Новенький

- Значит так, Дмитрий, Вы… ты сегодня работаешь по «АБК». Знаешь где «АБК»? Вот. Значит, идёшь с Мариной и вот, с Власом. Влас, Марина поняли? Дмитрия берёте с собой. Собираете бак, бак-лабораторию. Знаешь, да, какие бак-анализы? Это красные. Там есть зелёные, это не вы, это...я сейчас пошлю тоже людей, а ваши — красные. Понятно?

Я кивнул. Наши — красные. Привыкнуть к сутолоке рабочего утра в этом мельтешении «экспедиторов», и понять, что и как придётся делать в ближайшие часы было сложновато. Слаженный, многолюдный рабочий коллектив отделения готовился к суточной смене. Постоянно со скрипом отворялась входная дверь, приходящие и уходящие с работы сотрудники то и дело проходили по коридору мимо открытой двери в диспетчерскую, шумно здоровались с коллегами, наскоро делились новостями, переодевались… Натягивали форменные синие робы, разбирали с подставки заряженные рации, матерно шутили, громко смеялись, сновали туда-сюда… То и дело кто-нибудь из них заходил пожелать доброго утра диспетчеру Свете, и (кто с интересом, кто — равнодушно) бросал взгляд на «новенького», стоящего в кучке других «экспедиторов», получающих задание на начало суток.

«Новенький» — это я, Дима Климов, с сегодняшнего понедельника — «экспедитор ООТПиДП». «Экспедитор» — это всего лишь по старому «санитар», а ООТПиДП — отдел организации транспортировки пациентов и дезинфекции помещений. Идиотство пресловутой «оптимизации медицины» добралось и до этой больницы, одной из двух главных инфекционных больниц города. Здесь придумали новшество: лишить все отделения стационара санитаров, а их обязанности по перевозке больных из отделения в отделение, да и многое прочее — передали отдельно созданному больничному подразделению, с упомянутым громоздким названием. «Многое прочее» — это, в том числе и забор биксов с анализами, стеклянными колбами, наполненными всяческими био-материалами пациентов больницы: кровью, экскрементами, ликвором, слизью, и так далее. Часть этих анализов (биксы с зелёной отметкой) необходимо отвезти на тележке в клиническую лабораторию, т.н. "клинику", часть (с красной отметкой) — в биохимическую лабораторию, «биохимию». Наши (а значит и мои) на сегодня — красные. Это было понятно. Я кивнул.

- Так, — продолжала инструктировать Света, — значит, Марина, Дмитрию всё объясняете, мальчик новенький, подскажите тогда если чего. Хорошо? Значит, берёте «биохимию», с 4, 5, 7, 8, 9, 10...с какого там ещё, с 12, 14 и 15 этажей. С 11 не надо, там сами относят. Распределите кому какие этажи взять, чтобы всем вместе не ездить. Лифт там только правый, поэтому звоните подольше, там сегодня «Маэстро» лифтёром, он медленно ездит. Значит, всё забираете, встречаетесь, едете в «биохимию», там всё сдаёте; только не забудьте проверить, чтобы они вам, там, в лаборатории, за всё расписались, в специальном журнале, слышите, Дмитрий? На обратном пути забираете результаты, там шкафчики специальные есть, Марина покажет. Марина, покажешь?

— Да подскажу, подскажу, — с некоторым раздражением, но, в целом, добродушно отозвалась дородная, полнощёкая Марина, с трудом натягивая тесноватый для неё форменный бушлат, и опуская в карман его рацию. — Там разберёмся. Объясним, если чего.

Она улыбнулась широкой, но ничего не значащей улыбкой, и хлопнула своей тяжёлой рукой меня по плечу. Рядом с Мариной стоял Влас, худосочный, высокий мужчина средних лет, с небритой щетиной и длинными волосами, собранными в хвост. У Власа было скучающее выражение лица, он сосредоточенно перебирал в руках синие медицинские перчатки, и угрюмо слушал Светин инструктаж.

- Так, всё понятно? - Света вопрошающе поглядела на нашу троицу, на столе у неё зазвонил телефон, она подняла трубку и махнула нам рукой. - Идите! Рации не выключайте, как сделаете всё - доложитесь. Идите!

Мы неспешно направились к выходу из диспетчерской. По пути Марина неожиданно остановилась, и мне пришлось с размаха уткнуться в её широкую спину. Идущий впереди Влас не оглядываясь вышел из дверей. Марина раскрыла дверцы стоящего около выхода шкафа.

- Перчатки! Бери, Дим, набирай. Тут без перчаток нельзя. Инфекция.

На полочке в шкафу стояла большая коробка с синими резиновыми перчатками. Марина щедрой рукой загребла оттуда синюю перчаточную горсть, топыршащуюся множеством резиновых пальцев, и сунула в объёмный карман бушлата. Я в нерешительности задумался. Сколько брать? Пару, две? Эта, Марина, много взяла, но может ей нужно? Некоторые домой с работы таскают перчатки, я знаю. Возьмёшь много, посмотрят может криво, дескать, губа не дура... Моя обширная напарница меж тем уже вышла из дверей, и, чтобы не отстать, я второпях схватил пару перчаток, и тоже поспешил на выход.

На улице шёл снежок. Мы трое двинулись по дороге, ведущей в лечебный корпус под названием «АБК», высотное здание, внешним видом напоминающее комфортабельный отель. Мимо нас периодически сновали сотрудники больницы, в развивающихся на ноябрьском ветру белых халатах. Сёстры-хозяйки толкали к прачечной тележки, гружёные казённым постельным бельём, проходили врачи, с папками бумаг, спешили куда-то стайки молоденьких практиканток, шумно и весело щебечущих... Мы подошли к "АБК", и остановились.

-Давайте перекурим и начнём, - шумно выдохнула Марина, доставая из кармана сигареты. Мы втроём закурили. В кармане у меня, как и у моих попутчиков, то и дело шкворчала рация, диспетчер раздавал то одному то другому "экспедитору" задания: забрать больного оттуда-то, отвезти туда-то, отнести историю болезни, сходить за результатами исследований... Мелькали названия отделений, номера этажей, звучали малознакомые мне аббревиатуры... Я с некоторой внутренней тревогой вслушивался в многоголосье рации, стараясь понять что именно мне придётся делать после выполнения задания с анализами. Пока, на первом часу работы, больничная инфраструктура, с её обилием корпусов и хитросплетениями переходов, представлялась мне запутанным лабиринтом. Названия же отделений, с номерами этажей, и вовсе слепились в один комок, в котором я и не пытался разобраться, справедливо полагая, что поначалу для "новенького" это просто нереально.

— В общем, Дим, ты не менжуй, разберёшься во всём со временем, - словно угадав мои мысли проговорила Марина, туша "бычок" о каменный парапет. — Главное смотри, что мы делаем, и повторяй. Сейчас возьмёшь себе...какие...ну, давай сверху пойдёшь, 12-й, 14-й и 15-й этажи — твои. Сейчас на лифте поднимешься на 15-й, там выйдешь, налево, налево, и — в отделение. Там тележки у них стоят, берёшь тележку побольше, складываешь туда биксы с красным кружочком, там прямо у входа, на столе сложены, и спускаешься на лифте на 14-й. Там тоже всё наше забираешь, на 12-й, и — на первый. А мы тут с Власом своё соберём тоже по этажам, и здесь, на первом, тебя будем ждать. Понял?

— Понял, — ответил я, бросая свой окурок, и вслед за напарниками направляясь к лифтам. Честно говоря, чувствовал я себя несколько не в своей тарелке. Мне не нравилось здесь. Перспектива бесперебойно мотаться по улице из корпуса в корпус с тяжеленными каталками (а именно этим, судя по переговорам, сквозь помехи звучащим в рации, и занимались мои нынешние коллеги-»экспедиторы») была достаточно безрадостна. Да и предполагаемое частое и тесное общение с пациентами, львиная доля которых была заражена всевозможными инфекциями, начиная от ветрянки и заканчивая ВИЧ, в известной мере напрягало. Вдобавок, мой организм тяжело переживал интоксикацию, возникшую в следствии неумеренного приёма накануне изрядных доз алкоголя. Словом, мне было муторно и скучно. Но делать было нечего, и я вошёл в раскрывшиеся двери подъехавшего лифта. Начав кнопку с номером «15», я глубоко вздохнул…

...Примерно через 20 минут я выкатил наполненную грохочущую железными .ящичками тележку из лифта на первом этаже. Марина и Влас уже дожидались меня, курили и смеялись, вспоминая какую-то забавную историю. Я тоже потянулся за сигаретами. «Ничего, — думал я, глотая сигаретный дым пополам с морозным осенним воздухом. — Ничего, освоюсь. Рабочий день идёт, я в процессе, пока не туплю. Привыкну со временем». Марина отсмеялась, потушила сигарету, и посмотрела на меня:

— Ну, Дим, всё нормально? Поехали.

— Поехали, — ответил я, и стал выворачивать свою тележку на бетонную дорожку, ведущую к корпусу лаборатории. В этот момент тележка накренилась, из неё вывалилась железная коробка-бикс, и на бетон, с хрустом и звоном, посыпались стеклянные пробирки.

— Ах ты…, — только и выдохнула Марина. Влас — тот вовсе онемел, матерное слово застыло у него на губах. Про меня и говорить было нечего. Не веря произошедшему я опустился на колени, в душе надеясь, что может ещё и пронесло, может ничего не разбилось… Тщетные надежды. В свете тусклого утреннего солнца на бетоне поблёскивали мелкие осколки, из расколовшейся пробирки вытекала какая-то тёмная мутная лужица.

«Разбилось...». Глупее и позорнее чем в этот момент я себя редко когда чувствовал. Я чётко представлял какие мысли разом возникли в голове у моих спутников, какими грубыми, матерными словами они меня мысленно синхронно обложили. Да и было с чего! Теперь у нашей троицы разом возникли серьёзные проблемы. Профукать биоматериал — это, конечно, не историю болезни потерять, или ампулу с наркотическим препаратом, но… Теперь неизбежны были скандал между отделениями, капитальная головомойка от начальства, лишение премии или части зарплаты для моих «соучастников», и возможное (в первый же рабочий день!) увольнение для меня, находящегося пока на испытательном сроке. … Побледнев, лепеча какие-то бесполезные извинения я поднял разбившуюся пробирку, и перевёл взгляд на хмурые лица своих сотоварищей, молча осознающих масштабы содеянного этим косоруким (а как ещё они могли меня назвать теперь?) «новеньким».

— Куда ты?! — вскрикнула Марина, увидев расколовшуюся, влажную от содержимого, пробирку в моей руке. — Зачем схватил?! Брось! Нет, давай сюда. Есть перчатка лишняя? Нет? Влас, есть перчатка? Давай сюда, в перчатку суй её!

Я угрюмо сунул остатки пробирки в подставленную Власом перчатку. Тот замотал перчатку узлом, и выкинул следы нашего преступления в стоящую у дороги урну. Мы снова закурили, с минуту стояли молча.

— Значит так! — нарушила молчание Марина. — Если будут спрашивать — у нас всё было в порядке, ничего по дороге не случилось, ничего не пропадало. Пусть разбираются сами, нам главное говорить одно. Ясно, Дим?

— Ясно. — Я перевёл дух. — А как же...хватятся анализа-то?

— Мы ничего не знаем, понял? — снова, с нажимом, повторила Марина. — Не ссы. Бывает, что они, сёстры с отделения, сами что-нибудь напутают, а на нас, на «экспедиторов» валят. Разное бывает. Так что ты не волнуйся, главное запомни — ничего не было. Ну, поехали! Тележку держи крепче!

Последняя фраза была адресована персонально мне. Несколько успокоившийся, но всё же удручённый происшествием, я взялся за поручень тележки, и вдруг осознал, что перчатки у меня влажные и блестящие, от содержимого злосчастной пробирки. Первым порывом было поменять перчатки, но тут я вспомнил, что запасной пары у меня нет, только та, что на руках. «Поскромничал, называется, — думал я, толкая тяжёлую тележку, и старательно объезжая ямки и рытвины. — Говорили же: бери побольше. Теперь ходи с грязными. Ладно, из лаборатории выйду — схожу к нам в отделение, и поменяю».

… Следующие три часа я был главным распространителем инфекции по территории больницы. Не успев сдать освободившуюся тележку обратно на 15-й этаж я тут же получил по рации новое задание: срочно идти на 8-й, помогать «экспедитору» Валере, везти больного на рентген. Потом оттуда пришлось этапировать целую группу пациентов, давно дожидавшихся отправки обратно в своё отделение. Потом задания посыпались как из рога изобилия: сходить во второй корпус, забрать и отнести на склад вещи, съездить с каталкой на бронхоскопию, потом на УЗИ, помочь тому-то, успеть там-то, сходить туда-то и туда-то… Выкроить время, и забежать к нам в ООТПиДП, поменять перчатки на новые, просто не было никакой возможности.

И я продолжал ходить в испачканных чьей-то мочой (или слизью, или харкотой, или чем ещё) перчатках, и прикасался ко всему в больнице. Я нажимал на кнопки лифтов, хватался за дверные ручки и ручки каталок, я брал в руки десятки историй болезни, посетил десятки палат и кабинетов, и везде оставлял незримые, заражённые следы. Что за вирус, что за бактерию, что за патоген я распространял? Может ВИЧ? Или какую-нибудь лихорадку Эбола? Я не знал. Я утешал себя лишь одной мыслью: возможно это был анализ выздоравливающего пациента. Но это было слабое утешение…

… С тех пор прошло 4 месяца. Многое было в эти сто двадцать два дня. Был труп пациента с ВИЧ, который мы с Валерой уронили по пути в морг, а потом упорно отрицали это перед дежурным паталогоанатомом. Был залёт с перепутанными историями болезни двух пациентов, когда эндоскописты (нашими стараниями) искали язву там, где её отродясь не было. Были потерянные в рабочей запарке результаты исследований, которых, как потом выяснилось, с часу ночи и до 6 утра безуспешно дожидался зам.главного врача. Был, в конце концов, пьяный дебош, с дракой и посыланием куда-подальше начальника больничной охраны (что и стало, в итоге,причиной моего увольнения из больницы). Но эту историю с расколотой пробиркой я запомнил крепче всего. И никогда с тех пор я не хожу без перчаток в медицинских учреждениях. Мало ли. Кто знает, может к ним тоже сегодня пришёл «новенький»?...