Ракеты

               


      Ходы пенсионерской мысли так извилисты и темны, что поневоле вспоминается передача на YouTube о тайнах подсознания, о грязном белье Зигмунда Фрейда, которое он унёс с собой в могилу и в чём отличие деменции от шизофрении.
      Кроме того, учёные изучали подопытных мышей с частично или полностью оттяпанным мозгом и пришли к выводу, что жить можно и без мозгов. Лично меня это очень подбодрило. Я вообще очень сильно люблю науку. Это благодаря ей мы сейчас там, где находимся. А без науки сидели бы на деревьях как гиббоны и кидались палками друг в друга, вместо того чтобы воевать как люди, эфпиви-дронами.
     А впрочем, наука это скучно. Я больше люблю книги. Про голову профессора Доуэля.
     Помню, лет в восемь-девять, а может быть в десять или одиннадцать, но не позже двенадцати, потому что в двенадцать  я открыл для себя Александра Беляева и больше уже ничего не читал кроме «Человека-амфибии» и «Звезды КЭЦ» - мне попалась книжка  «Приключения пятиалтынного».
     А может быть не «пятиалтынного», а просто «пятнадцати копеек», или даже ещё проще: «Приключения старой монетки» - это не важно.
     Дело в том, что в старину, о которой говорилось в книге, в уличный телефон-автомат бросали не две копейки, как позже, в 1962-м,  когда уже родился я, а пятнадцать. Из чего легко подсчитать, на сколько именно нагрели граждан во время денежной реформы 1961 года. Впрочем, это ерунда, а важно то, что в книжке описывались приключения этой самой  пятнадцатикопеечной монетки. Этот пятиалтынный здорово мотала жизнь, он  ходил по рукам, попадая в разные  ситуации, то есть не он сам, а его владельцы. Помню, «Приключения  пятиалтынного» здорово расширили мой кругозор. Мама расширила его ещё больше, сообщив, что  древний царский алтын, то есть три копейки, стоил в тысячу раз дороже алтына брежневского, на который в лучшем случае можно было выпить стакан газировки с сиропом, а в худшем купить три коробка спичек.
     Но это не суть важно, а просто эта детская полузабытая книга вспомнилась мне совершенно случайно и по поводу, не имеющего никакого отношения ни к спичкам, ни к газводе, а в связи с Днём Космонавтики.
     Дело было так: 12 апреля  мне позвонила двоюродная сестра с Кубани и поздравила с Днём Космонавтики. То есть не позвонила, а, как принято сейчас, прислала по Вотсапу «открытку», поздравляющую меня с этим праздником.
     Да, это сложный вопрос - ведёт нас развитие средств коммуникации в пропасть или к сияющей вершине; разделяет людей интернет, или, наоборот, крепко связывает - поэтому не будем тратить на него время.
     «Мы были первыми!» - прочёл я на открытке, и мысль моя  скакнула и пошла петлять как пятиалтынный по кошелькам и уличным телефонам-автоматам.
     Во-первых, я ясно вспомнил день, когда в нашем детском садике в городе Волжском вдруг поднялись ропот и стенания - это плакали нянечки, и какой-то дядя сказал: «Гагарин разбился!..» То есть не дядя, а тётя-воспитательница.
     Странно, что я это запомнил, так как по малолетству вряд ли хорошо понимал о ком идёт речь.
     Вслед за этим в голове грянули гитары, и женский голос простонал: «Ра-а-ке-е-ты!.. Ра-а-ке-е-ты!..»
     Наконец, слетав в космос и обратно, мысль моя упёрлась в Герберта Уэллса, но не в «Войну миров» и не в «Первые люди на Луне», как могло показаться, а в статью Оруэлла «Уэллс и Мировое Государство».
     Герберт Уэллс, конечно, был титан, пока не переключился с фантастики на бытовые романы "с моралью», вероятно, завидуя лаврам Диккенса.
     К счастью, собственные лавры его оказались столь пышны и неувядаемы, что Уэллс будет почивать на них до конца времён.
     Всё же, даже чувствуя, что его несёт не туда, он не захотел или не смог вернуться к «Человеку-невидимке» и «Острову доктора Моро», а двинулся совсем уже в третью сторону и погряз в философствованиях, совсем как Лев Николаевич Толстой.
     Долго перечислять все заблуждения и благоглупости Герберта Уэллса на этом пути, самым показательным из которых был спесивый, чтобы не сказать глумливый, тон его статей по поводу вооружающейся Германии и Гитлера, которого он называл не иначе как «берлинским карликом».
     Но ещё нелепее было его преклонение перед Прогрессом Человечества и главной его приметой - развитием техники.
     С пылом и с жаром, убеждая самого себя и увлекая за собой сомневающихся, Герберт Уэллс возглашал, что как только техника разовьётся, так тут же мановением её железной руки исчезнут бедность, болезни, войны, границы, патриоты и игроки в крикет.
     Особенно Уэллс налегал на скорое забвение всех и всяческих войн, мол, жить с развитой техникой станет так легко и приятно, что и воевать расхочется.
     Очень может быть, что с какими-то гуманоидами, пусть не из нашего Млечного Пути, но хотя бы из ближайшей галактики Андромеды, такое и проходит. Но мы, земляне, не инопланетяне. Поэтому будем воевать без особой причины когда, как и с кем захотим.
     Бог знает почему, но Герберта Уэллса особенно окрылял недавно изобретённый способ летания по воздуху, аэронавтика.
     Но жизнь, как водится, быстро расставила все точки, и не прошло и двадцати лет, как Уэллс с горечью признал: «Главным назначением  аэропланов оказалось сбрасывание бомб.»
      Ничего особенно с тех пор не изменилось и главное применение  «Сарматам» и «Посейдонам», не говоря уже о «Химарсах» и «Искандерах», было, есть и будет совсем не то, на которое рассчитывали Александр Беляев и Артур Кларк.
     И это было моей последней связной мыслью по поводу Дня Космонавтики, потому что дальше я начал думать, отчего такое с нами происходит и почему люди со своими ракетами никак не выберутся из Каменного века, но это оказались такие глупые и неактуальные мысли, что о них даже смешно говорить.


         2024 г.