Несколько глав из нового романа Уроки немецкого

Глава третья
СССР, Москва; 20 сентября 1945 года
 
Солнечным осеннем утром по Москве неторопливо ехал старенький Опель-кадет. Управлял автомобилем Васильков - тот самый тридцатилетний брюнет, коего милицейский полковник уважительно называл Александром Ивановичем. Рядом с ним, прижав к груди небольшого плюшевого пса, сидел его четырехлетний сын Андрей.
Александр был хмур и задумчив. Сосредоточенно глядя на дорогу, он гадал, зачем его вызвал в Управление старый друг - Иван Старцев. Несколько дней назад Александр наконец-то выхлопотал двухнедельный отпуск, чтобы побыть с сыном и вдруг этот странный телефонный звонок в половине двенадцатого ночи. Да, он был раздражен, потому что не ждал от внезапного вызова в Управление ничего хорошего. Выражение его лица становилось мягче лишь в те моменты, когда он бросал взгляды на маленького сына.
Свернув на Петровку, Опель подъехал к зданию Московского уголовного розыска и остановился. Александр вышел из машины, открыл правую дверцу и помог Андрею спрыгнуть на асфальт. Мальчуган не раз бывал в Управлении, поэтому, вцепившись в ладонь отца, уверенно зашагал к главному входу.
- Доброе утро, Александр Иванович, - тотчас узнал его пожилой старшина Гордеев. Приметив Андрея, расплылся в улыбке: - Здравия желаю, молодой человек!
Проходя мимо старшины, тот выпрямился и отдал ему честь.
- Достойная растет смена, - довольно прогудел Гордеев.
В коридоре первого этажа было как всегда шумно: голоса, топот, стук печатных машинок. В холле у широкой лестницы навстречу попался майор Егоров, возглавивший оперативно-розыскную группу после повышений Старцева и Василькова.
- О, Александр Иванович! Андрейка! Рад вас видеть!
Он тепло поздоровался с Васильковым, присев на корточки, пожал ладошку мальчугану. А, поднявшись, с удивлением спросил:
- Разве ты не в отпуске?
Васильков поморщился:
- Был до вчерашнего звонка Старцева.
- О-о… если вызвал сам Старцев, то об отпуске можно забыть.
- Умеешь ты подбодрить.
Отец с сыном направились к лестнице.
- Сегодня в пять обмываем мои майорские звездочки, - крикнул вслед Егоров. - Если тебя не отправят дальше Подольска - заходи, буду рад…
На втором этаже бывших Петровских казарм и Корпуса жандармов было несравнимо тише. Здесь находились начальственные кабине-ты, бухгалтерия, секретный, вещевой и квартирный отделы, телефонная станция, а также часто пустовавший актовый зал.
Васильков и маленький Андрей подошли к кабинету с табличкой «Заместитель начальника Московского уголовного розыска подполковник Старцев И.Х.»
- Подождешь? - нагнулся к сыну Александр.
- А ты долго?
- Дядя Ваня - очень занятый человек. Надеюсь, он не задержит меня дольше пятнадцати минут.
- Пятнадцать минут, - задумчиво повторил Андрей. - Это больше десяти?
- Да, на чуть-чуть.
Кивнув, сынишка залез на один из стульев, стоявших в коридоре напротив кабинета. Обняв плюшевого пса, он замер в ожидании.
Дважды стукнув в дверь, Александр заглянул в кабинет:
- Прошу разрешения…
 
* * *
 
Кабинет Старцева представлял собой образчик рабочего пространства советского чиновника тридцатых-сороковых годов. Большой письменный стол на двух массивных тумбах. На обтянутой зеленым сукном столешнице три телефонных аппарата, настольная лампа под стеклянным абажуром, пишущая машинка, пепельница, письменный прибор, стопка картонных папок. Над удобным мягким стулом два портрета - Иосифа Сталина и Феликса Дзержинского. Напротив стола - несколько стульев для посетителей. По внешней стене пара высоких окон с плотными шторами; между окон столик с граненым графином и стаканами. У противоположной стены - стальной сейф и книжный шкаф, доверху заполненный документами.
Старцев разговаривал с кем-то по телефону. Пожав товарищу руку, он кивнул на стул. Александр не стал закрывать дверь, специально оставив небольшую щель для визуального контакта с сыном. Присев, он достал из кармана пачку папирос и потертую бензиновую зажигалку. Скорее по привычке - курить пока не хотелось…
Никакое количество сахарной пудры не могло исправить тот горький факт, что с некоторых пор неразлучные друзья, воевавшие в одной разведроте, стали встречаться гораздо реже. Нет, дружба не остыла, и кошки между ними не пробегали. Просто после назначения на высокую должность Иван Харитонович с головой погрузился в кабинетную круговерть - изучение бесчисленных документов и приказов, составление отчетов и пояснительных записок, участие в бесконечных планерках и совещаниях.
Внешность Ивана изменилась мало. Врачи который год обещали полное исцеление от полученных на фронте ран, но он по-прежнему ходил, опираясь на трость. Он был таким же худощавым, но костистым, широкоплечим. Лицо его оставалось грубоватым и скуластым, большие крестьянские ладони от кабинетной работы стали чуть белее и глаже. Но одно изменение во внешности не подметить было невозможно - пышный рыжеватый чуб Ивана, вечно выбивавшийся из-под пыльной офицерской фуражки, вдруг стал короче и местами приобрел серебристый блеск.
Васильков являл собой полную противоположность. Он был хорошо образованным интеллигентом, мысли, манеры и речь которого формировались строгим и правильным воспитание, а также тоннами прочитанных книг. Помимо прочего он имел безупречную внешность: высокий, широкоплечий, осанистый. Уверенная походка и цепкий внимательный взгляд серых глаз заставлял многих женщин задерживать дыхание и унимать пускавшееся вскачь сердце. Его открытое лицо с правильными чертами изредка озарялось приятной белозубой улыбкой, а в густых темных волосах, не взирая на километры испорченных фронтом нервов, не появилось ни одного намека на седину.
Положив трубку на черный аппарат, Старцев воскликнул:
- Ты можешь представить платиновую тиару, усыпанную бриллиантами?!
- Нет, - коротко ответил Александр. И добавил: - В сорок втором нашу ротную полевую кухню возила худая кобыла по кличке Тиара. Ее я представляю.
Старцев отмахнулся, будто отгоняя назойливую муху:
- Какая кобыла, Саня?! Речь о головном украшении королевы Бельгии Елизаветы Баварской! Ее тиара изготовлена в 1910 году фирмой Луи Картье. Центральный бриллиант весит более двадцати карат, а общая стоимость сопоставима с бюджетом Подольска.
«Господи, опять этот Подольск! - проворчал про себя Александр. - Сговорились, что ли?!»
Вслух же сказал:
- Характеристика смахивает на некролог. Не означает ли это, что тиара исчезла, и мне предстоит…
Старцев снова замах руками.
- Не-не-не, это нас не касается! По исчезнувшей тиаре бельгийцы ведут переговоры с нашими военными представителями в Германии.
- И то слава богу… Как нога? - справился Александр.
- А-а!.. - поморщился друг. - Я устал переживать по этому поводу, и я устал быть уставшим. Сам-то как?
- Был весел, пьян и счастлив до твоего вчерашнего звонка.
В этот момент Старцев заметил приоткрытую дверь.
- Ты с сыном?
- Я же в отпуске. Андрей со мной, а няня отправилась в деревню навестить свою дочь и трех внуков.
Старцев подался вперед, высматривая сквозь щель мальчугана.
- Удивительно спокойный и воспитанный парень, - восхищенно прошептал он. Упав обратно на стул, перешел к делу: - Ладно, Саня, давай о главном. Скажи, что нужно сделать, если враг не сдается?
- Найти другого.
- Ха, я помню, как эта шутка родилась в нашей разведроте, - рассмеялся Иван. Потом сменил веселость на серьезное выражение лица и подвинул поближе к товарищу пепельницу: - Кури. К сожалению, нам сейчас не до шуток. Ты не хуже меня знаешь - оружия с окончанием войны в Москве стало в разы больше. Банды пополняются бывшими фронтовиками, не нашедшими себя на гражданке. МУР завален работой и нам срочно нужна твоя помощь.
Александр достал из пачки папиросу и, разминая ее двумя пальцами, недовольно спросил:
- Что за срочность, Ваня? Эта непростая ситуация в Москве родилась не вчера, она была такой же в течение всего лета.
- Да речь не совсем о Москве, - поморщился друг. И, помедлив, сообщил нечто странное: - Видишь ли, в Берлине кто-то терроризирует местное население.
Брови Василькова сами собой поползли вверх - он готов был услышать что угодно, только не новости про далекий Берлин.
Не дав ему опомниться, Старцев пояснил:
- Ничем необъяснимый всплеск преступной активности - полсотни трупов за последний месяц и почти все убийства связаны с ограблениями.
- Полсотни трупов за месяц - это очень прискорбный показатель, Ваня, - тихо ответил Васильков, с жалостью глядя на друга. - Но поясни мне неразумному, с каких пор правовой беспорядок в Берлине стал головной болью Московского уголовного розыска?
- Справедливый вопрос. С одной стороны - никакого. А с другой…
Старцев выдвинул один из ящиков стола и положил перед товарищем лист бумаги, испещренный ровными строчками печатного текста.
- Читай.
Тот повернул листок к свету и с минуту внимательно изучал…
Это было официальное письмо, адресованное Наркому внутренних дел. Внизу стояла подпись Военного коменданта Берлина генерал-полковника Горбатова .
Ознакомившись с текстом, Васильков пробормотал:
- Похоже на просьбу о помощи.
- Так и есть. Комиссар Урусов  при мне разговаривал по телефону с помощником Горбатова - генерал-майором Судаковым. Впечатление такое, что Военная комендатура Берлина в полной растерянности. С мая по июль этого года там тоже случались преступления, и военные дознаватели в рабочем порядке справлялись с расследованиями. А с середины августа начался настоящий кошмар - убийства происходили каждый день. Среди горожан поползли нехорошие слухи о терроре, зародились панические настроения, а кое-где дошло до саботажа - люди отказываются выходить из дома и требуют, чтобы власти навели порядок и гарантировали безопасность. Короче, маршал Жуков  нервничает, требуя в кратчайшие сроки закончить расследование и положить конец террору.
- Что ж, картина понятная, - кивнул Александр. - Но скажи на милость, неужели у Советской военной администрации в Германии не хватает своих кадров для оперативно-розыскной и следственной работы? В ее распоряжении Военная прокуратура, Чрезвычайная госкомиссия, контрразведка.
- Ты прав. Но есть одна деталь, - Иван закурил, поднялся и, стуча тростью по паркету, принялся расхаживать вдоль приоткрытых окон. - Нападениям за последний месяц подвергались не только мирные жители Берлина. Убиты три дознавателя - все младшие офицеры, тяжело ранены подрывом автомобиля два полковника - Военный прокурор и старший следователь Военной прокуратуры. По странному совпадению, все пятеро имели отношение к расследованию серии загадочных убийств. Так что с кадрами там тоже большая проблема.
Обрисовывая серьезность ситуации, Старцев пристально наблюдал за другом, пытаясь уловить его настроение.
- Мы обязаны оказать помощь, Саша. В конце концов, мы все делаем одно дело, - уверенно сказал он. И добавил: - Даже у нас, в самых крупных городах Советского Союза, за последние двадцать пять лет не происходило такого кошмара. Полсотни убийств за месяц - это… В общем, мы тут с комиссаром Урусовым посоветовались и решили отозвать тебя из отпуска.
Так и не прикурив папиросу, Александр разломил ее и бросил в пепельницу. Затем, коротко глянув в щель на сына, негромко сказал:
- Иван, с тех пор как не стало Валентины, я воспитываю Андрея один и порой не вижу его неделями!
- Знаю. И понимаю, насколько тебе тяжело. Андрея на время твоей командировки готовы принять в образцовом Детском доме имени Тимирязева.
Васильков открыл было рот, чтобы выплеснуть возмущение, но Старцев повелительным жестом остановил.
- Только на время твоей командировки! Урусов лично договорился с руководством Детского дома имени Тимирязева. Поверь, это лучшее место для детей, временно оставшихся без родителей. Там твой сынишка будет под постоянным присмотром и получит столько внимания и заботы, сколько никогда не получил бы от занятого работой отца.
Раздражения на лице Александра поубавилось. Работая в МУРе, он действительно видел сына только по ночам, мирно спящим в кроватке. И все же он с удивлением спросил:
- Но почему я, Ваня?! Свет, что ли клином на мне сошелся или у нас других сотрудников нет?!
- Ответ прост, Саня. Ты - лучший. И в этом мы с комиссаром абсолютно уверены, - спокойно парировал Старцев. - У тебя прекрасное образование, годы службы в разведке, десяток виртуозно раскрытых преступлений за время работы в МУРе. Ты за кратчайший срок сумел стать лучшим оперативником, и тебя по праву уважают все - от младшего охранника до начальника Управления. И кого как не тебя отправить в этот чертов Берлин?
- Но послушай, я плохо знаком с этим городом, а моих знаний немецкого едва хватит, чтобы допросить военнопленного, - по инерции сопротивлялся Васильков, хотя понимал, что решение начальством уже принято и от его протестов мало что зависит.
- Это не проблема. В Берлине тебя ждет энергичный и смышленый напарник.
Старцев протянул фотографию, с которой смотрел молодой мужчина с умным проницательным взглядом.
- Капитан Усольцев. Восемнадцатого года рождения. Член партии. Фронт, служба в военной контрразведке, на немецком шпарит как из пулемета. Две недели пытается распутать серию убийств в Берлине. Но одному ему не справится - нужен такой зубр, как ты. Судя по присланной характеристике, Усольцев эрудирован, общителен, заряжен оптимизмом и умеет добиваться поставленной цели.
Васильков безо всякого интереса изучил фотоснимок и бросил его на стол. Старцев исподволь наблюдал за реакцией товарища.
- Мы с комиссаром Урусовым сделали все, чтобы ты смог продуктивно поработать в Берлине. Итак, ты согласен отправиться в командировку?
- Я должен принять решение прямо сейчас?
Иван удивленно смотрел на друга.
- Ну я же должен придумать, что потребовать взамен! - пояснил тот.
- Ты не исправим, Саня, честное слово, - засмеялся Старцев. - Ладно, даю тебе ночь на раздумье. Завтра в восемь утра озвучишь свои требования…


Глава пятая
СССР, Московская область, Пушкино, Детский дом имени Тимирязева - Германия; 21 сентября 1945 года
 
Старенький ЗИС-101 замер напротив чугунных ворот, над которыми плавной волной красовалась надпись: «Образцовый Детский дом имени Климента Аркадьевича Тимирязева». В машине скучал средних лет водитель. Иван Старцев, опираясь на трость, прогуливался вдоль забора. Волнуясь, он часто поглядывал на часы.
На территории Детского дома, в сотне метров от ворот, высилось добротное двухэтажное здание дореволюционной постройки. Перед ним была разбита игровая поляна, на которой под присмотром воспитателей резвились два десятка мальчишек в одинаковых шортах и светлых рубашках. Левее здания играла серебристыми бликами поверхность живописного озера, по берегу которого петляла тенистая кленовая аллея с удобными деревянными лавками.
На одной из лавочек сидел маленький Андрей. В его глазах стояли слезы. Он подавленно молчал, прижимая к себе плюшевого пса.
- Мне сказали, что командировка продлится пару недель, - сказал Александр, присев перед сыном на корточки.
- Две недели, - повторил Андрей. - Это больше десяти дней?
- Да, на чуть-чуть. Знаешь, там довольно сложное дело, но мне дали в помощь смышленого напарника. Надеюсь, мы с ним быстро найдем преступников, и я вернусь.
Внезапно Андрей протянул отцу плюшевого пса. Александр нерешительно взял его.
- Ты хочешь, чтобы я взял Альфа с собой?
- Да, - кивнул мальчуган. - Он тоже будет помогать тебе. И охранять.
Отец порылся в кармане пиджака и протянул тонкое женское колечко из серебра.
- Тогда возьми это.
Андрей на секунду замер, взгляд его восторженно загорелся.
- Я помню! Его носила мама!
- Верно. Когда-то я подарил это колечко твоей маме. Береги его, оно поможет тебе в трудную минуту.
Бережно приняв кольцо, мальчуган запрятал его глубоко в карман.
В этот момент от ворот послышался нервный автомобильный гудок.
- Мне пора, - вздохнул Александр.
По щекам Андрея потекли слезы, он крепко обнял отца за шею.
Тот вытер его лицо платком, подбадривающе улыбнулся:
- Не надо слез, Андрейка. Ты же мужчина!
Шмыгнув носом, тот кивнул.
- Молодчина! - одобрил отец. - И пожалуйста пообещай, что к моему возвращению ты научишься считать далее первого десятка.
- Обещаю, папа!
Взявшись за руки, они прошли по аллее и остановились у чугунных ворот. Вскоре к ним присоединился воспитатель.
Нагнувшись, Александр еще раз поцеловал сына и быстро направился к ожидавшему автомобилю. Плюхнувшись на задний диван ЗИСа рядом со Старцевым, он опустил стекло задней дверцы.
Андрей стоял у ворот рядом с воспитателем и махал рукой. Кажется, по его щекам снова катились слезы.
Старцев тронул водителя за плечо:
- На аэродром. И побыстрее…
 
* * *
 
Вчера в восемь утра Васильков прибыл на Петровку и снова поднялся в кабинет Старцева.
- Ну, что? - встретил тот товарища крепким рукопожатием. - Готов отправиться в Берлин?
Отрицательный ответ исключался - оба это хорошо понимали. И все же Александр решил кое-что извлечь из своего согласия.
- Готов, но при одном условии, - решительно сказал он.
- Дай угадаю. По возвращению хочешь догулять отпуск, верно?
- Не догулять, а получить полноценные две недели.
- Ты же одну использовал, шельмец! - шутливо возмутился товарищ.
- Это мое условие.
- Ладно, будет тебе две недели отпуска. Скажу больше: постараюсь выхлопотать для вас с Андреем путевку на юг в наш санаторий.
На лице Александра появилась дьявольская улыбка, и они пожали друг другу руки…
А сегодня служебный автомобиль Старцева мчался по шоссе из Пушкино в сторону одного из подмосковных военных аэродромов. Друзья молчали. Каждый думал о своем. Иван, вероятно, пытался наметить распорядок работы на ближайшие пару дней. Дальше, увы, планировать не приходилось - слишком много поступало вводных за-дач в беспокойное хозяйство МУРа.
Васильков же напротив размышлял о том, насколько вредно для здоровья что-то планировать и загадывать желания. Еще позавчера он рассказывал сынишке о предстоящей поездке в Сокольники, и тут Ваня как ядовитый черт из табакерки со своим ночным звонком. Получите-распишитесь! Вместо Сокольников - Берлин. Город, в боях за который погибло несколько друзей Александра. Город, который он ненавидел.
Да, он действительно в кратчайший срок сумел зарекомендовать себя одним из лучших оперативников МУРа. Иногда Вселенная не прочь пошутить, сложив из звезд напутствие, приказ о назначении, а заодно и поздравительный тост. Если говорить серьезно, то над созданием портрета «лучшего сыщика» изрядно поработали врожденные качества Александра: отличная память, внимательность к деталям, вдумчивость, способность к анализу. Следующим слоем красок стал бесценный багаж в виде опыта военного разведчика. Последним мазком кисти послужило то, что он всегда ценил порядок и был отличным организатором, а преступления, как оказалось, лучше всего было сортировать по алфавиту, мотивам, манере и характеру.
 
* * *
 
Спустя полчаса ЗИС-101 заехал на территорию военного аэродрома, промчался вдоль стоянки самолетов и остановился возле транспортника, вокруг которого суетился технический персонал.
Васильков принялся выгружать из багажника свои вещи - чемодан, плащ, шляпу. Опираясь на трость, Старцев топтался рядом.
Прищурившись на осеннее солнце, он сказал:
- Когда-то я услышал от тебя потрясающую фразу: «Потребность рождает идею, идея рождает действие».
- Это не моя фраза. Она принадлежит перу Джона Стейнбека .
- Роман «Гроздья гнева», не так ли? - хитро подмигнул Старцев.
Васильков удивленно посмотрел на него.
- Ваня, что я слышу?! Ты приобщился к хорошей литературе?..
В этот миг один из моторов самолета выпустил клуб дыма и заворчал, раскручивая винт. На стоянке сразу стало шумно, ветрено.
Старцев шагнул ближе к товарищу и почти прокричал:
- Стейнбек - великий писатель! К тому же находится под присмотром американских властей за левые взгляды! Но нам пора прощаться. Будь осторожен, Саня! В Германии много лет правила фашистская диктатура. Народ молился на придуманных героев и ненавидел придуманных врагов. Береги себя!
Друзья обнялись. Подхватив чемодан и придерживая норовящую слететь с головы шляпу, Васильков зашагал к самолету. Поднявшись по короткому трапу, он обернулся, махнул Ивану рукой. После чего его рослая фигура исчезла в темном жерле фюзеляжа…
 
* * *
 
Три часа транспортный самолет пытался угнаться за клонившимся к западному горизонту солнцем. Натужно гудели моторы, вибрировала обшивка. Погода за бортом понемногу менялась: над Московской и Смоленской областями, а также над Белоруссией сохранялось чистое небо; над восточной Польшей появились клочковатые облака, а ближе к Германии самолет окутало плотной серой пеленой, на стекле иллюминаторов появились горизонтальные росчерки дождевой воды.
Александр сидел спиной к борту на узкой и жесткой лавке, предназначенной для перевозки личного состава. После того, как самолет набрал высоту, в грузовой кабине стало холодно - пришлось накинуть на плечи плащ, поднять воротник и поглубже натянуть на голову фетровую шляпу. Держа в руке небольшого игрушечного пса, он поглаживал пальцем плюшевое ухо и размышлял о сынишке, о своей работе в МУРе, о запутанной череде убийств в столице Германии…
- Прошу прощения, - внезапно услышал он голос.
Рядом, чуть наклонившись, стоял бортмеханик в летном комбинезоне и меховом шлемофоне.
- Командир экипажа передает, что погода в районе Берлинского аэродрома испортилась. Придется сесть на запасном.
- Как далеко это от Берлина? - справился Александр.
- Тридцать километров к северо-востоку. Аэродром Финов.
Бортмеханик вернулся в пилотскую кабину, захлопнув за собой овальную дверцу.
«Не успел прибыть к месту расследования, а на горизонте маячат первые проблемы, - поежился от холода Александр. - Нехорошая примета…» Он поправил воротник плаща и, повернувшись, посмотрел в иллюминатор в надежде разглядеть землю. Облачность стала еще темнее, взгляд безнадежно скользил по ее однотонной мути.
Через четверть часа самолет приступил к снижению. Температура в кабине становилась сносной, а в облачном слое появились первые разрывы, обнажая пятна с едва различимыми лесами, дорогами, населенными пунктами.
Опустив воротник плаща, Александр спрятал плюшевого пса в чемодан и стал ждать, когда самолет коснется колесами шасси бетонки аэродрома…


Глава девятая
Германия, северная окраина Берлина, бывший маслобойный завод; апрель 1945 года

Когда-то обширный плац, окруженный по периметру двухэтажными жилыми домами и заводскими корпусами, использовался для стоянки транспорта. Здесь кипела мирная работа, пахло молочной сывороткой и свежим сливочным маслом, на лицах рабочих мелькали улыбки. Этой апрельской ночью плац выглядел совсем по-другому.
Некогда ровный асфальт пестрел оспинами воронок и шрамами от маневров гусеничной техникой. Повсюду лежали трупы, валялся мусор, обломки красного кирпича, из которого были сложены ближайшие здания. В центре плаца догорал грузовик с прицепом-цистерной, в дальнем углу чадила черным дымом подбитая «Пантера».
- Быстрее! Быстрее! - подгонял офицер группу солдат. - До начала атаки осталось двадцать минут!
Напротив длинной прорехи между заводских корпусов стояло последнее уцелевшее артиллеристское орудие калибра сто пять миллиметров. Рядом суетилась обслуга четырех минометных расчетов. Несколько солдат подтаскивали ящики со снарядами и минами.
В углу плаца у огромных дубовых ворот дежурили четыре эсэсовца и копошились с проводами саперы из инженерной роты. За воротами внутри корпуса находилась мастерская по ремонту принадлежащих маслобойному заводу грузовиков.
В эту ночь мастерская пустовала. В тусклом свете подвешенного к балке фонаря замер лишь один небольшой штабной автомобиль. Это был легкий кюбельваген  Mercedes-Benz 170VK - простой и неприхотливый. А еще не привлекавший излишнего внимания, потому что завод в Штутгарте успел наклепать их около двадцати тысяч штук. Трехдверный кузов со складной тентовой крышей, вместительный багажник, вместо заднего правого пассажира - огромный бокс с радиостанцией.
Кюбельваген стоял у внешних ворот, отделявших мастерскую от прилегавшего к заводу переулка. Вкруг автомобиля бегал с ветошью водитель Стейниц - тощий парень, зачисленный на службу в добровольческую дивизию СС «Нордланд» в марте этого года.
Из бокового коридора донеслось эхо размеренных шагов. Освещая дорогу фонарем, в мастерскую вошел Гесс с висящем на плече автоматом.
- Мотор проверил? - наполнил мастерскую его строгий голос.
- Так точно, штандартенфюрер! - щелкнув каблуками, вытянулся Стейниц.
Гесс обошел автомобиль со всех сторон, шаря фонарным лучом по бортам и колесам. Остановившись у правого борта, кивнул на пустой кронштейн.
- Запасное колесо найти не удалось?
- Я обыскал всю территорию завода, штандартенфюрер. Такого колеса нигде нет.
- Ладно. Топлива достаточно?
- Полный бак, штандартенфюрер!
- Оружие, боезапас?
- Три полных комплекта, штандартенфюрер!
Гесс осмотрел тесную кабину, рассчитанную для водителя и двух пассажиров. В кронштейнах рядом с каждым сиденьем были закреплены автоматы и подсумки с запасными магазинами. Помимо оружия имелась фляга с водой и медицинская аптечка.
Вскоре из того же коридора появился бригадефюрер Йоахим Циглер - сорокалетний командир дивизии «Нордланд». На черном мундире поблескивал Рыцарский крест Железного креста с Дубовыми листьями, под орденом на пуговице раскачивался прямоугольный фонарь. Вцепившись обеими руками в рукояти, Циглер нес довольно объемный цинковый ящик серо-зеленого цвета, предназначенный для транспортировки штабной документации.
Гесс двинулся навстречу.
- Позвольте помочь, бригадефюрер…
После загрузки ящика в багажник кюбельвагена, Циглер отдышался и проворчал:
- Эти чертовы русские сжигают все дотла и злятся на то, что не-возможно поджечь пепел.
Фраза была риторической. Гесс промолчал.
- Вы поступили очень мудро, Карл, заранее разобравшись с серьезной проблемой.
Гесс вопросительно посмотрел на Циглера. Тот вытер платком вспотевшую шею и уточнил:
- Речь о вашем разводе с супругой. Увы, я не был столь дальновидным и отправил семью к сестре в Висбаден. Теперь я не могу заснуть, потому что не представляю, что с ними, живы ли они…
- Месяц назад в Висбаден вошла 3-я армия США. Не самый худший вариант, бригадефюрер.
- Надеюсь, американцы не станут мстить женщинам и детям за ошибки их мужей и отцов, - вздохнул он. И, заглянув в открытый багажник, спросил: - Как думаете, сюда поместится второй ящик?
- Определенно.
- А третий?
- Их будет три?
- Увы, - кивнул Циглер.
- Нет, в багажник третий ящик не влезет, - Гесс заглянул в кабину кюбельвагена. - Его можно разместить вместо второго пассажира.
- Нет, Карл, это исключено - Конрад Келлер поедет со мной.
- В таком случае, бригадефюрер, остатки придется похоронить под завалами здания.
- Так и сделаем. Помогите Конраду перетащить сюда второй ящик и похороните нашу тайну. А я еще раз проинструктирую водителя…
 
* * *
 
Желтоватый луч фонаря нервно плясал по стенам, пока Гесс шел по коридору, потом спускался по чугунной лестнице в подвал и, наконец, пробирался по сводчатому тоннелю до тяжелой стальной двери, возле которой дежурили два человека из его службы.
Слева и справа от двери стояло по деревянному ящику. Внутри каждого покоилось по два снаряда калибра сто пятьдесят миллиметров для тяжелого пехотного орудия. Последнее орудие было разбито, оставшиеся боеприпасы перенесли в подвал. Помимо них в ящиках лежали килограммовые подрывные заряды с ввинченными электровзрывателями. От них по пыльному подвальному полу к лестнице, а далее через коридор и мастерскую тонкими змейками бежали серые провода. Из мастерской провода ныряли под дубовые ворота и терялись на плацу у группы саперов, терпеливо ожидавших команду на подрыв.
Потянув за длинную рукоятку ригельного механизма, Гесс открыл стальную дверь и протиснулся внутрь длинного помещения, хранящего застарелый запах прогорклого подсолнечного масла. На стенах помещения висели два больших фонаря, запитанных от аккумулятора. В их желтом свете предстала та же картина, которую Гесс наблюдал несколько минут назад: открытые деревянные ящики, стопки картонных папок с секретными документами. Три человека, как и ранее, поспешно готовили к отправке два последних цинковых ящика. Одним из них был начальник секретной части дивизии гауптштурмфюрер  СС Фриц Венцель. Фамилий двух других, недавно зачисленных в дивизию новобранцев, Гесс не помнил.
Оберфюрер Келлер поглядывал на часы и поторапливал:
- Быстрее, господа! До начала атаки осталось десять минут!
Приблизившись, Гесс шепнул:
- Конрад, в багажник автомобиля поместятся только два ящика, третий придется оставить. Забирай второй и уходи.
Келлер кивнул.
Когда крышки ящиков захлопнулись и щелкнули замки, Венцель поднял голову:
- Готово, оберфюрер.
- Хорошо. Перетащите третий ящик в дальний угол помещения и забросайте его мусором, - приказал тот.
Сам же схватил за рукоятки второй ящик и поспешно вышел.
Пока Венцель и два его помощника выполняли приказ оберфюрера, Гесс бесшумно выскользнул в сводчатый коридор подвала и кивнул своим людям. Навалившись на тяжелую дверь, те захлопнули ее. Лязгнул ригельный запорный механизм.
Быстрым шагом Гесс с подчиненными направились к лестнице. Позади слышались гулкие удары - трое обреченных на скорую смерть отчаянно молотили кулаками по стальной двери…
 
* * *
 
За пять минут до начала атаки движение на обширном плацу прекратилось. Несколько сотен солдат замерли в ожидании сигнала к началу атаки. Возможно, к последней атаке в их жизни. Сигналом должен был послужить взрыв в подвале одного из корпусов бывшего маслобойного завода и одновременно взлетевшая в ночное небо зеленая сигнальная ракета.
Под потолком автомастерской по-прежнему тускло светил единственный фонарь. Гесс лично помог Циглеру и Келлеру занять места в кюбельвагене. Затем обошел автомобиль и, наклонившись над водителем, тихо спросил:
- Стейниц, вам все ясно?
- Так точно, штандартенфюрер!
- Повторите свои действия.
- После начала атаки свет в мастерской должен погаснуть. Я завожу мотор, выключаю фары и жду. Через три минуты ваши люди откроют внешние ворота. Я осторожно выезжаю в переулок и, стараясь не привлекать внимания, двигаюсь в южном направлении.
- Как долго вы держите курс на юг?
- Пока мы не доберемся до Вильгельмштрассе, семьдесят семь.
- У вас хорошая память, Стейниц. Я верю, что вы проявите мужество и сумеете выполнить приказ фюрера.
- Две минуты, Карл, - напомнил Циглер. - Пора прощаться.
Гесс пожал руки командиру дивизии и его начальнику штаба.
- Желаю вам удачи, - сказал он.
- Надеюсь, мы выполним приказ, - ответил бригадефюрер. - Да поможет нам Бог!..
Оставив у внешних ворот двух солдат, Гесс приказал остальным покинуть мастерскую и вышел на плац последним. Все вокруг ждали сигнала и поглядывали на саперов, готовых привести в действие электродетонаторы в снарядных ящиках.
В мастерской стояла жутка тишина. Два солдата в черной эсесовской форме замерли у створок внешних ворот, готовые открыть запоры и распахнуть их. Водитель Стейниц вцепился в руль и отрешенно смотрел вперед. Сидящий рядом с ним оберфюрер Келлер приготовил автомат, высуну вправо его ствол. Бригадефюрер Циглер не отрывал взгляда от наручных часов.
- Пора, - прошептал он, когда истекла последняя минута.
Словно услышав его шепот, со стороны плаца послышался выстрел. Сквозь расположенные над воротами окна в мастерскую проник слабый красный свет.
- Сигнальная ракета, - встрепенулся Келлер.
Договорить он не успел - здание содрогнулось, послышался сильный взрыв и звук ломающихся стен. Единственный фонарь тут же погас, а справа из внутреннего коридора влетела воздушная волна, принесшая клубы пыли, дыма и запах гари.
Пошел новый отсчет. Ровно через три минуты ворота должны были распахнуться, чтобы маленький штабной автомобиль смог выехать в переулок и прорваться по ночному Берлину к Рейхсканцелярии. Точнее, к тому, что от нее оставалось после налетов союзной авиации…


Глава десятая
Советская зона оккупации Германии, Берлин; 21-22 сентября 1945 года
 
Васильков с Брагиным шли по длинному коридору левого крыла. Впереди, неся чемодан московского гостя, чинно следовал заведующий хозяйственной частью старшина Парамонов. «Деревенский с вятским говором. Лет сорока пяти. Хваткий, исполнительный, активный. Не голодает - упитан, здоровый цвет лица, край кармана галифе испачкан мукой или сахарной пудрой; и то, и другое - свидетельство относительно сытной жизни. Судя по наградным колодкам - всю войну на хозяйственных должностях», - набросал краткую характеристику Александр, знакомясь со старшиной.
В конце крыла коридор повернул вправо.
- В этом, значится, тупичке и располагаются гостевые комнаты, - пояснял Парамонов голосом сказочного кота, обожравшегося сметаной. - В самом конце - туалеты и душевые, раздельные для мужского и женского пола. А вот и ваша комната…
Позвенев ключами, он открыл дверь с цифрой «3».
- Здесь проживал капитан Усольцев? - окинул Васильков взглядом небольшое, но уютное помещение.
- Так точно, аккурат в этой комнате. Царствие ему небесное. Улыбчивый был, вежливый. Постельное белье и полотенца я, значится, сменил на свежие. К остальному, согласно приказу генерала Судакова, не прикасался.
- Спасибо, Федор Игнатьевич, - кивнул Александр и повернулся к Брагину: - И вас, майор, благодарю за встречу и приятную поездку.
Тот с готовностью пожал ладонь и проинформировал:
- Меня можно найти в гостинице при комендантском полку. Это в четверти часа отсюда, если ехать строго на север. Проживаю на «мужском» этаже в одиннадцатой комнате.
- «Мужской» этаж? ; вскинул бровь Васильков.
- Весь первый этаж отдан постояльцам-мужчинам, - с улыбкой пояснил Брагин. - А второй этаж занимают женщины. Так что, если вам понадобится помощь - обращайтесь в любое время…
Когда за старшиной и майором закрылась дверь, Александр бросил на кровать плащ со шляпой и осмотрелся. Временное жилище выглядело скромно. Небольшая жилая комната вполне подходила для проживания одного человека; двоим стало бы уже тесно. Расстегивая пиджак, он невольно вспомнил свою московскую квартиру, напоминавшую холостяцкий рай. Или ад - смотря с какой стороны взглянуть.
Под единственным высоким окном стояли рабочий стол со стулом, рядом притулилась мусорная корзина, наполненная смятой бумагой. Слева от стола темнел дубовый шкаф, справа - кровать. На столе под абажуром лампы лежала закрытая картонная папка, увеличительное стекло, пепельница и полтора десятка фотоснимков.
Первым делом Александр распахнул дверцы шкафа. Внутри он обнаружил типичный набор вещей командированного офицера: китель, шинель, теплый свитер, фибровый чемодан, домашние тапочки.
Он тщательно ощупал висящую одежду, выкладывая на стол содержимое карманов. И опять ничего особенного: расческа, бумажник, платок, портновский сантиметр, огрызок карандаша. И два фотоснимка. На первом снимке была пожилая женщина - видимо, мама капитана Усольцева. Второй запечатлел самого Усольцева с супругой и девочкой лет шести.
Чемодан погибшего капитана тоже не преподнес сюрпризов. Нательное белье, несколько пар запасных носков, папиросы, запасная фотопленка, скрученные в трубочку справочные таблицы, кулек комкового сахара…
Приоткрыв створку окна, Александр достал из кармана папиросы, щелкнул зажигалкой. Глядя на улицу, по которой то и дело проезжали военные автомобили, он курил и пытался набросать план дальнейших действий. Без переводчика. Без человека, хорошо знавшего Берлин. Без надежного, сообразительного и энергичного помощника.
- Какого черта я согласился?! - воткнул он окурок в пепельницу. - Надо было пораскинуть мозгами и понять, что Берлин - не Москва. Что здесь война еще не закончилась.
Еще раз окинув взглядом комнату, Александр шумно выдохнул. Затем резко снял пиджак, повесил его на спинку стула и ослабил узел галстука. Усевшись за стол, он развязал тесемки картонной папки и принялся изучать ее содержимое…
 
* * *
 
В комнате было тихо. Ранним утром солнце заглянуло в единственное окно только потому, что ровно половина дома, стоящего через дорогу, была разрушена. Да, во время войны такое случается - тишину разрывает вой сирены и далекий гул бомбардировщиков, по ночному небу шарят прожекторы, и на спящий город падают бомбы, уничтожая подъезды и целые дома вместе с их жильцами.
Александр в светлой рубашке и брюках спал на кровати. На полу валялась пустая мусорная корзина. Рядом покоился раскрытый чемодан, в котором лежала стопка чистых рубашек, пара толстых справочников, фотоаппарат, фонарь, бутылка коньяка «Армения», кобура с американским револьвером, пузырек одеколона, несколько пачек папирос.
На дверце шкафа висело полсотни фотоснимков, приколотых булавками. Снимки были найдены Александром в картонной папке, которая к утру оказалась погребенной под ворохом различных документов и тщательно разглаженных бумажных листов, изъятых из мусорной корзины. На абажуре настольной лампы висел галстук; под абажуром сидел плюшевый пес Альф. На противоположном углу стола обитала переполненная окурками пепельница.
В дверь постучали.
Чуткий сон был давней фронтовой привычкой, и Александр тотчас поднял голову. Ему понадобилось мгновение, чтобы восстановить хронологию последних событий и понять, где он находится. Еще через секунду он провернул в замке ключ и распахнул дверь.
Из сумрачного коридора на гостя из Москвы преданно взирал старшина Парамонов.
- Здравия желаю, - изобразил он подобие улыбки.
- Доброе утро. Что случилось?.. Почему так рано?..
- Так утро уж минуло, Александр Иванович. Полдень, значится, скоро.
Васильков глянул на часы.
- Черт… Засиделся я ночью.
Старшина протянул офицерский планшет с картой:
- От генерала Судакова. Там внутри карта и временное удостоверение. И еще он просил передать, что у входа в комендатуру стоит Додж. Он в вашем полном распоряжении. Разжиться горючкой можно в комендантском полку - на бывшем маслобойном заводе.
- Это уже лучше, - пробурчал Александр. - А что с переводчиком?
- Прислали из Военной администрации, - обрадовал Парамонов еще одной хорошей новостью. - Судаков распорядился, чтоб он всегда находился у вас под боком, ну я, значится и поселил его аккурат напротив вас - в четвертой комнате.
Васильков покосился на дверь комнаты напротив и заметил, как она приоткрылась, оставив щель шириной в палец. Кто-то за ними наблюдал.
Он отступил на шаг.
- Зайдите на минутку, Федор Игнатьевич.
Александр прикрыл дверь своей комнаты и негромко спросил:
- Не припомните, заходил ли кто-нибудь в гости к Усольцеву?
- Не видел, Александр Иванович. У меня каждый день такая карусель в комендатуре, что голова кругом.
- А имелись ли у него здесь друзья, приятели? Может быть, вы видели его в компании с кем-то?
Парамонов пожал плечами, на лице появился виноватый взгляд.
- Он чаще где-то пропадал - по своим важным делам, видать, ездил. Я его в здешних коридоре и встречал-то раз, два и обчелся…
- Ладно, тогда самый простой вопрос, - сжалился Васильков. - Я слышал, что в правом крыле есть буфет. Могу я там позавтракать?
Старшина мгновенно преобразился.
- Все верно - в правом крыле. Он открывается в восемь часов утра и работает до восьми вечера. Им заведует моя супруга - Роза Архиповна. У нее всегда найдется чай, бутерброды, консервы, печенье, папиросы… А по воскресеньям, значится, с разрешения коменданта можно побаловать себя рюмкой коньяка…
 
* * *
 
Помещение буфета было большим и светлым. Под потолком висели стеклянные люстры в стиле югендстиль, высокие окна прикрывали тонкие шторы, стены украшали акварели в пастельных тонах. Почти всю площадь буфета занимала дюжина аккуратных столиков с изящными венскими стульями. Вдоль левой стены сверкала стеклом и зеркалами витрина с продолжением в виде барной стойкой из мореного дуба. За стойкой колдовала чуть полноватая женщина лет сорока в белоснежном фартуке.
Появившись в буфете четверть часа назад, Александр познакомился с Розой Архиповной и изъявил желание позавтракать.
- Кофе будет через полчаса, - доложила она ласковым голосом. - Дождетесь или согласны на чай лимоном?
- Чай вполне устроит. Без сахара, пожалуйста.
- А покушать - бутерброды с колбасой. Колбаска свежая, третьего дня получили.
- С удовольствием, - одарил он ее белозубой улыбкой.
Получив свой завтрак, Александр устроился за столиком у окна.
Колбаса действительно показалась свежей и поразительно нежной на вкус, напомнив счастливые довоенные годы. «Никогда не едал такой в буфете МУРа», - изучал он карту Берлина, смакуя бутерброд и запивая его ароматным чаем. Рядом на столе лежали планшет, шляпа и фотоаппарат.
Тщательно прожевывая хлеб с колбасой, он склонился над картой Берлина. Он мало спал, голова была тяжелой и перегруженной от найденной в бумагах Усольцева информации. Ее требовалось переварить, рассортировать, систематизировать. А сейчас его интересовал Берлин. Советская зона занимала две пятых довоенной территории города, но даже она представлялась черной дырой. Москва была гораздо больше, только в ней он родился, вырос, учился. В общем, прожил достаточно, чтобы прилично ориентироваться в любом из районов.
«Господи, подкинь мне пару подсказок, - вздохнул он, отправив в желудок последний кусок бутерброда. - Или на худой конец пошли какое-нибудь чудо…»
Через минуту чудо простучало каблучками от двери до барной стойки. Роза Архиповна насыпала в кофейник молотый кофе, когда перед ней возникла стройная девушка лет двадцати пяти в строгом деловом костюме. Светло-серый жакет из грубоватой ткани с наплечниками и накладными карманами; темная юбка, едва закрывавшая колени; чулки телесного цвета и черные туфли. У нее было красивое лицо с азиатскими чертами, левый лацкан жакета украшала брошь в виде лотоса.
Не поздоровавшись, девушка задержалась у стойки, осмотрела витрину, затем что-то поискала взглядом на рабочем столе Розы Архиповны и лишь потом направилась к столику Александра.
- Прошу прощения, - остановилась она в паре шагов.
Повернув голову, он окинул ее изучающим взглядом.
- Вы старший оперуполномоченный из МУРа? - робко спросила она.
- Да. Чем обязан?
- Я Анна Ли. Работаю переводчиком в Военной администрации Берлина.
Васильков замер, мысленно порадовавшись, что сидит.
Девушка протянула руку, но он будто не заметил жеста, добавив ее ощущениям добрую пригоршню неловкости. Вынув из кармана папиросы, он кивнул на соседний стул. Во взгляде читался вопрос: «И что мне теперь делать с этим чудом?..»
- Вы хорошо владеете немецким? - спросил Александр.
- Да, я свободно говорю по-немецки.
Она присела на соседний стул и, кладя на стол маленькую дам-скую сумочку, случайно опрокинула солонку.
- Простите, - пробормотала она, машинально разглаживая несуществующие складки на юбке.
Он снова пристально посмотрел на нее. И пожал плечами:
- Если вы намерены только переводить, то вопросов больше нет. Когда будет выделена охрана, мы отправимся в местечко Рульсдорф. А пока можно выпить кофе.
Считая разговор оконченным, он вернулся к изучению карты.
Однако девушка снова подала голос:
- Мне передали, что генерал Судаков вел речь не только о переводах. Он просил оказать посильную помощь и в других аспектах вашей работы.
Александр изучал ее долгих тридцать секунд, очевидно пытаясь угадать, кому именно принадлежит авторство прозвучавшего бреда - генералу Судакову или самой переводчице с азиатской фамилией Ли.
Задача оказалась трудной. «Что ж, мадам, давайте попробуем. Я дам вам веревку, а вы сами решите, что с ней делать - вязать узелки, запоминая правила сыскной работы, или повеситься», - отодвинул он карту.
И задал первый вопрос:
- Давно работаете в Берлине?
- Третий месяц.
- Город успели узнать?
- Ездила по всем основным улицам Советской зоны, - неуверенно качнула головой девушка. - Центр запомнила.
- Без карты сможете ориентироваться?
- Не уверена, - ответила она, чувствуя, как начинают гореть щеки.
- С жителями Берлина часто приходиться общаться?
- Почти ежедневно. Я перевожу, когда сотрудники Военной администрации встречаются с местными инженерами, архитекторами и строителями.
- Что можете о них сказать?
- Первое, что бросается в глаза - они очень напуганы. Второе - их практичность и работоспособность…
Задавая вопросы, Васильков продолжал ощупывать ее острым уверенным взглядом.
- Почему вы на меня так смотрите? - не выдержала Анна.
- Пытаюсь прочесть вашу биографию и понять, сможете ли вы быть полезной в расследовании.
- Разве это возможно распознать по внешности?
Разминая двумя пальцами папиросу, Александр усмехнулся.
- Возможно после некоторой тренировки. Не возражаете, если я попробую?
- Что ж, препарируйте, - пожала она плечами.
- Ваши предки переехали в Российскую империю из восточной Азии, но вы родились и выросли в Среднем Поволжье - скорее всего в Самарской, ныне Куйбышевской области, - начал он ровным голосом. - Вы рано лишились родителей, братьев и сестер у вас нет. Вы не замужем, увлекаетесь классической музыкой, а на завтрак предпочитаете пить кофе с молоком.
Анна вытаращила глаза и несколько секунд смотрела на Василькова так, словно он только что достал из своей шляпы обугленный череп Гитлера.
- Вы владеете как минимум тремя языками помимо русского: английским, немецким и языком той страны, откуда родом ваши предки, - невозмутимо продолжал тот. - Вы играете на фортепиано, хорошо разбираетесь в литературе. Что вы умеете еще?
Некоторое время она не могла говорить, а только приглушенно покашливала в маленький платок. Потом тихо сказала:
- В Военной администрации помимо устных переводов я занимаюсь делопроизводством, а также письменными переводами документов, обращений и текстов. Я умею печатать на машинке и управлять легковым автомобилем. Однажды стреляла из пистолета. И помимо названных вами языков, знаю еще два - французский и китайский.
Она с таким воодушевлением рекламировала себя, что в конце пламенной речи двинула локтем по сумочке. Проехав по столешнице, та шлепнулась на паркет.
- Извините, - покраснев, подняла она вещицу. 
Так и не прикурив папиросу, Александр разломил ее и бросил в пепельницу. Допив чай, он вздохнул и с бесконечной грустью в глазах посмотрел на переводчицу.
- Для молодой девушки - неплохо. Но чтобы стать моим помощником - этого катастрофически мало.
Ее глаза заблестели слезами.
- Как у вас обстоят дела со вниманием? Со зрительной памятью? - продолжал он испытание.
- Затрудняюсь ответить, - покусывала она нижнюю губу.
- Вы ведь сегодня прибыли в Комендатуру и поселились в комнате №4?
- Да, минут сорок назад.
- Опишите двух часовых, что охраняют вход в парадный подъезд.
Взгляд ее на мгновение вспыхнул.
- Простите, но я никогда не глазею на посторонних мужчин!
Он поморщился, будто от зубной боли.
- Мне тем более не пристало на них глазеть, однако я успел рассмотреть часовых, на минуту выйдя на улицу, чтобы проверить автомобиль.
- И что же вы запомнили? - в вопросе прозвучала нотка ехидности.
- Слева от двери несет службу худощавый блондин выше среднего роста, примерно двадцати двух лет. Серые глаза, на правой щеке на уровне ноздрей находятся две родинки в трех сантиметрах друг от друга. Из нагрудного кармана торчит уголок письма.
- А второй?
- Справа от двери скучает смуглый брюнет постарше - лет двадцати пяти. Он много курит и имеет скверную привычку плеваться.
Изумление трансформировалось в шок.
- Вы… вы, наверное, бывали тут раньше, - пробормотала Анна.
- Я прибыл в Берлин вчера вечером и никогда ранее не посещал Комендатуру. Для того, чтобы подметить важную деталь, достаточно одного взгляда. Но не поверхностного, а жадного до информации. Просто пальцы часового на правой руке сильно пожелтели от никотина, и к тому же он подкашливает.
- А как вы догадались о скверной привычке? Неужели он плевался при вас?!
- Нет. Но мостовая вокруг усеяна плевками. А на рукавах слюна, потому что парень часто вытирает ими губы.
Нахмурившись, Анна задумчиво смотрела перед собой. Затем резко встала и решительно направилась к выходу.
Роза Архиповна только что протерла шваброй пол. Девушка шла по замысловатым блестящим узорам, оставленным влажной тряпкой. Васильков смотрел вслед и с азартом ждал, что она поскользнется и упадет на свою великолепную круглую задницу. Но по счастливой случайности ей удалось дойти до двери без происшествий.
Он с сожалением повернулся к барной стойке.
- Роза Архиповна, вы что-то говорили о кофе?
- Да, кофе готов, - обрадовалась она его голосу, и тому, что о ней вспомнили. - Вам с молоком?
- Две чашки, пожалуйста, без сахара. Один - с молоком.
Буфетчица потянулась за чашками.
- Сдается, вы чем-то обидели девушку, и она не вернется.
- Она будет здесь через минуту.
- Не слишком ли вы самоуверенны, Александр Иванович? - насмешливо посмотрела она на тридцатилетнего красавца.
Тот поддержал ее шутливый тон:
- Могу заключить пари.
- Принимается. Если она вернется, то я не возьму с вас за кофе.
- Отлично. А я в случае проигрыша подарю вам свой фотоаппарат.
Прикрыв рот, Роза Архиповна ахнула.
- Вы серьезно? Он стоит дороже всего буфета и, полагаю, нужен вам для работы.
- Ну, вы же позволите мне иногда им пользоваться?
- Ах вы плут!.. - добродушно рассмеялась она.
Дверь открылась, в буфет вошла Анна. Шеки пылали румянцем.
Надув губки, она вернулась на прежнее место и шепотом призналась:
- Вы правы. И я поражена вашей наблюдательностью. Мой взгляд за пару секунд не способен зафиксировать столько информации.
Из коридора донеслись торопливые шаги. Дверь скрипнула, в буфет ворвался старшина Парамонов.
- Александр Иванович, плохие новости. Генерал Судаков приказал передать, что ночью на севере Берлина снова произошло убийство.
Улыбка с лица Розы Архиповны исчезла. Анна вопросительно посмотрела на Василькова.
- Адрес? - спросил он.
- Бисмаркштрассе, двенадцать. Туда уже выехали сотрудники Военной прокуратуры и грузовик с охраной. Они будут дожидаться вашего приезда.
«Зачем там нужна Военная прокуратура?» - прокачивал ситуацию Александр, склоняясь над картой. Найдя нужную улицу и дом, он мысленно проложил маршрут и запомнил его. Затем сунул карту в планшет и поднялся.
- Это недалеко. Едем, - направился он к выходу.
Анна поспешила за ним.
- За мной два кофе!.. - крикнула вслед Роза Архиповна.