец уверенно шагает к дебилам. Они обступили его, тянули руки и трогали. Как будто хотели убедиться, что он материален и им не привиделся. Отец тоже был чертовски рад такой встрече. В конце концов мы купили там картошку, молоко и хлеб, а главврач-алкоголик предложил нам остаться. Отец продемонстрировал мне, что любознательность может оказаться сильнее страха.
  Отец упорно поддерживал миф о своем крестьянском происхождении. Лукавил, ведь его отец был финским учителем. Правда недолго, в 1938 его расстреляли. Однажды соседка в бесцеремонной манере разоблачила отца. "Арво Семёныч, ну что Вы лапшу на уши вешаете! Какой Вы к чёрту крестьянин! Вы посмотрите на свои маленькие, интеллигентные ручки!". Отец покраснел, засмеялся и как провинившийся школьник спрятал руки под стол. Я отлично помню его руки. Они любили играть с электричеством. Делать прикольные кунштюки из самых неподходящих частей. Например игрушечную машинку из жести мог превратить в дверной звонок. В том, что самые нелепые детали соединялись в одном творении и подчинялись его инженерной воле была настоящая магия. Я любил наблюдать за его руками, они умели смеяться. К сожалению, это не передалось по наследству. Мои руки не умеют так радоваться работе.
  Похороны. Отец умер в Москве зимой 2010 года. Накануне я позвонил ему в больницу. Он не жаловался, но сказал что ему сильно надоело жить в этом немощном теле. Я сказал: "Как будешь умирать, так звякни". Он хохотнул и это было последнее, что я от него слышал. На похоронах было не слишком много народу. Приехал один молчаливый коллега из Питера. Это был сотрудник из организации Тяжпромэлектропроект. Что было странно, ведь последние 25 лет отец жил в Москве. Молчун произнес короткую речь. Он сказал, что в институте Арво был для них европейцем. И это было для него очень значимо. Я был сильно удивлен этой прощальной речью. Не представлял себе, что так могли воспринимать моего отца.
...............