Стиг Дагерман - Убить ребёнка

Рассказ включен в подборку "десяти классических рассказов" Банка Шведской Литературы. Переводился в восьмидесятых (одни из первых переводов Дагермана), но автор данной версии не нашел тот перевод, да и лень было искать: проще прочесть в оригинале и перевести самому.

Оригинал: litteraturbanken.se/f/DagermanS/titlar/AttD/sida/1/etext

Русский текст сверялся по испанской версии: https://ciudadseva.com/texto/matar-a-un-nino

ATT DOEDA ETT BARN

(1949, перевод со шведского и испанского)

Мирный нежаркий день; на равнину искоса падают лучи солнца. Скоро пробьют колокола: воскресенье ведь. Молодая пара открыла нехоженую прежде тропу через пару овсяных полей, а на равнине белеют оконными квадратами три села. За кухонными столами бреются перед зеркалами мужчины; женщины, мурлыча мотивы, нарезают кексы к кофе, а дети шумят, сидя на половицах и застегивая комбинезончики. Утро веселое, день - скверный, ведь в этот день в третьем селе из-за одного весельчака погибнет ребенок. Пока этот ребенок еще сидит на полу и застегивает себе комбинезон, а человек, который бреется, произносит: отправлюсь-ка я сегодня вниз по течению реки, а женщина вполголоса что-то напевает и выкладывает свеженарезанную выпечку на синее блюдo.

Кухня не омрачена ни единой тенью, но тем временем человек, который убьет ребенка,  остановился у красной бензозаправки в первом селе. Этот весельчак целится в фотообъектив, и там перед ним - синее авто, рядом - девушка, она смеется. Пока девушка смеется, а у человека получается прекрасное фото авто, заправщик закручивает крышку бензобака и желает паре хорошего дня. Девушка усаживается в авто, а человек, который убьёт ребёнка, достает бумажник, чтобы расплатиться за девушку, и рассказывает, как они поедут к морю, а там наймут яхту и уплывут отсюда далеко-далеко. Речь его доносится до девушки через закрытые стекла автомобиля, она краснеет, и когда она краснеет, то видит море и мужчину на яхте рядом с собой. Человек он неплохой: радостный, веселый, и, прежде чем занять место в автомобиле, он на мгновение задерживается перед радиатором, сверкающими на солнце, наслаждается его блеском, запахом бензина и ароматом черемухи. Ни единой тени не падает на авто, а на чистейшей решетке радиатора - ни единой вмятины, да и от крови они пока еще не покраснела.

Но в то же самое время, когда в первом селе человек в автомобиле вновь захлопывает дверцу слева от себя[1] и поворачивает зажигание, в третьем селе женщина  открывает на кухне шкаф, а сахара там нет. Ребенок, который теперь застегнул комбинезон и уже завязал шнурки, опустился перед диваном на колени: он видит реку, змеящуюся сквозь ольшаник, и черную лодку-плоскодонку, вытащенную на травяную отмель. А человек, который потеряет сына, свежевыбрит и сейчас складывает зеркало с подставкой. На столе - кофейные чашки, выпечка, сливки и мухи. Только сахара не хватает, и мать говорит ребенку сбегать к Ларссонам и одолжить у них несколько кусков. И когда ребенок открывает дверь, отец кричит ему поторопиться, ведь для него уже готова лодка на берегу и они поплывут в такую даль, куда никогда раньше не заплывали. И вот, когда ребенок бежит по саду, он все это время думает о реке, о лодке, о плещущейся рыбе, и никто не нашептывает ребенку, что жить ему восемь минут, а лодка останется там же, где ее оставили, на целый день и на множество последующих дней...

До Ларссонов тут рукой подать, через дорогу, и пока ребенок мчится, мчится и синий автомобиль по второму селу.  Село это небольшое, с охряными домиками, жители его спросонья сидят по кухням, поднося ко ртам кофейные чашки, и смотрят, как несётся по ту сторону палисадников авто, оставляя за собой высокое облако пыли. На высокой скорости человек за рулем видит, как пробегают мимо яблони и свежепросмоленые телеграфные столбы, словно серые тени. Дыхание лета на ветровом стекле; водитель и пассажирка выносятся из села, им удобно и спокойно посередине дороги, и они на ней (пока ещё) одни. Как приятно путешествовать наедине, без посторонних, по гладкой широкой трассе! А дальше, через равнину - еще приятней. Мужчина весел и крепок, правой рукой он приобнял и стискивает тело своей будущей жены. Он вовсе не плохой, этот человек. Он к морю торопится. Даже осЫ не обидит, а вот ребёнка всё-таки убьёт. Пока они проносятся по третьему селу, девушка вновь закрывает глаза, играючи: она не откроет их до тех пор, пока они увидят море вдвоем, и мечтает под мягкое укачивание в авто, какой нежной окажется гладь.

Ибо столь беспощадно устроена жизнь, что за минуту до того, как счастливый человек убьёт ребёнка, он всё ещё счастлив; за минуту до того, как закричит в ужасе женщина, он еще в состоянии, раскрасневшись, мечтать о море, а в последнюю минуту детской жизни его родители могут сидеть на кухне за разговором о белых зубах сына и о том, как тот поедет кататься на лодке, а сам ребенок - закрыть калитку, и начать переход через дорогу с кульком для нескольких кусочков сахара в правой руке, и не увидеть за всю эту последнюю минуту ничего, кроме долгой безмятежной реки с крупными рыбинами и широкой лодкой-плоскодонкой с затихшими веслами...

 А дальше всё уже слишком поздно. Дальше синее авто косо стоит на обочине, и женщина с криком отрывает руку от рта, и ладонь ее кровоточит. Дальше мужчина распахивает дверь авто и старается устоять на ногах перед бездной ужаса в груди. Дальше - несколько никчемных кусочков сахара, разбросанных по кровавой луже и гравию, и лежит ничком неподвижный ребенок, лицо втиснуто в дорогу. Дальше из-за калитки сломя голову выскакивают двое побледневших взрослых, так и не успевших допить свой кофе, и видят на дороге зрелище, которое не смогут забыть никогда. Ибо то, что время лечит все раны - неправда. Ибо время не лечит ни ран убитого ребенка, не очень-то лечит боль матери, забывшей купить сахар и пославшей ребёнка одолжить его к соседям через дорогу, и еще хуже лечит оно потрясение когда-то, давным-давно, счастливого человека, который этого ребёнка убил.

Ибо детоубийца [2] на море не едет. Детоубийца отправляется в бесконечную поездку домой в полном молчании, рядом - онемевшая женщина с рукой на перевязи, и ни в одном из сел, через которые они проезжают, не видно ни единого веселого лица. Тени вокруг - слишком мрачные, и пара расстаётся всё так же бессловесно, и тот, кто убил ребёнка, знает, что тишина эта ему - враг, и что у него уйдут годы жизни на то, чтобы победить её, выкрикивая о собственной невиновности. Но он знает, что это ложь, и будет ночами напролет мечтать о том, чтобы вернуть лишь одну-единственную минуту своей жизни, чтобы в ту минуту всё пошло иначе.

Но жизнь настолько беспощадна к детоубийцам, что дальше всё уже слишком поздно.
____________________________
[1]В Королевстве Швеция переход на правостороннее движение был осуществлен в пять утра 3 сентября 1967 года. До этого дорожное движение было левосторонним, как в Великобритании (прим. переводчика).

[2] В оригинале здесь и далее - буквально "тот, кто [уже] убил ребенка", den som har doedat ett barn. Смысл в любом случае неоднозначен и может, в том числе и для русского читателя, трактоваться в (био)политическом контексте. Автор перевода поддерживает право женщин распоряжаться своими телами (как частный случай проявления основополагающих прав человека сообразно либеральным взглядам: права на свободу, права на жизнь и права на имущество) и не поддерживает миф госнаркопропаганды об "аллее ангелов" в ОРДЛО (как частный случай "Радио тысячи холмов" и прочих форм "кровавого навета". Вдобавок все эти дети жили бы, если бы  нашим авто рулил водитель поадекватней (прим. переводчика).