Жить некрасиво запрещено!

   
      Как это часто с ней бывает то ли от лени, то ли от страха, что на сей раз точно ничего не получится из задуманного,  Ия три дня блуждает по квартире, мучительно  придумывая неотложное дело, которым  если сейчас не заняться, то будет поздно, вроде, убрать, наконец, зимнюю обувь, которая, глядя на нынешнее лето, может вот-вот понадобиться, или что-либо другое, столь же важное.
      Третий день пошёл. Раньше она себя убеждала или извиняла заоконной погодой: солнечный день тратить на писанину жалко, а вот как зарядит дождливая погода, самое время садиться за описание полученных впечатлений.
      Эта изматывающая борьба представляется нелогичной, ведь удовольствие, вернее,  наслаждение, испытываемое в процессе сочинительства, невозможно сравнить ни с чем, кроме  оргазма, такого длительного  писательского восторга, когда  при описании  чего-то происходит погружение  в соответствующую атмосферу, и событие ощущается гораздо острее, чем в растворившейся во времени и пространстве реальности.  Почему это происходит? Вероятно, подмешивается сожаление о невозможности продлить  переживание. Но мозгу с его фото-,  фоно- и прочей фиксацией  огромное спасибо и человеческая благодарность. А представляете, если бы у мозга не было функции памяти, как обесцветилась бы наша жизнь! Правда, у памяти есть и оборотная сторона, на которую сегодня мы не станем заглядывать.
 
     Итак, Гродно. Казалось бы, с какой стати? Ну, во-первых, он всё-таки в одной из немногих-оставшихся-доступными заграниц, а во-вторых…
     В прошлом году, будучи находясь, так сказать, в санатории «Радон», Ия ездила в Гродно  с группой на экскурсию и сразу поняла, или, скорее,  почувствовала, что город таит много интересного и загадочного, чего во время краткого наезда  увидеть и уразуметь невозможно. Тяга к этому таинственному городу осталась ещё и потому, что в отличие от северной столицы, плоской, извиняюсь, как блин, Гродно очень живописно расположен  и изобилует  устремлёнными  в небо башнями и шпилями костёлов, с детства горячо  любимых Иечкой.
     Запомнилось, что тогда был знойный день с  множеством туристских автобусов,  суматохой, толчеёй и  многолюдьем. А хотелось тишины, покоя и уединения -- заветного,  высоко-ценимого Иечкой ощущения, что вся эта красота пред ней одной. 
      А тут ещё дочка посетила Гродно, намертво влюбившись в этот город. Поэтому,  когда  в очередной раз встал вопрос о подарке маме  ко дню рождения, долгих, мучительных сомнений у неё не было,  и подарок был преподнесён: проживание  в прекрасном отеле в самом сердце Старого города, плюс дорога туда-обратно в купейном вагоне  прямого поезда.
 
      Поезд отправлялся очень своевременно, в полдень,  а  добраться до красавца – Витебского вокзала, воспетого в любимом фильме, труда не составляло. Состав уже был подан на посадку. Купе – это очень дорого, поэтому пассажиров, толпящихся у вагона, не было. Кроме того, вагон был прицепной – видимо, не самая популярная дестинация Беларуси. Что зря, вернее, к счастью. Не успела Ия войти в купе, как её тут же попросили перейти в соседнее, так как бабушка по ошибке  неправильно заказала места и оказалась с внучкой через стенку. Ия не показала виду, однако внутренне скорчила недовольную физиономию, что на поверхности выглядело понимающей улыбкой. Перед переселением она заглянула в соседнее купе посмотреть, что за публика там собралась.  Увидев вполне интеллигентную пожилую даму и уже не юного провожающего  её сына, она согласилась: так она сменила семнадцатое место на двадцать первое.  Эта информация нам ещё пригодится.
      Вскоре поезд тронулся. В купе всю дорогу их было двое, что не могло не радовать. Слово за слово, как это часто бывает (вернее, бывало, ибо сейчас эта пагубная привычка  исчезает), Света – так звали  попутчицу --  поведала Ие о своей жизни в мельчайших  подробностях, которыми она раньше, за   свои восемьдесят лет,  ни с кем не делилась. В рассказах она часто упоминала какую-то Эльзу, как оказалось, свою девяностолетнюю сватью.  Ия слушала-слушала, но когда узнала, что сватья работала в Интуристе, где в своё время Ия работала гидом, она спросила,  не Эльза ли это Горошенко.  И что вы думаете?  Именно ею она и оказалась! Ия сразу вспомнила себя, только-только-начинающую-становиться, выйдя замуж,  ленинградкой.  Ещё учась в университете, она  поступила на курсы Интуриста. Среди главных гидов, или гидесс, выделялась высокая статная красавица  с длинными пепельными волосами, у которой был роскошный британский акцент – предмет Ииной зависти той поры,  которая не вылезала из Англии, говоря, что Лондон она знает лучше Ленинграда. 
     Это совпадение показалось знаковым, и  Светлана клялась и божилась, заверяя Ию, что осенью, вернувшись из Гродно в Петербург, где она обычно проводила зиму рядом с сыном, она обязательно позвонит Ие, и,  быть может, они встретятся втроём  с Эльзой, которая, конечно, Ию не помнит – много их там перебывало, сезонно работающих гидов. Но сам факт случившегося очень впечатлил и  Ию тоже.
      Так они  мирно ехали, пока ранним утром поезд не остановился в Минске, где, как вы, возможно,  уже знаете, жил полковник. В Иины планы входила встреча  с ним на обратном пути, в удобное для неё  и для него время,   а не в пять утра, когда она ещё будет то ли во сне, то ли в дрёме, во всяком случае, не в лучшей форме, которую  хотелось бы продемонстрировать.
      Когда поезд притормозил  в Минске, Ия не спала, лёжа с закрытыми глазами. Неожиданно она  почувствовала на себе чей-то взгляд: склонившаяся проводница  что-то сбивчиво ей  говорила. Наконец, она посторонилась,  и Ия увидела в дверях тёмный мужской силуэт --  так и есть: принесла нелёгкая полковника собственной персоной.
      Внутренне чертыхаясь  за срыв своего тщательно продуманного  плана,  она в мгновение ока оделась, мазнула по губам помадой для  оживляжа  и, изображая на лице радость встречи, выпрыгнула из вагона, реально  в это мгновение неожиданно ощутив искреннюю радость.  Когда она спросила, зачем он приехал в такую рань, ведь она предлагала встречу на обратном пути,  он сказал: «Как я мог оставаться дома, если знал, что ты в Минске?» Зайчик!
      Близилось отправление поезда. Она, забыв о больной ноге,  легко впорхнула в вагон, и всю оставшуюся дорогу это  был уже совсем другой человек --  излучающий бодрость, радость и веселье. Много ли нам, женщинам,  надо внимания? Было тем более приятно, что среди рекламных проспектов с достопримечательностями Беларуси был небольшой конверт, который тоже не мог не поднять настроение.
 
      После Минска время тянулось долго. Ия стояла в коридоре вагона, любуясь красотой  белорусского пейзажа: дивными густыми лесами, ухоженными  домами, ровными дорогами, упорядоченной  жизнью. Но об этом тоже поговорим потом, на обратном пути.
      Из соседнего купе вышла несостоявшаяся попутчица, и из случайного разговора  Ия  узнала ещё одну забавную подробность встречи с полковником.
      «Я сплю», - говорит она.  «Вдруг кто-то трогает меня за ногу. Я просыпаюсь, вижу:  в дверях стоит какой-то дедок»…  (Тут Ия обиделась: это слово её задело – полковник, как всегда, в отличной физической форме!) «…и молча поправляет кепку. Я возмущаюсь, тут появляется проводница, и он исчезает».
      Услышав это, Ия, извиняюсь, обалдела. Она действительно посылала ему фотобилет, и он знал её вагон  и место. Поэтому, не спросясь у проводницы, он решительно направился в указанное купе, ничуть не подозревая, что искомая дама  теперь находится по соседству.  Когда Ия разъяснила соседке эту неловкую ситуацию, они долго потешались над происшедшим.
 
      Гродненский вокзал не так импозантен, как другие белорусские вокзалы, встречающие вас по дороге. Привокзальная площадь тоже не окрыляет, зато это делает  плата за такси, составившая на русские деньги примерно сто двадцать рублей. Ия своим ушам не поверила, когда оператор озвучила сумму. Это было сказочно дёшево, даже если дорога до отеля  заняла меньше десяти минут.   Было бы преувеличением сказать, что водитель встретил Ию с исключительным радушием. Не встретили её с широкими улыбками и два администратора отеля, восседавшие на подиуме   и укрывшиеся от назойливых посетителей, рассчитывающих на особое  внимание и расположение,  за экранами компьютеров. Был час дня, и на сей раз почему-то приготовленная Иина улыбка, безошибочно растапливающая обледенелые администраторские сердца, не сработала – заселение с четырнадцати ноль-ноль!
       Разочарованная нерадушным приёмом   и оттого ещё более голодная, Ия выходит на широкую, весьма оживлённую улицу, и,  пересекая её, оказывается в кафе под манящим названием «Проходная». Она с некой опаской и недоверием  открывает дверь и попадает в не запруженное народом пространство, оформленное  со строгим, без излишеств,  хорошим дизайнерским вкусом.  А вкус заказанной овсяной каши, щедро украшенной  бананом и клубникой, превзошёл все вкусовые предвосхищения Иечки.
      Чашечка отличного капучино под заначенную невесть где и  оказавшуюся  в Ииной  сумочке шоколадную конфету завершила первую приятную заграничную трапезу. Стрелка часов охотно   преодолела двухчасовую отметку, и Ия прошествовала в предназначенный гостиничный номер.  И хотя она провозглашает своё полное  безразличие к гостиничным номерам, заявляя, что они нужны лишь для краткого умывания, переодевания  и сна, большой, просторный номер в два окна с балкончиком, порадовал Иечку.
      Быстренько освоившись, распаковавшись и переодевшись, Ия резво устремилась глазеть на местные красоты, получив по пути необходимую инфу от админов насчёт питания, которое было весьма необычным, ибо включало шведский завтрак и ограниченного-выбора ужин.
      В первый же день она  успела отметиться перед всеми основными достопримечательностями города. Надо сказать, что местоположение отеля было именно таким, каким должно быть для небольшого ходока, каким теперь стала Ия. Фарный костёл был по правую руку от отеля, не менее знаменитый костёл бернардинцев – по левую. В прямом смысле этого слова. Чуть поодаль, за зелёной стеной сквера виднеются Старый и Новый замки, а по дороге к ним – Драматический театр и женский монастырь, звёздный купол которого разве что не заглядывает в Иин номер.
      Будучи правшой, Ия при выходе из отеля поворачивает соответственно, минует кафе и универсам «Батория»,  в одном флаконе,  и восторженно замирает  перед воистину роскошным Кафедральным  костёлом святого Франциска Ксаверия, или просто Фарным. Это великолепное барочное здание, на освящении которого присутствовал Петр Великий в 1705 году. В конце 19-го века перед входом в собор была сооружена лестница со скульптурой Иисуса Христа, несущего крест. У его ног надпись, которая гласит «Sursum corda» – «Вознесём сердца», вступительный монолог молитвы. Роскошное внутреннее убранство собора возносит к заоблачным вершинам духа. Главное украшение костёла – деревянный алтарь высотой семиэтажного дома  с  двадцатью фигурами апостолов, меценатов, святых. Жители города привычно называют его Фарным, даже не зная значения  этого слова, но Иечка докопалась  -  фарный означает «главный». Костёл – это католический храм, который посещает 67 процентов всех верующих города, четверть населения которого составляют поляки. Ия обожает католические соборы, поэтому долго сидит на старинных прохладных деревянных скамьях  и нагло фотографирует  детали интерьера, благо, служба не идёт. В прошлый раз ей не удалось толком рассмотреть костёл: только что закончилась воскресная месса, паства направилась к выходу, однако все ступени лестницы, ведущей в храм, были запружены туристами, норовящими побыстрее протиснуться  внутрь собора. Со стороны образовавшаяся толчея выглядела не очень привлекательно, и,   оказавшись в гуще толпы, Ие было совсем безотрадно, поэтому можно понять её восторг оттого, что на сей раз внутри было безлюдно,   и туристы не брали храм на абордаж.
 
      С момента ступания или ступления на белорусскую землю, (Оказывается, нет таких существительных. А что делать, если именно они необходимы? Создавать!) особенно в городах, невозможно не заметить её специфику, выгодно отличающую  эту союзную страну  от её другой составляющей части – это стерильная чистота и ухоженность. Не хочется повторяться,  но автор заранее приносит извинения за повторы, потому что эта красота, как назойливая муха, формирует в сознании неравнодушного российского гражданина немой вопрос «Ну почему?»
      Все улицы любовно (да, да, именно любовно!)  выстланы плиткой, причём целой, не выщербленной. Мы к этому ещё вернёмся,  идя по другим улицам, носящим уже забытые у нас имена Карла Маркса, Свердлова, Советской и др.  К сожалению, оттого, что администрация избавилась и избавила нас от  имён, напоминающих почему-то ставшее ненужным или позорным прошлое, не сделались улицы чище, а жизнь веселее.
      Нет высоких поребриков, мешающих стоку воды,  а есть плавный переход  тротуара в проезжую часть, везде опрятные газоны, на которые не вздумает заехать ни одна машина. Дороги гладкие, зеркальные: ни трещины, ни ямки, ни залатанного, как раненный осколочным снарядом боец, асфальта. Так и хочется сказать «умытый город». И это не преувеличение: ночью бесшумные машины подстригут газоны, соберут скошенную травку  (газонов и зелени везде – море), вымоют до блеска улицу. И это, заметьте, не в столице.

      Кстати, знаете ли вы об одной уникальной практике? Каждый год в Беларуси все шесть областей подают заявки на благоустройство своих городов. Комиссия взвешивает аргументы, выбирает город, и все средства, отпущенные государством на этот год на благоустройство,  поступают в эту точку. По истечении года Батька сам приедет, всё проверит, и не дай бог что-то не так. Сами беларусы говорят, что у них нет воровства: они все на виду, и всё тайное рано или поздно станет явью, и тогда вору не поздоровится. Не знаю, как вас, но меня впечатляет.
      Чистота царит повсюду. Ия даже уверена, что скоро, очень скоро  из белорусского языка  исчезнут за ненадобностью  слова «пыль» и « грязь».  А мусорные урны! Хочется писать о них поэму - они просто загляденье. Казалось бы, есть чем восхищаться, тоже мне! Так вот: на каждом  углу стоит блестящая никелированная урна, в которую удобно бросать мусор и которую сверху прикрывает никелированная шапочка, напоминающая о пятидесятых годах прошлого века, когда женщины носили т.н. менингитки, не полностью закрывавшие  голову.  Интересно, что мусора в урнах очень мало, чему тоже  легко найти объяснение: там нечему быть!  На улицах прохожие не едят и не пьют, как в Питере, а значит,  и бросать не-че-го! Шаверм  нет в принципе, равно как и восточных лиц. Курьеров, несущихся по улицам, растаскивающих грязь колесами велосипедов и прочих средств передвижения, создающих дискомфорт и даже угрозу жизни для пешеходов, тоже  нет, и вы спокойно идёте по тротуару, вы его хозяин.
 
       А теперь забавный сюжет о том, что такой незамысловатый рассказ может вызвать слёзы. Идёт Ия по улице Карла Маркса -  неширокой, идеально-ухоженной улице, любуется двухэтажными домами. Она рассматривает фасады и обращает внимание на тонкие бордовые трубы, по которым вода стекает с крыш. Сточная вода при этом не остаётся на тротуаре, образуя лужи или превращаясь зимой в непреодолимую для пешеходов,  опасную для жизни наледь, как в культурной столице, а тихо-мирно стекает в желобок, любовно отделанный  плиточкой. Водичка весело течет по нему под нужным углом к проезжей части, не оставляя луж на тротуаре, а плиточка высыхает спустя полчаса после ливня и блестит своей нетронутой девственной целостностью. А где же слёзы, спросите вы? И  вот когда в своём рассказе подруге Ия добавила, что водосточные трубы на фасадах изящно обвиты кружевными ажурными чугунными решёточками, чтобы не вздумалось кому-нибудь  наклеить  рекламу, вот тут, услышав это описание,  на глазах подружки появляются слёзы умиления. А у вас нет? Проверьте себя.
 
      На фасадах изящные вывески, со вкусом и чувством меры. Невозможно удержаться и не сказать несколько слов об окраске домов.  Сказать, что облик фасадов, как с иголочки - это ничего не сказать. Ие из принципа хотелось за время пребывания найти хотя бы одно обшарпанное здание с отвалившейся штукатуркой, с обвалившимся лепным декором,  с разноцветно-окрашенным фасадом  -  в этом поиске её постигла неудача.
      Фасады в Гродно преимущественно пастельных тонов, причём, своим внимательным взглядом Ия подметила, что верхний этаж всегда бледно-тонный, а нижний всегда на полтона  плотнее, что создаёт особый эффект.
       Город практически утопает в зелени и цветах, миллионы которых украшают  улицы, дворы и площади. И когда подумаешь, сколько рук приложено  к тому, чтобы их вырастить, художественно высадить, ухаживать и поливать, становится глубоко-уважительно ко всем, кто задействован в сотворении чуда, называемого в данном случае Гродно.

      Но мы ведь с вами ещё нигде не были: так и стоим перед Фарным костёлом. Слева от него, в соседнем доме  - музей-аптека, созданная в 1709 году. Тут же начинается мощёная Советская пешеходная улица, вся в плиточке, деревьях и цветах, прелестных зданиях, магазинчиках. Эта улица приведёт вас к одной из обязательных для посещения достопримечательностей – зданию Университета,  сплошь увитого плющом. А вот описать цветочную трёхцветную ленту, тянущуюся  вдоль улицы на протяжении километра  автор не берётся.
      Ия смотрит на часы  - около шести, пора на ужин. Сегодня она заказала в кляре курочку, сопровождаемую жареной картошечкой, настоящей, белорусской  и сочный капустный салатик. В заключение -  густой клюквенный морс. Вкусно всё  необычайно, по-домашнему.
 
      Дело к вечеру, но темнота окутывает город довольно поздно, так что у Ии ещё масса времени на продолжение рекогносцировочного похода.  На сей раз, выйдя из отеля, она поворачивает налево, минует один дом и замирает от величавой красоты  возвышающегося на холме    собора.  Это старейший костёл  Гродно – костёл обретения Святого Креста, или костёл и монастырь бернардинцев.  Высоченное здание кажется бесконечным  и упирающимся  прямо в небо благодаря своему местоположению. Вокруг цветы, газоны – всё, как,  не уставая,  говорила Иечка,  подразумевая ухоженность, « Всё тю-тю-тю!» А вот проволочная решётка, густо увитая цветущими алыми розами. Ия щёлкает и щёлкает аппаратом, чего в предыдущих поездках не делала. Теперь у неё смартфон  и уже никак не отвертеться.  Кроме того, процесс засасывает. Неуверенной походкой она  поднимается  по ступеням к входу в собор, толкает дверь, она легко поддаётся, и Ия оказывается  в небольшом холле.  Пройти к алтарю нельзя: проход закрывает ажурная  чугунная решётка, приблизившись вплотную к которой, Ия делает несколько прекрасных снимков, благо, у телефона есть функция приближения, и все детали можно тщательно рассмотреть.
      Вокруг ни души, улица пустынна.  Ия идёт наобум вверх по улице Свердлова, слева тянутся уже трёх-четырёхэтажные дома в стиле  сталинского ампира приятных нежных тонов.
      Она поравнялась со зданием, похожим на школу, но уж больно красиво всё вокруг: пышная зелень подстриженных кустов, стройные ряды туи. Она удивлена, видя гостеприимно распахнутую калитку, читает: Академическая гимназия. Но что это за гимназия, куда открыт свободный доступ в поздний час, где высится гигантский дуб в окружении клумб, скамеек и фонтанов?  Что это за уютные уголки с аккуратно подстриженной изгородью, в которых приглашающе стоят удобные деревянные скамьи? Что это за выстланные плиточкой аллеи, по обеим сторонам обсаженные туей, ведущие к большой площадке обозрения, с которой бежит вниз  удобная лестница с перилами и откуда открывается  беспредельная картина вида на Неман  и город, и ты сам воспаряешь над стоящими внизу укрывшимися в зелени домами и летишь в бесконечную мирную даль… Вокруг ни души. Ия не верит своим глазам. И если вы попросите  её назвать самое-самое запомнившееся место, произведшее сильное впечатление, конечно, это будет двор гимназии. Вот так просто…
      Потихоньку сгущаются сумерки, и Ия возвращается в гостиницу. Какое-то время она стоит на узеньком балкончике, любуясь красками, раздаренными заходящим  солнцем  короне Стефана Батория, в виде которой построен стоящий напротив Театр, и куполу женской обители. Внизу  бесшумно и беспыльно пробегают машины, полупустые автобусы  и троллейбусы, неспешно шагают одиночные прохожие.
      Душ, удобная широкая кровать. Она ложится, в голове калейдоскоп  увиденного, и сменяющихся картин так много, что  не верится,  что она провела в этой сказке всего полдня.

      День второй начался в белоснежно-нарядном зале ресторана. Выбор блюд достаточный, а о вкусе и говорить не приходится. Ия расширяет свой привычный завтрачный ассортимент, памятую о том, что ужин лишь в шесть  часов или позже  - как пожелаете, только предупредите о времени админа,  чтобы блюдо было для вас свежеприготовленным. Вкусный, сытный завтрак, кофе в любом количестве из кофемашины. Одевается она не совсем по-летнему: жары нет: то солнце, то тучи. Ия подметила, что в этом месте особая роза ветров: из пяти дней её пребывания  четыре дня был сильный ветер.  Один квартал по вылизанной улице, и вот уже Новый,  а рядом с ним и Старый замок. В прошлый раз она туда не попала  - было  много народа, а сегодня никого, ну, от силы, человек десять. Билет для российских пенсионеров льготный  - триста рэ. Ия хотела взять персонального гида,  но такового не оказалось. Собственно, в нём не было большой необходимости:  в каждом зале вывешен подробный пояснительный текст, правда, только по-белорусски, что показалось Ие неожиданным. А как же союзное государство? Интересная экспозиция, плюс  охотно делящиеся  информацией  дежурные дамы.  Самый нарядный – Алебастровый зал, из окна которого открывается великолепный вид  на Новый замок, другую башню Старого замка. Кстати, оказывается,  замка-то собственно и нет, он был до основания разрушен во время войны, но реконструкция его  вот-вот начнётся, и лет через семь, как пообещала дежурная,   планируют его возвести, так что есть стимул дожить и полюбоваться! Из окна открывается также вид на знаменитую пожарную каланчу, театр, синагогу.  Среди посетителей начинается брожение:  Ия узнаёт,  что в полдень на высоту пожарной каланчи  взбирается трубач, и  вся округа оглашается  бодрыми звуками трубы. Посетители Замка торопятся добежать до башни со смотровой площадкой, откуда прекрасно видно каланчу и всё происходящее вокруг.  А там, внизу ежедневно собирается множество народа, которое бурно аплодирует  трубачу по завершении ритуала.
      На площади обычно паркуются туристические автобусы. Но сегодня  площадь у каланчи довольно пустынна. В прошлом году Ия заходила в синагогу, расположенную там же. Это большая хоральная синагога, основанная в 1580 году, одна из старейших и красивейших синагог Восточной Европы.  Фасад уже полностью отремонтирован, и с прошлого года произошли большие изменения  внутри, где теперь возвышаются хрупкие белоснежные колонны.   
      Новый замок, фасад которого утратил свой барочный облик  18-го века и приобрел черты сталинского ампира,   хранит исторические коллекции, подлинную мебель, предметы быта, оружие и т.д. Но Новый замок – это программа на завтра.
       Теперь перекус в кафе на площади и продолжение прогулки. Ремесленники со своими изделиями стоят на Советской улице, но в основном, они съезжаются сюда  в выходные в надежде продать незамысловатые изделия туристам.  Ия не может удержаться и, как всегда,  зайдя в прелестный магазин всевозможных сувениров, покупает  уже, наверное, сотую пару серёжек.
       Близится время ужина. Ия поворачивает налево к Костёлу,  и её взгляд упирается  в Светлану, вчерашнюю попутчицу, и  подругу, встречавшую её на вокзале. Последовали радостные возгласы и вскоре,  откликнувшись на Иино предложение, они втроем заруливают в ближайшее кафе, где  с удовольствием вкушают прекрасно сваренный капучино. Расставшись, Ия продолжает путь, зайдя полюбоваться ещё и ещё раз Фарным костёлом, а заодно заглянуть в прилепившуюся к костёлу древнюю аптеку. 
      В приподнятом настроении от всего увиденного и пережитого  за день, Ия заказывает в баре ресторана бокал белого полусухого итальянского вина. Но не успела она пригубить прохладный целебный  напиток, как ей подали драники  со сметаной, прямо с пылу с жару  и … неожиданный сюрприз - запотевшую  рюмку водочки, что так прекрасно монтировалась  с горячим национальным блюдом. 
     «Это Вам от заведения», - с улыбкой промолвила очаровательная официантка.
      Утолив неожиданно возникший интерес к алкоголю, Ия испросила разрешения взять бокал с вином  в номер, где она его долго потягивала,  купаясь в приятных воспоминаниях дня.

      Было уже около девяти, но солнце ещё не село, а  Ию так и подмывало  выйти и что-нибудь ещё углядеть. На сей раз она пошла  вверх от Фарного костёла по улице Карла Маркса  и о том не пожалела. Оставим в стороне уже описанные восторги, что же в остатке? Первая прелесть -  абсолютно пустынные изогнутые улицы, изящная архитектура двухэтажных домов  и вдруг на целый квартал растянувшаяся высокая  каменная ограда монастыря бригиток. Его полное название Костёл  Благовещения Святой девы  Марии  и монастырь бригиток. У него долгая и сложная,  часто невесёлая  история существования. Сейчас в здании монастыря ведутся восстановительные работы. Во дворе  - уникальная деревянная постройка  хозяйственного назначения 17 века  - т.н. лямус из массивного бруса без единого гвоздя,  самая старая деревянная  постройка на территории Беларуси.
      Обойдя толстые стены костёла и монастыря, Ия оказалась на берегу Немана, на противоположной стороне которого в длинную цепочку вытянулись павильоны рынка.
      Начинало темнеть, и Ия пошла в сторону  центра по параллельной улице. Неожиданно на повороте перед ней предстали две красотки – две водонапорные башни-близнецы, построенные ещё в 90-х гг. 19-го века. Женские имена Кася и Бася, данные башням, закрепились  в городском фольклоре.  Сейчас обе башни адаптированы под жильё. Ие сразу же захотелось пожить в таком прелестном, уютном уголке города в столь необычном  интерьере.
       Над Ииной головой начали  сгущаться свинцовые тучи:  она прибавила шаг и  едва успела дойти до отеля, как сильный ливень опрокинулся на весь белый свет,  как из ведра. «Ну и пусть»,  - думала Иечка, довольная выполненной программой   и сладко засыпая.  «Что день грядущий мне  готовит?»

       Наступил третий нежаркий день. Утреннее  небо грозилось дождём. «Вот и отлично», - думала Иечка. «Такой денёк просто создан для посещения музея!»  В холле старозамкового музея было пустынно. Она подошла к кассовому окошку  с намерением приобрести билет, но кассирша сказала,  что сегодня вход бесплатный. Ия прошла по всем залам музея, рассматривая в витринах, в основном, предметы прикладного искусства, которые были для неё интересны.  Так, например, было приятно увидеть огромное расписное  блюдо, изготовленное  на знаменитой петербургской  фарфоровой фабрике Кузнецова, изделия которой до сих пор представляют огромную ценность. Оно было подарено королю Речи Посполитой  русским царём. Для справки, с конца 18 века, после третьего раздела Польши, город стал частью Российской империи.
      Ия обошла все залы без особого интереса: сами предметы не заговорили с ней, аудиогид она не любила, и ни одной живой экскурсии  в музее не было. Ближе к концу экспозиции, в одном из залов, посвящённых военной истории,  она видит группу подростков, которую пытается сфотографировать их руководитель на фоне витрины с оружием и знамёнами. Военная тематика Ию не интересовала, поэтому она бесстрастно пробежала глазами по заполненным витринам. Неожиданно её внимание привлекла стена, сплошь увешанная портретами молодых мужчин в военной форме. Ия сосчитала: их было больше пятидесяти. Заинтересовавшаяся Ия подошла поближе, но никакого заголовка не увидела. Молодые, красивые лица  и странные годы жизни - 1960-1984, 1953-1980, 1958-1987 и т.д. Иечка стояла  в недоумении, пока страшная мысль не пронеслась в голове: присмотревшись к документам, выложенным  в витрине под фотографиями, она  в одном письме читает: « У меня всё в порядке. Сейчас идём на операцию, бить душманов.  Думаю, вернусь.».  Не вернулся. И наверное, впервые в жизни Ие стало так горько от этой несправедливости: вот ради чего сложили эти мальчики-мужчины  головы?  Что изменилось в Афганистане  к лучшему? Ничего. А что, Беларуси  стало лучше от их бессмысленной гибели?  Нет, и без того немногочисленная страна лишилась здоровых мужиков, оставивших безутешных матерей, вдов и сирот. А про потери России уж и говорить не приходится. Так ради чего была эта многолетняя кровавая бойня?  Неужели ради того, чтобы не далее, как вчера узнать из новостей, что Россия первая   в мире (!) признала  законным современное правительство Афганистана,  сформированное организацией Талибан,   запрещённой в  недалёком прошлом? Горько, горько осознавать,  что для правителей люди просто пешки, которым туманят головы,  перемазывая чёрное на белое,  а белое, спустя какое-то время, на чёрное. Увы, в истории человечества так было всегда, есть и будет.  И что бы там и тут ни говорили …
      Взволнованная пережитым, Ия вышла из музея в поисках позитива.  Чашечка кофе сделала своё дело,  и она продолжила путь. Следующая поставленная цель – познакомиться с парком Жилибера. Чтобы дойти до парка, надо прошагать известной дорогой по брусчатке  Советской улицы  один километр, выйти на огромную площадь с памятником Ленину, пересечь её слева на светофоре и оказаться в парке.
 
      Кто  же этот Жилибер? Французский биолог Жан-Эммануэль Жилибер был к тому же  медиком и ботаником. А посему, приехав по приглашению  в Гродно  в 70-х гг. 18 века,  он основал ботанический сад и открыл Врачебную академию.  Сегодня это огромный, любимый гродненцами  парк с фонтанами, скамейками, аттракционами, перед входом в который не так давно был установлен  беспьедестальный бронзовый памятник товарищу Жилиберу. Усталая Иечка то и дело садилась на скамейки, коих в парке великое множество. Но осталась ещё одна не виданная ею достопримечательность – увитое плющом здание университета, где из густой, пышной, яркой  зелени  подглядывают за происходящим  глаза окон - красиво. А уж усаженная яркими цветами национального флага  уличная ограда, ведущая от площади к университету, оставляет вас просто онемевшими за неимением в даже достаточно богатом арсенале  слов  для выражения того, что хотелось бы выразить…

      Возвращаясь по уже не раз хоженой Советской улице, Ия стала присматриваться к людям: идущим неспешно  туристам,  или спешащим  местным жителям, покинувшим конторы, чтобы отобедать в ближайшем кафе. Она  не могла не обратить внимания на то, какие красивые жители этого города.  И даже не столько лицом: лица у них довольно простые, а общим видом. Мужчины в отлично сидящих костюмах на стройных фигурах, женщины и девушки не в кроссовках, а в изящных, давно забытых нами босоножках на широком каблучке с изящными ремешками. У всех прекрасные густые,  красиво уложенные волосы. Ия не увидела ни одного человека в грязной, замызганной одежде. Нет, неправда, подумала она,  вспомнив, что  одного она всё-таки намедни видела,  мирно дремавшего у входа в универсам. И ей даже стало за себя, одетую по-туристски  в плащевую куртку  и уже засалившиеся  джинсы  со стоптанными кроссами, как-то  неловко. В культурной столице это было бы нормально, никто и внимания бы не обратил. А тут…
      Страшно хотелось есть, а до шести ужинных часов  ещё далеко. Ия идёт-ползёт в сторону отеля, и тут до неё доносится недвусмысленный запах копчёной колбаски. Его источает  магазин, мимо которого она идёт. Нет, мимо она уже не пройдёт. Будучи совершенно не колбасной душой (скорее, сырной), она ныряет  в прохладу магазина, подходит к прилавку, за которым стоит продавец весом ровно три Ии.
      «Дайте мне что-нибудь маленькое  и не очень солёное», - просит Ия. Ей вручают  небольшую колбаску, после чего она прытко выскакивает наружу, видит маленький скверик  с зазывно-глядящей  на неё скамейкой, бросается через дорогу, плюхается на скамью  и яростно вонзается  голодными зубами в ароматную, нежную  колбасную мякоть.
      Поначалу она думала остановиться на одном откусывании, но это оказалось выше её сил. С удовольствием она уже неспешно разделывалась с колбасой, хихикая при мысли  о том, как это она, злейший враг уличной еды, можно сказать, профессор университета, извиняюсь, жрёт колбасу в общественном месте на глазах удивлённой публики.  Но это было, скажу вам, счастье!
      Душ, краткий отдых, ужин на сей раз без водочного подношения. Вечер выдался на редкость тихий, безветренный. Иечка решила, что пора прогуляться вдоль Немана, который протекал тут же, в двух шагах от Ииного отеля. По словам дочери, в прошлом году ещё можно было прокатиться  по живописной речке на лодочке-катере,  в этом году  вся речная жизнь замерла, на удивление Ии.  Увидев группу молодёжи, стоявшей на набережной, она обратилась к ним с вопросом. Нет, сказали вежливо они,  навигации нет,  ибо Неман обмелел. Вот тебе и раз. Обидно, досадно, да ладно.  А ведь как хотелось  прокатиться и посмотреть на высоченный, идеально подстриженный  склон Замковой горы, на котором величественно застыли башни  Старого замка!
      Да, ещё к слову.  За время пребывания в Гродно Ия не слышала ни одного матерного непотребного слова  и ни одного слова по-белорусски --  все и везде говорили исключительно по-русски.  И без мата. Или это уже тогда не по-русски?

      С наслаждением  шла Ия  по набережной, запрокинув голову и любуясь  изумрудно-зелёным склоном  Замковой горы, с которым  контрастировала   белоснежная башня  с красной крышей – воистину захватывающее зрелище!
      Иечка миновала Замок, а что же дальше? Вскоре и набережная закончится, где в Неман вливается  маленький приток, называемый Городничанка.  Речушка побежит извилисто направо, образуя  ухоженные романтические уголки: плиточка, скамеечки, чистота. К счастью, навстречу попались два подростка:
      « Есть ли смысл идти дальше?»  -  спросила Ия.  «Скрывается ли там что-нибудь интересное?»
      «Только Коложская церковь»,  - был ответ. «Дальше смотреть нечего.».
     Ну да, конечно, Коложская церковь! Как она о ней забыла? Ия ведь видела её в прошлом году  и помнит, что это  уникальная деревянная православная церковь 12 века. Другое её название  Борисоглебская,  в честь святых братьев Бориса и Глеба.  В тот жаркий день  было много народа, и все толпились,  стоя в очереди на  вход  в эту маленькую церковь. Ия всю эту суету не любит, да и церковь, признаться,  для неё не столько духовное место, сколько памятник архитектуры.
     Неожиданно для себя она с лёгкостью преодолела  сто ступеней  идеальной лестницы, сделанной думающими людьми с заботой о тех, кто станет по ней подниматься.  Вот представьте,  вы прошли 8-9 ступеней, дальше -  короткая площадка  в два шага для переведения духа, дальше – 3-4 ступени, ведь вы не отдохнули, как следует. Далее - опять  площадка, потом вы, уже действительно отдохнув,   преодолеваете ещё 8-9 ступеней и далее в таком режиме. Во всяком случае, Ие не пришлось даже ни разу остановиться, чтобы перевести дух. Довольная собой и подъёмом, она в лёгких надвигающихся сумерках стоит у церкви, собираясь войти в ворота и обойти её, красавицу. Вокруг ни души: тишина, вы,  природа и храм.  Но тут появляется служительница, собирающаяся  закрыть калитку  -  пора, говорит она - 20.30. Не растерявшись, Ия прибегла к заветным словам и улыбке, и для неё было сделано исключение. В награду  достался божественный вид  с высоченного холма на Неман  и все высотные доминанты города. Рядом с церковью  Ия увидела старую  колонку, точь-в-точь, как в её родном Хмельницком. Попила водицы, показавшейся ей,  как никогда в жизни, вкусной. Теперь перед ней огромный опустевший  парк, пройдя через который можно вернуться  в цивилизацию.
      Парк, как все и всё в Гродно, ухоженный до невозможности. Но Ие жутковато, потому что в обозримом пространстве нет ни души, а дело уже конкретно к вечеру.  К счастью, показалась девушка, которая сбивчиво объяснила, где нужно свернуть, чтобы попасть в центр города. Приободрённая Ия продолжила путь и вскоре увидела уже знакомую извилистую речушку, которая  вернула её в город. Советская улица и площадь того же названия  перед Кафедральным костёлом по-вечернему довольно оживлённы: пивные киоски продают напитки желающим, сидящим тут же, за столиками. Естественно, вокруг ни пылинки, ни соринки, ни  окурков, ни пустых бутылок. И что характерно, ни одного уборщика.
     Чрезвычайно довольная Ия с трудом добралась домой. Перед тем, как забраться в призывную  постель и заснуть сладким сном, она пересмотрела и отобрала сделанные фото. Завтра последний полноценный день.

      Утро четвёртого дня  наградило Ию за всю её  трудную работу выхаживания по городу вдоль и поперёк: солнце,  тепло,  не иначе, лето… Весело позавтракав, обрядившись в красивое  облегающее платье и в очередной раз сменив серёжки,  Ия выкатилась на залитую солнцем улицу.  Возле лифта она столкнулась с каким-то по виду  индийцем с чемоданом: видимо, он был в Гродно с группой, совершающей  поездку по Беларуси. Они обменялись парой приветственных слов: он сказал, что из Мумбая. Ие трудно было сразу сообразить, что это за непривычно звучащее слово.  Но через мгновение пришло озарение – да это же Бомбей! И чем он был хуже, чем Мумбай, непонятно.
      Ия вновь бодро шагает вдоль набережной, уже с грустью предстоящего прощания любуясь Замковой горой. Сегодня она хочет спокойно зайти к Борису с Глебом, погулять по парку, уже никуда не спеша и не торопясь: программа пребывания выполнена на сто процентов. Ах, нет, ещё не сто: вечером спектакль  «Мышеловка» Агаты Кристи в необычайной архитектуры белоснежном здании театра, сделанном в виде короны  Стефана Батория, короля польского и великого князя литовского 16 века. Может быть, не слишком вяжущегося с архитектурой многочисленных  католических костёлов.
      С ещё большей легкостью, чем  накануне, она взлетает по лестнице к церкви. Вокруг по-прежнему покой и красота неописуемая. Она входит в пустынную церковь, в которой очень хорошо и легко дышится  - физически ощущается умиротворение,  неспешность, покой. Неверующая Иечка даже покупает прекрасно выполненную чудодейственную иконку с изображением Мадонны с младенцем. Ей там так хорошо, что не хочется выходить. Потом она ещё долго ходит вокруг церкви, любуясь открывающимися видами, от которых просто не оторваться.
       Однако надо продолжать путь. Но Ию опять тянет заглянуть на прощание в церковь. Уже стал собираться народ, и она  порадовалась, что успела насладиться уединением. На выходе из церкви она  неожиданно сталкивается с тем же  индийцем, что и в лифте. Теперь он, правда, без чемодана.
       «Ой, а я думала, что вы уже уехали, раз с чемоданом. А вы здесь…» -  «Да, мы сейчас поедем автобусом в Минск». - «У вас деловая поездка?» – «Мы снимаем фильм о Беларуси». - «Рекламный фильм для туристов?» - «Да, вроде того».
       Ия собиралась  попрощаться, когда он остановил её. Тут же их окружила группа его коллег, плюс бледнолицая переводчица, которая была не нужна. Кинооператор тут же застрекотал съёмочной машинкой. А знакомый индус продолжал: « Мы Вам сейчас зададим вопрос, знаете ли Вы нашу киностудию Болливуд, любите ли Вы наше кино,   и какой фильм Ваш самый любимый».   
        Ия знала, что Болливуд – это индийская версия  американского Голливуда, название которой произошло  от слова «Бомбей».  Но от неожиданности она так растерялась, что сразу ничего не могла вспомнить, да и припоминать-то ей было нечего.  Ну, не станет же она говорить, что никогда не смотрит индийские фильмы. Единственное, что она, конечно, знала и помнила, это имя Радж Капур и всенародно любимую в пятидесятые годы прошлого века  песню из кинофильма «Бродяга», которая звучала повсюду, как сейчас говорится, из любого утюга. «Бродяга я, бродяга я, никто нигде не  ждёт меня, не ждёт меня». Эта песня стала во всём мире визитной карточкой Раджа Капура, кстати, бессменного директора кинокомпании.  А пели первую строчку все так, если кто-то помнит: «Абара я, абара я, никто нигде …» , не зная и не понимая значение этого слова.
       Зато теперь, вернувшись из поездки  и прочитав в интернете всё возможное на эту тему,  Ия знает, что первое,  не понятное  для русского уха слово было “Awara”, что собственно, на хинди и значит «бродяга».
 
       Теперь представьте картину маслом: солнечный день, Ия стоит в окружении  индийской съёмочной группы и всевозможных глазеющих  туристов. Она изящно свила над головой руки  и на манер индийских танцовщиц, извиваясь, по возможности, всем телом,  поёт «Бродягу» под щёлканье камеры.  Этот эпизод, по их заверениям,  войдёт в рекламный фильм, так что если приведется, посмотрите. А фильм был 1951 года. И мы с упоением пели эту песню. Как приятно оттуда повеяло…
     Раскланявшись на аплодисменты и откланявшись, наша кинозвезда продолжила прогулку.  На сей раз Ия не спеша прошагала весь парк насквозь, пока не оказалась на улице почему-то Лермонтова, застроенной  богатыми домами, увы, по нашей модели изолированными от глаз высоким металлическим забором. Чувство усталости внезапно охватило Ию и очень захотелось где-нибудь прикорнуть  в обнимку с остужающим  бокальчиком вина. Но пока чередой всё шли частные дома  с роскошными розариями, которые всё же кое-где были на виду.  Неожиданно слева перед ней вырос трёхэтажный дом интересной архитектуры, на торце которого  огромными буквами по-английски написано THE CULT, бутик-отель. Что ещё за «культ», недоумевала Ия, может, какая-то масонская ложа местного значения? Она переводит взгляд на крошечный дворик, прилегающий к отелю: буйная зелень кустов, цветы, фонтанчик, белые кресла вокруг столов, покрытых белоснежной скатертью, белые подушки. За одним столиком сидят совершенно юные девицы, попивают коктейль, что-то красивое вкушают. Ага, подумала она, наверное, и мне можно. Она заходит внутрь дворца,  видит изысканные, богато сервированные столы, глазами находит бар  и устремляется к нему, ничтоже сумняшеся. Там она заказывает бокал полусухого белого итальянского, даже не заглядывая в ценник ( и правильно делает!), оплачивает картой «Мир»  и  направляется в садик. Выбрав самое уютное местечко, она, наконец, погружается, видимо, в нирвану и млеет,  млеет, млеет… Из ниоткуда бесшумно возникает красавец-официант с подносом, она ему мило и одобрительно улыбается, откушав глоток вина.  И продолжает млеть. Сделав млеющее фото, посылает его подружкам, от которых получает разнообразные  восторженные  реакции, одна  из которых – «красиво жить не запретишь». Ия терпеть эту фразу не может, но она прилепилась к ней, и ей никак от неё не отделаться. Ия перекатывает её во рту,  как шарик, пока у неё из этой ненавистной фразы не возникает единственно-возможное  название рассказа - «Жить некрасиво  запрещено!» Тут же рассылает это название адекватным друзьям  и получает стопроцентное одобрение. Ура! Полдела сделано.

        Бокал вина доставил Иечку в отель. Опять вкусный, без подношений, ужин. Здание театра в трёх минутах ходьбы. Ия ничего не ждёт от исполнительского мастерства актёров – областной драматический театр -  ей  интересно его интерьерное убранство. И оно её не обмануло: она снимала и снимала  роскошные, удобные бархатные кресла  уютного зала.  Что до Агаты Кристи,  то это было так же далеко от Англии, как и в реальной жизни. Так, на уровне художественной самодеятельности. Один акт Ия всё-таки выдержала  и в оставшийся светлый промежуток последнего  вечера в раю опять  с энтузиазмом добежала до полюбившегося  академического дворика гимназии, костёла бернардинцев,  Фарного костёла, фотография которого открывает рассказ. Согласитесь, ей здорово удалось уловить световой контраст заходящего солнца!
 
        Прощальная ночь. Утро.  Завтрак. Краткие дожди. На завтраке не обнаружилась заветная каша: всю успели съесть до  её прихода. Но администратор, видя растерянность на лице Ии, как старожилу (мало кто в Гродно останавливается в гостинице  на пять дней) просит шеф-повара  сварить для неё персональную порцию. «Ох, и кашка была славная, я вам доложу!»,  не уставала повторять Ия всем сотрудникам ресторана. 
       Поезд в половине второго.  Нехитрый скарб собран, ждём полудня, когда надо освободить номер. Такси доставит до вокзала за десять минут. Можно ещё добежать до ближайшей кафешки  на чашечку прощального капучино.  Три маленьких столика у окон уже заняты: везде сидит по одному человеку. На сей раз Ия решает нахально нарушить одиночество (или уединение?)  какой-то женщины. Они просидели за столиком пятнадцать минут, за которые женщина успела рассказать всю свою жизнь в мельчайших подробностях: как они жили с мужем в Находке, как они случайно оказались в Гродно, как они, не сговариваясь, оба захотели жить здесь, и как она довольна, живя здесь уже три года. «Хорошая концовочка для моей поездки»,  думала Иечка. «Может, и мне надумать? А что?»
       Похоже, Гродно тоже полюбил Ию, потому и не сдержал слёз, когда она уже бежала к поезду – ему тоже не хотелось расставаться. Две попутчицы в купе были не её круга, да в этом и не было необходимости: всю дорогу она стояла в коридоре и смотрела из окна на красивый белорусский мир, где всё –  природа,  люди, дома  - всё заражено красотой. И, как говорят белорусы,  они уже привыкли жить так, а не иначе, и эта любовь к красоте жизни передаётся  из поколения в поколение.
 
       Да, чуть не забыли про  вишенку на торте.  Дело в том, что когда Ия после многодесятилетнего перерыва увиделась с полковником в Минске, она попросила случайно встретившегося  американца сфотографировать  их  вдвоём. Она отослала фото  полковнику, но  оно у него почему-то пропало (надеемся, не жене попало под руку!). А он всё просил прислать ему ту фотографию.  И тут Ию посетила мысль  снова сфотографироваться спустя тринадцать лет. Мало  того: глядя на прежнюю фотографию, Иечка увидела на себе любимый полосатый свитер, который и сейчас лежал в шкафу как новенький.  Она велела полковнику тоже обрядиться  в джинсы и курточку как  тогда. И вот поезд подходит к Минску.  Он уже на платформе с традиционным пластиковым пакетом  и милым букетиком васильков –национальным цветком Беларуси. Она радостно выскакивает из вагона, следуют обнимашки.  Теперь надо найти фотографа, что совсем не просто  на вокзале, где все спешат либо уехать, либо встретить кого-то. Наконец, Ия упросила  двух девуль, описав им вкратце для убедительности свою  полулюбовную историю. Одной из них она вручила смартфон, на другую повесила его пакет. Ия старалась повторить прежнюю непростую позу: одна рука у него на груди, другой она пытается  склонить к себе  его голову.  На ней – тот же  полосатый свитер,  на нём всё, как она велела. Снимок получился отличный: зрители утверждали, что они почти не изменились. Интересно, а что, если опять через тринадцать лет попробовать повторить?  Оттуда…

       Всю остальную дорогу  она так и смотрела из окна. Грустно, но белорусская  природа  величавой красоты кончилась и  началась убогая северная растительность, никому-не-нужные высоченные кусты вдоль дороги, а дальше  - невозделанная, брошенная, горбатая  земля, вросшие в землю деревянные, покосившиеся дома, безрадостность…

       Выйдя на своей станции метро  и видя под ногами на корявом, заштопанном асфальте брошенные тут и там окурки, она не переставая недоуменно спрашивала: «Где я? Где я?».
   К счастью, пройдёт  день-другой, и она опять будет любить и ценить свой город. И не дай бог кому-нибудь из приезжих его критиковать…