Временная жизнь

глава 58
Следующее утро было туманным.
Свет пробивался сквозь белёсую дымку, ложился на сосны, трепетал в паутине между ветками. Марта проснулась первой. Костя спал на боку, лицом к ней, обняв плед так, будто всё ещё держал её во сне.

Тихо выбравшись из-под одеяла, Марта накинула кофту и вышла на крыльцо. Воздух был прохладным, свежим — пахло хвоей, землёй и чуть дымом от вчерашнего костра. Где-то уже растапливали самовар, вдалеке хохотали дети. Утро начиналось неспешно, будто и сам фестиваль не спешил просыпаться.

— Ты куда пропала? — Костя появился за её спиной: растрёпанные волосы, сонный голос, кружка в руке.

— Просто дышу. Хочется сохранить это внутри.

Он протянул ей вторую кружку — чай с мятой и чабрецом.
— Успеем. Этот день — тоже наш.

После завтрака они снова пошли гулять по территории. Послушали лекцию про городские леса, поучаствовали в тихом перформансе: каждому выдавали наушники, и под музыку нужно было сесть у дерева и молчать. Марта выбрала старую сосну и долго сидела, слушая, как в ней будто бы стучит сок, как птичьи крики отдаются в коре.

Потом была выставка глиняных изделий. Марта примеряла на пальцы неровные кольца, смеялась, когда одно из них упало и покатилось, а Костя поймал его на лету.

— Тебе идёт глина, — сказал он. — В ней есть правда. Как в тебе.

К обеду развернулся ярмарочный стол: свежие лепёшки, травяные салаты, пироги с капустой и лисичками. Все ели на траве, смеялись, делились — будто были одной семьёй.

Во второй половине дня шёл мастер-класс по печатной графике. Марта долго возилась с краской, вырезала на резиновой матрице очертания женщины в движении, а потом отпечатала на бумаге — неровно, с разводами, но с душой.
Костя посмотрел и тихо сказал:
— Это ты. Когда идёшь вперёд и уже не оглядываешься.

Вечером они сидели на берегу — босиком, ноги в прохладной воде. Солнце медленно опускалось к горизонту, окрашивая небо в багрово-розовые тона. Вода светилась, будто пылала изнутри.

— Мне кажется, если бы всё вдруг закончилось завтра, я бы не пожалела, — сказала Марта.

— А мне хочется, чтобы всё только начиналось, — ответил Костя. — Но даже если и так — это были бы лучшие два дня в моей жизни.

Они не целовались. Просто сидели, склонив головы друг к другу, будто в этом молчании уже было всё сказано.

Когда костёр почти догорел, и на поляне остались только шёпот, стрекот кузнечиков и мягкий свет фонарей, Костя взял Марту за руку.

— Пойдём. Я хочу показать тебе озеро ночью.

Они вышли за круг света. Тропинка была почти невидимой, фонарик на телефоне освещал лишь несколько шагов вперёд. Но Марта не боялась. Её ладонь лежала в его руке — будто всегда там и была.

Озеро предстало тёмным зеркалом — гладким, как стекло. Над водой нависали сосны, а в небе мерцали звёзды.

— Знаешь, — прошептала Марта, — я впервые за долгое время ничего не боюсь.

Костя ничего не ответил. Просто обнял её за плечи. Она прижалась к нему щекой.

— Пойдём? — сказал он чуть позже. — Уже холодно. Я тебя согрею.

В домике было тихо. Торшер горел тёплым жёлтым светом, как фонарь на улице их памяти.
Марта переоделась в мягкую хлопковую пижаму, заплела волосы. Костя, проходя мимо, улыбнулся:

— Вот так просто — мы в одном домике. И всё на своих местах.

Они легли в кровати, укрывшись пледами. Между ними — только тонкая полоса воздуха. Но даже этого хватало, чтобы чувствовать тепло.

— Ты не спишь? — прошептала Марта.

— Нет. Просто слушаю, как ты дышишь.

— Глупый.

Она легла на бок, вытянула руку. Костя вложил в неё свою ладонь.

— Я не умею спешить, — сказал он. — Не с тобой. Я хочу, чтобы ты чувствовала: всё, что происходит — по-настоящему.

— Я чувствую.

Они смотрели друг на друга в полумраке. Лица мягкие, настоящие, без масок.
Марта потянулась вперёд. Её губы нашли его губы — несмело, осторожно, как будто они оба только учились быть рядом. Поцелуй был тёплым и тихим, как сама ночь.

— Останься, — сказала она.

Он не ответил. Просто лёг рядом.
Они укрылись одним пледом, и Костя обнял её за талию. Его руки устроились так, будто знали — где быть, чтобы стало спокойно.

— Слышишь? — прошептала она.

— Что?

— Как в груди становится тихо.

Он поцеловал её в висок.

— Я здесь.

И в ту ночь им больше не нужны были слова.