Скамейка 14

Артем Пыжиков был человеком порядка. Не того порядка, что бывает в армии, а тихого, офисного, почти невидимого. Он был начальником отдела по оптимизации документооборота в крупной конторе под названием «РосКомПромТехИнвест», что по сути означало, что он восемь часов в день учил людей правильно называть файлы и не сохранять квартальный отчет на рабочий стол под именем «аааа111.docx». Его жизнь была предсказуема, как восход солнца, и расписана по минутам, как швейцарское расписание поездов. Каждый день, ровно в 18:05, он выходил из душного офиса и шел домой через парк. Это был его ритуал. Его маленькая медитация.

Именно во время этой медитации он его и заметил.

На скамейке №14, одной и той же каждый вечер, сидел старик. Он не был похож на обычных парковых пенсионеров, обсуждающих политику и голубей. Он просто сидел. Молча. И смотрел куда-то в пустоту с таким выражением вселенской усталости, будто он лично нес на своих плечах не только небесный свод, но и все ипотечные кредиты человечества.

Сначала Артем не обращал на него внимания. Потом старик стал частью пейзажа, как кривое дерево или облупившаяся урна. Но через месяц Артем начал испытывать легкое беспокойство. Старик был константой. Он был там в дождь, в солнце, в ветер. Всегда в одном и том же потрепанном плаще цвета пыльной дороги, в смешной шляпе и с термосом в руках. Он не читал газету, не кормил птиц. Он просто сидел и ждал. Но чего? Или кого?

В голове Артема, привыкшей к логике и анализу, начали роиться теории.

Теория №1: Шпион. Он следит за кем-то. Возможно, за ним, Артемом! Может, в его отделе зреет заговор по неправильному именованию папок, а этот старик — агент конкурирующей фирмы?

Теория №2: Призрак. Он — дух какого-нибудь несчастного чиновника, который умер прямо на этой скамейке, не успев согласовать важный документ. И теперь его душа не может обрести покой.

Теория №3 (самая безумная): Он — тайный инспектор парков, проверяющий прочность скамеек методом длительного сидения.

Эта загадка изматывала его больше, чем годовой отчет. Он начал делать крюк, чтобы не проходить мимо скамейки №14. Но его тянуло туда, как магнитом. Старик стал его личным, персональным наваждением.

Точкой кипения стал день, когда его вызвал к себе большой босс, Виктор Павлович. Виктор Павлович был человеком, который давно перестал быть человеком и превратился в функцию. Он говорил лозунгами, мыслил квартальными премиями и, казалось, даже спал в галстуке.
— Артем, — изрек он, глядя куда-то поверх головы Пыжикова. — Мы тут посовещались. И я решил. Пора тебе расти. Предлагаю тебе должность заместителя директора по стратегическому развитию.
Сердце Артема сделало кульбит. Это был прыжок через пять ступеней карьеры. Это была другая зарплата, другой кабинет, другой статус.
— Это… это большая честь, Виктор Павлович!
— Я знаю, — кивнул босс. — Но и ответственность другая. Забудешь про «до шести». Забудешь про выходные. Забудешь, как зовут твою кошку. Твоей семьей станет наша компания. Твоей Библией — наш устав. Думай. Ответ нужен до понедельника.

Артем вышел из кабинета в состоянии грогги. С одной стороны — мечта. Карьера. Успех. С другой — смутное ощущение, что он продает душу не дьяволу, а просто корпоративному регламенту, что было как-то еще обиднее.

Весь остаток дня он не мог работать. В голове был туман. В 18:05 он, как автомат, вышел из офиса и побрел в парк. И когда он увидел на скамейке №14 знакомую фигуру, его прорвало. Ему нужна была разрядка. Ему нужно было решить хотя бы одну загадку в своей жизни.

Твердым, почти строевым шагом он подошел к скамейке и сел рядом. Старик даже не повернул головы.
— Добрый вечер, — начал Артем, сам не зная, что скажет дальше. — Извините за беспокойство. Мы с вами тут… часто видимся.
Старик медленно повернул голову. Его лицо было похоже на старую, измятую географическую карту, испещренную морщинами-реками. Глаза были блеклые, но смотрели на удивление пронзительно.
— Вечер добрый, — проскрипел он. — Долго же ты решался, Артём.

Артем замер. Он не представлялся.
— Откуда вы знаете мое имя?
— Я много чего знаю, — вздохнул старик. — Знаю, что в детстве ты пытался научить гуся летать, и он клюнул тебя в лоб, оставив маленький шрам, который ты теперь прячешь под челкой. Знаю, что ты ненавидишь оливки, но всегда ешь их в гостях, чтобы никого не обидеть. И знаю, что Виктор Павлович только что предложил тебе стать его замом.

У Артема перехватило дыхание. Это был провал. Это не шпион. Это кто-то из ФСБ. Или из налоговой.
— Кто вы? — прошептал он.
Старик открутил крышку своего старого термоса. Из него пахнуло ромашкой и какой-то неизбывной тоской.
— Я, Артём, — это ты. Только на тридцать лет, пару инфарктов и одно гигантское разочарование старше.

Наступила тишина. Было слышно, как где-то вдалеке смеются дети и как в голове у Артема с оглушительным скрежетом рушатся все его представления о мироздании.
— Вы… я? — наконец выдавил он. — Но… но почему? Как?
— Не спрашивай «как», — отмахнулся старик. — Долго объяснять. Квантовая физика, петли времени, сильное желание вернуться и дать себе по башке. Главное — «почему». Я здесь, чтобы ты не совершил самую большую ошибку в своей жизни.

Он протянул Артему свою руку. Кожа была сухой и тонкой как пергамент. Артем увидел на ней знакомую родинку. А на лбу знакомый шрам от того самого гуся, только уже бледный, почти исчезнувший.
— Не соглашайся, — сказал старый Артем. — Слышишь? Ни за что.
— Но почему? Это же такой шанс!
— Шанс на что? На то, чтобы превратиться… в меня? — в его голосе прозвучала горечь. — Послушай, что будет. Ты согласишься. Первые два года будет эйфория. Новый кабинет. Кожаное кресло. Секретарша, которая будет приносить тебе кофе. Ты купишь новую машину. Большую квартиру.

Он сделал глоток из термоса.
— А потом ты начнешь превращаться в Виктора Павловича. Ты перестанешь ходить через парк, потому что будешь уезжать с работы в десять вечера. Ты забудешь, как пахнет сирень. Твоей единственной радостью станет удачно закрытый квартал. Твоя девушка, Лена, уйдет от тебя через три года, потому что устанет разговаривать с твоим автоответчиком. Ты даже не сразу это заметишь. Ты пропустишь свадьбу лучшего друга, потому что у тебя будет «важная встреча». Ты не поедешь на юбилей к матери, потому что годовой отчет не ждет.

Старик посмотрел на свои руки.
— А потом, лет в пятьдесят, у тебя случится первый инфаркт. Прямо на совещании. И пока ты будешь лежать в больнице, глядя в белый потолок, ты впервые за двадцать лет задашь себе вопрос: «А зачем все это было?». И не найдешь ответа. А потом будет второй инфаркт. И пенсия. И вот этот самый плащ. И вот эта скамейка. И этот чертов термос с ромашкой, потому что врач запретил все остальное. Я сижу здесь уже месяц, Артём. Каждый день. И жду тебя. Чтобы сказать одну простую вещь.

Он посмотрел Артему прямо в глаза.
— В понедельник, когда ты придешь к Виктору Павловичу, просто скажи «нет». Не объясняй. Не извиняйся. Просто «нет». И уйди. Уйди с этой работы. Уволься. Открой свою маленькую мастерскую по починке старых фотоаппаратов, как ты всегда мечтал. Позови Лену замуж. Заведи собаку. Живи, идиот! Просто живи. Потому что если ты согласишься, ты убьешь себя. И ты создашь меня. Я появлюсь. А я, знаешь ли, очень устал существовать.

Он встал.
— Все. Я сказал, что должен был. Дальше сам.

И он пошел прочь, шаркая ногами, ссутулившись. Одинокая, уставшая фигура, уходящая в сумерки.

Артем сидел на скамейке, как громом пораженный. Вся его упорядоченная жизнь, вся его карьерная лестница, все его планы превратились в пыль. Он сидел долго. Час. Два. Парк опустел.

В понедельник он пришел на работу. Он не спал всю ночь. Он вошел в кабинет Виктора Павловича без стука. Босс поднял на него свой ничего не выражающий взгляд.
— Ну что, Артем? Надумал? Готов к стратегическому развитию?
Артем посмотрел на него. На его дорогой костюм, на его уставшие, пустые глаза. Он увидел призрак. Призрак своего будущего.
— Нет, — сказал он. Тихо, но твердо.
Виктор Павлович даже бровью не повел.
— Что «нет»?
— Просто нет, Виктор Павлович. Спасибо за предложение. И вот еще.

Он положил на стол заявление, написанное от руки на простом листке в клетку. «Прошу уволить меня по собственному желанию».
И вышел.

Он шел по улице и впервые за много лет чувствовал, как дышит. Он не знал, что будет делать завтра. У него не было плана. И это было восхитительно.

Он свернул в парк. Подошел к скамейке №14. Она была пуста. Он сел на нее. Скамейка была еще теплой. На ней, забытая, лежала крышка от старого термоса. Артем поднял ее. Повертел в руках. И улыбнулся.

Потом он достал телефон и набрал номер Лены.
— Лен, привет. Слушай, а давай сегодня вечером… нет, прямо сейчас… пойдем и купим двух самых дурацких разноцветных попугаев? А потом поужинаем пиццей, сидя на полу?… Да, я серьезно. Я тебе потом все объясню.

Он положил крышку от термоса в карман. Как напоминание. И пошел домой. Не в свое прошлое и не в свое страшное будущее. А в свое настоящее. В котором больше не было скамейки №14. Только бесконечное, пугающее и прекрасное «здесь и сейчас».