Кладовая Памяти

Её детство прошло возле белого рояля, сперва в кружевных гольфах с помпонами, потом с большим, красным бантом, чуть выше виска, всё там же у рояля, вернее за роялем по 10 часов, потом, когда её коса была ниже пояса и бант касался шеи, Миля наконец закончила консерваторию, ей  исполнилось восемнадцать и она смогла обрезать косу, заменив бант на старинную черепаховую заколку, бабушкин
подарок на первый волнительный концерт…    

Кремовое крепдешиновое платье с тонким пояском сидело на ней приталено, она была невысокая, худенькая ей и восемнадцать-то было не дать, пока не сядет за рояль, только там просыпалась и сила, и темперамент, а потом всё так же неожиданно смолкало, и опять ивовая верба. 

На выпускной концерт собралась вся профессура, все учителя, преподававшие ей в течении пяти лет. Главный консерваторский зал потихоньку заполнялся, пришли и Милины родители, конечно, Берта Самуиловна, аплодисменты, которые предвкушала услышать, уже отнесла на свой счёт, положила себе на обеденный стол и все цветы, которые знала, что получит её Милечка.

Милечка, доченька её сына, сперва она любила Изю всей душой и сердцем, а когда он вырос и привёл в дом Тасю, поджала губы и молчала, пока солнце не озарило её большой Одесский дом, пока не родилась Милечка, радость её жизни.

В три года профессор Меерсон, друг детства сказал, что у Милечки слух, как у Когана…, и это был приговор… Дом в Лузановке, в одном из лучших курортных мест Одессы, расположенный рядом с морем, был продан, и вся семья въехала в трёхкомнатную Ленинградскую квартиру на Моховой, и Берта Самуиловна начала трёхлетнюю Милечку готовить в консерваторию… 

Девочка ладная, послушная, от Изика она взяла талант, у него тоже был слух как у Когана, только умом пошёл в своего отца, шлимазла. Милечка бледненькая, как русское поле, вся в Тасю, но талант наш, от наших ген никуда не денешься, хоть всё поле прочеши… Так что волнение и предвкушение Берты Самуиловны понятно…

Перед началом концерта Миля решила сполоснуть влажные от волнения руки и зашла в туалет…

Тело девушки обмякло, согнутые колени разъехались по мраморной плитке, оба запястья были в глубоких рваных ранах, из обоих текла ручьём и капала на белый мрамор тёмно-вишнёвая кровь…

Миля испугано закричала:

- Что с тобой, кто это сделал… 

Девушка теряла сознание и сползала с умывальника на пол, руки безвольно повисли. Миля подхватила ее безжизненное тело и прижала ее спину к своей груди так, чтобы она не упала головой о мраморный пол…, ее руки, как плетни повисли вдоль Милиного платья, оставляя реки крови на чайном крепдешине…, третий звонок прозвенел…

Миля в полной растерянности и страхе, удержать безвольное тело было трудно, и она вместе с обессиленной девочкой облокотились о стену… Тут она заметила бритву, которую та держала зажатую пальцами. Миля вынула бритву и в этот момент в туалет вошли две женщины и с криком выбежали…, а через мгновение подоспела и скорая, и полиция…

В тот вечер она больше не видела ни маму, ни папу, ни бабушку, ни зал, ни учителей, которые пришли на её первый и самый волнительный концерт, ни рояль, с которым она не расставалась с пяти лет…
 
Жизнь раскололась на до и после…

Девушку довезли до больницы, кровь, конечно, остановили, но раны были слишком глубокие и спасти её не удалось….

Адвокат не смог доказать непричастность Эмилии Вейзмир к убийству Анны Новиковой, но и оправдательные аргументы его хромали. Версия, которую он построил на юности и хрупкости, жёстко опроверг прокурор, его обвинительная речь перечеркнула линию адвоката, он убедительно доказал, что Эмилия Вейзмер только с виду хрупкая и по ней не скажешь с какой силой она брала музыкальные аккорды в Первом концерте Чайковского, а запись на кассете в репетиционном исполнении, силу её рук подтверждает… 

- Сила в её руках ухарская, такая на почве профессиональной ревности легко может вены перерезать, а что касается доказательств её рук, все же видели её отпечатки на бритве и фотографию с бритвой в её руке...

Вся консерватория знала про роман арфистки Анны Новиковой и её профессора, все догадывались, что он не уйдёт из семьи. И несмотря на то, что адвокат предоставил справку из клиники о беременности погибшей, на ход дела это не повлияло…

Надо было спасать имя всемирно известной Консерватории, надо было как-то защищать реноме Римского-Корсакова, и судья прикрыла свою совесть, постановив ей мягкий срок наказания, погубив при этом и талант, и молодую, ни в чём неповинную жизнь…

Статья 105 с параграфом непреднамеренное убийство в состоянии аффекта… Восемь лет лагерей общего режима, со свиданием раз в месяц…

Берту Самуиловну разбил паралич, Изя выгнал Тасю обратно торговать помидорами, а Эмилия Вэйзмир тряслась в общем, прокуренном вагоне в грязном ватнике с чужого плеча, в никому неизвестный Красноярский край.

Позади осталась весна, первый, волнительный концерт, бесчувственная Аня, кровью залитое крепдешиновое платье чайного цвета, бабушкина брошка в виде черепашки, подаренная на счастье, первый концерт Чайковского и заглушающее его, рыдание мамы…
 
- Ну, рассказывай, за что ты её пришила?
 
- Я не умею шить...

- Здесь всему научишься, - захохотала девица, выше её на голову, - и не только шить, вышивать бисером будешь….

- Мы с ней едва знакомы были, она арфистка, а я пианистка…

- Во даёт, - не унималась каланча, - она, стало быть, аферистка, а ты чистенькая и такую, что и завалить можно…

- Она падала, а я подхватила её, чтобы не повалилась…

- Ага, а она взяла и зажмурилась…

Примерно так чистосердечно рассказывала Мила, теперь так её звали, о своём трагическом горе…

А сокамерницы потешались и надо отдать им должное, не злобно, их на мякине не проведешь, они ложь за версту чуют, не хуже овчарок…

- Мать-то кем работает, - спрашивали, как бы знакомясь…

- Сейчас никем, - отвечала она машинально, погружаясь в своё горе.

- Ну а раньше, тоже нигде, что ли…

- Раньше помидоры продавала, - она это не раз в доме слышала, бабушка говорила, что папа её с рынка привёл и что из-за меня бабушка её оставила жить в доме…

- Выходит ты из наших…

Мила вопросительно посмотрела, светло-голубыми или даже почти прозрачными глазами, как у хаски…

- Ну, выходит мама твоя русская, а это папочка удружил с фамилией…

Мила промолчала, не понимая, что на это сказать, но Валюха, особо разговорчивая, и по всему видно главная среди всех сказала:

- Не дрейфь, всяко в жизни бывает, среди них иногда порядочные попадаются, много конечно и скупердяев и прохвостов, но бывает и на скрипочке играют… 

Работа была, конечно, до невыносимости тяжёлая, женщины лес не валили, но поваленные деревья кубометрами распиливать на дрова, на чурки, работа ужасно трудная, тело болело и ныло, за ночь ни на чуточку не проходило, лопатки горели обжигающим огнём.

Лучше, конечно, когда есть бензопила, козлы на которых ты сможешь разместить бревно, это конечно ускоряет и облегчает работу, но требует помощи, а все эти удобства не всегда возможно получить, часто всё зависит от одного человека… 

Это Мила со временем поняла…, задумалась, на секунду вспоминая судью, посмотрела на молочное небо и тут же жёсткий толчок в спину, нервом прошёлся по позвоночнику….

- Ну, что тормозишь, давай, встала, как трамвай….

И молча, проглотив холодные слёзы, она продолжила складывать тяжёлые, сосновые, распиленные поленья. А однажды, в тот день была сильная метель, работать и дышать было невозможно, Мила самого момента не запомнила, но, очевидно, она низко на бревно присела закрыв глаза, и метель тем временем заботливо прикрыла её своим ватным одеялом, да так старательно запорошила, что найти её долго не могли…
 
Девчата отчаянно жалели, привыкшие к её тишине, к её покорному молчанию, это у неё от мамы…, понимали, что пропадёт… В метель, в тайге никому не удавалось выжить, а тайга тут занимает почти что весь край…

И ей бы не удалось ни убежать, ни спрятаться, если бы не Борзый, его редко подключали к поискам…, женщины всё больше покричать, а на побег рискнуть и других сгоношить, нет, не их почерк. Но Борзый, чтобы взять след должен был вещь какую-нибудь понюхать…

И тут Валюха вспомнила, как пару дней назад она решила проверить Милку на доброте, попросив у неё заколку, а Мила минуты не подумав, отстегнула заколку и протянула ей. Валюхе и даром не нужна была допотопная черепаха, но убедиться, что не ошиблась в Милке, было отрадно. Хотела сразу отдать, но как-то замешкалась, видать отвлёк кто-то и слава Богу… Вспомнив это, она рванула свой изношенный платок, отстегнула ту самую бабушкину черепаховую заколку и передала надзирателю…

Берта Самуиловна так и не оправилась после удара, Таську же Изя выгнал, а сам ухаживать не смог…, так что уж больше года, как она скончалась…, скончалась, но это не значит, что перестала любить внучку, любящие и с того света помогают, вот и она словно подтолкнула Валю, безмолвно говоря, - спасай моё сокровище.

Согревали, отпаивали её всей тюрьмой, радость возвращения покрыла минутную слабость, сон и мужиков мог сморить, не то, что тщедушную Милку… Но с тех пор её перевели в другой цех, прощание было слёзное и обнимашки девичьи сердечные, не забытые тяжким трудом…

Везде есть люди и цех рукавичек встретил её нормально, а любовь заслужить надо…

Простуда из легких вытягивалась очень медленно, сухой кашель ночами мучил…, а вот руки…, не спрашивайте про отмороженные пальцы…, они настолько согрелись, словно боясь когда-нибудь снова замёрзнуть, продолжали вечно гореть и никогда не побелели…

Тася, выброшенная на улицу без гроша, смогла выжить только неслышными
ночными молитвами, только сознание невиновности дочери и желание её обнять, держали кое-как на плаву. За год она отложила деньги на дорогу в один конец и припасла нужную сумму на первое время, чтобы снять комнату в Красноярске, близкую от тюрьмы и главное, найти какую-нибудь работу…, чем она только не занималась, и дворы зимние скребла, и туалеты в метро чистила…

Только теперь, увидев маму спустя год разлуки, Мила впервые поняла, какая она у неё красивая, высокая, прозрачная, светлая, ей и сорока не было, но волосы уже засеребрились и глаза покрылись выплаканной грустью, отражая все душевные страдания…

Их объятия были такими крепкими и долгими, что соскучившиеся руки не хотели разжиматься, настрадавшиеся сердца верили, что теперь их ничто не разлучит…

Дело её пересмотрели, за примерное поведение срок почти вдвое сократили, но не сняли несправедливое обвинение, не сняли ярлык убийцы… Так что дорога, освещённая софитами, международные конкурсы, всемирная слава… и всё такое, всё это осталось в той, не начавшейся, обещающей жизни…

В жизни до…

А в этой…, горячие пальцы и кладовая памяти, где похоронена надежда и живо прошлое…

И лучшее, что может случиться в её жизни, это музыкальная школа…, но возьмут ли преподавателя к детям с таким клеймом?

Да, её освободили, за то время она научилась шить рукавицы и пилить дрова, счастье, что мама была рядом, это была её пристань, её берег, а она, как тонкая речка медленно поплыла по течению жизни. Бог даст, пристальное внимание Берты Самуиловны поможет обойти жизненные буреломы и течение этой речки обойдёт их стороной...


Наташа Петербужская © Copyright 2025. Все права защищены.
Опубликовано в 2025 году в Сан Диего, Калифорния, США.