Пыль-1

Это нечто явно стремилось задушить меня. Я осознавал, что не в силах противостоять ему. В тот момент я вспомнил, как мать учила меня молиться в подобных ситуациях, хотя бы просто: «Господи, помилуй!» Однако добиться большего от молодого человека, который не был религиозным, казалось невозможным. Я начал молиться.

Хрипы и бульканье этого нечто, как мне казалось, постепенно стали отдаляться. Но даже после этого меня продолжала бить дрожь от ощущения, что оно ещё недавно касалось меня. Давление на горло усиливалось, а всё тело ныло и чесалось. В изнеможении я откинулся на подушку и открыл глаза…

С какой же радостью я осознал, что это был всего лишь сон! О, какое облегчение! Всего лишь сон — и ничего более! Я не мог представить, что всё так просто, и был счастлив этому. Оказалось, не было никакого монстра, никто меня не душил. А самое главное, я жив!

Меня окружала кромешная тьма, и лишь впереди чуть серел проём окна. На его фоне виднелись какие-то странные переплетения. Но что меня больше всего удивило, а затем повергло в шок, так это хрипы и бульканья, которые так напугали меня во сне, — они и сейчас имели своё продолжение. Казалось, что эти звуки доносятся со всех сторон.

Я спрятался под одеяло с головой, думая, что это может спасти меня от неприятностей или хотя бы дать временную передышку, и я успокоюсь. Необходимо было решить, что делать дальше, но никаких умных мыслей на этот счёт в голову не приходило. Наконец я вылез из своего укрытия, вытянувшись «солдатиком», что всегда помогало мне сосредоточиться и выстроить хаос мыслей в один ряд.

Боже! Я вспомнил! Всё вспомнил… Я же в больнице! И не просто в больнице, а в Центральной городской больнице в Одессе! Но что я здесь делаю? Разве я болен? Стоп, я дышу! Дышу свободно, полной грудью, а вчера я этого делать не мог… Почему?

Да, всё верно, у меня сильнейшая аллергия на пшеничную пыль. Так, так… Хорошо… А что же это хрипит и булькает? Ну вот, всё и вспомнил! Но что же теперь мне делать? Лежать и не тревожиться, ведь случилось главное — я дышу! О, какое счастье!

Когда всё это началось? Помню-помню, ещё в Штатах, на погрузке пшеницы, я там чуть не умер… Но потом, когда вышли в океан, всё неожиданно отошло, как рукой сняло. Я и забыл об этом, как о страшном сне, пока в Одессу не пришли, а тут разгрузка… И всё по-новому!

Ба! Вспомнил, меня же в палату смертников положили… Просто в других свободных мест не оказалось… Вот сейчас становится понятно — пускай хоть к чёрту на рога, но лишь бы дышать! Жизнь так непредсказуема, и даже в самые трудные моменты она может преподнести неожиданный подарок в виде исцеления.

                *

Кубинский рейс не предвещал ничего необычного. Все думали, что будет как всегда — привычный «треугольник»: Новороссийск — Куба — Персидский залив и какая-нибудь европейская страна. Если взглянуть на карту, то легко можно увидеть этот треугольник, и все предполагали именно такой маршрут.

Однако после разгрузки в Гаване словно гром среди ясного неба прозвучало предписание: «В Штаты, за пшеницей!» Эта новость была неожиданной, о таком никто и мечтать не мог. А ведь эти «треугольники» уже успели оскомину набить. Кто бы мог подумать, что привычный ход вещей вдруг изменится так кардинально? Все были удивлены и даже немного взволнованы таким поворотом событий.

Чистили «танки» недалеко от берега — вода лазурная, видно, как акулы вокруг шныряют. Пробовали ловить на самодельные крюки с мясом. Попадались только маленькие, потом из кожи рыб делали ремни, но, кроме как руки поранить, ничего путного не выходило…

Недели полторы мы трудились в поте лица: надо было отмыть «танки» так, чтобы можно было свободно засыпать пшеницу. Наконец наступил час «Х» — пора в дорогу! В Штаты, в которых я никогда не был! На календаре 1975 год.

Мексиканский залив мы пересекли за один день. Я даже не успел осознать, как стартовала новая часть моего путешествия — «Америка» как таковая. Танкер вошёл в канал, который прорезал прерии Техаса, словно стрела индейца, вонзившаяся в грудь врага. Пейзаж вокруг постоянно менялся, и я хорошо почувствовал, что оказался в совершенно ином мире. Но чего-то особого я не ощущал. Степь — она везде степь, только здесь под другим названием.

Наш танкер не обращал особого внимания на то, что кругом, насколько хватало глаз, простирались возделанные кукурузные поля, а по широким магистралям на стремительной скорости проносились автомобили. Казалось, что сама природа и жители Техаса с неторопливыми и спокойными манерами, почёсывая свои курчавые головы, безразлично взирали на «чудище», ползущее по полю. Их размеренная жизнь и меланхоличное расположение духа, казалось, не могли быть нарушены ничем на свете.

Однако, завидев на трубе нашего танкера красную полосу с серпом и молотом, они оживлялись, пробуждаясь от летаргического сна. Указывая пальцами в сторону танкера, улыбались, приплясывали, махая нам вслед руками, будто приветствуя что-то давно знакомое и такое необычное в их понимании. Их радость была вполне естественна, и это было видно невооружённым взглядом.

Так мы прошли Хьюстон — сердце американской космонавтики, и оказались в Бомонте, небольшом городке, который словно прицепился к южной оконечности штата Техас. Именно здесь нам предстояло заняться погрузкой пшеницы. Как именно мы будем «брать» этот урожай — я ещё не знал, но это всё мне только предстояло узнать, увидеть и пережить на собственном опыте. Предстояли новые впечатления, и я понимал, что они могут быть далеко непростыми. Но предугадать, что настолько, я тогда ещё не мог.

Наш танкер легко причалил к бомонтскому причалу. Словно по мановению волшебной палочки, были подсоединены трубы, и началось удивительное действо. Я всегда думал, что пшеницу грузят в мешках или ящиках, как и любой другой сухой груз. Но реальность оказалась иной: её закачивали мощными насосами по трубам, наполняя огромные «танки», в которых ещё недавно перевозилась сырая нефть.

Это было завораживающее зрелище: пшеница, текущая по трубам, словно река жизни, наполняющая «море танков». Но за этой картиной скрывалась и другая сторона — через несколько часов после начала погрузки танкер окутало плотное облако. Я ещё не мог представить, как эта, казалось бы, безобидная пыль повлияет на моё здоровье.

Я был безмерно счастлив и горд тем, что мог вот так просто, свободно ходить по земле страны, которую называли нашим «потенциальным противником». Я, ещё совсем неопытный и не знающий жизни парнишка из Советского Союза, наслаждался каждой минутой этого путешествия.

Нас, конечно, не принимали за русских. Для окружающих мы были, скорее, западными немцами, которые не очень хорошо говорят на английском. Но это не имело значения. Главное — я был здесь, я дышал этим воздухом, я видел эти улицы.

Днём мы бродили по городу, открывая для себя что-то новое. Но вахты никто не отменял. По возвращению на судно мы занимались своей привычной работой. Но это никак не омрачало наших впечатлений от увиденного. Каждый момент был для нас ценным и незабываемым.

Первый раз «это» произошло со мной ночью, когда я, переполненный самых сказочных надежд, после вахты лежал на кровати и мечтательно рассматривал потолок. Вдруг ни с того ни с сего я почувствовал, что стал задыхаться… Ещё пять минут назад я свободно дышал, а сейчас нет. Вдыхаю в себя воздух, а он не проходит, как будто горло моё забито соломой, и только мельчайшие струйки его с трудом могут проникнуть в лёгкие. Вот она какая — астма… Вот так люди всю жизнь мучаются… Как же не хотелось умирать, да ещё так глупо — на чужбине и таким молодым…

Встал, вышел на палубу, а там ничего не видно — всё в густом облаке пшеничной пыли. Я назад, в каюту, там кондиционер работает. Он наполнял её той же пылью, но только охлажденной. Доктор пришёл через час. Мой вид его сильно насторожил. Он зачем-то стал спрашивать год рождения, давно ли я работаю на море… И вообще, всякую чушь и всё вокруг да около, чтобы потянуть время, — но как раз его-то у меня оставалось мало.

– Доктор, вы будете давать мне таблетки? – выпалил я первое, что пришло мне в голову.

Он упорно молчал и что-то тщательно записывал в тетрадь. Возможно, подсчитывал убытки, которые принесет моя смерть пароходству… Меня это откровенно забавляло. Когда становится совсем плохо, нужно сосредоточиться на мелочах, чтобы не думать о плохом.

– Я тебе скажу прямо: такое, как у тебя, впервые встречается в моей практике. Я не знаю, что делать с тобой, мой друг, – заискивающе произнёс доктор.

Он умоляюще смотрел на меня, а глаза его испуганно говорили: «Парень, только не умирай, ты испортишь мне всю карьеру!» Но чем я мог помочь ему? И поэтому глупо предложил: – Может, с берега скорую помощь вызвать?

Он весь надулся и покраснел: – Ты что, в своем уме? Это же Америка, враждебная нам страна. Тебе что – жить надоело?

– Нет, – решительно заявил я. – Не надоело. Ещё как хочется!

– Ну так вот, слушай меня: возьми две таблетки аспирина и две «Но-шпы», выпей – и все пройдет!

Он ещё долго смотрел на меня, пока я пил эти таблетки, а мне было всё равно, как помирать – с таблетками или без них… Дышать лучше не стало…

Мучения мои закончились через два дня, когда мы, вдоволь наевшись Америкой, вышли в Мексиканский залив. Тогда он был ещё чистый, и по нему не плавали тонны нефти из взорвавшейся вышки «ВР» … Ведь шёл только семьдесят пятый год прошлого столетия. И можно было свободно вдохнуть в себя свежий воздух Атлантики, и самое главное – в нём не было смертельной для меня пшеничной пыли.. Буквально через день я полностью забыл о всех неприятностях, произошедших со мной в порту Бомонта во время погрузки нашего танкера. А теперь пора домой – на этот раз в Одессу. Я не мог ещё представить себе, сколько интересных приключений ждут меня там. ..

Одесса встретила нас ярким солнцем, голубым небом и цветущими каштанами, но за этой праздничной картиной скрывалось новое для меня испытание. Знойный южный день, наполненный ароматами цветов и моря, вдруг превратился в ад. Всё началось сразу же, как только подключили насосы: судно вновь окутало густым облаком пыли. Я словно перестал дышать, жизнь моя замерла в ожидании возможного продолжения...

Пыль забивалась в лёгкие, оседала на коже, превращая каждое движение в борьбу. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь облако, создавали причудливые тени, которые пробовали разговаривать со мной, увещевая меня, что всё образумится, как только закончится разгрузка, но они не могли развеять того напряжения, в котором я пребывал. Было понятно, что это только начало. Кульминация наступит через несколько часов. Но даже в этой напряжённой атмосфере было что-то завораживающее — возможно, сама непредсказуемость событий и готовность к ним. Одесса, с её контрастами, раскрывала передо мной свои объятия, предлагая очередные испытания и проверку на прочность.

Стук в дверь отвлёк меня от мрачных мыслей.

— Саша, как ты там? — послышался голос нашего доктора.

Недолго думая, он быстро вошёл в каюту, прикрыв за собой дверь. Его взгляд, полный участия, остановился на моём лице, словно пытаясь прочесть мысли и понять моё состояние.

— Понимаешь, мне нужно отлучиться — приехала жена. Кстати, а к тебе кто-нибудь приехал?

— Никого, — ответил я. — Я издалека... Пока мои родители приедут, уже будет поздно.

Он стоял передо мной, переминаясь с ноги на ногу, словно просящий, который пришёл в кабинет начальника. В его глазах читалась тревога.

— Ну это ты преувеличиваешь! — сказал он с улыбкой, которая больше напоминала попытку ободрить. — Я надеюсь, у тебя всё обойдётся.

— У вас, может быть, доктор, — произнёс я с лёгкой иронией, — а у меня? Но вы езжайте! Время идёт, жена, наверное, вся истомилась... Я, в случае чего, «скорую» вызову. Здесь не Америка, тут уж и похоронить бесплатно можно...

Доктор неуклюже попятился назад, пока за ним не захлопнулась дверь.

                (продолжение следует)