Прекрасное Далёко

Их было друг от друга не оторвать, как ниточка с иголочкой, Настя в их паре была иголочкой везде сующей свой нос, по всем помойкам лазала, всё в рот хватала, а Муся, хоть и держалась ниточкой, но в сторонке ожидала и когда та от помойки отойдёт, и когда съест обжигающую картошку, вытащенную из горящих углей… И, хотя слюнки текли, когда Настя обтирая золу и запихивая себе в рот дымящую картофелину, но Муся не попросила даже попробовать.

Что эту девочку останавливало непонятно, может быть воспитание, семья была известная, не могу сказать сколько у Мусиного отца было ресторанов, но два-то точно. Один ресторан “Тоска” открывал улицу, второй опять же “Тоска”, её замыкал, собирал, так сказать, всех жителей под своё тоскливое крыло. И цены были приемлемые, главное, что еда была не итальянская со всевозможными соусами всё тех же макарон, или пиццы с разными гарнирами, а наша русская кухня: пельмени, биточки, борщи и пироги. Если дома не готовили или не было хозяйки, то название ресторанов полностью соответствовало.

А Настин папа водопроводчик, он у Агаповых в ресторанах туалеты чинил. Что же связывало этих двух девочек?

Связывала их школа, вот уже пять лет, как они сидят рядом и помогают друг дружке, потому что обе троечницы, только Настя умела списывать и передавать Мусе, а Муся восхищалась Настей, а уж когда Настя отвезла Мусю в район Серебряного бора и показала, как она, держась за веревку, привязанную к дереву, прыгает в реку, страху и восхищению не было предела…

- Я бы струсила, - говорила Муся и Настя, стараясь научить её быть смелой и сильной, объясняла ей по-своему, как надо воспитывать волю, учила её так, как сама это понимала…

— Вот смотри, нам с тобой уже по тринадцать лет, давай сделаем что-нибудь такое, что родители не разрешают.

- Давай, а что…, - спрашивала Муся. 

- Ну что, например тебе мама говорит нельзя мороженое есть на улице зимой, ну сейчас лето, поэтому это не в счёт.

- Серёжки я бы хотела, но мама говорит рано, только в шестнадцать разрешит.
 
- А, это нам подходит, идём к моей тётке, она парикмахерша, я у неё спрошу…
 
- Идём, - как-то уже без всякого энтузиазма сказала Муся.

А Тамарка, подбоченясь сказала: 

- Батюшки, кого я вижу, кого нелёгкая принесла, ты не как волосы покрасить решила, а у мамки-то спросила...

Настя, видно к такому обращению привыкшая, ответила ей в той же манере:

- Тебя спросить забыла… Слушай, тут дело такое, уши можешь проколоть…

- А чо, приспичило-то…

- Чо вопросами засыпала, можешь или нет, не тяни резину…

- Чо не мочь-то, хоть щас, а золото есть…

- Ты чо совсем спятила, где я тебе золото возьму…

- Да в уши вставить, темень беспросветная...

Муся, послушав эту перепалку, расхотела и уши прокалывать, и волю воспитывать, но Настя взяла её за руку и посадила в кресло для стрижки. Тамара посмотрела на Мусю через зеркало и сказала:

- Да ты не боись, я в момент, счас спиртиком протру и всё в ажуре будет.

И тут, совершенно неожиданно для всех и для самой себя, Муся резко встала и сказала: 

- Мне не надо ни в ажуре, ни спиртиком, и я не хочу прокалывать здесь уши, пошли Настя.

И Тамара, подумав о последствиях, о возможном скандале с её родителями сказала: 

- Да чего там, идите конечно, в салон, там и стерильней будет, и серёжки серебренные наденут, - и тут же добавила, - а ты дура думай с кем связалась…

И Настю, как подменили, руку Мусе не дала, словно выскользнула ниточка из ушка иголочки и оборвалась…, и дружба их в тот же день закончилась…, к сожалению…

Доучились они друг друга не замечая, с Настей все хотели дружить, а Муся ходила, словно обиженная, стороной всех обходя, водилась с девочками из соседнего класса, с одной сдружилась…

Нона была выше других на голову, глаза подводила и юбку носила короче, чем у других. С ней-то Марина и стала проводить много времени, больше она никому не разрешала себя называть Муся.

С оторвой Настей она была маленькая Муся, а с Ноной, надев тяжелые туфли на платформе, почувствовала себя с ней на одной платформе… Нона была вульгарно- привлекательна и свои длинные ноги откровенно демонстрировала, даже придя к папе в ресторан, Марина заметила папин похотливый глаз на Нону, что Марину разозлило. Надо сказать, она вообще как-то изменилась, из паеньки выросла фурия и папина радость на глазах растаяла. Теперь ей не нужна была Настя, чтобы пойти в салон проколоть уши и надеть без спроса мамины серёжки. Она сделала это с Ноной, взяв у мамы их без спроса.

Мама, узнав об этом, потеряла дар речи, только подумала, - где та моя маленькая Мусенька, кто её подменил. Вспомнила, что когда она с Настей за ручку ходила, все ей говорили:

- Ужас с кем она у тебя дружит…

А выходит ужас сейчас…, юбку норовит укоротить, уши проколола, глаза стали мрачные, темнее вишни, как взглянет, мурашки бегут… Возраст что ли переходный, не пойму… Приходит правда в девять, но где вечера проводит и с кем, ума не приложу.

Спросишь:

- Мусенька где ты была…

А она как зыркнет:

- Опять Мусенька…

А что плохого в этом родном мне имени и как быстро она от него открестилась.

Буркнет на ходу:

- Гуляла…

И уйдёт в свою комнату…

Настя тоже изменилась, она переросла пацанку и превратилась в стройную русскую красавицу, глаза русалочьи, светлые, таинственные, взгляд холодный и интригующий, волосы почти что до талии цвета мёда с корицей. И откуда только взялась такая тяга к знаниям, из троек не выезжала, а тут одни четверки вперемешку с пятёрками, рассказывал её отец, он по-прежнему обслуживал их рестораны…

Марина, конечно, получила аттестат так называемой зрелости, но с уходом Насти из её жизни, скатилась с троек на двойки, а с приходом Ноны в её жизнь, пришлось перейти в школу рабочей молодежи и сесть на одну парту с этим самым рабочим классом, от которого Марина с Ноной глаз воротили…

Вот такой аттестат она получила, без белого платья и школьного вальса, зато с чёрным лаком и с синей длинной прядью волос, закрывающий пол-лица. Радости от такой зрелости не было, про институт можно было забыть, и Захар Миронович со своими ресторанами помочь не смог, и мама, косметолог с огромными связями, ничего сделать не могла.

Раньше она считала, что Муся должна мягко спать и вкусно есть, но повзрослев, в неё словно бес вселился… На днях, притащив ораву совершенно обречённых, опущенных ребят в папин ресторан и воспользовавшись его отсутствием, она вела себя непотребно шумно и злобно, у окружающих даже сложилось впечатление, что все они были не в себе…   

Обстановка дома накалилась до точки кипения и на семейном совете было решено отселить Марину, заставить её работать, не помогая материально… Лариса Станиславна чувствовала, что муж из-за поведения Марины ссорится с ней и уходит в свою холостяцкую квартиру, в которой жил ещё до женитьбы. Он не продал её, думая, что родители переедут, а они не захотели перебираться в Москву, остались жить в Гаграх.

Так с тех пор квартира и пустовала… Не нравилось Ларисе Станиславе поведение мужа, чувствовала, что брак трещит по всем швам…, вот тогда-то к ней и пришла эта коварная мысль, отселить Маринку.

- Не хочет учиться, накажу, - думала, пусть жизнь заставит за ум взяться; или учиться, или работать, третьего не дано…   

Дано, ещё как дано… Секты как раз они и претендуют на то, чтобы заменить человеку семью, вытеснив настоящие семейные ценности, они ломают судьбы людей, особенно молодых юношей и девушек с несформированной психикой, нанося тяжкий, а порой неисправимый вред и психическому, и физическому здоровью; они разрушают семейные узы, отбирают квартиры, деньги, счета в банке и, что самое страшное, внушают им жизнь после жизни…
 
Главная тема реинкарнация… И не случайно слово “буддизм” маячит на их вечерних собраниях с завидным постоянством. Нет конца существования, как и вообще конца жизни. Новая, лучезарная в то же мгновение наступает, как одна звезда спешит сменить другую, словно из глубины морей, возродится Марина под ангельским крылом, воздушная прекрасная душа, лучом обласканная, солнцем согретая… Мол в этих семейных дрязгах была не понята, а в других материях возвеличена, с Божьим помыслом повенчана…

- И душевные муки ты никогда не будешь переживать более, - говорится на вечерних собраниях, - в новом рождении света, уходит всё порочное, грубое, мешающее тебе наслаждаться жизнью, которую ты заслуживаешь… Лети в пространство света Божьего и возродись великое прекрасное…

Но разве могли предположить Маринины родители, что Нона, давно вовлечённая в секту “Прекрасное далёко”, “Божественное ново” возьмёт её с собой и то Прекрасное далёко, станет ей Божественно новым и близким…

Кто же мог это предвидеть, представить, предположить…

С Ноны взять было нечего, ну ходит и пусть ходит, а вдруг кого-то в сети затащит и затащила…, тонкий расчёт умных духовников…

Духовник или Гуру, как хотите, назовите его, но только помните, что жизнь детей ваших в их руках…

Если бы о таких Гуру кричали бы на всех перекрёстках, как кричат об эстрадных клоунах в перьях, может быть, можно было бы вытащить и сохранить попавшие с сети молодые души и многих спасти…

Эти секты работают практически с детьми; искусно, системно и планомерно, шаг за шагом… С теми, кто постарше и, если есть что прибрать к рукам, как в случае с Мариной, и папиной квартирой, с такими не церемонятся, с ними пару лет хватает, а потом уж остаётся подтолкнуть их к последней черте...

Как родителям распознать надвигающуюся беду…

Держать ребёнка взаперти не выход, это рождает только негативную реакцию. Больше времени давать ребёнку, изучать его душу, не допускать одиночества в кругу семьи. Жить интересами ребёнка, дружить любя-любить дружа. Кто может давать совет…

Но Гуру же находит ключик к ним, а их много оголённых детских сердец, одиноких детских душ…
 

И боль душевную ты никогда не будешь переживать далее… В новом рождении света уходит всё порочное, грубое, мешающее тебе наслаждаться жизнью, которую только ты заслуживаешь… Лети в пространство света Божьего и возродись великое прекрасное, - это были последние слова, которые Марина, словно под диктовку, повторяла и сделала этот шаг в бездну света Божьего с десятого этажа бывшей папиной холостяцкой квартиры...


Наташа Петербужская © Copyright 2025. Все права защищены.
Опубликовано в 2025 году в Сан Диего, Калифорния, США.