Жизнь Непредсказуема

                I


Полина, рожденная в зажиточной семье в Петербурге, с детства ни в чём не знала отказа. Их шикарная квартира, напоминала антикварный магазин и не потому, что кто-то из членов семьи увлекался стариной, просто в те, к сожалению, давно прошедшие времена, как говорила Мария Александровна, оперная дива, в те времена после спектаклей, да и по праздникам, поклонники дарили не букеты, а корзины цветов и только совсем уж неимущие дарили духи “Красную Москву”. А состоятельнее - антиквариат… Парные севрские вазы в стиле Людовика XVI, настольные дамские часы Фаберже, светло зелёного оникса с непременным обручем, обнимающего жемчужный стебелёк ландышей…

Полина росла жизнерадостной, энергичной и самостоятельной девочкой, взяв все папины черты характера, не получив при этом от мамы никаких творческих талантов.
Антиквариат, в котором она выросла, помог ей с выбором профессии, она рано поняла, что это её стезя. Да, она ничего не знала ни о мануфактуре Севр, ни о Карле Фаберже, она не знала о стилях мебели, о великом, амбициозном мастере мебельного искусства Томасе Чиппендель, Андре-Шарль Буль, мебельщик Людовика XIV и его изысканные комоды маркетри. Не деньги, а стремление узнать обо всём, изучить и охватить ещё тогда дозволенный рынок, погрузится в этот круг уникальной красоты, у неё были все возможности. Весёлый нрав с природной хитростью ей помогал находить грамотных учителей и безусловно книги, которые они советовали ей изучать. Книги и ещё раз книги, кладезь знаний, она их штудировала, как говорили немцы от корки до корки. Штампы, марки, вензеля, гербы, во всё она вникала, скрупулёзно изучая под лупой, получая при этом огромное удовольствие. Сладостное наслаждение пришло позже, когда она уже легко разбиралась в разнице между французскими шпалерами и итальянскими гобеленами.

Марья Александровна была довольна выбором профессии дочери, продолжая служить в театре и получая неплохие деньги, она не жалела средств на её образование, часто это было связано с поездками в Брюссель, Милан и малоизвестные города Франции.
В свои тридцать два года, она увлечённо приобретала интересные старинные вещи, грамотно атрибутируя и вложив не баснословно много, потом успешно их перепродавала. Таким образом она довольно быстро собрала неплохой капитал и решила, что пришло время нирваны, пора подарить себе лето и любовь в роскошном переплёте. В Дубай, где же ещё лето, тёплая, ласкающая волна и горячий темперамент агатовых глаз…

По-своему она была хороша, крупная, породистая, с бархатной, чуть смуглой, лоснящейся кожей, к ней никакой прыщик не лип, ни пятнышек, ни морщинок и совершенно потрясающие изумрудно-серые умные и весёлые огромные глаза… Все, конечно, об этом ей говорили, а подруги шутя, просили дать поносить…

И Дагман, как только увидел эти глаза, тут же сказал:

- Хочу, чтобы они всю жизнь освещали мой путь. Ваши глаза необыкновенной красоты.

Но так как Полина много раз слышала про свои глаза, она повернулась в пол-оборота, разговор был в кафе, куда она зашла после пляжа, в морском коротком халатике, с влажными волосами, в цвет осенних листьев, без косметики, без затей, перекусить налегке, чтобы потом пойти в номер, принять душ, отдохнуть и уже вечером, при полном параде выйти в ресторан, где она уже заранее заказала столик на двоих, не потому, что она кого-то ждала, она нет, но душа была открыта…

А этот…, в шортах, хоть с виду и ничего, но сейчас попал не в час свиданий и повернувшись к нему так, чтобы видеть его глаза, сказала совсем не то, что приготовилась.

- Вечером мои глаза выглядят намного привлекательней, - и смеясь добавила, - я буду ужинать в семь…, - повернувшись и неожиданно для себя встретившись с молодым Омар Шерифом, и вместо приготовленного, - придумайте что-нибудь оригинальнее, а пока что подите прочь, - она пригласила его в свою любовь.

Ужин закончился утром и первые слова, которые медленно произнесла Полина и так, как будто произнесла их сама душа:

- Я все сокровища мира отдам только за то, чтоб смотреть в твои глаза и всегда находить в них любовь…

Вернулись в Петербург вместе, Мария Александровна не ожидала столь сверкающий вояж дочери, со взрывом чувств, с фейерверком звёзд, главное, чтобы потом без листопада обойтись, - подумала она, - жизнь капризна и непредсказуема…

Полина, давно девушка самостоятельная, высокой степени безумством никогда не отличалась, поэтому мама не была против такого скоропалительного брака. К свадьбе готовились с радостью, сожалела она только о том, что несчастный случай давно унёс её супруга, Полининого отца, которому не суждено было увидеть Поленьку в белом фартучке, потом в белом платье и теперь в белой фате, что ж теперь делать…, она давно смирилась с этой утратой и приспособилась жить с аплодисментами, и ей этого хватало. Дай Бог у Полинки все сложится по-другому.
 
В шикарной Европейской гостинице, под куполом витражной крыши старинный зал, музей прошлой роскоши, изумительное произведение Фёдора Лидваля, пожалуй, для ценителей красоты это лучшее место для светских встреч и, разумеется, для свадьбы, и, как говорится, весь свет Петербурга, самых близких, сердечных друзей с радостью присоединились к этому торжеству. Потрясающие нежные букетики украшали каждый столик приглашённых. Красота этого вечера осталась на нескольких фотографиях…

Прошло чуть больше полугодия после свадьбы и Полина родила девочку, в тот вечер в Мариинском театре давали Иоланту и вновь испечённая бабушка, поздравляя дочку, пожелала назвать внучку Иолантой, совершенно ни о чём дурном не думая, ей и в голову не пришло, что это плохая идея назвать внучку именем героини оперы, которая родилась незрячей...

Незрячей родилась и Полинина дочка, позже врачи сказали ей, что врождённая слепота скорее всего, это вирусное поражение, которое передалось ребёнку от Вас… Можно было потом и вовсе не называть её Иолантой, как впрочем все и делали…, но это ничего не меняло…

Бабушка, чувствуя себя где-то проводником между героиней оперы и внучкой, старалась отмахнуться от причастности беды, называя внучку Ланой. А Полина в отчаянии, её сердце обожжено горечью, но она мать, она не может ни отстраниться, ни отмахнуться, она с этим горем обязана жить и сделать всё возможное, пусть не по сценарию оперы. Она услышала диагноз, врождённая слепота необратима, поэтому не лекаря нужно найти, который откроет дочке глаза на действительность, а найти все способы сохранения души этого ребёнка, избавить её от травмы внутренней печали, от сознания кромешной темноты, у неё не будет представлений о том, как выглядит, солнце или снег. Поэтому, беря её на руки и нежно прижимая, она шёпотом, для своей, внутренней веры произносит, как заклинания:

- Я сделаю всё Илоночка, - и похоже, эти слова девочка услышала, и поверила, ибо душа её осветилась солнечным светом.

В основном люди видят солнечное озарение, посмотрев на небеса, а есть другие люди, у которых душа озарена солнцем, Иоланта была из тех.

Папа не выдержал горя и чтобы с ним не сталкиваться ежедневно, ушёл из семьи, оберегая себя от ежедневного стресса, как он говорил, этим самым ввёл в депрессию теперь, уже можно сказать, бывшую жену, а вот про дочку не скажешь бывшую…, её обошёл стороной, как неоправданное вложение средств, эмоций, невозможной реализации себя и как невозможность положиться на неё в случае своей старости. Трудно собрать созвездие планет с таким печальным влиянием, однако в жизни, как вы видите, всё бывает.

Про тёщу вполне разумно сказать бывшую и добавить ненавистную, потому что она явилась ключом, который прокрутился в его сознании, разворотил его душу, затёр его мысли, оборвал надежду и покатил его жизнь под откос.

Полина пригласила в дом, за большие деньги двух монахинь, одну на хозяйство, вторую на обучение, массажи и беспрерывные разговоры о мире воздуха, солнца, звёздах и музыки…, одна монахиня владела в совершенстве волшебством понимания души… В свои сорок три года, имея музыкальное и филологическое образование, она не переносила общество, видя в нём всё зло бытия и, быть может, для совместной семейной жизни она не была готова, но Ланочку она взяла на руки, как лучик божий и никогда больше не выпустила из рук. Видимо Бог ей послал эту монахиню с редким именем Веста, чтобы помочь справится с уходом Дагмана и главное, не считать ребёнка своим горем.

Для содержания этой непростой семьи нужно было много работать, приготовленный для продажи антиквариат мог обеспечить дом всем необходимым, но только на время, поэтому Полина, купив когда-то по случаю у старой генеральской вдовы яйцо-часы Фаберже, с синей гильошированной эмалью–одной из самых эффектных техник декоративной эмали, с помощью которой создаются завораживающие переливы цвета..., яйцо увитое золотом, в неповторимом декоре переплетающегося с жемчугом, неповторимая ценность – решила  его продать. Она бы его никогда не продала, но содержание дома, большой семьи требовало денег.

Средства, которыми располагала Мария Александровна были неприкосновенны, она своё уже отдала на Полинино воспитание и образование, теперь её долг собирать камни. И Полина решила пойти на риск, перевести нелегально эту бесценную реликвию, яйцо Фаберже в Лондон и поставить его на аукцион, но неожиданно генеральша, спустя столько лет, словно почувствовала, что с ценой промахнулась, позвонила и попросила вернуть яйцо… Полина не смогла поступить, как интеллигентный эксперт, а поступила как перекупщик, отказав ей... И генеральш тоже бывших не бывает…, месть была суровая…, суд, срок и конфискация…

На выручку пришли гости, друзья сердечные, на свадьбе гуляющие, они-то и помогли с деньгами, предварительно вывезя всю обстановку… Маркетри, укрошающее дом с незапамятных времён и Севр, сказочные вазы и яйцо Фаберже, жалко конечно, но зато денег хватило на всё, спасибо и на этом. И на адвоката, чтобы срок поубавить, улучшить тюремные условия, в цех устроить, рукавички сшить, и на содержание Весты, монахиня сказала, что я не уйду и Иоланту не оставлю.

Девочка росла мягкая, нежная красавица с необыкновенным ангельским голосом. Бабушка, надо ей отдать должное, в позу не встала, когда весь дом обобрали, сглатывая ком говорила:

- Жизнь непредсказуема, - так она сказала и когда зять ушёл.

Только однажды, когда Ланочке исполнилось семь и её взяли с благодарностью в музыкальную школу, сказав, что у неё фантастические музыкальные способности, уникальный слух и бабушкино меццо-сопрано, тогда, впервые она сказала:

- Жизнь предсказуема…

Вскоре, за примерное поведение, вернулась Полина с такими же серо-зелёными глазами, но грустными…

Медленно, чтобы не напугать, возвращала она свою запертую любовь доченьке, адвокат, правда, довольно часто устраивал им свидания и даже сам возил Ланочку с Вестой, но ежедневные объятия, забытое счастье восстанавливали по крупицам.
 
Учёба в музыкальной школе давалась легко и главное с удовольствием. И ещё, что было для Полины удивлением, это, как Ланочка потрясающе рисовала, все сказки и истории, которые рассказывала Веста, она рисовала придуманным Вестой способом. Способ простой, Веста купила большие пяльцы и приклеивала их на чистый лист, Ланочка обводила пальчиками обруч и внутри его рисовала по своему ощущению рассказанное, получались интересные рисунки, которые украшали её комнату, в круглых рамах из пяльцев. И эти занятия ей тоже нравились. Девочка была на домашним обучении при помощи специальных учителей, которые раз в две недели обменивались тетрадями с домашним заданием.

Четырнадцать, последний экзамен, музыкальная школа окончена, Ланочка звезда школы, любимица всех преподавателей...

Золотой ребёнок, теперь Полина это слышит ежедневно, бабушка-то это знает, не хуже преподавателей, за эти семь лет она, конечно, сдала, с приходом почтенного возраста ушла на пенсию, но с Ланочкой, как занималась, так и продолжает и готовит её к консерватории. Веста непосредственно с ней проводит всё время, по-прежнему читает ей уже не сказки, а классику, словом жизнь продолжается… Полина возобновляет старые связи и однажды ей предложили атрибутировать несколько кусочков старых полотен, разорванных солдатами во время войны и вывезенными из Дрездена. Она не была специалистом по живописи, но чутьё и книги дали свой результат. Гойя, вне сомнения...

Для подтверждения она обратилась непосредственно в музей, там тоже подтвердили и её рабочее реноме полностью вернулось, работы было много и жизнь продолжалась, минуя любовные взлёты и падения, но с радостью, благодаря маме и Весте, которые сердечно помогли ей справиться с горем.

- Ланочка стала совсем барышней, - говорила Мария Александровна, - утончённо хорошенькая, можно сказать воплощение женственности.

Так же, как и музыкальную школу, она успешно закончила и консерваторию, всеми на отборной комиссии была приглашена в Мариинский театр, по стопам своей потрясающей бабушки…


                II


Ласковое солнце давно удалилось, оставив пульсирующие мазки заката. Шелест платья, последние слова режиссера:

- Доверься мне Ланочка, тебя сейчас с огромным наслаждением будут слушать тысячи зрителей, они пришли ради тебя, твой голос совершенен…

Незаметная улыбка коснулась её губ и тихо произнесённое спасибо, по-отечески тронуло сердце режиссера, он осторожно обнял её и смахивая слезу медленно ушел со сцены, вспоминая Марию Александровну, не так давно покинувшую этот мир.
 
Лёгкий шум зала, шёпот переходит в тишину, темнеет, тяжёлый занавес вишнёвого бархата с золотыми аппликациями открывается, Иоланта уже стоит на сцене, это была находка режиссера, зал затих, музыка поднимается из оркестровой ниши и звонко, чисто до мурашек, запело это юное создание, её голос, как цветы распадающиеся на оттенки, охватывая весь зал, возвращались на сцену…

В левой ложе стиля барокко, примыкающей к сцене, сидели иностранные гости, они предпочитали русский балет и итальянскую оперу. Аристократы ведут светский образ жизни, отличаются безупречным вкусом, от одежды до декорирования интерьеров. Но оказалось, что не только балет покорил западный мир, но и опера, в сравнении с итальянской, не уступает.

Восторг изысканного интерьера Мариинского театра с его помпезным пурпурно-вишнёвым занавесом, превысил только голос юной героини. Иоланта действительно была безупречно хороша, её непобедимое меццо-сопрано вызывало бурные аплодисменты, безудержно переходящие в крики браво, брависсимо и под нескончаемые овации молодой человек, выйдя из той ложи, приблизился к авансцене, передав одну белую розу, купленную во время антракта с запиской:

- Ты потрясающая, я покорён и влюблён.

Алекс сносно говорил по-русски, его прабабушка из дворянской знати, династия Глинских, эмигрировала ещё перед революцией и пустила свои русские корни в Англии. Алекс часть этой фамилии, ему двадцать три года, начинающий финансист, не бездельник с аристократической кровью, не на шутку влюбился в Иоланту.

Он подключил все родственные связи, чтобы остаться в Петербурге и познакомиться поближе с Иолантой, втайне Алекс мечтал повести её под венец. Позже так всё и произошло, он познакомился с семьёй и его не остановило признание Полины в отношении дочери, а скорее наоборот, он отнесся к этому с глубоким пониманием и искренним желанием помочь, уверяя Полину, что найдёт способ приоткрыть несправедливую завесу и показать ей волшебный мир.

Оказалось, что и лекарь, на которого уж никак не могла рассчитывать Полина, по велению небесного Амура, привёл Алекса в тот вечер в Мариинский театр. Лане тогда исполнилось девятнадцать, бабушка, страдающая диабетом, к сожалению, только с небес слышала свой молодой голос, удивительно перекочевавший к внучке.

Дружба Алекса и Илоны, его необычайно трогательное отношение, привели их во дворец с изысканным белым в золоте интерьером, элегантной парадной лестницей, по которой ранним весенним утром, медленно спускалась под ручку красивая пара, оба в белом, как пара белых лебедей…


Последние месяцы его не длинной жизни, были омрачены циррозом печени, из-за пристрастия к алкоголю, бедность и одиночество не позволили Дагмару лечение в лучших клиниках и не было возле него любящего человека, который бы все сокровища мира отдал бы, за то чтоб смотреть в его глаза и находить в них любовь…

Дагмар так никогда и не узнал, что княгиня Лана Глинская, прима Лондонского Королевского театр Ковент-Гарден, его дочь, от которой он открестился при рождении...


Наташа Петербужская © Copyright 2025. Все права защищены.
Опубликовано в 2025 году в Сан Диего, Калифорния, США.
 


Рецензии