Зигзаги воспоминаний первая часть

Зигзаги воспоминаний (первая часть)

Многие читатели моих повествований наверняка помнят прекрасную песню «У Черного моря», написанную в 1951 году поэтом Семёном Исааковичем Кирсановым и композитором Модестом Ефимовичем Табачниковым, в которой были такие слова:»Есть город, который я вижу во сне. О, если б вы знали, как дорог у Чёрного моря открывшийся мне в цветущих акациях город». Естественно, талантливые создатели этой песни имели в виду Одессу. Я не являюсь уроженцем этого славного города-героя, но в течение своей жизни старался никогда не упускать счастливого случая побывать в ней вновь и вновь. Причинами такого желания были жизнерадостные обитатели этой жемчужины у моря, являвшиеся в большинстве случаев авторами бесчисленных анекдотов, невероятно позитивно скрашивавших нашу жизнь. Я обычно заливался счастливым смехом, когда слышал, например, такой диалог одесситов:
- Я бегаю как молния!
-- Так быстро?
- Нет, зигзагами!

И такой диалог я вспомнил сейчас совсем не случайно, поскольку, по моему мнению, наша жизнь протекает весьма непредсказуемо, можно даже сказать — зигзагообразно, поэтому и наши воспоминания о ней весьма извилисты. Моя память нередко возвращает меня в суровый период Великой Отечественной войны (я родился в Ташкенте в 1938 году), поэтому мне пришлось тогда испытывать различного рода лишения, но вместе с тем я с огромным удовольствием вспоминаю многих совершенно изумительных людей, с которыми мне тогда и позднее довелось познакомиться. В те годы мои родители привели меня в детский сад, располагавшийся в центре Ташкента по адресу: улица Жуковского, дом 8. Для него было выделено превосходное одноэтажное здание с большим прилегающим садом, до Революции принадлежавшее владельцам ташкентской чаеразвесочной фабрики. Это здание имело настолько красивый фасад, что в течение многих лет его бесконечно рисовали на своих мольбертах студенты архитектурного отделения строительного факультета САИИ (Среднеазиатского индустриального института), позднее переименованного в САзПИ (Среднеазиатский политехнический институт). Я тоже получил высшее образование в этом институте, но на Энергофаке (во второй половине 50-х годов), став инженером-электромехаником.

Я недаром говорю о зигзагах своих воспоминаний, поскольку наша семья, проживавшая рядом с этим детским садом в доме №12, соседствовала с квартирой выдающегося ташкентского архитектора Константина Васильевича Бабиевского, который возглавлял кафедру архитектуры упомянутого мной института. Одно из зданий, спроектированных этим замечательным профессионалом, а именно трехэтажный жилой дом, построенный дл войны в Ташкенте на углу четной стороны улицы Пушкина и улицы Гоголя, сохранился, к счастью, до сих пор. Он был воздвигнут напротив чрезвычайно популярной у ташкентцев кондитерской, снесенной после катастрофического землетрясения 1966 года, на месте которой московскими строителями был возведен четырехэтажный кирпичный жилой дом, первый этаж которого занимал гастроном «Москва», ставший не менее популярным и любимым, чем ушедшая в вечность кондитерская. 

А теперь — очередное изменение курса зигзага, вновь возвращающее меня ко времени пребывания в детском саду. Я очень хорошо помню двух воспитательниц, которые чрезвычайно доброжелательно относились к детям: Клавдию Васильевну и Тамару Михайловну. Это для меня имело тогда огромное значение по той причине, что я никогда в жизни не мог спать днем, а в детсаду было очень жесткое правило, требующее, чтобы дети обязательно отбывали так называемый «мертвый час» — дневной сон - в своих постелях. Они поняли, что это не моя детская блажь, не прихоть, а такое свойство моего организма, поэтому разрешали мне проводить это время не в кровати, а в красивом дворе детского сада, за что я им премного благодарен до сих пор. Завхозом детского сада был чрезвычайно импозантный человек — деда Миша, бывший крестьянин, как поговаривали, «из раскулаченных», с громадной окладистой черной бородой. Он со своим семейством жил в избушке на территории детсада, где у него был еще один «член семьи» — ишачок, время от времени запрягаемый в телегу-двуколку для того, чтобы привозить продукты питания, необходимые для приготовления пищи воспитанникам детсада и персоналу. 

По прошествии целого ряда лет Судьба вновь свела меня с Тамарой Михайловной. В школьные годы я невероятно сильно увлекся радиолюбительством, собирая своими руками радиоприемники и усилители низкой частоты, за что до сих пор низко кланяюсь до земли Высшим Силам, поскольку радиолюбительство сыграло в моей жизни чрезвычайно позитивную роль, познакомив меня с большим количеством великолепно образованных людей, дав громадный толчок к изучению иностранных языков и возбудив во мне сильнейшую любовь к музыке. Именно благодаря радиолюбительству я выбрал свою профессию. В числе моих новых знакомых был фанат радиолюбительства Лёка (Олег) Миллер, тоже бывший воспитанник этого детсада. С ним я тогда весьма крепко подружился и, придя в первый раз к нему домой, увидел Тамару Михайловну, которая оказалась его мамой. Она меня сразу же узнала, бросилась обнимать. 

Весьма интересная, как мне кажется, история, связанная с этим детским садом, имела отношение к моему приятелю уже студенческих лет, Леве Ковалю, который во второй половине 50-х годов учился в Ташгосконсерватории (ТГК) на кафедре истории и теории музыки у талантливейшего музыковеда Юзефа Геймановича Кона. Меня с Ю.Г.Коном познакомил мой папа Михаил Васильевич Пономарев, который преподавал в ТГК на кафедре общественных наук. А причиной такого знакомства стало то обстоятельство, что я очень сильно заинтересовался в то время изучением иностранных языков — английского и славянских, а Юзеф Гейманович знал несколько языков, причем родным для него был польский язык, который я к тому времени уже неплохо освоил. У него была великолепная библиотека книг на иностранных языках, которые он очень любезно предоставил в мое распоряжение. Я стал часто бывать дома у Юзефа Геймановича, в котором всегда были его студенты, в том числе и очень мудрый, очень интеллигентный и хорошо образованный Лева Коваль. Кстати, я с ним познакомился несколько раньше по той причине, что он был однокурсником в ТГК с моей будущей женой Аней Культаковой, которая проходила обучение на кафедре спецфортепиано у Зельмы Шмарьевны Тамаркиной-Слоним и Виссариона Исааковича Слонима. Я познакомил с Юзефом Геймановичем и Левой моих близких друзей из студенческой компании, тоже увлеченных лингвистикой. 

Мамой Левы Коваля была Руфина Львовна Мелкамини, пианистка, которая вела музыкальные занятия с воспитанниками описанного мной здесь детсада. По прошествии десятилетий, когда не стало уже в нашем мире не только Руфины Львовны, Юзефа Геймановича, но и, к глубочайшему моему сожалению, Левы Коваля, его младший брат Георгий Коваль проинформировал меня о том, что его мама Р.Л.Мелкамини помнила меня в связи с наличием у меня абсолютного музыкального слуха. Я был искренне обрадован тем, что она меня не забыла.

Кстати, наличием у меня абсолютного музыкального слуха был несказанно удивлен в 1945 году и знаменитейший на весь Советский Союз скрипач — профессор ТГК Михаил Борисович Рейсон. Он принимал у меня экзамен на наличие музыкального слуха при поступлении в музыкальную школу имени известного музыковеда и композитора Узбекистана Виктора Александровича Успенского. М.Б.Рейсон долго терзал меня такого рода проверкой, нажимая клавиши рояля в самых различных сочетаниях, а я должен был воспроизводить своим голосом очередное звучание этого инструмента. В конечном итоге, он возвестил, что у меня абсолютный музыкальный слух, и что он был бы очень рад, если бы я, после окончания музыкальной школы, попал бы в число студентов его класса в ТГК. Увы, я так и не выбрал жизненный путь такого рода.

Конец первой части (окончание во второй части)

Борис Пономарев