Трудные годы

               
       Смеркалось, плотные свинцовые тучи ползли по небу. Порывы ветра гнули молодые деревья, и срывали с них последние листья. Они высоко поднимались с потоком ветра, кружились в последнем танце и падали в грязь. Дорога раскисла, огромные лужи покрылись снежной кашицей. Казалось, земля уже не могла впитать влагу, но дождь вперемешку с мокрым снегом всё лил и лил. В такую погоду вряд ли встретишь на дороге путника, разве что бездомного, гонимого жестокой судьбой.
    - Эх...х, - вздохнул Степан. - Ещё зима не началась, а уж живём впроголодь. Большевики говорили, дадут землю, и крестьянин заживёт. А что стало? Продотряды выгребают всё подчистую. Ладно бы излишки, так нет. Который год почти всё изымают. Как жить?!
Семья у Степана Евграфовича Сидорова была по тем временам не многочисленная. До революции родились дочь и два сына. Жена Прасковья была родом с Украины и говорила только на своём языке. Степан её понимал, но на русском говорить не принуждал. Война с немцами отняла старшего сына, дочь вышли замуж и жила своей семьёй отдельно. И только младший сын Александр с женой и двумя детишками Василием и Натальей жили вместе с ним в одной избе. Но и на эту сравнительно небольшую семью еды не хватало.
       Ещё в молодости Степан ушёл из казачьего хутора, женился на Прасковье и поселился в верховьях речки Богучар Воронежской губернии. Речка была небольшая, но в низовьях набирала силу и впадала в Дон, по берегам которого расположились хутора донских казаков. По началу жизнь складывалась неплохо. Степан построил избу, обзавёлся хозяйством, родились дети. Разбогатеть правда так и не удалось, но жили сносно, ходили в середняках. Всё изменилось с началом революции и приходом к власти большевиков. Началась гражданская война, а с ней все беды, нищета и голод.
       Степан ещё раз тяжело вздохнул достал шило, суровую нить и принялся чинить старенькие валенки.
- Зима не задержится, придёт, когда не ждёшь, - думал он. - После такой слякоти непременно грянут заморозки, ляжет снег, а там и холода с морозами да метелями.
Сквозь завывание ветра он не сразу услышал стук в дверь.
- Прасковья, стучит что ль кто? Поди, посмотри кой леший принёс в такую непогодь.
Прасковья накинула платок на плечи и вышла в сени. Из открытой двери дохнуло холодом и ворвавшийся ветер качнул занавески.
- Прикрой дверь то, - крикнул он жене, - не студи избу.
Та закрыла за собой двери и в сенях послышались голоса. Через минуту в избу вошла Прасковья, а за ней чужак в промокшем зипуне, подвязанном кушаком. Незнакомец снял с головы валенку и троекратно перекрестился на образа со словами: “Господи, помилуй”.
- Доброго здравия вам хозяева, - сказал он и поклонился Степану.
- Дай Бог здоровья. Кто таков будешь, мил человек? Куда путь держишь?
- Долго рассказывать, дозволь хозяин передохнуть в твоём доме, а там глядишь и разговор сложится.
- Что ж проходи, чаёвничать будем.
Степан отложил в сторону инструменты и сказал Прасковье готовить чай.
Оказалось, что незнакомец, его звали Пантелей, шёл издалека, из самого Алтая в родные края на Украину. Он то и рассказал Степану о загадочной стране Беловодье, лежащей у подножия священной горы Белухи:
- Край этот несказанно богатый плодородными землями, множеством диких зверей и растительностью. Молочные реки Бухтарма и Берель полны рыбы, а люди там живут безбедно и в радости. В лесах водятся белка, соболь, куница и все ходят зимой в пушнине.
- Не уж то молоко в реке вместо воды бежит? - удивился Степан.
- Нет, вода такая белая, как молоко, от того, что камень известковый точит.
Пантелей долго ещё рассказывал о чудном крае, а Степан и вся его семья затаив дыхание слушали и удивлялись.
- Что же ты, Пантелей не остался там жить, коль так хорош этот край? - с удивлением спросил Степан.
- Остался бы, да любимая жена с дятём ждёт меня.
Он посмотрел на Степана, как бы оценивая, стоит ли рассказывать о себе дальше.
- Я ведь ссыльный, каторжник. Ещё при царе сослали меня на вечное поселение. Убил урядника за то, что жены моей домогался. А кончилась власть царя и освободили меня, да и всех каторжных тоже.
- Как же добраться до этих земель, где живут в сытости, да богатстве?
Пантелей почесал бороду, призадумался, как бы вспоминая, что с ним было.
- Путь туда долгий, не одну пару лаптей сменить придётся. Почитай полгода иду, где пешком, где на попутных лошадях, да рассказываю всем про те края дивные.
        Всю ночь Степан почти не спал, ворочался с боку на бок и думал. Мысль о чудесном крае так овладела им, что ни о чём другом он думать не мог. Но как добраться до Алтая? Ни лошадей, ни денег, ни пропитания у Степана не было. Однако, прошло время, и добрая весть пришла неожиданно. В молодой Советской стране в двадцатых годах была объявлена программа переселения бедняков из центральной России в Сибирь и на Алтай в малонаселённые необжитые районы. Давали деньги на переезд и обустройство на новом месте. Степан воспрял духом и засобирался. Прасковья долго отговаривала его не срываться с места. Жалко было бросать хоть и небольшое, но нажитое своим трудом хозяйство.
- Работали, наживали, а теперь взять, да и бросить всё! - причитала она на украинском.
Степан не слушал Прасковью. Он был родом из донских казаков, упрямый, сильный по характеру и коль принял решение, никто его остановить не мог. Сын же Александр, напротив, отца поддержал. Беспросветная нищета опостылела ему и захотелось начать новую жизнь в богатых землях.   Так, совершенно чудесным образом, начали сбываться замыслы Степана. Но не обошлось и без курьёза. Когда Степан оформлял подорожные документы и ссуду, писарь спросил у него кто такой и откуда родом.
- Так ить Богучарские мы, - сказал Степан, думая про речку Богучар.
А писарь так и записал в графе фамилия: Богучарский.
Степан не знал грамоты, а когда показал бумаги сыну Александру, тот удивлённо выпучил на отца глаза.
- Батя, так ить теперь мы, стало быть, Богучарские?
Переделывать документ не решились. Под эту фамилию уже была оформлена ссуда на покупку лошадей, провизию для переезда и освоение новой земли.
         Семь долгих месяцев длилось путешествие семьи Богучарских пока добрались они до полноводной реки Иртыш. В неё впадала речка Бухтарма, о которой рассказывал каторжник Пантелей. В это трудное время не обошлось без потерь. Умер глава семьи Степан Евграфович. Это произошло во время осенней распутицы и дождя, когда он с сыном вели под уздцы лошадей с подводами по раскисшей дороге до ближайшего жилья. Но его всё не было. Лошади устали и еле передвигали ноги, храпя и поминутно останавливаясь. Приходилось их принуждать то бичом, то волоком. Наконец показалась казахская юрта. Остановились на ночлег. Казахи не знали русского языка, но при виде уставших ребятишек и женщин всё поняли без слов и приняли беженцев радушно. Накормили путников, лошадей, устроили на ночлег. Ночью у Степана начался жар, он метался, лёжа на кошме и бредил. Так прошло два дня, но ничего не менялось, напротив, Степан стал кашлять и задыхаться. На третий день он умер, не приходя в сознание. Прасковья тяжело перенесла эту потерю. Хотела остаться здесь же, рядом с могилой мужа, но её с трудом удалось уговорить ехать дальше. Сын Александр стал главой семьи Богучарских.
          Александр был душой привязан к рекам Дон и Богучар, где прошли его детство и юность, где он обзавёлся семьёй и откуда вынужден был бежать от голода. Река Иртыш напомнила ему Дон, такой же могучий и полноводный.  И Александр решил остаться здесь и начать новую жизнь на берегах Иртыша. Он поселился в селении Пристань Гусиная на слиянии рек Бухтармы и Иртыша. Долина Бухтармы в переводе на русский означала место, где удобно спрятаться. Край, оторванный от центров Томской и Семипалатинской губерний, жил своей замкнутой жизнью это и было Беловодье, о котором рассказывал Пантелей. Здесь жили кержаки, старообрядцы и казаки. В годы гражданской войны казаки не хотели принимать участие в боевых действиях, стараясь отсидеться и оградить себя от революционных преобразований. Но советская власть добралась и до них.
           Полноводная, глубокая река Иртыш была судоходной, но очень сложной потому, что имела множество изгибов и перекатов. Бурная река часто меняла русло, разрушая рыхлые берега.  Малые реки Ульба, Уба, Бухтарма, Курчум и другие впадали в Иртыш. Изобилие рыбы водилось в нём: сибирский осётр, стерлядь, таймень, судак, щука и множество более мелких рыб. По водному пути была налажена торговля зерном, рыбой, лесом и другими товарами. По берегам располагались поселения, в которых жили местные и беженцы из центральной России.
- Почему река называется Иртыш? - спрашивали местных сторожил.
Те уклончиво отвечали:
- Разное говорят в народе. Но из прошлого дошла легенда, что жил здесь когда-то царевич по имени Шад. Было у него много рабов и рабынь. Одна из рабынь увидела кочующих вдоль реки тюрков и сказала им: “Иртыш”, что значит - остановитесь. И те остановились и больше никуда не двинулись. Отсюда и пошло название реки. Так ли это или нет неизвестно.
           Семья Богучарских поселилась недалеко от пристани. На деньги, что остались от ссуды, купили рубленный домишко и стали обживаться.  Александр от природы был высокого роста, очень крепкий, сильный с горбинкой на носу. Чернявый вьющийся чуб зачёсывал на бок, как у донских казаков. Такие крепкие мужики были нужны на разгрузке барж, что приходили в Пристань Гусиную и Александр устроился работать грузчиком. Он не боялся никакой работы, без труда носил тяжёлые мешки и его уважали за силу и спокойный выдержанный характер. Александр быстро завоевал авторитет среди сельчан, ему верили и слушались.
           Несмотря на то, что гражданская война закончилась, в лесах до сих пор скрывались бандиты, которые всячески вредили советской власти, убивали активистов. Так случилось, что банда ночью неожиданно налетела на сельсовет в Пристани Гусиной и убила председателя поселкового совета. Уничтожить банду не удалось, она ушла в горы и скрылась в лесах, а подкрепление пришло слишком поздно. Встал вопрос назначения нового председателя сельсовета. Но у руководства района не было сомнений в назначении нового председателя. В районе уже давно присматривались к Александру и негласно держали его кандидатуру в резерве. Через неделю после убийства в село приехал председатель райсовета Клименко и позвал к себе Александра:
- Ну, что, Богучарский, догадываешься о чём хочу с тобой говорить?
- Нет, не знаю для чего я понадобился.
- Хотим тебя поставить председателем.
Александр внимательно посмотрел на Клименко, не шутит ли тот. Но взгляд у Клименко был серьёзный.
- Должность, сам понимаешь, не простая. Нужен человек с авторитетом и без страха к врагу, свой, из крестьян. Выбор на тебя упал не случайно, давно к тебе присматриваемся.
Клименко встал, закурил и протянул папиросы Александру.
- Я не курю, с мальчишества не переношу запах, да и батя не баловался табаком.
- Правильно, а я вот всё никак не могу бросить, привычка чёртова.
Он прошёлся по комнате и продолжил:
- Времени на раздумье не даю, сам знаешь, ситуация сложная, без руководства оставить посёлок нельзя, так, что отвечай сразу. Согласен?
С минуту Александр сидел молча, как бы взвешивая свои силы, потом посмотрел в глаза Клименко и ответил:
- Сделаю всё, что могу.
       С этого дня на Александра свалились заботы не только о своей семье, но и жителях посёлка. Дел было много, контроль за выполнением решений, разгрузка, погрузка на баржи. Всё требовало организации работы, чтобы не случилось простоя судна. Порой Александр засиживался на работе допоздна. Зарплата была не высокая 85 рублей в месяц. При этом буханка чёрного хлеба стоила 5 копеек, литр молока 40 копеек, а килограмм мяса 4 рубля. Так, что денег хватало на питание и кое-что купить из одежды, но главное не голодовали. Одно беспокоило Александра. Жена Ефросинья плохо перенесла длинную дорогу и часто болела. Сибирский климат оказался более суровым, это тоже сказалось на её здоровье. Фельдшер давал лекарства, но ничего не помогало, его прогноз был не утешительный. Через полгода она угасла и тихо умерла.
- Стоило ли ехать такую даль, чтобы потерять близких людей?  - в тоске думал Александр после похорон жены. - Не долго мы прожили вместе, а кажется прошла целая вечность.
Двое ребятишек сын Василий и дочь Наталья остались без матери. Одна надежда была на Прасковью, мать Александра, но и та была уже не молода и тоже болела. Александр понимал, что жить без хозяйки в доме нельзя и надо жениться. В селе были молодые незамужние девчата, но кто ж пойдёт за мужика с двумя детьми. Как-то прибыла очередная баржа с переселенцами. Александр распределял людей на временный постой к жильцам посёлка, кого-то поселили в большой барак недалеко от пристани. Все были обустроены и только одна женщина с двумя ребятишками осталась стоять на берегу с небольшими узлами.  Александр подошёл к ней взял узлы и сказал:
- Поживёте пока у меня, а там посмотрим.
Шли молча, Александр поглядывал на женщину, очень уж красивая она была. Ни одна женщина в их селе не могла сравниться с её природной красотой.
- Как зовут то тебя, красавица? - нарушил он молчание.
- Варвара.
- А по батюшке?
- Никоновна.
- Стало быть Варвара Никоновна. Как занесло тебя в эти края, откуда ты?
Варвара вздохнула, вспоминая своё прошлое.
- Жили мы в селе Глубокое на Иртыше с мужем, да сестрой младшей Екатериной. Когда мужа убили в гражданскую, сестра вышла замуж и осталась я одна с двумя ребятишками. Трудно жить стало, голодовали. Без мужицкой руки не справиться с хозяйством. Ни сена накосить, ни изгородь поправить, ни крышу подлатать.
- А что ж замуж не вышла, природа чай красотой тебя не обделила.
- Сватались, да сердце не лежало, хоть и голодно было, да с нелюбимым жить хуже горькой редьки. Всё бы ничего, но начал приставать районный начальник. Сам женат был, а проходу мне не давал. Хотел полюбовницей своей сделать, хоть в петлю лезь. Запугивать стал, что житья мне не будет, коль не соглашусь.
- Неужто сволота такая есть, чтобы без любви принуждать, да ещё вдову?
А сам-то кто будешь? Из начальства поди тоже? Видела, как ты на пристани командовал!
- Александр Богучарский я, председатель поселкового совета, так, что командовать это тоже моя работа.
Александр помолчал, но очень уж хотелось узнать, чем всё закончилось.
- А как же ты избавилась от навязчивого ухажёра?
- Убежала. Собрала кой какие вещички и на пароход. Деньги были, за мужа получила от государства, он ведь командир отряда был. На эти деньги и приехала с ребятишками сюда. Слухи дошли до нас, что места здесь шибко плодородные. Скот как на дрожжах растёт, коровы по полтора ведра молока дают. И люди живут безбедно.
Александр только улыбнулся на эти слова. Народ слетался сюда, как пчёлы на мёд. А что получали?
Впереди показался рубленый домишко, на завалинке сидела Прасковья с ребятишками и удивлённо смотрела на сына да на тех, кто с ним пришёл.
- Ну, мать, принимай постояльцев, жить у нас пока будут.
- Как же мы всемером разместимся, Сашенька? - растерянно залепетала она на украинском.
- Что она сказала? - с беспокойством переспросила Варвара.
- Сказала, что очень рада. Проходите.
Варвара неуверенно вошла за Александром в дом и увидела, что это было помещение из одной комнаты, но довольно просторное. Посредине стояла русская печь, деревянный струганый стол с лавками, а вдоль стены кровать и сундук, на котором спала Прасковья. Ребятишки спали на печи. В “красном углу” располагались иконы с украинскими рушниками, на окнах занавески, тоже с украинским вышитым рисунком. Прасковья начала хлопотать, достала из печи в чугунке похлёбку, поставила самовар, положила на стол зелёный лук и каравай ржано-пшеничного хлеба. Дети Варвары сын Сергей и дочь Татьяна были погодками и младше детей Александра года на два. Они быстро поладили и пока бабушка собирала на стол выбежали поиграть во двор. За ужином Александр аккуратно отрезал каждому по ломтю душистого хлеба. Изголодавшиеся ребятишки Варвары с наслаждением вдыхали запах хлеба и улыбались. Впервые за много дней они смогли наесться досыта. Александр смотрел на Варвару на её ребятишек и радовался, что судьба свела их вместе. Он для себя уже решил, что Варвара станет его женой. Видно было, что и Варваре Александр пришёлся по душе и она украдкой поглядывала на него. Одна только Прасковья беспокоилась.
-  Была семья из четырёх человек, а теперь сразу семеро, да ещё и детишки не свои, двое, - думала она, примечая, как Александр смотрит на Варвару.
 Но сын был главой семьи, кормилец и мать ему не перечила. За окном стемнело, когда закончился ужин. Прасковья зажгла керосиновую лампу и стали готовиться спать.
Чтобы всем разместиться на ночлег пришлось Александру приложить руки. Он соорудил настил из досок, сверху положил соломы и застелил половичками. Получилось грубовато, но спать можно. Свою кровать он отдал Варваре с детишками, а сам устроился на настиле.  Прошло несколько дней и Александр без лишних слов и объяснений сказал Варваре:
- Оставайся жить в моём доме, будешь хозяйкой, очень уж ты мне приглянулась.
О таком муже можно было только мечтать, Варвара согласилась и стали они жить одной большой семьёй. Александр записал детей Варвары на свою фамилию.
          Шёл двадцать девятый год. В декабре у них родился сын Николай, а на следующий год в ноябре ещё один сын, его назвали Андреем. Такую большую семью надо было накормить, одеть и обуть. Зарплаты Александра стало не хватать, а завести своё хозяйство было невозможно. По всей стране создавались колхозы, зажиточных крестьян единоличников раскулачивали, объявляли врагами народа, отбирали скот и отдавали в колхоз. “Кулаков” зачастую расстреливали или изгоняли. Раскулачивание привело к гибели и репрессиям миллионов крестьян. По всей стране начался голод. Репрессии продолжались вплоть до тридцать второго года. Но в верховьях реки Бухтармы в безлюдных местах жизнь текла по-другому. Коллективизация туда не дошла, дорог не было и создавать колхозы было не выгодно. В этот безлюдный край и решили перебраться жить Александр и Варвара, чтобы развести своё хозяйство и не умереть с голоду. Поселились они в селе Черновая, там среди высоких гор, покрытых густым лесом, петляла речка Бухтарма. Многочисленные каскады порогов и каменных глыб делали её шумной и бурлящей. Вода действительно была молочно-белого цвета. Александр вспомнил рассказ каторжника Порфирия о “Беловодье” и подумал:
- А ведь старик говорил правду. Вода в реке белая, как молоко.
 По берегам реки росли огромные кусты черёмухи. Вековые ели и сосны вперемешку с берёзами подступали вплотную к селу. Не стоило большого труда набрать корзину грибов или ягод, всё росло, как на дрожжах. Утренняя роса была настолько обильная, что трава вырастала по пояс.  В лесу часто можно было встретить лисиц и зайцев, а на скалках сусликов. Высоко в горах водились даже медведи, но они обходили людей стороной и к жилью не приближались.
          В селе, несмотря на обилие леса, рыли землянки и жили в них. Это было оправдано, строительство обходилось дешевле и быстрее. Зимой в землянке температура не опускалась ниже восьми градусов, даже если не топить печь, а летом не поднималась выше двадцати при любой жаре.
Семья Александра первое время жила в заброшенной землянке, пока шло строительство своей, большей по размеру, с русской печью. В новой землянке стены и потолок обмазали глиной и побелили, пол остался земляной, но его застелили соломой. Получилось хорошее жилище для большой семьи. Ребятишки спали на печи, а взрослые на нарах. Для малышей Александр смастерил маленькие кроватки. Когда землянка была построена, начали обзаводиться хозяйством. У местных купили корову, двух овец и кур несушек. Жизнь понемногу стала налаживаться. Варвара была хоть и молодая, но хозяйка с опытом. Как-то она предложила мужу:
- Саша, нам бы огородик вскопать, хотя бы небольшой. Морковку, лук будем выращивать, горох ребятишкам, они его страсть как любят.
- Дело нужное, - согласился он. - Надо только место выбрать поближе к реке, чтобы поливать легче было.
- Тогда и под картошку хорошо бы вскопать.
Александр понимал, что выпилить лес, выкорчевать пни, и вспахать целину одному не под силу. Но в селе в помощи друг другу не отказывали. Одиночкой прожить здесь было невозможно, поэтому все держались друг за друга. Участок расчистили большой, чтобы хватило и под картошку, и под разные овощи. Дети тоже помогали родителям, они были приучены к труду с раннего детства и каждый выполнял посильную работу. Но семье нужны были деньги и Александр стал присматривать, где их можно заработать. В селе мужики занимались заготовкой леса, а потом сплавляли его по реке на плотах до Иртыша.   На сплаве требовались сильные мужики, опытные работники. Но платили мало всего 50 рублей в месяц, а работа была тяжёлая и опасная. Александра взяли на сортировку брёвен и сборку плотов. Работали посезонно, только в то время, когда Бухтарма была полноводная, это до четырёх месяцев в году. Потом река мелела, оголялись камни, и появлялись непроходимые пороги. В остальное время занимались своим хозяйством: косили сено, заготавливали дрова на зиму, охотились и ловили рыбу.
            Наступила весна тридцать третьего года. Бухтарма начала вскрываться ото льда. Огромные льдины наползали друг на друга и с треском обрушивались на берег, устраивая заторы. Вода быстро поднималась и грозила затопить штабеля заготовленного для сплава леса. Большая вода была и в прежние годы, но эта зима выдалась особенно морозной и снежной. Река промёрзла до полуметра и теперь с наступлением оттепели грозила наводнением. Мужики, вооружившись баграми, всем селом вышли спасать заготовленный лес, чтобы его не унесло паводком. Повсюду слышались крики:
- Эй, заходи слева... тащи багром...берегись!
Кто-то неудачно шагнул на льдину, соскользнул и рухнул по пояс в воду. Ревущий поток подхватил его и потянул под брёвна.
- Держи верёвку...крепче, крепче...чёрт побери ...! Смотри бревно пошло на тебя!
Трое крепких мужиков с трудом справились с течением и вытащили бедолагу на берег, тот едва смог отдышаться. Целый день боролись с паводком, перетащили брёвна на безопасное расстояние и закрепили штабели. Уже стемнело, когда Александр весь мокрый, без сил вернулся домой. Варя ходила на последнем месяце беременности и вот-вот должна была родить.
- Саша, что там с огородом, не затопило? Поди всю изгородь снесло, коровы всё вытопчут теперь.
- Нет, Варя, вода не дошла, но штабели леса чуть не унесло. Еле справились, иначе быть беде, остались бы без денег.
Варя опустилась на скамейку и прижала руку к животу.
- Что-то мне нехорошо, будто тянет живот вниз, кажись схватки начинаются, сходи к бабке Матрёне пусть придёт. Да унеси ей хлеб и яйца, завтра же праздник 16 апреля - Пасха.
Прасковья засуетилась у печки. Подкинула дров, поставила кипятить воду и достала из сундука чистую простынь. Бабка Матрёна жила на окраине села. Она была знахарка, принимала роды, лечила травой и заговором. Матрёна пришла как раз вовремя, схватки участились и роды вот-вот должны были начаться. От усталости Александр прилёг на нары и глаза сами собой закрылись. Он не слышал ни стонов, ни криков Варвары и сколько времени находился в забытьи не знает, как вдруг услышал детский плач. Да такой звонкий, что сон как ветром сдуло. Он вскинул глаза и увидел, что Матрёна держит на руках новорождённого.
- Девочка! - сказала она, обмывая ребёнка в тёплой воде и заворачивая в простынку.
Варя лежала с закрытыми глазами и глубоко дышала. Роды прошли удачно, хотя девочка родилась не меньше четырёх килограммов. Александр и дети окружили новорождённую и каждый хотел её получше рассмотреть.
- А как мы её назовём? - спросила дочка Таня и потрогала малюсенькую ножку.
Прасковья подошла к “красному углу” и трижды перекрестилась. Потом повернулась и сказала на украинском языке:
- Мы так долго ждали девочку, и она родилась сегодня на Пасху, назовём её Асей, что означает “долгожданная”.
 Дочку поднесли к Варе, она посмотрела и улыбнулась:
- Какая же ты красивая, Асенька.
Александр неловко взял дочку, и она утонула в его больших и сильных руках.
- Пусть растёт с Богом на радость родителям, - сказала бабка Матрёна и перекрестила новорождённую.
Прошло четыре года. По всей стране прокатилась волна репрессий. В тридцать седьмом году сотни тысяч человек были арестованы по доносу, половина из них расстреляны, остальные отправлены в лагеря (ГУЛАГи) или в ссылку на длительные сроки. Репрессиям подверглись руководители, профессионалы, военные и простые люди. Докатилась эта волна и до села Черновая. Кто-то написал донос на бригадира сплавщиков Арсения Обухова, его обвинили в том, что недоволен заработной платой и критикует районное начальство. Арсения забрали, и никто о нём больше не слышал. Но на этом дело не кончилось. Александр был на сенокосе, когда к нему прибежал сын Серёжка и задыхаясь проговорил:
- Батя, там мужик... на лошади приехал, весь в ремнях... с пистолетом, тебя спрашивает.
- Кто такой?
- Да, тот... уполномоченный... что Обухова арестовал, ...говорит срочно.
Александр, чувствуя недоброе, поспешил домой.
Варвара угощала гостя квасом на хмелю. Тот сидел, как у себя дома, привалился к стене, вытянул длинные ноги в сапогах и с удовольствием пил холодный квас. Александр вошёл в землянку, поздоровался.
- Садись, Богучарский, разговор есть.
Александр сел напротив, ничего хорошего, не ожидая, от этого разговора.
- Ты, Богучарский, знаешь Клименко?
- Да, председатель райсовета.
- Враг народа он, вёл подрывную работу против Советской власти. Каких его сообщников можешь назвать?
- Никого не знаю, да и видел его самого всего несколько раз.
- А не врёшь? Если врёшь, расстреляем за укрывательство.
- Не вру, ни к чему мне это, столько лет прошло, как из Гусиной уехал, ни разу с тех пор там не был и что там делается не знаю.
- Хороший квас у тебя, хозяйка. Ладно, живи покуда, Богучарский, не в последний раз видимся.
Уполномоченный хлопнул себя по коленке, встал и направился в двери. Не дойдя, повернулся и как бы между прочим сказал, ухмыльнувшись:
- А жёнка то у тебя ядрёная баба, красавица. Жалко такую вдовой оставлять.
Он ногой открыл дверь и вышел. Александр вытер со лба пот и посмотрел на Варю.
Та в ужасе вытаращила глаза и не знала, что сказать.
         Шли дни в ожидании ареста. Возможная потеря мужа наводила страх на Варвару. Александр не успокаивал её потому, что сам не знал, чего ждать в это время повальных арестов. Но проходил месяц за месяцем, ничего не произошло, и все понемногу успокоились. Жизнь вошла в прежнюю колею. Наступил июль тридцать девятого года и в семье Богучарских родился сын Саша. Старшие дети выросли, сын Василий женился и стал жить отдельно. Всё бы ничего, но радость и горе ходят рядом. Ещё не исполнилось года маленькому Саше, как Варвара опять забеременела.
- Саша, я так устала рожать и поднимать детей. Пойду к бабке Матрёне, попрошу, пусть вытравит.
Александр посмотрел на жену и подумал:
- Как она постарела, а ведь ей только сорок семь. Проклятая нищета, вся жизнь ушла на выживание, чтобы только еды хватало, а дети всё прибавляются.
На следующий день рано утром Варвара собрала узелок и пошла к Бабке Матрёне. Весь день её не было дома. Александр пытался заняться делами, но из рук всё валилось. Какое-то предчувствие подсказывало ему, что с Варей что-то случилось. Не дождавшись её, он бросил все дела и быстрым шагом пошёл к бабке Матрёне. Варя лежала на кровати с закрытыми глазами. Лицо её было белое, как мел. Бабка Матрёна сидела рядом, бессильно опустив руки и шевелила губами, как бы читая молитву.
Александр сразу понял, что случилась беда. Он кинулся к Варе, обнял её, но она даже не пошевелилась. Казалось, что она умерла.
- Матрёна, что случилось? Она жива? - срывающимся голосом крикнул Александр.
- Кровь пошла, я ничего не смогла сделать, она умирает.
- Чёрт бы побрал тебя, ведьма старая! Убью, если она умрёт, делай что-нибудь!
Варя с трудом открыла глаза и прошептала:
- Сашенька, береги детей...
Это были её последние слова. Александр закрыл лицо руками, спазмы сдавили горло и глухое рыдание сильного мужчины послышалось сквозь ладони.
          Варю хоронили в тёплый апрельский день. Свежевырытая земля парила от яркого солнца. Девятимесячный сын Саша, закутанный в одеяльце, сидел на руках у сестрёнки Аси и жмурился от ярких лучей. Он не мог понять, почему мама лежит неподвижно, а все вокруг плачут и вытирают слёзы. Влажная, чёрная земля гулко застучала о деревянные доски и скоро на месте ямы вырос бугорок. Александр аккуратно воткнул в него крест и перекрестился. Лёгкий ветерок ворошил его седые волосы, ставшие белыми за одну ночь.
          В воскресенье двадцать второго июня сорок первого года Александр работал на сплаве леса. Полноводный паводок, начавшийся весной, начал спадать, и река мелела с каждым днём. Сплавщики работали без выходных, чтобы успеть выполнить план и получить так необходимые деньги. Никто даже подумать не мог, что это воскресенье перевернёт всю жизнь и разделит её на до и после начала войны. Известие о войне с Германией мгновенно облетело всё село. Жители собрались возле репродуктора и слушали обращение Молотова. Кто-то из баб не выдержал и заголосил, другие просто плакали, мужики молча слушали и поглядывали друг на друга. Никто не знал сколько продлится эта война, но все знали, что без потерь войны не бывает. Сыновей Василия и Сергея призвали сразу после объявления мобилизации. А самого Александра на фронт не взяли. Причиной тому была смерть Вари. Он стал вдовцом с четырьмя маленькими детьми на иждивении и по указу правительства имел отсрочку. В начале июля в селе остались одни старики, бабы и дети. А ещё через месяц начали приходить похоронки.
           С наступлением осени пришли затяжные дожди, слякоть и первые заморозки. Фашисты быстро продвигались по нашей земле, завоёвывая города и сёла. Тысячи беженцев эвакуировали за Урал, в Сибирь, в Казахстан. Несмотря на свою отдалённость, в село Черновая прибыла партия эвакуированных. Это были женщины, дети, старухи и старики. Всех расселили по землянкам, в семью Александра подселили одну женщину. Звали её Марфа, она была худая, высокого роста, сутулая в длинной чёрной юбке и серой кофте. Похожа была на ворону, такой же крючковатый длинный нос, землистый цвет лица и чёрные волосы, спрятанные под платком. Дети Александра её сразу невзлюбили. Она смотрела на них своим недобрым взглядом, который дал понять, что никакой ласки от неё ждать не надо. Александр не был доволен тем, что к нему поселили такую уродину, но ничего поделать не мог. Марфа принесла с собой довольно приличный узел, который тут же начала разбирать. Александр ушёл на собрание сельчан, а ребятня с интересом наблюдали за ней, сидя на печке. Старший брат одиннадцатилетний Колька прицелился и кинул в узел огрызок морковки. Тот попал в какую-то склянку с крышкой. Крышка соскочила и покатилась по полу.
- Ах, ты паршивец, эдакий! - взвизгнула Марфа и погрозила ему крючковатым пальцем.
Пацаны расхохотались, а годовалый Саша заплакал в кроватке.
Ася подбежала к нему, взяла на руки и начала успокаивать. Он, зная её руки замолчал и обхватил сестру своими ручонками. Марфа покосилась на него и сквозь зубы процедила:
- Ничё, скоро ты у меня умолкнешь.
- Что ты такое говоришь, тётя? Он же совсем маленький, и боится тебя, - возмутилась восьмилетняя Ася.
Марфа глянула на неё своим недобрым взглядом, но ничего не ответила. Ася положила в кроватку братика и сказала Кольке и Андрею:
- Я пойду корову доить, а вы за Сашей присмотрите.
           Ася несмотря на свой детский возраст, после смерти матери и бабушки, делала по дому сама, что было в её силах. Она доила корову дважды в день. Корова у Богучарских была самая хорошая в селе. Давала по два ведра молока. Другой живности не осталось. Курей и овец сдали на мясо фронту и молоко тоже приходилось часть отдавать. С начала войны жить стало намного труднее.  Фронту отдавали картошку, морковь, капусту и всё то, что выращивали на огороде и только часть оставляли на зиму. Почти половину денег, что Александр зарабатывал на сплаве тоже отдавал фронту. Так жили все, кое как зимовали, а весной ждали первой съедобной травы слизуна, дикого чеснока, кандыков.
           Марфа была не просто злобной, она занималась колдовством, приворотами и гаданием. С собой она привезла баночки с травой, истёртой в порошок, длинные иголки, кусочки кожи, булавки, тесёмки и много чего ещё, необъяснимое для обычной жизни. Пока Александра не было дома, Марфа заваривала траву и украдкой добавляла этот настой ему в чай. Ребятишки не понимали, чем она занимается, но со временем стали замечать, что отец стал ласковым с Марфой, не позволял сыновьям подтрунивать над ней и заставлял слушаться. А вскоре и вовсе объявил всем, что Марфа его жена. С этого момента Александр сильно изменился. Сельчане не могли понять, что случилось с ним. Сильный, здоровый мужчина в расцвете лет вдруг стал таять на глазах, осунулся, плечи поникли, глаза стали чужими и, казалось, ничто его не интересовало, даже собственные дети. Марфа же почувствовала себя полноправной хозяйкой в доме, и Александр ей не перечил. Так продолжалось около года, пока Александр совсем разболелся и слёг. Как-то утром он проснулся и позвал к себе дочку:
- Ася, подойди ко мне, принеси что-нибудь поесть.
- У нас только молоко и немного хлеба, сейчас принесу.
Она подала отцу крынку молока и кусочек чёрного хлеба. Александр погладил её по голове, потом, не отрываясь, выпил молоко, лёг на нары и отвернулся к стене. Он умер тихо, не произнеся больше ни единого слова. Его похоронили рядом с Варварой, так захотели дети, хотя Марфа была против, но не стала подавать виду, затаив свою злобу на ребятишек. Без родителей жизнь детей стала просто невыносимой. Марфа морила их голодом. Хотя молока было достаточно, но она всё перегоняла в масло и сметану, оставляя детям лишь обрат. Масло и сметану она продавала, а деньги прятала в сундуке под замок. Когда Ася доила корову, она брала с собой маленького Сашу. Марфа строго запрещала Асе:
- Молока Сашке не давать, а то обоих на колени в угол поставлю. Этот сорванец цельную кружку выдуть может. Народился же такой праглот.
От постоянного недоедания Саша рос худеньким мальчиком. Ася не слушала Марфу и всё равно украдкой давала ему молоко, чтобы хоть как-то подкормить.
Брат Колька был не из тех, кто боялся Марфу. Он выставлял раму в кладовой, где хранилась сметана, залазил и ел сметану прямо из крынки. Но этим дело не кончалось, он приносил сметану своим братьям и сестре Асе. Обнаружив пропажу, Марфа злобно ругалась, выставив скрюченный палец на Кольку:
- Гли ка на ево, вот варнак! Всю сметану слопал, паразит!  И масло спёр, вражина окаянный!
Она пыталась поймать его, но где там! Колька давал такого стрекоча, что пятки сверкали. Поздно вечером возвращался домой, когда Марфа уже спала.
Каждый день Колька доводил её до белого каления. За это она решила всех детей наказать страшной карой. Марфа сожгла в печке все документы родителей и свидетельства о рождении ребятишек, но этого ей показалось мало, и она сожгла все немногочисленные фотокарточки и иконы. Дети тогда не понимали, какое страшное преступление совершила Марфа, обрекая их на сложное восстановление всех документов в будущем. Но всё это будет потом, а сейчас надо было как-то пережить тяжёлые годы войны.
          Зима сорок третьего года выдалась на редкость снежная. Землянку завалило так, что виднелась одна труба. Под толстым слоем снега тепло сохранялось долго и печь можно было топить не каждый день. Долгие дни приходилось коротать, сидя на печи. Да разве можно усидеть детворе, когда валит снег такой чистый, да пушистый, а горка такая крутая, что так и манит скатиться вниз. Сидя на печи, мальчишки придумывали на чём можно кататься:
- Колька, а что, если навоз от коровы заморозить, получится гладкий блин, на него сел и поехал, как на санях.
- Точно, Андрюха, пойдём блины сделаем прямо сейчас и на мороз их, чтобы за ночь замёрзли, а завтра испробуем.
Блины получились на славу, большие толстые и крепкие. Одна беда, валенки на всех были только отцовские. Когда Ася катилась в валенках, Колька и Андрюха выскакивали на улицу босиком и, заливаясь смехом, весело катились на блинах с горки. Потом по глубокому снегу бежали в землянку, залазили на печку и отогревали красные, как у гусей, ноги. У Аси в раннем возрасте появилось желание рисовать. Но карандашей не было и в помине. Тогда она брала простой уголёк и рисовала прямо на белёной печке. Марфа сильно ругала её за это, но Ася продолжала своё увлечение. Желание рисовать было так велико, что этот дар в будущем передался её детям и внукам. Зима была самое тяжелое время года, когда совсем нечего было есть. Кое как дотягивали до первых весенних дней. С первыми лучами весеннего солнца снег оседал и становился рыхлым, на пригорке в проталинах появлялся слизун. Это была единственная еда вволю, но от голода слизун не спасал. Постоянно хотелось есть. По весне корова телилась, но Марфа телёнка тут же продавала.
- Ишь чево удумали! Корми ентова телка молоком, а потом на мясо отдай какому-то фронту. Не будет ентова, - злобно возмущалась она.
 С наступлением лета в лесу созревали ягоды, а вдоль речки черёмуха. В речке было много рыбы, и Андрюха с Колькой ставили плетёные из прутьев мордочки. Рыбы в них набивалось полным-полно. Из рыбы варили уху, правда без соли, соль была на вес золота и хранилась у Марфы под замком в сундуке. Ключи от замка она прятала у себя на шее на верёвочке. Как-то Кольке пришла в голову мысль:
- Андрюха, надо ключи у неё стянуть, да в сундуке пошарить, может соли найдём.
- Нет, Колян, как с шеи верёвку с ключами снимешь? Она и спит с ключом.
- А когда в бане моется, снимает?
- Не знаю, Асю надо спросить, она ей спину трёт.
Мальчишки спросили Асю, и она сказала, что ключ Марфа снимает в предбаннике и прячет под чистым бельём, а когда вымоется, сразу надевает на шею.
Дождавшись банного дня, пацаны стащили ключ и залезли в сундук. Чего там только не было! Но главное они нашли увесистый мешочек с солью. Отсыпав меньше половины, они вернули ключи на место. Марфа не сразу хватилась, что соли в мешочке уменьшилось, но так и не смогла понять кто её стащил. Кроме рыбы ребятня собирали черёмуху. Она была на редкость крупная в этих местах, и ребятишки с удовольствием её ели прямо с косточками. Колька с Андрюхой залазили на деревья и нагибали длинные ветки, до которых не могла дотянуться Ася. От переедания черёмухи животы распирало и случался понос, но на это никто не обращал внимания.
          Лето самое лучшее время года. Как только июльское солнце скрывалось за сопками, по ущелью над рекой стелилась ночная прохлада. К утру молочный туман покрывал всю речку так, что не видно её берегов. Ещё не слышно птиц и только филин изредка будоражит утреннюю тишину своим пугающим плачем, будто младенец заблудился в лесу и зовёт на помощь. Слышно, как в заводи плещется рыба в тёплой, как парное молоко воде. Андрюха и Колька спозаранку бредут по мокрой траве на рыбалку. Роса настолько обильная, что ветхие штанишки мокнут уже через несколько шагов. Но ребят это не останавливает. Утренний клёв самый лучший и пропустить его нельзя, днём рыба уходит на глубину и стоит там до самого вечера. Ребята закинули мордочки и через полчаса вытащили полные чебаков и крупных пескарей.
- Колян, может здесь рыбу пожарим и съедим? Всё одно Марфа стервоза отберёт и продаст.
- А как же Санька с Асей?
- Мы им принесём жареную, её Марфа не станет отбирать, да и жрать хочется, хоть сырую ешь.
- Ладно, - согласился Колька. - Давай костёр разводить, скоро солнце встанет.
Они наломали сушняка и кресалом разожгли огонь. По берегу потянуло дымком и жареной рыбой. Ребята с аппетитом уплетали чебаков и пескарей пока вдоволь не наелись. Потом нажарили целую горку рыбы, завернули в листья лопуха и пошли назад.
- Вы где оглоеды шастаете, корову надо на выпас гнать, - встретила их бранью Марфа.
- Аська, ты корову подоила? Молоко под замок, чтобы Колька варнак не утянул. У-у-у, паразит, так и норовит залезть в кладовку! А чего это рыбой жареной воняет? Сознавайтесь, где свежие чебаки?
- Нету свежих, одни жареные, - усмехнулся Колька.
- Сегодня без еды обойдётесь раз рыбы нажарили себе. У-у-у, паразиты, нарожали вас уйму, теперь корми цельную ораву.
         Не зря в народе говорится: “ Сколько верёвочке не виться, а конец будет”. Вот так случилось и с Марфой, она померла в самом конце войны. Видно, Бог наказал её за все злодеяния. А случилось это так: Все овощи с огорода хранились в погребе, который Марфа тоже закрывала на замок. Как-то она послала Андрюху набрать из погреба картошки, а сама пошла следом, чтобы ни одна картофелина не пропала. Андрюха спустился в погреб и увидел там нору. Это землеройки сделали ход и таскали картошку.
- Тётка Марфа, здесь нора, землеройки таскают нашу картоху.
- А не врёшь, варнак, щас сама проверю, а ты вылазь, да картоху вынь.
Андрюха вылез и чуть не поскользнулся на мокрой лестнице. Марфа зажгла лампу и полезла вниз. Но, едва она ступила на перекладину, как та сломалась и Марфа полетела вниз головой. Раздался глухой стук, будто кочан капусты упал на пол.
- Тётка Марфа, ты жива? - позвал её Андрюха.
В ответ ни звука. Андрюха испугался и побежал в избу сказать, что Марфа убилась в погребе. Позвали соседей и вытащили её окровавленную. В голове зияла рана. Она упала прямо виском на камень, который служил гнётом для огурцов. Её похоронили отдельно от всех недалеко от кладбища. Таков был негласный закон в селе, хоронить отдельно тех, кто занимался колдовством. Так дети Богучарские остались совсем одни без взрослых в семье. Все считали до этого, что хоть Марфа и колдунья, но за детьми присматривает, а теперь надо было что-то решать. Маленького Сашу отдали в детский дом, Асю отправили к родной тётке в Глубокое вниз по Иртышу на пароходе, Колька и Андрюха отказались уезжать из села, им было по четырнадцать лет. До конца войны оставалось несколько месяцев.
         Пароход медленно пришвартовался к пристани Глубокое, и толпа повалила на берег с узлами, котомками, чемоданами. Ася испуганно смотрела на всю эту массу движущихся людей и не понимала, как она найдёт свою тётю Катю, ведь она ни разу её не видела.
- Ася! - услышала она как её кто-то окликнул.
Ася обернулась, к ней спешила, проталкиваясь сквозь толпу, женщина.
- Как же ты похожа на свою маму Варю, - сказала она, обнимая худенькие плечики Аси.
- Вы, моя тётя Катя?
- Да, ласточка моя, это я.
Ася стояла в ситцевом платьишке кое где подштопанном, в поношенных ботиночках, немного великоватых, с маленьким узелком в руках, в котором лежали остаток чёрного хлеба и головка лука. Одеть ей было нечего и в дорогу собирали соседи сельчане у кого что нашлось.
Тётя Катя взяла Асю за руку, и они пошли домой. Путь от пристани оказался не долгий, дом тёти Кати находился недалеко от Иртыша. Детей у неё не было, она жила вместе с мужем фронтовиком. Звали его дядя Тима, он пришёл с фронта контуженный, говорил быстро, чуть заикался и при этом подёргивал головой и руками.
- Откель такая красотка нарисовалась к нам? - скороговоркой проговорил он. - Вроде как Варькина дочка. Похожа, похожа, как две капли воды вылитая мамка.
Дядя Тима свернул цигарку дрожащими руками, закурил и выпустил клуб дыма едкого самосада.
- Жить что ль будешь с нами? Как звать-то тебя?
- Я, Ася, - застенчиво произнесла девочка и посмотрела на тётю Катю.
Та ласково приобняла Асю:
- Бог своих детей не дал, так ты вместо дочки нам будешь. А дядя Тима, он добрый, только война его покалечила, от того кажется сердитым.
Тётя Катя накормила Асю и помыла в бане. Потом достала отрез материала и принялась шить ей новое платьице. Впервые в жизни Ася спала на белой простыне. Перовая подушка была такая мягкая, что голова утонула в ней и сон сразу свалил её, уставшую от долгой дороги. Под мерное стрекотание швейной машинки Асе снился пароход, плывущий по чистой воде. Расходящиеся волны набегали на берег, ударялись в прибрежные камни и пенились. Яркое солнце слепило глаза и белоснежные чайки летели над водной гладью, едва не касаясь её крылом. Ася спала так крепко, что впервые проспала утреннюю зорьку. Она вскочила с кровати и по привычке стала одеваться, чтобы подоить корову. Но тут она спохватилась, что теперь живёт у тёти Кати и никакой коровы нет. Ася в растерянности села на кровать, не зная, что ей делать. Привыкшая к труду, она впервые столкнулась с тем, что рано утром ничего делать не надо. Ася увидела, что на стульчике лежит новое платье. Она не могла поверить, что это платье теперь её, такое красивое и нарядное. Из другой комнаты вышла тётя Катя.
- Ася, ты что так рано встала и платье старенькое надела?
- Я всегда рано вставала, чтобы корову подоить.
- Коровы у нас отродясь не было, на зарплату живём с Тимофеем. Я посуду мою в столовой, а он сторожем там же.
- Тётя Катя, мне скоро двенадцать лет, и я тоже могу работать в столовой.
- Походишь пока в школу. Ты в каком классе училась?
- В селе только четыре класса было, но, когда мама умерла по дому мне пришлось всё делать и в школу я не ходила.
- Асенька, бедняжка ты моя, натерпелась горемычная. Теперь обязательно будешь учиться.
Но в школе Ася проучилась только два года. Дядя Тима запил и его выгнали с работы. Пришлось Асе идти работать, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Она приписала себе один год и получилось, что ей уже пятнадцать лет. Её приняли ученицей повара. Зарплата была очень маленькая, всего 150 рублей, но зато через год она начала самостоятельно работать поваром в столовой. В 1948 году зарплата была у всех не высокая в пределах 539 рублей в месяц и зависела от квалификации и места работы. Теперь Ася получала 500 рублей и это для небогатой семьи была весомая прибавка. К 1948 году уже была отменена карточная система и проведена денежная реформа. Продукты можно было покупать свободно, но стоимость их была не маленькая. Так килограмм ржаного хлеба стоил 3 рубля, а пшеничного 4 рубля 40 копеек, подсолнечное масло стоило 30 рублей, сливочное масло - 64 рубля, сахар - 15 рублей, гречка - 12 рублей, молоко - 4 рубля за литр, яйца - 16 рублей за десяток. Изголодавшись за время войны, Ася начала поправляться. Они с тётей Катей покупали белый хлеб и подсолнечное масло. Такая еда была почти у всех жителей посёлка, редко кто мог себе позволить что-то ещё, просто не хватало денег, все жили от зарплаты до зарплаты. В первую свою зарплату Ася купила не дорогие босоножки и белые носочки. Это было очень модно, и все девушки старались обзавестись такой обновкой. В следующую зарплату она купила ситцевую ткань, и они с тётей Катей сшили Асе новое платье. И чем взрослее становилась Ася, тем всё больше расцветала её красота. На танцах парни наперебой приглашали её танцевать, а молодые девчонки с завистью смотрели, как она выбирает парней. Так прошло два года, Ася стала хорошим специалистом-поваром. В это время в Усть-Каменогорске возобновилось строительство ГЭС, начатое ещё в 1939 году. На ударную комсомольскую стройку ехала молодёжь со всей страны. Одних привлекала хорошая зарплата, другие ехали за мечтой в надежде создать на новом месте семью и пустить корни на рудном Алтае. Усть-Каменогорск был одним из центров металлургии в Советском Союзе и туда приезжало много специалистов и простых рабочих. К тому времени Асе исполнилось восемнадцать лет, и она тоже решила поехать на стройку, чтобы найти там своё счастье. Тётя Катя не удерживала её, хотя очень к ней привязалась. Она помогла Асе собраться в дорогу и дала немного денег, скопленных на всякий непредвиденный случай. Усть-Каменогорск находился в тридцати километрах вверх по Иртышу, но на пароходе пришлось плыть почти весь день. Ася устроилась работать поваром в детские ясли в Комсомольском посёлке, где жили строители ГЭС. Ей дали место в женском общежитии, где она познакомилась со многими девчатами и с лучшей подругой Тоней. Каждую неделю в парке посёлка проходили танцы, играл духовой оркестр. Молодёжь, испытавшая все горести войны, наконец то могла веселиться. В парке были оборудованы киоски с прохладительными напитками и пивом, там же продавали и вино. Везде стояли лавочки, где можно посидеть и отдохнуть. Танцплощадка работала до ночи, всюду горело освещение, слышался смех и песни.
- Ася, тебе кто-то нравится из парней? - как-то спросила её Тоня.
- Я ещё не совсем уверена, что он мне нравится.
- Кто же это?
- Ты его знаешь, это Митя.
- А, этот высокий худощавый парень с вьющимся чубом! Он так смотрит всегда на тебя, но ещё ни разу не пригласил на вальс. Может он ждёт, когда ты его пригласишь на белый танец?
- Ещё чего не хватало! Подумает, что я за ним бегаю.
В субботу вечером были танцы и подруги, погладив свои единственные платья на выход, поспешили на танцплощадку. Когда заиграл белый танец, Тоня уверенной походкой пошла и пригласила Митю.  Тоня не нравилась Мите, но раз пригласили надо танцевать. Танцевала Тоня, мягко говоря, не очень. Ася в это время наблюдала за тем, как ведёт себя Митя. По его лицу было видно, что он не просто равнодушен к Тоне, но, казалось ждёт, когда же перестанет играть оркестр. Он поворачивал голову из стороны в сторону как бы кого-то искал. Наконец он увидел Асю и улыбнулся ей. Ася прыснула от смеха, какой пыткой для Мити был этот танец. Наконец оркестр смолк, и он быстро проводил Тоню до края площадки. Ася потом долго смеялась над тем сколько раз Тоня наступила на ботинок Мити. Вскоре снова заиграл белый танец, и Тоня вновь направилась к Мите. Увидев её, Митя поспешил к Асе и попросил пригласить его на вальс. Ася от души рассмеялась, положила руку на плечо Мити, и они легко закружились в потоке вальсирующих пар. Все последующие танцы Митя приглашал только Асю, они весело кружились и улыбались друг другу. Так Тоня сама не подозревая, помогла Асе и Мите стать близкой парой, которой суждено было прожить долгую счастливую жизнь.
Как-то в субботу Митя сказал:
- Ася, я хочу познакомить тебя со своей мамой и сестрой.
Ася смутилась от неожиданного предложения, но с радостью согласилась. Не имея своих родителей, ей очень хотелось познакомиться с Митиной мамой. В воскресенье Ася надела своё нарядное платье в мелкий горошек, босоножки на низком каблучке и белые носочки. Тоня пристегнула ей свою любимую брошь и помогла с причёской. Но густые волнистые волосы не требовали особой укладки, достаточно было аккуратно их причесать и украсить лентой. В назначенное время Митя привёл Асю к себе домой. Это была одна комната в щитовом бараке, довольно большая по размеру. Посредине стоял стол, на котором стояла селёдочница, винегрет, четыре тарелки для супа, нарезанный хлеб и бутылка портвейна. Четыре гранёные стопочки стояли рядом с бутылкой.
- Мама, познакомься, это Ася, - сказал Митя и потянул Асю за руку из-за своей спины.
- А меня звать Анна Александровна, можно просто тётя Аня, - сказала мать и протянула руку.
- А я Тамара, Митина сестра.
Всё оказалось очень просто и как-то по-домашнему приветливо. Ася, которая по началу очень волновалась, теперь успокоилась и чувствовала себя как среди давно знакомых людей. Тётя Аня наварила борщ на косточке, и он был очень вкусный. Ася отметила это как профессиональный повар.
За столом говорили как хорошо стало жить после тяжёлых военных лет о которых не хотелось сейчас вспоминать. Потом был чай с печеньем и конфетами. Митя купил эти сладости несмотря на то, что стоили они дорого и не каждый мог себе их позволить в то время. Сегодня Ася была очень счастлива. Ей понравились родные Мити с ними было легко и свободно разговаривать. На прощание тётя Аня сказала:
- Ася, я очень рада, что у Мити наконец-то есть такая хорошая подруга. Приходи к нам без приглашения когда захочешь.
           Митя не стал откладывать предложение Асе стать его женой. Ему было уже двадцать восемь лет, и холостяцкая жизнь перестала иметь смысл. Хотелось создать семью и иметь детей. Асе Митя тоже был по душе. Умел многое делать своими руками, что говорило о достоинствах будущего мужа. Их не пугала проблема отсутствия своего жилья, на первое время Митина комната была вполне приемлема для начала совместной жизни, а о большем пока не хотелось думать. Трудные времена уходили в прошлое. Конечно, ещё много чего не хватало, но главное пережили голод, с чем боролись подряд несколько поколений Аси, от чего бежали через всю Россию в сибирскую глушь, где пережили тяжелейшие годы войны и послевоенную разруху. Всё это осталось позади, а впереди будут счастливые годы мирной жизни, в которой начали свой путь Ася и Митя.