Покаяние. Роман. Глава 7

VII
Когда Мельник размышлял о покаянии, то ещё задолго поры созревания и осознания необходимости оной, понимал, что это процесс не ограничивается исповедью, временем, когда мы искренне просим прощения у тех, кого даже неосознанно обидели и не делом, а словом, что бывает в разы чаще, а покаяние, т.е. желание искренне сожалеть, каяться на исповеди ли в храме Божьем, дома в молитве, в личном обращении к тому, кого обидел, совершив неподобаемое, с точки зрения церковных канонов или гражданской этики, и в дальнейшем не повторять более, должно происходить всю жизнь. У человека должно быть хорошо развито чувство самоконтроля, чтобы потом не пришлось оправдываться словами – «я не ведал, что творил» или ещё проще – «ничего не помню». К примеру, если ты нажрался «до поросячьего визга», иначе такое состояние не назовёшь, а потом говоришь, «я не помню», то как гласит закон – «фактор отягчающего обстоятельства», а не повода, для снисхождения.
«Обратитесь каждый от злого пути своего и исправьте пути ваши и поступки ваши». (Иер. 18:11).
О чём гласят десять заповедей Божьих? Первая из них: Я Господь, Бог твой; да не будет у тебя других богов пред лицем Моим. Тут вообще нет никаких проблем. Это аксиома, как минимум в наше время и для тех, кто уже стал на путь веры. Не имеется ввиду, преклонение перед социальными идолами или диаволом, кому продана душа. Как говорится верующими практически всех конфессий: «Бог един».
Вторая заповедь: «Не сотвори себе кумира и всякого изображения того, что на небе вверху, и на земле внизу, и в воде ниже земли; не поклоняйся и не служи им.» На первый и второй взгляд на эту заповедь, не один волосок на голове Фёдоровича не дёрнулся, а стало быть, условно можно говорить, что на ней зацикливаться не стоит, хоть и из виду терять не стоит, а держать себя, свои желания, чувства и эмоции «на коротком поводке».
Третья заповедь: «Не произноси имени Господа, Бога твоего напрасно». А вот тут есть над чем работать.
«Если бы можно было, поставил бы «фильтр» защитный, антивирусник, который буде следит, не пропускать и сигнализировать об «угрозе» нарушения заповеди – было бы прекрасно», – подумал Мельник и улыбнулся своей предприимчивости. Ведь фразы «Слава Богу», «О, Боже» или «Ей Богу» не только у него стало привычкой, а можно слышать повсеместно и постоянно в обиходной речи. И он честно сам себе признался, что считал ранее в том ничего предрассудительного, даже наоборот, предпочтительное.
«Воистину, (надеюсь, что это слово к разряду табу) век живи, век учись и, – чуть подумав, добавил, – безбожником помрёшь.»
Четвёртая заповедь: «Помни день субботний, чтобы святить его; Шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой – суббота Господу, Богу твоему».
Почесав обильно поредевшую макушку и заулыбавшись, не то, чтобы заповеди Божьи радостно, не то, что трагической улыбкой, Фёдорович в конце сделал протяжное «ф-ф-у-у-у» и произнёс: «Да, старик! Это ты там, в педагогике профи, а тут полный профан. Информация для размышления поступила, обрабатывается. Достаточно на сегодня себя доканывать, доживём до утра следующего дня. – Потянувшись, вспомнил, что старики говорили: «На людей потягиваться нельзя, болеть будут» добавил, – интересно, а то, что я потягиваюсь в сторону Святого Писания или иконы – это грех или как?»
После этого однозначно горько рассмеялся, чуть не плача. Успокоился и серьёзно подумав о том, а хватит ли у него терпения и сил, чтобы вот так и быстро себе перестроить. Сейчас мог только одно сказать, что терпение нужно и усидчивость. Чем тебе не учеба? Здесь нет возрастного ограничения, ни нижним пределом, ни верхним, главное требование – созреть для этого.

Изучение Библии, чтобы не «вынести мозг», как всё равно жаканом из двух стволов, приставленных вплотную к черепной коробке и выстрелив дуплетом. Для щадящей дозировки же он и придумал «домашнее задание». Если чуть подробнее, то это делалось так. Он сам для себя делал вводную часть, актуализировал знания, которые помогут справиться с основными узловыми элементами темы. Создав проблемную ситуацию, старый педагог, в течение дня или нескольких дней, порою даже нескольких часов, продумывал, как ответить на поставленные вопросы, поглубже раскрыть тему, подобрать практический материал, примеры, лучше из своего жизненного опыта.
Сегодня в качестве задания было необходимо разобрать первые четыре заповеди Божьи. Первая заповедь была отложена ещё «на уроке», как ныне неактуальная.
Итак, вторая заповедь: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им».
Сколько бы не ломал голову, раскаивающийся раб Божий Кирилл, не мог вспомнить и намёка на то, чтобы было не то, что действие, но и желание возвышать кого-либо или что-либо в ранг кумира. Но, если говорить в плане мировых масштабах, то в сатанинских кругах, который расширяются и растут, что грибы, после дождя, то здесь, бесспорно, проблема стоит. Искушённый лукавым человек, может «изваять» себе идола из вонючей портянки и бить перед этой тряпкой челом и даже биться «у ног её» в истерике. Как представишь это омерзительное действо и понимаешь, что мир сошёл с ума.
Третья заповедь: «Не произноси имени Господа, Бога твоего напрасно».
Приходится согласиться полностью и бесповоротно, хоть раньше, как слепые, мы до этого могли не замечать, и не нужно быть стоумовым, все просто и понятно, но теперь, когда мы это слышим уже, как упрёк, а ещё точнее – заповедь Божью. Вот тут-то нужно хорошенько поработать над собой и не только мне, как замечаю, в последние годы модно стало выпячивать себя верующими и многие и на лево и направо, без нужды бросаться обращениями «Слава Богу», «Ей Богу» или «О Боже». Так подумал Кирилл, размышляя по теме той заповеди, которую он, грешник, часто нарушает.
Мы говорим это уже, не задумываясь, что говорим не в пустоту, а обращаемся к Господу, отвлекая Его и засоряя существенную часть искренний обращений в молитвах и покаяниях с этим, сказанным без необходимости, что можно отнести к «спаму», выражаясь современным языком. Единственно, с чем трудно согласиться, это обращение «Слава Богу». Казалось бы, что это просто замечательно. Но, думается, что оно тогда к месту, когда к этим словам прославления Господа, мы прикладываем в молитве значимый текст обращения, с указанием важного фактора, за что мы благодарим Бога, таких, например, как: «Господи, благослови!» или «Господи, помилуй!»; с благодарностью за хлеб насущный и избавление от лукавого, как в молитве «Отче наш». Вообще-то есть много коротких молитв, когда можно и Бога славить.
Напряжно, непривычно как-то напрягать мозг, чтобы на основе «опорных знаний», которые на сегодня ещё скудные, рассуждать о чём-то важном и первостепенном. Возможно, стоило для начала прочесть книги, Пятикнижие Моисеево, где в книге Исход и книге Второзаконие Ветхого Завета. Или даже это хорошо, что извилины начали шевелиться в то время, когда знания ещё скудные, а потом будет интересно, совпадёт ли мировоззрение, после прочтения книг Моисеева о заповедях. А пока «разминка» или «прогрев мозгов» перед предстоящим нелёгким трудом, который должен стать плодотворным.
Может, хватит на сегодня? Ну, да, сегодня что-то недоделал, назавтра оставил, завтра, а потом вовсе скажу – всё, хватит, устал я и вообще, оно вот это мне нужно?! Нет, брат мой, хоть внутренний голос, хоть голос извне, а, может быть, это проделки лукавого? Нет, врешь, нас так просто не сбить с пути праведного. Так, что там ещё нужно проштудировать?
Ага, на четвёртой заповеди остановились. Читаем заповедь номер четыре: «Помни день субботний, чтобы святить его; Шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой — суббота Господу, Богу твоему». Многие бы сразу обратили внимание на то, что здесь указана суббота, т.е. шестой день недели и говорится – «день седьмой». Суббота, как таковая, остаётся для верующих особенным днём недели, но в храме мы обязаны быть в воскресенье. Известно, что издавна первые христиане для служений евхаристий и агап (вечерь любви) именно в воскресенье. И по свежему прочитанному помнится, что в одном из стихов в Новом Завете от Матфея сказано о воскресении Христа: «Воскреснув рано в первый день недели…». А первым днём недели считалось воскресение, согласно христианскому и еврейскому календарю. «… а день седьмой – суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни (вол твой, ни осел твой, ни всякий) скот твой, ни пришлец, который в жилищах твоих» (Исх. 20:10)
Тут хочется сказать одно – грешен я, по полной программе грешен и тут сплошная «целина», которую поднимать и поднимать. На сегодня только осознание есть – это нужно, это важно, это заповедь Господня и я ею буду стараться постепенно выполнять, как одну из первостепенных, если не первостепенная. Вот хотелось же на третьей заповеди покончить, так нет же. Тем более, что на больную голову. Где он взялся этот ковид, вирус, держащий первенство среди прочих уже пять лет. Пороюсь, в интернете быстрее найду текст, чтоб в вечерней молитве попросить Господа о быстрейшем выздоровлении. Но это уже вечером.

А сегодня же ещё и большой праздник, не выпадающий на воскресение – Воздвижение Креста Господня. В этот день мы должны чествовать Крест Господня, как победоносный меч воина, как, если не оружие, то орудие победы над смертью, над адом и сатаной, над всем злом. Этот праздник можно отнести не столько к рангу «святых и великих», но он почитается особо из-за страданий Христовых на Кресте, ради нас, грешных.   
Что можно сказать о Кресте, если более подробно давать определения его значимости. Мы знаем, что Крест – это символ веры, на нём был распят Христос. Святитель Андрей Критский в писании «Творения» описал так значение Креста:
«Крест — надежда христиан, спаситель отчаянных, пристанище обуреваемых, врач немощных, изгонитель страстей, податель здравия, жизнь погибающим, законоположник благочеcтия, обуздатель нечестиваго злохуления. Крест — оружие против врагов, скипетр царствия, диадима красоты, закон неписьменный, образ неначертанный, жезл силы, твердыня веры, подпора старости, путеводитель слепых, свет для седящих во тьме, наставник невеждам, учитель юношам, приставник отрокам, пестун младенцам, попратель греха, вестник покаяния, глашатай правды. Крест — лествица на небо, стезя к добродетели, залог жизни, смерть для смерти, отражение тления, угашение огня, дерзновение к Богу, ключ к небесному царствию. Крест — страж в нощи, крепость во дни, руководитель во мраке, обуздатель в радости, одушевитель в печали, ходатай, умилостивитель, примиритель, поборник, защитник, покровитель. Крест — помощник в искушениях, хранитель в опасностях, утешитель в скорбях, предстатель в нуждах, кормчий на море, отрада в несчастиях. Крест — охранитель спящих, бодрствователь с бдящими, сотрудник трудящимся. Крест сила безсильным, покой обремененным, пища алчущим, подкрепитель постников, советник подвижникам, одеяние нагим, спутник странникам.
Крест — укротитель богатых, промыслитель о бедных, заступник вдовиц, покровитель и питатель сирот. Крест — честь правителей, крепость Владык, победа вождей, печать девства, союз супружества. Крест — хранитель градов, оградитель жилищ, посредник друзей, отмститель врагам, противник супостатам, преследователь язычников, оборонитель от варваров, блюститель тишины. Крест — царь любви, умиритель мира, союз твари, определитель границ любви — высотою неба, глубиною земли, длиною и широтою вселенныя. Кратко сказать: Крест — глава страданий Христовых, венец совершившихся для нас чудес…».
Какое великое значение имеет Крест, для нас, верующих или для меня, ставшего на путь Божий, на путь к Богу, на путь праведный, на путь веры, уверенности в бытии Бога и духовного мира. «Бог есть любовь» (1 Ин.4:8; 16), и вера в Бога – Любовь по мере своего роста растворяется любовью, а любовь побуждает хранить верность тому, кого любишь…».

День протекал спокойно и размеренно. Болезнь заметно отступила, и Мельник уже ночью не задыхался, спал удовлетворительно, так как с вечера, с дозой антибиотиков, принимал укольчик от «семейной медсестры» Любаши, с пожеланием «быстрейшего выздоровления». А сегодня, хоть и праздник, который шёл к своему завершению, Фёдорович вспомнил, что ещё вчера нужно было перелить вино, которое стояло за «водяных затворах». Не сделай этого, сусло может начать скисать и тогда хорошего вина не получить.
Кирилл любил вино и не потому, что с институтских времён, когда кто-то из «прислужников лукавого», а проще говоря однокурсников, сначала приучил к пивку, которыми отмечали дни рождения одногруппников в пивбаре, размещённом в тенистом уголку парка культуры и отдыха. А в холодное время года, как правило это происходило в комнате именинника, в студенческом общежитии, сначала с соблюдением мер конспирации, а затем шумно и развязно. Любил не столько пить, как «бормотуху» в те далёкие годы и после них, когда в 70 и 80-е годы самым излюбленным спиртным напитком всё же было вино. Это уже после Михаил Сергеевич, сделав «сухой закон», а заодно, когда по его указаниям были уничтожены виноградники, народ пить меньше не стал, а просто стал пить всё, всё, что было доступно, порою в три дорога, но не с 11 часов или с 14, а с утра и не в магазине «Вино-водка», а у подпольщиков.
Лучше сказать, что Мельник увлёкся, не столько вином, как виноделием. Его так увлёк процесс приготовления и то, что с первого же раза оно получилось, и получилось на загляденье, а лучше сказать – «не вино, а солнце в бокале», с «бормотухой» ни в какое сравнение не входило. Лет за тридцать пять, он только пятнадцать лет дегустировал своё вино и на все праздники непременно оно было на столе. Но до следующего урожая мало что оставалось. Последние двадцать лет, бросив пить от слова совсем, он не только забросил виноделие, а наоборот, у него появились выдержанные два, три, четыре и дольше сорта вин, неприхотливых к местному климату винограда, такие, как Изабелла, Молдова и неизвестного ему, доставшегося от старых хозяев сладкого сорта белого винограда, из которого получался замечательный портвейн.
Когда в одну из зим виноград весь вымерз, было обидно до слёз, но знакомые, знающие хобби Фёдоровича, снабжали его сырьём. Хоть дома вино пить было некому, что могла выпить Любаша, пусть и на праздник? Одну-две рюмки и всё. Но ему нравилось раздавать людям и не в качестве презента, а просто так, от души. В последние годы люди стали предпочитать крепкие спиртные напитки и, по-прежнему оставаясь любителями пива, а молодёжь ещё и разного «шмурдука», типа энергетиков и прочего. В прошлом году урожай убила плесень. В этом же году, собрав урожай вызревший, так как сезон был вообще без дождей, сахар в нём зашкаливал. Вторично на сусле он ставить не захотел, посчитав, что 40 литров хватит выше крыши, да и к тому, что настаивался годами в подвале, который Мельник расширил, сделав винный отдел. Классно получилось и он гордился этим, хоть и не пил вино, но только по цвету и запаху мог рассказать о продукции больше, чем тот, что его пробовал и смаковал.
– Мать, а мать, – ближе к вечеру позвал Кирилл Любашу, – из-за этой заразы, свалившей меня, забыл совсем за вино. Поможешь мне или как?
– Дед, а когда же тебе в чём отказывала? Даже замуж согласилась пойти, а могла бы…
– А, ну-ка повтори, чего ты там могла, – делая напускную сердитость, но с улыбкой, спросил супругу, – это же надо так опустить того, кто уже 33 года и три месяца… – после этих слов Фёдорович закатился смехом, пока кашель не заглушил весёлость, откашлявшись, продолжил, – во, гад, не отпускает пока «вируса-папируса». Что ты там мне пропела, Любавушка? А, ну-ка повтори, дорогуша…
– Шо повторить? Шо там тебе послышалось, не знаю. Я тебе сказала, что помогу. Когда это я тебе отказывала? Никогда!
– Ну я так всё и расслышал, – ухмыляясь в усы, ответил хозяин, как его жена на людях часто представляла, когда о нём кто-то спрашивал или в разговоре со своими знакомыми, а женщины, при встрече любят посудачить, упоминала своего супруга.
– Батя всегда говорил, – чуть помолчав, продолжил Кирилл, – что после обеда, когда в церкви основная служба прошла, можно работать. В крайнем случае, грех будет не такой большой. Насколько я понимаю, то в соборе уже прошла служба утреня, литургия и вечерня. А стало быть, грех наш будет минимальный. Был бы меньше, если бы в это время были на службе. Но меня Господь простит, так как я болен, а тебя… сомневаюсь.
– Бог тружеников любит. Попросим у Него сразу прощения. Раз надо, значит надо. Командуй, винодел!
Мельник, не поднимая голову, улыбнулся довольно. Ему нравилась редкая похвала жены. Обычно, она так вот не многословна. Сейчас, видимо жалеет, как больного человека. А ещё, может быть потому, что вирус она принесла в дом, а потому чувство некой вины тоже заставляло быть покорнее и поласковее, тем более, зная «взрывной» характер мужа.
– Ага, с меня труженик сейчас – пародия и посмешище. Сусло неделю бурлило в доме, теперь отправим его и надолго в подвал. Ну, ты знаешь, что нужно: чистое не оцинкованное ведро, ковшик, лейка марля, как обычно.
Десятилитровые баллоны стояли в углу коридора, закрытые от доступа дневного света. Здесь же был люк в подвал. Сам подвал находился под домом.
Работа закипела, делали всё молча, потому что всё было привычно и отработано… до поры, пока Фёдорович, державший баллон с суслом не сделал рывок и сливаемое сусло не выплеснулось из удерживаемого женой дуршлага с марлей, для процеживания сусла.
– Ё…, – сложенное в два этажа нецензурное выражение непроизвольно вырвалось, от негодования и злости на себя, за такую небрежность. – Господи, прости и накажи меня, грешника! – Затем уже более спокойно, но негодующе, продолжил, – вот почему всегда так получается: когда праздник, то или что-то срочное нужно сделать, или просто тянет поработать; вот сдерживался сколько, контролировал себя везде и во всём, а тут… всё равно, что лукавый опять соблазнил. Я его и имя не употреблял скоко. И, на тебе, «картина матом». Господи, прости!
Люба молча выполняла поставленную задачу и делала вид, что ничего не произошло, знала – затронь Кирюху сейчас, сделай замечание или даже начни успокаивать – всё, тогда и небу будет жарко.
Через минуту, «искушённый», успокоился. Дело пошло. Перелили, процедив, один баллон, другой и опустили в подвал, где процеженное сусло, с добавлением сахара снова перелили в чистые баллоны и поставили на «затвор». Оба раза самое тяжелое в подвал опускала Любава, давнюю зная проблему мужа с позвоночником, а теперь ещё и сердцем.
Перелили уже последний бутыль, жена пошла на кухню помыть тару под сусло, а Кирилл Фёдорович, так как давно отвык от перекуров, решил: «Чего тянуть кота за хвост», время идёт. Жене ведёрко полное тоже тяжело, сейчас отолью в трёхлитровку, будет легче и сподручней, не расплескает».
Так и сделал, ковшиком отобрал сусло в трёхлитровую банку и не дожидаясь жены, стал с банкой опускаться по добротным ступеням лестницы, но довольно крутой. Когда немного опустился и бутыль была почти на уровне груди, подтащил её к себе, взяв за широкое горлышко, опустил вдоль туловища в проём лаза до разогнутой в локте руке вниз, и начал опускаться. Неизвестно, за что мог зацепиться тапок на отшлифованных обувью до блеска ступенях, но нога без него пошла вниз и он, это почувствовав, дернулся инстинктивно. И произошло ровно то, что произошло. Облитая суслом горловина выскользнула из руки Мельника, устремилась, не желая нарушать закон всемирного тяготения, вниз, с пронзающим сердце винодела звуком ударилась о предпоследнюю ступень лестницы, обдав частично брызгами сусла и консервы, расположенные на полках в этом подвальном помещении и обильно залив стену и дверной проём в винный отдел подвала.
Интересно было видеть в тот момент лицо любителя виноделия, но зато через пару секунд задрожал подволок бетонного перекрытия подвала, от разразившегося «трёхэтажным матом» Мельника – это был раскат грома, во время летней грозы, после длительной жары, когда сразу же, после проблеска молнии, слышен и характерный треск, и оглушительный её раскат грома. Короче говоря, Зевс в это время точно отдыхал.
После словесного «разряда», мельник, ощутив на себе упавшую сверху тень, успев подумать: «а не конец ли света пришёл», – подняв голову увидел над собой, нагнувшуюся над лазом и опёршуюся руками на бёдра выше колен, с расширенными до юбилейных, с изображением В.И. Ленина советских рублей, глазами, перепуганную жёнушку. Она точно потеряла дар речи, так не зная, что сказать после того, как подумала не что другое, как то, что хозяин «загремел» сам в подвал и, упаси, Господи, чтобы себе чего-нибудь не сломал. Уж за одно можно было точно не волноваться, за язык. Даже, если бы он его прикусил и то, такого громового раската не издал бы.
Затем, Фёдорович, стоя на лестнице в одном тапке, смотрел долго вниз, до конца не веря, что произошло. Молчала и жена, потому что знала, трогать Кирюшу в гневе – смерти подобно. Затем он поднял глаза вверх, посмотрел на жену и выражение какой-то детской жалости, с оттенком скулящего, обиженного щенка стало медленно превращаться из вымученной улыбки в добродетели.
Только после этого, убедившись в том, ничего смертельного не произошло, жена, с облегчением выдохнув, выпрямилась и сказала:
– Поднимайся осторожно. Я сейчас всё внизу уберу, чтоб стёклами не пораниться. Поднимайся!
Поднявшись наверх, Фёдорович первым делом снял уцелевший на ноге тапок и замахнулся резким движением, желая метнуть его в проём лаза, что в «геенну огненную». В крайнем случае в его зрачках отразились искры этого недоброго огня, то ли они вырывались изнутри, если гипотетически представить, что внутри его действительно поселился бес.
– Батя, успокойся, – видя расстройство, из-за произошедшего, мужа, успокаивала словами, – бывает, ничего страшного не произошло. Главное, все живы и здоровы. Помолишься вечером Богу, пусть прощает нас, грешников за все грехи. А что касаемо вина, может быть, помнишь, как в анекдоте «душа меру знает!» – лишнее оно было.
– Да при чём тут вино. Себя кляну за грехи свои и тем самым же и ещё больше грешу. Словами грех ещё больший может быть, чем от поступка.
Эмоции улеглись, и, Мельник, с помощью своей незаменимой помощницы, довел до конца затеянную процедуру с переливанием виноградного сусла. Только стойкий запах, пробивающийся даже через закрытый люк лаза в подполье, ещё долго будет напоминать о произошедшем в большой церковный праздник, Воздвижение Честного и Животворящего Креста Господня. И снова на ум приходит поговорка «век живи, век учись…». Видимо, никогда не наступит то время, чтобы человечество стало безгрешным или, хотя бы какая-то его часть. Ни-ког-да!

Неприятный осадок, конечно, после случившегося остался. И особо обидно было то, что даже в обычные дни от Фёдоровича матерного слова не услышишь, тем более что работал он большей частью, не бетонщиком на стройке. А сегодня просто какое-то Божье наказание, вернее один грех за другим, подлежащие как раз вот тому Божьему наказанию.
Вечером, успокоив немного свою душу и одновременно раздраконив, просмотром телевизора, прочёл по обыкновению пару глав Евангелие, Фёдорович помолился, произнеся тот текст молитвы, который распечатал для чтения и, возможно, запоминания:
«Благодарю Тебя, Отец мой Небесный, через Иисуса Христа, возлюбленного Твоего Сына, за то, что Ты милостиво хранил меня сегодня весь день. И молю Тебя, прости мне все мои грехи и ошибки и охрани меня этой ночью. Ибо в Твои руки я передаю себя, – мое тело и душу и все, что имею. Да будет Твой Святой Ангел со мною, чтобы злой враг не одолел меня. Аминь».
Наступило определённое облегчение и душевный покой восстановился до состояния, когда усталость, особенно душевная, от переживаний и излишне бурных эмоций, сделали дело своё. Из множества, что бредилось что-то нескончаемым потоком, как заигранная пластинка, перескакивая на предыдущую звуковую дорожку один и тот же фрагмент, который, возможно только поэтому и запомнился Мельнику, так как он сны, проснувшись, почти никакие не запоминал. Толи пробуждения плавного никогда не было, толи ещё что.
Снилось следующие. Открытая книга Нового Завета на какой-то страницы. Текст, вернее его фрагмент, один стих, выделенный жирным курсивом, как при «вырезании» его на компьютере, плавно отрывался от остального текста главы, его верхние и нижние края по углам закруглялись. Долетая в виде какой-то голограммной субстанции, приобретало светло-серый цвет, а строчки стихов растворялись в этой серости. И уже перед глазами они становились аккуратной шарообразной формы, как небольшие серые воздушные шары. Они, как гелиевые шарики, поднимались выше и исчезали вне зоны видимости глаз, в черепной коробке самого видящего этот весь процесс, то есть сон смотрящего человека по имени Кирилл.
Затем он уже видел, что становилось с теми, бесконечно-поднимающимися, оторвавшись от своих колонок текста, стихов, превращенных позже в шары – они снова преобразовывали свою из шарообразной в плоскую прямоугольную форму, как экран монитора, серого цвета. Даже не совсем серого, а серо-зелёного, напоминающего светящийся кинескоп лампового телевизора, после прогрева, когда на него не поступал луч электронной трубки, «рисующий» линейной и вертикальной развёрткой изображение. Единственная разница была в том, а он прекрасно помнил, когда, например засыпал, по телевизору заканчивалась программы и заставки в виде специальной рамки и звукового сигнала, для настроек телевизора не было ¬– экран просто светился, заливая светом комнату. Тогда и прозвали свет экрана кинескопа «голубым огоньком».
Утром, пытаясь понять, разгадать сон, ничего лучшего в голову не приходило, как ассоциация серого цвета с черепной коробкой с плоским «дисплеем», что могло только говорить о серости, не о сером веществе головного мозга, а именно о серости индивидуума. И этому сравнению он совершенно не обиделся, сам придумал и сам согласился. Ведь самый умный человеческий мозг не в состоянии вместить в себя даже крупинку тех знаний, которыми обладает мировой потенциал, только сохранившихся до нас знаний, начиная с письмен на камнях и бересте, заканчивая Письменами мудрейших мира сего, не говоря уже о современных учёных умах. И в случае обогащения ими, эта серая картина на мониторе могла бы проясняться, сначала засветилась бы точка, начала увеличиваться, затем экран перестал быть серым, а стал яркие жизненные краски, как индикатор зарядки аккумуляторной батареи. Вот бы можно было, подойдя к человеку, глянуть на его индикаторы, вместо глаз и молча идти дальше, т.к. они не светятся, а что с «серостью» разговаривать или наоборот.
«Я много не понимаю, а потому, мне нужна помощь, чтобы во всём этом разобраться. И помощь в каких-то вопросах святого отца и помощь Господа. Что я могу сделать прямо сейчас, то это вот что:
Господи, благослови. Господи, помоги мне сделать это дело во славу Твою. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!»
Куда ночь – туда сон. Хотя сон, если разобраться, не без смысла, поучительный. И видимо его актуальность вызвана тем, что Мельник с каким-то, не только желанием, но даже рвением взялся за изучение основополагающих для православной веры книг. Нелегко они даются, непривычно, с «пробуксовкой» и повтором, закреплением и последующим обдумыванием большинства важнейший аспектов, понятий и канонов. Новый день начался. Стало быть, нужно Господа благодарить за спокойную ночь и просить доброго дня. И пусть он у всех будет добрым.