Невская битва

Единство истории
Летопись Отечества — единое полотно, а не ворох лоскутов. Судьба малой деревни и великой Руси неразделимы. В истории каждой деревни отражается вся держава, а в судьбе державы — жизнь её малых деревень.

Невская битва

Над Русью тень сгущалася веками,
Орда давила тяжкими цепями.
И с запада, где волны бьют о брег,
Готовил швед свой пагубный набег.
Хотел он веру нашу в прах низринуть,
И вольный дух навеки опрокинуть.
Но встал на страже, юн и полон сил,
Князь Александр, что славу заслужил.

Ещё до битвы князю весть пришла,
Что шведских воев рать на брег легла.
Ижоры старец, верный Пелгусий,
Сказал: «Князь, шведов полк стоит в Руси».
И утром князь, укрытый мглой речной,
Дружину вёл на правый, смертный бой.
Не ждал надменный враг такой беды,
Не чуял поступи грядущей правоты.

Был замысел у князя прост и смел:
Ударить разом, чтоб недруг не успел
Опомниться, собрать полки в одно,
Им было суждено пасть на речное дно!
Пехота путь отрезала к судам,
А конница — удар по их шатрам.
И шведы, в панике, забыв про строй,
Искали все спасения за Невой.

И грянул бой! Смешались крик и стон,
Мечей и копий раздавался звон.
Трава и воды кровью налились,
Два войска в смертном танце обнялись.
Летели в прах и шлемы, и щиты,
Сбывались дерзновенные мечты
О славе вечной, о победе той,
Что куплена безжалостной ценой.

Вот ратник пал, пронзённый вражьим рогом,
И взор его, пред вечности порогом,
Уж затуманился… Он видел мать в пути
И слышал шёпот: «Сыне, не ходи…»
Но долг превыше материнской боли,
И он лежит, не чувствуя уж воли,
Сжимая меч в слабеющей руке,
С последней мыслью о родной реке.

Кровавый рёв стоял над полем брани,
Земля дрожала, впитывая дани
Из алой крови. Раненый боец
Шептал невесты имя, как венец
Своей любви. Он видел лик в печали
И руки, что его так нежно обнимали.
Закрылись веки, и померкнул свет,
Оставив в мире свой недолгий след.

А рядом третий, преклонив колени,
Узрел в свой час божественные сени.
Он видел ангелов, парящих в небесах,
И слышал пенье в дивных голосах.
То было свыше дивное виденье,
Как дар душе, как грешных душ спасенье,
И с лёгкой на устах своих улыбкой,
Он отдал жизнь, не видя в том ошибки.

Ещё один, с отрубленной рукой,
Нашёл в копье последний свой покой.
Он, на древко опершись, вдаль смотрел,
Как вражий стан под натиском редел.
Вот швед бежит, ввергаемый в Неву,
И воин видит это наяву.
И горд, что не напрасно кровь пролил,
Он улыбнулся и навек застыл.

А вот безусый швед, отродье змея,
Споткнулся, пал, от страха цепенея.
Наш воин меч над ним уже занёс,
Но видит — враг дрожит от детских слёз.
Сын шведской суки, он лежит в грязи,
И шепчет: «Herre, n;d! O, skona mig!»
Воитель плюнул, опустил булат:
«Живи, щенок!» — и вновь помчался в ад.

Вот Савва, юный воин, удалец,
Нашёл шатра златого образец.
Он, не страшась ни копий, ни мечей,
Пробился в стан, где свет горел свечей.
Подсёк столпы, не ведая преград,
И с грохотом упал шатёр, как град.
Ликует русских воинов вся рать,
Сумели шведов знамя мы забрать!

Гаврило Олексич, боярин удалой,
Помчался к шнеке, увлекая рой.
Он на коне ворвался в самый строй,
Но сброшен был вражеской рукой.
Однако встал, отвагою храним,
И бился вновь, никем не победим.
Враг отступил, узрев свирепый взгляд,
И мощь руки, не знающей преград!

Збыслав Якунович, новгородский поп,
В руке топор, врагу готовил гроб.
Он сеял ярость праведную, гнев,
Святую мощь в душе своей воспев.
В самой гуще, где кипел раздор,
Творил расправу праведный топор,
И падал враг, не поднимая бровь,
На землю нашу испуская кровь.

А вот Ратмир, что бился в пешей рати,
Один сражался против шведской знати.
Он был окружён, но не просил пощады,
И пал от ран, не видя в том досады.
Отважный дух его покинул тело,
Но сердце билось за святое дело,
И смерть его, как подвиг во плоти,
Другим героям указала путь идти.

А новгородец Миша, хваткий муж,
С отрядом верным, средь смятенных душ,
Три шнеки вражеских отправил в глубину,
Навек прервав их злую болтовню.
И сам князь Александр, в пылу кровавой сечи,
С копьём в руке ломал врагам их плечи.
Он ярла Биргера нашёл в пылу сраженья
И на лице оставил знак отмщенья.


Печать легла на горделивый лик
От русского копья в тот самый миг.
Он видит — русские сильны, как боги,
И в панике он ищет лишь дороги
К судам спасительным, где парус ждёт,
Но русский меч и там его найдёт.
Повсюду смерть, и нет от неё спасенья,
Лишь ужас, боль и полное смятенье.

К закату дня окончен славный бой,
Разбит был ворог дерзостной рукой.
Едва рассвет забрезжил над Невой,
Бежал остаток шведский сам не свой.
Собрав на суднах жалкую толпу,
Уплыл и Биргер, проклянув судьбу.
Князь оглядел поля, леса и дали,
Где предки жили, землю защищали.

В его глазах — не блеск победы гордой,
А лик народа, волей непреклонной
Сразившего надменного врага.
Ему отчизна свято дорога.
В его глазах — и новгородец смелый,
И ратник павший, и мужик умелый.
Их общим духом враг был побеждён,
И миф о слабости навеки сокрушён.

Миф о стране, что будто не едина,
Теперь развеян. Мощная картина
Вставала перед князем. Он видел свет
Грядущих дней и будущих побед,
Свободной жизни, что добыта в муках,
И славы предков в благодарных звуках.
Так Русь спасла свой выход к синим водам,
Да будет слава подвигу по годам!