Marco preto. Глава 1

Два месяца спустя
23 октября в 21:05 к зданию Театрального центра на Дубровке на улице Мельникова подъехали три микроавтобуса. Из них выбежали вооруженные люди в камуфляже. Пользуясь тем, что у охранников центра были только    электрошокеры,  они без труда  захватили их и погнали   в зал вместе с оказавшимися в вестибюле людьми….  Детали уточняются.
…
Как уже сообщалось, накануне примерно в 21-05 по Московскому времени группа чеченских боевиков под руководством Мовсара Бараева захватила Театральный центр на Дубровке во время  показа мюзикла «Норд-ост».  Боевики вооружены стрелковым оружием и поясами шахеда, они угрожают расстреливать заложников, в случае невыполнения их требований. Основное из них – немедленный вывод войск из Чечни… Количество боевиков пока точно не установлено, но известно примерное число заложников – их около девятисот человек…

Горе нам, горе! Как и встарь,   черная сказка спустилась на Русь: Горыныч змей   прилетел  с южных гор и взял в залог тысячу душ. Запер в дуброве,   пролаял окрест:
Я! Я  теперь царь на Москве!
Так.
Проспали змея чудо-богатыри, дырявыми оказались заставы.  Чары и свет уступили места свои  мраку. Осталось  дожидаться кромешников, тьмой заполнивших земной  окоем.  Каких кромешников? Ваших! Черная сказка - она ить про каждого!  Теперь,   куда глаз ни кинь,  всяко прочтешь: «жди свою очередь». А    подашься в бега,    мрак догонит, за плечи возьмет-развернет, улыбнется да пропоет задушевно:  «Гой еси, добрый молодец, куда путь-дороженьку держишь?»
***
….Я вкатывался  в третье тысячелетие без семьи,  любимого дела и своего угла. Работа была пресной: вешать лапшу на уши, кланяться начальству и зубоскалить в курилке. Мои клиенты, частные аптеки,   тихарились по больницам, базарам и лавочным закуткам. По вторникам я заправлял двадцатилетний «жигуль»,  погружал в багажник рекламу и выезжал в нашу древнюю волость, словно ковбой на далекое ранчо. До ближайшего знахаря имелось два часа безмятежного ходу, можно было подумать и помечтать…
Вершиной плеча был Первополетск, родина пионера космических трасс – у отеля на площади  стоял  его  бронзовый идол. Я регистрировался, забрасывал вещи в номер и спускался в бар. Фонари освещали  одинокую статую, я же смотрел на нее, словно  Нильс на каменного  Короля,     и мысленно вопрошал   - как  ты смог? Один взлет, одно приземление, те же  триста верст к  апогею орбиты -  и весь мир без ума? С моего  великого дембеля канула дюжина лет, а я даже банально не встал на ноги! Душа,  недолго повисев вертикально, падала аморфной массой на пол, словно из нее  вытащили стержень.
Тосклива была моя жизнь.
И если бы я взглянул на нее из моего триумфального  прошлого, просканировал каждый час гражданской  рутины – не нашел никаких одобрительных слов.   Я ничего не добился. Не смог ничего сделать сам. Я готов был на все! Но не случилось ни наследства, ни эффективной женитьбы. Не было  закадычного друга, готового устроить на теплое место,  достойной зарплаты,  нормальной профессии,  образования. Не было и своего жилья, одна лишь  комнатка в старой квартире   под  неусыпным надзором беспокойной родни. Дебютный брак  развалился, бизнес не пошел, Дина-Диана  сбежала к любовнику, лучшему другу ее муженька.   Теперь они подали заявление в ЗАГС   и были очень мне благодарны.
Мне не везло.   Я был скучен, угрюм, нелюдим.
О, как  тосклива была моя жизнь!
Хотя     за что-то    сканер цеплялся. По дороге домой – да-да, в той   самой еженедельной «петле» по районным аптекам,  в неуловимой  точке на трассе в районе деревни  Усладово я  становился другим! Легким, веселым! Жизнь переставала дышать нечищеным ртом вышибалы!  Я  четко знал, что построю   дом, заведу крепкое дело,  стану   чего-то там достойным  и даже от счастья лишусь чувства юмора. Я словно возвращался к  прежнему всесильному дембелю. Перед глазами как бы отодвигался волшебный полог, и открывалась чудесная даль, и   понималось, что есть судьба и как в нее лучше шагнуть.   Это было сродни наваждению, но накатывало  оно неизменно,   и значит, было  не совсем  от меня. Оно казалось   отрывком     волшебной  сказки,  записью,   которую  внезапно прочитывал   взгляд. Да,  на магистрали М1 я как-то набредал на этот открытый лист невидимой книги. Быстро прочитывал его… .и…      И  магия   будоражила,    пока  тело не затаскивалось в  обрыдлую хату в родном городке. И все исчезало.  Но в новой командировке     воскресало опять.  И также пропадало по ее окончании.  И вновь оживало. И…  И с течением времени, мне уже не без суеверия   мнилось,  что Возвращение совсем не к добру, что     высшие силы поместили его в мою жизнь как   злосчастный трамплин, волшебный мостик,    обещающий добросить до звезд. А на самом же деле  всунули ради  хохмы, чтобы ржать всякий раз,   наблюдая, как я опять приземляюсь на кучу дерьма.  Была здесь своя  глумная механика, она и радовала, и бесила.
Так длилось два года. Я не знал,  как выскочить из нее.  Можно понять Возвращение?   Или проще   забыть и смириться?
Летом я предпринял   попытку его расшифровки.           Она  оказалась сырой, недодуманной. Правда, мне удалось  затронуть   некие тайные струны, приводы, рычаги, способные изменить  мир.   С неудачей меня примирило     уже одно   их открытие,    хотя     в  свете   последующих неурядиц     с их  ужасным финалом в   Дубровке,  летняя  авантюра  теперь выглядела как минимум,  поучительно, если не сказать  что  зловеще.
Сейчас предстояла вторая попытка.  Более простая и острожная.   Я решил проверить возможности активного сна.  Активный сон, как я узнал, это такой тип сновидений, заранее программируемых  на      ответ.  Вопрос же – на который и нужен ответ – длительно и напряженно  задается в течение дня. Как узнать  ответ?  Он ведь может быть не прямой, а иносказательный. Я сделал вывод, что он может быть  в виде яркой фразы, сочного образа.  А узнаться он может по  удивлению,    что испытаю во сне и перенесу  дальше в реальность.  Итак, образ или фраза. Потом   я максимально припомню весь свой жизненный сор,  забытые  планы, попытки улучшиться,      все, что ушло в впустую,     я возьму этот материал и в яростном напряжении разума  попытаюсь выстроить его вокруг «пойманной»  во сне темы.  Построить    сказ.  И ведь это логично. Не  есть ли мусор   надежд именно тем веществом, что составляло желанную жизнь?  И еще  в этот день   хорошенько вымотаться.   «Звенит только натянутая струна» - так по моей системе. 
Вот что я  планировал на 24 октября 2002 года. Но жизнь внесла коррективы.  Случилась Дубровка. Захват заложников. Пришел  обыденный ужас  и эфирный бардак,  от которого хотелось повеситься.  План оказался на грани срыва. Я то и дело клацал кнопки на магнитоле в поисках утешения. Но  новости были только плохие. Они     жевали мой слух, как чья-то гигантская драконья челюсть. Именно, что я чувствовал  себя   в ленивой пасти, что намеревается не сожрать тебя, а жевать и жевать, выпивая   соки, чтобы потом выплюнуть и довольно смотреть,     как ты без сил отползаешь в   нору, откуда вновь   вылезешь    по первой трели  о  его новой пакости.  С    трелями  сделать я ничего не мог, с ним    и подавно.  И что    осталось? Лишь заткнуть уши. В середине дня я запретил себе   приближаться к включенным телевизорам  в недрах супермаркетов,   включать радио в магнитоле,     обходиться только  кассетами.    Благо, их  целый рундук-подлокотник,   он, как добрый друг,  мягко стучался во время езды в правый локоть  – «послушай меня,  послушай».  Вот и будем слушать его.
Итак, вечером 24 октября 2002 года я приехал в Первополетск и  заселился в номер гостиницы с  кроватью под серым пледом,  тумбой с  графином,     маленьким   телеком     и окном  за  синими гардинами.  Кинул сумку   на кровать, отключил  мобильник, сходил в душ, переоделся в спортивный костюм и спустился в маленький  бар. Взял сосисок и пива, пристроился на высокий круглый стул у окна с видом на площадь. И начал жаловаться   бронзовому исполину     за высокими елями.  Я прихлебывал из стакана    «баварское», закусывал сосиской, макая ее в желтый комочек горчицы на мокрой картонке, и рассказал о событиях  в театральном центре, где был сам это весной.  Сетовал,    что  на спектакль больше не попаду.  Говорил о работе, плакался на тоску  и подробно описывал волшебство под Усладово. Как меня  окрыляет там и стреноживает  в родимой квартире.
«Юра, сейчас я лягу и отрублюсь. Пожалуйста, дай подсказку, зачем Возвращение. Дай мне знак, слово, фразу. Ты же всегда отвечаешь! Просто я часто… не слышу. Но сейчас ты должен ответить! А если не ответишь, больше не буду с тобой разговаривать  -   я шутливо погрозил пальцем  в ночное стекло, -   и    вообще забью систему.
-  Возвращение, Возвращение! Юра, помоги разрешить возвращение!
В оконном стекле двоился янтарный бокал.     Я сделал два мелких глотка,    потом  поднял братину на уровень глаз,     щелкнул пальцем по бокалу:   «Пиво твое!» слез с высокого стула на ножке и поднялся в номер.  Не снимая тапок,   лег на   на колючий  байковый плед.  Одну руку заложил за голову, другой взял пульт,  начал щелкать каналы.
И сразу…
…Как мы уже сообщали, депутат госдумы Иосиф Кобзон.  убедил Абу-Бакара отпустить самых маленьких детей.

Но я больше е боялся  нарваться на новости. Драма с заложниками показалась далекой.  Мне было хорошо,  и я не понимал, почему должно быть иначе. На экране мельтешили прокладки, путевки, акции. Горделивые   бородачи в черных балаклавах, перепоясанные ремнями,  с автоматами вышагивали по проходам в  зрительном зале… И снова прокладки, путевки… какие-то неинтересные фильмы.       Наконец, я увидел    широкополую шляпу,   пустыню, оседланных лошадей и мужиков с пистолетами. Это было что-то родное и близкое. Начал смотреть, и вскоре узнал   комедию-вестерн про утомившегося стрелка, решившего начать новую жизнь в пограничном   урочище,  эдакой мексиканской Тортуге, отстойнике для всякого сброда. Туда не сует нос полиция, тот главней, кто быстрей выхватит ствол, там нет ни крестьян, ни ремесленников, один лишь салун, где обитают бродяги.   В зачине Герой сразу попадает в лапы к местной шушере.  Его грабят   и бросают избитым в безводной пустыне. Но он выживает. Находит друзей,   сам себя назначает шерифом, и   твердой рукой наводит в городишке  железный порядок. С годами его подопечные   превращаются  в полицейских,  проститутки – в  домохозяек, а он в почтенного  градоначальника.     На смертном одре его навещает Фантазия молодости  -  знаменитая  актриса с афиши, с которой он  не расставался всю  жизнь. Она также молода    и прекрасна, несмотря на годы.
Фильм я когда-то смотрел,  и потому вскоре   свалился в дрему.  Ящик бубнил внешним суфлером какое-то время,  потом он умолк и я оказался на уроке физры в своей школе. Увидел   спортзал  с  небеленым потолком и сетками на огромных окнах. Синие   полы,  с кругами и линиями.  Баскетбольные  кольца на щитах.   Увидел, как мы,      в белых футболках и синих трико с пузырями    строимся   по белой черте. Мы   хихикаем и толкаемся. По команде  физрука,   малорослика  в черной майке,    делаем перекличку,    разбиваемся на пары и расходимся по  снарядам. Наш с Андрюхой     мучитель  – чертов гимнастический конь,    длинное четырехгранное обернутое кожзамом бревно на выдвижных  трубах-копытах. В телеке  на них      так небрежно резвятся!     «Но мы-то не чемпионы» – даже во сне думаешь, глядя на  курносую физиономию  физрука, увлеченно предлагающего порезвиться и нам.  Но тебя успокаивают, объясняют, что нужно    с разбегу заскочить на   пружинящий мостик – вот он,  в метре от белых копыт -   оттолкнуться,   расставить  ноги и пролететь над   проклятым бревном. И  получишь пятерку по физкультуре.    «Ты понял?! Это легко!»  Но  вижу я плохо, а очки не ношу.  И прыгать мне муторно.   Однако же,   разбегаюсь, наскакиваю   на  плиту   – ее я различаю  лишь на последних шагах,   отталкиваюсь … она почти не пружинит…   у     чувствую боль между ног, потом мир переворачивается – я кувыркаюсь через голову и падаю на спину,  под радостный гогот лопоухих бездельников. Потом,    на фоне  балок светлого потолка наблюдаю  выше себя  накачанные икры в  трениках,  треугольную спину в черной майке,   пшеничные до плеч волосы,    рельефные бицепсы на жилистых руках … И сквозь навязчивый звон, динь-динь-динь,    слышу «фепелявую»   речь.  Слов   не различаю,  слышу только: «фл-фл-фл».  Встряхиваю головой, поднимаюсь. Физрук снова привлекает мое внимание, машет рукой. Потом   пятится   к синим дверям, замирает,  разбегается,    резко двигая руками,   запрыгивает  на пружину,  отталкивается, раздвигает треугольником ноги и  перелетает  коня, четко приземляясь за ним в   полуприседе.  Артистически разводит руки.  Медленно поднимается в полный рост.  Девчонки насмешливо аплодируют, пацаны хихикают, а физрук  подгребает ко мне,   сидящему под стеночкой на   скамейке,  показывает  рукой  на точку старта у двери  и шепелявит, что с таким осторожным разбегом я   в Эль-Пасо не попаду… Какое еще Эль-Пасо? – изумляюсь я, привставая.   «Обыфное! Куда все фтремятся!» - злится физрук. И  сверстники на меня смотрят, как на дебила – Слепень   не был в   Эль-Пасо!  Вот же Кошкин дурило! Потом пошла обычная для сна  невнятица, слившаяся в какофонию звуков и образов…
Открыл глаза  - по экрану бежала белая рябь.   На часах была глубокая ночь. А в голове звенело: Эль-Пасо, Эль-Пасо…
- Какое еще к дьяволу, Пасо? Причем тут Эль-Пасо?!
Сон  сняло как рукой, я подскочил и принялся мерить шагами крохотный номер - от   желтой двери  - к окну в синих   гардинах. Раз-два-три шага…  Раз-два-три. Потом опять упал на постель, уткнулся носом в подушку. Втянул запах затхлости и дихлофоса. Перевернулся и, словно школьник после неудачного приземления,   уставился глазами в заварзопанный  потолок. В его углу у бронзовой трубки карниза,  на  штукатурке   виднелась  дымчатая сеточка  трещинок.   «Вот именно,  сеть, - подумал я тогда со странным удовлетворением, -  ты   глупый паук,  запутавшийся в своей паутине. В сети   собственных причуд.  Однако же, тема сработала. Удивление? Еще какое!  Вот она фраза. Достраивай до сказки, как собирался».
Взгляд переполз на темную  полынью   окна, за которым плескалась ночь.  По стеклам бегали отсветы фар автомобилей, кружащих по площади.
Урок  физкультуры,  школа   и прыжок на   Эль-Пасо. Умней  не придумать.
Однако же,  к делу. ,
Я встал с кровати и заходил по комнате, ероша волосы и  собирая  до кучи жизненный мусор, как-то: дорожные фантазии о том, что я лечу по маршруту, по своей Петле Ходока как по орбите,  отрываюсь от своих неурядиц,  что однажды я должен приземлиться на другой планете, на счастливой земле, словно Гагарин.   Потом  я    припомнил мексиканский жаргон, я им  развлекался   после фильмов Тарантино-Родригеса. Иногда у клиентов я им развлекался, выдавая себя за бывалого путешественника.   Походил туда-сюла, повторяя словечки. Снова посмотрел на    фигуру Первопроходца на площади, вообразил, что она оживает и идет ко мне. И она говорит… Но снова не слышу! И другой, и новый, и еще один вздор… Я   соединял в воображении эфирные образы, ожидая, когда они взорвутся историей. Не взрывалось. Садился на пол, и снова обхватывал голову руками,    пока за окном тихо шумел  круг автомобильной развязки.  Вставал  - и   тоже перемещаться по кругу…  И школа, школа.  Ненавистная, напрасная школа – тоже не выходила из головы!  Причем тут урок физкультуры?! Эль-пасо – наверное, но…
И – бац! Трах-бах-бах! Вот она, сказка! 
Присниться должно было так:   
….
Значится,  космос Внизу голубая Земля.      Я  лечу по  орбите на  ракете «Восток». Прошел апогей,  вошел в плотные слои атмосферы. Тесно, жестко. Звездное небо в иллюминаторе заслоняется сочащейся лавой огня, по стеклу текут  его  струйки…. Горит обшивка!  Болтанка, жесткая болтанка, страховочные ремни впились в скафандр! Еще жестче сдавило грудь! Удар…  Хлопок, взрыв пиропатронов, рывок, задержка дыхания… катапульта сработала… снижение…Грохот!  Земля!
Я сижу  среди   мясистых лап Saguarо, изломанными фигурками покрывшими пространство пустыни.  Подо мной  piedra errante, блуждающий камень, что оставил на земле глубокую борозду, как мой космокорабль. Он дымится неподалеку,  этот    черный, обугленный шар.   Жар от него поднимается вверх  и искажает его очертания. В иллюминаторе, глядящем на меня сожалеющим взглядом,   отражается зеленый огонек у пустого шоссе. Это  фонарь над харчевней с открытыми   окнами и   столами на улице для нищих пеонов. На веревках   качается стиранное белье. На  полках сверкают бутылки.  За одним из столов,  обмякла  грузная  фигура с блестящей звездой на груди и в  шляпе с загнутыми полями, что глубоко опущена на лицо. Под ней  видны только седые усы, свисающие на подбородок.    Мощное  пузо сцепили    узловатые руки. Человек явно дремлет, убаюканный долгожданной вечерней прохладой.
Я снял с себя парашют и пошел на свет. Вскоре был у харчевни.  Зашел,   облокотился о  стойку. Хозяйка  гремела  посудой   за занавесью из костяных четок. «Статуя» храпела позади, седые    усы моржа обтекали квадрат подбородка. Я   бросил  мелочь на блюдце и легонько ударил по колокольчику.  Защелкали   жалюзи, и появилась полная негритянка  с толстыми губами,   в  зеленом платье, Крупная  голова ее словно просела от тяжести, сплюснув в складках жирную шею с  жемчужными бусами. Пальцами она сгребла серебро – ее яркие    ногти один за другим фосфоресцировали во тьме -  и наполнила текилой   стакан. Я отошел к одному из столиков, подальше от входа.  и   сел.  И тут изваяние закряхтело,  расцепило пальцы  и поправило шляпу.    Под ней оказался  мексиканец     с  пышными   усами и   позолоченной цепью, блестящей в седых  кудряшках cabellos у него на груди.   Рябое лицо его  словно    выбито долотом и подправлено острым резцом в руках рока -  сурового мастера жизни. На безрукавке чернел  треугольник от пота,  рядом серебрилась звезда. Белый морщинистый лоб, не знавший загара.  «Что же,  он - белокожий? – подумал я праздно, -  они же  смуглые от природы.  Или он нашей расы?!
Мы помолчали. Потом визитер открыл рот, и я услышал неожиданный   тонкий переливчатый тенор. В нем звучала радость долгожданного узнавания!
- Хо-о, о-е-е! Знакомые лица! Ты    снова  не туда приземлился?
Я нехотя, но все же, кивнул.
-  Мучачо, мучачо. А  чего было  ждать  от прошаренных гринго? С тек пор, как   авантюрист испанец проложил к нам  дорогу, мы не знаем покоя. Почем Посейдон или кто там заведует морем, не разметал    его корабли? Санта-Мария! Ты берегла его именем?  –   добродушный старик был не прочь поболтать, и я приготовился флегматично пить пиво,   вежливо кивая в ответ, но он  вдруг посерьезнел и окинул меня внимательным взглядом.  Потом произнес с явной насмешкой.
 – Ты прибыл с Севера,   и ты  из тех чикос, что   мечтают открыть новые земли, осчастливить людей и    нажить золотишко.  И теперь  удивляешься, что никто не желает потрафить   твоему в высшей степени выгодному для человечества счастью.  Я прав?
Я молчал. Старик засмеялся.
- Ладно-ладно! Догадаться нетрудно! Экспедиции провалились, а новая земля сложилась   из обломков твоих кораблей! – он ухмыльнулся, -  Но ты не сдаешься! Хотя так и не понял,  почему всякий раз попадаешь в дерьмо. Не понял ведь, si?    –  и он возвысил свой тон и  теперь его голос напомнил тихий циклон cordonazo,  что на Западе,  у Ревилья-Хихедо становится яростным штормом! Шериф   потянулся ко мне своим туловом,    навис над столешницей  и положил на плечо тяжелую, словно из бронзы, ладонь.  Сухой теплый ветер сhinook поднял в горле горькую пыль. Я сухо кивнул.
- А ведь ты готовился  сесть за штурвал    космоплана.  На деле же, . – он кашляющее засмеялся, -  глупый  батрак на плантациях  ricos  (богачей). И еще ты  думаешь, что сам во всем виноват! Si,  chico? Verdad? 
Я снова кивнул – именно,  си.
- Карамба! Ты ищешь свободы?! 
 - Я  жажду ее,   и готов за свободу сражаться! –    в ответ крикнул я      и  вскинул вверх руку  -   и она разом отяжелела! Пальцы   сжимали  вороненый спасительный кольт!       Медные гильзы краснели в тугом барабане!   
Шериф    потрепал  меня   по щеке:
-   Orale! Твои планы не стоят ни  песо!   Здесь ничего не исправить.
-   Как?! Даже с кольтом?! А как  же борьба?!
Старик усмехнулся, пожал плечами
- Но почему, почему?!
- Да потому, что собаки-гринго все умно устроили,  - он степенно достал из кармана огрызок сигары, щелкнул бегунком зажигалки, закурил, сладко затянулся, откинулся на спинку скамьи -  кругом их шпики,    за  них их законы.   Здесь ты  навечно bracero, esclavo. Хочешь бороться - рви когти в  Эль-Пасо, там,    за Рио-Гранде  будешь с ними  в равных правах. Тогда   и разрядишь свой кольт.
-  А где оно, это Эль-Пасо? Как туда можно добраться?   
Старик промолчал.
- Я же не знаю дороги!    Ведь я пропаду без маршрута! Рor favor d;game! (Пожалуйста, скажите мне)
Тот лишь качнул головой, и как показалось, немного раздраженно буркнул в усы что-то вроде:
-  Мe importa una mierda.   (Мне насрать на это).
Я растерялся и замер в молчании. Тогда он тяжко вздохнул.
- Хочешь   дорогу?!  Туда нет прямого пути.
-  А какой тогда есть?! 
Старик  покрутил седой ус и вымолвил только два слова 
- Погоня подскажет.
***
- Вот тебе примерный план на  Эль-Пасо.    –  я  почесал лоб, невольно изумляясь складности  спонтанной   истории,      - но где   оно это  «Пасо»?    Чему оно подобно в наших местах?! Эль-Пас…со, Пас..  пас…. Эль… Эль….  Эль -  я припомнил карту ЦФО, мысленно пробежался по названиям городов и поразился. – Эль-Пасо   -  Псков?!  Хм, пожалуй, и Псков.   За Псковом  нынче граница, Европа, блаженные земли.   Туды, что ли, бечь? И почему  «погоня подскажет»?   Это что -   беги куда гонят?   А если гонят в засаду?  Да и   кто меня гонит?!  Ведь нет же преследования! Есть тупик, но не гонка!
Походил туда-сюда вдоль кровати, думая над второй подсказкой.
- Нет, тем, что собаки гринго во всем виноваты, я  нисколько не спорю.  Лучше быть в заднице по чужой вине, не по собственной.  И все же… «Эль-Пасо»… «погоня подскажет»… Хм!
Я брякнулся на кровать. Взгляд  пополз по  глянцевым шторам,  на карниз,   нырнул в характерную воздушную белесость, где странным созвездием чернели жирные точки засохших мух. Паутина слегка трепыхалась,  словно вуаль на лице загадочной дамы с нежными родинками… 
«А может быть, тот старик-мексиканец с белой звездой… Его голос… тенор… переливчатый, звонкий, как у Гагарина…  Может быть… может быть, это он? Просто переменил обличие, чтобы я сам добрался до истины?
Я   встал   отодвинул   гардину – за окном внизу     тихо шумела эспланада. По  краям ее белели  казенные здания - музей, церковь, кинотеатр и огней в них не было, они маячили, словно полуночные скалы у темного озера, по центру которого  светилось   кольцо автомобильной развязки. Огни гирлянды бежали  по кругу.   Это было красиво!
-  Говорят,  если хочешь взлететь, нужно представить обычную жизнь  несносным дерьмом.   Что ж, это можно. Есть все составляющие.  Но тогда ты лишишься последнего.  А ну не взлетишь?!
Пушистые голубые кроны     окружали  статую Земляка словно телохранители.  Свет    посекундно  обливал его контуры, освещал – и отправлял  в темноту. Мгновение    – и   он снова в луче!   Статуя  словно отступала во тьму… или нет!  Она – приседала! Да-да, приседала  как мой физрук из активного сна! Или мне показалось? Но ведь по Системе:  «что кажется – то и есть?!»  Так по Системе!   И значит ОН – ПРИСЕДАЕТ?!      
«А почему шериф назвал меня «Шоколадкой»?
«Не дури, ты сам себя так назвал»
Я    скинул сланцы, сел на кровать и забрался под зеленое одеяло.
«Да, потому что вечно приходится додумывать за высшие силы»
«Что тебе еще надо додумывать-то? Мостик  кому показали?»
«Это    на котором споткнулся?» 
 «Да.  Твой «дурацкий трамплин»?!
Я рывком  приподнялся на локте.
-  А ведь точно, я видел мостик! Чертовый мостик, постоянно забрасывает меня не туда.  И… и… что это значит?
Я снова сел и спустил ноги к полу.  Долго думал.  И не нашел, чем ответить себе.
С тем и заснул.
Но дело не кончилось одной отсебятиной. Уже  под утро  новый сон.  Там я стоял у белой машины,  над высоким обрывом. Свет приближавшихся фар обливал меня посекундно. В их  бликах я видел блестящую воду, серебристой змеей уползавшей во мглу.   А я  стоял – и кричал. Только - что? Кажется, я грозил отомстить… Но кому и за что?  А не помню. Вспышка  - и я стою над обрывом,  что-то кричу,  потрясая  кулаками  во тьме…
А уже  полдень я     катил в своем полушарии и не помышлял о вендетте. Шумела, дымила  и лязгала трасса.   Вокруг  сновали  импортные машины и наш вторчермет.  Ночные же  штудии провалились в свой зыбкий мир,  и  я снова  был ни к чему не привязан. «Но не того ли  ты  добивался? – спрашивал я себя, медленно вращая ладонью баранку,  -   хотел  расстаться с Системой, если она   не расскажет про Возвращение? Она промолчала. Вот и забудь про нее.  Почему ты думаешь,   что утренние конфузы  – обещанная погоня? Да, над тобой поглумились. Притом, оба раза это были женщины.    Барменша и тетка родная. Но как они связаны? Да никак.  Только Дубровкой. Первая вдруг включила новости, когда я решил    попить чая…  Вторая… нет, лучше не говорить, что учудила вторая. 
Утром  я  спустился  в бар, чего никогда прежде не делал.  Место у окна   в ночном  баре было магическим.    С него  в ночи  открывалась «щель междумирья».   Так было по моей Системе.  И чтобы   не осквернить его,  не разрушить мистичность, я никогда не ходил туда днем.  Но теперь я постановил распрощаться с Системой. И в знак этого  зашел утром в открывшийся бар. Взял стакан чая, пошел к своему высокому стулу на ножке. И только сел, как  высушенная    калоша с дубленым лицом и с прилипшим бычком к краю блеклой губы,  подняла пульт  и включила телек над моей головой.
"Лидер Трудовой России Виктор Ампилов призвал власти страны остановить боевые действия и начать вывод войск из Чечни ради спасения заложников в театральном центре на Дубровке, сообщает телеграфное агентство ТАСС"
И я  тут же выскочил из бара. Это  первый конфуз.  А через два часа, после   сдачи номера, уже на трассе я вспомнил про отключенный мобильник. Включил его и сразу  нарвался на тетку. Она   потеряла  меня и решила,  что я….  э-э… заложник…
… 
И ведь оба конфуза случились после решения расстаться с Системой.   А самое главное, что  пришло ощущение, что меня поджидает  и     третья подруга, и   вот она-то   отгрузит сполна!  И одними нервами я  не отделаюсь!  А по моей Системе главные – интуиция.  Что  она говорит – то и будет!  Так у меня всегда получалось.   Но я же решил расстаться с Системой?
… Автомобили дергались, словно кошки с прижатыми хвостами   В боковые щели  посвистывал ветер. Тучи драпали  как  монашки в разорванных рясах. Где-то  бряцала мечами гроза…. На  стекло в беспорядке шлепался дождь,    словно   пьяный банщик садил по нему слипшимся веником. Дворники дергались вяло,   не понимая, зачем устроились на эту работу. В унисон им тащились и мысли:  Первая Дама – Вторая. Будет ли  третья? А если будет – это погоня? А ведь теперь я чувствую гонку.   Что ж,  Система ясно давала понять,  что никуда меня не отпустит. И при этом   ничего  толком не скажет.
СИСТЕМА

В  детстве  жизнь была  проста как палка.  Не нужен ни Бог, ни черт. 
А потом в   нее   вошла    мистика. Там, где тачали набойки - заторговали  акциями,   где бегали кроссы - забурлили  толкучки.  Ценники   взлетели в разы. Мистика  была  в    малиновопиджачных,  словно с Марса упавших,   братках,    в переобувшихся  «шишках», вставших  со свечками в храме,  в  сошедшем с ума телевизоре, ежечасно кричащем: «Страх! Страх! Надо бояться!» Бояться чего? А всего! Особо  за деньги  – «их нужно умело вложить». Что это значит – «вложить»? Куда  они денутся? Какой прокурор их  отнимет? Ты  честно их  заработал, трудясь на заводе,  и вот-вот его купишь заветный мопед. «Не важно! –  яростно возражал  телевизор,  -   Страх! Биржи! Курсы!»
Мистика…
Наваждением казалось остановки    заводов,    превращение рабочих в  бичей, а инженеров - во вьючных ослов. Кошары у помоек  словно только что  сошли  со страниц романа Гюго.  Загремела  война, сначала в Москве, потом на Кавказе... Два года назад Президент  обещал  лечь на рельсы, если жизнь  не наладится,  и   глядя на  благородную голову в белых кудлатинах на могучих сибирских плечах,    вопрошал сам себя: где  ответ за слова? «В кильманде! – истошно визжал  взбесившийся телек, -  Страх! Страх! Референдум! Демократия в опасности!»
Мистика…
И однажды я понял – дело табак. Мне не подняться.     Прошлые заслуги не в счет,   для успеха  нужны   связи или надежное,    востребованное  ремесло, вроде умения играть в наперстки или ставить на грудь утюги.
Конечно, есть   великая мудрость в том, чтобы   идти в ногу со временем и не рвать  на груди  рубаху, если  время на дворе не твое. Но я-то считал себя выше времени! Я метил в герои!  В армии я одержал несколько блестящих побед над порядками, а  к дембелю вообще сорвал  все солдатские ништяки. Два отпуска, внеочередное звание, генералы жмут руки, друзья до небес превозносят!  Слава, уважение, незаменимость, благодарность! Там  я  познал   вкус триумфа и дальше  жить без него не желал.
А время в ответ  говорило: ты – чмо.
И логично, что по итогам неравной борьбы я  оказался в одном крайне  непопулярном заведении.  Радужная перспектива оттуда виделась      жизнью  алкаша на учете.  Оно б так и вышло, да на свое счастье, именно там я и   встретил Учителя. И он мне раскрыл главный секрет жизни: она подчиняется сказке. «Разберешься  какой,   снимешь половину зла, - подмигивал    бородач в белом халате, -  а  признаешь  себя дураком, уберешь и вторую». «Ведь только дурак выходит  в цари!» - говорил мне, смеясь в черную бороду,  похожий на   Марко  Поло     лесной кудесник в белой одежде.
И я принял совет. И все поставил  на интуицию и чутье.  Не без труда покинул  чертовый лепрозорий. Обзавелся     сводом примет и  обрядов,   научился говорить с высшим миром, (и не надо плеваться). Словно древний охотник, по колебанию деревьев научился читать волю богов. Сложение сказок превратилось в докучное дело.   Потом свел все в Систему и начал ей следовать. И в какой бы дыре с тех пор не оказывался, всегда находил годный выход.  К сожалению, помогала она лишь в беде,  в космос не возносила. Потому я и хотел от нее отказаться.  Мне нужен Кубок, Триумф, а тут….
То исть, теперь вы в курсе, что   мое поведение   не блажь и не следствие  сотрясающих  душу болезненных сил. Просто  прежние правила отменили, а  о новых не рассказали. Когда же я сам до них дошел, было уже поздно.  Состояться можно было   лишь чудом. И я его совершил. Я поднялся со дна… 
 «Ладно-ладно, - скажете вы, раздраженно,  - допустим, ты что-то придумал.  Но чего ты этим  добился?»
- А не хрен перебивать!  Чего? Да всего! Я вышел из  лепрозория, нашел  работу,  когда их  вообще  не было, кроме как на барыг ишачить  в ларьке, или за гроши на заводе   батрачить!  Потом   пролез в иностранную фирму, купил   машину, расплатился с долгами,   бизнес завел  в 90-е! И все с нулей, все из воздуха! Сам! Да и сейчас      на непыльной работке.     А еще нарыл  «счастливый билет», но о нем  пока -     тс-с….
«Не, - удивленно скажете вы, - чегой-то вдруг  -   тс-с? Убедил!  Давай нам систему! Мы тоже недовольны    и желаем подняться!»
Ха, систему   вам, ишь! Да знаете ли вы, что   Шаман   говорит, только если уверен, что перехваченные  упырями Слова его не застанут!  Откровения – лишь перед смертью!   Говорить ли мне об искусстве своем? 
«Но ведь ты сам хотел от нее отказаться. И потом, твое ли это искусство?
- Не важно,    я же им овладел?!
«Овладел? Где же сказка? Если овладел    – где сказка твоя?»
Что ж,  ваша правда.    И все же…
Нет…. Нет, нет, нет! Так нельзя!
«Что «так нельзя»? Чего ты менжуешься?!»
Хорошо. Вам нужно Систему.  Тогда -  вы готовы узнать Белый свет? В  Сказку поверить? Принять, что хаос реальности - лишь осколки разбитого зеркала, где в десятках подобий  светится  образ ее? Что Система –  лишь способ  сложить их в одно    Отражение Целого?  В подобие    Целого,    в Главную сказку?     Что первый шаг на пути – признать легитимность тридесятого царства и Волшебного леса?
Что ж вы молчите? Приятнее слышать земные морали: все бред! Шизофрения! Нету целого! Нету! Есть видики, шмындики, бизнес-дуризнес, фитнес,  монетизация льгот… Какая тебе еще сказка?! Это все сказки! Приятней    слышать привычное. Вы хотите лишиться покоя? Наверно?  Впрочем,   знаю наперед, что вы скажите. Вы скажете. «Мы не знаем, но ты   объясни,  а там разберемся». Вы же об этом?   Профаны. Слова не нужны,  пока в спину не толкнула дорога. Спрашивать вам  нету смысла.
«Во,  молодец, - подавленно скажете вы, - короче, мы лохи, тебя недостойные. Хорошо, как же тогда понять, что   в спину   что-то толкает?!»
-      Когда по голове первый раз ударит брошенный жребий. Впрочем, ладно. Пусть   подскажут ветра, что нам делать. Спросим ветра. 
-  Спросим  ветра.
Я вытащил из рундука под локтем панель магнитолы,  с щелчком вставил в пазы, нажал на воспроизведение. Радио зашипело, прокашлялось и   с напряженной музыкальной подложкой – «все пропало  - тырым-бырым-тырым», в динамиках  зазвучал ровный речитатив:
"По сообщениям информационных агенств  24 октября на переговоры с террористами стали отправляться переговорные группы. В частности, убедить террористов остановиться пытались депутат Госдумы от Чечни Асламбек Аслаханов и сенатор Руслан Аушев».
Нажал на кнопку  - динамики стихли.
- А-бай-де-тесь. Думаем  о третьей тетке.      До нее еще больше часа. 
«Слушай, ты же   сам признаешься, что  система против тебя. Расстанься ж  с ней! Давай же, мы ждем! Что ты потеряешь?!»
Летит   магистраль М1:   четырехголосное полотно,  машины, заправки …  дорожные указатели, рамки ободранных остановок  и  - леса, леса…  Крутится кинофильм без сюжета на экране лобового стекла.  А ведь еще два месяца назад я был  уверен,  что сюжет взял меня за грудки.     Совпадения, откровения и подсказки  – словно сговорившись, сами шли в руки, наперебой предлагая    избраннику неба      взять  в  руки архимедов рычаг.