Ненужная жизнь. Глава седьмая. Эпилог

На следующее утро Матвей принялся было приводить своё жилье в надлежащий порядок, но потом передумал.
«Заработаю денег и сниму квартиру в станице, - решил он. – Не по силам мне уже вышагивать по четыре километра три раза в неделю. Особенно в ненастье».
Снарядил удочки, накопал червей и отправился на ерик ловить рыбу. До следующего занятия было еще два дня, а из продуктов у него осталась лишь одна булка зачерствевшего хлеба.
Вернувшись домой с хорошим уловом, он сварил на костре уху, поужинал и прилёг отдохнуть. Почему-то вспомнился странный сон, увиденный им прошлой ночью. Словно наяву, возникло перед ним красивое лицо мамы Марии, её светлая улыбка и непонятная боль в глазах.
«Несчастная женщина, - подумал он. – Теперь она останется хромой до конца своей жизни, муж разлюбит, если уже не разлюбил, дети будут жалеть. Незавидная доля…»
По крыше зашуршал дождь, он встал, заткнул окна подушками, и лёг спать.

На следующий день он шел на урок под дождем, промок до нитки, и Никитич кричал на него:
- У тебя что, даже зонта нет?! Так взял бы у меня. Заболеешь, а потом возись с тобой.
Летний костюм оказался как бы не по сезону в такую погоду, и Матвей надел коричневые брюки и клетчатую рубашку.
Дверь в дом Щербицких открыла ему Александра. Она радостно запрыгала на месте и закричала:
- Мама, мистер Климович пришел!
В прихожую вышла Мария, улыбнулась ему и поздоровалась по-английски:
- How do you do, mister Klimovitch!
Он ответил ей по-русски:
- Доброе утро, мама Мария!
И она рассмеялась, звонко и заразительно:
- А почему мама? Да еще и Мария..
- А потому, что ваши дети в предыдущей беседе со мной назвали вас именно так. Видимо, они не знают вашего отчества. А обратиться к вам просто «Мария» было бы крайне невежливо.
В это время появился Никита и тоже поздоровался по-английски:
- Good morning, sir!
- Good morning, Nick!- ответил Матвей. – I am glad to see you.
Никита тоже был рад видеть его, но в отличие от Александры он привык скрывать свои чувства.
Мария пригласила его позавтракать с ними, и Матвей удивился:
- Вы завтракаете так поздно?
- А у нас теперь всё на английский лад: пришло время второго завтрака, то есть ланча, - вздохнув, пояснила Мария.
За столом неугомонная Александра сразу же поинтересовалась:
- Мистер Климович, а почему у вас рубашка ковбойская?
И Матвею пришлось напомнить ей, что во всех странах, а особенно в Англии, за едой принято молчать.
Но этот вопрос натолкнул его на мысль посвятить нынешний урок одежде.
Выяснилось, что Никита предпочитает весь день ходить в пижаме, Александра – в джинсовом костюме, папа – в халате, а мама – в длинном платье с высоким воротником.
И Матвей увидел,  что Мария, услышав это, вдруг побледнела и вышла из комнаты.
Домой он возвращался уже под вечер. По-прежнему шёл дождь, но теперь у него был зонт, подаренный ему Никитичем, и он ничуть не промок. Но на душе у него было как-то безрадостно и темно. Словно он заблудился в ночной степи, и встретились ему непонятные люди с грустными глазами. А чтобы понять их, ему было необходимо разобраться в самом себе.

Прошло лето, дети пошли в школу, но уроки английского языка на дому продолжались. Матвей нашел себе квартиру в станице, но с переездом почему-то медлил. Видимо, привык к одиночеству, шуму моря за окном и ожиданию встреч с женщиной с грустной улыбкой на лице.
Он купил недорогой мобильный телефон, а вот для чего, не понял и сам: ведь звонить ему было некому. Первой об этом узнала пронырливая Александра и обрадовалась:
- Вот здорово! Если мне будет что-то непонятно, я вам звякну, хорошо?
Потом однажды поздним вечером позвонила Мария:
- Я завтра утром еду в Краснодар за учебниками для детей. Может, вам нужны какие-либо пособия по английскому языку? Я могу вам купить.
- Купите мне лучше канарейку в клетке, - пошутил он. – Я погибаю от тишины в своем жилье.
Она засмеялась:
- Тогда возьмите к себе хотя бы на день нашу Александру. Она вас научит ценить тишину.

А спустя неделю произошло событие, убедившее его в том, то он еще плохо знает эту удивительную женщину..
После урока он вышел на крыльцо и увидел Марию, стоявшую у легкового автомобиля с откидным верхом.



- Хотите поехать со мной на рынок? – спросила она. – Там продают сейчас такой виноград, пальчики оближешь.
- Вы водите машину? – удивился он.
- Ещё как! Я – чемпионка России по количеству штрафов за превышение скорости.
И он поехал. Сидел с нею рядом и дрожал от страха и восторга, когда она лихо вписывалась в крутые повороты и по-мужски ругала неумелых новичков.
Она купила целую корзину крупного белого винограда и, отказавшись от его помощи, сама погрузила её в багажник.
Затем спросила:
- А вы почему ничего не купили?
- Я не люблю винограда, - ответил он.
- Полюбите, - уверенно сказала она, и вручила  пакет,  доверху наполненный янтарными гроздьями. – Сегодня вечером будете наслаждаться вкусом этих чудесных ягод и вспоминать меня.
Отъехав от рынка, спросила:
- Вы где живете? Я могу довезти вас до самого дома.
- Не надо,- отказался он, - Я дойду пешком, это совсем недалеко.
Ему не хотелось, чтобы она увидела жалкую лачугу, в которой он прозябает. Навряд ли после этого ей захочется называть его мистером.

И именно в этот тихий осенний вечер, когда Матвей сидел у моря, ел виноград и вспоминал её, он понял, что произошло главное чудо в его жизни: он влюбился.
А точнее сказать, это было ЕДИНСТВЕННОЕ чудо за всю его жизнь, и он не влюбился, а ПОЛЮБИЛ.
Он знал, что было бы глупо ожидать от этой любви чего-либо хорошего, но, тем не менее, почувствовал себя счастливым и свободным человеком..

А уже в октябре с ним случилась беда.
Он опять забыл заткнуть окна подушками, и утром проснулся в холодной комнате со страшной головной болью и высокой температурой.
Он хотел позвонить Александре и сообщить, что занятий сегодня не будет, но телефон разрядился, а зарядить его он не мог, так как в его халупе не было электричества.
Он с трудом дотянулся рукой до печи, взял термос с горячим чаем, приготовленный им с вечера, выпил его почти весь, и провалился в забытье.
Очнулся он от прикосновенья чьих-то прохладных рук к его пылающему лбу. Открыл глаза и, словно сквозь туман, увидел знакомое женское лицо с сердитыми голубыми глазами.
Это была Мария, его первая в жизни любовь…
Он хотел улыбнуться и попросить прощенья за то, не смог прийти на урок, но губы не повиновались ему, а распухший язык перекрыл гортань.
- Откройте рот! – приказала она, и когда он не смог сделать даже этого, разжала его зубы столовой ложкой и влила ему в рот какую-то горькую микстуру.
Ему стало немного легче, с глаз исчезла туманная пелена, но Марии рядом с ним уже не было. Сновали какие-то люди в белых халатах, делали ему уколы, потом уложили на носилки, засунули в машину и увезли в больницу.

Она пришла навестить его на следующий день, но пробыла рядом совсем недолго, так как начинался утренний обход.
- Почему вы не переехали на квартиру, которую сняли в станице? – сразу спросила она, и Матвею стало досадно, что она говорит совсем не о том, о чем следовало бы. Ведь она даже не поинтересовалась, как он себя чувствует. Тем не менее, ответил вежливо и кратко:
- Извините, не успел.
- Вы не возражаете, если я перевезу теперь ваши оттуда?
Он представил, как она брезгливо достаёт из шкафа его грязное белье, и решительно сказал:
- Возражаю…
- Почему?
- Я передумал переезжать. Мне нравится жить у моря.
Ему показалось, что Мария хочет спросить его еще о чем-то, но она вдруг резко опустила голову и прикоснулась губами к его лбу.
А потом, улыбнувшись, сказала:
- Извините за фамильярность, но это самый верный способ измерить вашу температуру.
И торопливо ушла, даже не простившись
Он ждал, когда она придет еще, но она в больнице больше не появлялась.
Вместо неё приходил Никитич, ругал его за небрежное отношение к собственному здоровью и сообщил, что на Северном Кавказе началась война между осетинами и ингушами.
Он же приехал за ним на такси после выписки из больницы.

Матвей вышел из машины и… не узнал своей халупы!
Стены её были теперь бирюзового цвета, крышу покрыли желтым шифером, а в окна вставили стекла.  Когда же он вошел внутрь, то увидел у стены новый диван, у окна – письменный стол, а в углу – холодильник. Никитич щелкнул выключателем, и на потолке ярко вспыхнули огни красивой люстры.
- Я здесь не причём, - сказал Никитич. – Это Щербицкие постарались. А задарма или за бабки, спрашивай сам.

И он спросил. Сразу же, как возобновились занятия по английскому языку. Мария ответила ему, не задумываясь:
- Я сделала это, заботясь и о вашем и о нашем благе. Вы теперь будете жить в нормальных человеческих условиях, а мы будем приезжать к вам летом на отдых. Ведь мы живем почти в километре от моря, и ходить туда и обратно для моих детей весьма утомительно. Особенно возвращаться домой по такой жаре. А теперь мы будем приезжать к вам в гости и проводить на пляже весь день. Готовить там завтраки обеды и ужины. И говорить только на английском
Его удивило, что она сказала: «я сделала это» и «мои дети», словно забыв, что у неё есть муж, отец её детей.

А вскоре состоялся еще один разговор, очень откровенный и важный для него. Они отобедали после занятий, дети убежали играть на улицу, и он уже собирался уходить, когда она неожиданно спросила:
- Матвей Юрьевич, скажите мне, только начистоту: что заставило вас жить целый год в таких нечеловеческих условиях? Ведь, судя по всему, вы человек не из низших слоёв общества, не пьяница, не наркоман.
С трудом подбирая нужные слова и стараясь уйти от прямого ответа на её вопрос, он сказал:
- Знаете, Мария, я сам не понимаю, как такое могло случиться. Я не буду рассказывать вам историю своей жизни, она слишком длинна и почти неправдоподобна...
- А, может, вы просто боитесь мне её рассказать? Или думаете, что я не пойму вас? Вы, сильный и здоровый мужик, проживший, как вы говорите, нелёгкую жизнь! А я вот не боюсь! Не боюсь признаться вам, что мои подруги за глаза называют меня хромой дурой, и я с ними согласна. Да, я хромая, потому что меня случайно сбила машина на пешеходном переходе. Да, я дура, потому что вышла за муж за человека, которого не любила, и который стыдится того, что у него хромая жена, и изменяет мне с первой встречной девкой.
- Хорошо, - остановил он её, - я расскажу вам…
- Теперь уже не надо. Когда-нибудь в другой раз… Я не хочу откровений из-под палки.

Он шел домой и вдруг вспомнил, как она однажды побледнела, когда дети сказали, что она любит носить длинные платья. И тогда он и подумать не смел, что она может такой беспощадной к себе и такой откровенной с ним.

Четвертого января отмечали день рождения Александры.
В углу гостиной светилась яркими огнями новогодняя ёлка, которую не убрали именно по этому случаю, а на столе стоял огромный торт с кремовой цифрой 7 на верхушке.
Гостей было немного: сосед Никитич с супругой, Матвей и три школьных подруги Александры.
По заведенному в семье порядку родные и гости по очереди поздравляли именинницу и вручали ей подарки.
 Первым это сделал отец, Леонид Михайлович Щербицкий. Он сказал всего несколько слов и вручил дочери огромного плюшевого мишку.
Мама Мария тоже была немногословна и подарила Александре набор принадлежностей для вязания. Никита вообще ничего не говорил, а просто подошел к сестре, поцеловал её в розовую щёчку и сунул ей в руку коробку с игрушечной посудой.
И после этого все почему-то посмотрели на Матвея, мол, теперь твоя очередь, ты же её учитель.
Он встал и сказал, волнуясь:
- Дорогая Александра, я хотел произнести свою поздравительную речь на английском языке, но это было бы крайне невежливо по отношению к гостям, которые им не владеют. И еще прошу извинить меня за мою многословность. Но ты, конечно же. поймешь, почему я не мог поздравить тебя иначе. Дело в том, что будучи еще студентом, я сочинил краткое изречение на английском языке, ставшее моим девизом: «Be living, be loving, be loved!». Что по-русски означает: «Живи, люби и будь любимым!». Или «любимой». Ты же уже знаешь, что в английском языке прилагательные не изменяются по родам .Моей бабушке очень понравились эти слова, она вышила их на небольшом бархатном коврике и велела мне повесить его над детской кроваткой моей будущей дочери, чтобы она, проснувшись, прочла это изречение и знала, для чего стоит жить. Но у меня, к сожалению, нет своей дочери, и дарю этот коврик тебе.
Он подошел к ней и вручил ей маленький сверток, который возил с собой по всему  белу свету, храня его как память о бабушке.
- Thank you, mister Klimovitch! – поблагодарила Александра, прижала коврик к своей груди и счастливо улыбнулась.

Прошла зима, и случилось то, что случается только в сказках со счастливым концом.
Был месяц май, закончился учебный год, и Матвей пришел к Щербицким на последний урок. Раньше они занимались и летом, но на этот раз Мария попросила его дать детям хоть немножко отдохнуть.
Он вошел в дом и увидел там полнейший беспорядок: в коридоре громоздились чемоданы, баулы и ящики, содранные с окон шторы валялись на полу, а кухня была совершенно пуста и неуютна.
Мария сидела в кресле, одиноко стоявшем посреди гостиной, и что-то писала в блокноте на своей коленке.
- Что случилось7 – с тревогой спросил он.
- А ничего особенного, - ответила она, привычно улыбнувшись. – Просто я развелась с мужем, продала дом и машину, и завтра утром мы уезжаем.
- Куда?
- В Ленинград, то бишь, в Санкт-Петербург. У меня там квартира в Гавани и дача в Токсово. Хочешь поехать с нами?
Она впервые обратилась к нему на «ты», но это получилось у неё так легко и непринужденно, что он даже не успел удивиться.
- Поехать с вами? – переспросил он. - В качестве кого?
Она рассмеялась, звонко и заразительно:
- Бюрократ несчастный! Ты еще спроси: «Согласно какому постановлению Совета Министров?». Конечно же, ты станешь моим мужем и отцом моих, то есть, наших детей. Я же знаю, что ты влюбился в меня с первого взгляда, а чтобы я не догадалась об этом, называл меня мамой Марией.
- Я согласен!- закричал он.
- Тогда звони вот по этому номеру и закажи билет на поезд Краснодар – Санкт- Петербург, желательно, в седьмом вагоне.
- А если билетов уже нет?
-Есть! – отрезала она. - Я везучая!

Эпилог.

Сейчас Матвей и Мария Климовичи живут в Санкт- Петербурге. Из окна их квартиры виден Финский залив с белыми парусами яхт, а в хорошую погоду можно увидеть даже смутные очертания Кронштадта.
Они уже пенсионеры, и сегодня к ним приехали дети: сын Никита с дочерью Варенькой и дочь Александра с сыном Денисом. Внуки носятся по квартире и кричат:
- Деда Мотя, баба Маша, а когда мы в кафе «Мороженое пойдем?
Мария двумя руками ловит их за уши и ласково говорит:
- Дети, запомните: он – дедушка Матвей, а я – бабушка Мария. И если я еще раз услышу про каких-то Моть и Маш, то пеняйте на себя. Не видать вам тогда мороженого как своих ушей.
Дети отправляются под стол строить дом из кубиков, а старики садятся на диван, чтобы отдохнуть от этих бурных эмоций.
И Мария спрашивает мужа:
- Кстати, мистер Климович, почему ты меня сходу стал называть Марией? Не Машей, не Марусей, а, именно, Марией.
И Матвей отвечает ей:
- Понимаешь, в слове «Маше» есть нечто мышиное, какое-то неясное шуршание под полом, а Марусями часто называют кошек. А Мария – это признание в любви. Сначала я мычу – «м-м-м» - не в силах вымолвить и слова от восхищения тобой, потом рот мой широко распахивается –«а-а-а» - это крик удивления и восторга, затем рычу – «р-р-р» - чтобы никто другой не смел приблизиться к тебе, после чего мой взор вновь возвращается к тебе, и губы мои растягиваются в ласковой улыбке. Так бывает, когда мы произносим звук «и». И, наконец, кричу: «Я! Я люблю тебя».
- И я стала нужна тебе?
- Ещё как!. И я тебе. А это значит, что моя жизнь, которую я считал ненужной, стала востребованной и полезной.
- Какой ты у меня умный! – говорит Мария и целует его в небритую щёку.
И маленькие дети с удивлением смотрят на них: такие старые, а целуются…