МАМА НА ОДИН ДЕНЬ

      Сырой, промозглый ветер гулял по пустому лётному полю, шуршал жухлой травой на краю и гонял серые тучи в низком небе. В классе предполётных указаний пахло керосиновым выхлопом, сыростью и ещё чем-то тревожным — таким, что не сразу распознаёшь умом, но зато чувствуешь кожей. Майор Виктор Терехов стоял у окна, сцепив руки за спиной, и смотрел, как выруливает на взлёт Су-27. Его родной Су-27 самолёт с бортовым номером, 104 на котором он столько лет летал и который никогда его не подводил.
       Впрочем, теперь — уже не его. Вот теперь им управляет другой лётчик, а он стоит тут в штабе и ждёт вызова – он увольняется…  Документы на увольнение готовы. — Начальник строевого отдела, не глядя, поставил печать....

    - Увольняюсь не потому, что подвело здоровье, нет, с здоровьем всё в порядке, но с семьёй не сложилось. Моя любимая родила мне прекрасного мальчика и чрез полтора года скончалась от рака. Она знала, что у неё рак и что если она будет рожать, то неминуемо затянет процесс и болезнь не пощадит её – но она отказалась от пресечения беременности для последующего лечения, потому там гарантии не было и родила замечательного малыша. Никто не гарантировал что она вылечится, но она гарантировала, что успешно родит ребёнка.

      Последние дни её в больнице, где её поддерживали наркотиками, были ужасны, боли не покидали её ни на минуту, но она держалась и когда приходил я, она находила в себе силы, чтобы улыбнуться. Она умерла у меня на руках – я пришёл в палату, у неё был жар, врач стоял рядом, она что-то бессвязно бормотала

      - Извините Виктор, вам будет тяжело… это агония.
Я бросился к кровати, она увидела меня, в её глазах блеснула радость и из последних сил она прошептала: Береги сына… найди…

Она не смогла закончить фразу, глаза закатились и она ушла от меня навсегда… ушла моя любимая женщина, пожертвовавшая жизнью ради ребёнка. Я прижал к себе её тёплое тело, прижался к склонившейся голове и заплакал. Слёзы капали на лицо моей любимой, я неумело пытался их обтирать, целовал её губы, которые уже не отвечали мне…

        Врач помог мне прийти в себя, потом были похороны и проводы, но ни у меня, ни у неё родственников не было – мы оба были детдомовцы. На похоронах и проводах были только мои сослуживцы и соседки, с которыми дружила она. «Найди…» - что или кого… теперь не узнать, но сын, которому было только полтора года…

      - Поэтому я увольняюсь с любимой работы, ради любимого сына, ибо никто мне не может помочь в уходе и воспитании его. Надеюсь, найду работу, не связанную с огромной лётной нагрузкой. Да, придётся трудно, придётся искать не только работу, но и квартиру, а военную придётся сдать, придётся искать няню для помощи… много ещё чего, но выбора нет – у меня наказ «Береги сына».
И вот я жду у кабинета начальника штаба дивизии, где должно быть оформлено моё увольнение.
       Неожиданно подошёл командир полка Сысоев Геннадий Сергеевич, положил руку на плечо

       - Виктор, у меня предложение – ты прекрасный лётчик с большим опытом, а у меня нет одного штатного руководителя полётов(РП) – полёты, сам знаешь, не каждый день, и если что, тебя и подменить не сложно – оставайся в полку.

       Я задумался, взглянул на подполковника: армия – это дружный коллектив единомышленников, объединённых одной задачей и смыслом жизни. Он подошёл ко мне не как начальник, а как командир с заботой о подчинённом. Я задумался – в этом было большое решение части моих проблем.

       - Это реально?
       - Реально Виктор, соглашайся, мы все поможем чем можем.
       У меня комок подступил к горлу, не мог ничего сказать, он это заметил, обнял за плечи

       - Согласен?
      Я не в силах вымолвить, кивнул.
      - Вот и отлично. Ступай домой…тебе там нужнее, а я распоряжусь, все документы оформим, придёшь за новой должностью через неделю, пока документы буду ходить в «армию».

       Но должность не просто далась командиру полка.
       Генерал Найдёнов рассматривал мои документы и обоснование назначения посчитал не верным.
       - Вы зачем отца-одиночку ставите на такую должность. Ему за ребёнком следить и ухаживать, а вы его в «руководство» пихаете.
       Сысоев даже со стула поднялся.

        - Не пихаю, а назначаю. Терехов прекрасный, опытный лётчик, командир эскадрильи, прошёл все категории испытаний. Да, его постигло несчастье – но именно сейчас мы должны его поддержать.
       - Мы?
       - Да, товарищ генерал – мы, лётчики, его товарищи, вы тоже лётчик…
       - Это запрещённый приём, подполковник… И у меня есть другая кандидатура, тоже лётчик, вернее лётчица, и её настоятельно рекомендовали из штаба ВКС.

       Сысоев опустил голову, усмехнулся.
       - Ещё тогда, когда создали группу девушек в лётном училище, я высказался о нецелесообразности учить на лётные должности женщин…
      - Не женщин, а девушек.
      - Женщинами не рождаются… женщинами…
      - Не умничайте Сысоев…

      - А я не умничаю, а истину пытаюсь доказать. Выучилась, пришла, месяц полетала,через 9 месяцев родила, в декрет на том и конец. Мои летяги уже прослышали об этой кандидатуре, очень веселились от перспективы попасть к ней помощниками РП на ночные полёты… – не замужняя, личиком так себе и как лётчик – так себе, но девушка… А мой полк у границ летает и мне нужен свой опытный Руководитель. За время службы он уже тыщщу раз был сменным руководителем, его и учить не надо.

       Генерал взглянул на Сысоева.
       - И учить не надо… ну-ну, через месяц ЛТУ с перебазированием двух полков и бомбометанием – вот посмотрю на него… назначай временно. Иди. А её пристрою, где ни будь, но за Терехова спрошу по полной. Мы не благотворительная организация, некогда думать за всех и в один день всё может поменяться да так, что мало кто живым останется. Сам знаешь. Посмотрим, как будет работать - тогда примем окончательное решение. А он пусть думает о жене, второй жене… ради сына…

     Сысоев в задумчивости прошёл по штабу, вернулся в свой кабинет. Нужно объявить решение Терехову, но вот эта приставка – «временно» портила всё его человеческое отношение, а деваться некуда. Да и Терехову, по сути, деваться некуда…
     - Зайди Виктор, - позвонил он по телефону. Тот вошёл.
     - Как твой малыш?
     - Да всё нормально. Соседка сердобольная, очень любила с моей женой общаться, а в детях души не чает, но сами понимаете… сутками сидеть с ним не станет, да и сын будет её воспринимать… старая она уже. Через полгода буду в садик определять.

     - В садик… а ты не думал о второй жене? Ну нашёл бы женщину тебя достойную…,
     - Сысоев, опустил голову, - впрочем, что я, у тебя ещё и сердце не зажило. Ладно – решение принято - назначаешься Руководителем полётов со всеми выкладками. Но через месяц сложное ЛТУ и сам знаешь – ошибок никто не простит. Иди, я в тебя верю, через неделю вступаешь.

       Сысоев не стал вставлять это «временно» - не по-человечески это – учения всё определят.
Терехов вернулся домой. Нина Ивановна, у которой был сынишка, предложила ещё побыть с ребёнком, но Терехов сам соскучился по сыну.

      - Я так вам благодарен, Нина Ивановна, но всему есть время. Вот через пару месяцев к «детским яслям» будем готовы… тогда легче будет.
Наблюдая как его малыш усердно ползком осваивает комнату, вспомнил слова Сысоева – «вторая жена». Это очень важно и как разглядеть в женщине настоящую жену, которая полюбит его сына… и очевидно у неё тоже будут дети… и как отношения между ними…

     Нет никого важнее жены - ни работа, ни увлечения, ни друзья, ни даже, родители. Потому что этот человек рядом с тобой ни из долга, ни по крови, ни из-за обязанностей, а из-за выбора. Есть момент, когда вокруг всё кажется срочным - дела, встречи, обещания другим людям. Ну а если именно тогда, когда она ждёт, ты выбираешь другое, то, со временем за это надо будет заплатить.

     Ведь жизнь похожа на дом: родители уйдут первыми, дети вырастут и уйдут в свои семьи. Друзья приходят и уходят - у них тоже свои семьи и, в конце концов остаётесь вы только вдвоём. Жена – это человек, который не обязан быть рядом, но всё равно остаётся. Этот тот, кто помнит твои страхи, твои падения, твои успехи, твои улыбки и именно её выбор – оставаться рядом с тобой. Можно пожалеть, что выбрал плохую работу, не нужные дела, чужое мнение, но невозможно жалеть о том, что выбрал жену. Потому, что там, где выбирают жену нет холодных комнат и пустых стен.

      Женщина в итоге — это то, без чего мужская жизнь теряет всякий смысл, и то, что настоящего мужчину должно тревожить и привлекать до гробовой доски... А для твоего ребёнка нет ничего более важного чем мама. Жизнь расставит всё по местам, - наконец решил он. - Учения через месяц и хорошо, что в новой должности он уже никуда не улетит.

**
        Учения начались с того, что Терехов сначала не мог понять замысла и впал в ступор:
        - Первая эскадрилья, во вторую смену проводит Лётно-тактическое учение (ЛТУ). И тут вводная! - перед самыми полётами узнаём вдруг хорошенькое дополнение: наши шестнадцать, на Су-25 уходят, работают на «переяславском» полигоне, садятся там, на аэродроме «Переяславка», там заправляются и возвращаются обратно, отработав снова на их полигоне (так задумано и готовились). А оттуда прилетает эскадрилья МиГ-27 (16 самолётов), работают на нашем полигоне, садятся у нас, и после заправки уходят домой, поработав по целям нашего полигона ещё разок.

         Здрасьте, сто гусей! Вы пришли, а нас не ждали! Во время разведки погоды один наш экипаж смотрел погоду в нашем районе, один ушёл на «Переяславку» глянуть погоду по маршруту и отвезти им нашу «плановичку» к нам прилетела их спарка с зам. командира полка. Он привёз их плановую таблицу, которую я увидал только перед самыми предполётными указаниями.

      — Погодите! — удивлённо воскликнул Виктор. — Если совместить нашу плановичку и плановую переяславских, время ВЗЛЁТА нашей группы и ПОСАДКИ гостей отличается всего на пять минут!
         — Ну и что? — на него полковые командиры посмотрели, как на марсианина.
    — А если МиГи не выдержат время и придут раньше? А наши запоздают со взлётом минуты на две?
     — Всё нормально! — машет рукой прилетевший подполковник. — У моих будет топливо!
      — Сколько? — вопрошающе гляжу на него.
      Ответа не последовало.

       — Подождут! — говорит командир полка подполковник Сысоев Г.В. - Поставите их на кругу и всё!
      — Но ведь так это не делается! — упрямлюсь я. — Это два разных полка! Два разных типа самолётов. Сколько у них топлива при выходе с полигона будет?
     Заместитель командира переяславского полка почему-то упорно молчал!
       — Я не услышал ответ на свой вопрос по топливу!
     — Ладно! — снова говорит Сысоев, будто я ничего сейчас не сказал. — У нас ЛТУ, и у них ЛТУ! Мы улетаем к ним, они прилетают к нам!
      — Это я понял! Я не пойму! А какая проблема им задать время прибытия позже?
       — Нет-нет! Такой замысел учений и утверждён комдивом. Он скоро прилетит, у тебя на КП(командный пункт) наблюдать будет.
      - Ни хрена себе контроль!? Меня что, уже в тираж готовят?
      - Не паникуй - Всё будет хорошо! У них топлива останется много.
      Я покачал головой: пять минут интервала – это для боевой авиации ничто!

      Генерал вскоре запросился на посадку – сам прилетел на МИГаре, пришёл на КП. Виктор представился, тот кивнул, пожал руку. Может генерал всё же облегчит эту «нескалдуху»!
      - Товарищ Генерал, тут в плане ЛТУ(лётно-тактические учения) нестыковка получается – нет зазора по времени в работе двух полков – это чревато…  сойдутся же над точкой, товарищ генерал! Сойдутся! Да знаю я все эти совместные полёты двух полков!
      — Всё рассчитано, не паникуйте, товарищ майор! Я утверждал и подписывал этот план.
      Я выдыхаю.
     - Чёрт его знает! Может, действительно сгущаю краски!
      Начал полёты ровно в 18 часов – секунда в секунду.


**

Анна Сергеевна, сидела за столом перед горкой школьных тетрадок – она ведёт уроки русского языка и литературы. Анна чётко представляла, что нет ничего более важного, чем родной язык для маленького человека, что именно с языком возникает понятие Родина. И нужно быть большим профессионалом, чтобы убедительно доказать это и преподавателям, и их маленьким и взрослым ученикам.

       Институт позади и вот она учитель и классный руководитель. Такие времена нынче настали, что женщины стали сильными – и появилась категория - деловые женщины. Если постоянно притягивать прошлое за уши, мусолить события, которых уже не вернуть, действовать в соответствии с чужими словами и советами, то ты никогда не начнешь жить своею жизнью.

       Подумаешь, кто-то ожидал от тебя большего! Ты отдавалась делу ровно настолько, насколько могла — и даже больше. Всё. Миссия выполнена. Подумаешь, бывший муж сообщил, что ты самая ужасная женщина на планете! А что ещё он мог сказать, чтобы напоследок ударить побольнее? Да именно ударить – ты не родила ему ребёнка. Но в глубине души таится желание быть нужной, быть любимой.

       В тебе огромный запас сил, энергии, смелости и любви. Любви не растраченной. Огромный в рамках твоей жизни. Другого нет. Используй её так, как она должна течь по замыслу, и тебе будет достаточно всего — ресурсов, сил, энергии, любви, денег, красоты. У тебя в работе подрастающее поколение – они смотрят на тебя с восхищением, они в восторге от того, что у них такая учительница – высокая, строгая, красивая и так много знает…

**
          Первый вылет прошёл благополучно - 1-я эскадрилья прошла по первому маршруту на малой высоте и отработала по целям на своём полигоне. Зашли на посадку. Сели, начали готовиться к вечернему вылету на «Переяславку» с работой на их полигоне.  Командир эскадрильи майор Гена Дробышев запрашивает запуск эскадрилье в расчётное время. Разрешаю запуск по плану. Эскадрилья не спеша стала запускать двигатели. А наша «Группа руководства полётами» была занята другим: точку проходила та самая эскадрилья МИГов с пролётом мимо, на наш полигон. Они прошли с рёвом.

Когда обстановка разрядилась, командир полка, который с начала полётов всё время безвылазно был на КДП(командно-диспетчерский пункт), примирительно говорит:
      — Ну вот, видите, Виктор Игоревич! Они сейчас будут работать у нас полигоне! А наши взлетят! Всё по плану!
      Но я этого оптимизма не разделял.
      — Да нет, — отвечаю, глядя на авиационные часы-хронометр перед собой. — Они прошли на 10 минут раньше установленного времени!
      — Ничего...
      — Ничего хорошего... — тихо добавляю я.

       Сигналами   светофоров разрешаю Дробышеву занимать ВПП(взлётно-посадочная полоса). Под потолком алармистским напоминанием замигало огромными буквами красное табло «ВПП ЗАНЯТА!» Эскадрилья начала выстраиваться на полосе и готовиться к взлёту и тут! - первые МИГи гостей запросили «Подход» с полигона. Разумеется, на 10 минут раньше... Полигон-то у нас под боком!

        — 501й, со «Слитка» в круг?
        — Слесаря вызывали? — тихо проговорил Витя Петров, высотомерщик
        Командую «Руководителю Ближней Зоны»(РБЗ):
        — Полторы тысячи им!
        «Ближняя зона» даёт им подход на 1500.
      — Пусть летают над точкой, пока наши не взлетят! — тоном, не предусматривающий возражения, капает на мозг подполковник Сысоев. Но я, как лётчик понимаю, что не всё так просто и запрашиваю «остаток топлива», ну так, на всякий случай интересуюсь.
         — 501й, остаток?
          — 600...
          — 508-й, - у меня – 400 — докладывает крайний ведомый из этой же группы.
           Я с возмущением посмотрел на Сысоева. Тот кричит:
          — Пусть летают! С таким остатком им можно ещё полчаса летать!       
          Входит генерал - командир дивизии, останавливается, осматривает экраны    локаторов.               
          — С остатком, ниже аварийного? — удивлённо гляжу на Сысоева. — Это для меня новость!
         Командир отводит взгляд. Комдив продолжает смотреть на экраны локаторов, хмурится.
           Ну что, делать ничего не остаётся! Включаю «зелёный» для взлёта и командую Дробышеву в эфир:
           — 121-ый, немедленно взлетайте!
          А на ВПП из эскадрильи выстроилось и готово к взлёту лишь одно звено -3 самолёта из шестнадцати! Остальные выстроиться на полосе уже не успевают.

            Даю команду «Диспетчеру подхода», чтобы разрешал группам роспуск и снижал перелётчиков на «высоту круга» 900 метров для захода на посадку. Топлива у них не на полчаса, как мне кричал полкан, а минут на 5-7! Не больше! И то, если летать до сухих баков, до выключения, вернее, самовыключения двигателей по причине выработки керосина. А дальше – «Господи Боже, спаси меня!»
            - И тогда меня уволят! («Ведь знал, что у МиГов малые остатки!? Ты почему не завёл их на внеочередную посадку?!? - Ммм – так ЛТУ?? - Да мне по хрену твоё ЛТУ, ваши самолёты были на земле, им ничего не угрожало!!!» — «Да вот, командир полка мне приказывал... Я боялся...» — «А вы, товарищ майор, не имеете права бояться!! А обязаны соблюдать лётные законы!! Для этого вам и вручают погоны!!!»         

         А если не дай бог кто-то погиб? Тогда РП собирай характеристики в трибунал! Сысоев мне на следствии не защитник, он потом только руками разведёт: «Я полётами не руководил! А мои указания носили рекомендательный характер!..»
Это его, конечно, по службе не убережёт. А я – «...по тундре! По широкой дороге! Где мчится поезд Воркута – Ленинград...» (По статье УК РСФСР «Нарушение правил полётов и подготовки к ним», с гибелью людей – от 7 до 15...)

            — 509-ый, со «Слитка» в круг? — это ещё звено.
              Отдаю группе команду на роспуск отставанием и разрешаю подход по нашему атмосферному давлению на 900. Попутно выясняю, что и там остаток топлива у крайнего ведомого - 420 килограмм!

        Ну что – какой там «остаточек ниже аварийного?!
       Дробышев взлетает со своим ведомым. Я диспетчеру -
       — Диспетчер, взлёт пары 121-го!
       — Поняла!
       — 501-ый, на третьем, шасси, крыло выпустил,
      Гладышев смотрит на меня: тянуть ему третий или давать разворот...
       — Протянуть! — кричит полкан.
      Но тянуть третий разворот вообще запрещается, он должен выполняться на своём месте!
      
      Я быстренько просчитываю это и отрезаю:
          — Нет! Остаток мал! Пусть заходит!
          — 501-ый, заход! — быстренько командует РБЗ(руководитель ближней зоны), пока не передумали. Ведь всю кашу на кругу потом расхлёбывать и ему тоже! Он так же, случись чего, под статьёй ходит!
          — Понял, 501-ый!
         У меня взлетает уже вторая пара.
           — Диспетчер, взлёт пары 123-го!
           — Диспетчер, - поняла!
             А на ВПП ещё четвёрка! И к полосе подруливает звено и пара.

           — Не успеют! «Не успеют!» — говорю я тихо сам себе и выключил зелёный светофор перед полосой, запретив остальным самолётам занимать взлётную. Полкан перехватывает взглядом мои действия с переключателем сигналов. Впрочем – наблюдают все: Сысоев, зам командира полка из «Переяславки», Комдив. Последний молча наблюдает за происходящим и лишь сопит рядом.

       — Наши успеют! Дайте только этим проход! Включите зелёный на взлётную нашим! — командует Сысоев.
       По НПП(наставление по производству полётов) во время полётов РП подчиняется напрямую командиру полка!
      -  Ага! Щааззз! Наподчиняюсь сейчас я ему - себе на голову!
      — У моих топлива нет! — тихо говорит подполковник из перелётчиков.
      — Вы же доказывали мне, что топлива у них будет много! — с гневом сверкнул я в его сторону глазами. — Это вы говорили, имея расчёты, или так только думали?
      — 502-ой, на третьем, шасси, крыло выпустил!
         — 502-му – заход!
         — Понял!

        Сверху, над окном тревожным напоминанием продолжает мигать табло «ВПП ЗАНЯТА!» - умереть – не встать!
      Третья пара начинает разбег.
      — Диспетчер, - взлёт пары 126-го!
      — Диспетчер, - поняла!
      — Успеют! Дайте МиГам проход и наши успеют! — это Сысоев.
      — А что потом? У ведомых там по 400 литров! — отвечаю я на повышенных тонах. — Уже 300! Им даже на круг не хватит!

      — Вы – руководитель опытный! Потом… потом вы что-нибудь придумаете! — с детской простотой говорит мне прибывший полкач.
      Я чуть не захлебнулся от негодования!
      — Что?!! Что я потом придумаю!?! — и хотел кое-что добавить на букву «Х»!
      Резко ответить не даёт РЗП(руковдитель зоны посадки):
      — Виктор Игоревич, самолёт подходит к ДПРМ! — говорит мне РЗП. - И в эфир:
      — 501-ый, к "дальнему", шасси, крыло, механизация!("Дальний" - приводная радиостанция в 3-5 км в торце ВПП).

      "Дальний привод" – это всего 4 километра до полосы!!!
      — 501-ый,- прошёл "дальний", к посадке готов!
      Табло «ВПП ЗАНЯТА!» горит!
      И в зале управления наступила удивительная тишина…
РБЗ, РЗП – слева от меня, командир полка и даже хронометражистка – справа, все уставились на меня как на Бога.
      Все понимают, что это трындец! И все в ожидании...

      Надо принимать экстренное решение! Итак!..
      Экипаж просит посадку!
      А у меня на полосе самолёты!
      Взлетать им нельзя из-за малого интервала – их может перевернуть от спутного следа, ибо предыдущая пара только-только начала разбег!
      На истребителях-бомбардировщиках гостей, особенно у крайних ведомых в звеньях, – критически мал остаток топлива!
      МиГ-27 после «дальнего» - удалении 2,5 км!!!!!
      На ВПП – наша пара!!!

      Всё это вихрем проносится у меня в голове... И весь этот клубок надо сейчас распутывать мне! Твою мать!
      Боже ж ты мой, как я не люблю такие ситуации! Ведь ошибиться в решении нельзя!
      — Товарищ майор - диспетчеру что?
      — Зина, не сейчас! Даже если тебя насилуют – терпи!
      Выключаю светофор разрешения взлёта нашим самолётам. Тревожное табло гаснет. Но я-то вижу и знаю: на ВПП – два Су-25!
      — 501й, запрещаю, запрещаю посадку! Вам – проход! Посадка с круга! Высота 900!
      — Понял, 900! — говорит 501-ый.
      На повышенных тонах и с нажимом:
      — 128-ой, запрещаю, запрещаю всем взлёт!! Не взлетать!! ЗАПРЕЩАЮ ВЗЛЁТ!!! — И уже спокойным тоном (чтобы успокоить экипажи в воздухе):
      
      — Группе освободить ВПП через рулёжную дорожку(РД) номер 2.
      — Что вы делаете! — с криком возмущается Сысоев. — Пусть взлетают!
      — Ну да - чтобы свести их на первом <развороте>, которые только что пошли  на второй круг? — а сам веду взглядом набирающий от ближнего привода высоту «мигарь» и посматриваю: начали ли движение по полосе наши самолёты?

      — 502-ой, - к «дальнему», шасси, крыло, механизация! — это РЗП.
      — Вы мне группу разорвёте пополам! — а это Сысоев орёт!
      — Я жизнь лётчикам сохраню — как вы думаете? - Как-то безпафосно сказал.
Но мог бы и промолчать: можно никому ничего не доказывать, хотя бы потому, что просто не до этого!
      Я принял решение! ВСЁ!!

      — 502-ой, - на «дальнем», к посадке готов!
Наблюдатель за заходящими самолётами и его голос по ГГС(громко-говорящей связи):
      — Всё выпущено!

      — 503-й, на «третьем», шасси, крыло выпустил!
      — 503-му – «заход»!
      — Понял, 503-ий!
      — Диспетчер - посадка 502-го! — говорю по "громкой", слежу за пробегом «мигаря» на полосе, градиентом падения скорости у него и выпуском тормозного парашюта.
      А для всех, кто на КДП добавляю тихо:
      — Зато лётчики живы, а самолёты целы!
      — Диспетчер - поняла!

      Проверил безопасность входа в круг 501-го относительно других МиГов группы и лениво продолжаю:
      — ...и у нас с вами, не будет едкостей по службе и по линии прокуратуры!..
      — 504-ый, на третьем, шасси, крыло выпустил!
      — ...это и есть – счастье командира полка...
      — 504-му – заход
      — ...да и для Руководителя Полётов – разлюли-малина...
      — Понял, 504-ый!
      — 503-ий, к «дальнему», шасси, крыло, механизация!...

      — У меня скандал будет по линии Командующего!
      ... и тихо формулирую своё понимание ситуэйшен:
      — Скандал – это когда жена вас застала в постели с любовницей! А этот случай - как насморк, через неделю и забудете товарищ подполковник! Командующему же объясните... Как всё у нас хорошо начиналось! И как из-за этих «переяславских» фофанов всё не удалось!.. Думаю, поймёт! Только не проговоритесь, что я вас обо всём перед полётами предупреждал.

      «Говорил же: сойдутся! Предостерегал! Нет! Всё рассчитано! Всё будет хорошо!» — размышляю я со злостью.   
      А сам веду взглядом выравнивающий над полосой МиГ-27, готовый оказать помощь лётчику в посадке на незнакомом ему аэродроме...
      — 504-ый,- к «дальнему», шасси, крыло, выпустил.
      «Шершни! Ни черта развития ситуации предусмотреть не могут! Как чувствовал!..»
      Но здесь моя помощь не понадобилась. Молодец парень, классно посадил свой самолёт строго у посадочного «Т», даже колёсики раскрутил о бетон.
      — «Отлично» ему за посадку! — едва слышно говорю хронометражистке.
      — Поняла...
      На КДП всё сказанное Руководителем Полётов, даже очень тихо, исполнители схватывают на лету.

      Выпуск тормозного парашюта у 503-го...
      — 504-ый, на «дальнем», к посадке готов!
      Зелёные огоньки на табло — Всё выпущено...
      — 504-му – посадка!
      — 504-ый понял!
      Тут мельком глянул на индикатор диспетчерского локатора. И недовольно говорю «Руководителю Ближней Зоны»:
      — Вот это мне ни хрена не нравится! Володя! Азимут - 45, удаление 14, подходят к "третьему"(повороту), дистанция между ними менее четырёх <километров>! — а сам уже снова веду взглядом планирующий на посадку МиГ.
      — Да вижу...
      — Не вижу, а разводи!
      — Да протяну я второго...
      — Я тебе протяну! За ним ещё десять самолётов! Что, крайнего на 40 километров тянуть потом будешь?! Отверни 507-го влево!
      — 507-ой, примите влево 15 <градусов>!
      — Выполняю, 507-ой!

      — ...расскажите Командующему, как мы героически их всех здесь разводили! — продолжаю я.

       Мать честная – генерал то тут! Сидит, молчит, всё видит и слушает, а мы в запарке, про него забыли!

      МиГи один за другим садились, и затем освобождали ВПП. А на магистральной Рулёжной Дорожке(РД) ещё стоит колбаса наших самолётов, не успев освободить МИГарям место для проруливания на ЦТЗ(центральная топливо-заправка)! В этом непростом варианте Володя Гладышев слегка подрастерялся - есть же предел человеческих возможностей. Пришлось мне ему помогать, хотя сам был отвлечён планированием самолётов после ДПРМ(дальний привод) и посадкой – это моя визуальная зона ответственности.

        Господи! да у РП все зоны ответственности – его! В том числе и ближняя зона ответственности Гладышева, и "зона посадки" Петрова, и "дальняя зона" Командира полка, и визуальная зона помощника РП на СКП (назначается всегда лётчик)! Везде РП должен контролировать, подсказывать, в случае надобности вмешиваться в управление и править обстановку.

      Когда обстановка была разряжена, подполковник Сысоев накидывается на не успевшего сбежать с КДП, всё ещё стоящего здесь, зам командира полка гостей:
      — Блин! Почему ваши прилетели раньше??! Что? Как?? Отчего?!!
      Но тот только пожимал плечами и ничего вразумительного сказать не мог.

      Стоя у окна, и глядя на заруливающие на ЦТЗ МИГи, полкан возмущается:
      — Как теперь Командующему понять, какой у нас был замечательный замысел! — он поворачивается ко мне:
      — Виктор Игоревич, как хорошо у нас был задуман и разработан удар по целям «переясловского» полигона! Вот верите?
      — Я, Геннадий Сергеевич, я верю в жизнь после смерти и в любовь после секса.
      — А! — в сердцах машет рукой Сысоев, глЯдя на улыбающиеся физиономии всей нашей «Группы руководства полётами» и направляется на выход с КДП. Улыбается и Генерал, подходит, жмёт мне руку
        - Спасибо Сысоеву что отстоял тебя. Служите дальше Виктор Игоревич.

        В трудах и заботах так прошло 6 лет, и я уже подполковник.

**

      Прошло шесть лет и вот уже год как ты стала директором школы — это трудно и даже страшно. У тебя есть ты — и это главное богатство. Пойми: жизнь очень быстротечна. Абсолютное преступление — не гордиться собой и своими маленькими достижениями, не считать себя хорошей и постоянно повторять мантру: «Я плохая, я никчемная». Ты имеешь полное право на проявление любых чувств и эмоций.
 
        Ты педагог, ты лучшая женщина из всех, которых тебе довелось встретить на этой планете. Ты встретилась с самой собой вот тут, прямо сейчас: душа и физическое тело соединились прожить именно эту жизнь. Будь той, что живет по-настоящему, уверенно, открыто, по-доброму, по-честному. Будь той, что обладает силой быть самой собой.

        Да, это великий труд и богатство — быть самой собой, разрешить себе наглость проживать собственную жизнь. Это раздражает злопыхателей. Это бесит слабых. Этого «не вывозят» манипуляторы, тираны и те, кто желает устроиться поудобнее. С такими женщинами не любят дружить, потому что нет возможности ими пользоваться и получать желаемое по щелчку пальцев.

        Ты сможешь замечать вокруг то, чего никогда раньше не видела. Сможешь быть счастливой, потому что поймешь наконец, что ты действительно хорошая. Просто мозги перекрутили, и ты поверила в иное. Не надо иного. Надо простого человеческого понимания и простой человеческой любви.

**
               
        В классе воцарилась тишина и только слышно было как поскрипывали ручки по бумаге. Учительница Елена Павловна, женщина средних лет с добрыми глазами и терпеливой улыбкой ходит между рядами парт.
        - Дорогие мои, говорит она, - завтра в школе пройдёт день семьи, каждый из вас сегодня напишет письмо на тему: «В какой роли я хотел бы видеть маму на один день и почему». Только честно – хорошо!

             У многих детей лица озаряются, девочки шепчутся о мамах кондитерах, швеях, мальчики вспоминают как с мамой пекли пирог или ездили на природу. Один только Артём сидит молча, уставившись в чистый лист. Артёму 8 лет. Он один из самых скромных учеников в классе – тихий, вежливый, с большими серыми глазами и слишком взрослыми для своего возраста мыслями – у него нет мамы, никогда не было, так, чтобы он её помнил.

            С младенчества его воспитывал отец Виктор – добрый, трудолюбивый, но очень занятой и замкнутый человек. Он военный, раньше был лётчиком и Артём часто подолгу рассматривает его фотографии, где видит его рядом с самолётом и другими лётчиками. Артём любит папу, очень, но иногда, когда все дети на праздники дарят мамам открытки, ему хочется просто исчезнуть – он уже привык говорить учителям – «А у меня мамы нет».
 
          Но сегодня, что-то другое – сегодня шанс написать то, чего он никогда не говорил в слух. Он оглядывается по классу, взгляд падает на открытую дверь. За стеклом коридора идёт Анна Сергеевна – директор школы, высокая, с чёткими чертами лица, строгая походка. Планшет в руках. Её боятся даже учителя, а дети, при её приближении автоматически выпрямляются и стихают.

        Но у Артёма она вызывает другое чувство, он не мог это объяснить. Может это из-за того, что она однажды задержалась возле него в коридоре, когда он уронил портфель, сама подняла, похлопала по плечу, сказала – «Держись солдат». Маленькое слово, но он помнит его до сих пор. Тогда ему казалось, что кто-то увидел его по-настоящему.

Вдруг, щелчок внутри – он берёт ручку, сердце бьётся громче чем прежде: Я хотел бы чтобы мамой, хоть на один день, была Анна Сергеевна, директор школы, потому что она всегда уверенная, строгая, но в её глазах добро. Она говорит, что важно всё, что ты скажешь. А мой папа однажды сказал, что сильные женщины бывают самыми добрыми, просто у них «броня от бед». Я не хочу, чтобы она злилась. Папа говорил, лучше не писать такое, но я всё равно написал. Простите. Спасибо.
Он перечитал письмо три раза, потом сложил пополам и положил в общую коробку с письмами.

         Вечером маленькая квартира, кухня 6 квадратов. Закипает чайник, на столе пельмени из морозилки, в углу потрёпанный рюкзак Артёма. Виктор возвращается уставший, но, как всегда, пытается улыбнуться 
- Ну как день прошёл?
- Хорошо.
- Что-нибудь интересное в школе?
- У нас будет день семьи.
Отец ставит кружку с чаем, садится…
- … и нам задали написать, чтобы мы написали в какой роли хотели бы мы видеть маму. На один день.

Виктор застывает, медленно ставит кружку на стол.
- Ты написал?
- Да.
Он не повышает голоса, но становится напряжённым
- Я же просил, Артём, это не то, что можно писать посторонним. Ты же знаешь, что никто не может заменить твою маму, это слишком личное.
Артём глядит в пол.
- Я не хочу заменить. Я хочу, чтобы кто хоть один день был бы моей мамой, чтобы я понял, как это когда мама улыбается тебе, хоть в шутку. Ведь есть же объявления «муж на час» … а можно спросить маму на один день?

Отец прикусывает губу – он чувствует, как что-то сжимает его уставшую душу, сжимает вина не на сына, на себя, за то, что не может дать сыну то, что дают другим
- Ммм… и что ты написал?
Артём поднимает глаза, медленно
- Чтобы Анна Сергеевна… была бы у меня мамой, хоть на один день
Виктор вскакивает.
- Директор?
- Пап, ты сам говорил, что она сильная, ты сам сказал, что, если бы ты когда-то встретил такую женщину до мамы, всё было бы по-другому.
- Я это в шутку сказал.
- А я нет.
Молчание. Слишком взрослое для кухни, где только что кипел чайник.

Виктор опускается на стул, руки дрожат.
- Артём, ты не понимаешь, её не интересуют такие письма. Она занятая … деловая. Она начальник. Она нас даже не замечает.
        - Может и замечает, - шепчет мальчик, - просто никто не просил.

          Тем вечером Виктор долго не спал, смотрел на спящего сына, поправлял ему одеяло. Он не знал, что хуже - то, что мальчик мечтает о матери или то, что он не может ему этого дать. Он вспомнил как впервые увидел Анну Сергеевну на педсовете, как она чётко выстраивала порядок мыслей, говорила без лишних эмоций, но он же заметил в её усталых глазах был опыт боли.

          - Может она тоже кого-то потеряла, может она просто научилась защищаться. - Он вздохнул.
          - Если она и вправду отзовётся значит я ошибался насчёт неё.
          Он не знал, что уже завтра эта женщина, строгая и неприступная будет стоять перед сотней людей и читать письмо его сына со слезами в глазах.
Место действия – актовый зал школы. Девять пятьдесят восемь утра. Свет пробивается сквозь большие окна. Воздух наполнен ожиданием. Пахнет мебельным лаком и отдельными цветами. Дети в белых рубашках и бантах сидят в первых рядах, шепчутся, смеются. Позади родители уставшие, но празднично одетые.

В центре сцены стол, с стопкой писем. Ведущая праздника учительница литературы поправляет микрофон
- Дорогие наши родители, дорогие ребята. Сегодня особый день – «День семьи», когда мы говорим «спасибо» тем, кто с нами рядом, кто нас поддерживает и любит. Наши ученики написали письма о тех, кем бы они хотели видеть маму хотя бы на один день.
Шёпот. Смех в зале. Дети в восторге, все чувствуют себя героями дня. Все, кроме одного – Артём сидит в третьем ряду рядом с отцом, его руки лежат на коленях, спина напряжена. Он молчит, в глазах тревога. Отец то и дело бросает на него взгляды. Он уже тысячу раз пожалел, что отговаривал сына от письма, но сейчас всё что он хочет, чтобы этот день прошёл быстро, без неловкостей.

Письма читаются одно за другим – аплодисменты, смех, слёзы мам – всё по сценарию пока. Гул стихает, когда на сцену поднимается Анна Сергеевна, директор - неожиданно, не по плану. Высокая, собранная, в строгом тёмно-синем костюме. На лице сдержанность, но в глазах что-то новое. Она держит в руках листок бумаги.

- Простите, что вмешиваюсь, говорит она спокойно, но микрофон усиливает каждое слово. – Мне в руки попала одна записка, она не адресована мне напрямую, но она обо мне. И я не могу её проигнорировать.

Зал замирает. Анна Сергеевна разворачивает письмо, читает
- Я знаю, что у всех есть мамы – у меня нет. Но если можно, я хотел бы чтобы мамой, хоть на один день, была Анна Сергеевна, директор школы, потому что она всегда уверенная, строгая, но в её глазах добро ...

Пауза. В зале ни звука. Артём опускает голову, ему кажется, что все смотрят только на него, что сейчас кто-то засмеётся… или отец поднимется и уведёт его прочь, но вместо этого Анна Сергеевна поднимает глаза и впервые улыбается

- Я не знаю, чем я заслужила такую честь, но, если ты меня слышишь Артём, - она мягко переводит взгляд на мальчика, - я буду твоей мамой сегодня с самого начала и до самого конца праздника.

Зал взрывается аплодисментами. Артём поднимает голову, его глаза расширяются – он не верит… она услышала, не рассердилась, не проигнорировала, она сказала: «Да».
Виктор ошеломлён. Он не ожидал. Он видел эту женщину как холодного управленца, а теперь, он смотрел, как она спускается со сцены и идёт к их ряду. Она подходит, опускается на одно колено перед Артёмом

- Привет солдат. Готов провести день с новой мамой?
Мальчик кивает не в силах вымолвить ни слова. Его руки дрожат, но в глазах свет такой, какого не было давно. Она берёт его за руку
- Пойдём. Сегодня я твоя мама и не уйду, пока ты сам не скажешь «хватит».

В течении дня она была рядом с ним на каждом шагу. На творческом мастер-классе она сидела за одной партой и рисовала гуашью и смеялась, когда перепачкалась в краске. В столовой она не просто сидела рядом - она подливала ему компот и вытирала руки салфеткой. На школьной фотографии она обняла его за плечи.
Виктор наблюдал сначала осторожно, потом с внутренним дрожанием – с двух лет он не видел своего сына таким счастливым, не просто весёлым, а наполненным, как будто кусочек души всё время был пуст, сегодня заполнился.

Поздно вечером у школьного входа люди расходятся. Артём стоял рядом с Анной Сергеевной и Виктором. В руках у него сделанная своими руками открытка, на которой написано: «Спасибо мама на один день». Анна  улыбается. Они сделали общешкольное фото - Анна обнимает Артёма за плечи.
- Это был самый необычный школьный день за мои 10 лет работы в школе.
        Виктор улыбается в ответ
        - Это было больше, чем простое участие. Это было как будто вы дале Артёму глоток чего-то настоящего.
        - Он дал его и мне! – Неожиданно говорит она. – Я дано не позволяла себе чувствовать быть так просто: быть без должности, без роли…

        Они смотрят друг на друга и улыбаются.
        Анна почувствовала, что не хочет упускать их. Мужчина был редким сочетанием спокойной уверенности и искренности  и она понимала, что такие люди встречаются нечасто.

        - Я понимаю, что всё это было на один день, но, если вы не против, - она перевела взгляд на Виктора, - может мы могли бы продолжить хотя бы знакомство?
         Виктор опускает глаза, чуть улыбается. Он тоже не помнит, когда позволял себе, наедятся

       - Думаю, у нас с Артёмом завтра выходной…
       - А у меня свободный вечер, - отвечает она.

       Они смотрят друг на друга ни как директор и родитель, а как женщина и мужчина, вдруг обнаружившие что возможно никто из них не так одинок, как думал.
 
       Артём держит их за руки - впервые за долгое время у него всё-таки есть мама, пусть даже пока на один день. А может…

                ***