КАК У ВСЕХ

И снится Петровичу сон.
Снится ему, что он помер, и все в доме готовятся к его похоронам. Все бегают, суетятся, а он лежит на кровати и не может вмешаться в эту беготню и суету. И, главное, лежит он прилюдно в старых трениках, которые и, выходя с ведром к помойке, раньше никогда не надевал, и в серой рубахе, у которой под воротником ещё в прошлом году дыра образовалась. И так ему стало стыдно от этого сна, что он просыпается…
И понимает, что не помер пока.

Он прислушивается и вглядывается в полумрак комнаты. В доме, конечно, никого нет. И вся эта суета и беготня является лишь плодом его больного воображения. И, судя по тому, как стреляет в пояснице, он ещё вполне жив. К тому же, надеты на нём были не старые треники, а любимые байковые кальсоны. И такая же байковая фуфайка к ним. В последнее время Петрович, несмотря на то, что батареи жарили, как бешеные, стал мёрзнуть по ночам. Поэтому, он отыскал в залежах нательного белья этот комплект, купленный ещё женой, и с удовольствием напялил его. И уже месяца два, как регулярно надевает его по ночам. Потому что – в нём теплее, а как он выглядит, ему теперь наплевать.

Вообще, жена, за годы их совместной жизни, напокупала массу всего. И нужного, и не нужного. Впрок, как она говорила. И комплекты постельного белья, и скатерти, и посуду, и полотенца…
«Надо, – говорила, – брать, пока есть. Потом, может, не будет, а у нас куплено».
Петрович никогда не возражал против её покупок. Ну, нравится женщине, – пусть покупает. Тем более, что средства позволяли. Раздражало его другое: все эти вещи лежали в шкафах мёртвым грузом, ожидая некого «достойного» случая. Вот, скажем, постельное бельё – «Старое пока вполне приличное. Если тут подштопать, так ещё пару лет пользоваться можно! А новые комплекты, в случае чего, детям подарим!». Красивая скатерть с васильками и шёлковой бахромой – «А для кого нам её выкладывать? Ещё супом заляпаешь, а мне потом отстирывать! Вот соберём гостей на какую-нибудь дату, тогда и расстелем!» И с посудой та же петрушка. Словом, накопилось барахла – на две жизни хватит. А то и на три. Только, понимает Петрович, не надо думать, что жена у него была какой-то особо запасливой. Все так жили, кто вырос в послевоенные годы. Всё запасали…

А вот теперь – жены, уж, лет пять, как нет. Или – шесть? Что-то в последнее время у него все года, все события слились в один однообразный поток. И даты все прошли, которые они с женой планировали отметить. Жены нет, а он так и не собрался. А постельные комплекты со скатертями так и лежат в комоде мёртвым грузом. И посуда в серванте пылится…
«А, вот, зачем? – думает Петрович. – На какой такой случай, на какую дату я всё откладываю? Вот, действительно, – помру завтра, всё это так и останется невостребованным. А ведь всё есть. Могу жить, как царь! А живу – как бомж!»

Петрович, кряхтя, поднимается с кровати и идёт в кухню. В потоке неясного света, пробивающегося сквозь жалюзи, он видит свой кухонный стол, который уже третий год покрыт клетчатой, слегка потёртой клеёнкой. Выглядит он далеко не парадно. Даже не обыденно. Особенно на фоне старых, обгорелых сковородок с налётом плохо отмытого жира, стоящих на газовой плите. Да и прихватки, висящие над столешницей, не менялись уже года два…
«Всё! – решает Петрович. – Никаких больше особых случаев! Никаких специальных дат! Буду пользоваться всем! Каждый день! Потому что, фиг его знает, сколько мне осталось! Может, завтра помру!»

И, не откладывая больше задуманное, Петрович звонит в специальную фирму. Клиринговой называется. Он её в интернете нашёл. Оно, можно было бы позвонить и детям, чтобы помогли, но дети сразу же начнут беспокоиться, расспрашивать, по какому поводу Петрович всю эту бодягу затеял. А Петрович ничего объяснять не хочет. Он и сам толком не понимает, что это на него нашло. Верней понимает, но объяснять это не хочет. Нет уж, пусть лучше посторонняя фирма. Конечно, услуги этой конторы стоят дорого, но Петрович прикинул: потянет. Вот и звонит. И договаривается на следующее утро.

Затем он идёт в спальню и решительно снимает простыню, наволочку и пододеяльник (а, действительно – ещё ничего, вон, даже штопку почти не видно) и несёт всё это к помойному ведру. Но затем останавливается, задумывается, и бросает снятое в корзину для грязного белья. Как говорится, там видно будет. Затем достаёт из комода, запечатанный в прозрачный целлофан, новый комплект и, кряхтя, расстилает простыню и облачает в новый наряд одеяло и подушку. Хорошо! Затем окидывает взглядом комнату, минуту думает и звонит в эту чёртову фирму. И отменяет заказ. Но не потому, что вдруг стало жалко денег. А потому, что не хочет приглашать к себе в дом посторонних людей. Сам справится.

После завтрака Петрович, пока не пропало желание, достаёт пылесос, проходится по всей квартире, а затем, налив ведро воды и взяв швабру, моет полы. Вроде, вполне прилично получается. Не хуже, чем у этой хвалёной компании. Петрович, правда, не знает, как получается у той самой компании, но искренне думает, что у него не хуже. Затем, внезапно вспомнив свои ночные мысли, лезет в кухонную тумбу и достаёт новый комплект прихваток. Вот старые – точно в мусорное ведро! Затем открывает ящик со сковородками.

Сковородок там (причём, почти совсем новых!) штук восемь. Или десять. Петровичу лень считать. Он достаёт парочку, а стоящие на плите, бросает в тумбу под раковину. Потом выкинет. Та же судьба постигает кастрюлю с обгоревшими стенками. На её место водружается новая, коих тоже, оказывается, стоит без дела несколько штук.
Затем, наконец-то, наступает черёд скатерти. Скатерть с васильками, о которой Петрович давеча вспоминал, лежит в самом верху ящика, но Петровичу почему-то не хочется застилать ей стол. Вместо неё он вытаскивает другую. Тоже новую, но не такую яркую. С ромбиками.

Когда скатерть укрывает стол, Петрович приступает к столовой посуде. Но тут возникают сложности. Внезапно оказывается, что ему совершенно не хочется каждый день есть из парадного сервиза. Пусть и красивого. Да, что там – красивого?! Шикарного! Но его вполне устраивают старые фаянсовые тарелки, из которых он ел до сих пор. И дело не в том, что ему этот сервиз жалко, что он боится ненароком разбить какую-нибудь чашку или соусник. Бог с ним, с этим сервизом! Просто старая посуда привычней и удобней. И кружку для кофе он тоже на какую-то чашку с финтифлюшками менять не будет! Фигушки!
«Ладно, – думает Петрович. – Подарю сервиз дочке. Или сыну. Если возьмут, конечно…»

Решив вопрос с сервизом, Петрович, довольно потирая руки, идёт в ванную комнату.
«Так, – озирается он, – что мы здесь поменяем?»
Но в ванной менять нечего. Купальные полотенца почти новые (год назад менял, оба комплекта), а зубными щётками, ввиду отсутствия зубов, он не пользуется. Ладно, может, потом что в голову придёт.
Зато в туалете он зачем-то вешает на держатель новый рулон бумаги, хотя старый ещё не кончился. Менять, так менять!

Петрович возвращается в кухню перекурить. И, пока курит, вдруг понимает, что ничего больше менять у себя дома не хочет. Он бы и постельный комплект не стал менять, да, похоже, вожжа под хвост попала.
«Хорошо, что не выкинул, – думает Петрович. – Ничего, потом постираю, можно будет вновь пользоваться».

И хотя вещей, купленных когда-то женой, остался целый комод, и хотя посудой, что без дела пылится в шкафах на кухне, можно было бы уставить приличный юбилейный стол, его всё это вдруг перестаёт волновать. Именно потому, что живёт он здесь и сейчас. Именно поэтому! И то, что у него в доме есть куча невостребованных вещей, еще не повод, чтобы нарушать привычный ход жизни! Потому что его всё устраивает!
Единственное, что он ещё делает, перекурив, – достаёт из шкафа новую рубашку (ну, как новую – тоже лет восемь назад купленную, но не надёванную) и новые джинсы. Потом думает и добавляет к ним джемпер. Тоже новый.

От интенсивных утренних хлопот Петрович устаёт. Ещё бы не устать – он уж лет пять столько за одно утро не делал! Но, всё же, прежде чем прилечь отдохнуть, примеряет рубашку с джинсами (впору ли через столько лет?), а потом, не снимая их, ложится на диван. И, незаметно для себя, засыпает. И вновь снится ему, что он помер, и в его доме готовятся к его похоронам. А он лежит в новой рубашке и новых джинсах. А на столе в кухне новая скатерть. И прихватки над плитой тоже новые. Да и сковородки – не в пример прежним. И потому Петровичу не стыдно лежать тут перед народом.
«Эх, мудрая, всё же, женщина была моя жена, – размышляет Петрович сквозь сон. – Обо всём подумала. Даже о том, чтобы я, помирая, выглядел прилично…».