Когда просыпаются Боги 1 часть

 
 
 
Славянская хтонь
 
 
 
 
 
Кирилл Храпкин
 
КОГДА ПРОСЫПАЮТСЯ БОГИ…
 

 
 
Москва 2024
 
 
 
 
Свидетельство подтверждающее право интеллектуальной собственности
№ 0597-669-139
Рег. номер.  992-869-453
 
 

Аннотация.
 
В начале было Слово… А потом Творец – Единая Непознаваемая Причина всего, создал ангелов – эти универсальные законы бытия, и вместе они сотворили все вселенные и всё Мироздание. Чуть позже в этот мир пришли Его дети – боги, великие и малые гои. И со временем в своём милосердии и любви к своим детям Господь создал рабов Божьих, саморазвивающиеся разумные системы, дабы служили они богам вечно. Вечность – это ведь очень долго. И даже боги, наделённые безмерной мощью, устают и уходят; сон богов долог, он может длиться тысячелетиями. В отсутствие хозяев саморазвивающиеся разумные системы создали своих богов и свои законы – потому что в их функционал изначально был заложен алгоритм служения и поклонения, они просто не могли не поклоняться. И когда Его дети стали просыпаться, то оказалось, что они – дети Творца, великие и малые гои, не могут встроиться в тот мир, который был создан рабами в их отсутствие. Боги стали забывать кем и для чего они рождены. Сон на яву.
Что произойдёт с человечеством, когда боги проснуться, когда снова засияет искра Творца, вложенная в каждого из нас, в каждого из детей Создателя?
 
«Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного!
Неужели он обратил богов в Единственного Бога? Воистину, это – нечто удивительное!»
Сура 38 «Сад» аят 5.
 
 
 
 
Предисловие:
 
Отступление 1.
 
«Если соберем волю каждого;в одну волю — выстоим!;Если соберем совесть каждого,;в одну совесть — выстоим!;Если соберем любовь к России каждого;;в одну любовь — выстоим!»
Святой Иоанн Кронштадтский.
 
О знамениях больших и малых.
 
(Все описываемые события данной главы в действительности имели место быть и не являются вымыслом автора).
 
4 июля 2012 года европейские учёные, прикрываясь научными идеями, связанными с теорией изучения возникновения Вселенной, добились поставленных целей – смогли на Большом адронном коллайдере воссоздать бозон Хиггса, элементарную частицу, не имеющую массы, соответственно, потенциально наделённую свойством беспрепятственного прохождения сквозь любую структуру. То есть, по факту, от данной частицы не существует защиты. Изначально учёные присвоили данной частице название «goddamn» - чёртовой, но позже переименовали в «god» - божественной. И вот эта частица, бозон Хиггса, ничем не сдерживаемая вырвалась на свободу. Но мы до сих пор не знаем какая частица вырвалась в мир, божественная или дьявольская.
Опять же, в июле 2012 года возле посёлка Аник под Невьянском Свердловской области было найдено массовое захоронение эмбрионов, всего двести пятьдесят один младенец в возрасте двадцати двух, двадцати шести недель. Была совершена так называемая гекатомба[1]. Следствие отделалось невнятным заключением. Но так и осталось загадкой, сколько ещё таких бочек с ужасающим содержимым скрывают заброшенные медные шахты и леса вблизи Екатеринбурга, куда делись женщины, использованные в качестве инкубаторов, и какую силу старались пробудить организаторы данного богопротивного деяния.
В том же две тысяча двенадцатом году от Рождества Христова в предпоследнюю декаду августа, числа семнадцатого на Владимирской горке в городе Киеве под всеобщее ликование, и не побоюсь этого слова «беснование» не очень умной девушкой, Оксаной Шачко, был спилен Православный поклонный крест, а всего в одном квартале, вниз по Костёльной улице, на все эти деяния рук человеческих взирал Архистратиг Михаил, и был тёмен его лик, и блистали золотом его доспехи, и с чистого неба в поднятый десницей архангела меч ударила молния. Но люди были отвлечены бесовскими деяниями и не узрели грозного знамения. А через некоторое время, глупую девочку Оксану Шачко нашли в городе Париже покончившей жизнь самоубийством, подобно Иуде Искариоту, через повешенье. Единственно, что после себя оставила эта неразумная, короткую предсмертную записку: «Вы все фейк… Отчаяние и бессилие. Простите»[2]. 
Свершилось, пророчество старца Зосимы[3], и по слову его: «А Киево-Печерская лавра падёт. Вся благодать Киево-Печерской лавры перейдёт в Оптину пустынь. Я до этого не доживу, а вы увидите еще всё это. Бог устал слушать пустые слова... Мученическая кровь прольется неминуемо. Просыпайтесь! Гнев Божий — это войны. Всё это приближается очень стремительно. Никуда мы не денемся от этого. Хоть кричи о мире, хоть не кричи: «Мы за мир!» И что? Мы же делами своими что наделали? Упадет на наши головы эта огненная чаша гнева Божия! Беда будет! Колотня такая начнется... С Киева пойдет и покатится по всей земле нашей... Никого не минует. Кругом беснование такое будет…»[4], - свершилось, раскольники захватили святую Лавру. 
Чаша долготерпения Господня наполнялась по капле людскими грехами и человеческой вседозволенностью. Ибо, что позволено рабам Его, то недопустимо детям Божьим. И вершилось по словам пророка: «слухом услышите – и не уразумеете, и глазами смотреть будете – и не увидите, ибо огрубело сердце людей сих и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их». 
Не узрели братья и сёстры наши посылаемых знамений, уже и древние боги – суть первые Его дети, ниспослали знамения по воле Отца своего – в две тысяча четырнадцатом году ударила молния в великий Запорожский дуб и отсекла набольшую ветвь его и расколола древо, и отошёл Крым от земель Украинских и вернулся в лоно Святой Руси. Но не захотели внять наши братья и сёстры и отреклись от нас, и пошли войной на своих единокровных братьев и убили многих. 
И снова боги показали своё величие, и снова в две тысяча пятнадцатом году ударила молния в Запорожский дуб и отсекла ещё одну ветвь с древа, последнюю живую ветвь, и отделился Донбасс от Украины и пришёл к Росским землям. И опять остались слепы и глухи маловерные. И тогда явил Господь гнев свой, и девятого декабря две тысяча двадцать второго года в день празднования иконы Божией Матери «Знамение» митрополит Киевский Онуфрий пролил на себя чашу с Дарами, и кровь Господня окрасила облачение митрополита, но слепы и глухи оставались чада Его. И вот самое страшное знамение свершилось четырнадцатого января две тысяча двадцать второго года – с одного из куполов Святой Софии в Киеве рухнул крест[5]… Чаша господня переполнилась гневом Его, по истечению пророческого срока – сорока дней, началась война. И мы вступили в эту войну.
Но задолго до описанных событий Творец – эта Единая Непознаваемая Причина всего, услышал объединённые мольбы преклонивших колени свои во Славу Его, и в Своей безграничной любви и милости к единокровным чадам Своим направил им вспоможение…
 
 

 
 
 
КОГДА ПРОСЫПАЮТСЯ БОГИ
 
Часть 1
 
Глава 1
«Не лепо ли ны бяше, братие, начяти старыми словесы
трудных повестий о пълку Игореве, Игоря Святъславлича!
начати же ся тъй песни по былинамь сего времени».
«Слово о полу Игореве».
 
Расхитители гробниц.
 
Конец августа 2012 года, Украина. Раскопки.
Пыль неспешно оседала в засыпающее разнотравье украинской степи, так же не торопясь уставшее от трудов денных опускалось за горизонт раскормленное багрово-красное Солнце. Казалось, огромная опухоль вздула полнеба, окрасила облака и плеснула сгустком сукровицы на землю, затопив весь виднокрай[6]. Но и сами облака испугавшись грозного лика дневного светила шарахнулись в сторону, разбежались стараясь стать незаметнее – скрыться от всевидящего ока и заручившись поддержкой небесного гончего, они рванули над степью. Впору было закричать, засвистеть, заулюлюкать им вдогонку, как убегающему зайцу, прижавшему уши, вытянувшемуся в напряжённую струну и несущемуся без оглядки.  И даже сама земля казалось, прожженная, прокалённая насквозь, пытается уйти в тень от дневного самодержца, спрятаться за мороком раскалённых миражей.
Птица или зверь не пересекали в этот час просторов Великой степи. Лишь небольшой гай, выросший вокруг родника, пробитого в земной тверди небесной посланницей – молнией, на самом краю окоёма, нарушал ровный стол окрестных земель.
Незоркому глазу могло почудиться в этом предсумеречном мареве, что там в дали на краю степи ветер треплет чахлый кустарник, слабые деревца, разрывая в причудливой игре их кроны, но нет – знали, знали степные жители, что не чахлый кустарник и мелкий подлесок окружает одинокую криницу, а величавые дубы – великаны.
В благостной тени дубравы укрылись видавшие виды палатки, потёртые временем и частым использованием, выцветшие от воздействия на них солнечных лучей, дождей и ветра. Выцветшие краски на тканях походных укрытий с лихвой дополнялись буйным разнотравьем, прижавшимся к спасительной свежести дубового гая, но не посмевшем переступить незримую черту, определённую истинными хозяевами этой территории.
Чуть в стороне от деревьев, поднимался лёгкий дымок, и тянулся, тянулся над степью смешиваясь с дурманом разогретых трав и горячей пыли запах костра и готовящейся на нём снеди. Оттуда же раздавались весёлые молодые голоса и заливистый смех.
- А я тебе говорю, нет в этом кургане ничего. Сам посуди, кто тут только за эти годы не проходил: красные, белые, зелёные.
- Да, ты ещё припомни поляков и Батько Махно с его хлопцами.
- И чего, и припомню, они, в том числе. Тут за эти столетья столько любителей золота и серебра на дармовщинку прошло и не перечесть. Вон, судя по нагрудному знаку, который мы нашли в первый же день, даже «Анененрбе» здесь наследили, а те копать умели и даже могли. Техники и ресурсов у них было в избытке.
- Не знаю, какая тут у гансов техника работала, но вот то, что по окрестностям остатков военной техники полно, как будто решающее сражение именно здесь и проходило, это – факт.
- Заметь, причём не только времён Великой отечественной, но и наследие первой мировой революции трудящихся разбросано по оврагам, да и до того, так думаю тоже найдётся чего здесь пошукать.
-  Знаешь, что самое странное, на мой взгляд – это то, что при всей своей сельхоз значимости этих земель, здесь нет ни пашен, ни садов. Да и ближайший населённый пункт в хрен знает каких верстах отсюда. Словно сговорившись решили не тревожить это место.
- Но, однако же записей или хоть сколько-нибудь достоверных сведений о том, что здесь что-то удалось добыть нету.
- Да кто, что откопал, молчал в тряпочку, дурных нема – уси переженились.
Спор на интересующую тему, наличия в кургане скрытых сокровищ, вели два молодых человека, надо сказать крайне затрапезного вида, да ещё и перепачканные пылью и сажей. Один из них, долговязый и сутулый, с рыжей гривой и давно нечёсаных всклокоченных волос на голове, за что и носил среди друзей логичное в таких случаях прозвище Рыжий, отстаивал позицию наличия на раскопе кургана скрытых сокровищ, которые до сих пор никто не удосужился прибрать к рукам. Впрочем, Рыжий на своё прозвище не обижался, воспринимая его, как данность, апеллируя к генетическим проискам матушки природы, сохранившей в нём гены скандинавских викингов пришедших сажать на Новгородский стол Рюрика, по другой же версии генетическая цепочка его наследования восходила к самому Исмаилу первому – правителю, шахиншаху Ирана и основателю рода Сефевидов, поэту и великому воину. Как сочетались эти две противоположности в умозаключительной цепочке рыжего студента оставалось загадкой. Его оппонент, второй участник спора, полная ему противоположность – невысокий, лысый с изрядным брюшком, от чего среди студенческой братии заслуженно носил кличку Шарик, в миру Алексей Сергеевич Шарко, полностью отрицал наличие в кургане сколько-нибудь ценного для изучения материала, имея конечно в виду золотые или серебряные украшения.
- Лёля, а ты чего отмалчиваешься, что думаешь, найдём мы на раскопе золото Шлимана, или только пару черепков с костями? – обратился рыжий к свидетельнице спора, Ольге Окиншеной. Очень эффектной девушке, высокой, стройной, но без лишней худобы, облачённой в укороченный топ и короткие шорты перешитые, судя по всему, из старых джинсов. Под тонкой, загоревшей кожей степной нимфы перекатывались тугие упругие мышцы, выдавая в девушке профессиональную спортсменку. Волосы цвета воронова крыла, выглядывали из-под ярко расписанной косынки, играя в свете уходящего дня мрачными красками.
- Аркаша, я в отличии от вас, бездельников, если ты вдруг не заметил, занята делом, добрый кулеш сварить на всю нашу ораву, тут не до разговоров. Но могу сказать одно, раз уж пошёл такой спор: странный этот курган, странный и…, пугающий, нет – тревожный, не правильный он какой-то. Ни скифский, не сарматский, вообще непонятно чей. Чую, он нам ещё преподнесёт сюрприз. Ну в общем не знаю, не спокойно мне рядом с этим местом. Отойду на сотню метров, вроде - нормально, а как подойду с лопатой, всё, будто кто по стеклу ножом скребёт – ответила девушка, тыльной стороной руки, в которой была зажата видавшая виды и пережившая не один котелок поварёшка, вытерла лёгкую испарину, коснувшуюся высокого лба.
Поварёшка, к слову сказать, была признана равноправным членом поисковой группы, имела собственное имя «Кормилица», и относилась к группе тех вещей, которые смело можно было считать артефактами. Поговаривали, что в своё время данный кухонный инструмент был добыт из римских курганов старой Таврии ещё лет тридцать тому назад, отбит сбоем у завхраном института, и с тех пор кочевая судьба несла «Кормилицу» сквозь все перипетии поисковиков.
— Это всё твои внутренние страхи, Лёлечка, из детства, что-то вроде боязни замкнутых пространств, сбоит подсознание. Тебя в детстве в чулане не закрывали? – вставил своё слово в диалог Шарик.
- Не скажи, - вступился за сокурсницу, рыжий потомок то ли Рюрика, то ли Исмаил первого – не скажи, вон и наш Бим к этому раскопу старается не подходить – кивнув рыжей гривой в сторону огромной овчарки тёмно-серого окраса, лежащей в густой тени терновника, и неспешно поводящей ушами из стороны в сторону. При упоминании своего имени пёс лениво приоткрыл глаза, взглянул на говорившего и снова положил массивную голову на вытянутые передние лапы, тяжело вздохнул.
- Не к ночи будь помянут в таком месте, уважаемый наш классик Малоросский, я бы сказал, и я скажу: украинский Гомер – Николай, незабвенный, Васильевич Гоголь, с его великим литературным произведением на основе опять же великого и могучего фольклора здешних мест, а именно «Вечер накануне Ивана Купала» попал в точку. И таки сдаётся мне, что клад в том кургане всё же есть, но он заложенный, за него надо мальчика под белой простынёй зарезать, голову ему отсечь – поменять два мешка злата на невинную душу – снова вставил своё слово, блеснув знанием школьной литературной программы Алексей Сергеевич.
-  Лёшка, прекрати жути нагонять, а то сейчас враз у меня горячей поварёшкой по лбу получишь!
- О, вот и творчество проснулось – засмеялся рыжий, - Лёшка получишь поварёшкой…
Наверное, разговор друзей и дальше бы тёк в том же русле, но послышался звук подъезжающей машины – старенького сто тридцатого зилка, доставшегося в пользование экспедиции, не иначе, как при помощи магии или великого жертвоприношения, сотворённого главным снабженцем партии и по совместительству доктором исторических наук Савелием Савельевичем Феоктистовым, среди студентов носящего короткое прозвище СС. В прочем, прозвище своё Савелий Савельевич получил не в качестве аббревиатуры, но по большей части в силу требовательности к студентам и буквально маниакальному следованию печатного слова и требованию соблюдения оного от учащейся братии.
Машина выскочила из-за стены дубов-великанов, принеся с собой облако степной пыли, запах разогретого двигателя, подтекающего на прокладках масла, разгорячённых потных тел участников партии и едва уловимый аромат растёртого колёсными парами разнотравья великой степи. Скрипнули тормоза, проминая дорожную пыль об обод машины, заскрипела и хлопнула дверца кабины, из которой устало сошёл на землю руководитель всей поисковой партии, ещё достаточно молодой, но уже признанный учёными историками десятков стран академик, Немиров Глеб Борисович, и казалось сама земля дрогнула от соприкосновения с его могучим телом. Сошёл, чуть согнулся под тяжестью своих же широких плеч, неспеша распрямился во весь рост, чуть потянулся от чего на груди и руках, у невольного свидетеля данного действа могло сложиться впечатление, зашевелились огромные удавы, огладил наголо бритую голову ладонью размером с среднюю чугунную сковороду. Словно рокот далёкого прибоя прозвучала короткая команда:
-  К машинам, - что выдало в обладателе гигантского тела человека в прошлом военного, знающего воинский устав и дисциплину.
После чего в кузове сто тридцатого послышались звуки возни, со скрипящим стоном открылись борта и на землю, как горох стали ссыпаться студенты поисковой партии, споро полетели в загорелые подставленные руки рюкзаки, шанцевый инструмент, смеющиеся девчата, и иная походная утварь.
- Савелий Савельевич, отдай наработки Рыжему пусть до ужина начнёт каталогизировать и описывать находки.
- Да там тех находок, Глеб Борисович, с гулькин нос.
- Не скажи, из малого сложится общая картина. И в стену мы с тобой сегодня не зря на раскопе упёрлись, чую совсем не зря. Жаль у нас полярного дня нет, а то бы вы у меня все без ужина остались.
- Утро вечера мудренее, но вот то, что «все», это точно. Завтра придётся все силы бросить на снятие грунта и освобождение сколько-нибудь доступного пространства. Как бы по всему периметру ни пришлось копать, ища вход.
- То-то и оно, вход. По идее мы не могли с тобой ошибиться, должен там быть вход. Однако же поди ж ты, промахнулись.
- Так и не мудрено, такого кургана за всю историю этих степей до самого Крыма ещё не было. Да и камень не местный, видать издалека тащили. А всё для чего? Или действовали по принципу: тиха украинская ночь, но сало надо перепрятать…
- Может и так, - принял шутку собеседник, - может и так, а может и мы с тобой работаем по принципу: бороться и искать, найти и перепрятать, а Савелий Савельевич? Лады, чего гадать на пустой желудок и на ночь глядя. Мой старый нос чует знатный кулеш с тушёнкой, шкварками и печёным луком. Пойдём, друг мой, червячка заморим, по чашечке чая выпьем и отдыхать. Сегодня день был тяжёлый, а завтра ещё тяжелее будет – с этими словами гигант, не оглядываясь на собеседника пошёл в сторону своей палатки.
- Ага, червячка, такого червячка, чтобы Борисыча накормить, увидишь, неделю заикаться будешь – выходя из-за кабины и закуривая «Герцеговину флор» заметил водитель.
- Чуешь, у тебя масло подтекает, а замены нема – чуть скосив на водителя глаза, заметил Савелий Савельевич.
- Устраню, к утру всё как новенькое будет.
- Давай, а то весь скарб на себе до раскопа потащишь… Не нравиться мне этот закат, не к добру такой костёр на небе.
И действительно, далёкое уходящее за окойом[7] солнце полыхало по всему необъятному небосводу алыми красками, падая за самый край земного диска оно, солнце, раздулось до немыслимых размеров, обагрив окружающую степь, щедро плеснув на величественные дубы-великаны киноварью, лишь верный пёс будто чуя неладное неотрывно смотрел в уходящее светило, чуть вздрагивая всем телом и взгляд его полыхал неистовым пожаром, отражая уходящие в ночь тревоги.
 
Ночь в лагере прошла неспокойно, вымотанные за день тяжёлой работой студенты после ужина и банно-прачечных процедур устало разбрелись по своим палаткам. Вдали, на самом краю горизонта – окойома, темнеющее небо разрывали далёкие зарницы, на самом крае слуха ощущался рокот грядущей летней грозы, хотя грозовой фронт и проходил стороной, но воздух уже наполнился тяжёлой разогретой влагой и ощущением беспокойства – давил. Только Бим незримой тенью передвигался между палаток, выполняя роль дозорного и чутко блюдя спокойствие лагерного быта, подозрительно относясь ко всем шорохам, запахам и любому движению, которое способны были уловить его обострённые чувства. Он лишь ненадолго замирал на месте, втягивал своим чутким носом запахи, анализировал и фильтровал их, сравнивая с одному ему ведомым собачьим каталогом, отсекая всё, что не несло угрозы доверившимся ему людям.
Ночная тьма буквально рухнула на степные просторы, однако же, не принеся с собой ожидаемого облегчения, от земли шёл тяжёлый пар, не давая остыть разгорячённым по дневной жаре телам участников экспедиций. То и дело отдёргивался очередной полог палатки и к костру неуверенными походками возвращались студенты, зевая потягиваясь и не совсем понимая, почему же не спиться – и тело вроде уставшее, и ночь на дворе, да и за день вымотались, работая лопатами, мотыгами, таская корзинами и просеивая грунт.
Кто-то из студентов принёс от криницы пару вёдер ледяной воды, поставив их чуть в стороне от тлеющего костра. По поверхности воды, в одном из вёдер, дрейфовала по только ей ведомым законам старая металлическая кружка с оббитой по краям эмалью. В лёгкой ряби, стелящейся по поверхности, отражался небесный свод, усеянный частыми и близкими звёздами. Подсвечивая весь окружающий пейзаж фантастическими красками, разряжая ночную тьму, через всю небесную твердь, рассекая её надвое, стремил млечный путь, или, как говорили в древние времена чумаки, едущие за солью через великую и необъятную степь - Стожары, сверяя небесные ориентиры с путями земными.
 
Солнце палило нещадно, казалось, всё живое на десятки вёрст вокруг ожёгшись о дневное светило постаралось спрятаться в норы, забиться в щели, укрыться подальше и поглубже. Только двум видам живых существ в этот полуденный зной не сиделось на месте – вездесущим слепням, огромными словно птички колибри, жирным и медлительным, с гулом фронтовых бомбардировщиков кружащимися возле досягаемой и законной добычи, и людям, которые подобно всё тем же слепням или оводам облепили одинокий придавленный к земле и покрытый степными травами холм.
Горячая, словно искры из костра, всепроникающая пыль от работы десятков лопат и кирок осаживалась липким слоем на вспотевших спинах студенческого отряда, приникала под плотно натянутые на лицо платки, разъедала глаза.
Ещё вчера, после ужина, было решено брать этот курган не шурфным методом, когда с нескольких сторон копаются узкие шурфы, а идти широким фронтом ведя вскрышу по широкой дуге. Как показали первые часы работы этот подход оказался верным. Однако же, хоть группе копачей и удалось добраться до культурного слоя, но вызвало больше недоумения, чем радость от ожидаемого результата.
- Глеб, ты чего-нибудь понимаешь? – задал риторический вопрос Савелий Савельевич, видя, как на смену, по всему открывшемуся пространству, освобождённому от верхового грунта пришли беспорядочно уложенные камни без всякого крепления, продолжил – тут только один вопрос: как и на хрена?!
- Два.
- Чего два?
- Два вопроса, как и на хрена, это два вопроса.
- И?
- Время разбрасывать камни, время их собирать. Кто-то совсем не поленился собрать столько песчаника и уложить его здесь.
К руководителям подбежала одна из студенток ведущая раскоп за дальним крылом кургана.
- Глеб Борисович, Глеб Борисович, мы там такое нашли, пойдёмте скорее – выпалила вестница.
Коротко переглянувшись, Глеб Борисович и Савелий Савельевич двинулись за спешащей к находке студенткой. Вместе с тем все, кто был рядом и слышал новость, отложили инструменты и то же устремились в указанном направлении.
Взорам любопытствующих, за обвалившимся песчаником открылась матово чёрная базальтовая стена, и это ещё было бы ничего, хотя, где среди бескрайней Украинской степи взяться чёрному базальту, да ещё и в таком количестве, но огромные камни, составляющие второй слой этого кургана, были выложены методом полигональной кладки.
- А вот этого точно не может быть, потому что не может быть никогда.
- Глеб Борисович, мне кажется или камни между собой соединены каким-то металлом?
- Серебро, сто к одному ставлю, что это серебро, по цвету окислов очень даже похоже…
- А как вскрывать станем? – кто-то из студентов подал голос, когда прошёл первый шок от увиденного. Осознание открытия ещё не наступило, но шок, первая волна выброшенного в кровь сгустка гормонов уже отошла.
- Вскрывать, вскрывать…, ну, что коллеги – обратился Глеб Борисович, руководитель поисковой группы к студентам, - кто мне расскажет, как вскрывается стена с полигональной кладкой?! Тому, кто правильно ответит, будет доверена честь первому войти в раскоп.
Среди студентсвующей братии начались перешёптывания, загибание пальцев или кивание головой в такт обсуждаемому вопросу. И вот уже взлетела первая рука, за ней вторая, третья…
- Ольга, Окиншена, выдай свою версию, послушаем.
- Глеб Борисович, версия не моя и не новая, хотя и стоит признать, что мировое научное сообщество не пришло к единому мнению о методах создания мегалитов при помощи полигональной кладки, и ювелирной точности обработки камней, используемых инструментах и даже методов транспортировки многотонных монолитов к месту строительства. Но исходя из научной работы нашего многоуважаемого Савелия Савельевича, а именно «Технологии строительства мегалитических комплексов Южной Америки в 5–3 тысячелетиях до нашей эры», можно однозначно говорить о том, что вскрыть и проникнуть внутрь за стену возможно при условии обнаружения и изъятия из стены запирающего камня.
- Молодец! Ууумница! – обрадованно воскликнул упомянутый многоуважаемый научный работник, - Оля, автоматом пять по моему предмету, на итоговый зачёт можешь не приходить.
Со всех сторон раздались радостно завистливые шутки о защитанном прогибе, ботанах и прочие эпитеты, вечно сопровождающие особо отличившихся умников.
Пока шло оживлённое обсуждение о том, как бы поступил знаменитый расхититель гробниц Индиана Джонс или всё тот же Шлиман что бы проникнуть внутрь, об исчезновении романтики кладоискательства под напором занудных всезнаек и сухой науки Глеб Борисович не спеша и очень внимательно осматривал стыковочные швы, так заинтересовавшие его с первого взгляда. Используя при этом свой походный нож, вечно болтающийся в ножнах сыромятной кожи, с наборной из бересты рукоятью и тяжёлым оголовьем в виде заскорузлого пальца со сломанным ногтем.
- Ну, что, Борисыч, что нить нашёл интересного?
- Ты знаешь Савелий Савельевич, как я и предполагал – серебро, под окислом явно виден металл, и это однозначно не свинец, а серебро. Это раз. Второе, глянь внимательно на открытую стену. Вот этот вот камушек, - и Глеб Борисович похлопал тёмный шероховатый базальт, - как раз и является запирающим камнем. Повезло, даже не пришлось весь периметр вскрывать.
- Повезло то повезло, но не верю я в такие везения и совпадения, дальше однозначно какой ни будь геморрой вывалится, к гадалке не ходить. Вот задницей чувствую, а задница у меня не одним пнём битая. Как извлекать то станем?
- Извлекать будем завтра по утру, а за день перевезём сюда часть скарба, подготовим малый лагерь. Особо отличившихся выставим в ночной наряд для отчистки стыковочных швов. Как говорила мне мама: «сынок, не умеешь работать головой, работай руками».
- Согласен, пойду, дам распоряжения и отряжу особо одарённых на ночные бдения. Пусть идут отдыхать, но сначала обустроят малый лагерь.
- Добро, а мы пока тут отчистим часть стены и подготовим лаги на всякий случай под перекрытия. Пусть твои бойцы в обязательном порядке из лагеря привезут все имеющиеся шпалы и два фаркопа. Попробуем тягу соорудить.
И вновь на раскопе закипела работа: кто-то занялся разметкой под предполагаемую тягу, так что бы между двумя фаркопами и врытыми вертикально в землю шпалами можно было поставить ЗиЛ с его мощной лебёдкой, кто-то оттаскивал обвалившийся грунт и блоки песчаника составляющие первый слой стены, от будущего места входа, кто-то вёл чертёжные работы и зарисовку открывшегося артефакта. Работы хватало всем. Глеб Борисович и Савелий Савельевич понимали однозначно, студенты получили мощнейший мотивационный толчок, и необходимо по максимуму использовать этот выброс энергии и энтузиазма на пользу всей экспедиции, пока ещё не притупились краски, вкус неизведанного.
 

 
Глава 2.
 
«Мне легче два раза в год съездить в Миргород,
в котором вот уже пять лет как не видал меня
 ни подсудок из земского суда, ни почтенный иерей,
чем показаться в этот великий свет».
Н. В. Гоголь «Вечера на хуторе близ Диканьки».
 
Опоздание.
 
Конец августа 2012 год. Украина, г. Миргород
Как и триста лет назад на спокойных берегах Хорола, возвышаясь над его водами и озаряя всю окрестность колокольным звоном стоял Свято-Успенский православный храм. Давно это было, очень давно, в лето 1648 года от Рождества Христова, по приказу прославленного полковника войска Запорожского Матвея Гладкого началось строительство этого храма в честь освобождения Малороссии от ига польско-литовских захватчиков. Храм возводили всем миром, дружно и споро. Писал в своём прошении полковник Матвей Гладкой к российскому императору и самодержцу Алексею Михайловичу в народе именуемому Тишайшим: «В Миргороде новую церковь коштом великим заложивши и за помощью Христа Избавителя к святу Успения Пресвятой Богородицы в лето 1650 года буде воздвижен над оной святой крест и колокола». Многое прошло с тех лет и пожары, и лихолетье добровольного отречения от духовности, и новое воздвижение…
В тенистом саду храма по выложенным гравием дорожкам ведя неспешную беседу шли двое. Встречные прихожане и ранние туристы почтительно уступали дорогу двум священникам не решаясь испросить благословение у настоятеля храма, в недоумении оглядываясь на его спутника: невысокого сухощавого старца облачённого в ризу схимонаха и опирающегося на простой кипарисовый посох, отполированный до блеска руками праведника.
- Сколько у тебя под рукой черноризцев, Глеб Сергеевич? Боюсь, в данном случае, нам не только на Господа Вседержителя уповать придётся, но и самим усилия приложить немалые. Со мной только двое черноризцев из афонской сотни, думал, когда сюда поспешал, что более не потребуется, что успеем к кургану раньше, чем его историки вскроют, – обратился из-под низко опущенного куколя[8] старый монах.
- Отче, вы считаете нам не хватит сил удержать его в узилище?
- Глеб, - по-отечески  обратился схимонах к настоятелю собора, - этот человек, существо, почиталось у древних иудеев, как один из священников Бога Всевышнего, у него много имён, но в ту пору, во времена Авраамовы и задолго до них его уже нарекли Мельхиседеком, царём Иерусалима, и признавали за ним право, хотя и сказано было в Послании к Евреям в главе седьмой, что: «без отца, без матери, без родословия, не имеющий ни начала дней ни конца жизни, уподобляясь Сыну Божию, пребывает священником навсегда»[9]. И даже Авраам платил ему десятину за благословение.
- Уподобляясь Сыну Божию…, то есть в те времена, древние иудеи, его считали своим Спасителем?! Или здесь заложен иной смысл?
- Спасителем…, нет, конечно – нет, но считали его подобным сынам Божиим. По сути, все малые боги, особенно из языческого пантеона, являли собой зерно Божественного начала. То есть буквально были божьими детьми, детьми Творца. Ты же помнишь: по образу и подобию. И дети Его, могли творить и творили божественные деяния, подобно тому, как и Христос их творил. Различие лишь в том, что Христос, как истинный сын Бога, возложил свою божественную суть на жертвенный алтарь, ради божьих рабов, стремясь их возвысить и очистить перед Отцом своим.
- Но почему сын Бога Отца, Сын Творца, решил пожертвовать собой ради рабов?!
- В том и умысел Господень. Ради самого малого из сих пожертвовать самым большим. Собственно, поэтому они рабы божьи, его до сих пор и ненавидят. Но Мельхиседек, обладая всеми признаками божественного потенциала, всё же не был Сыном Божьим, и древние иудеи это прекрасно понимали, однако Царём Иерусалима всё ж таки признавали это порождение падшего ангела и земной женщины.
   
Через две тысячи лет по рождению Христа, в далёком 2012 году, аккурат в третью декаду, августовского воскресенья 17 числа, в Киеве принародно был спилен Православный крест[10]…, до окончания лютой эпохи Рыб оставалось 49 неполных лет.
 
 
Отступление 2.
 
«Не делай из слов Закона ни золотого венца, ни лопаты».
Первые законоучителя.
 
Homo Divinus vs Homo Libertus.
 
Что такое воля, а что такое свобода, или что значит вера и что тогда в себе несёт религия…
Обряды, любые без исключения, а особенно религиозные, вне зависимости от религиозных течений, всего лишь внешнее проявление религии, а она - религия, всего лишь внешнее проявление вероисповедания, которое в свою очередь является оболочкой веры. И этот излом, понимание того, где начинается вера, а где уже есть вероисповедание продиктованы двумя величинами: свободой и волей. Многие, большинство, не увидят разницу - сила привычки, нам с рождения навязывают одно и с рождения пытаются оградить от второго, пытаясь земным подменить горнее. И мы, принимаем эти условия, живём по ним, но где-то в глубинах наших душ тлеет память о том, что дано нам от рождения, что является единовременным мерилом всех наших будущих поступков и деяний - воля. Это она, воля, дана нам в равной мере от рождения и до смерти. Но не свобода, свобода — это сладкий яд, которым пропитан весь современный социум, свобода красит себя в яркие краски, манит дивным поэтическим слогом, требует внимания и чествований. Это за неё, свободу, льются реки крови, словно на бойне люди забивают друг друга миллионами. Такие человеческие жертвы, как жертвы Свободе, могут сравниться только с количеством жертв религиозных. И в этом есть ужаснейший парадокс: свобода, социальная, наравне с религией, обе якобы призывающие к чему-то высшему, уничтожат любого, кто посмеет усомниться в их догматах.
Вот он, новый духовно-физический закон нашего бытия: Воля - есть величина неизменная, Божественная, космическая, тогда как Свобода, имеет множество степеней, может меняться в большую или меньшую стороны - есть величина земная, низменная, человеческая. Воля, в совокупности со святым духом, дают то начало, которое единственно можно назвать Homo Divinus - человек божественный. Свобода, со всеми её переменными величинами, не объединённая с Духом святым порождает всего лишь - Homo Libertus, человека свободного. Свободного от любых ограничений. И когда люди поняли, что сотворили, отказавшись от Воли ради Свободы родился ещё один парадокс - они, люди, стали ограничивать свободу вводить её в рамки, создали мир, в котором Свобода и даже самоё понятие о ней стали условностями, условная свобода. Она растворилась, выдуманная людьми, как некий божественный фетиш, растворилась в выдуманных же людьми ограничениях самой свободы. В какой-то момент в уравнении, написанном людьми, произошла замена переменных, и Свободу, этот Libertatem Fetish, заменили на Вседозволенность. И сегодня, как и многие тысячи лет назад, люди пытаются найти удобный для себя, но такой земной выход из сложившегося положения вещей, с каждым шагом приближая избранную ими самими свободу к диктатуре, отдавая себе отчёт, что после диктатуры придёт время деспотии и родится Persona subordinata – человек подчинённый. Но самое удивительное в этой духовно-физической формуле то, что на любом этапе его решения в уравнение можно внести правку, иную неизменную величину - Волю, что само по себе не создаст Homo Divinus, но остановит процесс аннигиляции, создания Homo Libertus.
 

 
Глава 3.
 
«Не думайте, что Я пришел принести мир на землю;
не мир пришел Я принести, но меч, 
ибо Я пришел разделить человека с отцом его,
и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее». ;(Мф. 10:34-35)
 
Предыстория.
 
Задолго до описываемых событий.
Шёл 1780 год от Рождества Христова, уже отгремела война с османом и был заключён Кючук-Кайнарджийский[11] мир, и генерал Текели[12] указом её императорского величества Екатерины II распустил вольницу Запорожской сечи, уже и кошевой атаман Колнышевский[13] длил свои годы в одном из острогов Соловецкого монастыря, трижды в году: на Велик День[14], Рождество и Преображение имея возможность выйти из своего заточения, и отзвучал манифест великой императрицы «Об уничтожении Запорожской Сечи и причислении оной к Новороссийской губернии», но всё ещё не было покоя в великой степи, исторгавшей из своих недр то одинокие казацкие отряды, помнящие о Запорожской вольнице, то заезжих башибузуков просочившихся мимо пограничных кордонов реестровых казаков и императорских полков, а то и конные отряды шляхтичей. Неспокойно было в пределах Малороссии[15], свежи обиды, слабы государевы законы, раздрай и нестроение в умах насельников Новороссийской губернии.
Однако жизнь текла своим чередом, неспешно, неотвратимо подобно величавым водам могучего Днепра, то разливаясь бескрайним простором сияющим перламутром и переливающимся гладью своих волн с пенными шапками бурунов под палящим солнцем, то громыхая и гневаясь среди каменных великанов порогов, разбрызгивая в ударе волн радужный бисер утраченных монист, переломлясь мелкими затейливыми веселками[16] или вздымая кустистые седые брови с чёрными провалами омутов и перекатов с приходом свинцовых, налитых гневом, степных туч, подобно старому казарлюге сверкая неистовым взглядом сквозь дым поднимающийся от старой потрескавшейся вишнёвой люльки[17].
Наезженный тракт лениво выползал из-под раскидистых дерев небольшой рощи, вольготно раскинувшейся в малой ложбинке укрывая будь какого путника и от знойного солнца в летнюю пору и от осенних дождей, да и от ветров по зиме.
 Отовсюду по тракту был слышен человеческий гомон, кое-где с телег разносились звонкие девичьи голоса, могущие поспорить своей красотой и силой с записными оперными дивами, красавицы девки успевали строить глазки проезжающим или проходящим мимо молодцам, кокетливо пряча милые свои личики в толстые косы, убранные цветными лентами. Молодые парубки шли рядом с возами, ступая босыми ногами по разбитой в пыль дороге, сберегая натёртые добрым смальцем сапоги турецкого крою до лучших времён, однако же держа осанку и молодецки подбоченясь при виде гарных[18] дивчин. Волы степенно тащили огромные возы с разным ремесленным скарбом, плотно укрытым от тряски и полуденного солнца, да и от татьского[19] взгляда увязанным сеном, белые от соляной пыли, из самого Крыма, шли чумацкие караваны с солью, накрытые в несколько слоёв плотной рогожей и невыделанными воловьими шкурами не давая просыпаться драгоценному минералу на землю в ожидании своего часа. Такие же просоленные, как и их возы, прокаленные обжигающим степным солнцем, битые зимними ветрами шли рядом артельные чумаки, попыхивая не в пример своей одёжке, дорогими на длинных чубуках[20] с изогнутым верхом люльками. По скошенной вдоль дороге стерне, опираясь одной рукой на ореховый посох, а другой на хрупкое плечо мальца в коротких ободранных штанах и чистой домотканой рубахе, шёл незрячий кобзарь, укрыв свою кобзу[21] теснённым, выделанной кожи мешком, перекинутым через плечо на ещё прямую и широкую спину.
Видя всю эту массу народа, стекавшегося подобно малым ручейкам к великой реке, наполняя некогда пустынную степную дорогу, любой путник понимал, что впереди будет и мистечко, и постоялый двор, и конечно же ярмарка.
Сквозь зной степи, удушающую пыль проезжего тракта, поднятую сотнями усталых ног, лёгким касанием пробивался свежий ветерок, снося и пыль, и степного гнуса с озверевшими, обожравшимися, и от того медлительными и осоловелыми от крови слепнями, давая надежду на скорое появление реки.
Разрушая вечную пастораль этих мест в далеке, стал нарастать и приближаться конский топот, всё ближе и ярче стали слышны залихватский свист, щёлканье нагаек и звон кованой сбруи. Мимо путников, на рысях, стройными рядами, прошла сотня реестровых казаков в синих кафтанах с серебряными площами[22], под тот же цвет шароварах, в распахнутых под кафтан зипунах, при ручной зброе[23] креплённой на широких толстой дублёной кожи чересах[24], каждый о четырёх пищалях и креплённых по правую руку в седельном подсумке длинных пик – ратищ, увенчанных алыми прапорцами, за плечами же были видны литые стволы тяжёлых самопалов[25]. Впереди процессии, на гнедых тонконогих ногайских жеребцах восседал десяток всадников, облачённых в чёрные рясы – мантии, покрывающие не только своих владельцев, но и конские спины, расшитые странными символами и дивными рисунками. Опытный путник мог точно определить, что под рясами этих странных монахов было сокрыто оружие и добрая кольчуга, а особо глазастые успели рассмотреть за спинами притороченные «бастарды»[26] с их увеличенными рукоятями под хват двух рук и длинными обоюдоострыми клинками в форме крестов.
- Ты поглянь Грицько, яка ватага, щё то за монахи таки, шо их трэба оборонять казацкою сотней? – задал вопрос сидящий на возе с сушёной рыбой дебелый селянин, разглаживая своего пышного вуса, и приминая заскорузлым пальцем табак в короткой люльке.
- То и видно, что не простые монахи, ой не простые. Как бы не из самого Киева скачут, ото ж и гляди что по государевой справе поспешают – замедленно и лениво отвечал ему сухощавый путник, идущий подле телеги, и управляющий парой запряжённых волов. Надо отметить, что при разговоре сухощавый – Грицько, как-то странно косил глазом и не понятно было, то ли он смотрит на телегу, гружённую рыбой, то ли на дородную супругу хозяина воза, утомлённую дальней дорогой, разморенную, налитые телеса которой вздрагивали, а то и подпрыгивали в такт встреченных подорожных ухабов. Но всё ж таки, скорее на рыбу, ибо в такую спеку думалось о добром просоленном хвосте тарани и холодном стоялом да пенном пиве, нежели о жарких объятиях пани Горпыны. Да и то, сказать, какой рыбы тут только не было: и копчёные на соломе сомы в рост взрослого человека, лещи всякого посола, связки тарани и бычков, в кадке с рассолом целиком плескались стерлядки, из плетёных коробов выглядывали белые хвосты и морды крупных днепровских судаков и щук, в мешках шелестела сухой чешуёй иная мелкая разносортица обычно взятая с сетевого прилова, а позади воза скреплённые намертво тугой бечевой стояли две дубовые двадцати вёдерные кадки под плотными крышками которых хороший нос улавливал аромат молодой солонины из доброго смаженого на вишнёвых опилках и пшеничной соломе борова, в острых травах и часныке, пересыпанного крупной солью и золой, и поверху залитого смальцем.  
- Мне свояченица, ещё перед самой дорогой сказала, что в Миргороде, пред самыми Покровами в том году видели красную свитку[27], и что цыгане, эти нехристи, удумали бесовские шутки с православным людом шутить. Да и то, знамо дело, как не дитя, так тэля на любой ярманке скрадут – приоткрыв покрасневшие веки громким шёпотом сообщила новость пани Горпына.
- Твоя свояченица Ганна, не к ночи будь помянута, сама в родстве с чёртовой тёткой состоит, языком, что помелом метёт, красную свитку почитай ужо лет сто с гаком никто не видывал после того, как атаман Иван Сирко[28] на Чертомлыке серебряной пуговицей подстрелил чёрта, но и то подумать, чем бы ему ещё в нечисть целить, колы вольные казаки отродясь серебряных куль не лили.
- Эх, то – да, таких атаманов як Иван Сирко не было и уже не будет, знатный был казацюра, самому дидько[29] не брат, не кум и не сват, а голова. О то був характерник, и глаза врагу отведёт, и в хорта[30] в ночи обернётся. Ох, и боялись его нехристи – прерывая и словно подтверждая сказанное из далёкой предвечерней степи прозвучал одинокий волчий вой, пробрал до костей. Даже равнодушные ко всему волы вздрогнули и, казалось, пошли быстрее. Народ на возах и пешие спешно крестились, то же ускоряли шаг, подгоняли испуганный скот.
- Свят, свят, Богородица, спаси и схорони, - шептала и часто крестилась пани Горпына, - не к добру это, ей-ей не к добру, не сойти мне с этого воза. Да шо б ему пусто было, разбойнику, так с переляку[31] и заикой стать можно.
- Надо поспешать, до заката успеть на постоялый двор зайти да в шинок к старым жидам, - тут мужики хитро приглянулись, один подмигивая другому, заранее представляя себе добрый кухоль пенной горилки, печёных карасей или на худой конец томлёной каши на шкварках с луком и ложкою свежего масла, краюхой ржаного хлеба с добрым шматком сала.
- Ишь, в шинок им восхотелось, ледащим. Вы сначала товар продайте, а уж потом по шинкам бегайте, у переправы, где табор, заночуем – зашипела на свояков Горпына.
- Вот жишь видьмина дочка – однако тихо, в вислые свои усы проронил хозяин воза, закуривая люльку с ядрёным самосадом, сдобренным степными пахучими травами.
Поднявшись к верхней точке холма, по которой взбирался торговый шлях, взорам усталых путников открывалась широкая долина, с одной стороны ограниченная небольшим посадом увенчанным свежебеленной церквушкой со стройной остроконечной звонницей, и каждый подорожный останавливался и осенял себя крестным знаменьем, некоторые набожные богомольцы сходили с дороги, вставали на колени и шепча молитвы отбивали установленное количество поклонов, крестились. От того и возвышенность в народе знали, как поклонную гору, правду сказать, что до появления церкви эту же горку именовали лысой или ведьминой, а то и в иной год – чёрной, когда летние палы выжигали окрестную степь, превращая всё вокруг в обгоревшую выжженную пустынь. С другой же стороны долину укрывали зелёным ковром роща диких груш и красавиц лип, давая обильный урожай, тень и хороший мёд для местного дьячка, управляющего не только малым своим приходом, но и большой выносной пасекой. Гордость же дьячка составляли несколько древних дерев в три обхвата в глубине рощи, с многочисленными дуплами обжитыми дикими пчёлами и дающими к Покровам великолепный бортнический мёд, за которым знатоки приезжали не только из Миргорода или Сорочинца, но бывало и из самого Киева.
Центром всей этой живописной картины, а если блюсти точность, то центров было два: один из них – верёвочная переправа через Хорол, второй же центр притяжения – харчевня семьи старых жидов, с постоялым двором и небольшой кузней, где местный коваль мог и коней подковать и сбрую подправить, да и спор разрешить за толику малую на огромной своей наковальне[32]. И то и то в равной мере требовалось проезжающим путникам, в одном неполном дневном переходе до Миргорода, и формировало огромное море, кипящее и гремящее на все лады, где людской гомон перемежался, криками, удалыми или печальными песнями, свистом, матом, игрой на скрыпке заезжих цыган, запахом разномастной снеди от котлов, дёгтя, распаренной кожи и чего-то ещё неуловимо – тревожного, что присуще каждому собранию людей.
Уже и челночные возничие закончили свой нелёгкий труд, оставив свои челны, кто в камышах на лёгкой волне, подальше от любопытствующего взгляда, а кто не поленившись вытащил свои нехитрые речные судёнышки на берег, перевернул для пущей просушки, да что бы время к завтрашнему дню зазря не терять тут же, под челнами и лёг спать, здесь тебе и перина тёплая – разогретый за длинный день мелкий и мягкий, белый речной песок, и крыша над головой из просмоленных и добротно стянутых между собой досок собственной посудины. Вот и колокол со звонницы возвестил об окончании вечерней службы, обозначая для всех, кто ходит под христианским небом конец делам дневным, и первые звёзды отразились в глади неспешных вод широкого Хорола, вторя огням небесным и на земле стали вспыхивать яркие звёзды костров, из табора чистыми голосами зазвучали, полились над степью, рекой и миром песни:
«Нiч яка мiсячна, зоряна ясная,
Видно, хоч голки збирай.
Вийди, коханая, працею зморена,
Хоч на хвилиночку в гай…», а где-то, между белых мазанок и соломенных крыш несколько молодых голосов выводило:
«Чорнiї брови, карiї очi,
Темнi як нiчка, яснi як день!
Ой очi, очi, очi дiвочi,
Деж ви навчились зводить людей…», и вторя людским голосам, перекрывая их чистым джерелом – родником ворвался неистовый ночной певец, перед которым меркли любые голоса и инструменты, тот чьи песни ложились на сердце всем влюблённым и да же старый слепой бандурист отложил свою бандуру, убрал в кожаный куль, не смея прервать исполнителя, отдавая дань его мастерству и виртуозности – соловей, сначала один, пробуя голос незамысловатой трелью, потом второй, третий и уже скоро вся роща давала изумительный концерт.
 
Возле рощи, под самыми деревьями-великанами, отдельным табором, с ровными рядами шатров военного образца, выставленным караулом и наверняка скрытыми секретами по периметру встала казачья сотня возглавляемая странными монахами – воинами. Перед палатками на высокой пике, золочённым навершием обращённой к темнеющему небу и молодым звёздам величественно возвышалась хоругвь червлёного полотнища с изображением Спаса на крови.
Хоругвь и головной шатёр охранялся оружными казаками, что выдавало не только стальную дисциплину в отряде, но и какую-то необходимость, ведомую не всем. Чья-то железная воля связала сотню мужчин, подчинила единой идее и принудила к выполнению установленных норм и правил. В самом лагере не было слышно ни весёлых залихватских песен, ни смеха у костра, когда ветераны рассказывают забавные побасенки из своей воинской жизни, а все разговоры между казаками велись приглушёнными голосами, да и те накоротке, скорее по необходимости, чем по желанию.
В головном, епископском шатре, в это время шло совещание, вёл его Епископ Иосиф Оранский из Архимандритов Слуцкого, того, что в Польше благочестивого православного монастыря и переведённый в Киево-Печерскую Лавру по Именному Указу от 1767 года, октября 25, и того же года возложены на него отличительные церковные знаки, утверждённые Высочайшей Грамотою. Переведён же он был под руку наместника Лавры преподобного отца Зосимы Валькевича, избранного на эту должность из блюстителей пещеры Преподобного Антония. Чем именно занимался епископ в миру знала только Императрица - Самодержица Всероссийская Екатерина II Великая, и несколько её сподвижников, в церковных же стенах о деятельности Иосифа Оранского знал только сам наместник Лавры, да Патриарх Константинопольский Гавриил VI.
- Сотник, в ночи, до рассветного часу, придашь каждому иноку по пятёрке казаков, челны будут ждать за плёсом, который на излучине у начала рощи. Вы должны пройти тихо, а буде кто не дай бог встретиться на пути, придан немедленной смерти должен бысть – тяжёлый отрывистый клёкот разносился из-под глубокого капюшона говорившего.
- Отче, ладно нехристи, или басурмане с татями, так ведь и православные души загубить можем.
- Не о том думаешь сотник, коли план сорвётся Малороссия, опять будет втянута в кровавую междоусобицу, и уже не десятки душ погублены будут, тысячи и тысячи невинно убиенных, кровь и смрад пожарищ на долгие годы. Потому и говорю тебе, пролей кровь малую коли потребуется, но сбереги кровь большую.
- Я же с десятком твоих характерников, войду в город по рассвету, не таясь, будем этого нелюдя выдавливать с улиц на окраину, иначе он в Миргороде смуту устроит и в суматохе попытается скрыться. Но да мы с четырёх углов зайдём, со святыми дарами и иконами великими, а там и сигнал готовьтесь дать. Кресала у всех сухие, в запас возьмите трут и огнива, масла ромейского. Да не жалейте, когда на стога с сеном поливать будете, мелочь то, о которой сожалеть надобности нет.
- Добро, Отче.
- Не спеши, воевода, ты с оставшейся полусотней запорожцев собирай лагерь и выдвигайся на заход от града, буде всё пройдёт с Божьей помощью хорошо, встретишь нас. А не дай бог смута поднимется или ещё какая каверза случится бысть тебе полком засадным, ударишь супротивника во всю силу. Да, и смотри, чтобы казаки кроме травяного настоя и молитвы ничего не вкушали, позже разговеемся, как дело сделаем.
Откинулся полог шатра, заглянул один из караульных казаков, доложил:
- Пан сотник, прибыл местный дьякон, просит вашей милости в шатёр его допустить.
Сотник коротко взглянул на епископа, пытаясь заглянуть под нависший и скрывающий до половины лица капюшон – аналав, пытаясь разглядеть реакцию священника. Не увидел.
- Пусть войдёт.
Мелко кланяясь, семеня и заискивающе сжимая чёрную скуфью в отворенный полог шатра, чуть бочком, вошёл местный дьякон, поклонился всем собравшимся, да так и замер не распрямляясь.
- Говори.
- Господин Епископ, по вашему поручению и с благословения Его Святейшества было мне поручено в сухой степи, в дали от всех дорог и весей возвести каменную могилу да использовать камень нами не ведомый, к обработке зело супротивный, с мастерами иноземными подвизаться, согласно схемам и камень обработать и стены выложить. По окончанию же работ, с мастерами рассчитаться без меры, а буде кто из местного люда прознает так того или смерти предать, или в Сибирь, в острог Тобольский со всей семьёй выслать.
- Выполнил?!
- Не извольте гневаться, всё выполнено в срок, с мастерами и иным людом поступили, как было отписано. Осталось только заложный камень установить, да швы серебром залить.
- Добро, сегодня остаёшься в лагере. Будешь сопровождать сотника. А сейчас иди, свободен.
Так же мелко кланяясь и семеня ногами дьякон покинул шатёр.
- Ну что ж други, все слова сказаны и часы сочтены. Всем отдыхать. Воевода задержись ещё, есть что сказать.
Когда все вышли и тяжёлый входной полог, тканный из шёлка в два слоя и украшенный дивными цветами, птицами и животными проронил последнюю волну неистовых красок, затихли за тонкими стенами спешные шаги участников совещания и часовые прекратили скрипеть кожаными доспехами и широкими поясами, выбирая наиболее удобную позу для долгого бдения, только тогда Епископ Иосиф Оранский обратился к воеводе, взвешивая, подбирая слова.
- Тот, с кем мы завтра столкнёмся, есть тварь богомерзкая, не по воле Господней рождённая и потому не имеющая души. И сказано у пророка Еноха: «И ангелы, сыны неба увидели их, и сказали друг другу: «давайте выберем себе жён в среде сынов человеческих и родим себе детей». Это существо, вид имеет человеческий, но роста не менее сажени, и силой наделён во истину исполинской, не токмо физической, но и над разумом людским. Он – последний нефилим на этой земле, сын князя падших ангелов Шамхазая и земной женщины по имени Иштар, которая овладела тайными знаниями и пыталась попасть в небесные покои Господа Бога нашего, но была уличена в коварстве, блуде и колдовстве и низвергнута на землю, где приобрела небывалую силу среди шумеров и аккадцев, была признана этим богоотступническими народами как богиня войны и плодородия. И потому вот я, Епископ Иосиф Оранский, пред святой иконой благочестивой и непорочной Матери Господней, перед святыми дарами говорю тебе воевода: буде душа твоя начнёт метаться в тяжёлом выборе, не остановись, не смутись сложностью решения, занеси свой клинок и бей, значение имеет только поставленная цель, иное всё то от лукавого.
- Всё исполню, отче, не изволь сомневаться.
Когда полог шатра опустился за ушедшим воеводою, Епископ Оранский остался один на один со своими мыслями. Не было сомнений в правильности выбранного решения, не возникали сожаления в выборе вообще всего пути земного, ибо что может быть достойней службы Богу… Да всё было взвешено и решено, душа и дух Иосифа пребывала в покое, не колебались подобно огоньку масляной лампадки, на походном иконостасе, выполненном великими итальянскими мастерами, украшенном серебряными окладами, не тревожилась нечаянно обдуваемая лёгкими и капризными сквознями, закрадывающимися словно ярмарочный тать в карманы беспечных купцов, в многочисленные щели походного шатра. Тяжёлой тенью поднялся со своего кресла - великий схимник, облачённой в широкую чернённую рясу, украшением которой являлись вшитые Афонскими насельниками кресты и слова молитв, под того же цвета широкой мантией, увенчанную глубоким куколем полностью скрывающим лицо священника, укрытый тяжёлым расшитым православными крестами и строками из псалмов, параманом, который, к слову сказать, больше напоминал доспех воина, да по сути и являлся оным, так как под чернённой материей скрывалось три слоя воловьей кожи с переплетёнными, кованными под заказ, с соблюдением всех древних обрядов, когда каждый удар коваля сопровождался молитвой монахов – схимников и трижды закалявшимися в святой воде, булатными кольцами. В два широких шага пересёк пространство, разделяющее его с иконостасом, опустился на одно колено, что выдавало в нём привычки из той, прежне жизни, и говорило о том, что к великой Заступнице обращается скорее воин, чем смиренный монах. Замер.
 
Над ветвистым Хоролом во всей красе расцвело широкое звёздное небо, от реки и соседней рощи, да и над всей окрестной землёй, застелился, стал выползать из всех низинок и щелей вечерний туман, час когда силы тьмы вступали в свои права, и любой путник, застигнутый не ко времени в дороге скорее погонял своих коней, поближе к деснице придвигал рукоять верной шаблюки[33], кладя крестные знаменья и спешно читая слова молитв. Время, в котором переплелись реальность и потаённые людские страхи.
Но нарушая все устои сумеречного часа, врываясь, словно засадный полк в стан врага и игнорируя сгущающуюся тьму, пробиваясь призывным маяком, приманивая подорожных людей, словно лёгких мотыльков к свету свечи, сиял факелами и высокими кострами старый шинок, такой же старый, как и семейная пара старых жидов, обосновавшихся на этом месте с незапамятных времён и предлагающая всем движущимся по великому шляху минуты покоя, крова над головой и знатной еды. Наперекор сырому туману из широко распахнутых дверей шинка вырывался, стелился по-над землёй и вызывал урчание и обильную слюну даже у только что поснидавших[34] людей запах борща. Ах, какой смачный борщ варился в этом шинке, и не зря среди частых постояльцев ходила легенда о том, что Люципер[35], самого Дидько вельможный пан, проходя мимо этого шинка не смог устоять перед глубокой миской заветного варева, томлённого в честной дровяной печи на горячих угольях, в котором в особых пропорциях были замешаны и обжигающий, словно лавовый поток жгучий перец, и лавровый лист с яркой морковью, и острый чеснок с ядрёным хреном, и сладкая свекольная поджарка на нежнейших свиных шкварках, и добрый ломоть распаренного, отстающего от сахарной кости, парующего мяса молодого бычка, и конечно же полубаская[36] ложка свежей жирной сметаны, вызывающе выставившей свои белые бока и обнимаемая со всех сторон ароматным наваром.
Пряча, предварительно облизав со всех сторон и протерев чистой тряпицей, резную деревянную ложку в широкие карманы некогда знатных шаровар старый кум продолжил прерванный наваристым кулешом разговор, который начался сам собою, как только солнце скрылось за окойом и к людям потянулись первый щупальца липкого ночного тумана:
- А щё, пане куму, правду бают в народе, что не к ночи будь помянут, на низовой Сечи видели самого Басаврюка?
- Бают не бают, а только я так скажу, тебе кум – отвечал своему сородичу давешний погонщик волов, при этом набивая люльку – носогрейку душистым самосадом и не спеша прикуривая от выкатившегося из костра уголька, прижимая табак заскорузлым пожелтевшим пальцем – нечего Басаврюку тут делать, прости, Господи, что скажешь. Нечего. Оно, хоть и Сечь ушла, и поляка примусили[37] к миру, да турка на голову разбили, однако же и святые храмы да часовни почитай в каждом хуторе ставлены, не говоря уже про иные мистечки или велик города.
- И то верно, почитай через всю степь мы с тобой едем от звонницы к звоннице, как не заутренний, так дневной перезвон. Так думаешь, брешут?!
- Так може и брешут…, а може и нет – двусмысленно заметил собеседник.
- Тьфу ты, напасть! Может не может! Та может или не может?
- Так я и говорю, по всему видать – не может, однако же, на то он и бес, чтобы в дела мирские своё похабное рыло всунуть, и у честного казака шапку да пояс скрасть, аль ещё какой каверзы устроить.
- Ой, та тю на вас обох[38]. Где это вы тут честных казаков бачили[39] - не выдержала и встряла в разговор пышнотелая пани Горпына, - рожи одна хитрее другой, через одного то ли пропойца, то ли тать и душегубец. Где это видано, чтобы на ярманку честный народ собирался. Того и гляди, как бы чего с воза не стибрили и тебе же на другой день продали.
- Хех, вот тебе пане куму Грицько, и Басаврюк в юбке, тут ни молитва к Богородице не поможет ни святые дары с облатками. Ей-ей ведьма.
 
Ранним утром, когда солнце только собиралось зажечь окойом неистовым алым пламенем, а первые порывы ветра разогнали застоявшийся ночной туман на реке, весь табор пришёл в движение: запрягались отдохнувшими волами телеги, набивались табаком люльки, парил над кострами дух нехитрой снеди, кто-то в стороне уже посыпал голову пеплом, так как лишний ковш вечерней медовухи оказался действительно – лишним, погрузив владельца в глубокий здоровый сон с хороводами красивых девок, парубками прыгающими через костры, шматком печёной в пиве буженины, миской вареников и осознанным чувством покоя, но вместе со снами куда-то делись вчерашние доброхоты, а сними и гарнец[40] стоялой медовухи, несколько кулей с воза и пара волов.
Рассекая просыпающийся табор, словно вороново крыло рассекает небесную гладь, к канатной переправе устремился малый отряд, сопровождающий давешнего монаха. Взлетели на паром не спешиваясь, крепкими руками усмиряя коней, успокаивая их похлопывая по холкам. Видавший многое на своём веку старший паромщик не стал дожидаться заполнения своего нехитрого плавучего средства, а сразу дал команду подмастерьям отчаливать. За перевоз денег не спросил, чуял - себе дороже, так же как и днём ранее пришлось перевезти ватагу из двадцати человек возглавляемую саженного роста детиной, однако же одетого, как справжний[41] столичный пан, на поясе которого, на широком выделанном кожаном ремне была приторочена гигантская сабля, чьи только головы такой саблей рубить, может только велетов из легенд и побасенок.
Паром, не утяжелённый тучными волами и обозами с ярмарочным скарбом быстро прошёл стремнину реки и ещё не успел удариться об берег, как конная десятка сорвалась с места в карьер и понеслась в направлении Миргорода, только пыль из-под копыт. Но опытный глаз старого кормчего успел заметить движение последнего из всадников, скорее по наитию, чем стареющим зрением, выбросил руку вперёд и выхватил, подобно цирковому фокуснику из воздуха брошенную монету. И в это мгновение он смог уловить непривычную тяжесть в сжатом кулаке. Медленно, боясь спугнуть удачу, и сторонясь взглядов своих работников, сошёл на берег, переставляя враз отяжелевшие ноги, разжал ладонь, и в первых лучах солнца на руке тяжёлым золотым блеском сверкнул царский империал[42].
Ещё издали, удивлённый путник мог уловить шум морского прибоя, неотвратимо накатывающий, манящий к свежей прохладе взамен горячей и пыльной степи с её наезженными траками, летниками[43] режущими этот дивный цветной ковёр на неравные пласты. Но в этот шум, по мере приближения уже вплетались ещё далёкие, но уже явственно слышимые отдельные возгласы, крики, звуки бандуры и скрыпки, крепкое и солёное словцо, радостные возгласы или чьи-то проклятия.
И вот уже не только слух, но и нос путника ухватывал из степных ароматов иные тревожные вкусы носимые лёгким ветром и рисующие картину великого людского собрания, безмерных стад скота, погоняемого взмокшими пастухами и торговцами, дымы от малых шинков и большой добротной корчмы с постоялым двором и несколькими комнатами для знатных панов, буде какой не побрезгует разместиться на новых матрасах специально к ярманке набитых свежим сеном с духмяными степными травами. А клопы, ну, что клопы – клоп тварь маленькая, говорят и у самой императрицы под перинами можно сыскать, да кто ж искать то станет, да ну и сколько он там той крови выпьет. Так, с утра только встать почесаться. В общем на время ярманки, хозяин корчмы, не молодой жид, как бы не сынку тех самых жидов, что привечают подорожных людей на той стороне Хорола, что близ водной переправы, освобождал все кладовые на втором поверхе, ставил широкие лавки под новыми травяными матрасами, а в самой набольшей комнате ещё и дедов медный таз с писанным по краям рушником и расписным глиняным кувшином с колодезной водой – то для самых вельможных панов, какие зачастую останавливались в корчме, по первой брезгливо поводя носом и окуная его в ароматный табак из узорчатых тавлинок, но после второго – третьего кувшина мёда питного или кабацкого пива на манер аглицкого, а может и передвоенной на  разные специи водки, сам шинок, заселяемые комнаты, травяные матрасы и да же вездесущие клопы становились ближе и милее панскому сердцу. И вот уже летят на столы звеня чеканным серебром гривенники и полтины – гуляй рванина!
Неопытного путешественника давил этот людской вал, заставлял хвататься за денежный карман, щупая тугую свою мошну, до поры вшитую под подкладку походного платья, успокаиваясь и благоденствуя, чувствуя себя справжним паном с тугой калитой. Тут то и подлавливали незадачливого путника юркие да цепкие глаза цыган или местных мазуриков[44] обменивающихся знаками на своём, понятном только посвящённым языке. И вот уже два цыгана сцепились с дородным казаком, валтузя друг друга и хватая за чубы, поднимая пыль и костеря другого последними словами, не только праздный народ, но и торговцы оставляли без внимания свой товар, забывали о вшитых под подклад гаманцах[45], указывали на лупцующих друг друга, смеялись, хлопали один другого по спинам, свистели и улюлюкали, то и начинался рай для мазуриков и жуликов всех мастей: у кого-то срезали тугой кошель, где-то увели пару овец и даже целого вола, шустрая чумазая рука ловко и проворно стибрила[46] пару кругов жареной ковбасы и добрый шмат перчённого сала, другой пройдоха сумел подхватить у зазевавшегося торговца пару шёлковых свиток. И уже через мгновенье, то там, то там в рядах раздавались стенания и выкрики: «рятуйте, сбондили», «лови вора», «хватай его, хватай», «люди добрые, что ж это деется, средь бела дня сляпсили»… Да кого хватать, одних уж нет, а те далече, поглотил людской поток, спрятал, укрыл надёжно. Сама собой распалась драка, а ещё через пять минут два давешних цыгана и казак сидели в корчме, за дальним столом, обмывая лёгкий фарт и выпивая за очередного тетерю[47]. И уже рассказывал дородный казак, двум своим подельникам, как он ещё не будучи старшиной местных жуликов и пройдох, в молодости на спор с одного барчука исхитрился скрасть нижнее его шерстяное бельё, тонкой вязки чуть ли не из самих Плоскиривцов[48] что на Подолье, так что бы пан и не заметил ничего, и ведь скрал, да кто на трезвую голову в такую выдумку поверит.
 
Всё было кончено достаточно быстро, сказалась долгая и планомерная работа, подобно рыбацкой сети плетённой на крупную рыбу, где каждый узелок был приторочен на своём месте, включающая в себя не только подготовку отряда воинов и монахов, но и даровании под благовидным предлогом древних икон Миргородским поселенцам, чьи дома стояли в близи ярмарочного поля, и в привлечении большого количества торгового люда со всех краёв Новороссии, Белой Руси, Крыма да и из самой Шляхты и Литовского княжества. Тихо и незаметно, стараясь не спугнуть, характерники вырезали практически всех сподвижников того, кто сейчас стоял в одиночестве в центре ярморочной площади, опустив тяжёлые плечи, будто на них всей своей тяжестью давил незримый небосвод. Испуганный народ, побросав все свои пожитки бросился в рассыпную, а сквозь бегущих вперёд, образовывая кольцо, вышли одиннадцать воинов, облачённых в монашеские одеяния, и каждый из них в одной руке сжимал икону, словно малый щит, в другой булатный меч.
Нарушая незримый круг, шаг вперёд сделал Епископ Оранский, и повинуясь движению его руки за спинами монахов встали казаки характерники, замыкая сработавшую клепь[49].
- Именем Бога нашего, Иисуса Христа, Его непорочной Матери девы Марии, именем святого Духа, двенадцати апостолов и всего Ангельского войска, повелеваю тебе, демон, сложи оружие и прострись на этой боголюбивой земле, не противься воле Того, кто низверг отступника в Ад.
- Монах, ты смеешь встать у меня на пути, остановить меня?! Я ходил по этой земле, когда ещё не существовало ни городов ни весей, я видел, как зарождаются и исчезают империи, я родился за долго до появления твоего бога. Что мне его лики в твоих руках, что мне его символы на твоей шее и одеждах. У меня другие боги и я хожу своими путями не подвластными не тебе не твоему богу.
- И всё же ты здесь – качнулся тяжёлый капюшон, повинуясь этому жесту первыми шагнули, смыкая круг воины – монахи, и следом за ними, словно тени сделали шаг казаки – характерники.
Стоявший в центре качнулся, как от ощутимого удара, хотя и казалось, что такого гиганта можно было свалить только пушечным ядром.
- На колени, бес! – ещё один шаг вперёд.
Уступая незримому давлению окружённый со всех сторон, медленно, пытаясь бороться с незримой сковывающей силой велет сначала опустился на одно колено, затем на другое, опёрся могучими руками о землю, и показалось на мгновение, что сама земля, утоптанная тысячами ног до крепости гранита, пошла трещинами и промялась под этой чудовищной силой.
Подавляя стон, сквозь стиснутые зубы, Басаврюк заговорил, казалось, дрогнула самая земля и качнулось небо от той мощи, которая исходила из уст практически поверженного нефилима:
- Епископ, ты, как никто другой знаешь, сколько я сделал для вашей церкви и вашего бога, это под моей сенью были собраны рыцари для первого крестового похода, это мы вместе с Готфридом IV сокрушили врата Иерусалима. Ты помнишь: Caedite eos! Novit enim Dominus qui sunt eus[50], да, да это то же мои слова, ибо я стоял под солнцем Опалённого Стана, под стенами вечного града.
Ни один мускул не дрогнул на лице епископа Оранского, не промелькнуло сомнений в глубине голубых кристаллов его глаз. Лишь лёгкое движение свободной от чудовищного меча руки обозначил приказ для воинов. И слова, слова, произнесённые шелестом листвы, но неотвратимые подобно высверку падающего клинка:
- Кандалы на него…

 
Первый диалог братьев.
 
- Прежде чем ты сделаешь очередной ход, рекомендую всё хорошенько взвесить. Это ведь не блиц игра, нет надобности в поспешности и в быстром хлопке по шахматным часам. Каждый ход, подготовка к нему и обдумывание последствий такого хода, выстраивание тактики и стратегии подобны процессу дегустации очень хорошего выдержанного вина.
- И какое же вино ты предпочитаешь к такой партии?
- Красное, безусловно красное. Знаешь, к мясу непременно требуется подавать красное вино. Оно отлично подчеркнёт аромат углей и привкус крови на губах.
- Для тебя это всё шахматная партия, игра. Но ведь там, за окном, живые люди, такие же как мы.
- Такие же, как мы?! Ты серьёзно?! Рад, что за эти века ты не растерял чувство юмора. Перед нашими с тобой глазами, брат мой Исава, прошли миллионы поколений, мы видели, как поднимаются и рушатся империи, как пепел мертвецов слой за слоем удобряет эту землю. Это мы создавали и рушили цивилизации, шаг за шагом выводя это долбанное стадо к свету.
- Да, но какой ценой. Ты навязал людям возможность развития силой прогресса, и к чему это привело?! Планета загнана в тупик. Твой любимчик недавно озвучил основной тезис: «Я убежден, что человечество должно покинуть Землю. Земля становится слишком тесной для нас, а наши физические ресурсы истощаются тревожными темпами».[51] Времени не остаётся, а люди, как и тысячи лет назад всё ещё не готовы к рывку. Твоя теория глобализма столкнулась с резким, на подсознательном уровне восприятия, отторжением. Даже те, кто поддерживает эту утопическую идею, понимают всю её несостоятельность. Да и эти поддерживают, только чтобы иметь доступ к щедро предлагаемым тобой ресурсам - власти, деньгам, славе.
- Согласен, технический потенциал человечества далёк от совершенства, а их уровень агрессии зашкаливает. Я уже предпринял ряд действий для внесения корректировок в основной план.
- Каждый раз, когда ты вносишь корректировки в план, содрогаются устои всего общества, а некоторые народы или государства перестают существовать.
-  Но и ты скажи мне, где все твои святые и праведники, куда они делись? Как только они достигают определённого уровня духовного развития пред ними открываются двери возможностей. И одна из таких возможностей — это учить людей, тащить их за уши к той праведности которой они сами достигли, к тем результатам которых они добились. И где они все?! Они уходят, так иногда, по случаю, заглядывают в ответ на мольбы страждущих, да и то скорее по тому, что в силу Вселенских законов не могут отказать в помощи, а не из искреннего желания эту помощь оказать. Все твои праведники ушли, все. Ни один не захотел променять обретённое бессмертие на боль и тягость этого мира.
- Что бы достичь запредельных возможностей, человек должен пройти через запредельные, не человеческие испытания, иначе не получится. Это, как в спорте, если хочешь добиться максимального результата, должен выложиться на максимум и не один раз, а так что бы закрепилось, чтобы жилы в натяжку, зубы скрипели и пот выжигал глаза. Иначе ни как, не получится по-другому. Вот и с духовностью также, только через запредельные духовные испытания, преодоление искушений, боль утраты.
- Да, да я прекрасно помню, как ты старался стереть с лица земли очередного аватара, а теперь это их бог, и его пример родил такое количество святых и просвещённых, что даже политеизм древних эллинов нервно курит в сторонке.
-  Мы уже обсуждали это, к чему возвращаться. Не ты не я до конца не можем знать и уж тем более не можем управлять вселенскими законами. Вот и случаются такие ляпы.
- Ляпы?! Ляпы?! У них появился свой ориентир, и если раньше, до его воплощения, мы говорили куда и как двигаться человечеству, то помниться в Никее, в триста двадцать пятом году, на первый вселенский собор, нас даже на порог не пустили. Но я-то не пытаюсь влезть в законы вселенной, во всяком случае не теми методами, которые используешь ты.
- Ага не пытаешься, ты просто рвёшь законы мироздания, не стараясь рассчитать последствия, только вперёд, труба зовёт, вернее супер-труба в виде адронного коллайдера. Не боишься наш шарик отправить к праотцам?!
- Я так понимаю про шарик – это риторический вопрос. Ладно, брат мой, мы с тобой можем долго обсуждать все плюсы и минусы наших стремлений, но так ни к чему и не прийти. С чем пожаловал?
- Я почувствовал изменения в Эйн Софе, ты ведь тоже уловил непривычные эманации?
- Да, по ощущениям похоже на формирование поля аватара, но улавливается какая-то примесь.
- Мне сначала вообще показалось, что ты раскопал могилу того ублюдка в степи.
- С чего бы, мы больше двухсот лет назад с таким трудом загнали этого поганца под землю и там запечатали, так что не мой резон.
- Я нашёл его могилу в степи. Она вскрыта. Но я понял, что это не ты, простое стечение обстоятельств. Археологи постарались.
- Но ты же понимаешь, что сейчас начнётся?! Он последний нефилим[52], и он не успокоится.
- Уже началось, твоими стараниями, братец Иаков[53], мудрецы окрестили этот период, как Кали Юга - век демонов, и в конце периода должна сформироваться очередная аватара бога Вишну - Калки, его последняя аватара.
- Брат мой, я не верю своим ушам, ты отдаёшь предпочтение одной религии из многих, а как же твои собственные принципы?!
- Нет, не предпочтение, а попытка описать ощущения и спрогнозировать последствия.
- Мы с тобой видели все восемь воплощений Вишну, видели воплощения иных богов, что нам ещё один из многих.
- Появляется нечто, чему у меня нет описания, с чем я пока что не сталкивался. Мне интересно.
- Ну что ж, раз тебе, брат мой интересно, даю слово: я не стану вмешиваться в ситуацию как бы она ни сложилась. Даю тебе возможность насладиться процессом.
- Не вмешиваться, помниться в прошлый раз ты обещал не вмешиваться, но не удержался и в результате из восторженного романтика создал бесноватого монстра, который чуть не уничтожил всю тобой взлелеянную цивилизацию. Благо дело мы успели подключиться и создать иное порождение хаоса. Бросить навстречу друг другу, в попытке взаимной аннигиляции, этих двух чудовищ.
- Как говорят здешние аборигены, нет худа без добра. Зато в результате человечество получило немыслимы толчок в развитии технологий.
- И сейчас стоит на грани вымирания.
- Повторюсь: в то, что произойдёт, что бы ни выплеснула паутина мироздания, я не стану вмешиваться даже косвенно. Все ходы на твоей половине доски, дерзай.
- Представляешь, люди до сих пор смотрят на шахматную доску только в одной, горизонтальной плоскости, но как бы велико было их удивление, если бы они смогли увидеть всю партию в её истинном - многомерном облике. Где не только идёт основная партия, но и у каждой фигуры своя доска со своим множеством ходов.
- Ты ещё скажи, что они начнут понимать алфавит не так, как это происходит сейчас - буква есть только буква, но и с точки зрения цвета, формы, цифрового ряда и силы влияния каждой из единиц на всё энергоинформационное поле.
- Рано или поздно они всё равно придут к этому пониманию.
- Тогда они действительно станут такими, как мы.
 
 
Глава 4.
 
«Входите тесными вратами, потому,
что широки врата и пространен путь,
ведущие в погибель, и многие идут ими,
потому что тесны врата и узок путь,
ведущие в жизнь, и немногие находят их».
(Мф. 7:13-14)
 
Отступники.
 
Ботинки уверено ступали по забытому ручейку пустынной таёжной дороги. Даже не дороги, а так давно разбитой длинновозами ухабистой колеи, зарастающей молодняком, травой да кустарником. Хорошие такие ботинки, надёжные. И такие же уверенные, как и их поступь. Казалось каждый удар рифленой подошвы, по этой грешной земле, диктует какие-то, никому не слышные истинны – раз, два; раз, два… Наверное, только далёкое, уже низкое, налитое малиновой спелостью Солнце могло разобрать, о чём же спорят крепость ног путника и старый плохо наезженный тракт.
 Вечер входил в свои права, словно тяжёлая панцирная конница, так же неспешно и неотвратимо. Красил закат, красил и без того золотые деревья таежных лесов, но видно пресытилось наше светило мозаикой цветов, осеним колёром разлитого вокруг великолепия – устало от калейдоскопа цветов, и решило плеснуть багрянец на всё, что было согрето им, взращённо и взлелеяно. Высокое небо гнало по своей глади табуны диковинных зверей строило невиданные замки из подсвеченных вечерним солнцем облаков фантастические замки, окружая их неприступные стены заповедными садами.
Почему-то именно в одиночестве, в пустоте, отсутствии привычной бытийности окружающего мира перед человеком алчущим приоткрываются завесы интуитивной чувственности, предвидение или просто видение - немыслимые для мирян горизонты, пространства, которые искушённый разум назовёт окойомом, а может быть даже и виднокраем.   Именно поэтому во все времена, ещё до формирования больших и малых религиозных течений, когда первые шаманы только постигали основы манипулирования своим сознанием и подсознанием, неумелыми действиями продавливая, проламывая сеть мироздания, пришло понимание о необходимости уединения, очищения от мирских потребностей и проблем, дабы мелочными и низменными помыслами не нарушить невидимое и неосязаемое вселенское снисхождение к человеку ищущему и алчущему, тонкой золотой нитью протянувшейся к открытому сознанию. Уже много позже, через тысячелетия упорных исканий, обречённых попыток и духовных прорывов, явились миру первые отшельники - просветлённые, отринувшие всё земное и принявшие на себя бремя ответственности за сохранение и развитие человеческой духовности.
Между тем, обрывая шероховатой кромкой текущую мысль, взирал усталый Трисветлый[54] Лик на неспешно идущего, на лёгкую пыль, поднимающуюся из-под ног путника, да и на всё вокруг: таёжные сопки, мимо которых пролегла дорога, натоптанная то ли местными крестьянами, то ли промысловиками, добирающимися до мест разбега по своим потаённым тропкам, а может и беглыми, что во все времена рвались вглубь таёжных просторов подальше от рук власть предержащих. В этом последнем взгляде были уверенность, и оценка мастера, который смотрит на свою работу в конце трудового дня, оценивая, отмечая все тонкости своей работы, намечая задел к следующему дню – спрашивая самого себя. Но и ко всем, кто живёт под его лучами, был обращён немой вопрос, что сделал сегодня ты, тот, кого я взрастил, что свершил или хотя бы совершил ты в этот день?
- Да иду я, иду.
Отвечая на невысказанный вопрос всевидящего ока, произнёс путник твёрдым, но несколько усталым голосом. Усталость выдавала лёгкая хрипотца, а может это была не усталость, а природные оттенки голоса говорившего. Но нет, скорее всё же усталость, но не физическая, как у долго идущего путника, а какая-то внутренняя, затаённая что ли.
- Поди, найди той ножечек, поди…
Тёмно-карие глаза в обрамлении длинных ресниц, скорее свойственных девушке, чем молодому человеку, пытливо смотрели на окружающие места, искали что-то, и, судя по всему, не находили искомое.
- Поди, найди… Ага. Здесь, пожалуй, и кинем косточки.
Продолжая, что-то говорить себе под нос, Путик сошёл с дороги и углубился в придорожные заросли орешника, легко сорвав несколько вызревших плодов оставленных по-осеннему нерасторопной лесной живностью.
Привычка говорить с самим собой вырабатывается у людей, подолгу проводящих время в одиночестве, или же у тех, кого никто не слушает – одиночек. Есть такие категории людей, первые это путешественники, отшельники, а вторые, вторые…, все мы когда-то становились вторыми, вроде и рядом близкие люди, но в то же время далеко, очень далеко, как в поговорке «и выпить есть с кем, да поговорить не с кем». Беда не в том, что человек один, беда в том, что он одинок.  
Небольшая поляна, скрытая кустарником от пролегающей рядом дороги и, пожалуй, маленький ручей, петлявший между деревьев великанов, оказались интересны молодому человеку, припозднившемуся в дали от человеческого тепла в этот осенний вечер.
Добротная двухместная палатка до этого притороченная на крышке ста двадцатилитрового рюкзака развернулась оранжево – синим крылом на пожелтевшем омшанике, бросая нереальный, фантастический отсвет на окружающий пейзаж.
- Умеют делать империалисты, умеют. Однако пора подумать и о хлебе насущном.
Маленький туристический топорик, не магазинный вариант, а надёжный, сделанный для себя, с кованым лезвием и ореховым топорищем легко нарубил сушину для костерка, да и валежина валявшаяся рядом оказалась в пору – положи такую на уголья и можно всю ночь спать спокойно, не опасаясь посещения лесной живности привлечённой запахом еды. В котелок начавший исходить паром последовательно были брошены ягоды переспевшей брусники, черники, горсть плодов шиповника, кусочки корня женьшеня и напоследок несколько щепоток обыкновенного грузинско-индийского чая «Три слона».
- Слоники для цвету, ягодки для вкуса ну и вообще поправки здоровья для, как говорил один хороший человек.
В дополнение к нехитрому ужину со дна рюкзака были извлечены «сухарики сдобные», как гласила яркая надпись на целлофановой обёртке, лучшие сухарики для семейных посиделок. Следом из глубин заплечного мешка на траву легла жестяная банка тушёнки «Завтрак туриста» и завёрнутый в белое, удивительно свежее, полотенце чёрный ароматный хлеб, видимо печённый в домашней дровяной печи. Такой хлеб в простонародье называют «деревенский». Но в этом народном названии кроется не обидное значение или некоторое чувство превосходства, которое испытывают недальновидные жители мегаполисов в отношении людей земли, глубинки. Отнюдь, в данном определении, «деревенский» хлеб, раскрывается вся палитра и уважение к качественному продукту, сделанному своими руками для себя или близких тебе людей. А ещё ностальгия по детству, помните те мгновения, когда в магазин привозили ещё горячий - парующий ароматный хлеб, или бабушка с вечера заводила тесто на закваске, а утром выкладывала в печь. Ах, как шибал в нос детворы этот дурман, как потирались детские ладошки в предвкушении маленького чуда, какая шла борьба за горбушку, именно за горбушку - она всегда казалась вкусней. И когда отец натирал корочку ещё горячего хлеба чесноком, вот тогда мы испытывали счастье, настоящее, искреннее и бесконечное.
Легко потрескивал небольшой костёр разбрасывая отсветы пламени по поляне на которой расположился Путник, впрочем, эти невесомые переливчатые блики не рисковали далеко отдалятся, не дальше ближайших кустов. Ударялись о потемневшие в сумерках листву и испуганно отскакивали обратно. Лопнула в пламени ветка, выстрелив к звёздам яркими искрами попутно зацепив закипающий чайник и уже кипящую, разогретую банку тушёнки где на поверхности булькали янтарные буруны жира и густой подливы, в которую, чуть позже, когда не спеша будет съеден последний кусочек мяса, опустится хлебная горбушка, впитает в себя весь горячий сок, разбухнет и благодатно растает в уже насытившемся человеке.
После ужина мужчина совершил более чем странные действия: разделся до пояса и отвернувшись от костра сел в позу лотоса, замер. Он стал таким же недвижимым, как и лес, окружающий его со всех сторон. Даже вскрик испуганной ночным зверьком, вышедшим на охоту, птицы не мог колыхнуть струнки в душе этого человека.
Лёгкий шорох в кустах, мягкая уверенная поступь и достаточно резкий запах мускуса обозначили приход росомахи - зверька дерзкого и бесстрашного, умеющего отстоять и свои интересы, и территорию обитания. Не многие лесные хищники, обладающие силой, ловкостью, превосходящие размерами данного представителя семейства куньих, имели желание перейти ему дорогу и выяснить отношения. Осторожно переступая косолапыми лапками, трепетно втягивая окружающие запахи мокрым чёрным носом вечерняя гостья взвешивала все за и против своего диверсионного рейда. Чуткие ноздри точно определяли, чем можно поживиться, куда влезть и чем полакомиться…, но что-то, заложенное далёкими предками, позволяющее выживать в экстремальных ситуациях заставляло вздыбливаться шерсть на загривке, холодило кровь выбивая лёгкую дрожь, и не давало сделать шаг в направлении заслуженной и желанной добычи.
В эти мгновенья весь окружающий мир погрузился в особые Рериховские цвета, словно сошли с полотен и великая гора Канченджанга вместе с серией Гималаи, и Зачарованное царство из камней которого проступает меч великого Гэсэр-Хана, да и само его воинство движется по вечернему небосклону навстречу появляющейся молодой луне. По пробившемуся сквозь густые кроны лунному свету, словно по радужной дорожке сбегали смеющиеся мавки, и устремлялись к вечерним росам омыть уставшие за день ножки. А где-то, чуть в стороне, на коре старого кедра отчётливо проявлялся чей-то лик, укутанный в моховую бороду. Из-за каждого древа, из-под каждого пня сочилась вековая тайна лесов, того и гляди ещё чуть-чуть и вспыхнет загадочным цветом папоротник, и бросится к нему вся здешняя нечисть, и тогда, бойся путник, беги скорее без оглядки из зачарованных лесов.
Укладываясь спать, на плотный каремат[55] Путнику вдруг вспомнилось, ярко привиделось, подобно старому фильму, с запахом разогретой киноплёнки и треском работающего киноаппарата, стремящегося подражая солнечным лучам, сквозь мрак и поднятую пыль показать на экране летнего кинотеатра затёртый до дыр кинофильм. Накатило. Те дни, когда отец с матерью выдавали по двадцать копеек, что бы можно было попасть вечером на фильм, и ведь родители прекрасно знали, что ни один мальчишка в здравом уме не станет тратить честно добытую мелочь на покупку этого самого билета, в крайнем случае, в складчину с братом и такой же шпаной, на восемнадцать копеек купить сто грамм конфет «Барбарисок», которые бережно и честно делились между участниками этого нехитрого кооператива. Необходимо только дождаться, когда все рассядутся по местам, вечерний сумрак смажет зыбкие тени, а начинающийся фильм отвлечёт бдительного контролёра, не старую ещё, но тучную тётку, с вредным характером. И начинался настоящий штурм «дворцовых» стен, лихая детвора споро перемахивала через нехитрую преграду, где, пользуясь близко растущим деревом, а где-то и просто надёжным плечом товарища. Оказавшись внутри летнего кинотеатра, соблюдалось известное вежество[56] в отношении честных зрителей, стараясь не создавать особого шума, рассаживались кто где придётся на пустые места, оставляя младших стоять, не в угоду гордыни, а понимая - сидя они, младшие, всё равно ни чего толком не увидят. Те, кто постарше, старались сесть поближе к тем девчонкам, которые нравились. И почему-то всегда эти самые девчонки были в ряду честных зрителей, обязательно купивших свой билет, в течение всего фильма гордо воротили свои носы от кавалеров, но после благосклонно разрешая себя проводить домой, до своего двора. Ну а кому особо повезёт, то и до подъезда. Следовало помнить, что коли ухажёр был из чужого двора, то, как пить дать, его встречала, да и провожала местная братия. Всё по-честному - один на один, упадёшь в драке, дадут подняться. И тут уж, как водиться - не отступил, значит в следующий раз встретят, как своего, с полным доверием. 
Таёжное утро набросилось на ещё не проснувшееся тело путника сначала холодной сыростью, запуская по коже волну лёгких колючих мурашек, потом подобралось к носу и ударило по сознанию волной одуряющих лесных ароматов отмытых за ночь от дневной пыли, наполненных скопившимся нектаром и соком, а после нежно коснулось ещё закрытых глаз первыми лучами только что пробудившегося солнца заставив их трепетать. Утро было в своём праве: вытаскивало из-под небесного одеяла облаков раннее светило, тревожило в гнёздах птиц заставляя тех петь в честь Заряницы - Авроры хвалебные оды, ополаскивало весь окружающий мир холодной ключевой росой, заставляло светиться далёкий окойом[57].
- Доброго утречка всем! - потягиваясь всем телом произнёс путник. Выгнулся дугой, заставляя натянуться все сухожилия и напрячься каждую мышцу, мгновенно расслабился и провалился в истому, короткий ни с чем не сравнимый миг блаженства и лёгкости.
 Вечерние угли ещё были горячими, хоть и подёрнутые серым налётом, но ещё не успевших проникнуться ранней влагой. Они готовы были и дальше служить человеку, вспыхнуть с новой силой, весело потрескивая попавшими в их объятье сучьями, обняться с лёгким ветерком и закружиться в пламени.
Небольшой ручей, бегущий по замшелым камням между вековых кедрачей и запутанного кустарника ещё, не успел напитаться окрестными родниками и влиться в бурную таёжную реку, ощутимо отдавал холодом даже в это свежее утро. Плоские камни, в своё время принесённые сюда и отшлифованные ледником, временем и ветрами являлись идеальным местом для утреннего диалога, с собой и окружающим миром. Лёгкий рокот ручья, шелест листьев и травы, голоса птиц и всего леса создавали своеобразный фон, тот оттенок бытия, который даёт возможность коснуться снов Вселенной…
 
Я сел на горячий гранит,
Что Солнцем согрет восходящим.
Чей диск так манит
Светом своим настоящим.
 
Закрыл глаза, вздохнул глубоко
И мысли пустил теченьем реки.
И чудо, мой взор далеко,
Летит повеленьем руки.
 
Я видел, что видеть не мог.
И слышал, что мне не дано.
Мне на вопросы ответил Бог,
Что грезились, снились давно. [58]
 
Утро улыбалось Путнику улыбкой юной девчонки, беззаботно и светло, так будто это было первое утро первого дня творенья.
Чуть позже, за чашкой разогретого, вчерашнего и от того настоянного и ароматного, чая закусывая хрустящими армейскими галетами, он Путник, наслаждался минутами покоя и тишины. Пожалуй, только вертикальная морщинка над переносицей, между дугами раскинувшихся словно крылья ястреба бровей говорила о том, что покой недолговечен и владелец этой морщинки постоянно думает о чём-то своём, потаённом.
- Ну, что, пора и честь знать. Солнце уже высоко, а мы всё на месте стоим, - тихо обратился сам к себе герой, немного помолчал, взвешивая все за и против, обдумывая на свежую голову свершённые поступки, ещё раз прогоняя по ему одному известным алгоритмам степень влияния дел своих на будущие результаты.
- Однако, враг мой, друг мой, тебе было дано многое, но чаша терпения переполнена и первые капли уже готовы сорваться с краёв её, ожидая только слабого дуновения или неверного дрожания руки подающей. Надо поспешать, времени осталось мало, успеть надо, - с этими словами в рюкзак отправился нехитрый скарб, а ботинки снова ступили в пыль пустынной таёжной дороги.
Судя по всему, идти к намеченной и ему одному известной цели оставалось не долго - в ночи, перед тем как заснуть, вдалеке, по направлению пути, слышался брёх собак.
  
Глава 5.
 
«Если бы праздность была добром,
то все произращала бы земля незасеянная и невозделанная;
но она не производит ничего такого».
Иоанн Златоуст
 
Иркутский рынок.
 
Иркутск, городской рынок.
Наше время.
Практически во всём мире продуктовые рынки открываются очень рано, и если не с первыми лучами солнца, то уж со вторыми, точно, заполняются ряды торговым людом. Наверное, традиция раннего открытия торговли была сложена ещё при царе «Горохе» трудолюбивыми крестьянами, которые во все времена вставали на зорьке, что бы успеть не только подготовить плоды своего нелёгкого труда к продаже, но и добраться до рыночной площади раньше остальных – занять места получше, а распродав товар успеть и гостинцев прикупить и коли удача есть в кабак зайти. Ну а дальше уж как сложится.
В наши же дни встретить крестьянина или, по-современному, фермера, торгующего на городском рынке, такая же удача, как и дождь в пустыне Гоби. Давно уже все места распределены между собой перекупщиками, которые взвинчивают цены, не вложив в производство продаваемого ими товара и малой толики своих усилий. Так ведь и их нельзя винить в непомерном вздымании цен: за место платить надо - надо, государству какой никакой налог отдать, братве вообще «святое дело». Так и получается, и крестьяне уже не спешат на городское торжище со своими товарами, а привычка открывать рынки засветло осталась.
Вот и сегодня Петровна, старая прожжённая торговка, ожидала прихода гостей из отдаленного скита. Сотрудничала старая товарка с поселенцами уж давненько, любой товар, доставляемый из скита, по всем меркам, можно было смело наделять знаком качества. И что самое интересное, не всегда за привозимые таёжные дары нужно было платить монетой, за мёд, кедровый орех или грибы лесовики охотно брали как керосином, так и патронами или ещё какими-нибудь мелочами необходимыми в повседневной жизни лесных жителей в отдалённых скитах. Знала пройдоха и про корень женьшеня, и про медвежью желчь, да и про золотишко, которое добывали лесные бирюки, но жадность и хватка присущая людям её профессии всё же уступала место осмотрительности и осторожности – понимала, за такое заинтересованные люди оторвут не только голову. Да и сами скитские себя в обиду никогда не давали, не раньше, ещё при советах ни уж тем более теперь. В тяжёлые для страны времена полного бардака и беспредела некоторые горячие головы из местных мафиози собирали целые экспедиции отчаянных сорвиголов, рыцарей без страха и упрёка, в тщетном желании добраться до золотоносных рек и ручьёв, но где те, кто ушёл в поисках птицы удачи, кто о них помнит.
  Стоит отметить, что Петровна не всю жизнь подвязалась на ниве товарно-денежных отношений. Давно, слишком давно, закончила она Красноярский педагогический и окрылённая романтическими порывами, совсем ещё юной весёлой девчонкой устроилась, направленная по комсомольской путёвке, преподавать русский язык и литературу в одну из школ Иркутска. Но, как водится, романтика и мечты чаще всего разбиваются об серые будни нашей действительности. Августовский кризис девяносто первого года затронул всех, начиная от власть предержащей верхушки и заканчивая рабочими, врачами и обычными селянами. Долгие месяцы невыплат зарплаты, потеря ранее созданных накопления бросила жителей страны в различные авантюры и предприятия целью которых было зарабатывание средств к существованию, желательно много и быстро…, ну или как придётся. Все ранее намеченные схемы и просчёты выхода из кризисной ситуации, как у руководства страны, так и у обычных обывателей летели к чёртовой бабушке. Вот и приходилось вчерашним учителям и академикам выходить на рынки, становясь в один ряд с завсегдатаями торговых рядов. Так здесь оказалась и Петровна, сначала чувствуя неловкость, особенно когда в толпе мелькали знакомые лица, но постепенно всё более и более втягиваясь в непростой рыночный бизнес, матерела и закалялась в конкурентной борьбе, формируя новый экономический класс «рыночной интеллигенции». Однако же на первых порах развития своего дела знание тонкостей русского языка не всегда способствовало победам в словесных баталиях с такими же торговками, а зачастую и мешало. Но постепенно владение родной речью и всеми его «тонкостями» полноценно проникли в сердце работницы торговли и стали неотъемлемой частью того неповторимого лексического колорита, который трогает наш слух, когда мы идём меж рыночных рядов.
Маленькие глазки ушлой торговки были нацелены на служебный вход рынка, через который обычно входили все те, кто являлся одним из источников пополнения бюджета. Неспешно шла беседа с соседками, «конвейером» летели в рот семечки (в простонародье слово «семечки» звучит несколько пресно, но вот «семачки» - меняется даже вкусовая гамма) и обратно, в вовремя подставленный кулак, слетала шелуха.
- Задерживаются чёй-то твои бирюки - обратилась к своей товарке одна из соседок, бойко торговавшая квашенной капустой, мочёным папоротником, соленьями и пахучим подсолнечным маслом.
- Небось придут, время подошло - неспешно отвечала бывший педагог, но за показной уверенностью и неспешностью речи скрывались тревога, опасение, что лесных отшельников перехватят пронырливые оптовики, днём и ночью снующие по всему залесью, промышляя, где покупкой, а чаще меном спирта на таёжные дворы. Одно успокаивало - у староверов спирт под запретом.
- Петровна, - в перерывах между забросом семечек обратилась к подруге Светлана Ильинична – соседка по торговому ряду – слыхала святой старец объявился, от села к селу через всю Россию матушку идёт босиком, как этот раньше который был, сиделец…, который всё по снегу босиком ходил, как бишь его?
- Порфирий Иванов, что ли?
- О точно, я-то старая запамятовала совсем, помню только, что босиком и по снегу.
К слову сказать Светлану Ильиничну старой можно было назвать с очень большой натяжкой, собственно даже и до обращения «Ильинична» она ещё не добрала годков. Но было какое-то кокетство женщины, только перешагнувшей за полста лет, сродни тому, когда женщина обозначает свой возраст новому ухажёру, как бы пытаясь его оттолкнуть, но в то же время страстно желая продлить моменты общения и близости с ним. Да и по энергии и движениям нельзя было ей и пятидесяти лет дать, ни как нельзя - плавность движений, округлость форм и какая-то природная притягательность, сексапильность что ли приманивали взор всех мужчин, проходящих мимо, так или иначе оказавшихся в торговых рядах. И ведь знала, знала пройдоха, что тянет к ней мужиков, знала и пользовалась - редко кто из подошедших к прилавку мог ускользнуть из природой созданных сетей и уйти без покупки, а после, уже дома ломать голову над тем зачем купил и потратил столько денег, если в том не было необходимости.
Так ведь и в жизни часто происходит: казалось бы, и баба красивая, взор не оторвать, всё при ней, ан нет, нет рядом мужичка. Так, проходят чередой мимо, а на долго не задерживаются. А другая, красотой не блещет, но что-то в ней есть такое, что притягивает мужские взоры, привлекает словно ночных мотылей к свету. Есть какая-то необъяснимая искра, то ли в глазах, то ли в улыбке и речи. Есть что-то данное Богами, ох есть.
- И что старец энтот, чем святой-то?
- Так он чудеса творит, больных к нему со всей Сибири везут, очередь в километр стоит.
- Ты ж вроде баяла, он от села к селу идёт. И что, вся эта толпа страждущих за ним, следом? Так уже бы по всем телевизорам и газетам раструбили о нём.
- И то верно, Петровна, как же это народ за ним от села к селу ходить станет, да ещё и с болезными на руках. А телевизор и пресса, им чего, это ж не шаман к президенту идёт.
- ??? - молчаливый взгляд Натальи Петровны говорил лучше любых слов: шаман — это кто, зачем к президенту идёт.
- Ты чего, правда не в курсе, телевизор не смотришь? - искренне удивилась собеседница - из Якутии чудак один вышел, назвал себя шаманом и пошёл изгонять президента, Гарабышев, то ли Андрей, то ли Алексей, сейчас не упомню. Его ещё по всей стране показывали, правда потом то ли посадили, а то ли в психушку спровадили.
- Что у тебя, как не чудотворец - так сиделец какой.
- Так за веру то страдают, мученики они.
- Ну да, они мученики, а другие чего не мученики что ли? Нет, Светка, не всяк кто назвал себя шаманом или святым старцем - мучеником старец или шаман. Порасплодилось их нынче. Все за грошик, а то и за целковый в праведники стараются попасть. Да за твои же деньги тебе же и чудеса показать, о судьбе горемычной рассказать.
- Ну не скажи, я тебе про мать своей свекровки рассказывала, бабку Глашу. Вот чистая ведьма. Ей в обед небось сто лет. Представляешь. Она ещё до революции родилась, в войну в партизанах была, после с вором связалась, так его расстреляли, а её в Сибирь сослали, как пособницу. Вот она и осела здесь. Это я к чему, она - баба Глаша, и на картах гадает и по руке может. Как глянет на тебя, будто насквозь видит. Всё, что говорит, всё сбывается. А уж кого невзлюбит, тут хоть в омут с головой кидайся, не будет ни счастья, ни житья. Зыркнет, цыкнет и всё, не пойдёт дело, то колесо у телеги отвалится, то спотыкаться весь день будешь, а то и куры подохнут. Участковый и тот старается лишний раз ей на глаза не попадаться.
- Так если она такая ведьма, чего её мужики то не прибьют?
- Ну да прибьют, скажешь тоже. Она почитай одна повитуха на весь район и осталась. Когда дитё не так выходит или когда роженица разрешиться сама не может её зовут, привозят - увозят, и одаривают всячески. А зубы заговорить, у нас чай в тайге стоматологов нет. Да и от хворей разных, все к бабе Глаше идут, все. А ты говоришь, прибьют. Не прибьют, а при нужде и в ножки поклонятся.
- Ну родственница твоя прям ведьма из сказки - вынесла саркастическое замечание собеседница.
- Из сказки, не из сказки, а только её даже местный поп опасается. Пытался правда он её на путь истинный направить, да куда там. Народ говорит: вылетел из избы и бежал через всё село не оглядываясь, только крестился всё да молитвы голосил.
Помолчали. Позабытые было семачки вновь устремились по проторенному пути, вновь звонко защёлкали под крепкими зубами торговок. Бросок, щелчок, плевок…, бросок, щелчок, плевок. Первое зёрнышко ещё не съедено, а новое уже летит на встречу своей судьбе - бросок, щелчок, плевок… Тик-так, тик-так. Короталось время.
Меж тем, хоть утро и уступило свои права времени дневному, а староверов так всё и не было.
- Не похоже на них - сама себе сказала Петровна - может чего случилось в скиту али по дороге.
- Так может грязнут[59] где в старом бочаге[60]?
- Да какой там грязнут, вёрдо[61] уж больше месяца стоит. Да и гати[62] там везде, сами то небось и стелили.
- О, глянь, не твой ли лешак идёт? - кивком головы указывая в сторону рыночного выхода, спросила Наталья Петровна.
От входа рассекая толпу словно волнорез набегающие волны степенно продвигался к искомому прилавку аркуда - медведь. Куда там медведь, размеры исполина были действительно впечатляющие заставляющие оглянуться, сделать непроизвольный шаг в сторону уступая дорогу. Казалось, через людской поток движется уверенность в чистом виде. Скорее всего именно о таких людях наши далёкие предки слагали легенды, как о великих витязях, богатырях - победителях. Сведущие люди сказали бы, что вот идёт потомок рода Рефаимова[63].
Мужик был видный во всех смыслах этого слова. И обе женщины, хоть и искушённые к своим годам мужским вниманием, подобрались, выпрямили спины, приподняли подбородки, отвели плечи чуть назад - правильно, пусть увидит и оценит все достоинства в бесстыдстве своём натянувшие ткань сорочек и, казалось, готовые вот — вот вырваться наружу.
- Здравия вам бабоньки, извиняйте запоздал малость. Но всё привёз, как и обговаривали, староста наказ дал - всё привезть, забрать оговоренный прикуп и хутко вертаться ни где, не задерживаясь, даже поснидать часа нет, а ещё обратно протерзатися - на одном дыхании выпалил долгожданный гость, как будто опасаясь забыть что-то из сказанного или быть перебитым. Будто нерадивый школяр учил да не выучил и пытался рассказать пока в памяти свеж заданный урок.
Если сказать, что данная тирада вызвала лёгкий шок у старых подруг, значит не сказать ни чего. Обе остались стоять с открытыми ртами и вытаращенными глазами. Казалось, если бы с ними обеими заговорил прилавок или входная дверь удивления было бы существенно меньше.
Да и то верно, с товаром пришёл младший из скитских, он в торговом деле слова не имел, в разговоры никогда не встревал, да и в торге не участвовал, на то были старшины, по-простому старшие и младшему лезть в дела не дозволялось. Потому участие гостя в торговых вопросах всегда сводилось к переносу товаров от одного места к другому - бог силушкой не обидел.
- Ефимушка, аль случилось чего? - первой отойдя от шока задала вопрос бывший педагог, - ты сядь с дороги то, выпей чаю с мёдом, перекуси с дороги, - продолжила она.
- А остальные, где, ты чего один то?
- Чай, пожалуй, выпью, но по первой прими товар, да я поеду обратно.
- Да езжай ты с богом, ангела тебе в дорогу, чего спешка то такая? - не унималась с расспросами товарка.
- Грю же, наказ у меня, от старосты - туда и обратно, хутко.
- У вас там чего пал - пожар, или наводнение, ты так поспешаешь.
- Да какой там пал или наводь - сожалея о непонятливости собеседницы и прогибая массивными пальцами алюминиевую кружку в сердцах произнёс Евфимий.
- Балий[64] к нам в скит пришёл, а может и того выше…, - замолчал, обдумывая, не сказал ли чего лишнего.
- Кто - кто к вам пришёл? - оживилась другая, до сего момента молчавшая торговка.
- Да грю же, старец пришёл в скит, сход людской был. Он на сходе урок всем дал, часовню новую ставить, а отцу Никодиму помирать не велел, пока часовня не встанет и батюшка её не освятит. Говорит, время такое, отступать нельзя и уйти никому нельзя пока дело не справят. А кто уйдёт до срока, тот и сбежал с поля брани, дезертировал.
В этот момент надо было видеть выражение лица Натальи Петровны, обращённое к своей недоверчивой собеседнице, да и всё тело, не только лицо, победоносно кричали: «Ну, что я говорила! Есть старец, есть!
 
 
Глава 6.
 
«Деревянные церкви Руси
Перекошены древние стены
Подойди и о многом спроси
В этих срубах есть сердце и вены».
«Владимирская Русь»
Д. Варшавский
 
О староверах.
 
Как водится во все времена и во всех местах, всегда, святыни ставили ближе к небу - на возвышениях, пригорках или холмах. Даже в такой малости проявлялось желание людей быть ближе к богам, к небу. На худой конец, при отсутствии естественных возвышенностей, пригодных к строительству храма или возведении капища, расчищалась широкая площадь - эспланада. И уже на этой площади ставили соборы или храмы, а ещё раньше капища с их алтарями. Собственно, огромное количество современных храмов было построено, как раз на местах, а за частую и на руинах святилищ старых богов. К этому символическому попиранию проигравших победителями примешивались и желание утвердить самую суть своих побед, показать и старым богам, и люду, что пришло новое время, новые боги иные жертвы, другие правила. Но был и иной смысл, помимо символического: глубинный, сокрытый от глаз не посвящённых – места силы. Практически все древние капища, а позднее и храмы, монастыри или мечети воздвигались на местах капищ древних богов, очень древних. Явившихся отказавшемуся от света людству за долго до современного летоисчисления, в те времена, ещё когда созвездия имели иной вид и другое расположение на небосклоне. И боги, древние боги такие как скандинавский Один, божество мезоамерикаских племён Кетцалькоатль, древнегреческий Зевс и многие, многие другие боги чьи имена до нас даже не дошли потерялись в складках истории, эти божества ещё даже не появились в нашем мире и землёй правили совсем другие творения. Одни боги уходили, на их место приходили другие снова и снова сквозь тысячелетия, но места поклонения древнейшим, древним и новым богам оставались неизменными. Случалось и такое, что капища и храмы уходили в небытие, но места силы оставались, засыпали к назначенному часу копили силы земли и космоса.   
В этом поселении, затерянном в глубоких дебрях Сибирской тайги, на изломе реки Чуны и её немалого притока, где сходятся Иркутская область с Красноярским краем, не так что бы очень далеко от Иркутска – всего-то каких-то триста вёрст, со времён великого раскола жила община старообрядцев. Сначала скит, а позже и поселение были основаны иноками - исповедниками Соловецкого монастыря, не согласившимися с реформами ближайшего духовного сподвижника царя Александра Михайловича патриарха Никона. Писали иноки, писали царю в тревоге своей о том, что: «тщится Никон патриарх веру истинную повредить прилогами[65] еретическими, что бы не поняли верные христиане, но да прельстились на обман, да суть крещающие[66] во злую свою веру, крестят хуляще[67] Бога со Святой Троицей единаго».
  Чуть позже к отшельническому скиту прибилось несколько семей казаков которые задолго до начала смутного времени и духовных перемен всего государства Российского пришли на эти обильные земли вслед за Ермаком Тимофеевичем, народ бывалый и сильный. С ними же шли и священники, ещё те, которые подобно легендарным инокам - монахам Троице - Сергиевской пустыни Александру Пересвету и Андрею Ослябя не боялись взять в руки оружие, надеть доспех и идти в бой вместе со своей паствой - казаками. Помнили, знали казаки и детям своим заповедовали о том, что монахом, иноком не рождаются, что многие из тех, кто сейчас смиренен и носит чёрные монастырские одеяния были воинами, да не простыми. Чаще всего в монастыри или далёкие скиты уходили те из ратников, кто повидал, да и пролил много кровушки и своей, и чужой, очень много, так много что душа не выдерживала, требовала отдохновения и покоя. Но такие иноки не переставали оставаться воинами, до ныне говориться, что у священника служба идёт, народ служивый. Только брань на поле боя уступила место брани в других сферах, высших.
Так и здесь, в поселении, изначальным центром был скит, позже обросший подобно старому пню молодой порослью казачьими домами и хозяйствами, подворьем. Собственно, самого скита уже не осталось, но свободную землю не занимали. От старых, самых первых построек остался малый храм, не храм даже, по нынешним меркам, а часовня, да невысокая в два поверха колокольня, что славилась своим литым ещё первыми поселенцами колоколом чей звон созывал народ на службу, а буде случится непогода звучал над взбесившейся тайгой стальной спасительный набат, указывая путь любому оказавшемуся в такой час вдали от крова к спасению. От того и звалась часовня Спасской. Старая, с чуть перекошенными от времени, растрескавшимися и потемневшими венцами. Но ухожена, и дорожка к закрываемым только на ночь и в непогоду дверям и ставням была основательно натоптана. Сразу было видно, чтили местные жители веру и традиции, чтили.  
Правил всем этим нехитрым приходским хозяйством старый иеромонах, в своё время отказавшийся от мирской жизни и принявший обет безбрачия отец Сергий и взявший из рук давно ушедшего прошлого настоятеля отца Ефросина ответственность и обязанность окормления всех жителей Кадареи, блюсти традицию. Кто и когда назвал поселение вокруг скита Кадарея наверное не упомнят и местные старожилы. Да откуда было взяться в дебрях Сибири названию Кадарея, если учесть тот факт, что с арабского языка слово «кадар» в буквальном смысле означает – воля Всевышнего. Но название прижилось, позже перекочевав и на текущую рядом реку. Скорее всего на современных картах эта река имеет иное наименование, но местным жителям нет дела до современных карт, это их земля, они её и без карт знают как свои пять пальцев. С измальства отцы и деды учат детей потаённым тропам, секретам и законам тайги, когда и сколько ловить в реках рыбы, бить дичь, рубить дерево на избы.
В последнее время отец Сергий совсем сдал, возраст и болезни неуклонно делали своё дело, не давали подняться с постели, слезили старческие глаза и ломили суставы. Да и то сказать, даже Кадарейские старики, почтенно сидящие на завалинках и неспешно ведущие беседу о нравах современной молодёжи, всегда помнили Сергия убелённым старцем.
- Эх, не успел, не успел, - еле слышно шептал старый иеромонах.
- Что не успели, дедушка? Вот водички попейте, - заботливо обратился к старцу младший сын старосты Вакр, приставленный отцом в помощь старику.
Но лежащий на постели, казалось, не услышал слов мальца, затих, замер.
- Дед Сергий, дед Сергий, - мальчик встревоженно потряс руку своего подопечного. Не дождавшись реакции и ответа Вакр стремглав вылетел из избы, только малая плошка горько стукнула об пол расплескав свои слёзы по берёзовым доскам, помчался к отцовскому дому. На случай, когда совсем худо станет монаху, от отца Вакра Тимофея Игнатьевича  старосты Кадареи имелись строгие указания: сразу же бежать за старшими. Не дело, когда у смертного одра один на один со смертью остаёшься - вместе жили, вместе, всем миром и на покой уходить следовало.
Запыхавшийся мальчонка ворвался в дом, тяжело дыша схватил ковшик колодезной воды из стоявшего у входа ведра и жадно к нему прильнул. Отец, мельком глянув на сына, тяжело вздохнул, положил крестное двуперстное знаменье оборотившись на давно потемневшие иконы в красном углу и стал неспешно собираться. Да и то сказать, спешить было уже некуда, а вот что-то необходимое забыть в суматохе и вправду было возможно.
- Ну видно время пришло, Параскева - обратился мужчина к своей жене, которая при появлении мальца и с первого взгляда поняв о пришедшей всегда не ко времени беде, тяжело опустилась на лавку прикрыв рот рукой.
- Будет, будет я сказал - чуть повысил он голос, замечая набежавшие на глаза жены слёзы, - не ко времени сейчас, собирайся и за бабами сходи.
- Ох, Тимоша, что ж теперь будет то, как без батюшки в скиту управимся?
- После, после решим всё на сходе, сначала дело. Господь своих сынов в беде не оставит.
- Вакр, отдышался? - обратился отец к сыну и получил утвердительный кивок вихрастой головы, - тогда добро, беги к кузнецу, деду Вакуле и к Серафиму зайди, скажи пора, пусть домовину несёт к часовне.
Уже на самом выходе из избы Параскева догнала мужа и вложила в его руку маленькое зеркальце, как последняя надежда на иной исход. Что бы ещё больше не расстраивать и не тревожить жену Тимофей Игнатьевич, староста общины, нежно сжал её тёплую и такую нежную ладонь, чуть грустно, пытаясь приободрить, улыбнулся в цвета утреннего неба глаза и вышел.
  Дойдя до часовни, староста остановился, как водится освятил себя крестным знамением, ещё подумалось: надо бы церковь подлатать или вообще новую ставить, да всё недосуг народ собрать, мирскими делами час выстроен. Вздохнул тяжело и вошёл внутрь через почерневшие от времени перекошенные двери, сквозь небольшой притвор. Основной зал освещался световым барабаном - многогранное навершие храма со множеством оконных проёмов. Свет пробивался через мельчайшие пылинки и, казалось, спускался по ступеням к подножию престола, растекался по всему помещению, бросая неяркий отсвет на выцветшие иконы и жертвенник. В конце зала, между престолом и горним местом, справа, в стене была маленькая ветхая дверь, такая же как и всё здание, только ручка на двери отполирована ладонями. Дверь вела в небольшую притчу[68] состоявшую из пары комнат, кухни и отдельного выхода на задний двор храма.
Заходя в спальню и по привычки склоняясь перед невысокой дверной притолокой, Тимофей замер, так до конца не переступив порог и не расправив плеч - отец Сергий сидел на кровати и смотрел на вошедшего из-под седых бровей острым колючим взглядом.
- Сергий, тебе лежать надоть, - удивлённо и встревоженно обратился Тимофей к старцу.
- Никшни, - резко ответил старик, и тяжело задышал, видно даже это короткое слово потребовало усилий, - как Вакр прибежит срочно отправь его за Герасимом, ты его часом на ловъ[69] не спровадил?
- Да нет, в вёске он, снасти ладит.
- Добро, подай-ка кандюшку[70] воды, да садись слухай внимательно, что делать потребно.
Тимофей подал священнику воды, подправил под спиной старца подушки, сам сел на лавку у кровати понимая, что разговор будет не простым и серьёзным.
Старик немного помолчал, собираясь с духом, казалось принимая какое-то внутреннее решение или собираясь с мыслями, посмотрел оценивающе на старосту, что-то прикинул в уме взвешивая все за и против, но всё же решился начать:
- Послушай, что скажу тебе, мне маловерному Господь открыл, что на земле Русской будут великие испытания, бедствия и беды. Православная же вера и иные конфессии будут попраны, силами первого ангела, архиереи Церкви Божией и другие духовные лица всех конфессий отступят от чистоты веры, и за это Господь тяжко их накажет. Я, убогий Сергий, дни и ночи на этом одре молил Господа, чтобы Он лучше меня лишил Своей благости, а вас всех и малых, и великих помиловал. И Господь поведал мне: истинно говорю, вы засеете землю зерном чистым, я пошлю в помощь вам ветры дабы выдули они плевела и сор всякий. И дал я вам в помощь своих ангелов и слово Божие, и горе тому, кто одно слово убавит или прибавит, ибо вера не имеет никакого порока; горе тому, кто дерзнет внести какие-нибудь изменения, ибо это Столп и утверждение Истины, о которой Сам Спаситель сказал, что даже врата ада не одолеют ее.[71]
В утешение же на слёзы мои и упования направил Господь мне Матерь Божию, пречистую Деву Марию. Она же, пребывая в попечении и заботе о нас, отёрла очи мои омофором[72] и сказала: в утешение и в преддверии великой битвы направляю я к тебе Сергий посланника своего, он придёт как знамение и что сказано будет им на земле, что будет сотворено им на земле, то и на небе будет утверждено.
Запомни слова мои: «перед концом времен Россия сольётся в одно море великое с прочими землями и племенами славянскими, она составит одно море или тот громадный вселенский океан народный, о коем Господь Бог издревле изрёк устами всех святых»[73]. Но начать должно с дела малого, с первого шага. Укрепи дом Сына моего, Спасителя, воздвигни стены, приведи людей моих в стены нового храма. Подними звонницу, дабы звук колоколов через всю Русь в каждую душу проник.
- Так может привиделась всё, мара нашла? - усомнился в словах старца Тимофей Игнатьевич.
- Да и я сначала подумал - мара. А оно вон как вышло…, - при этих словах старец достал из складок покрывала большой пурпурный платок, украшенный тремя восьмиконечными звёздами - омофор.
- Эвоно как, - староста озадаченно почесал густую бороду, вопросительно посмотрел на собеседника, ожидая продолжение разговора.
- Игнатьевич, ты подай-ка мне ковшик с водой, подай.
Тимофей подал воду, а отец Сергий принял из рук посуду, но принял на широкий плат. Подержал немного и протянул обратно Тимофею Игнатьевичу.
- Пробуй.
Тот осторожно принял ковшик, посмотрел в него, принюхался. Был видно, как брови поползли вверх. Попробовал, крякнул, удивлённо сказал:
- Вино?!
- Вино.
- А делать что теперь будем?
Оба собеседника понимали, что такие сны и такие дары не являются просто так, и благодать от них великая, но и ответственность неимоверная ложится на одариваемого. Много дано, но и многое спросится. Помолчали, каждый думая по-своему, но об одном и том же.
За дверью послышались шаги и приглушённые слова пришедших мужчин Вакулы и Серафима.
Пришедшие, как и до них староста, застыли в растерянности переступив порог и увидя здравствующего старца.
 
  
Глава 7.
 
«Здесь нет обещанных святынь,
Сквозь тучи плавится светило
И алчный взгляд, куда не кинь,
Теряется меж дюн пустынных».
Произведение автора.
 
О воспоминаниях Путника.
 
- Однако далеко же тебя дорога завела, - обратился к Путнику пожилой монах, судя по одежде и амуниции, имеющейся на нём, явно из старообрядцев.
Тот, к кому прозвучало обращение, не торопился с ответом - грел руки о горячую алюминиевую кружку и вдыхал пар ароматного травяного настоя, довольно, словно кот жмурился, от чего морщинки разбегались из уголков глаз. Эти морщинки, да свет керосиновой лампы и проблески огня от старой печи накладывали на ещё молодое лицо дополнительные годы.
- «Даже если у тебя нет подходящего снаряжения, продолжай поиск: снаряжение не обязательно на пути к Господу. Когда увидишь любого, вовлечённого в поиск, стань ему другом и склони пред ним голову, ибо, избрав себе в соседи искателей, ты сам одним из них становишься. Находясь под защитой победителей, ты сам побеждать научишься. Коли муравей стремиться достигнуть звания Соломонова, не насмехайся презрительно над его поиском. Всё, чем ты обладаешь, - умения, богатство, мастерство - разве не было и оно вначале лишь мыслью и поиском»[74] - произнеся эти слова собеседник старообрядца легко подул на свою кружку продолжающую согревать ладони, и сделал первый глоток ароматного напитка, немного посмаковал и продолжил свою мысль:
- Что Вас отец Георгий подвигло прийти в этот забытый людьми край, к месту казни протопопа Аввакума[75], поклониться его памяти, совершить подвиг в Его имя, что? Какая сила заставила вырваться из уютного дома, оставить свой приход и проделать этот путь.
- Я так понимаю, твои вопросы чисто риторические.
- Сугубо.
Помолчали, каждый глядя сквозь старые брёвна трапезной. Но оба понимали, диалог между двумя незнакомыми людьми только собирается, пока идёт приглядка за собеседником, попытка за ничего не значащими фразами и жестами прощупать, понять о чём имеет смысл вести диалог, о чём нет. Приглядеться, времена нынче не простые, не сразу и сообразишь кто перед тобой - то ли беглый зек, то ли турист, а то не приведи Господь репортёришка рванувший за очередной сенсацией.
- А меня ведь в священники случай привёл, помню я как будто потерялся в какое-то время. Пустота вокруг - потерянность, ну вот как в густом тумане, - проявил откровенность старообрядец, - я эту пустоту, чем только не пробовал заполнить и в горы лез как горный баран, с уступа на уступ, и чтобы покруче, и под воду погружался, и с парашютом прыгал. Что только не вытворял…
- И водка, - нехитро поддержал беседу Путник.
- И водка с бабами, куда ж без этого. Ты понимаешь, я же чувствовал, что если не заполню эту пустоту, то всё, конец мне. Инстинкт самосохранения такой, парадоксальный, навыверт - пройти по грани, чтобы за грань не свалиться. А позже уже, когда я в один из просветов глаза открыл, да не где-нибудь, а в отделении милиции за решёткой, после пьяного куража глядя в серый потолок камеры и вдыхая все прелести от соседства с такими же, как и я оболтусами, вдруг подумалось — это ж я не от края убегал, а окольными путями к нему стремился. И вот в этот момент в камеру батюшку завели, ну как завели, затолкали.
- Чего серьёзно, то же с зелёным змием не совладал?! - улыбнулся и одновременно удивился собеседник.
- А? Да нет, он массивный такой, этот батюшка, отец Феофан, но не толстый, такой знаешь, как сказать то, матёрый. Знаешь таких иногда можно встретить, смотришь на него и понимаешь: этот повидал, повидал, но не сломался, а как в горниле - закалился, крепче стал. Ну я его и спрашиваю: ты, мол, батя за что в казематах то с нами страдаешь. Он шутку принял, но ответил со всей серьёзностью, мол за веру страдаю, а за неё говорит не грех и страдания принять от околоточных. А я гляжу у него костяшки пальцев сбиты, и ряса надорвана. Ну и спрашиваю: не грешно ли драться святой отец. А он, ты представляешь, рассмеялся и говорит нам, к слову сказать на тот момент уже все сидельцы глаза пооткрывали и слушали наш разговор, ну и говорит: кто так мыслит, суще глуп и не образован, ещё святителем Иоанном Златоустом сказано было: «если ты услышишь, что кто-нибудь на распутье или на площади хулит Бога, подойди, сделай ему внушение. И если нужно будет ударить его, не отказывайся, ударь его по лицу, сокруши уста, освяти руку твою ударом; и, если обвинят тебя, повлекут в суд, иди».
- Добрый батюшка попался, - опять улыбнулся собеседник.
- Это да, так мы вместе с ним из участка и вышли, и как-то так сложилось, что мне захотелось с ним ещё раз встретиться, поговорить по душам. И знаешь, встретились и поговорили. Он мне тогда и сказал:
- У тебя, по-моему, в жизни всё не плохо, хорошо. Но ты как будто не на своём месте, из тебя энергия ключом бьёт, и ты её расходуешь, а результата не видишь, не ощущаешь равенства от затраченной энергии и конечного результата. Тебе попом надо быть.
- Да ну, скажешь то же святой отец, попом. Какой из меня поп.
- Ты пойми, дурья твоя башка, все твои подвиги и достижения - пыль, не более. Ты представь себе вершину, когда сможешь всего одну душу уберечь, спасти, не дать скатиться вниз. Всего одну.
- Да мне бы себя сначала спасти, а потом уже о других душах думать.
- Это гордыня в тебе, спесь и гордыня. Душу твою искушает тот, кто в этом деле подвизается начиная с сотворения мира. А ты с ним один на один решил выйти. Только соборностью можно спастись, объединением усилий и воли многих ради Одного, а в итоге ради каждого. А потом была Чечня с двумя её войнами, болью и неуверенностью не только рядовых солдат, но и офицеров, и эту боль приходилось принимать на себя, исцелять раны духовные. Было и с автоматом в руках приходилось отстаивать души детей Божьих, подобно монахам былых времён, когда каждый монастырь ставился как крепость. Всяко было.
Георгий поднялся со скамьи, подкинул пару поленьев в печь, но новый чайник ставить не стал, подходило время вечерней службы и надо было собираться в часовню.
- На службу вечернюю пойдёшь со мной? - обратился отец Георгий к Путнику.
- Пойду конечно, но затягивать не будем, гость к нам идёт. А его по дальней дороге и такой погоде хорошо бы не только чаем напоить, но и взвар какой-никакой сварганить.
- Гость?! - удивился священник.
- Да, и не простой. Разговор у нас с ним будет сложный, но должный быть.
- У вас что, не было возможности договориться о встрече, где нить поближе к цивилизации? - ненароком поинтересовался Георгий.
- А мы и не договаривались, нам назначили встречу в этом месте и в это время…, правда он, гость, об этом ещё не знает, - туманно ответил Путник.
К часовне прошли мимо сруба, с двумя параллельными столбами, символизирующими в Русской Православной традиции двоеперстие, увенчанного голубцом[76] и небольшим порядком окислившимся колоколом. Сама часовня сложенная из потемневшей от времени лиственницы представляла собой северный (полярный) классический церковнославянский стиль построек - три связанных с собой помещения, прихожая, притвор - где по традиции ожидали своего часа готовящиеся к таинству крещения или временно отлучённые от Причастия. Заканчивалась часовня небольшим залом в обрамлении пустующего иконостаса и престола. Крышу венчала луковица с простым деревянным крестом.
У входа, перед папертью, если можно считать папертью три с половиной дощатые ступени, как водится – подняли головы к небу, перекрестились. Причём священник краем глаза увидел, как осенял себя крестным знаменьем его новый знакомец. Удивился, но виду не выказал. Мало ли по Руси в наше время ходит чудных людей. Удивление же вызвал сам символ руки, это не было привычное и единственно правильное, как считали все старообрядцы, двуперстное знаменье, и даже не пришедшее от Петьки Аньчихриста троеперстие. Жест представлял из себя сложенные и соединённые вместе мизинец и большой пальцы при трёх прямы пальцах: указательном, среднем и безымянном. Было, что-то ещё, что удалось уловить в коротком взгляде, брошенном исподволь, но что именно пока не сформировалось в осознанную идею и осталось в уголках сознания скребущейся мыслью, ко времени.
В маленьких сенях, прихожей, на полке справа, в полумраке удалось нащупать несколько восковых свечей, и старую стальную коробку из-под конфет монпансье с коробком спичек. Раздеваться не стали, в храме было достаточно прохладно, хотя и сухо. В основном зале осталась пара добротных и массивных лавок под стенами. Так принято, перед Богом или стоя прямо и честно или ниц на коленях вымаливая прощенье за грехи. Скамьи или для немощных старцев или баб на сносях, никаких полумер и попустительства прежде всего к себе.
Неохотно занялись свечи под напором огня, осветили всё помещение разом и как-то по-праздничному. Испуганный полумрак бросился в рассыпную, прячась в самые далёкие уголки, затаился ожидая своего часа.
- Вот и ответ на все вопросы и сомнения, - тихо, в унисон обстановке произнёс Путник, и когда отец Георгий поднял на него вопросительный взгляд, кивком головы указал на горящую в руках священника свечу, пояснил, - свет, даже самая маленькая искра, самая простая свеча в состоянии отогнать мрак и хаос, пробудить краски или подарить надежду идущему в темноте.
- Но не слепцу.
- Всё зависит от того, кто возжёг свечу и от того готов ли слепец прозреть. Вы же знаете, что есть такие свечи, которые одинаково ярко горят для всех без исключения. Есть те, кто в силу скудости ума или с Его попущения отворачиваются от такого света, закрывают глаза или пытаются убежать. Но огонь от их желаний меньше света давать не станет, напротив - тьма только оттеняет свет, делает его сияние ярче.
- Да для слепцов нужны поводыри, - закончил этот короткий диалог священник, достал из кармана чехол с очками, раскрыл подорожный псалтырь, расправил страницы, развернул чистую тряпицу и достал, выставил на пустой алтарь икону и складень триптих, судя по изображениям на нём «Спаси и сохрани», возжёг две маленькие восковые свечи установленные в собой же принесённых малых напрестольных свещниках. И под сводами часовни зазвучали простые и понятные слова: «Отче наш, Иже еси на Небесех!...».
Отзвучали под сводами часовни последние слова молитвы, с тихим шелестом закрылся псалтырь. Два совершенно разных человека остались в тишине.
- Символ веры?
- Да-да, конечно, - словно выйдя из забытья встрепенулся отец Георгий, мимолётно подумав: что же это со мной, простой мирянин священнику подсказывает какие молитвы чтить. Продолжил, чуть запнувшись на первых словах:
- «Верую во единого Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым…»[77].
Читая молитву, Символ Веры, отец Георгий не заметил короткого и резкого взгляда единственного сегодня прихожанина и слушателя священных текстов, не увидел он и одобрительного кивка головы, то ли на произносимые слова молитвы, то ли в принципе на происходящее действие.
Пока отец Георгий собирал свой нехитрый скарб, Путник подошёл к столу, заменявшему в храме престол и по очереди задул каждую из свечей, развернулся к бледному пятну грязного окна, в котором непонятно каким чудом уцелели все стёкла, заложил руки за спину и обратился к священнику:
- Хорошо здесь, отец Георгий, умиротворённо, спокойно.
- Так на двадцать вёрст почитай нет никого.
- Я не о том, я о том, что время практически вышло, не осталось совсем, а сделать надо многое - затишье перед бурей.
- Я же правильно понимаю, что мы сейчас говорим не о нашем неведомом госте, - немного озадаченно спросил отец Георгий.
- Совершенно, верно, не о нём, но и он важен. Сейчас я говорю о ситуации в целом. У людства, человечества, времени практически не осталось. Не думайте, что «Я пришёл принести мир на землю; не мир пришёл Я принести, но меч»[78]. Так ведь было сказано, и подтверждено многажды.
- Меч в неумелых руках ранит прежде всего держащего этот самый меч.
- Да, это так, отец Георгий, Вы попали в самую точку вопроса. К сожалению, сегодня, меч находится в неумелых руках, в руках не воина или пророка, но торговца и менялы…, нам пора возвращаться и заварить крепкого чаю, много. Впереди очень долгий разговор, пойдёмте.
Последняя фраза, произнесённая Путником, прозвучала настолько властно, что отец Георгий невольно весь подобрался, как в юношестве перед выходом на татами, и направился к выходу из часовни, попутно отметив ещё одну особенность сегодняшнего непростого дня - ощущение или даже аура власти, распространяющаяся от этого, по сути, ещё молодого человека.
Подходя к трапезной, не сговариваясь прихватили каждый по паре тройке поленьев из поленницы, подпирающей заднюю стену, в доме ещё было, но эти на просушку, в тепло, под печь. Скинули верхнюю одежду, в отличие от часовни в помещении трапезной сохранялось натопленное ранее тепло. Но всё же в печку закинули, из тех дровяных запасов, что здесь ко времени высушивались. Действовал старый сибирский принцип: лучше три раза вспотеть, чем один раз замёрзнуть. Словно оттягивая сложный разговор, давая подготовиться, собраться с мыслями Путник пошёл к колодцу за свежей студёной водой. Хотя температура воды на самом деле именно сейчас не имела особого значения - всё одно в чайник и на плиту туда, где отец Георгий уже начал примащивать небольшой котелок для вечерней похлёбки.
  Два человека сидя в натопленном помещении, с облегчением вытянув ноги, в ожидании наваристого чая и закипания воды в котелке, прислушивались к потрескиванию дров в печи, тихому поскрипыванию старого здания, шуму ветра за окном, к себе.
 
  
Глава 8.
 
«Шепчуще - печальная тишина храмов,
Православный русский колорит.
Где за ликами сокрывшаяся драма
Пробивается и тихо говорит.
И летят под купола соборов,
В треске разгоревшейся свечи,
Мыслеформы, образы и взоры:
Говори, ты только не молчи».
Произведение автора
 
У старообрядцев.
 
Старообрядческая деревня Кадарея.
Сквозь густой, насыщенный словно наваристый бульон у доброй хозяйки лесной пар всё отчётливее проступали ароматы топлёных к заутренней печей, когда ставился квасной хлеб на под[79] печи, и его зреющий аромат перемешавшись с запахом дыма берёзовых поленьев выталкивал из подсознания даже самого завзятого горожанина смутные образы о чём-то неосознанном, но тёплом и близком, о чём-то, что связано с материнскими руками и их теплом. Безумно захотелось преломить ещё горячую горбушку ржаного с холодным стаканом вечернего молока горячим хлебом.
В эту косу ароматов гармонично вплелись и запах навоза, и дух кузницы, и влажный букет утренних огородов, освежённых предрассветной росой и неистребимым запахом укропа.
За спиной Даниил сначала почувствовал, а потом и уловил приближающиеся шаги, вернее сначала шаги, а потом упёртое сопение. Агрессии в приближающемся не ощущалось, лишь лёгкое чувство досады и боязнь. Не более того. Даня сошёл с тропы, укрылся под вековым кедром, и тут же подумалось: какой там вековой кедр, ему лет пятьсот кабы не поболе будет, нижние ветви на недосягаемой высоте сами по себе размером и толщиной с вековой кедр.
На тропинку вышел звероватого вида детина, судя по внешнему виду и размерам однозначное опровержение теории эволюции Дарвина с его расхожим тезисом о происхождении рода человеческого от обезьян. Не вдаваясь в духовно-этические основы этого западного псевдо-духовного заблуждения, можно было смело говорить, что человек идущий сейчас по лесной тропинке имел в далёких предках знаменитого Ursus spelaeus – пещерного медведя.
Увидя поджидающего под деревом незнакомца, мужчина сбавил ход, выдохнул с облегчением, и как-то даже расслабился, подошёл приглядываясь и оценивая чужака, как опытный охотник, примечая каждую мелкую деталь в вытрапливании лесного зверья, протянул руку.
- Ну, здрав будь! На силу догнал. Меня в скиту Ефимием кличут, Ефим значит.
- И тебе, здравствовать, Ефим, Тимофеев сын. А меня Даниилом, Данилой зови.
- Нечто и отца мого знаешь?! – удивился, округляя и без того огромные светлые цвета кедровой коры глаза Ефим.
- Врать не стану, в ваших краях находится не доводилось, так что ни отца, ни мать твоих я конечно же не знаю. Но и чуда здесь нет, не трать время попусту на пустые домыслы, всё гораздо проще – тебе же наказ дали меня встретить, верно?
- Так-то оно верно, конечно.
- Ну, вот, а кого староста скита отправит на столь ответственное дело, уже ли кого со стороны или всё же кровь от крови своей? Ну а младшего или девку отправлять не по чину, соответственно, староста Тимофей Игнатьевич, на встречу с пришлым направит своего старшего сына. Вот и все чудеса, Ефим Тимофеевич.
- Так, а про батьку то откель узнал?!
- Да кто ж по старообрядческим скитам Тимофея Игнатьевича не знает.
- И то да, батю ажно в самом Иркутске знают.
- Вот и я о том же тебе глаголю. Но пойдём ка, поди отец Сергий нас уже заждался.
- Хворает отец Сергий, стар уже да могута[80] в нём не та. На смертном одре ужно как седмицу лежит. А по молодости мужики грят он на бера[81] с одним топором выходил ради забавы, удаль молодецкую потешить.
- Я тебе так скажу Ефим, скажу, а ты запомни, не время сейчас разлёживаться, не допустит Богородица ухода и оставление чад, детей, своих без окормления и попечения. А потому, ежели потребуется, явит чудо своё, детям своим.
- Так-то оно конечно так, но…
- Нет никаких «но», есть дети господние и есть их вера, а сомнения то от лукавого, всё. Отринь одно, иное же, прими как должное.
За разговором и наставлениями подошли к окраине поселения, встретившего гостей лишь ленивым тявканьем собак, гомоном скотных загонов и кудахтаньем бегающих без присмотра хозяйских кур.
- Ефим, ты не находишь, что как-то тихо?
- Думаю на гульбище[82] народ собрался, как бы беды не случилось какой.
Скорым шагом вышли на площадь по пути ненароком распугав стаю уток, лениво расхаживающую вдоль по улице, да согнав беспечного поросёнка ухитрившегося вырваться из загона свинарника и сейчас лениво прохлаждавшегося в ещё влажной по утреннему траве. Судя по всему, весь народ скита собрался возле старой обветшалой церквушки, стоял не громкий гомон, слышались удивлённые возгласы, мужской гомон и где ни где женский плач. Однако же было не похоже на то, что кто-то почил в бозе[83], скорее даже напротив, произошло что-то касаемо сугубо мирской жизни поселян. Подходя ближе, расслышали старческий, но по-прежнему сильный голос:
- А посему, дети мои, надлежит нам с вами всем миром ставить большой храм, по старым канонам, и звонницей великой.
- Да как же батюшка можно, видное ли дело при стоящем храме ещё один возводить?!
- Цыц, бабы! Храм этот верой и правдой нам почитай сто лет служил, да время его пришло, не нам спорить с Богородицей! – подтверждая слова старик воздел к небу чудесно обретённый омофор Богородицы, и продолжил:
- Храм Покрова Богородицы ставить будем, а дабы дело шибче правилось, староста, Тимофей Игнатьевич, направь в ближайшие вёски да скиты гонцов, чай не откажут в богоугодном деле, да поспешай после заутренней, что бы все вышли, а мы тут пока порядок наведём, жильё строителям подготовим. Да надо бы ещё и на Урал снарядить посольство малое, в Каменск-Уральском, что во Свердловской губернии колокола заказать.
- Отче, может обойдём стороной тот край, не спокойно там нынче, нечисти развелось, поди не отмашемся, - выразил разумное сомнение староста.
- Ни чё, когда нечисть кругом и колокола звонче звенят.
- Да и не одни они пойдут, отец Сергий, не одни, - с этими словами Даниил и Ефимий, как раз смогли протиснуться сквозь толпу местных поселенцев и подойти к паперти, где стоял усталый, но не сломленный старик и староста скита.
- Ну Слава Богу, - отец Сергий опустился на крыльцо, слёзы текли по его щекам, пробиваясь сквозь глубокие морщины и теряясь в седой окладистой бороде.
- Не чаял и увидеть, два чуда за один день.
Даниил опустился перед старцем на одно колено, взял старческую ладонь в свои сильные руки, чуть прижал, согревая своим теплом.
- Не печалься старик, мир тебе уготован и жизнь вечная, по трудам твоим и вере твоей, ибо за тебя ходатайствует сама Заступница. Я лишь посланник Её пришёл перед тобой и свидетельствую. Говорю тебе сейчас, соберутся все дети Его в доме Отца своего и тебе там одному из первых быть.
Даниил поднялся с колен, обернулся к жителям скита, оглядел всех, казалось каждому заглянул в глаза, не ради игры, кто кого пересмотрит, а что бы убедиться, что его слышат и готовы слушать.
- Братья и сёстры, я пришёл к вам в недобрый час, принёс тяжёлые вести о дне сегодняшнем, но и благую весть о дне завтрашнем. Услышьте же меня все, услышьте и расскажите тем, кто не услышал, виждь и перескажи правду слепому.
Над площадью образовалась звенящая тишина, вычленив на первую линию гул таёжной мошки и комариный звон.
- Свершилось, пророчество старца Зосимы, и по слову его: «А Киево-Печерская лавра падёт. Вся благодать Киево-Печерской лавры перейдёт в Оптину пустынь. Я до этого не доживу, а вы увидите еще всё это. Бог устал слушать пустые слова... Мученическая кровь прольется неминуемо. Просыпайтесь!
Гнев Божий — это войны. Всё это приближается очень стремительно. Никуда мы не денемся от этого. Хоть кричи о мире, хоть не кричи: «Мы за мир!» И что? Мы же делами своими что наделали? Упадет на наши головы эта огненная чаша гнева Божия! Беда будет! Колотня такая начнется... С Киева пойдет и покатится по всей земле нашей... Никого не минует. Кругом беснование такое будет…», - свершилось, раскольники захватили святую Лавру.
Услышав эту новость, гул негодования прошёл над толпой, но быстро притихли, повинуясь поднятой руке старосты, однако же видно было, что и ему не по себе от такой вести.
- Чаша долготерпения Господня наполнялась по капле людскими грехами и человеческой вседозволенностью. Ибо, что позволено рабам Его, то недопустимо детям Божьим. Слушайте же: в две тысяча двенадцатом году в третью декаду, августовского воскресенья семнадцатого числа, в Киеве принародно был спилен Православный крест, и была переполнена чаша гнева Его, на детей своих. И вершилось по словам пророка: «слухом услышите – и не уразумеете, и глазами смотреть будете – и не увидите, ибо огрубело сердце людей сих и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их»[84]. Не узрели братья и сёстры наши посылаемых знамений, уже и древние боги – суть первые Его дети, ниспослали знамения по воле Отца своего – в две тысяча четырнадцатом году ударила молния в великий Запорожский дуб и отсекла набольшую ветвь его и расколола древо, и отошёл Крым от земель Украинских и вернулся в лоно Святой Руси. Но не захотели внять наши братья и сёстры и отреклись от нас, и пошли войной на своих единокровных братьев и убили многих. И снова боги показали своё величие, и снов в две тысяча пятнадцатом году ударила молния в Запорожский дуб и отсекла ещё одну ветвь с древа, последнюю живую ветвь, и отделился Донбасс от Украины и пришёл к Росским землям. И опять остались слепы и глухи маловерные. И тогда явил Господь гнев свой, и девятого декабря две тысяча двадцать второго года в день празднования иконы Божией Матери «Знамение» митрополит Киевский Онуфрий пролил на себя чашу с Дарами, и кровь господня окрасила облачение митрополита, но слепы и глухи оставались чада Его. И вот самое страшное знамение свершилось четырнадцатого января две тысяча двадцать второго года – с одного из куполов Святой Софии в Киеве рухнул крест… Чаша господня переполнилась гневом Его, по истечению пророческого срока – сорока дней, началась война. И мы вступили в эту войну.
- Война, война, война, - шелестело над встревоженной толпой. Мужские взгляды суровели, сжимались кулаки, бабы всхлипывали, прикрывали рты руками дабы не заголосить, все понимали, война соберёт свою жатву, и знали, многим придётся уйти, но не всем вернуться.
Поднялся отец Сергий, сурово осмотрел встревоженную свою паству.
- Не бойтесь о дне грядущем, всё уже взвешено и определено нам по силам нашим, ибо битва дня сегодняшнего ни что перед грядущим, и схлестнулись мы сегодня не ради жизни, но за наши души. Души нас и наших детей.
И как сказал святой Преподобный Серафим Саровский: «Перед концом времен Россия сольется в одно великое море с прочими землями и племенами славянскими, она составит одно море или тот громадный вселенский океан народный, о коем Господь Бог издревле изрек устами всех святых: «Грозное и непобедимое Царство Всероссийское, всеславянское – Гога и Магога, пред которым в трепете все народы будут». И все это – все равно как дважды два четыре, и непременно, как Бог свят, издревле предрекший о нем и его грозном владычестве над землею...»
От себя же добавлю: воспитывайтесь сами, воспитывайте детей своих, так как то, что происходит сейчас с миром - только начало. Будут ещё и трудности, и испытания и малой войной не закончится.
И как сказал Преподобный: «…У нас вера Православная, Церковь, не имеющая никакого порока. Ради сих добродетелей Россия всегда будет славна и врагам страшна и непреоборима, имущая веру и благочестие – сих врата адовы не одолеют».
Рано или поздно мы придём к этим вратам адовым, о которых нам говорит святой старец, придём, где к нам присоединятся все святые воины и великомученики, исповедники и заступники Земли Русской. Но и этого будет мало, по зову великорусского Святогорова гласа встанут в одном строю верные воины пророка Мухаммада, мир и благословение ему, поднимут знамёна дети Зелёной Тары, восстанут древние боги и былинные герои. Ибо единое зло возможно победить только купно, объединив усилия.
И на этом пути не стоит сожалеть даже в малости.
Каждый на своем месте: кто-то гвоздик сковал в крышку гроба врага - хорошо, кто-то золота нарыл аль еще каких валютных ценностей - молодец, кто-то в массы слово заветное кинул, людские сердца идеей возжег - отлично, а кто-то мальчишек и девчонок воспитал - здорово, есть и те, кто прямо сейчас громит супостата - честь им и хвала.
Есть те, кто с первого дня сцепив зубы, с оружием в руках защищает нашу землю от всякой нечисти, есть те, кто ждет их дома, и это тоже тяжкий духовный труд - знать и каждую секунду на разных языках, в склонении голов в храмах или на коленях в мечети творя намаз, а может в смирении прося заступничества у Зелёной Тары повторять про себя: «Господи, спаси и сохрани». И Он, Господь, сквозь разрывы снарядов и бомб, старается услышать эти беззвучные крики вопиющих, ждущих – помогает.
А мы ведь не понимаем, что все оставшиеся здесь, не ушедшие на фронт, все: медики, учителя, пекари, слесаря, студенты, школьники, ученные, сталевары и инженеры, самозанятые и пенсионеры, священники - работники тыла, мы то же вышли на эту битву. Каждый из нас кует свой маленький гвоздик в крышку гроба врага, каждый. Да же те, кто пытается лить грязь на Россию, на ее людей сами того, не понимая (да куда им понять - маловерным) творят благое дело - консолидируют людей России, сплачивают нас - такова Воля Бога, обратить зло во благо тех, кто вышел на эту битву.
Это и есть та самая Русская соборность, национальностей сто пятьдесят, десятки вероисповеданий, а Соборность одна на всех - Русская.
Собственно, потому и побеждаем
Так есть и так будет.
Ибо, как рёк Иоанн Кронштадтский:
«Если соберем волю каждого в одну волю — выстоим! Если, соберем совесть каждого, в одну совесть — выстоим! Если соберем любовь к России каждого в одну любовь — выстоим!».
 А пока нам надо выполнить урок, воздвигнуть храм Пречистой Девы Марии, дабы зазвенели колокола через всю Сибирь от края и до края.
 
 
Глава 9.
 
«Были и лжепророки в народе, как и у вас будут лжеучители,
которые введут пагубные ереси и, отвергаясь искупившего их Господа,
навлекут сами на себя скорую погибель.
И многие последуют их разврату,
и через них путь истины будет в поношении.
И из любостяжания будут уловлять вас льстивыми словами;
суд им давно готов, и погибель их не дремлет».
Второе послание Петра гл. 2.
 
О сельской ведьме.
 
Рядом с Иркутском, в месте слияния реки Шаманка с рекой Иркут, под Шаманским утёсом вольготно расположилось село Шаманка. Со всех сторон окружённое величественными сопками, укрытая вековыми лесами, таящая в себе, в своей истории крупицы древних знаний, поверий и ведовства.
Из официальных источников следовало, что поселение Шаманка было организовано в 1927 году лесозаготовителями и к 2022 году, за свой короткий век увидело многое: и военнопленных японцев в 1945 году и позже в конце шестидесятых годов прошлого столетья ссыльных литовцев, потомки которых доныне живут в этих местах, и годы Русского лихолетья периода  девяностых.
Но официальные источники, как это часто бывает - ошибались, а современная наука не торопилась проводить глубокие изыскания особенностей возникновения в здешних местах поселений - ещё за долго до обозначенного 1927 года, даже за долго до великого Православного раскола и основания в 1661 году казаками под командованием боярского сына Якова Похабова самого Иркутска, когда несогласные с нововведениями и притеснениями люди бросились искать спасение в Сибирской глуши, это место являлось духовным центром местных, да и не только местных, оседлых племён и проходящих малых и больших народов.
По берегам Иркута двигались многотысячные войска великого завоевателя, Чингисхана, здесь же его старший сын Джучи - хан принял из рук кыргызских правителей знак покорности. Сюда же, со всех подчинённых племён, стекались шаманы, учёные мужи и просто люди алчущие прикоснуться к таинствам или наукам. Это была территория, на которой безраздельно правил великий и грозный шаман Тэб Тенгри, тот кто решал достоин ли умерший хан оказаться в Их-Хориге, земле предков, тот кто мог общаться с Мунх-Хух-Тенгри[85], тот кто на великом курултае освятил власть Темуджина и вручил ему титул - Чингисхан.
Однако ещё до распространения над этой землёй длани великого полководца, в первом тысячелетии до нашей эры[86], и в 13–14 веках до нашей эры[87] под стенами величественного утёса в дыму и пламени костров к небу летели крики, на плоские камни из-под обсидиановых ножей плескалась горячая кровь жертв…
В одном из домов, практически на самом отшибе села, в стороне от основных улиц Шаманки, за дощатой изгородью в окружении кустов сирени и яблонь жила та, о ком с трепетным восторгом рассказывала Светлана Ильинична на Иркутском городском рынке - баба Глаша, ведьма. Правда никто не осмеливался ей, бабе Глаше, в глаза сказать, что она ведьма. Баба Глаша, в юности её звали Аглая, все годы подвязалась на ниве, как это сейчас принято говорить, народной или альтернативной медицины. За грошик малый, а когда и не очень малый могла погадать на прошлое и будущее, из местных трав на заказ сделать настойку приворотного или отворотного зелья, навести порчу или напротив излечить телесные и духовные недуги. В общем была, как все ворожеи, но лучше. Смогла, ещё в молодые годы отыскать заветный, кровавый жертвенник, и принести древним богам и духам этих мест страшную жертву – молодого не знавшего печалей и влюблённого в неё комиссара…, она и сама его любила, страстно, неистово. Тем тяжелее было решение, но и награда по жертве. Самая тяжёлая, самая желанна – первая жертва. Знала ведьма, что древние боги и духи не станут довольствоваться малой кровью домашних или диких животных, нет, слаще всего им – древним, кровь и плоть человека. Были и ещё жертвы, много, уже и не упомнишь всех, да и нет смысла запоминать, зачем. Были. Будут.
Аглая, когда-то её знавали под именем Аглаи Тамбовской[88], прожившей более ста лет и оставившей после себя знаменитый Девятерик и огромное количество слухов и легенд.
Местные же селяне, обращались к Аглае по мере надобности, но старались лишний раз не беспокоить и на глаза не попадаться, не из страха, а так из врождённой осторожности. Однако же и охотники и промышляющие на реке завсегда приносили Аглае от удачного промысла, тоже на всякий случай, прецеденты были.
Байка о том, что местный священник, а в просторечье поп, пытался вразумит Аглаю на путь истинный и приобщиться церковных таинств имела под собой почву, но только в одной её части - бегства священника через всё село, будто за ним черти гнались. Собственно, может и гнались, их никто не видел, но зачем же солидному человеку, бежать без оглядки через всё село, никого не замечая, выкрикивая слова псалмов, а после на колокольне целый час отзванивать набат. Вторая же часть, скрытая от людских глаз, но дающая богатую почву для домыслов и людских заключений, сводилась к обычному адюльтеру, который в своё время предлагал бабе Глаше искомый священнослужитель в обмен на прощение всех её явных и тайных грехов.
Сохранение природной молодости, живости в речи и делах, были характерными признаками всего её рода по женской линии, генетическая особенность передавалась по материнской линии от матери к дочери. В свои восемьдесят лет, как значилось в паспорте, баба Глаша едва ли выглядела на пятьдесят, а её бойкость, гибкость тела и чернота волос с успехом отыгрывали для неё ещё пару тройку годков.
С раннего часа Аглаю одолевало какое-то беспокойство, и волнение, какая-то, ощутимая нервными окончаниями, подушечками пальцев вибрация. Ещё вчера вечером, сидя у телевизора и развлекая себя просмотром очередного «шедевра» современного телевизионного пространства «Битвой экстрасенсов», передача у старой ведьмы вызывала искренний смех и веселье, основанное на глупости участников, ведущих и безусловно зрителей всех восемнадцати сезонов, она не ощущал сколько-нибудь значимой угрозы.
- Не, ну что за дурни, - ни к кому не обращаясь задавалась вопросом женщина, - их десять экстрасенсов, а они не в состоянии определить кто из них выиграет эту битву.
Но, сегодняшнее утро развеяло остатки вчерашнего хорошего настроения. И, что самое плохое во всей этой ситуации, Аглая не могла определить источника беспокойства. Пробовала гадать на картах, не получилось, вернее колода карт была просто колодой карт. Чёрный, как смоль, кот вечный её спутник и атрибут ритуалов для доверчивых посетителей, отказался от молока, зашипел на хозяйку и рванул в подзаборную дыру, выкопанную любвеобильным мартовским проходимцем ко времени, собственно отсутствие оной ни в коей мере не мешала усатому прохвосту наведываться по соседским домам в поисках плотских утех. С другой стороны, ведьма искренне считала, что хорошему коту и в декабре март.
Всё же беспокойство не проходило, и даже усиливалось, сравни тахикардии, которая, по сути, не является болезнью, но есть симптом самого заболевания. Как ни крути, приходилось идти на крайние меры, требующие большой отдачи и определённых действий. По уму, конечно, надо было бы дождаться ночи и совсем не потому, что час нечисти наступает после заката — это всё байки для пуганого народа. Нечисти, ей по сути всё одно, когда своими делами заниматься, но ночь, темнота лучше скрывают следы непотребных деяний – не хватало ещё факельных шествий местных пейзан с вилами или того хуже, прихода инквизиторов и повторения средневековых судилищ и казней. Мало кто из обычных граждан знает, что святая инквизиция никуда не ушла, она сменила личину, сменила название и стала Конгрегацией доктрины веры, смягчила свои методы, но суть осталась прежней.
 Следовало спешить с приготовлениями, время уходило, а ясности так и не прибавилось. Задёрнутые шторы создавали в комнатах необходимое освещение, полумрак, плотно закрытые окна и двери глушили звуки просыпающейся улицы, из курильни поднимался лёгкий дым благовоний смешиваясь причудливыми клубками с рассеянным солнечным светом. Весь этот антураж требовался только для создания определённой атмосферы, способствующей необходимому настрою, позволявший отвлечься от мирского и углубиться в себя, приоткрыть дверь потустороннего, заглянуть в мир духовный. Баба Глаша лежала на широкой деревянной лавке в позе «трупа»[89] - шавасане, всё тело наливалось ровным спокойствием, расслаблялось. Постепенно выровнялось и замедлилось дыхание. Упорядочились и успокоились мысли. Шейная артерия перестала отбивать нервный пульсирующий ритм и практически замерла. Окружающий её мир и она сама перестали существовать, пришло состояние ниродхи - когда метаболизм физического тела замедляется, понижается температура тела, сокращается сердцебиение, пропадает восприятие времени.
Чуть позже, когда остановилось само время, из глубин метавселенной долетел едва уловимый шёпот:
- Беги! - всего одно затихающее слово, скорее не слово, а его смысловой фон.
- Беги!...
Возвращение в наш мир было подобно стремительному рывку вверх, подкреплённому ушатом ледяной родниковой воды.
- Ааах! - с протяжным выкриком Аглая поднялась на лавке, тяжело хватая ртом воздух, как пойманная и выброшенная на сушу рыба.
Придя в себя, хозяйка дома поняла, что ощущение ушата холодной воды имело под собой веское основание, коее сводилось не только к воде, обильно стекающей по волосам и мокрой исподней рубахе, но и нагло ухмыляющейся бородатой рожи напротив.
- Ах, ты ж сукин сын, совсем белены объелся, аль на старости лет из ума выжил! Так я те сейчас мозгов то прибавлю ухватом! - на одном выдохе прошипела Аглая, когда разобралась чьё же всё-таки лицо зубоскалит напротив.
- Да, а ты чего, твою мать, Глашка, честной народ пугаешь! - отходя чуть назад и стирая с лица глупую ухмылку, защищаясь произнёс нежданный гость, прикрываясь тем самым ушатом, будто этот предмет мог хоть кого-то спасти от взбешённой ведьмы.
- И почему на старости, я ещё в самом соку, - добавил, ухитрившись, как-то незаметно убрать ведро, из которого он окатил водой Аглаю.
- Да и ты, прям баба ягодка, - решил подмазаться к рассерженной хозяйке, гость.
- Я-то может быть и ягодка, но ты то себя каким боком к честным людям прировнял?! - немного оттаивая, произнесла баба Глаша, - подай-ка полотенце, чего уставился, за просмотр деньги платят, слыхал небось.
- А…, полотенце…, ну да, ну да, - оглядываясь в поисках полотенца, произнёс застигнутый на горячем посетитель. Дело в том, что с самого первого момента он не отводил глаз от намокшей рубахи и рвущихся наружу через прозрачное шитьё, полушарий груди хозяйки.
- В шкафу, в спальне, на верхней полке, возьми, срамник.
Гость немного покачался с ноги на ногу, всё же взял себя в руки и развернувшись к двери, каким-то одним неуловимым движеньем, в котором сливалась и пластика, и неимоверная сила оказался в спальне. Коренастая фигура и колоссальная ширина рамен[90], могли ввести в заблуждение невольного наблюдателя, вызвать ощущение медлительности и неповоротливости.
- Глаш, я чуть с перепугу не помер, когда тебя на скамье бездыханную увидел, - продолжая копаться на полках платяного шкафа произнёс он.
- Тебе глаза дадены только что бы на девок смотреть, а зрение тебе зачем?! Ослеп что ли, Кудеяр, аль хворь какая приключилась. Так ты скажи, я вмиг вылечу.
- Ага, вылечит она, - ответил Кудеяр, кидая в Аглаю полотенце,- на, вон, лучше утрись, да оденься.
Когда было покончено с наведением порядка, оба, Аглая с гостем, вышли в ухоженный сад, к столу, который вольготно раскинулся под ещё не старой, но уже заматеревшей яблоней.
- Ну рассказывай, Кудеярушка, что тебя спозаранку людей водой обливать подвигло, обратилась Аглая к своему гостю.
- Это ты мне, кума, расскажи, чего тебя на ту сторону потянуло. За ведро, извиняй, ты в своих эмпиреях могла ещё неделю летать, а мне ждать недосуг. Я не на долго. Мне идти надо, - чуть сбиваясь, вопросом на вопрос ответил Кудеяр.
- Ты куда лыжи то смазал? В дальние края собрался? - уходя от ответа, так же, вопросом на вопрос ответила ведьма, кивая на стоящий за забором внедорожник, прокачанный по уровню «Тундра» и от того казавшийся ещё более агрессивным и высоким, бросая вызов окружающему ландшафту, с огромными широкими колёсами, и выпирающей из-под переднего бампера усиленной лебёдкой.
По всему было видно, что ни один из собеседников не торопился поделиться своими сомнениями, оттягивал момент, хотя точно понимал, что говорить всё равно придётся. Вопрос стоял только в том, кто первый начнёт. И в данном случае у Аглаи было преимущество - она у себя дома, это к ней пришёл гость, а значит была причина. Однозначно, не чая с вареньем попить. Поэтому она применила тактику, часто используемую на своих клиентах, тактику «пустого стакана». Здесь главное иметь терпенье, ну а кто первый заговорит, тут уж не зевай - наполняй стакан до краёв.
- Так ты понимаешь, Аглая, чуйка у меня нехорошая, ощущение. Вот под кожей свербит так муторно, а что и почему объяснить не могу. Как у животных пред землетрясением или цунами, воешь, скулишь на цепи, понимаешь, что бежать надо, а не можешь ту цепь проклятую разорвать, - признался Аглае Кудеяр.
- Да ладно, не поверю, что потомственный ведьмак, из-за чуйки в бега подался, - сомнением произнесла собеседница, и через небольшую паузу продолжила, - ты, Кудеяр, говорят самому Астароту душу заложил, неужто он знаниями не поделиться? - удивлённо спросила Аглая.
-  Байки то всё, кто такой я и кто такой Астарот, врубаешься, - чуть агрессивно, ответил ведьмак, - Шамхазай[91], мой покровитель и владетель - продолжил он доверительно.
- Ого, сильно! И, что, не поможет?
- Он молчит, понимаешь, не слышит меня. Или я не могу до него достучаться. Короче, глухо, как в танке.
Оба собеседника замолчали на какое-то время, приводя мысли в порядок, ища выход из сложившейся ситуации.
- Ну, а ты то, чего намедитировать успела, Аглая? - встрепенулся Кудеяр.
- Я…, - протянула ведьма, - странная штука, не было картинки, так только краем уловила «Беги!» и всё. Куда бежать, от кого бежать?
- Ты, знаешь, Аглая, а в этом есть смысл - может, пока такая непонятка происходит нам и надо, бежать, схорониться до времени. Посмотреть, как оно всё обернётся.
- Бежать, схорониться. А далече то бежать будем и в какую сторону. Бежать он собрался. Тут с бухты-барахты побежишь, так и ноги сломаешь, аль голову свернёшь.
- В какую сторону бежать, как раз понятно. Я за Иркутском сижу, меня оттуда выдавило, сейчас тебя давить начало, вот и надо перед этим давлением бежать, да ещё и с запасом. А может сводишь меня на красный камень, плеснём немного кровушки, да поспрошаем древних. Они чай за кровушку невинную, расскажут, что происходит, не откажут в милости.
- Кудеяр, ты о каком красном камне говоришь? Белены объелся?! И где ты невинную жертву возьмёшь. Правила чай помнишь: в своём стаде агнца не ищешь.
И необходимо отдать должное, данная формула позволяла столетьями жить целым родам ведьм и ведьмаков, не побуждая местное население озлобится и взяться за вилы, пустить пал. Требуется жертва, езжай в чужой район или околоток, ищи там.
- Прекращай, Аглая, всем ведомо, что тебе одной сарматский жертвенник открылся, многие искали, да не многие ноги смогли унести, не то, что камень узреть. А у тебя говорят получилось.
- Кудеяр, ты хоть представляешь, что мне пришлось сотворить, чтобы этот камень именно мне открылся. Кто его только не искал за эти столетья. Но после того, как Тэн Тенгри, великий шаман самого Чингисхана, заклял камень жертвенной кровью никто его более и не видывал. Ещё в тридцатых годах НКВД под руководством товарища Барченко[92] отправляли сюда целые экспедиции. На силу удалось отвадить, перенаправить их в Карельские земли…
Разговор двух бывалых оккультистов был прерван самым неожиданным образом.
- Эй, хозяйка, есть кто дома?! - от калитки раздался окрик новой посетительницы. Судя по всему, голосом гостью бог не обидел.
- Отворяй ворота, гость в дом пришёл! Гость в дом - бог в дом, - неслось из-за кустов, от калитки.
- Ого, принесла нелёгкая горлопанку, - услышав раздающиеся возгласы прокомментировал Кудеяр.
- И не говори, - поднимаясь из-за стола и направляясь к воротам поддержала его мнение хозяйка дома.
 Оставшись один, Кудеяр подпёр голову рукой и задумался. На своём долгом веку он не мог припомнить что бы происходило что-либо подобное. Ни отец, ни дед также не говорили о таких напастях. Что бы одного ведьмака корёжить начинало - случаи бывалые - то священник какой чистый сердцем, а то и человек мирской живущий и не знающий, что отмечен ангелами, но так что бы и ведьмы, и ведьмаки, да ворожеи с мест своих насиженных посрывались, да на такой территории, впервые случалось. Это что же за силища такая, мощь пробудилась, которой и не место в этом нашем мире. Он искренне верил в то, что этот мир уже принадлежит ему и таким, как он - чертям, тем кто по своей воле встал за черту.
За кустами, у калитки, слышался говор двух голосов, судя по интонациям, кто-то кого-то привечал и о чём-то спрашивал. Отдельных слов было не разобрать, но общий тон улавливался. На ухоженной садовой тропинке, выложенной из местного сланца в обрамлении зелёных и сочных моховых прожилин показались хозяйка дома и её гостья, старая знакомица Аглаи, да и самого Кудеяра Светлана. Высокая, стройная, с неизменной толстой косой, перекинутой через плечо и вольготно расположившейся на высокой, рвущейся сквозь тонкую ткань домотканой рубахи, шитой замысловатыми узорами, груди. Ведьма вышагивала за хозяйкой дома пластично и грациозно, как будто ведя только ей одной понятный танец. У любого смотревшего на эту женщину рождалось странное чувство дежавю, но где и когда?! И только чуть позже всплывали ассоциации с Гоголевской ведьмой Солохой, правда в молодости. Но что-то общее ей-ей было.
Расплывшись приторно-сладкой улыбкой, излучая само радушие, Кудеяр чуть привстал, приветствуя гостью, отвесил жеманный поклон.
- Приветствую тебя, дщерь шатров! – обратился ведьмак к пришедшей.
- Ха и этого чёрта принесла нелёгкая. – в тон Кудеяру ответствовала Светлана.
- То не было, не было и вот опять, да, Кудеяр? – продолжила Светлана, перехватывая сальный взгляд ведьмака, отвечая взглядом на взгляд.
- Я, Светик, калач тёртый, к любому столу пригож, в любые двери вхож. – подхватил шутливый тон собеседницы Кудеяр.
- Ага, калач, скажи ещё Колобок.
- Тьфу-тьфу, типун тебе на язык. Не накаркай, нам сейчас только Колобка не хватало с командой крамольников, проблем же совсем никаких нет.
- Не уж-то ты, Кудеярушко, крамольников испужался?! По что так?
- Светка, ты совсем с глузду съехала? Думаешь крамольники растворились, ушли вместе со своими светлыми богами? Я тебе так скажу, пока встаёт их бог, пока на небе восходит солнце – РА, они и будут ему молиться, потому и зовутся к – РА – мольники. И сила у них непомерная, а ненависть к нам, прошла через столетия. Они ведь помнят, ничего не забыли, особенно то, что это наши подсуетились и науськали первых христиан капища извести, да свои храмы на их местах поставить. Одно и спасает, что святош они ненавидят больше нашего.
- Не скажи, Кудеяр, не скажи, – вступила в разговор Аглая – просто на смену одним православным богам – древним, пришёл новый православный бог.
- В каком смысле древние православные боги?! – включилась в разговор Светлана.
Аглая посмотрела на своих гостей с иронией и смесью того чувства, когда опытный педагог взирает на не особо сообразительных воспитанников, которым по десятому кругу приходится вдалбливать прописные истины.
- Ладно, время есть, на поезд только завтра и то к вечеру, поэтому давай объясню по порядку: до пришествия на Русь христианства и тем более до образования на Руси Православия, на этих землях люди поклонялись древним богам и делили мир на три основные составляющие, одной из таких составляющих был мир богово – мир Правь, и все языческие племена, а мы помним со школьной скамьи, что слово «языци» буквально означало – народ. Так вот, языческие племена поклонялись или славили, прославляли этот самый божественный мир – Правь, поэтому и считали себя Православными, буквально – славящими Правь.
- Хорошо, а как же сведения из Иакимовской летописи о крещении Новгорода, да и всей Руси огнём и мечом?!
- Молодец, Кудеярушка, не все мозги о Светкину грудь разбил. Тебе ли не знать основ символизма. Наши предки были людьми поэтичными, видели этот мир глазами легенд и сказок. Крест, он же КРЕС символ не только распятия Христова, но и символ восКРЕсения, в божественном его значении, а ещё символ небесного огня. Вот этим то огнём КРЕСом и КРЕСтили Русь. Ну, а с мечом всё гораздо проще.


Глава 10.
 
«Я растёр между пальцев чабрец
И вздохнул, будто крылья обрёл.
Вспомнил вдруг, как когда-то отец,
По лугам Хортецким меня вёл».
Произведение автора.
 
Воспоминания Путника.
 
Хорошо было помолчать, просто сидеть вытянув ноги, пить травяной чай глядя через щелочку неплотно прикрытой заслонки на пляшущие языки пламени в печи, вдыхать лёгкий аромат горящей берёзы.
Детство и отрочество прошли в благодатном месте, поистине сердце всей тогда ещё Украинской Советской Социалистической Республике, в одном из небольших украинских поселков, вольготно раскинувшихся среди просторов прекрасной Хортицы[93], на берегах величественного Днепра, на время смерившегося и разделившего свои воды на два русла - Старый и Новый Днепр, обхватывая своими сильными руками эту Богом данную красавицу.
Хортица - драгоценный камень, по сути своей не нуждающийся в оправах, но наделённый свыше невиданной силой, коея влекла сюда людей ещё в эпоху неолита, на её ковыльные прибрежные степи обрывающиеся в Днепровские воды гранитными утёсами и живописными балками, в её заповедные леса к деревьям великанам которые ещё и сейчас можно увидеть на Верхней Хортице[94].
Ах, какое было время! Маменька и папенька зазывали в дом отца Савву[95], который с недавних пор поселился по соседству и служил в Верхне - Хортицкой церкви, где пресвитером долгое время был Бринза Алексей Гаврилович[96], человек поживший и повидавший многое, как говорили сами прихожане: батюшка от Бога.
Как и по какой причине в этом небольшом селе появился отец Савва, никто толком не знал, а кто и знал, тот держал язык за зубами. Ходили слухи что направлен он был сюда отбывать наказание за греховные деяния, что ранее был замечен в блуде, распитии спиртных напитков в Великий Пост и чуть ли не грехопадение в ересь. И спорить с этими домыслами не имело никакого смысла - народная молва и злые языки прихожанок определяли всё сказанное за чистую монету, с некоторыми дополнениями или отступлениями в зависимости от того, кто на данный момент участвует в обсуждении.
Однако же все без исключения отмечали общительность и эрудированность нового поселенца, его природную харизму и лёгкий сарказм в речах.
Был отец Савва, достаточно молод, подтянут, окладисто бородат, иногда в глазах проскакивали озорные искорки, не шедшие со строгим фасонным облачением, наперсным крестом и совсем уж не по сану носимой панагией, к слову сказать, выполненной из дерева в обрамлении серебряной оправы, опять же искусно выполненных из корня не то кипариса, не то можжевельника в серебряной инкрустации в виде колец на каждом звене молельных чёток.
В скором времени отец Савва приобрёл заметное уважение не только у прихожан и братии храма, но и местных селян, а также всех ведьм женского пола, которые при виде идущего на встречу священника торопились перейти на другую сторону улицы, активно крестились и трижды плевали через плечо, соединив воедино «Господи прости» и «Чур меня, чур!».
Но почему-то чаще всего воспоминания возвращались к маменькиному варенью, из вишни, без косточек, безумно вкусному и ароматному. К вечерам на отцовской веранде, на которой по случаю летней жары снимались ставни, позволяя ветру и комарам чувствовать себя хозяевами положения, где собирался местный клуб любознательных и любомудрых мужей, неспешно пивали чай из широкобокого самовара, обязательно в прикуску с вареньем щедро подаваемое к столу.
По случаю и к беседе на столе дозволялось появиться запотевшему графину наливки, и лафитникам. На что неизменно, отец довольно щурился, директор гимназии, Ропало Андрей Петрович довольно подкручивал свои пышные казацкие усы, отец Савва довольно крякал и незамедлительно накладывал крестное знамение на стол, благословляя богоугодное дело. В общем все были довольны, и даже вездесущая детвора получавшая возможность улизнуть от бдительного ока старшего поколенья, увлечённого не только и не столько распитием напитков в прикуску, сколько положением дел на мировой арене, падению нравов у молодёжи, и о том, что Лев Толстой хоть и был умный мужик и гений, но дурак, отречение от церкви получил не зря, но мог ведь и покаяться, однако же не стал, ибо был твёрд в своих убеждениях, последователен в своих же суждениях, но в силу своего гения не смог разглядеть долгосрочных перспектив своих заблуждений.
- Говорят, в школах нынче идёт попустительство в нравах среди воспитанников и, прости, Господи, преподавательского состава, блудят окаянные души, - с этими словами отец Савва лихо запрокинул лафитничек настойки, прислушался к ощущениям, провёл рукой по окладистой бороде, и подняв указательный палец, отметил, - О!
Собеседники начинание поддержали, не чокаясь, считая чоканье излишней выпендрёжностью - за столом все свои, а не свои за стол не допущены, выпили и тут же закусили чем Бог послал, а хозяйка одарила.
- Однако же, отче, - взял слово директор гимназии, - вся ересь к нам из-за границ ползёт, вся без исключения. Мы же, православные, а паче нехристи или того хуже атеисты, равно что дети малые, как чистый лист. Бери перо и пиши, что душе возжелается.
- Эта сила, как серая плесень, ползёт под землёй незаметно, корни грызёт, побеги малые. Не спешит, её работа на века, и ушедшие, и грядущие. И нет смысла в отравленную землю бросать семя - погибнет, - поддержал диалог хозяин дома.
- В том и беда, наши власть предержащие мужи приходят и уходят, и некому передавать знания и традиции, нужен земле Русской император, помазанник Божий, династия императорская. Что бы все знания, все опасения передавались по роду. Император клятву даёт перед Богом блюсти Россию и народы этой земли, — произнёс отец Савва.
- Да были у нас уже императоры, были. Ничем хорошим это не закончилось. Нам не столько император нужен, сколько понимание всех насельников, живущих в этой стране, что они и есть эта самая Империй. Каждый равен её части малой…, хотя и император должен быть, как лидер мирской, - отвечал Андрей Петрович, в процессе отправляя в рот знатный кусок блина с мёдом, ухитрившись не испачкать своих пышных усов.
- Эх, – с  завистью от такого мастерства вздохнул отец Савва.
- Вот, намедни, ваш пострел, – обратился  отец Савва к папеньке, лазил по соседским участкам в поисках наивкуснейшей черешни. Я его со своего дерева с лозиной пошёл снимать, а он ни в какую, слазь, ему говорю. Почто в чужие сады аки тать крадущийся лазишь.
И хозяин, и педагог, заинтересованно отложили приборы в ожидании продолжения. Святой отец не заставил себя долго ждать, продолжил:
- А он мне, с высоты дерева отвечает: вы батюшка ветку то отложите в сторону, бросьте, меня папенька и так уму разуму научат. Но у меня к вашей черешне, сугубо научный интерес. Во закрутил стервец. Ну думаю ладно, раз сугубо научный, да ещё и интерес, тогда, конечно, да - лозина несколько излишня.
- Ну да, излишня, - протянул папенька, почему-то одаривая провинившегося и ничего не подозревающего отпрыска многообещающим взглядом.
- Любую тягу к наукам и познанию мира следует поддерживать, а ежели потребуется и закреплять методом хоть и осуждаемым в развитых странах, но популярным и действенным, - вставил реплику педагог.
- Вот и я решил поддержать, - согласился отец Савва.
- А я, так однозначно поддержу, и закреплю…, позже, - высказался отец, продолжая рассматривать сына, как неведомую и забавную зверушку.
- В общем слез малец с дерева, вся рожица естественно черешней запачкана, и так спокойно и обстоятельно мне излагает: Вы, говорит, отец Савва на меня не сильно серчайте, во-первых, та черешня до которой я дотянуться растёт высоко и вам её всё равно не достать, логично? А я про себя думаю, в принципе да - логично. Во-вторых, вы живёте один и вам такого количества черешни не надо, загибает второй палец и спрашивает: логично? А я опять про себя думаю, логично, мне зачем столько-то. В-третьих, говорит, мы с Ивановскими и Петровскими мальчишками поспорили: кто принесёт самую сладкую черешню, того и Надька будет, логично? Я ему автоматически отвечаю: логично. Потом спохватился и спрашиваю: а Надька это кто? Как кто, удивился он моей непонятливости, с соседнего класса, фифа вся такая. И надо заметить, так увлёк он меня этими своими логично не логично, что я и не заметил, как мы к калитке подошли. И этот отрок, не по годам умный, говорит мне напоследок: спасибо батюшка Савва за гостеприимство. И шмыг за калитку, только пятки засверкали.
Посмеялись. Вечерело. Зной уходил в тень, уступая место вечерней, ещё робкой прохладе. Солнце наливалось багряными красками, обещая к утру ливень. Где-то на окраине села звучала не стареющая «Беловежская пуща», популярный шлягер располагал к душевному спокойствию и требовал продолжения. Соответственно настроению было и налито, и продолжено.
- Однако же, возвращаясь к имперской теме и сугубо к престолонаследию, нельзя не обратить внимание на возможность вхождения на престол слабых и недальновидных наследников, или паче того больных духовно – продолжил отец Савва тему о помазаннике Божьем на престоле Российской империи.
- Прецеденты были и не единожды.
- Да, отче, в данном вопросе на человеческий фактор полагаться нельзя, есть обоснованный риск, есть.
- Человеческий фактор…, человеки они, как свечи – одни для кандила перед иконой, другие в задницу, прости, Господи, что скажешь в суе – изрёк отец Савва, богопристойно перекрещивая свои уста троеперстным знаменьем.
-  И то правда, отсюда и возникает потребность в воспитании наследника, что называется - с младых ногтей, престолоблюстителем и духовенством, а учитывая особенности Россейского мультикультурализма духовенством не токмо православным, но и мусульманскими да буддистскими – высказал свою мысль Андрей Петрович.
- Вы, батенька мой, ещё и иудеев привлеките для этих целей, то-то потеха начнётся – обратился к заслуженному педагогу папенька.
- А вы, я так полагаю – антисемит?
- Что вы, какой же я антисемит, я практик.
- Мдяяя, если уж мы между собой договориться не можем о таком пустяке, как престолонаследие, то как в массы идею эту нести прикажете? – добавив в голос показной грусти и предлагая на сегодня завершить начатую тему резюмировал Андрей Петрович.
- Сыне мой, грех предаваться унынию, когда есть другие грехи – с этими словами отец Савва многозначительно посмотрел на хозяина дома, тот в свою очередь намёк истолковал верно и снова в лафитнички было налито, и не задерживаясь на пол пути, но смакуя выпито.
 
  
 
Глава 11.
 
«Сколько лет все думаю:;«Как бы найти звезду мою?»;А звезда - рюкзак на плечи,;И пошел.;А звезда - рюкзак за плечи,;И пошел».
Ада Якушева.
 
О встрече с туристами.
 
За селом Ванавара, что в Красноярском крае, и далее за кордоном «Выезд» идёт основной пеший маршрут в сторону предполагаемого мест падения Тунгусского метеорита, мимо, а при желании и с ночёвкой в промежуточной избе «Макита», и ещё дальше через заболоченные поймы к заветной цели - кордону «Пристань».
Многие любители путешествий, историки и литераторы по привычке считают название поселения Ванавара основанным по одной из версий от эвенкийского названия «аннаваркан», что переводиться, как малая речка или того проще, не особо себя утруждая опять же от эвенкийского слова «андаманми» - обмениваться, место обмена. Следует отметить, что обе теории можно признать несостоятельными в силу того, что Ванавара находится на реке Подкаменная - Тунгуска, которую и в засушливую пору назвать малой рекой язык не повернётся. Протяжённость этой сибирской реки составляет порядка 1865 километров, падая с Ангарского кряжа и разрезая вулканические траппы Среднесибирского плоскогорья она благодарно впитывает в себя свои малые и большие притоки и в районе посёлка Бор впадает в могучий Енисей.
Отнести название поселения Ванавар к значению эвенкийского слова «андаманми» - обмен, можно было только с пьяного глаза или от большой глупости, лени.
Но истина, как всегда, была рядом. Ибо корневая основа слова «Ванавара» была заложена в глубокой древности и несла в себе не только и не столько значимое, и известное всем коренное значение «навар», как знак достатка и прибыли, но и совершенно глубинный смысл и значение русскоязычного наречия. И в буквальном смысле с русского языка на русский переводилось, как – спускающаяся по земле от солнца или второе не менее яркое звучание - текущая по земле в лучах солнца. И это было верно, наши предки имели глубокое понимание естества, гармонии и красоты окружающего мира неизменно соединяя горнее с земным.
Светило только-только перевалило за точку зенита, слегка обозначив своё стремление к земному долу, соблюдая установленный и естественный ход вещей. Разогретая, разморенная тайга, окунала Путника в свой калейдоскоп, в котором запах кедровой и пихтовой смолы перемежался с ароматами коврового разнотравья, и где проскальзывали нотки лесной земляники, свежезамятой травы, восково-медовых оттенков. К этому многообразию с недавнего времени стал примешиваться, пока едва уловимый росчерк запаха далёкого костра и готовящейся на нём снеди - туристы, скорее всего, обживали место будущего ночлега, далеко по таёжным урочищам разносился стук топора, чуть тише ему вторил звук пилы.  Особо отчаянные головы, желая продемонстрировать свою стойкость и верность походному делу ставили палатки, окапывали периметр на случай дождя, раскатывали спальники и укладывали свои пожитки согласно неписанным установленным правилам - хозяйственный инвентарь по правую руку, вещевое имущество по левую руку. Продукты, особенно крупы, сахар и вяленое мясо старались занести в дом или сооружали походный лабаз, в крайнем случае просто подвешивали в мешках в защищённом от влаги месте, располагали так что бы хитрые лесные зверьки не могли добраться до ценных запасов.
Следовало спешить, ускорить темп. Не хотелось появиться в лагере исследователей ближе к вечеру, это и понятно - любой встреченный посторонний человек в тайге или горах, да ещё одиночка, вызывает обоснованное подозрение. Поэтому и спешил Путник, изредка вытирая припасённой тряпицей пот и делая экономные глотки из старой армейской фляги, хотел появиться в расположении лагеря ещё засветло, дать возможность присмотреться к себе, оценить степень угрозы. Безусловно, неписанных законов тайги никто не отменял и, если к костру вышел путник, вне зависимости от внешнего вида, или вида живой, а в иных случаях и не живой природы, но будь любезен, дай место у огня, предложи разделить хлеб да соль с тобой. И уже позже, когда и руки у костра будут согреты, и преломлен хлеб, можно задавать не праздные вопросы, кто, куда и откуда гость держит путь.
Продираясь через таёжный кустарник, стараясь обойти особенно подозрительные валежины обильно поросшие мхом, огибая древние валуны не то лавовых траппов, не то принесённых с далёкого Севера тысячелетия назад базальтовых дропстоунов[97] ледниковой эрратики[98] надёжно укоренившихся в местной морене, местами заросшие накипным лишайником, создавая из мёртвых камней подобия доисторических животных царствовавших на этих территориях ещё до прихода большого льда.
По ходу движения удалось выйти на относительно свободную и большую поляну плотно заросшую беломшанником и брусничником, обильно проросшим на вековых воворотнях и вокруг могучих кедров. Между изумрудно-зелёных кустов и светлых пятен мха красовались бурые шляпки настоящих боровых белых грибов - боровиков, кое-где уже переросших и опустивших свои шляпки к земле, торопясь щедро одарить её зрелыми спорами, которые с ветром разлетятся по всему лесу, а летние и осенние дожди позволят закрепиться в почве, дать основу новой грибнице, или пересидев зиму уйти под таежный дёрн по весне, с талым снегом.
Но данное разнообразие, хоть и тронуло сердце Путника своим обилием и перспективами наваристого грибного супа и ароматного брусничного чая, но не заставило сбавить темп передвижения, в конце концов, грибы да ягоды и на месте поискать можно, надо только вовремя успеть к этому самому месту.
Тем временем туристическая группа заканчивала расположение на корневом бивуаке, хотя часть ребят ещё крепила мешки с продуктами на лабазах, да слышен был стук топора - шла заготовка в прок, и что называется на «сухой остаток», когда, покидая место стоянки в избе необходимо оставить запас сухих дров, спичек и каких никаких продуктов. А кто-то уже настроил гитару и негромко разминался бессмертным мотивом о лесном солнышке[99] Юрия Визбора.
- Андрей, Дарвин! Ты оборудование куда положил, которое нам завтра с собой брать? - из открывшейся двери избы звенел женский голос, - найти не могу.
- Там, в комнате, справа - нехотя оторвавшись от созерцания окрестных видов ответил Андрей.
Вокруг Виктора Коваля, члена Обнинского РГО[100], научного сотрудника института ядерных исследований Российской академии наук, а по совместительству, вызванному скорее душевными стремлениями, лектора и идейного вдохновителя огромного количества любителей всех мастей, кто стремиться проникнуть или хотя бы прикоснуться к тайне Тунгусской загадки уже собралась группа ребят - энтузиастов. Надо отметить тот факт, что Виктор обладал недюжинной эрудицией и в отличие от многих своих коллег мог легко и доходчиво донести информацию до умов и сердец благодарных слушателей. Вот и сейчас, чуть в стороне от костра, не мешая дежурным поварам тренироваться в кулинарных изысках походной кухни, молодёжь оживлённо обсуждала цели и загадки, на которые предстоит ответить в ходе предстоящей экспедиционной работы. Единственно, кто выделялся из этой разношерстной команды по возрасту, но не блеску в глазах, был штатный корреспондент телеканала «Россия 2» Дмитрий Абызов, никогда не выключающий один из нескольких диктофонов, носимых на груди в специальном кармане куртки, и не выпускающий любимый Nikon D5 Body, позволяющий оперативно переключаться из режима фото в видео съёмку,  дополненный футуристической конструкцией  стедикама, из своих опытных рук. От дальней стороны поляны, на котором расположился лагерь изыскателей, к месту проведения стихийного лектория уверенно лавируя между другими членами экспедиционной группы, палатками и оборудованием направлялся руководитель всей экспедиции Денис Рогоза, доктор биологических наук, сотрудник Института биофизики СО РАН, профессор. Но все эти звания и регалии не мешали этому ещё молодому мужчине оставаться по юношески любопытным и непосредственным.
Возле двух палаток, поставленных на самом краю обжитой территории, под раскидистыми лапами гигантской лиственницы вольготно, не экономя пространство разместились три разноцветных лоскута палаток научно-исследовательской группы. Трое мужчин и одна девушка вели диалог о возможностях данной экспедиционной партии.
- Завтра на Чеко[101] надо будет выходить засветло, на Кимчу[102] подойдут местные проводники на шнягах[103], да нам ещё катамаран надо успеть собрать и опробовать, груз разместить, - обратился ко всем самый старший из группы, Калагин Иван, в мирской жизни, доктор геолого-минералогических наук Сибирского отделения РАН.
- Одной ходкой всё равно не уйдём к месту, жаль вертушку нам не выделили, - сделал своё замечание высокий, достаточно крепкого сложения, гладко выбритый мужчина, одетый в не новую уже тельняшку, и как многие, в полевые брюки «горка» цвета «хаки», и в смелые по здешним местам белые короткие кроссовки.
- Артур, ты же знаешь сколько стоит час полёта на вертолёте, а мы здесь за час точно не уложимся, скажи спасибо, что хоть эти средства выделили, - запальчиво ответила на замечание Артура Медуса, стройная улыбчивая девушка, в таких же цвета «хаки» брюках, серой кофте в широкую чёрную полосу, с цветастой косынкой поверх каштановых прядей.
- Настенька, - немного по-отечески, обратился к девушке один из участников группы, Баринов Александр Алексеевич, мужчина в том возрасте, который можно определить, как «матёрый», выдержанный временем, взматеревший.
- Настенька, думается мне Артур Видмантасович, сетовал скорее на упущенное время и возможности, которые наличествуют при современном способе транспортировки людей и грузов. Право слово, хорошо хоть не на осликах по горам, как мы некогда в средней Азии.
- Ладно братцы, слушай мою команду, - вернул себе слово Калагин, - Настя, бери список имущества и сверь с планом загрузки на завтрашний день, посмотри, что бы всё было согласно схеме погрузки готово и уложено, что б не искать завтра в полумраке оборудование или провизию. Это, раз. Артур, бери ребят, кто освободился и собирайте катамаран, тащите его к точке сплава, до вечера время ещё есть, думаю успеете к темноте. Это, два. А нам с тобой, Александр Алексеевич, пока молодёжь занята всякой ерундой, предстоит самая ответственная часть, - чересчур серьёзно обратился руководитель группы к своему товарищу, - а именно, собрать зелени на чай.
С этими словами два ветерана полевых работ не сговариваясь, как будто раньше репетировали свои действия, направились за палатки и скрылись за стеной деревьев и кустарника.
- Это, три. Артур, вот это вот к нашему с тобой разговору о справедливости в мире, и равномерном её распределении среди страждущих, - саркастически заметила Анастасия.
- Ладно, о справедливости говорить можно долго, но на одной справедливости катамаран не сладишь, пойдём, что ли.
В это же самое время лекция, начавшаяся полчаса назад и собравшая первых благодарных слушателей обросла новыми участниками, плавно переросла в околонаучный диспут, в котором участники и слушатели стали соучастниками и активно полемизировали на темы достаточно далёкие от завтрашнего дня, наполненного поисками и приключениями, от Тунгусского метеорита и его загадок.
 - Теория Эрвина Шредингера о том, что мир, который мы, люди, видим в его многообразии многообразен именно потому, что мы на него смотрим, живём в нём, описываем свои ощущения, и утверждаем их. Но, если извлечь человека из мира, удалить нас в каких красках предстанет мир? То есть, по сути, мы создаём научные теории о мироздании с колоссальной погрешностью - нашего в нём сознания. Но что бы создать полную концепцию и чистое понимание мира необходимо из уравнения исключить как раз наше сознание, влияние, - запальчиво высказывался один из соучастников диспута. Было видно, что данная тема его интересовала, и вести споры было не внове.
- Получается, что мы никогда не увидим истинной картины мира, потому что всегда будем влиять на данную картину? - прозвучал чей-то вопрос.
- Теория не новая и парадоксальная, - поддержал начавшийся диалог Виктор Коваль, - Более того, эта парадоксальная теория гармонично сочетается с высказыванием Анри Пуанкаре о том, что та гармония, которую человеческий разум полагает открыть в природе, может быть эфемерной в силу того, что наш разум, следуя законам эволюции приспособился к условиям внешнего мира, оптимальную для существования вида, наиболее удобную. То есть, по сути, разум стал зависим от картины мира, которую он сам и начертал.
- А что есть наш разум, или разума вообще нет, что есть наш язык, наша речь, может мы всё себе выдумали, или всё же Бродский был прав, когда говорил о значении нашей речи в целом и поэзии в частности? - из-за спин участников обсуждения прозвучал незнакомый Ковалю голос.
- Вы имеете в виду его знаменитые слова о поэзии: «поэзия не развлечение и даже не форма искусства, но скорее наша видовая цель. Если то, что отличает нас от остального животного царства - речь, то поэзия - высшая форма речи, наше, так сказать, генетическое отличие от зверей», - вы об этом?
- Да, совершенно верно, - выдвинулся вперёд Путник, давая себя разглядеть всем присутствующим, - но и о том, что мы ведь точно не знаем, а может и звери разговаривают, и стихи пишут, только нам людям удобнее оказалось принять догмат о том, что животные неразумны, их язык примитивен, только лишь на том основании, что мы не понимаем и не стремимся понять язык природы.
- Это конечно любопытное замечание, а вы собственно кто?!
- Мир, Вам! - поднимая руки с улыбкой произнёс Путник, - я всего лишь путник, если позволите, то передохну у вас в лагере день - другой и дальше пойду своей дорогой, - спокойно продолжил гость.
- Ну у нас тут вообще-то научная экспедиция, - произнёс кто-то из окружения. В голосе говорящего чувствовалось напряжение и недоверие. Что, впрочем, было обоснованно, Тайга чужаков не любит. В помощи и, по возможности, крове не отказывает, таков закон, но не привечает незваных гостей.
- А я, как в сказке у Филатова: «Я к любому делу гож, я в любые двери вхож, я тебе что хошь достану, хоть подкованную вошь!», - с этими словами Путник, имитируя повадки приматов, сделал вид, что достаёт из головы ближайшего слушателя, как раз таки эту самую вошь, после чего стал рассматривать её со всех сторон на солнце. Пантомима была проделана с серьёзным выражением лица, что само по себе и все связанные с поимкой искомого кровососущего насекомого вызвало улыбку и смешки окружающих, а Путник, как следует рассмотрев условную вошь с задумчивым видом продолжил:
- Осталось совсем малость, подковать насекомое.
Тут уж не выдержали даже самые стойкие и подозрительные, улыбки появились на всех лицах.
- Вошь, оно, конечно, что ж? Вошь, оно не плохо тож! Но на энтой насекомой далеко не уплывёшь! - продолжил Денис Рогоза цитатой из знаменитой сказки.
- Я, Денис Юрьевич, руководитель экспедиции, мы рады любому человеку, кто с руками и головой, да ещё и готов приложить усилия в нашем общем деле, так чем нам может быть полезен Путник в период своего недолгого пребывания в лагере? - специально акцентируя внимание на слове «путник», мало ли по таёжным просторам ходит народа просто не желающего открывать своего имени, или бегущих то ли от кого то, то ли за кем то, а то ли от себя самого, поинтересовался руководитель экспедиции.
 - В мирской жизни, я плотничаю, отец тоже плотничал, собственно, как и дед. Династия у нас, плотницкая. А в училище на техника обучался. Так что располагайте мной по своему усмотрению.
- Добро, Никита, Алёна, - обратился руководитель к молодым участникам группы, покажите нашему гостю, где можно разместиться и посмотрите в какой палатке есть место для ночёвки. Потом идите к Медусу Артуру, он должен заниматься катамараном, вот там ваша помощь и понадобится, - на этих словах Денис Юрьевич сделал лёгкий кивок головы, словно утверждая сказанное, развернулся и пошёл в глубь лагеря по своим руководяще - хозяйским делам.
- А вы только вошь можете подковать или из житейского чего полезного достать можете? - поинтересовалась смешливя и бойкая Алёна у Путника.
- А чего бы вы хотели, чашу вина? Белое, красное? Вино какой страны вы предпочитаете в это время дня? - цитатой из бессмертного романа ответил Путник.
Алёна показательно задумалась, закатила глазки, надула губки, немного позёрства не помешает ни одной привлекательной девушке, логично рассудила она.
- Пожалуй, я соглашусь на кока-колу, холодненькую, - народ вокруг откровенно смеялся, много ли надо для улыбки и смеха студентов, улизнувших из пыльных и скучных аудиторий, да ещё с обещанием за проявленный энтузиазм, или как говорил Дима Абызов, ведя съёмку экспедиционной жизни - «энтузазизьм», закрытия всех долгов по зачёткам.
Вечер пред первым научно-исследовательским днём явно задался. Не был не душен и не прохладен, а в самый раз. Лёгкий ветерок отгонял вездесущего комара, мошку и гнус, что позволило всем участникам посиделок у костра использовать по минимуму рефтамид, и полноценно насладиться свободным временем. Мужчины, приняв водные процедуры возле ближайшей безымянной речушки, начинающейся не так далеко, в распадке и уходящей в дебри таёжных зарослей, и одарившей уставших экспедиционеров освежающей прохладой, степенно располагались вокруг костра. Подходили, после бани разогретые, свежие словно наливные яблочки женщины, и сидящее у костра мужское население не сговариваясь поворачивало головы в их сторону, в глазах разгорался блеск, как у любого нормального мужчины при виде красивых и желанных женщин.
Пришедшие присоединялись к уже идущему диалогу, слушали с интересом, компенсируя за день накопившуюся физическую усталость шутками, спорами, песнями под гитару.
- Да, Церковь, а я имею в виду Церковь, как храм, Церковь, Мечеть, Дацан, не суть, отступили со своих позиций. Впустили в своё лоно греховную суть, попустительствуют распространению греха, пасуют перед ним, - обращался к участникам диалога новый гость экспедиционного лагеря, Путник, вышедший мимо натоптанных к кордону троп и вызвавший по началу осторожное любопытство, но проявил себя в качестве хорошего техника и действительно опытного плотника, с одним лишь топором соорудив из поваленных брёвен удобные скамьи для сиденья у костра, чем заслужил уважение и доверие группы.
- И?
- А, что «и». Сегодняшний вечер для всех вас будет последним, завтра каждый из нас встретит уже по-другому, не таким, как всегда. Завтра, каждый из вас станет наставником, учителем. Время учеников закончилось. В завтрашний день вы все здесь сидящие принесёте толику вот этого самого огня, - кивнул в сторону костра Путник, - вы поймите, - продолжил он, - во все времена нашей непростой истории наступал тот момент когда каждый, каждый, кто живёт на этой земле, вне зависимости от национальности, вне зависимости от сословия, будь то князь, рабочий, может монах или селянин осознавали, на генетическом уровне понимали, что отступать дальше не должно, что он и есть тот камешек, который сдвинет очищающую лавину, сметающую всё на своём пути.
- Но это ведь демагогия.
- Нет, это не демагогия, это наставление, напутствие если хотите, у нас с вами не осталось времени, совсем. Максимум одно поколение, и всё, нас вычеркнут.
- Что вангуете очередной конец света.
- Ни в коем случае, никакого конца света в привычном его понимании. Вот вы все сидящие сегодня здесь, знаете, что такое ресурс. Его можно высчитать, им можно оперировать. Но есть ресурс, данный нам свыше, ещё раз повторюсь, без акцента в какую-либо конкретную религию. Этот ресурс заложен в каждом из нас ещё при рождении, даже до рождения, заложен нашими с вами предками, и мы человечество, его теряем, как раз, потому что не в состоянии учитывать именно этот ресурс - духовная чистота. Совсем скоро, мы преодолеем черту невозврата - когда остаточные мощности не смогут иметь потенциал рождения новой энергии.
- По Вашему всем надо идти в храмы грехи замаливать?
- Нет, не поможет, уже не поможет. Давайте я вам объясню с точки зрения микрокосмоса одного человека и физических законов Вселенной. Вы учёные, вам так проще будет понять и если не принять, то обдумать. Берём за основу факт того, что любое наше с вами делание, включая и мысли, заряжены положительно или отрицательно, а любое наше бездействие имеет нулевой заряд. Принимаем такую теорию?
- Принимаем, продолжайте.
- Ага, так вот, любое наше положительное деяние имеет условно отрицательный заряд, маленькую частицу которого мы с вами впитываем при совершении хорошего дела.
- Бабушку через дорогу переводить?
- И бабушку через дорогу, в том числе. А все наши отрицательные дела имеют условно положительный заряд. Соответственно, наше нейтральное отношение подобно нейтрону вокруг атома не имеет заряда вообще, нулевая активность.
- Интересный подход к вопросу.
- То ли ещё будет. После смерти человека высвобождается его, как принято считать душа, её пытались вычислить и отловить всяческими методами, но не сработало, просто потому что искали не то и не там. Так вот, высвобождаются вот эти самые накопленные электроны, протоны и нейтроны. И там, в пространстве, в мировом логосе или универсуме, эти частицы притягиваются невидимыми магнитами, а по сути, универсальными физическими законами.
- То есть, вы хотите сказать, что если следовать вашей теории, то те, кто совершал положительные поступки и получили отрицательно заряженные частицы в достаточном количестве, тех притягивает положительные полюсы Вселенского магнита, а те, кто совершал отрицательные деяния и зарядились положительными зарядами отправляются к отрицательному полюсу.
- Совершенно, верно.
- Но тогда есть неувязочка, куда девать нейтроны, нулевой заряд.
- Никакой неувязочки, всё сбалансировано. Согласитесь, что найти человека, который всю жизнь оставался нейтральным очень и очень сложно, но такие встречаются, ещё реже те, которые и хороших и плохих дел совершили поровну, но и эти есть. Так вот, они эти нейтроны зависают посередине, в чистилище, если позволите такую формулировку, а по сути, их энергоинформационное поле никуда не уходит и со временем размывается, растягивается взаимной энергией двух основных полюсов, разрываются, если позволительно такое сравнение, как некогда кольца у Сатурна ранее бывшие планетами – спутниками.  А вы думаете почему столько рассказов и баек про приведенья.
- Значит, вы хотите сказать, возвращаясь к поиску души, вы считаете наука не там искала всё это время.
-   Конечно, не там и самое главное не то.
- Ну вы же отдаёте себе отчёт в том, что на сегодняшний день практически нет возможности сдвинуть основы, или скорее тех, кто отстаивает парадигму классического научного взгляда на мироустройство, с их позиций?
- Этот факт я и понимаю, и принимаю. Но, есть два пункта, которые как раз и работают на становление нового научного мышления и подхода к изучению основ мироздания, и как следствие, изменение и перенаправление векторов в фундаментальной науке.
- Поделитесь?
- Безусловно. Первый пункт – это все те одиночки, которые и возложили свои жизни на алтарь прогресса: Платон, Архимед, Исаак Ньютон, Галилей, Эйнштейн, Кюри и тысячи, тысячи других одиночек.
- А второй пункт по вашей теории?
- Это все вы, сидящие не на диванах с банкой пива перед очередным дешёвым телесериалом с участием в принципе талантливыми, но променявшими свой талант и гений русской актёрской школы на сребролюбие и золотого тельца актёрами, вы – те кто зная сколько трудов, сил и даже жизней придётся оставить на пути к мечте. Вы и есть та основа будущности всего человечества и даже людства. Вы и такие же, как вы разбросанные по всему миру, но движущиеся, подобно песчинкам в водовороте к единому центру притяжения.
-  Как-то всё просто получается, здесь молодцы, это я про нас любимых. А там, на той стороне не молодцы, ретрограды и саботажники.
- Всё просто и сложно одновременно. Как я уже говорил, с завтрашнего дня вы станете другими, вы станете наставниками и учителями. Вы передовой спецназ нового мира, подготовленный, злой, дерзкий.
- Вы нас прям на войну собрались отправить.
- К сожалению, это так. Каждый ваш шаг, каждое ваше слово будет нести в себе тот самый Вселенский заряд, который позволит перевесить чашу божественных весов. Уже сейчас Православному миру был явлен трибун, который собирает вокруг себя тысячи и тысячи тех, кто встанет с вами в одном строю, господь наделил его силой слова, возможностью высечь искру в душах. О, и он в полной мере осознал и принял этот дар, выпестовал его и огранил, подобно искристым самоцветам.
-  А задача то какая у нашего воинства?
- Вот, верно! У нашего воинства! Задача архисложная, помните основной постулат, сформулированный Лениным: «Лишь тогда, когда «низы» не хотят старого и когда «верхи» не могут по-старому, лишь тогда революция может победить. Иначе эта истина выражается словами: революция невозможна без общенационального кризиса». А кризис уже настал, он уже настал во всём мире. И, как я говорил ранее, это не военный или промышленный кризис, они - пыль, по сравнению с тем, что грядёт, если не предпринять должных действий, это кризис духовный. Здесь мера расплаты будет иная, ибо в орбиту вовлечены иные силы вселенского масштаба. И никто не укроется, а те, кто по какой-то причине избегут грядущего наказания, ужаснуться.
- Это Православие, концепция спасения только тех кто верит именно в правильную веру, соблюдает канонизированные той или иной религией обряды, в принципе используется во всех религиозных течениях. В чём концептуальное отличие.
- Совершенно, верно, но не в данном случае. Уже сейчас запущены процессы объединения всех религиозных течений для противостояния процессам духовной энтропии совместными усилиями. В ближайшее время вы увидите и услышите, как-то там, то там по всему миру станут появляться пророки, глашатаи, и праведники. Сначала не понятые и гонимые, но не отступившие и не сломленные. И каждый раз, когда им потребуется помощь вы и такие, как вы будете протягивать им руку, становиться у них за спиной и поддерживать.
- Но эти институты власти не сдадутся без боя, не уступят просто так своих позиций. Слишком многое для них поставлено на карту - власть.
- И снова вы правы! Верно подметили - институты власти, не духовные, и даже не религиозные институты, но властные. Но, как сказано было: «а сыны царства низвержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубовный». Они, эти сыны царства уже во тьме, стенают и скрежещут зубами. На них ведь целые аналитические институты работают не покладая рук, государственные машины их защищают. Они давно уже просчитали многое, но не Его деяния, это им ещё не под силу.
- Я правильно понимаю, что вы сейчас говорите о в принципе не выполнимой задаче - объединении практически всех разобщённых религиозных течений под единым символом, борьбы с мировым злом? - вставил в диалог свой вопрос Денис Юрьевич.
- Как вам сказать, вы сформулировали в общем-то правильно, но немного примитивно, слишком поверхностно. Основное достижение сил, давайте для общего понимания будем называть их разрушительные силы. Как раз базируясь на определении и понимании того, что разрушение — это процесс, воздействующий на материальный и не материальный объект приводя к ухудшению его свойств, качеств, потере пользы и полному его уничтожению. Так вот, Вселенная, как наделённая разумом единица измерения, не может допустить преобладания в своей структуре процессов разрушения.
- То есть, исходя из физического определения, настал предел прочности - когда механическое, а в нашем случае физическое и духовное, напряжение достигло отметки после которого происходит разрушение объекта? - поддержал гипотезу Путника руководитель поисковой партии.
- Верно, но это касается только человечества. Как я уже говорил, и повторюсь, Вселенная не допустит собственного разрушения из-за одной единицы измерения - человечества. Физические законы, на которых базируется, мироздание останутся неизменными, просто из уравнения будет вычеркнута возможная погрешность - люди.
С другой стороны костра зазвучал первый гитарный аккорд, кто-то захлопал в ладоши поощряя исполнителя, кто-то устроился поудобней, кто-то потянулся к костровому, повидавшему не одну экспедицию, большому семи литровому чайнику, набрать ароматного травяного чая.
Путник прервал диалог, чему-то улыбнулся, оглядел всех сидящих и остановил свой взгляд на Алёне, которая помогла днём с размещением вещей и выбором свободного места в палатке.
- Алёна, строго по твоей заявке, - с этими словами Путник извлёк из большого кармана походной куртки ярко-красную алюминиевую банку с легко узнаваемыми логотипами,
- Лови, заказ.
Девушка изумлённо вскинула брови, да и другие участники экспедиции были удивлены, когда в её руках оказалась банка пресловутой кока-колы.
- Ого, круто, вы прям волшебник, ледяная! - восхитилась Алёна.
- Ой, а можно пиццу заказать?! - посыпался смех и шутки неунывающей молодёжи.
Но только руководитель экспедиции и Александр Баринов, встретились взглядами и понимая, о чём они подумали в унисон, обратили внимание - алюминиевая банка сладкого напитка была ледяной, на металле выступил конденсат. Оба помнили, что холодильников в поход не брали.
Раннее утро застало спящий лагерь легко и внезапно, словно взбалмошная девчонка - подросток одним взмахом нежной руки, подобно дирижёру на подиуме перед пюпитром, заставило звучать всех участников оркестровой группы одновременно, запели птицы, им вторил лёгкий ветерок в кронах деревьев и густом кустарнике, срывающиеся с листвы капли росы звучали легчайшей октавой, крылья бабочек и стрекоз дополняли басовитый скрип вековых кедров - колоратурное сопрано, высокое, лёгкое и подвижное дополнялось игрой красок, нескончаемой палитрой мастера, сумевшего сплести воедино и звук и цвета.
Из палатки не хотелось выходить, было желание растянуть этот дремотный момент, слушать музыку утреннего леса и блаженствовать вдали от дневных забот и обязанностей.
Но вдруг, словно по мановению всё того же невидимого дирижёра, стихли все звуки, казалось, даже вечный ветер прекратил свою игру и постарался слиться с внезапной какой-то давящей, тревожной тишиной, перестали старчески скрипеть вековые кедры и лиственницы.
Переход от одного состояния к другому, был настолько явным и стремительным, что даже самые не чуткие участники экспедиции вылезли из своих спальников, вышли из палаток, непонимающе оглядываясь на таких же удивлённых коллег. Два местных проводника, здешний егерь и тунгус Василий стояли наготове с оружием, но судя по их поведению и лицам, коротким взглядам, бросаемым друг на друга, они тоже не понимали, что происходит.
Когда напряжение достигло своего апогея, будто бы натянутая тетива готовая то ли выпустить стрелу в цель то ли лопнуть от усилий лучника, раздвигая низко опущенные ветви кустарника лобастой светло-серой, практически белой, головой на поляну к людям вышел огромный матёрый волк. Надорванное давным-давно ухо, шрамы на морде и лапах заявляли о том, что их владетель повидал жизнь, но сумел и даже смог выстоять, широкая грудь тяжело вздымалась от долгого бега. Волк спокойно, по-хозяйски, зная себе цену и оценивая двуногих стоящих перед ним и ощущая их первобытный страх, осмотрел всех вместе и каждого в отдельности, каждому заглянул в глаза. И это действительно было страшно. Но то, что произошло дальше вызвало у людей экзистенциальный ужас - волк, чуть присел и протяжно завыл. Практически у всех присутствующих, вой волка вызвал акустический шок, никто не мог ни двинуться, не пошевелить конечностями, не дышать.
- Ну, и чего ты спозаранку людей пугаешь, серый чёрт?! - идя мимо застывших людей по направлению к волку, спокойно спросил Путник. Проходя мимо егеря и проводника, он чуть задержался и обратился скорее к егерю, чем к проводнику тунгусу:
-  Не вздумай нажать на курок, иначе нас тут всех перебьют, да?! - сказал, и дождавшись ответного нервного кивка, продолжил движение в сторону серого гостя.
В это же время каждый из участников событий, развернувшейся на лесной опушке, выхватывали текущие моменты, словно сцены немого кино:
 - Егерь, бесцельно передёргивал затвор болтовика, но не замечал отсутствие магазина в карабине.
- В двух метрах от него, проводник, тунгус упал на колени, распростёр руки по земле и шептал молитвы-обращения к духам леса, прося защиты и помощи.
- Кто-то из мужчин ухватился за топор, да так и застыл, не решаясь…, просто не решаясь.
- Девчата, выскочившие из походной палатки, пытались отступить назад не осознавая, что тент, в который они упёрлись спинами, преградил им путь к отступлению.
Но только два человека из всей группы совершали осознанные движения - Путник, спокойно идущий к непрошенному гостю, и корреспондент, снимающий всё на неизменную в его руках камеру, как будто приросшую, слившуюся с чуткими пальцами и острым взглядом оператора и показавший уровень профессиональной хватки.
- Рассказывай, что случилось.
Волк ещё раз, но уже коротко взвыл, словно раненый, мотнул головой в сторону чащи откуда и пришёл, тихо зарычал.
- Добро, я понял тебя. Идём, только с людьми прощусь, да рюкзак накину, - ответил Путник волку.
Минутой позже, уже стоя с рюкзаком за плечами, Путник обратился к руководителю группы, Рогозе:
- Денис Юрьевич, мне надо идти, жаль, что не получилось ещё один вечер в вашем коллективе провести, но вы сами видите, - тут он кивнул в сторону волка, который к тому моменту успел лечь под кустом, в стороне от приходящих в себя людей, - беда какая-то случилась в тайге, раз сам вожак вышел и о помощи просит. Большая беда. Надо спешить, - развернулся и направился в сторону леса, уже на самом краю поляны, чуть сгруппировался и перешёл на бег.
- Дима, ты это всё на видео надеюсь снял? - спросил Рогоза у подошедшего корреспондента.
- Снял, конечно, снял, я как неладное в палатке почуял, камеру сразу же включил. Денис Юрьевич, а что вот это вот сейчас было?
- Однако, сам дух леса к нам приходил, моему деду его дед рассказывал, что иногда, очень редко, в час большой беды выходит к людям дух леса, - чуть смущённо поведал Василий, тунгус - проводник.
- А он, ну в смысле, дух леса, к людям зачем выходит? - спросил кто-то, из приходящих в себя учёных.
- Наказать, вся беда в лесу и большая и малая от людей идёт.
- Да вроде не похоже, что он наказывать кого-то собрался.
- Вот и я о том, небывалое случилось, что бы дух леса помощи у человека просил.
- Я боюсь ошибиться, но сдаётся мне, что понимаю почему наш гость назвал себя потомственным плотником… - ни к кому не обращаясь произнёс руководитель группы.
 
 
 
Глава 12.
 
«К чему искать учителей
Под сенью чьих-то обелисков?
Услышь меня и мне поверь
Пророки рядом, где-то близко.
Мы слышим каждый день шаги
Неторопливые, по мира переулкам
Они давно в сердцах могли б
Ответить искренне и гулко».
Произведение автора.
 
Воспоминания.
 
Пустозёрская пустынь.
- Помните было такое выражение в своё время: небеса ликуют, а кто-то переложил это словосочетание на - не беса ли куют. Так и сейчас мне подумалось: небесех, то есть в современной транскрипции - небесах, но буквально звучит, как «не беса х», то есть «нет беса» - продолжил затянувшуюся вечернюю беседу в старом скиту отец Георгий.
- Язык наш, велик и обилен, сила в нём потаённая сокрыта, да только не каждый к той силе прикоснуться может. Так краешек тайны узрит и не более того. Вон, Пушкин - гений, а ведь только верхушек знаний почерпнул от няни своей, Арины Родионовны, и то высот каких достиг. Но характером не сдержан был, зато духом силён и честен. Мало кто из наших современников знает, что Александр Сергеевич, в бытность свою, имел двадцать восемь дуэльных историй, и недурно стрелял ко всему прочему, высказал свою мысль Путник.
- А мне больше Лермонтов нравиться, - заметил новый участник беседы, пришедший по вечернему времени молодой ещё человек, облачённый в военную зелёную куртку поверх чёрной фасонной одежды иеромонаха, и продолжил после короткой паузы, подбирая нужные слова:
- Он ваш, Русский провидец, Нострадамус России, если будет позволено такое сравнение.
Путник благосклонно кивнул, на данное замечание, позволено будет, что есть, то есть - гениев оценённых и не до оценённых на Руси всегда хватало. В каждой деревне или селе по гению, а то и не одному.
- Лермонтов, вообще - самородок, хотя его и не воспитывала Арина Родионовна, но он впитал в себя саму суть и соль русской словесности и смог выплеснуть в хотя и весьма скоротечной, но насыщенной жизни, и уж простите за высокопарный слог, истинного патриота Руси, - поддержал замечание молодого монаха-схимника его старший брат во Христе.
- Вообще, Русская литература, классическая, это концентрированная мудрость для посильного и постоянного назидания каждого человека в отдельности, но в совокупности своей и всей нации в целом, тех кого можно ещё искусить благочестием, и кто не погряз в изощрении порочных страстей своих. И я не говорю только о творчестве русских, славянских классиков, нет ни в коем случае, кладезь составляют все авторы, душой принятые на этой благословленной земле. Будь то Достоевский, о нём кстати, поговорим позже, или же великий Омар Хайям с его не стареющими рубаятами, или безусловный «наставник с сияющим сердцем» востока Джалад ад-Дин Руми с его непревзойдённым Маснави[104], украинские Иван Котляревкий и Леся Украинка, украинцы по рождению, но русские по духу Гоголь и Тарас Шевченко, а казах Абай Кунанбаев из рода Тобыкты. Им несть числа, глядя отстранённо в свою пустеющую кружку сказал Путник, как бы подталкивая собеседников к дальнейшему диалогу в заданном русле.
И собеседники поддержали это благое начинание, было видно, что слова и мысли у каждого из них только сейчас начинают формироваться в единый осознанный строй, до этого мятущийся в душах и умах каждого из участников в отдельности, но начавшие осторожно выплёскиваться подобно воде, через края заполненных кувшинов на благодатную почву. Носившееся в себе до срока, словно плодоносная жена, разрешившаяся тяжким бременем и даровавшая всем плоть от плоти своей, было представлено к общему суду.
- Да, им - гениям человеческой мудрости и праведности несть числа, но и противостоит им воинство не малое и, как сказано в писании от Марка, глава пятая: «и спросил его Иисус: как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, потому что нас много», - заметил отец Георгий.
- Да, это бесы и много их, но ведь и там же в главе пятой Спаситель приказывает бесам назвать своё имя, показывает нам маловерным, что имена бесов сочтены и известны и, что есть Его воля над ними. И мы с вами знаем этих бесов в лицо, каждый с ними столкнулся да мимо прошёл, а кто остановился или только помыслил противиться их воле того они уничтожили. Окрепла адово воинство, а мы всё по одиночке пытаемся с ними сражаться, мелкими набегами, короткими светлыми деяниями. Каждый своё гнёт. Вроде и в одну сторону, ан нет, по отдельности и вразнобой каждый, - ответил Путник.
- О, да! Имя их известно, - внёс свою лепту в разговор молодой монах-схимник.
- Ваш Достоевский, как раз в своём великом пятикнижии[105], в «Бесах», это очень толково изложил, прямо в точку попал:
«…У него каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносом. Каждый принадлежит всем, а все каждому. Все рабы и в рабстве равны. В крайних случаях клевета и убийство, а главное – равенство. Первым делом понижается уровень образования, наук и талантов…». Ах, какой же был умница и провидец Фёдор Михайлович, куда там Ванге или Эдгару Кейси, да и прочим мистикам и футурологам до него! Представьте, представьте, как точно описаны события в произведении и протекающие сейчас во всём мире. Пожалуй, только Россия, да Китай и некоторые арабские страны смогли найти в себе силы и противостоять этому натиску беснующейся посредственности. Одни в силу своей врождённой всеядности, растворившей в себе скифов, гуннов, татар, монгол и ещё сотни народностей и племён, привившей от них к своему древу лучшие и самые живучие побеги. Другие, благодаря тысячелетиям неизменного мироощущения и мировоззрения.
- Совершенно с вами согласен, но гений Достоевского не смог до конца сформулировать, дать имя этому, пожалуй, самому опасному бесу – глобализму. Мировая закулиса мечтает и стремится к пресловутому золотому миллиарду, когда всё остальное человечество, низведённое до уровня серого остатка, станет обслуживать этот самый миллиард. Но для этого, первостепенно и требовалось снизить высокий уровень наук и талантов, усреднить образование, свести весь образовательный и просветительский процесс к процессу минимального потребления ресурса. Образованными людьми сложно управлять – вступил в диалог Путник,
- Что скажете, отец Георгий?
- Дык, ведомо, что у человека есть ум, как единица физическая, являющаяся частью всего организма, а есть и разум. Слово то какое глубокое, я бы да же сказал: глубинное – разум, в котором заложен не только непосредственно сам ум, но и символика солнца – «РА» и духовного огня «З». Это ведь наши предки разделили понятия ум и разум, показав, что умом обладают все, а ра-з-умом только немногие, – и видя интерес слушателей к затронутой теме, продолжил:
- А вы думаете почему у нас антиподом слова «разум» является слово «безумен», без ума. Всё так же, ушедшие предки нам передали языковые основы – буквы и лексемы. Вот и получается, что один наделён РА-З-умом, а второй БЕ-З-УМен. Ежели учесть, что ещё сто лет назад данное слово «безумец» писалось через букву «С» так вообще вскрывается и духовно-религиозная составляющая слова, буквально: тот чьим умом завладел бес – бесноватый.
- Однако, отче, глубоко же вы копнули. Целый скрытый от обычного человека пласт подняли.
- Только так и необходимо нести русскую речь и русскую словесность в образовательных учреждениях, только так. Там, где глубина, основа.
- Не боитесь, что наши педагоги об этот поднятый пласт лбы себе поразбивают, вы же предлагаете разрушить все созданные и утверждённые устои.
- А вы, не предлагаете разрушить устои и традиции?
- Аргумент, согласен.
-  Но, возвращаясь к произведению могу добавить: ошибается господин Верховенский у великого классика, Русский Бог не спасовал, как может показаться, но попустил им, бесам, с одной только целью - укрепить нас в вере и объединиться, - мне так кажется, произнёс Путник, по очереди заглянув в глаза каждого из собеседников. И то ли свет от походного фонаря так падал в тот момент, то ли отсвет горящих поленьев из открытой печи, но в глазах каждого из них, голубых, как чистое утреннее небо молодого монаха или тёмных, словно обожжённая дубовая кора отца Георгия, полыхали яростные зарницы.
- А ты, Пётр, я смотрю по-русски балакаешь сноровисто, но есть лёгкий акцент. Откель будешь в наших краях? - поинтересовался отец Георгий, переключаясь с затронутой темы, на нового гостя.
Путник искоса поглядывал на молодого схимника, так оживлённо поддержавшего их беседу.
- Из Сербии я, из Острога, в смысле из Острожского монастыря, в честь Василия Острожского, - немного взволновано ответил молодой монах.
- Судя по твоим кулакам и походке, не всегда ты в монашестве жил, не всегда, - чуть подтрунивая и кивая на огромные кулаки с набитыми костяшками пальцев, молодого человека продолжил расспросы святой отец.
- Да я совсем, когда молодой был в чётниках состоял, всё по горам бегал.
Собеседникам не надо было объяснять кто такие сербские чётники и почему они бегали по горам следуя выражению Петра. В таких случаях говориться, что кто не знает - тому и не надо, а кто знает - тот не скажет.
- А к нам, каким ветром, Пётр? - спросил у монаха Путник.
- Ветром…, ааа, это такое русское выражение, да?!
- Ага, фразеологизм. Так какого…, ты здесь оказался, за тысячи вёрст от Сербии?
- Меня сюда направил наш митрополит, Амфилохий[106].
- Ого, истинно праведный служитель. И за какие заслуги тебе такое послушание выпало? - продолжил расспросы священник.
- Меня отец Фадей, перед уходом своим, призвал к себе и благословил на исихазм[107], и сказал: как время придёт, следует мне отправиться в Россию, на крайний Север, где упокоился истинный старец. Ну вот я и пришёл, сюда.
- Что, получается, время пришло? - поинтересовался Путник.
- Получается пришло…
- Уверен?
- Я это видел, видел пробитый час, видел свой путь сюда, слышал голос, велевший мне отправляться в путь.
- Что ещё ты видел, о чём ещё тебе поведал голос?
- Не знаю, не уверен… Ко мне же виденья сходят, как образы, не чёткие, да и голос часто размытый. Уже потом мы с отцом Амфилохием из моих образов общую картину составляем.
- Что ещё ты видел? - настойчиво и с нажимом повторил Путник.
Отец Георгий вопрошающе переводил взгляд с одного собеседника на другого, но в разговор не вклинивался, время придёт всё объяснят, в конце концов каждый овощ зреет в свой срок.
- Девушку я видел, уже не ребёнка, но ещё не женщину. Вместе мы были. Но это не может быть, не относится к видениям духа, смущённо и второпях произнёс Пётр.
- Почему ты решил, что не может быть?
- Потому что у меня послушание, исихазм, аскеза.
- Наверное и целибат?
- Да, - совсем смущённо и покраснев, что было хорошо видно даже в неярком свете.
- Меня в видениях видел, голос обо мне что говорил?
На этих словах Путника, обращённых к Петру, брови отца Георгия непроизвольно поползли вверх, казалось, стараясь забраться на самую макушку.
- Сказал, что должен следовать за тобой и не сворачивать с тропы.
- Ага, отлично! - бодро воскликнул Путник, оживлённо потирая ладони. И переходя на совершенно прозаическую тему обратился уже ко всем:
- Ну, что может ещё чая, сообразим, да там и продолжим наши духовные прения?
- О, чай — это дело, как в своё время мне сказал светлейший Нгагванг Ловзанг Тэнсцзин Гьямцхо[108], в бытность мою познавателя Тибета в благословенной земле Гималайщине и окрестностях в составе одной весьма научной и закрытой экспедиции, ещё во времена крепкой империи Советов: Гоша, запомни, мальчик мой - кто не пьёт цяй, тот цьмо.
Данное замечание святого отца было встречено дружным смехом собеседников.
- Уважаемый отец Георгий, - сквозь смех обратился к священнику Путник, - так вы и на Тибете побывать успели, чего искали, тайные знания или вход в сакральную Шамбалу?
- Тайные знания, скажу я вам, мои дорогие друзья, на Тибете присутствуют, но не в интересующих нас объёмах, все объёмы хозяйственное правительство дружественного Китая давно изучило и переправило куда следует. Кстати, и применяет по мере разумения. А вы думали почему у них столько народа и бизнес прёт как на дрожжах - тайные знания. А до Шамбалы, на сегодняшний день при наших технологиях, добраться не получится. В своё время товарищ Яков Блюмкин, будучи руководителем одной очень научной и очень закрытой экспедиции в целях революционной агитации обывателей и властей Тибета, организованной и снаряжённой по поручению самого Железного Феликса, нашёл вход в эту самую страну богов - Шамбалу. Но, то ли у участников экспедиции что-то не задалось с агитацией, то ли понял товарищ Блюмкин, посланник молодой страны Советов, а по совместительству тайный соглядатай Коминтерна, что найденную тайну доставить к адресату не получится в силу того, что тайна одна, а адресатов как минимум двое, и никто не поверит, что ничего не было и экспедиция не удалась. А тут ещё и немцы с англичанами под боком крутиться стали. В общем на коротком пролетарско-коммунистическом собрании было решено, учитывая все риски, рвануть к пролетарской бабушке эту пещеру всем имеющимся в арсенале запасом динамита. И надо отдать должное, хорошо рванули, знатно так шарахнули, что до сих пор никто не решается в том месте раскопки проводить. От греха подальше. За что, собственно, в своё время, товарища Блюмкина и настигла суровая и карающая рука братьев во Коминтерне. 
- Но, мы несколько увлеклись историческими изысками и путешествиям по памяти, вернёмся к нашему юному другу, - развернувшись всем корпусом к монаху предложил Путник.
Отец Георгий, поддерживая данное предложение направил взгляд своих тёмных глаз, окрылённых кустистыми бровями на Петра. Заставив полностью потеряться в своём смущении молодого человека. Видя и понимая состояние юноши, давая ему время собраться с мыслями отец Георгий, продолжая тем ни менее его рассматривать, обратился к Путнику:
- Я вижу у вас есть некоторый интерес к сему належателю духовной истины, может быть, раз уж Господь нас свёл воедино в сей обители пилигримов духа, вы поделитесь сей таиной?
- Отчего же, поделюсь, тем более что дальнейшая стезя ваша лежит сугубо купно, то бишь - вместе.
- Даже так?
- Да, и с волей Того кто нам с вами этот урок предуготовил, мы, как люди хоть и маловерные, но стремящиеся к Абсолюту, спорить не можем, и не станем, а то были прецеденты, дурных нема - все переженились. Ведь не будите же вы, отец Георгий, отрицать волю провидения, сведшего нас здесь в этот день и час, людей между собой ранее совершенно, как, казалось бы, не связанных. Одного вон, даже из земли Сербской к нам прибило. Но, возвращаясь к нашему молодому сподвижнику могу сказать одно: на сегодняшний день это единственный истинный православный провидец, даже пророк.
- Ого…
- Так о то ж. Так что святой отец, у Вас новое послушание, хоть и не почину, но по волеизъявлению. Сопроводить Петра, этого отпрыска славного рода, в старообрядческий скит Кадарея, место ему уготовано там, да и судьба его там ждёт. Замечу, не просто судьба, а потрясающей красоты и чистоты. Я бы сказал, что возродилась берегиня из старых, давно забытых сказаний и легенд. И род, Петров, на нём не прервётся, более того, подобно виноградной лозе за которой с тщанием смотрит и обихаживает добрый виноградарь, даст плоды, разовьётся и расстелиться пышным виноградником.
- Так вроде на Петра целибат возложен - обет безбрачия, - усомнился отец Георгий.
- Святой отец, вы искренне верующий человек, ни мне вас учить и вразумлять. Но неужели вы сомневаетесь в Его воле и всевозможности? Отриньте сомнения, ибо уже все шаги и деяния наши сочтены. Господь попускает нам наше маловерие, но только в силу того, что Его вера в нас безгранична. Так не будем же сомневаться в такой малости. Отриньте сомнения, просто представьте себе на мгновение, какие силы были задействованы, что бы мы здесь собрались вместе.
На этих словах Путник сделал небольшую паузу, осмотрел внимательно слушающих его священников, продолжил:
- Десятки тысячелетий назад, первые наши с вами предки, даже ещё дальше, первая клетка, которая дала жизнь нашим родам, появившаяся миллионы лет назад, ощутив своё предназначение стала бороться за жизнь. Стремиться стать сильнее и умнее своих собратьев. И уже намного позже, наши предки, цеплялись за жизнь всеми возможными способами, сражались с саблезубыми тиграми и пещерными медведями, гонялись по степям за мамонтами, потом сами от мамонтов бегали, и стоит заметить успешно бегали в обоих направлениях, сражались за место под солнцем с соплеменниками и соседними племенами, прошли тысячи сражений, и сохранили свою жизнь, чтобы смочь продлить род. И всё это с одной целью - дать жизнь нам, сегодня здесь сидящим и даже не понимающим, не осознающим, какой энергетический и духовный потенциал заложили все эти поколения фундаментом к нашей жизни, - Путник прервался на мгновение, вздохнул и уже менее горячо продолжил:
- Пётр, твой урок сложен и прост одновременно. Путь твой лежит, как я уже говорил, в поселок Кадарея, там из слабеющих, но праведных рук отца Сергия принять приход и взять в окормление местный народ. Это самая простая часть твоего урока. А самая сложная… Твоя аскеза, целибат, сегодняшним днём прерывается. Навсегда.
- Но, я же обет дал, меня на этот подвиг сам митрополит Амфилохий благословил, - несколько неуверенно запротестовал Пётр.
- И правильно сделал, что возложил на тебя такую ношу. Но до поры, до времени установленного. Можно сказать он всю твою мужскую силу сберёг для той одной единственной которая хранит свою чистоту для тебя, хотя пока этого ещё не знает, но чувствует, разумей, - спокойно ответил Путник сомневающемуся собеседнику.
В это время отец Георгий, понимая, что в данном разговоре есть место только двоим, стараясь излишне не шуметь разливал по чашкам настоявшийся чай, из глубин походного рюкзака достал армейскую упаковку галет, поднёс каждому из беседующих, и сам взяв в руки горячий напиток, сел на своё место, продолжая внимательно слушать и мысленно соглашаться со словами новообретённого товарища.
-  Я вообще против целибата, не против аскезы, но против именно целибата. Вы поймите, вот Пётр, как пример, или каждый из нас здесь сидящих, здоровые и функциональные особи мужского пола. И мы, физически готовы к продолжению рода. А теперь представьте, сколько за последние сто пятьдесят лет на нашей земле прошло войн и других глобальных и локальных трагедий. И во всех этих трагических, и даже чудовищных событиях первыми погибали мужчины, самые сильные, самые смелые и честные, те кто был, если позволите, в самом соку. А в мирной жизни, оставались более слабые, менее честные, те кто считал, что можно покривить душой, но при этом найти оправдание. Более того, заставить и остальных уверовать в свои оправдания, считать их единственно верными. Государства, все без исключения, под послушное молчание и попущение религиозных институтов поощряют содомию, поддерживают и выделяет средства на становление и развитие людей, как это сейчас принято говорить, с ограниченными способностями, привили людям ощущение стыдливости, если вдруг не пожертвуешь больному на операцию, даже если все знают, что данная операция лишь отсрочка. Я говорю злые истины, но это так. Не звучит с экранов телевизоров просьба о помощи учителя физкультуры сельской школы, там тридцать здоровых и полноценных детей не могут заниматься обычными уроками физкультуры, не говоря уж о профессиональном спорте, не видим мы обращения директора училища о мирской помощи и покупке новых токарных станков для учащихся, нигде вы не увидите как мать обращается к людям с просьбой помочь в отправке ребёнка в летний лагерь просто потому что у неё физически нет на этот лагерь средств, не услышите вы  ни где о том, что мать родившая двух детей хочет и готова родить ещё троих, но не знает как и на какие средства их содержать и воспитывать. Замолчал, но через несколько мгновений, отведённых собеседникам на осознание сказанного, продолжил:
- Поэтому, Пётр, ты всю эту дурь о безбрачии и тем более целибате, из головы выкинь. Не время сейчас, трусость это. Вот нарожаешь детей, внуков увидишь, и тогда принимай любую аскезу, какую душе твоей будет угодно. А пока, быть тебе отцом и дедом и даже прапрадедом, вот твоё великое послушание.
- Как ты сказал, трусость? - переспросил отец Георгий.
- Да, трусость.
- Ты знаешь, а я, пожалуй, соглашусь с тобой. В том плане, что я хоть и священник, но живу среди мирян, и жена есть и дети есть да и внуки на подходе. Но никогда не мог принять подвижничества внутри монастырских стен. Ну, то есть я понимал, что это традиционно, но принять не получалось. А сейчас, соглашусь. Ведь, по сути, в монастырях монахи и священники отгорожены от страстей земных, они ограничены в искушениях мирских. Конечно, любой священнослужитель прежде всего - человек, и ни что мирское им не чуждо, и греховность у священника такая же, как и у обычного человека. Но обычный человек лишён защиты монастырских стен, лишён ежечасной духовной поддержки братии, и вынужден воздерживаться от греха, противостоять искусам многим, не через ежечасную молитву, когда ему молиться, то работа, то соседи, то дети, то прости, Господи, плотские страсти. И, по сути, получается, что монастырская аскеза при всей своей сложности и тяжком труде, существенно проще чем аскеза мирская, - сделал свой вывод отец Георгий.
- Совершенно, верно, святой отец. Зрите, как говориться «в корень».
- Друзья, так, а что же мне делать то? Как я в эту вашу…, как там бишь её? - спросил встревоженный Пётр.
- Кадарея. А отец Георгий тебя туда отведёт. Старосте с рук на руки передаст. Да вы братья, не переживайте. Я вас там встречу. Сам бы проводил, да надо успеть ещё в одно место заглянуть, весть донести.
 
 
 
Отступление 3.
 
«Существует всего четыре фундаментальных силы или взаимодействия: гравитация, электромагнетизм, сильное и слабое ядерные взаимодействия. Эти четыре силы в совокупности сформировали сингулярность».
Теория космологической сингулярности.
 
О зле.
 
Зло накапливается в людях, в энергоинформационной поле Земли, подобно тому, как радиация накапливается в окружающей среде. Человеческая природа более подвержена этой разрушающей силе. Оказавшись поражённым злом единожды, человеческая сущность становиться ослабленной, доступной для дальнейшего, глубинного проникновения тьмы. Энергоинформационное поле Земли, ко всему прочему, служит обоюдным щитом для планеты и для всего макрокосмоса. Этот щит сдерживает волны выплёскивающегося во вне зла и не даёт ему прорваться дальше. Фильтрует эту энергию, накапливая и выравнивая её. Но, как и в любых процессах, в этом глобальном физическом законе, ещё не осознанном и даже не сформулированном людьми, существуют побочные эффекты. И один из них, это конденсат, конденсат зла. Он накапливается под крышкой мирового котла, собирается в одну тягучую мерзкую каплю и в свой срок обрушивается на наши плечи. И там, где падёт эта капля вспыхивают войны и конфликты, поражающие новое зло, но и рождающая новую боль, возможность очищения через страдания. Вселенная не приемлет полутонов, любая энергия есть лишь часть единых вселенских, Божественных, процессов. И если мы, люди, не в состоянии быть принятыми Вселенной - Богом, по своей Воле источая в своих помыслах и деяниях благость, то это сделают за нас, но теми методами и средствами, которые присущи Силе сотворившей своим промыслом, из точки в который были сконцентрированы в немыслимых нашему мозгу объёмах, три фундаментальных силы природы, слитые четвёртой силой - гравитацией, в сингулярность. Вся бытийность видимого и невидимого, при всей своей простоте, оказывается вне человеческих парадигм добра и зла в силу того, что мы пока, пока, не в состоянии понять и воспринять Вселенские механизмы и в своём распоряжении, для достижения Эйн Софа имеем всего две основы: веру и волю.
 
 
Глава 13.
 
«Волхвы не боятся могучих владык,
А княжеский дар им не нужен;
Правдив и свободен их вещий язык
И с волей небесною дружен…».
А. С. Пушкин
«Песнь о вещем Олеге»
 
О монахе и лидере.
 
Он в одиночестве прогуливался по аллее старого парка, такой же старой усадьбы, расположенной в небольшой бухте, укрытой от ветров и волн крутыми навесами древних скал. Вдоль дорожки, по которой неспешно прогуливался Лидер, вольготно росли стройные туи, за ними величественно выступали гигантские платаны и кипарисы, накрывая своей тенью персиковые и шелковичные деревья, не давая палящим лучам дневного светила обрушить всю свою мощь на благодарный сад. К этому месту, укрытому от посторонних глаз вела всего одна дорога, которую к слову сказать, специалисты из Федеральной Службы Охраны бережно не давали особо ретивым местным чиновникам приводить в надлежащее обстоятельствам состояние. Каждый новый глава региона почему-то считал своим личным долгом бросить все силы и средства на исправление недочётов своих нерадивых подчинённых, с завидным постоянством беспощадно резался региональный бюджет и перенаправлялись денежные потоки с детских садов и школ на казалось бы ни чем не приметную старую дорогу вдоль которой по чьей-то непреклонной воле до сих пор не было построено ни санаториев и баз отдыха трудящихся, ни казино с виллами олигархов разных мастей и достатка. С тем же завидным постоянством, с которым местные властные лица пытались резать бюджет на восстановление дороги с таким же завидным постоянством и спокойствием в кабинете особо рьяного начальника появлялись люди в строгих костюмах и очень вежливо, но сугубо убедительно объясняли целесообразность восприятия текущего момента в духе восточной философии Дзен, в которой наличествовали пробуждение и понимание мироустройства. Тем же кто не готов был восприять всю глубину и мудрость данного религиозного течения в педагогических целях приводились яркие примеры несоразмерности взятого на себя чиновником бремени с его же возможностями и ближайшими, а в некоторых случаях и далёкими, планами и перспективами будущей жизни где-нибудь на берегу негостеприимного Карского моря, благо дело, государственная программа освоения северных территорий требовала наличия достаточного количества управленцев всех мастей и рангов.
Лёгкий спортивный костюм городского стиля оттенял спортивную фигуру этого невысокого человека, подчёркивая крепость форм, не стесняя упругой походки и некоторой резкости в движениях.
Сегодня Лидер собирался без суеты и постоянного отвлечения на телефонные звонки или доклады соратников и подчинённых ещё раз взвесить все принятые меры, заглянуть за стену времени и увидеть последствия всего спектра принятых решений по успокоению или, как говорили в прессе: «принуждению к миру» и наведении на сопредельной территории одного особо буйного соседа конституционного порядка, который в течение многих лет продолжал жить в какой-то своей абстрактной реальности. Собственно все действия были заранее рассчитаны и спланированы по многим вариантам их исполнения и последовательности, рассчитаны взвешенные действия всех так или иначе вовлечённых участников процесса начиная от членов правительства, для которых предпринятые меры оказались такой же новостью, как и для всего остального мира и заканчивая руководителями крупнейших предприятий и холдингов. Необратимый процесс был запущен, и при любых обстоятельствах он будет доведён до своего логического завершения. Единственно за чем приходилось следить и контролировать, что бы все участники в точности соблюдали предписанные им действия, не проявили не нужную инициативу или тем более неуместную в данной обстановке пассивность. Операция была спланирована идеально, в очередной раз его личный аналитический центр сработал на отлично. До начала операции никто из ближайших друзей, сподвижников или министров не знал о выстроенных планах, о той мощи, которая была готова сорваться по единственной команде. Никто не знал, так и должно было быть. Так было.
Да, аналитический центр. Намного раньше девяностых годов прошлого века, в момент когда Империя радостно поедая гамбургеры и хот-доги, запивая всю свою безудержную радость импортной кока-колой, рухнула в пропасть со смазанных рельс, точно просчитав силу и направление основного удара противника и приняв единственно верное решение: пожертвовать многим для сохранения всего, чьей-то заботливой рукой или прозорливым решением были выведены в тень ведущие аналитики ставки Советской армии и флота, выведены и законсервированы основные массивы золотовалютных резервов, отведены с линии основного удара ведущие конструкторские бюро и инженеры. Это была кропотливая и тяжёлая работа аналитического центра, который стоял не выше, но вне любых правительств. Его создавали и вели люди, которым удалось подняться над эмоциями сегодняшнего момента, прогностики высочайшего уровня. Уровень компетенций специалистов этого аналитического центра был таков, что в него вряд ли бы взяли Нострадамуса или Вангу вместе с Эдгаром Кейси. Игра по таким ставка, когда на кону стоит государство и сотни миллионов жизней, не предполагает расплывчатых видений и невразумительных предсказаний. Только сухой расчёт, аналитика, прогнозирование по всем плоскостям и векторам, с завязкой ко временным отрезкам и основным точкам пересечения событий - сухой математический расчёт, уложенный на цифровую панель уравнений и формул.
Точно так же и его, тогда ещё молодого выпускника, оперативника, АВР[109], тогда ещё Краснознамённый имени Ю. В. Андропова институт КГБ СССР, находившийся в подчинении Первого главного управления внешней разведки, подготовили и направили на выполнение всего одного задания. Всего одного. Он помнил во всех мелочах и деталях тот разговор со своим наставником, тогда вызвавший удивление и растерянность, но позже доказавший свою прозорливость и стратегическую выверенность.
Этот разговор произошёл в доме друга наставника. Небольшого, старого, но уютного, с потемневшими бревенчатыми стенами, мансардой и балконом вольготно расположившемся вдоль всей боковой стены второго этажа. Будущий лидер был самым младшим в собравшейся компании, младшим и по возрасту, и по званию, да и по заслугам. И если, с одним из собеседников, наставником, он был знаком, а о другом в кругу служащих Первого управления внешней разведки ходили только неясные слухи и легенды, передаваемые с большой оглядкой и однозначно шёпотом, то присутствие за общим столом священника, несколько напрягало и на первых минутах мешало сосредоточиться.
- Ты, сыне мой, уразумей: Господь уже столько раз посылал нам, Росси свои знаменья, избавляя от врагов сильнейших и покоряя ей другие народы. Но, однако же зло растёт. Мы сами своим маловерием, своим попустительством торим дорогу злу. Ужели народ русский не образумится? Западом и наказывал и не раз ещё накажет нас Господь, а мы всё в толк не возьмём. Завязли в словоблудии западном по уши и то-то нам всё хорошо. Есть очи, но не зрим, есть уши, но не слышим, веру утратили и сердцем не разумеем.
- Владимир, всего один раз мы с тобой встречаемся, не более. Связь с нами прекратиться ровно тогда, когда ты выйдешь вон за ту калитку - произнёс незнакомый, но овеянный легендами собеседник.
По прошествии стольких лет Лидер даже мысленно, вспоминая тот разговор не произносил имени своего легендарного визави, то была не его тайна и не всякий из руководителей империи хоть в царские времена, хоть в Советскую эпоху, имели возможность прикоснуться к этой энигме[110].
- Более наставлять тебя не имеет смысла, все слова сказаны, все действия отработаны и детали учтены. Но работы предстоит много, и не все из нас увидят её завершение.
Это была эшелонированная операция, первым этап которой состоял в выведении, любыми способами существенной части золота и драгоценных камней, предметов искусства за пределы СССР, параллельно с этим запускались механизмы замыливания основной операции, стирания граней истинного смысла и значения. Подбирались не только непосредственные исполнители, но и «козлы отпущения» те, на кого будут показывать пальцем, те кто унесёт не тайну, но мысль о наличии тайны с собой в могилу. Планировалась очень жёсткая и даже жестокая партия, комбинация, ставкой в которой были жизни двухсот миллионов человек и возможность существования России.
Вторая часть плана заключалась в формировании за пределами СССР производственного и банковского сектора, прокачивание и планомерная скупка мировых активов на биржах, легализация средств и исполнителей. Данная схема допускала использование совершенно любого ресурса для достижения конечных целей, начиная от подкупа должностных лиц, сенаторов и чиновников, да хоть самого Папы Римского и всех его первосвященников, вливание средств в мафиозные структуры вплоть до торговли оружием, наркотиками или рабами.  
Мало выполнить данное задание, необходимо было уйти из-под удара, не подставиться и не засветиться, работая в команде таких же профессионалов, но в то же время автономно от них. Требовалось разместить на счетах иностранных, по большей части Европейских, банков и легализовать через акции и размещения в реальном секторе экономики партнёров за железным занавесом, огромные средства золотовалютных резервов падающей в пропасть империи. Сохранить и преумножить, дать возможность растерзанной, но не погибшей стране экономически подняться из пепла междоусобиц и нового нэпманского разгула. Именно тогда, выполняя основную часть задания ему повезло столкнуться с бывшим советским разведчиком одной из многочисленных групп, забрасываемых в Восточную Пруссию - тыл немецко-фашистских войск, которому по счастливой случайности, будучи тяжело раненым, после уничтожения всей группы «Восход» удалось спастись, зализать свои раны и влиться в повседневный быт послевоенной Германии. О возврате в СССР не было и речи, разведчик знал, чем это может закончиться, тем более с тем багажом, который ему удалось сохранить и ради которого погибли все бойцы группы. Ждать удобного момента его обучили очень хорошо. И он ждал. Шестьдесят долгих лет ждал, продолжая хранить тайну даже от своих детей и жены.
Можно сказать, что их встреча, молодого и старого разведчиков произошла случайно, но оба знали наверняка, что в их деле не бывает случайностей, или к ним, случайностям, относились согласно принятой формуле: «Случайность — это непредусмотренная закономерность»
- Согласитесь, сложно назвать случайностью нашу встречу в этом месте - обратился старик к своему молодому собеседнику.
- Не буду оспаривать вашу мысль, иначе придётся согласиться с торжеством её величества госпожи Проведением или того хуже случая. Но меня воспитали прагматиком - ответил он старику.
- Обратите внимание, что кто-то неведомый, но безусловно сильный, сплёл воедино нити наших путей таким образом, чтобы мы с вами, молодой человек, оказались в одно и то же время, в одном и том же городе, в одной и той же кондитерской, за одним и тем же столиком. И более, судя по характерным, хотя и не заметным для обычных бюргеров штрихам, из одного и того же ведомства - усмехнулся в седые встопорщенные усы старик и продолжил, глядя как молодой человек хоть и незаметно, но полностью подобрался.
- Вы не беспокойтесь, как я уже говорил, мы из одного ведомства, но местные мюллеры не смогут взять вас под свой колпак в силу их лени и ожирения мозгов, вследствие чего уже сегодня можно снова поменять знамя над Рейхстагом и этого никто не заметит.
- О да, Европа всё больше и больше скатывается в пропасть популизма и торжество посредственности. Со стороны, не замыленному глазу, это очень хорошо видно. Ещё одно, может два поколения политиков, и Европейская бюрократия сожрёт остатки здравого смысла и запустит процессы стагнации по всем фронтам своей жизнедеятельности.
- Чего только стоит активно лоббируемая элитами парадигма равенства с сексуальными меньшинствами. По сути, данная парадигма с эволюционной точки зрения является утопией. Они, это якобы цивилизованное общество, не могут не понимать, что отношение равных полов не даёт потомства, а следовательно, в среднесрочной перспективе ведёт к исчезновению вида.
- Одна надежда на арабские и африканские страны, продвижение ислама или ортодоксального христианства - в промежутках между скупыми глотками вкуснейшего заваренного кофе, аромат которого разносился по этой тихой улочке и мешался с запахами свежеиспечённых круассанов, корицы и яблок в карамели, произнёс молодой собеседник, продолжая разговор, начатый этим любопытным пожилым человеком.
- Совершенно, верно, молодой человек, совершенно, верно. Именно, надежда или на ислам с его молодой нетерпимостью к инакомыслию, или ортодоксальное христианство с его проверенными временем и историческими перипетиями устоями. Надежды, в данном вопросе на католицизм не имеют под собой оснований, подобно утреннему туману на ветру, эти парни пока ещё не благословили официально проявление греха и впадение в ересь содомии, но уже попустили ему и сами начали активно входить во грех. Собственно, и на различные течения востока, с их вселенским пофигизмом, надежды нет - вздохнул старик.
- Отвлекаясь от насущных вялотекущих проблем Европейского континента и возвращаясь к началу нашего диалога, и исходя из сентенции о не случайности нашей встречи, а так же предположении, заметьте - только предположении, что мы с вами некоторым образом принадлежим к одной и той же по сути организации, хотелось бы сосредоточиться на превратности судьбоносного момента непосредственно нашей встречи - предложил перейти к более прозаическим вопросам молодой разведчик.
- Я бы, наверное, не решился, молодой человек встретиться, хоть и обратил внимание на вашу бурную деятельность. Собственно, невозможно было не обратить, если всю сознательную жизнь тебя обучали выявлять, распознавать и принимать меры.
- Но всё-таки решились?
- Вы понимаете, мне позвонил, а потом и встретился со мной лично человек, который, и я думал, что знаю это точно, не должен был быть. Ну, то есть, он есть, наяву, но я сам зафиксировал его смерть прямо перед началом войны. Его хоронили на Новодевичьем кладбище, со всеми подобающими почестями.
- Ну, вы ведь не хуже меня знаете, что в нашем деле это очень распространённый финт.
- Да так-то оно конечно так, но вот те, кто пришёл в тот день на кладбище, шли не прощаться с ним, я это только сейчас осознавать стал. Те, кто пришёл, боялись, до ужаса, до колик боялись. Такое ощущение, что они пришли удостовериться, что мертвец не вылезет из могилы. Если бы могли, наверное, и забили бы, осиновый кол. А ведь это были ещё те вурдалаки, их кровушкой то не испугать было, они в крови по самую развилку ходили…
Старик задумался, восстанавливая в памяти те давние минуты, качнул головой, будто соглашаясь со своими мыслями, и продолжил:
- Я, как сейчас помню их бледные лица, пот, струящийся по вискам, взмокшие спины в утренней прохладе. И единое выражение облегчения на лицах, когда первая лопата сырой земли с гулким стуком ударилась о крышку гроба. И никто не ушёл с кладбища, никто, пока рабочие, кстати тоже работники нашей структуры, не установили временный, фанерный, памятник со звездой.
- Собственно, я бы тоже наверняка не стал с вами встречаться, но, мне позвонил тот, кому я безоговорочно доверяю. И если уж в тщательно выверенный план на ходу вносятся коррективы, то это должна быть очень весомая причина, я бы сказал - безусловная причина. И в моём случае, кроме необходимости выполнения поставленной задачи, вплетается ещё и некоторая доля любопытства: кто настолько властный, мог на ходу заставить изменить основной план всей операции людей чьи интересы распространяются не только в нашем времени, но и в прошлом и будущем, для кого Генеральный секретарь ЦК КПСС всего лишь ещё один обычный человек.
- Мы оба с вами, молодой человек, очень хорошо знаем, что существуют тайны, прикосновенье к которым уже равносильно подписанию смертного приговора. А в некоторых случаях намного хуже, чем просто смертного, намного хуже.
Оба собеседника замолчали, наслаждаясь обстановкой, обществом друг друга и ароматом великолепного кофе местной обжарки. Замолчали, как бы подводя черту в этой интерлюдии, мысленно собираясь к новому акту пьесы.
Первым прервать затянувшуюся паузу решил молодой разведчик, понимая, что от предметного разговора не уйти, но в то же время отдавая себе отчёт в том, что данное место может не подходить в силу своей популярности среди местных жителей и туристов, и отсутствии не то, чтобы групп прикрытия, а и просто одного агента поддержки. Другой составляющей этого рандеву являлась неизвестность, не было информации, что всё-таки должен передать старик, в какой форме, и, собственно, как вывезти это что-то до конечного адресата. Какую угрозу при выполнении задания считать приоритетной.
- Вы мне может быть простите мою крайнюю бестактность, но у меня совершенно нет информации о характере вашей передачи. То, что я должен осуществить передачу из точки А в точку В - понятно. Но, может быть вкратце, так сказать намёком, обозначите мне…, эээ, ну скажем, риски?
Старик немного пожевал губами, сделал неспешный, но глубокий глоток кофе, ещё раз осмотрел своего визави, мельком пробежал взглядом по соседним столикам и площади перед кафе не на чём особо не задерживаясь, но молодой человек мог дать руку на отсеченье за то, что в этом скользящем взгляде, как в хорошем архиве отложились и передвижение на дальней стороне площади полицейских, и девочка с отцом и шаром сахарной ваты выходящие из парка, и скорее всего все чашки и количество ложечек на соседних столиках. Параллельно шла работа по анализу увиденного, сопоставлением логичности и возможностей.
Старый разведчик опустил ухоженную, но жилистую и ещё сильную руку во внутренний карман велюрового пиджака, на мгновенье открылась золотая жаккардовая подкладка, и извлёк из его глубин связку ключей. Обычных ключей от обычной среднестатической квартиры. Протянул их молодому человеку.
- Я слышал, вы хотели пожить немного в уединении, шале конечно не обещаю, но неплохой домик на окраине Брегенца, с прекрасным видом на бухту и милыми соседями я вам гарантирую. Отдыхайте, наслаждайтесь. Да, и не забудьте передать привет моей дорогой сестре, мы с ней так долго не виделись. Во времени я вас не ограничиваю. Однако в тех краях скоро начнётся туристический сезон, поэтому вряд ли вы захотите там оставаться более необходимого.
- Премного благодарен, я как раз искал уединённый уголок, чтобы, так сказать, поработать в тиши в окружении новых впечатлений под присмотром старых книг - забирая ключи, ответил молодой человек на предложение старика.
- Да и ещё, юноша, два раза в неделю в дом приходит садовник, просто садовник. В дом он не вхож, не многословен и не назойлив. Денег ему не оставляйте, своё жалованье он получает регулярно…
Через два дня, когда, открывая дверь действительно не большого и не бросающегося в глаза домика на окраине Бреггенца, он и представить себе не мог, что же за тайну хранил старый разведчик все эти долгие годы. Но когда пришло осознание, что же перед ним действительно находится, захотелось, лишь на мгновенье, но захотелось, вернуть время вспять и поступать не в академию внешней разведки, а куда-нибудь слесарем, подальше, в глубинку – так что бы не нашли даже при большом желании. Всего на одно мгновенье. Потом мысль почему-то метнулась, Лидер это отчётливо помнил, к роте спецназа ГРУ «Вымпел» и что бы обязательно укомплектованной «волкодавами». А потом, когда кровь перестала рвать сердечную мышцу и набатом стучать в барабанные перепонки, на выдохе, как учили, началась работа, планирование задач при поступлении новой вводной, с сохранением конечного результата основного задания.
Намного позже, будучи уже главой государства, Лидер провёл два дня на переговорах в Веймаре[111]. Он хорошо помнил эту встречу. Знал, что от его предложения встречающая сторона не откажется, более того, заплатит любые деньги, простит все долги лишь бы получить дар старого разведчика. Два дня тяжёлых переговоров, результатом которых должны были стать не просто закрытые долги и подписанные металлургами договора, но и налаживание дружеских отношений двух государств, создание задела на будущее. Герхард Шредер правильно понял значение этой встречи, оценил возвращение Веймарских акций. Внешний долг перед Германией был списан, контракты и двухсторонние отношения по всем видам экономической, научной и социальной сферам получили обоюдную «зелёную улицу».
Продолжая неспешно двигаться по тенистой аллее, краем сознания Лидер уловил какое-то изменение обстановки практически незаметный сдвиг обычных ощущений, какая-то струна внутреннего сторожевого что называется запела по-другому. Но это не было ощущение сакки[112], скорее ощущение умиротворения.
Он начал оглядываться по сторонам, сканируя пространство всеми напряжёнными и встревоженными внутренними сенсорами, стараясь определить направление, вектор, данных изменений. В то же самое время понимая, что специалисты ФСО точно так же уловили его тревогу и начинают сканировать всё пространство не только вокруг лица ими охраняемого, не только в пределах виллы, но и в радиусе десятков километров, отдавая приказ космическим спутником начать сканирование территории на предмет явных и уж тем более скрытых угроз. Аналитики системы безопасности прогоняли по специальным фильтрам, учитывающим не только поведенческие алгоритмы, но и возможные факторы влияния на окружающую среду, учитывая возможные и невозможные риски.
Когда первый выброс адреналина рассосался по крови, на смену мгновенной тревоге пришли короткие воспоминания и понимание того, что специалисты ФСО, вся их наземная и космическая техника не смогут отследить того, кто спокойно сидел на лавочке, чуть впереди по садовой дорожке, отставив тяжёлый резной посох из потемневшего от времени можжевельника с изогнутым в виде перевёрнутого якоря навершием увенчанного маленьким православным крестом. Опрятная седая, практически белая борода сидящего на скамье старца резко контрастировала с чёрными цветами монашеского облачения, великим параманом с вышитым многокрестием, аналавом плотно облегающем согбенную спину. Голова монах была забрана в чёрный же куколь, обшитый червлёными крестами. В сухих, обвитых сеточкой белёсых трещинок, руках старца находился ивовый прутик, которым он чертал на запылённой плитке садовой дорожки какие-то только ему понятные символы и знаки.
Лидер сел рядом с этим стариком. Молчал. Время говорить, именно его время, ещё не пришло. Лишние слова в серьёзных диалогах ни к чему, в праздных вопросах отсутствует необходимость, пожелание «здравия» не имеет смысла. Иногда, само молчание, говорит больше, чем тысяча слов, одна фраза ценнее исписанных фолиантов. Молчал. Ждал, когда гость первым начнёт диалог. Молчал. И понимал, что выйти из добровольного заточения и прийти сюда, старца могла заставить только сверхпричина.
- Ты, Володя, не серчай на своих стражей, некогда было согласовывать с твоими людьми протокол встречи - начал разговор старик. Это был тот самый священник, с которым много лет назад он пил чай на даче, и, который много позже, дал ему короткое благословение на Афоне.
- Отец Арсений, я безусловно рад вас видеть, но сдаётся мне, вы не из праздного желания решили отречься от уединения и выйти в мир.
- Не от праздного. На всё воля Божья, на всё.
- А я-то, грешным делом, подумал отдохнуть сегодня немного от забот, побыть в тишине, подумать.
- Ничего, сыне мой, ничего. Не задержу я тебя более необходимого. Сам знаешь, у нас тоже служба своя, и ответ держать не пред земными царями.
- Я, отче, по нескольку раз на дню сам перед собой держу ответ, сам к себе прихожу то с покаянием, то с наставлением.
- Люди…, вы люди так и не возьмёте себе в толк, что диалог внутри себя вы прежде всего ведёте с Богом, через свою душу, её глас и соизмерение помыслов и деяний.
- Так ведь и бесы могут вести со мной диалог, и как отличить эти голоса.
- Как я и говорил, соизмеряя помыслы и деяния с сердцем своим и молитвой. «Разве не знаете, что вы Храм Божий, и Дух Божий живёт в вас».
- Первое послание апостола Павла к коринфянам, стих 3:16.
- Мы не плохо тебя наставляли в своё время. Открыли многое, к чему не допущены и ваши иерархи, не по чину им.
- Что-то произошло, отец Арсений.
- Ты тоже уловил?
- Да, на уровне ощущений, какой-то вибрации.
- Ну, тогда не стану ходить вокруг да около. Уловил ты всё верно, а определить не смог, не потому что слаб или не обучен, но по причинам более глубоким.
- Это серьёзно?
- Более чем, более чем. Но кто имеет уши слышать, да слышит.
- Ждать каких-то сюрпризов?
- От братьев? Нет, они вмешиваться не станут, в земные дела - да, а вот в божественные не рискнут. В конце концов, с Господнего попущения окончание их века не ведомо даже херувимам.
- Чего ожидать мне, отче?
- Миру явлена милость Божия, по слезам Девы Марии, её попечением, Господь дал нам ещё один шанс. Явился Сподвижник.
- Сподвижник?!
- Да. И это значит, что грядут перемены. Глобального плана. В его власти сдвинуть народы с насиженных мест, сподвигнуть стоячие воды, словом и волею своей, и силой, что стоит за ним развернуть реки вспять.
- Собственно я за разворот рек или очередной паводок не особо то переживаю, а вот очередное переселение народов для нас сейчас совсем не желательно.
- И, тем не менее, вмешиваться нельзя, ни при каких обстоятельствах.
- Ладно, движение масс, мы конечно сможем перенаправить. По окончании спецоперации у соседей, там потребуются руки, много рук. С продуктами и средствами тоже проблем не будет, и потенциал позволяет, и резерв есть.
- У соседей, ко всему прочему появилась и другая проблема, стараниями бесноватых учёных. И тут ни армия не спецслужбы твои не помогут, а крови прольётся немеряно.
- Мне оперативный штаб надо поставить в известность? Эта проблема, может повлиять на ход проводимой операции?
- Нет, оповещать никого не стоит, мы уже отрядили подразделение наших монахов на защиту, усилим, так сказать, воинский контингент.
- Я тогда, отец Арсений, дам команду, чтобы на территорию их провели по программе полковых священников. И легально, и прикроют в случае чего.
- Добре, мы не ошиблись в тебе.
- Что-то ещё?
- Да, пара вопросов. Первый, это придержи своих опричников, боюсь они закусят удила и побегут на перегонки государеву службу исполнять, не имея ни понимания, ни знаний. Соответственно нарубят дров, а не хотелось бы.
- Не хотелось. Но и ваша епархия я так понимаю сейчас волну погонит.
- Уже, у них как раз на днях совещание намечено, совместное. Внеурочно готовится проведение расширенной коллегии Синодальной библейско-богословской комиссии во главе с Илларионом. Даже Ратникова пригласили. Ну и Сироткин, кого-то из своих направит, он тоже приглашение получил.
- Ладно, с силовиками я решу. Патриарху, как закончим, позвоню, переговорим.
- А вот патриарха беспокоить не стоит, ему и так доложено будет. Но сдаётся мне, Сподвижник, в первую очередь за церковь и возьмётся. Иначе ни как.
- То-то шуму будет.
- И не говори, Володя. Но время пришло, пора от торгашества храмы отчищать подобно Спасителю. «И нашел, что в храме продавали волов, овец и голубей, и сидели меновщики денег. И, сделав бич из веревок, выгнал из храма всех, также и овец, и волов; и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул. И сказал продающим голубей: возьмите это отсюда и дома Отца Моего не делайте домом торговли».
- Евангелие от Иоанна, глава вторая.
- Стих четырнадцатый.
- Отец Арсений, почему принято решение не помогать патриарху?
- В храмах стало много тех, кто торгует, тех кто говорит, но не верит. Спешит мошну свою набить. А вот праведников на Руси в последнее время не появлялось, перестала земля Русская рождать. А тех, кто появляется, загоняют в такие рамки внутрицерковных интриг и мелочных дел, что на святость и места не остаётся. Русская, православная молодёжь, видя, те непотребства, творимые в храмах и около них уходят, кто в язычество, кто в мусульмане подаётся. И их нельзя в этом винить - они хотят быть рядом с Богом, но тем богом, которого видят они и который им ближе. Молодые люди, девушки, не могут противостоять дружному словоблудию нашего духовенства. Просто потому, что словарного запаса пока недостаточно, но не приемлют ложь. В итоге, видя ложь, слушая ложь и чувствуя ложь, они от разговоров переходят к действиям, уходят из Православия, но остаются с Богом.
- Но не православным Богом.
- Ты же занимался боевыми единоборствами. Это только в начале пути различные виды и стили кажутся разными, принципиально разными. Но истинные мастера знают, они к этому пришли, что все единоборства - суть одна система - у человека две руки, две ноги, одна голова, единые биохимические процессы. Никто ни чего нового не придумал. Так же и в вере - религий много, верований много, обрядов огромное количество, но Господь то един. И ему совершенно нет дела, какую строку в священных текстах не поделили люди, ему нет дела до того в какую сторону и как ты накладываешь крестное знаменье, его интересуют наши души, наши помыслы и деяния. Он, Господь, един для всех. Но религия, это тот язык, на котором он с нами разговаривает, наша задача только слушать и внимать, соблюдать те наставления, которые к нам идут сквозь века. По сути, ему нет дела даже до этих самых наставлений, Господь - аз есмь Закон. Все наставления, хоть высеченные в камне, хоть написанные на пергаменте или базальтовой скале даны людям только с одной целью - что бы люди оставались людьми. Наставления, суть религия — это физический элемент, Вера - есть элемент духовный.
Сидя на лавочке рядом с уставшим стариком, Лидер физически ощущал ту мощь, которая стояла за плечами старого монаха - объединённая воля, как раз та сила, которая в конце девяностых годов прорвавшись сквозь затуманенный алкоголем мозг очередного правителя России, в безумном марше бросила войска на Приштину, захватила и удержала стратегически важный аэропорт, смогла остановить бойню в разрываемой на части войной стране. Эта была та сила, которая в тысяча девятьсот девяносто девятом году нанесла удар по соседней республике, наполненной международными воинствующими исламистскими группировками. Сила, заставившая отречься от власти действующего президента страны, Ельцина.
Помолчали. Каждый обдумывал что-то важное для себя или для своих дальнейших действий - когда ещё предстанет возможность такой встречи, появиться случай задать вопрос и получить искренний ответ. Хоть и стоит отметить, что оба собеседника не верили в случай, при всей своей внешней и внутренней разности оба являлись закоренелыми прагматиками.
После затянувшейся паузы монах задумчиво глядя в землю, продолжил, в своей спокойной манере, будто каждое произнесённое им слово сначала проходило многократную обкатку в его голове и лишь потом, отшлифованное и проверенное, взвешенное незримыми весами, выплёскивалось наружу.
- На сегодняшний день в мире существует всего несколько признанных святых, несколько истинных праведников и несколько аскетов, столпников. И Патриарх, а он уже в том возрасте, когда больше думают не о земных благах, но о горнем, очень хочет заручится их поддержкой, отпущением грехов, а мы ведь с тобой знаем что наш Патриарх – всего лишь человек и необходимо отдавать отчёт в степени греховности каждого человека, так вот, он захочет получить отпущение грехов и благословение этих святых людей.
- И он его получит?
- Естественно, но сначала выполнит предначертанное. Плюс, мы сыграем на его жадности, пообещаем все поместные церкви на новых территориях. Ему некуда будет деваться, не битьём, так катаньем он исполнит задуманное.
- Отец Арсений, вы говорили о святых и праведниках, вы входите в их чин.
- Нет, что ты, я всего лишь амбассадор, не более.
 
  
 
Глава 14.
 
«Сия есть заповедь Моя,
да любите друг друга, якоже возлюбих вы.
Больши сея любве никтоже имать,
да кто душу свою положит за други своя».
Иоанн 15:12-13.
 
О встрече с МЧС.
 
Бег по сухой тайге в заданном серым вожаком темпе, так что некогда стереть налипшую на взмыленное лицо паутину, отмахнуться от вездесущего гнуса и мошки, всё же вызывали в теле и мыслях давно забытые, ушедшие в века, воспоминания на генетическом уровне. Подобно своим древним предкам, охотникам, преследующим уставшую от многочасового преследования дичь, вызывая в душе радостное чувство превосходства, но не над зверем, нет - над собой, над своим телом, над теми сомнениями, что сопровождают любого человека в начале пути, но отступают под давлением воли. Вперёд. Кочка, прыжок через валежину, короткая остановка у пересыхающего ручья - жадный глоток, пригоршня воды в лицо. И опять - вперёд, за мелькающим впереди и временами ускользающим от залитого потом взгляда, хвостом проводника.
- Эк. Ты брат гонишь. Это только в мультике, пока я на своих по-быстрому раз-два, раз-два, ты на своих четырёх не спеша раз-два-три-четыре. Ага как же по-быстрому на раз-два - сумбурные мысли неслись в такт и со скоростью передвижения хозяина, и также, как и их владелец периодически спотыкались, падали, но продолжали мчаться в разгорячённой голове, по вздувшимся венам и закипающей крови…
 
Главное управление МЧС России по Красноярскому краю
Оперативный Штаб ликвидации стихийных бедствий и катастроф.
- Сводку, ты мне сводку погоды дай свежую, я мать твою куда вертушки отправлять буду, мне чего по твоей милости летунам Яндекс погодой предложить воспользоваться?! - надрывно орал в трубку стационарного телефона уставший дежурный офицер.
- Сергеич, там подкрепление от соседей на броне прибыло, их куда направляем? - поинтересовался помощник, молодой старлей, у старшего офицера, как только тот раздражённо бросил трубку старого видавшего виды настольного телефона.
- Много их?
- До полуроты личного состава, полста покемонов и две бэхи.
- Мля, тушилы[113] есть?
- Ага, по одному на взвод и у покемонов за старшего есть один.
- Уже хорошо.
- Вызывай мне зампотыла, и проконтролируй баки по крышечку и запаску на один оборот, проверь покемонов - не хватало нам ещё среди молодняка потери поиметь.
- Принял, выполню! - на развороте в сторону двери выпалил помощник.
- Погоди, - в спину собиравшемуся уйти лейтенанту, крикнул дежурный, - погоди! Посмотри, может получиться к ним один «сникерс»[114] пристегнуть, больше вряд ли будет, но как минимум один им нужен, хрен ли там без бочки делать.
- Ок, сделаем, Сергеич.
Оперативный дежурный, тяжело вздохнул, и снова взялся за трубку телефона.
- Катя, девочка моя, - обратился он к невидимой собеседнице на другой стороне провода, - Катюша, я же знаю, ты лучшая. Ну дай ты мне погоду, куда я людей отправлять стану, погорят ведь. Да я понимаю, что спутники не пробивают завесу, но хоть что то-то есть?! - и снова положил трубку на рычаги уставшего аппарата. Задумался, ждал. Необходима была информация. В поле, а вернее в охваченных пожаром лесах находились десятки разрозненных малых мобильных групп, на центральном направлении работала мощная группировка, успешно отсекающая основной очаг от нетронутых ещё таёжных просторов. Но, кровь из носа, нужна сводка погоды, необходимо понимание, куда ветра направят беспощадное пламя, где необходимо отступить, а где, напротив, поднажать, усилить мобильные группы. Ресурса катастрофически не хватало, погода стояла хуже не придумаешь - с начала лета на небе ни облачка, тайга стоит сухая, не тайга - порох. Сухие грозы в гористой местности и вездесущий человеческий фактор ещё более обостряли пожарную опасность.
Подал сигнал спутниковый телефон, кто-то из полей собирался выйти на связь.
- Оперативный дежурный майор Таласов, слушаю!
- Сергеич, - заскрипела трубка спутникового телефона далёким голосом и постоянными помехами, через которые периодически фонили переговоры то ли таксистов, то ли службы доставки пиццы, - Сергеич, это восьмая группа, мы по точке окопались, но, если ветер развернётся нам придётся эвакуировать Суринду.
- В случае критических изменений уходите за реку, и продвигайтесь в сторону 12 группы, они выдвинуться вам на встречу. Кого сможем, попытаемся эвакуировать воздухом, но тут как получится, попробуем. Я двенадцатым завтра направлю усиление от соседей, в случае чего они поделятся.
- Добро, за реку мы конечно уйдём, но от реки здесь один ручей остался, мы даже воды набрать из неё не можем, скважиной пользуемся.
- Ты главе поселения скажи, пусть они стада оленей и прочую живность уже уводить начнут, чтобы в случае чего не метаться, как мышка в родах и у вас под ногами не крутиться.
- Со стадами оленей проблем нет, они с начала сезона ушли на летние пастбища, но дети и старики могут создать проблему. Сергеич, Христом Богом прошу, дай ты мне прогноз по ветру.
- Шамана попроси, спирту ему налей, пусть тебе погоду предскажет. Нет у меня погоды, нет! Молчат смежники.
- Да местный шаман уже три бубна порвал с начала лета, дождь вызывая. Спирту примет, чаем шаманским запьёт, и всё - в раж входит, пока без памяти не упадёт. А толку-то, дождя, как не было, так и нет, спирт расходуется, потом не отпишемся, шаман за один сезон стал алкоголиком.
- Добре, как только по ветру информация будет, я тебе первому звоню.
- Договорились.
 
Территория Красноярского края,
район ответственности 12 мобильной группы авиалесоохраны.
- Что у нас по погоде слышно? - обратился руководитель мобильной группы, видавший виды, битый обстоятельствами и опалённый, в буквальном смысле, огнём. Хриплый голос и воспалённые глаза красноречивее любых слов говорили о напряжении последних дней и недель. Небольшое количество осадков зимой, ранняя весна и отсутствие осадков летнего сезона создавали критическую пожароопасную ситуацию. Ко всему прочему, в последнее время, с погодой творилась сплошная неразбериха, то ли спутниковая группировка меняла свои эшелоны и выдавала противоречивые результаты, то ли в принципе сама мать природа решила не обращать внимание на расчёты аналитических центров и хитроумных машин. В результате, командир группы, для корректировки погодных данных, всё чаще обращался к своим коленям и пояснице, которые чутко реагировали на перепады атмосферного давления, напоминая о прошлом, травмах, разрывах связок и иных прелестях, и особенностях участия в пожаротушении при минимальном количестве технических средств.
- Тишина, ветер не сильный, в спину.
- Что, восьмёрка?
- Восьмёрка зависла, им навстречу идёт стена, пока по ветру спокойно, но может и накрыть, тогда они в нашу сторону отходить станут. Сможем встретить.
- Сможем, у нас пополнение когда обещают?
- Сергеич сказал завтра - послезавтра будут. Там две бэхи, одна бочка, до полуроты штатников и полста покемонов.
- Ладно, молодняк возьмёшь под своё крыло, уйдёте на северо-восток, окопаетесь там по хребту и до Чуи. А я пойду с техникой навстречу восьмёрке, дай Бог, ветер не поменяется, прорвёмся.
- Между нами и восьмёркой вчера горело, не сильно, но может и раздуть.
- Посмотрим, и, если к вечеру ситуация усугубиться пустим встречный пал, и сразу за ним шнур в землю и взрываем. Параллельно запускай трактор пусть боронит.
- Принято, ну дай Бог, пронесёт. Пойду готовить технику.
- Добро, иди.
 
Главное управление
«Национальный центр управления в кризисных ситуациях».
- Гидрометцентр, что у нас по погоде?! Где информация?! Вы понимаете, что у меня люди на линии огня, а я им информацию дать не могу?! - засыпал вопросами своего собеседника дежурный по стране, полковник МЧС.
- Да не надо мне рассказывать о своих сложностях, я же вам о своих не рассказываю. Твою мать, Рагазину позвоните, пусть он вылезет из роликов в соцсетях и доступ к дополнительным спутникам даёт. Делайте, что хотите, а погоду мне дайте!
- Слушай, Степан Михайлович, может командующему позвонить, пусть он армейских напряжёт, у них всяко разно есть инфа по погоде.
- Ага, хорошая шутка, пока они между собой по-дружески согласуют информацию и её передачу, у нас зима наступит, а погода нужна сейчас, лучше уже вчера. Так что пока будем ждать.
 
Лёгкие нещадно горели огнём, выплёвывая тяжёлое с хрипами дыхание в пустоту. В уставших глазах, глядящих на мелькающий, размазанный гуашью пейзаж, стояла мутная картинка, как при съёмке через запотевший кинескоп, горячий пот соляной кислотой разъедал плоть. Мышцы вопили, требуя пощады, натянутой тетивой, которая готова вот-вот лопнуть, разрезая мясо и кости незадачливого лучника. Появившаяся на небе дымка, размазала солнечный диск, но это не принесло облегчения, в воздухе отчётливо чувствовался запах гари. Страшный запах лесного пожара, в котором смешались и запах горящего леса, разогретой смолы, прелого подлеска и та примесь, которую невозможно спутать ни с чем - смрад горелого мяса, не успевшей уйти лесной живности.
 Волк, словно почуяв состояние человека остановился возле чудом сохранившегося в этом пекле ручья. Тяжело дыша, припал к источнику, жадно лакая ярко-красным языком тёплую воду, продолжая настороженно сканировать пространство, выискивая малейшую угрозу, слушая и понимая свой дом.
Путник тяжело опустился на землю рядом с волком, жадно зачерпывая ладонью тёплую мутную воду, глотал, не задумываясь о безопасности - какая к чёрту безопасность, если рядом с тобой лакает ту же самую воду матёрый волчара, а сам ты ломишься, как лось в весенний гон через таёжные буреломы навстречу взбесившемуся пламени. Оба, и человек, и волк, тяжело дышали, собирали силы для очередного рывка сквозь серую пелену и нарастающий дымный чад. Скорее всего наверху менялся ветер - солнечный диск практически полностью пропал, из размазанного, размытого пятна, превратившись в единый, словно сумеречный, световой фон.
Отдышались, сердце перестало выбивать бешеный ритм, виски не разрывала барабанная дробь вздувшихся вен, только пот продолжал стекать липкой струйкой вдоль спины, обильно выступал на лбу и шее. Посмотрели друг на друга, оба тяжело вздохнули, тяжело поднялись на ноги. И снова бег, по мшелым кочкам, через заросшие распадки, сквозь плотный кустарник и поваленные, трухлявые, столбы деревьев.
 
Красноярский край, посёлок Суринда,
зона ответственности 8 мобильной группы авиалесоохраны.
- Сергеич, Сергеич, - орал в уставшую трубку командир восьмёрки, - Сергеич, что там по погоде, тишина?! Мля, что я тебе скажу-то, у нас тут чехол[115], ни хера не видно, на трёхстах полный ноль. Да я понимаю, что по такому раскладу корова[116] не прилетит, но может хоть вертушка будет.
- Олег, вы продержитесь там, погоду скоро дадут, - скрипящим эхом отзывалась вспотевшая трубка сотового телефона.
- Да, чё там скоро, мне лыжи в какую сторону смазывать, я чем стену останавливать буду, брызгалками и лопатами?! - выслушал осипшую трубку и через мгновенье продолжил: 
- Блять, Сергеич я что, по-твоему, первый день замужем?! Нет у них тут трактора, был да весь вышел. Мёртвый он стоит, местные умельцы чинить взялись, и так активно, что часть деталей пропили… Да откуда я знаю кому здесь детали от трактора потребовались, медведям.
- Олег, а ну подожди минуту, Гудвин[117] погоду даёт. Не отключайся.
- Жду.
- Лови прогноз, судя по всему давление меняется, ветер будет усиливаться, но от вас, на север пойдёт. Соответственно, стена упрётся в хребет, и дай бог, стихнет. Вам только окопать надо будет на горячих точках и опрыскать всё.
- Сергеич, ты прямо в уши мне мёд льёшь. Аж не вериться.
- Добро, начну команды обзванивать.
Связь прервалась. Но ощущение напряжённости не спало, хоть и прогноз оказался позитивным. Руководитель группы задумался, глядя на карту и просчитывая возможные негативные варианты развития событий. Мысль крутилась вокруг не вовремя загоревшегося участка тайги между восьмой и двенадцатой группой, как раз на границе по пути предполагаемого отступления в случае ухудшения ситуации.
- Костя, Костя Артёмов! - выглядывая из палатки заорал руководитель группы, призывая своего помощника. Услышал ли помощник крик своего шефа осталось не ясным, но вот то, что проходивший мимо техник с перепугу уронил себе на ногу какую-то деталь от злополучного трактора, и что любопытно, до происшествия техник направлялся в обратную от гаража сторону, разразился таким забористым, но не нормативным сленгом, который смог бы ввергнуть в экзистенциальный ужас всех отечественных лингвистов. Оказалось, что рёв руководителя всё-таки достиг ушей помощника.
- Олег, звал?
- Звал. По погоде Гудвин пообещал четыре девятки[118].
- О, отлично, значит организованное бегство, оно же отступление, отменяется?
- Да, как тебе сказать. Понимаешь, я своим битым копчиком чую, какую-то жопу. Очко играет, как тогда на Байкале.
- Тогда твоё оч…, упс, твой копчик все наши задницы спас.
- Вот и я о том же - ссыкотно, как-то, стремно.
- И чего делаем?
- У нас шаман, как, протрезвел?
- Смелое заявление, - хмыкнул на более чем странный вопрос помощник.
- Ну хотя бы на ногах стоит?
- На ногах стоит.
- Ну и отлично, тащи его сюда, и по пути, если получится, зацепи главу поселения. Он свою часть пусть решает, а мы свою.
- Ок, сделаю.
- Мухой.
- Аха, солнечным лучиком.
Тревога не проходила, свербело где-то в затылке, наверное, в том самом месте, где скрывалось от всезнающих учёных хитро устроенное подсознание. Глядя на развёрнутую карту, руководитель восьмёрки понимал, что в крайнем случае, если прогноз подкачает, можно будет отступить в сторону двенадцатой группы. Глаза внимательно изучали каждую деталь спутниковой миллиметровки, а рука начала набор номера соседей.
- Восьмёрка двенадцатому, восьмёрка двенадцатому.
- Двенадцатый на связи, здааарова, Олег, как живёшь можешь, - приветствовал сослуживца командир двенадцатой группы.
- Всё ровно, если небеса не подведут, завтра поддавим основной очаг.
- Добро, ты завтра как к хребту выдвигаться станешь, обойди стороной Суриндское ущелье, не ровен час, с той стороны горы задует, там перепад резкий идёт, ветер как в трубе разгон набирает, вякнуть не успеете.
- Я об этом, как раз и думал, нам тогда всем табором дружно придётся ломиться в вашу сторону.
- Так ты может местных, баб да детей, уже к нам направишь? А я тогда завтра с утречка, шнур кину, встречный пал запустим, и как раз вспахать успеем.
- Вот об этом и хотел попросить, людей встретить и посмотреть что там дымит второй день к ряду.
- Ужо, отправил парней, доложатся, перезвоню. Завтра, если подкрепление успеет, я с колёс их тебе на встречу направлю, подсобят.
-  Лады, на связи, - и отключил трубку, продолжая рассматривать зелёные изгибы карты. Какая-то мысль не давала покоя, но сейчас, как ни напрягайся не уловить её за скользкий хвост. Олег знал, в таких случаях не стоит тратить время и гоняться за убегающей мыслью. Необходимо отпустить ситуацию, дать мысли набегаться вдоволь - устанет, сама приползёт, вот тогда и хватай чертовку.
 
Территория Красноярского края,
где-то на таёжных просторах.
Волк с бешенного галопа перешёл на неспешную рысь. Чаще прочего оглядывался по сторонам, принюхивался, что-то выискивая, оглядываясь на уставшего человека. Притормозил, закрутился по открывшейся небольшой поляне, опустив морду в траву и втягивая окружающие запахи. Замер на мгновенье, и приняв какое-то ему известное решение направился к огромному, сваленному временем и ветрами кедру. Мощь таёжного великана была такова, что спустя несколько лет после падения часть ветвей, выдержавших падение, оставались зелёными, а на некоторых висели хоть и побитые белками и бурундуками, но свежие шишки.
Поняв намерения серого бродяги, Путник, сбавляя скорость и переходя на быстрый шаг направился в ту же сторону, что и волк, мысленно с ними соглашаясь - солнце, с трудом обозначая своё присутствие на задымлённом небосклоне уже не могло пробиться через густую таёжную зелень. Сгущались сумерки, все окружающие предметы торопливо натягивали на себя ночной камуфляж, выводя из поля зрения человека особенности ландшафта, сливая всё в едином колере в стиле известных работ художника Малевича.
- Ну что, брат, пора на боковую, отмантулили мы с тобой порядочно, ноги бы к завтрашнему дню не отвалились. - обратился человек к волку.
Тот, к кому обратился Путник, при звуках человеческого голоса вздрогнул, напрягся, прислушиваясь к незнакомым интонациям. После чего повернул свою лобастую голову к человеку и смерил его презрительным взглядом, словно говоря:
- Ага, отмантулил он, вся ночь впереди, нам бы ещё бежать и бежать…
Спать не хотелось, а ведь вроде бы должно было, после такой нагрузки. Хотя, судя по взглядам волка, нагрузки и не было, так лёгкая пробежка перед сном. Как писали в своё время классики: «сон бежал меня». Скорее всего сказывался выброс гормонов в кровь, тело хоть и остановилось, но мозг продолжал бежать через лес, пробираться сквозь буреломы и кусты. Лежать на мшелом подлеске, руки за головой, было хорошо. Разглядеть звёзды за пеленой дыма не представлялось возможным, но он наверняка знал, они там, далёкие и холодные, равнодушно взирающие в пустоту бесконечного космоса.
Как давно это было, очень давно - в прошлой или нет, даже в позапрошлой жизни, когда он подбил Наську, тогда ещё свою одноклассницу, сбежать не только с уроков, но и из дома. Бежать без оглядки, куда глаза глядят. Сейчас тот юношеский порыв вызывал улыбку, потому что куда глаза глядят на самом деле оказалось не так уж и далеко, на другую сторону острова Хортица, туда, где заканчивался скалистый берег этого чуда природы и плавно переходил в большой дикий песчаный пляж, перемежающийся ивами и прибрежным кустарником. Туда, где росла гигантская, старая, потемневшая от времени, ветров и солнца шелковица. Это именно там, они лежали, запрокинув руки за голову и смотрели в звёздное небо, слушали треск костра, ловили аромат степного разнотравья, тлеющих углей и неспешно, величественно, текущих вод Днепра. Ах, какие огромные и чистые звёзды в степи, как ярко они отражаются в глазах любимого человека. И какое дело до звенящего колокольчика на заброшенной в воду донке, до рывков лески, на которую клюнула рыба, какое вообще дело до всего происходящего вокруг. Именно там и тогда они дали друг другу клятву быть всегда вместе.
 
Территория Красноярского края,
район ответственности 12 мобильной группы авиалесоохраны.
- Николай Николаевич, - а в просторечье Коля-Коля, обратился к руководителю двенадцатой группы верный оруженосец Санчо, - подкрепление прибыло, гражданские из Суринды по домам, а кто не поместился, по палаткам расквартированы, больных нет, отсутствующих по неуважительным причинам нет, техника в порядке, топлива полные баки.
- Погода?
- Погода, как и обещали, четыре девятки. Доклад окончен.
- Хорошо. К нашим баранам. Что по задымлению между нами и восьмёркой?
- Ага, там же наши вчера выезжали, значит, чего, определили. Болото там, по кромке, под землёй торф горит по ходу. Но на верх пока не прорывается, прячется.
- В случае чего, техника и люди пройдут, не провалятся?
- Не должны, вчера же народ прошёл.
- Прошёл… Значит так, как и планировали, направляй одну бэху и взрывников к этому болоту, пусть копнут и взрывают, отсекут предполагаемый очаг от границы пути отступления.
- Принял, направлю.
- Как отправишь одних, бери технику и покемонов, уходишь вот в этот квадрат, - заскорузлый растрескавшийся указательный палец упёрся в лист карты, расстеленный на столе и для надёжности прижатый алюминиевой кружкой, банкой тушёнки и парой камней, - окапываешься по вот этой линии, на высоком берегу, на всякий случай, огонь в реку упрётся, но может и на другую сторону перекинуться, побережёмся.
- Добро, разрешите приступить?!
- Иди уже, а я, пожалуй, с взрывниками пойду, не спокойно мне что-то.
 
Красноярский край, посёлок Суринда,
зона ответственности 8 мобильной группы авиалесоохраны.
- Японский городовой, - удивлённо восхитился раскрывающейся картиной техник-взрывник группы, глядя на величественное движение стены огня, которая под давлением ветра медленно отступала к перевалу, ослабев, но не утратив своей чудовищной разрушительной силы готовой смести всё и вся на своём пути.
- Истинная демократия, отозвался кто-то из группы.
- Почему демократия?
- Равенство для всех, ему, - говорящий качнул головой в сторону стены огня, - ему всё равно кто перед ним, все равны.
- Ага, а мы равнее всех.
Казалось бы, непринуждённый разговор, но он скрывал внутреннее напряжение всех бойцов группы. Пламя, под порывами встречного вера только обозначило своё отступление, но продолжало грозно реветь и стенать, периодически выбрасывая жадные протуберанцы навстречу безумцам, рискнувшим бросить вызов самому древнему божеству планеты, собирающему свои жертвы по всему миру ещё до начала времён, с того периода, когда некому было определить ни время, ни само начало времён. Древний неукротимый бог, которого по силе и мощи превзошёл только его младший брат - бог войны.
- Так, ладно, любоваться будем после, на дело рук своих. Слушай мою команду, - обратился руководитель группы, Олег Степанович, идём в притирку за пламенем, с минимальным отставанием, проливаем сначала от основной тропы, и по радиусу. Костя, берёшь своё отделение, лопаты в зубы и окапывайся сразу за нами, дай нам полосу, в случае чего что бы мы смогли отступить. Весь периметр не охватывай, но полста туда, полста обратно сделай.
- Принял.
- Всем, слушаем внимательно, смотрим. Идём плотным строем, в зоне видимости друг друга. Никита, ты на стрёме стоишь, не участвуешь, твоя задача за верхами наблюдать. Так что запускай свою птичку, и цинкуй, что там по верхам происходит, - короткий кивок головы, показал, что приказ понят и принят к исполнению.
- Ещё раз, проверяем рации, не отрываемся, проливаем по максимуму, дозаправка из «сникерса» шахматным порядком, начиная от правого плеча. Продвигаемся насколько получится. В случае обострения ситуации уходим за речку, какая никакая, но преграда, несколько минут она нам даст. Соединяемся, вон возле того лысого холмика, и отступаем к Суринде, а там отваливаем в сторону двенадцатой группы, они нам уже с утра лыжню готовят. Есть вопросы? Вопросов нет. К выполнению поставленных задач приступить.
 
- Ну что, иди сюда, будем разговоры разговаривать, - позвал к себе волка Путник. Позвал спокойно, но требовательно, несколько устало, скорее всего усталость сказывалась из-за вчерашнего сумасшедшего дня, когда пришлось нестись через тайгу выдерживая бешеный темп, заданный серым бродягой.
- Подойди, - и свершилось то, чему бы позавидовали все живодёры мира, спрятавшиеся за красивыми вывесками и огнями цирковых аттракционов, нещадно истязающие методом «кнута и пряника» животных, которых ещё в раннем возрасте разлучили со своими родными, вырвали из естественной среды обитания, продали в рабство в угоду человеческой алчности и тщеславия.
Мы, люди, так любим восхвалять мнимые заслуги тех, кто с оплаченной улыбкой на лице легко управляется с животными, заставляя выполнять их хитроумные трюки - прыгать через горящие кольца, стоять на ладони хозяина вниз мордочкой, выпрашивать кусочек еды за послушное мяуканье. Но никого из нас не интересует ни текущая судьба живого существа, ни его будущее, когда зверь уже не сможет выполнять требующиеся трюки, ни даже имени исполнителя требований безжалостного дрессировщика. Нам всё равно, похлопали в ладоши, заели мимолётное удовольствие фаст-фудом, в общем - провели культурно досуговую программу.  
Волк подошёл в плотную к человеку, посмотрел своими жёлтыми глазами в глаза, пристально, заглядывая за видимую грань, касаясь уголков души. Некоторое время оба не отводили свой взор, но потом, волк сделал небольшой шажок и положил свою седую голову на плечо Путника, прикрыл глаза, тяжело вздохнул.
Сухая, крепкая ладонь легла на холку зверя, начала легко поглаживать, ероша густую шерсть.
- Прости, я знаю, что тебе не нравится, но так надо, ты сам меня сюда привёл, теперь я поведу нас. Ты пойдёшь за своими, а я пойду за своими. Позже встретимся. Дай Бог, справимся и с этой напастью, - с этими словами Путник осторожно взял в руки голову своего спутника, направив свой взгляд в глаза серого хищника. Тот, немного напрягся, подсел на задние лапы, но покорённый встречной воле и пониманием необходимости таких действий, расслабился, не отвёл взгляд. Дал возможность существу, к которому сутки назад он сам обратился за помощью, войти в своё сознание, увидеть, прочитать, как по карте, всю территорию, особенности изгиба рек, сопки, болотистые низины и человеческие поселения. Как на ладони.
- Хреновые дела, брат мой. Надо спешить, а то можем и не успеть. Сигналь своим, уводи их. А я, помолясь, пойду к людям, они уже в ловушке, да не видят этого, а как узрят, то реагировать времени уже не останется. По лезвию мы сегодня пройдём, по лезвию. Ну, да Господь не выдаст, враг не съест. Побежали, - на этих словах Путник отпустил зверя, сам подхватился на ноги, коротко взглянули друг на друга и бросились каждый в свою сторону, рассекая уставший от жары подлесок, огибая неглубокие овраги и подсушенные сверху болотины.
 
Главное управление МЧС России по Красноярскому краю
Оперативный Штаб ликвидации стихийных бедствий и катастроф.
- Что значит, давление меняется!? Какого хрена вы там делаете!? Вы же мне вчера дали прогноз на неделю, сказали, что всё ровно будет, а сейчас получается не ровно, - возмущённо орал в трубку оперативный дежурный Штаба ликвидации стихийных бедствий и катастроф. - У меня люди на линии огня, а вы мне говорите, что такое случается и что внутри циклона есть хрен знает какие-то пустоты и это уже не циклон, а антициклон. Мне зачем ваши объяснения, вот эта информация мне сейчас на хера, как поможет? Что, мать вашу, ветер может измениться?! - раздражённо бросил трубку телефона.
- Что там?
- Сука, жопа там. Срочно связь с восьмой группой, срочно!
- Пытаемся, но связи даже по спутнику нет. Там карман в межгорье, рельеф не позволяет в сетку спутника попасть.
- Любыми способами, дай мне связь с восьмёркой. Не получиться, свяжись с двенадцатой группой, передай информацию, может они по рации смогут с ними связаться.
-  С двенадцатой связь нормальная, они на плато, горы не перекрывают.
- Центр двенадцатому, центр двенадцатому.
- Двенадцатый центру, слушаю.
- Двенадцатый, слушай внимательно. Поступила новая сводка по погоде. Вы вместе с восьмёркой как раз сейчас входите в зону разрушения циклона. Соответственно, барическое давление поменяется, там такой перепад будет, на большую букву «ж». Свяжись с восьмёркой, пусть срочно отступают, там час, край два часа, полыхнёт по полной программе.
- Твою ж мать, мы же встречный пал пустили и полосу только сейчас взорвали, они же в мешке, им и отступать то некуда.
- Может на болото уйдут, ты же там вроде площадку зачистил.
- Да толку от той площадки, там торфяник во всю горит. Вчера еле тлел, а сейчас полыхает дай боже.
- У них всё одно, только один путь, да и тот, на удачу, по кромке болота выйти к Красной горке. Ты своих тоже сейчас отведи от греха подальше, посмотрим, как разгорится и в какую сторону, потом и решение примем.
- Ладно, центр, отбой. Информацию принял, - закончил командир двенадцатой группы.
 
Территория Красноярского края,
район ответственности 12 мобильной группы авиалесоохраны.
- Вот же сука, - продолжил в сердцах через минуту, сплюнул чёрный комок слюны и гари. Переключил рацию на канал связи с восьмой мобильной группой авиалесоохраны.
- Двенадцатый восьмому, двенадцатый восьмому, двенадцатый восьмому, - в ответ рация издавала только какие-то неясные скрипы, свист и шипение, ни намёка на то, что его вызов был услышан. Задумался, разглядывая карту сквозь пластик офицерского планшета, водя по ней обгрызенным карандашом, ища возможность выхода попавшей в ловушку группы. Вздохнул, переключил каналы на рации.
- Группа, общий сбор, срочно.
Дождался, когда соберётся всё отделение, оглядел ребят - уставшие, запылённые и задымлённые, но не выдохнувшиеся, есть блеск в глазах.
- И так, слушай новую вводную:
- Андрей, подними свою птичку, на сколько получится, ищи, где тонко, найди мне самый короткий путь к восьмёрке, - в ответ, кивок головы техника, приказ понят, готов приступить к исполнению.
- Взрывники, шнур ещё остался, меняем направленность. От линии огня в нашу сторону коридор от полста метров шириной, используем всю катушку, не экономим, - удостоверился, что приказ понят, кивком головы подтверждена готовность к исполнению.
- Мехвод, у тебя двадцать минут, снять с брони всё лишнее, оставить только брезент и аптечку, проверить баки, никаких запасных канистр. Проверить плотность асбестового щита, если потребуется где-то усилить разрешаю снять с цистерны. Да, носилки тоже на броню, два комплекта шансового инструмента, - получив короткий кивок головы механика водителя бэхи, удостоверившись, что всё сказанное в полной мере дошло к исполнителю, продолжил, переводя взгляд с одного на другого участников группы.
- Остальные, возвращаетесь в расположение, седлаете всю возможную технику, особе внимание новой бочке, заправляем по максимуму, всё лишнее на землю. Костя, вернёт технику, ушедшую с ним утром. Баки по крышечку, и возвращаетесь сюда. Да, ещё, медика сюда же. Готовимся к встрече восьмёрки, они будут прорываться в нашем районе. Уходить они будут вместе с гражданскими. Всё, приступаем.
  Каждый из бойцов отделения, понимал, что новая вводная в процессе выполнения ранее поставленных задач не просто так рождается, существует белее чем веская причина, поэтому сейчас не время задавать вопросы и вступать в полемику, наступило время действий, чёткого выполнения приказов.
- Андрей, готовь броню, сам остаёшься, я пойду один, - обратился к механику водителю командир группы.
- Не, не пойдёте, Николай Николаевич, на прорыве одному делать нечего, да и технику я знаю всё ж таки получше вас, так, что звыняйте, идём вместе я механиком-водителем, как и положено, вы штурманом и связью с птичкой, - не согласился с мнением руководителя мехвод старенькой бээмпэшки.
- Да, Николаич, птичка долго над очагом не продержится. На сколько-то её конечно хватит, но вряд ли на весь путь. Подниму в воздух, как будете готовы. Потом сгоняю на базу, возьму запаску, на обратный путь пригодится, - внёс свою лепту Андрей, техник БПЛА.
- Добро, готовимся, по сигналу выступаем.
 
Красноярский край, посёлок Суринда, зона ответственности 8 мобильной группы авиалесоохраны.
- Ну всё, трындец котёнку. Не зря у меня очко свербело, не геморрой, однако, - недвусмысленно высказался командир группы глядя на верхушки деревьев, объятых пламенем, и ориентируясь на направленность бушующего огня.
- Чё, командир, не будем врезаться?
- Да какой там врезаться, нам бы ноги сейчас унести успеть.
- Так вроде, отходит стена, ветер в спину, так глядишь и до хребта доползёт, нет?
- На верх глянь, что видишь?
- Огонь вижу.
- Не тупи, видишь, что?
- Языки вверх смотрят, протуберанцы выстреливают, тоже в верх.
- Вот именно, что вверх, а при таком ветре, в спину, куда должны выстреливать?
- К хребту должны.
- Но они к хребту не тянуться, вверх ползут. А это значит, что?
- Давление меняется.
- Верно мыслишь, давление меняется, значит за давлением и ветер направленность поменяет, а идти здесь ветру некуда кроме как обратно скатиться с горы. И значит, если я не ошибаюсь, то минут через тридцать, край через час, нас накроет большим медным тазом.
- Мля.
- Вот тебе и мля.
- Командир, Степаныч! - из дыма выскочил самый молодой и шибутной из бойцов группы, Стас Невзоров, за ним стоял незнакомый мужчина в песчанке[119], судя по одежде, и всему внешнему виду не местный, не из Сурдинцев, и не из авиаспасателей, и экипировка не та, да и знал Степаныч всех тушил в районе. - Степаныч, вот к нашему левому краю вышел, говорит срочно командир нужен.
Степаныч ещё раз, более внимательно оглядел пришельца, переглянулся с помощником, неспешно убрал офицерский планшет, точно такой же, как носил с собой командир двенадцатой группы и только после этого поинтересовался:
- Ты кто, добрый человек?
- Да, собственно, это вопрос второстепенный, важна информация, которую я принёс, информация первостепенна. А знакомиться потом будем, когда выберемся из этого мешка.
- Ладно, познакомимся после, что за информация?
- Вы, наверное, уже сами заметили, что и давление, и ветер изменили своё поведение, скажу больше, слева от вас, до самой Суринды уже всё закрыто огнём, еле прорвался, но и там уже коридор закрылся. За речкой, мимо Суриндского ущелья, тоже не пройти, там как из кузнечных мехов поддаёт, не успеем проскочить, да и в самом посёлке ещё люди остались их забрать надо. Так, что путь отступления и прост, и сложен одновременно: по прямой к посёлку, там за речку, направо и по удаляющейся дуге, мимо болота попробуем проскочить к болоту там есть возвышенность, мыгра[120], практически голая, за неё попробуем зацепиться, если не получится, придётся уходить, а там через колтус[121] к самому болоту.
- Погодь, немного. Нам бы по пути через тайболу[122] не застрять. Да и судя по карте, а карта старая, там сразу болдовина[123] начинается, людей потопим. Стас, собирай всех, общий сбор, уходим налегке, только самое необходимое, давай, мухой. Технику в центр посёлка на площадь, авось не вся погорит.
- Ок, принял.
Стас умчался собирать группу, готовить отступление.
- Продолжай, добрый человек, откуда такие познания об обстановке, если не секрет.
- Нет, не секрет, конечно же. Охотно отвечу на все возникающие вопросы, но, потом.
- Ладно, но вопросы будут.
- И ещё, вчера двенадцатая группа готовила вам коридор для отхода, по кромке болота, но за ночь разгорелся торф, нам там не пройти, прорываться можно будет только к небольшой сопке.
- Красная горка.
- А?
- Красная горка, говорю.
- Ага, не суть. Но эта сопка, уже позади подпёрта торфяным пожаром, к болоту будет тяжко отступать. Но это хоть какой-то шанс. А по всей котловине, по левой стороне, как я уже говорил: идёт стена огня, в нескольких километрах от Суринды, посёлка, огонь упёрся в реку, так что и вдоль реки не уйти. Да, и ещё, командир двенадцатой готовит вам коридор, сам пойдёт на прорыв.
- Глупо, и технику загубит и сам к горке не пробьётся, особенно если из ущелья сквознячком вниз потянет.
- Уже потянуло, уже, - закончил Путник, кивком головы показывая на верхушки пылающих деревьев. Пламя, не рвалось к задымленному небу, но сменив направление потянулось к людям, быстро перескакивая с ветки на ветку, жадно выхватывая сначала самые сухие стволы, а через мгновенье охватывая и зелёные кедры великаны и вековые лиственницы.
- Времени ноль.
- Боюсь, что так.
- Можем и не прорваться.
- Ну, дай Бог, сдюжим и эту напасть.
- Ну да, на Бога только и надежда.
- Раз есть надежда, есть и вера, прорвёмся командир. Вон, твои собрались, командуй.
Олег Степанович, бессменный командир группы оглядел знакомые лица, в саже, прокопчённые, загоревшие до черноты на беспощадном солнце, заглянул в глаза каждого.
- Слушай мою команду. Сейчас, на рысях, уходим к посёлку, там цепляем к себе всех местных, и вместе выдвигаемся к Красной горке, а дальше, если ситуация осложниться, окапываемся и ждём подкрепление двенадцатой группы.
 
Территория Красноярского края,
район ответственности 12 мобильной группы авиалесоохраны.
Машина шла легко, прорываясь через полыхающий подлесок, круша укреплённым на лобовой части грейдером небольшие деревца, белее мелкий кустарник, вминая в сухую землю траву и молодой подлесок. Несмотря на установленные внутри бмп защитные асбестовые экраны температура уверенно перевалила за сорок пять градусов и неспеша, но упорно продолжала нарастать. Вентиляторы, согласованным мнением решено было выключить для более суровых минут. Рация работала исправно, принимая информацию от парящей где-то высоко «птички» - комплекса БПЛА, сканирующего окружающее пространство, выступая в роли невидимого штурмана.
- Андрей, поднажми, а то мы здесь как в микроволновке.
- Как в гриле.
- Чего?!
- Говорю, как в гриле.
- Да какая хрен разница, результат то один.
- Николаич, я больше выжимать не стану, видимость практически ноль, не дай бог или в пень какой войдём на полном ходу, или в яму нырнём, а то может и бревно намотаем.
- Ладно, тебя учить себе дороже. Сейчас забирай вправо, обойдём низинку, там и по карте, и птичка сообщает, раньше озеро было, сейчас болотина. Как бы не застрять.
- Принял, ухожу.
Машина начала резво забирать вправо, уходя от обозначенного всевидящим оком препятствия, перекатилась через небольшой холмик, по ходу движения раздавив трухлявый ствол давно поваленного дерева, уверенно проскочила под скрещенными кедрами и выскочила на небольшую полянку. Механик водитель, Андрей, автоматически сбросил скорость, увидев, почувствовав какую-то алогичность в происходящем.
- Николаич, Николаич, это чего? Мля, а чё дышать тяжело?!
Николай Николаевич, бросил внимательный взгляд сквозь лобовое стекло, через плечо мехвода, мгновенно оценил ситуацию, почувствовав, как с каждым мгновеньем всё труднее и трудней делать вздох.
- Андрюха заднюю, заднюю давай, уходим! - заорал он, пытаясь докричаться до падающего на рычаги механика водителя.
 - Твою мать, - высказался в сердцах командир группы, пытаясь освободить сиденье механика водителя и мысленно молясь всем богам о том, чтобы та пустота, вакуум, в который они с дуру заехали, не схлопнулась втягивая в свой радиус всё пламя, ревущее вокруг.
Крайне редко, в том числе из-за невозможности актуальной фиксации самого случая, внутри бушующего пламени из-за выгорания кислорода, образовывалась естественная пустота, практически вакуум, территория разряженного пространства. Но, через мгновенье, эта пустота заполняет весь имеющийся объём пламенем, жадно втягивая в себя окружающую бушующую стихию, многократно усиленную силой притяжения. Происходит эффект схлопывания, на короткое мгновенье давление возрастает стократно, и происходит взрыв, выброс энергии.
 
Красноярский край, высота 1843 Красная горка,
зона ответственности 8 мобильной группы авиалесоохраны.
- Быстрее, быстрее, шевелим булками, бежим не оглядываемся, - подгонял, спасающихся от взбесившегося пламени, командир восьмёрки, - Алексей, Никита, замыкаете, подбираете отставших.
Оглядываться, а тем более тормозить желающих не было, и бойцы группы, и оставшиеся жители Суринды, в основном мужчины, охотники-промысловики, каюры - народ тёртый, даже битый, понимали, когда можно дать слабину, а когда надо напрячься. За спинами отступающих нарастал рёв взбесившейся природы, треск лопающегося дерева вливался в адскую симфонию. Из дымящегося перелеска на бегущих людей выскочило небольшое стадо кабарги, испуганные зверьки сначала качнулись в сторону, потом выровнялись и в конце концов обогнали отступающую группу. Чуть позже, рядом с людьми нёсся настоящий живой поток, не перемешиваясь, но выдерживая единое направление, быстрее или медленнее, но в одном порыве и направлении, забыв кто охотник, а кто дичь, стараясь как можно скорее убежать от чудовища, от которого невозможно ждать пощады, которое никогда не промахивается.
Ветер крепчал, огненные протуберанцы гигантскими свечами сквозь дым рвались к закрытому небу, параллельно земли стелились языки пламени, верхушки деревьев вспыхивали словно новогодние гирлянды, в одно мгновенье выгорая в разогнанном ветром пламени.
Степаныч поравнялся с незнакомцем, который так вовремя вышел из тайги и сейчас уверенно вёл всю группу по одному ему ведомым ориентирам, успевая проскочить в коридоры, которые ещё не успело сожрать жадное пламя. Никто не спорил с этим странным человеком, все Суриндские мужики, знали свою землю, каждый изгиб реки, протоки и ручьи, выросшие на этой земле, бежали рядом, молча соглашаясь и с правом лидера, и с направлением отхода. Сложнее всего приходилось старику священнику, в силу преклонного возраста, хоть ещё и крепкого телом, но уже не имеющим возможности сохранять заданный темп, и шаману, печень которого всё последнее время увлечённо пропускала через себя разбавленную алкоголем и психоделическими настоями местных кореньев и трав кровь. Этих двоих практически на себе тащили бойцы группы, по очереди передавая от одного к другому, давая возможность перевести дыхание, и хоть немного восстановиться.
- Догоняет, - на бегу обратился к проводнику командир группы.
- Дай бог, успеем, - коротко оглянувшись ответил Путник.
- Добро.
Впереди немного просветлело, расстояние между деревьями увеличилось, они уже не росли, как в лесном массиве, плотно прижимаясь друг к другу. Ещё через пару минут вся группа выскочила на небольшую поляну, вжавшуюся между наступающим лесом и невысокой сопкой, практически голой. Глядя на сваленные неведомым великаном камни, становилось понятным, почему эта территория у местных именовалась Красная горка - камни имели ржаво- бурый цвет, что говорило о большом содержании металлических руд.
- Успели, надо перевалить за горку и выйдем на болото, там отсидимся, - отметил, подходя к Путнику и Степанычу председатель Суринды.
- Не отсидимся, - развеял его надежды командир группы, кивнув в сторону от возвышенности. Кольцо пламени практически замкнулось.
Через минуту к говорящим подошёл посланный в разведку боец группы, по выражению лица все понимали, что надежды на дальнейший отход практически не оставалось. Состоялся короткий обмен взглядами, разведчик покачал головой, подтверждая худшие опасения. На поляне становилось всё теснее, её заполняли бегущие от пожара звери, сначала испуганно сторонившиеся людей, но постепенно смыкаясь, по мере появления из леса всё новых и новых животных. Последними, тесным строем, из леса вышла стая волков под предводительством огромного совершенно белого волка и такой же крупной белой волчицы, в центре стаи плотно прижимаясь к взрослым особям жался молодняк.
- Никита, - обратился к одному из бойцов группы командир, - Никита, в такой ситуации я приказывать не могу, но ты у нас самый быстрый и выносливый, необходимо прорваться по кромке между лесом и болотом в расположение двенадцатой группы, кровь из носа, но надо дать слепой ориентир для летунов, пусть БЕ-200 зальют по периметру, хоть как-то, но отсекут стену огня. Иначе, этот Ноев ковчег превратиться в братскую могилу.
К двум спасателям подошёл священник, одной рукой опираясь на подобие посоха, выломанной по пути достаточно крепкой палки, другой перебирая кипарисовые чётки, увенчанные небольшим крестиком. Остановился. Прислушался к разговору.
- Командир, это хороший счёт, один за двести, - чуть грустно, но как-то светло и буднично проронил Никита на просьбу своего командира.
- Уверен?
- Да, уверен.
- Сын мой, веруешь ли ты?
- Верую, святой отец, верую.
- Ну, на исповедь, судя по всему, да и на покаяние с причастием времени я так понимаю у нас нет, поэтому прими Божье благословение, и иди с чистым сердцем, Господь с тобой и в нужное время Он явит свою силу, ступай.
- На бога надейся, но сам не плошай.
- Всё так, Господь имеет возможность уберечь всех своих чад от любой беды, но в разумении своём давая нам возможность падать и подниматься, обжигаться, чувствовать боль. Именно так, он делает свих чад сильнее. Потому, в своей милости и посылает нам испытания, ровно столько сколько может вынести испытуемый, не более того.
- А как справиться с этим, святой отец?! - Никита повёл рукой вокруг, имея в виду разбушевавшуюся стихию.
- Только купно, вместе, иначе ни как, - священник, повторяя движение собеседника, обвёл рукой невидимое пространство перед собой, но имея в виду не хаос, царящий вокруг, а тех, кто силой обстоятельств собрался на в этом месте.
-  Ну, с Богом!
- С Богом! - Никита ещё раз осмотрел тех, кто стоял рядом с ним, тех кто находился чуть в стороне, кивнул, соглашаясь со своими мыслями, и размеренным темпом начал спускаться с холма в сторону пылающего болота, где на самой кромке ещё сохранялась видимая не захваченная огнём полоса, возможность для выхода одного человека, но лишь соблазн для многих.
Когда Никита скрылся из виду в дыму наступающего пламени, священник, отец Никодим, старый наставник, очень старой церкви, даже не церкви, так - часовни, опустился на колени положив рядом свой посох и начал молиться.
Путник и Олег Степанович отошли в сторону не желая мешать старому монаху, в конце концов у каждого своя работа.
 
Территория Красноярского края,
район ответственности 12 мобильной группы авиалесоохраны.
То, что предполагалось, свершилось - в тысячные доли секунды, сопровождаемое мощным хлопком, разряженное пространство заполнилось бушующей стихией. Скачок давления, и чудовищный удар отбросили тяжёлую бронированную машину словно невесомую игрушку. Удар на несколько минут выбил сознание из Николая Николаевича, бросив его сначала на боковые переборки, а затем головой вперёд к лобовому щитку машины.
Сознание тяжело, с гулом и шумом в ушах, нехотя возвращалось к спасателю. Вместе с сознанием накатила боль.
- Рука, - профессиональные навыки дали о себе знать и в таком состоянии, рука скорее всего сломана, необходимо было открыть глаза и оценить повреждение. Но, господи, как же тяжело открывать глаза, во рту привкус крови и словно песок насыпали, наверняка при ударе раскрошилось несколько зубов. Наконец зрение сфокусировалось, голова хоть и кружилась, и нещадно болела, но движениям это никак не мешало. Осмотрелся. Машина стояла под небольшим уклоном, но достаточно ровно и могла продолжить движение. Все стёкла целы, приборная доска светиться ровным зеленоватым светом.
- Андрей, Андрюха, - позвал ещё слабым голосом своего напарника Николаевич. Из-за спинки кресла можно было увидеть только правое плечо механика-водителя. Подобравшись поближе, командир двенадцатой группы понял, что звать напарника не имеет смысла, шея товарища повёрнута под неестественным углом, с такими повреждениями не живут.
- Сука, - в сердцах высказался Николай Николаевич, перетаскивая погибшего бойца с кресла мехвода, и перебираясь вперёд, садясь за рычаги. Тайга полыхала, температура внутри машины перевалила за шестьдесят градусов, пора было включать вентиляторы обдува и выводить машину из этого пекла. Ориентироваться в этом кошмаре можно только по компасу, иных приборов навигации, как говориться: комплектацией не предусмотрено. Зажигание, ровный гул генератора, рычание заведённого двигателя, и мерное дрожание корпуса, короткий рывок, обозначивший начало движения бэхи.
- Ну, давай родная, вывози чадо божье, - тихонько попросил Николай Николаевич, нежно погладив приборную доску бмп, - вывози.
Машина послушная воле человека набирая обороты двинулась сквозь полыхающий ад, туда, где возможно требовалась помощь, к тем, кто остался один на один со стихией. Грейдер движущегося транспорта привычно срезал остовы обуглившегося молодняка, от подлеска в таком пламени даже углей не осталось, так, пепел. Николаевич прекрасно понимал, что, если в ближайшие двадцать минут он не выведет машину из-под давления прямого пламени, техника не выдержит, вообще удивительно, что вся аппаратура на борту продолжала функционировать, а механизмы продолжали исправно выполнять заложенные конструкторским гением функции. Изучать карту не было ни времени ни возможности, но это командиру двенадцатой группы и не требовалось, карта накрепко запечатлелась в памяти, и даже, при условии невозможности чётко определить ориентиры, оставалась заложенная, выработанная годами работы особенность восприятия позволявшая чётко ориентироваться на местности, сродни того, как перелётные птицы из года в год совершают свои путешествия через весь мир, с юга на север и обратно, не имея компаса или других известных человеку приборов навигации. Они, птицы, просто знали куда необходимо лететь, где набрать высоту, а где спуститься к самой земле. Вот и сейчас, машина, уходя из эпицентра пожара уверенно забирала по широкой дуге в направлении Красной горки, идя по самому краю пылающего леса и тлеющих торфяников местного болота.
Примерно через пол километра практически в режиме нулевой видимости впереди наконец-то забрезжило просветление - болото. Пусть горящее, пусть с тлеющими торфяниками, но территория, где не было полыхающего леса, обрушивающихся охваченных огнём гигантских стволов, протуберанцев пламени неожиданно выстреливающий закручивающимися торнадо в небо, или, влекомые порывами ветра, языками пламени, стелящимися над самой землёй, сметающими на своём пути всё и вся, не оставляя ни места ни шанса для живого.
И там, впереди, на узком пространстве шириной всего несколько метров, между полыхающим лесным массивом и тлеющим болотом, сквозь раскалённое стекло бронемашины Николай Николаевич смог разглядеть движущуюся фигуру человека, одетого в знакомый жаропрочный костюм авиалесоохраны. Кто-то отчаявшийся или безумный пытался прорваться сквозь пламя, низко опустив голову в ярком жёлтого цвета капюшоне, скорее всего видя только на несколько метров перед собой и ориентируясь за счёт особенностей рельефа и коротких, скупых взглядов, бросаемых вперёд и по сторонам. Переставленная по случаю с железнодорожного локомотива сигнальная пневмосистема «Тифон-37-Э» не подвела, выдав громкий, хорошо известный с детства гудок поезда, прорываясь через звуковой хаос бушующей стихии, трубным гласом архангелов. Бегущий человек вздрогнул, как будто споткнулся, поднял голову в поисках источника сигнала и увидел в двадцати метрах перед собой ярко-красный корпус МТ-ЛБ оснащённого навесным оборудованием типа УКПТ «Ямал». Из сопла направленного оборудования под давлением в сторону человека ударила расширяющаяся веером струя воды, прорезая в пламени дорогу, давая возможность прорваться, не останавливая огонь, но открывая возможность. Понимая, что пламя сомкнётся, отыграет утраченные территории в течение двух минут Никита метнулся к машине, рванул раскалённую ручку кабины на себя, даже сквозь теплостойкие перчатки почувствовав температуру внешнего нагрева металла, тяжело ввалился в кабину.
- Малчык, ты чей? - поинтересовался у гостя Николай Николаевич.
- Никита, Степанов, восьмая группа, пить, - с расстановкой на одном выдохе ответил Никита.
- Держи, - Николаевич протянул флягу тёплой воды.
Никита жадно припал к алюминиевому горлышку, роняя скупые капли влаги на форменную куртку, остатки воды щедро вылил на слипшиеся от пота волосы.
Между тем транспорт снова начал движение в сторону Красной горки, где, как на Ноевом ковчеге отступая от атакующей стихии смешались вместе и звери, и люди.
- Надо в расположение двенадцатой группы идти, на одной броне мы всех не вывезем и огонь не остановим, там полная жопа.
- Уверен?
- Да, Красная сопка пока не охвачена огнём, но дело времени, от болота отрезаны, там торфяники полыхают во всю, не пройти. А по фронту защиты вообще никакой, так лопаты да энтузиазм.
- На энтузазизме далеко не уедешь. Предложения?
- Галопом в расположение двенадцатой группы, связываемся по спутнику со штабом, запрашиваем поддержку воздуха вслепую.
- Как вариант, предлагаешь сбить пламя по направлению движения…, а что, может и сработать. Тогда так, я таксую в сторону двенадцатой, ты садишься на спутник и вызываешь, как только связь прорвётся передаёшь трубу мне.
- Ок, принял, - с этими словами Никита переклонился через сиденье штурмана, чтобы дотянуться до ящика со связью, зацепил взглядом лежащего в салоне спасателя. Коротко посмотрел на своего спасителя, мужчины обменялись взглядами. Николаевич покачал головой, давая понять, что уже ничем не поможешь, и потянул рычаги на себя разворачивая гусеничную технику и задавая новое направление движения.
 
 Главное управление МЧС России по Красноярскому краю
Оперативный Штаб ликвидации стихийных бедствий и катастроф.
- Связь, дайте мне связь с двенадцатой группой, раз не можем с восьмёркой до сих пор связаться, - уже не кричал, а хрипло, сорванным голосом требовал оперативный дежурный.
- Нет связи ни с теми, ни с другими, тишина в эфире.
- Значит так, связь с летунами, сколько самолётов у нас на базе сейчас?
- Три, заправляются и отдыхают, ждут лётное задание.
- Поднимай их, дождались.
- Сергеич, связь с командиром авиакрыла.
- Говорит оперативный дежурный штаба. Слушай вводную, командир: поднимаешь всё звено в воздух, заливаете полные бочки и выдвигаетесь в район посёлка Суринда. Вам туда лёта, час. Видимость ноль, поэтому сбрасывать будете вслепую, по приборам. На подлёте я вам выдам полные данные.
- Сергеич, ты меня и себя под суд хочешь отправить? Что значит лети туда не знаю куда, ты мне в задании чего отображать то будешь.
- Командир, полковник, в том районе восьмая группа с гражданскими от огня уходит, в какую сторону они ломануться я не знаю, никто не знает. Но вылететь необходимо сейчас, каждая минута дорога. Я боюсь, что, когда у нас точные координаты появятся времени на разгон, не останется. Так что лететь сейчас. А в задании я тебе выдам отсечение основного фронта от Суринды, как вариант подойдёт. Но летим сейчас же.
- Добро, прикроешь, если что.
- Прикрою, ты меня знаешь.
- Знаю, другого бы на хер послал.
- Спасибо, с меня армянский.
- Замётано.
Ещё через тридцать минут, когда самолёты амфибии были в воздухе, поступил сигнал от командира двенадцатой группы.
- Штаб, штаб, вы чего там уснули все? - раздавался в трубке спутникового телефона далёкий голос Николая Николаевича.
- Уснёшь тут с вами. Докладывай, Николаевич.
- К восьмёрке силами мобильной группы прорваться не удалось. У меня один двухсотый. Восьмёрка и гражданские ушли на Красную горку, высота 1843, они в плотном кольце. На болото отойти не удастся. Поэтому, как предложение, поднять крыло, и отсечь вслепую по приборам. Как минимум собьём основной фронт. Надо сделать.
- Ага, не учи отца ибаста, Николаевич. Значит смотри, летунов я в тот район направил, за ориентир спасибо, готовь всю технику и людей на прорыв к восьмёрке после того, как авиация отработает, двигайтесь клином, проливая узкую полосу.
- Принял.
Связь прервалась. Необходимо было дать ориентиры авиаторам. Определить, где будут заполнять баки, подыскать подходящий водоём. Появился небольшой шанс, надежда, на то, что восьмая группа и сопровождаемые ею гражданские смогут вырваться из этого пекла.
 
Красноярский край, высота 1843 Красная горка,
зона ответственности 8 мобильной группы авиалесоохраны.
Дышать становилось всё труднее и труднее, ветер упорно гнал безжалостное пламя сквозь лесные буреломы, поваленные когда-то деревья, обильный подлесок и овраги к тем, кто сейчас стоял на Красной горке. На прямую, не сворачивая и не отвлекаясь, словно умелый охотник, загнавший дичь, без пощады готовил последний бросок. И в тот момент, когда пламя стало облизывать стволы и верхушки ближайших к поляне деревьев командир группы заметил, что рядом с ними уже не стоит уставший и согбенный старик-священник. Опираясь на посох, чуть прихрамывая, но с прямой спиной он, этот упрямый старик, шёл сквозь испуганных людей, мимо такого же испуганного и опалённого зверья, в сторону беснующейся стены пламени.
- Твою мать, куда попёрся этот старый хрыч, - высказался в сердцах командир восьмой группы авиалесоохраны.
Путник проследил взглядом в направлении удаляющегося монаха, за спиной которого к этому моменту остались все ищущие спасения, ждущие помощи и лелеющие надежду. Одного безумца, бросившего вызов древнейшей силе на планете, силе, создавшей самою планету, силе, которая сметала на своём пути и малые поселения и великие города, и целые государства. Силе, которая не довольствовалась словами молитв, но которая требовала жертвоприношения, жаждала видеть на своём алтаре мучения приносимых в жертву живых существ, и не готовая согласиться на меньшее. Самая древняя сила хотела получить древнейшее подношение - кровь.
- Ну, слава Богу, значит не зря я сюда бежал, не зря, - с этими словами Путник устремился вслед за удаляющейся спиной старика, облачённой в простую монашескую ризу, отчётливо контрастирующую на фоне пожара. Спускаясь, он обратил внимание на местного шамана, сидящего на земле и раскачивающегося в такт какой-то своей молитве, а может быть и песне, обращённой к духам леса. Это заставило его изменить направление движение, подойти к молящемуся.
- Здравствуй, сын лесов. Нам бы твоя помощь не помешала, зачем один к небесам взываешь, один не справишься, обратился Путник к шаману. Тот, в свою очередь не открывая глаз и в такт покачиванию заметил:
- Я думал ты нас спасёшь, а ты не спасаешь.
- Разве надо ждать меня, чтобы спасаться, разве не надо самому к берегу грести.
- Духи сказали, ты спасёшь, я лишь проводник между ними и этим миром.
- Нет, брат, спасаться будем вместе. И надо мне, чтобы ты не к духам обратился, а воззвал к самому Агды[124].
Услышав к кому, он должен обратиться, шаман прекратил раскачиваться, совершенно трезвыми глазами посмотрел на Путника.
- Ты урус, совсем не умный, да? Кто я такой, чтобы обращаться к небесам, это разрешено только верховным шаманам, мне нельзя.
- Можно, можно и должно! Ты знаешь путь, ты знаешь слова, в твоих жилах кровь предков, в твоём теле души потомков. Иди, - с этими словами говорящий указал в сторону замершего внизу старика в чёрной рясе, — иди, и вместе станете просить о помощи.
- Ты понимаешь, урус, что меня проклянут все верховные шаманы?! Мне не откроют полог не в одной юрте, не разрешат согреться ни у одного очага. Даже мои внуки будут гонимы от общего огня.
- Не посмеют, я сказал! - словно отрезал Путник, прекращая ненужные в данную минуту прения.
Шаман осторожно поднялся на ноги, словно ощупывая почву под ногами, ещё раз взглянул на Путника.
- Ладно, сын Энекан – Буга[125], ты сказал, - с этими словами он направился в сторону старого священник, навстречу наступающей стене огня.
Подойдя ближе к монаху, можно было расслышать отдельные слова и общий ритм произносимого на церковно-славянском языке речитатива. Старик читал молитву.
Не мешая, не отвлекая старца, сам шаман расположился в нескольких метрах рядом, сел на землю, скрестив ноги, закрыл глаза и проронил первые слова обращённые к богу грозы и грома, и только когда дыхание и разум слились воедино, тело, обращающегося к высшим силам подчинилось, вошло в транс, начало раскачиваться. Сначала едва заметно, но с проникновением ритмов и звуков с увеличивающейся амплитудой. Ни пение шамана, ни слова молитвы самого Путника не отвлекли старого священника от его цели. Также, как и немного позже, не отвлекли его летящие и прожигающие одежду искры, не бьющий в лицо чудовищный жар, не чистый вой стаи волков, ведомой белым гигантским вожаком и вставшей рядом с людьми, обращая серые морды к далёким небесам.
Все, кто наблюдал эту картину, замерли в немом изумлении, руки непроизвольно потянулись к своим оберегам, у кого-то к православному нательному кресту, у кого-то к таавизу с текстом из аятов священного Корана, кто-то просто застыл, пытаясь вспомнить строки из давно утерянных в памяти молитв. И все без исключения понимали, что перед ними открывается акт истинной надежды, когда все человеческие силы и ресурсы уже исчерпаны, всё что было возможно и невозможное выполнено, когда остаётся только надежда.
- Аще бо и пойду посреди тени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси: жезл Твой и палица твоя, та мя утешиста[126]…, - шептал Путник
- Бисми Лляхи Рахмани Рахим. Альхамдули Лляхи Роббиль ‘аалямин. Ар-Рахмани Рахим.[127] - кто-то из спасателей присоединился, осознавая, что все человеческие ресурсы исчерпаны, и остаётся только вера, может быть совсем немного надежды.
- И сказал: доселе дойдёшь и не перейдёшь, и здесь предел надменным волнам твоим![128], - с этими словами старец сделал шаг на встречу огню и сильным движением вбил свой посох в высушенную землю.
Замолчали волки, прекратил раскачиваться и напевать шаман, наступило то самое мгновенье, когда от натяжения готова разорваться тетива лука, или лопнуть под ударом смычка мастера струна скрипки, миг наивысшего напряжения - апогей мужества и веры.
Показалось, на какое-то мгновенье показалось, что разъярённое пламя, это древний свирепый титан, замерло, остановилось, стало подаваться назад. Может быть это игра перегретого воздуха гонимого порывами ветра, может сила воображения, но стена огня действительно замерла на месте, не решаясь двинуться вперёд, смять вышедший ей на встречу заслон, но не сдаваясь, пробуя, лёгкими касаньями испытывая на прочность невидимую стену. И снова, будто бы показалось командиру восьмой авиалесоохраны мобильной группы порыв прохладного ветра со стороны болота, а ещё далёкий нарастающий гул и совсем близкий, тяжёлый рокот. А через минуту на высушенные и прокопчённые лица людей упали первые холодные капли. И чуть позже, через несколько минут, над головами людей пронеслись гигантские тени трёх птиц и на наступающее пламя обрушилась спасительная стена воды.  
 
Красноярский край, высота 1843 Красная горка, зона ответственности 8 мобильной группы авиалесоохраны. Двумя часами позже.
- Мля, Николаич, ты вообще такое видел когда нить?! – удивлённо спрашивал у руководителя мобильной группы авиалесоохраны молодой, но уже видавший виды тушила Митя Грек, - прямо Ноев ковчег какой-то.
Было чему удивляться молодому центроспасевцу: с небольшого взгорка и незатронутой огнём поляны, в образовавшийся просвет пробитый в стене пламени горящего леса авиацией и пешими лесоохранниками, смешавшись в единый живой поток спешно уходили животные и люди.
Чуть в стороне, поодаль от остальных стояло несколько человек с прокопчёнными, уставшими лицами местами прожжённой и обгоревшей одежде, рядом с которыми вольготно расположилась небольшая стая волков. Странным и любопытным было то, что один из путников, разговор не разобрать – слишком далеко, но по жестам можно было предположить, что этот человек пытается в чём-то убедить огромного сидящего перед ним волка. Волчара в такт этим жестам кивал лобастой головой, как бы соглашаясь с представленными аргументами, иногда раскачивая мордой из стороны в сторону, что на языке людей могло означать несогласие. Через минуту, видимо придя к какому-то соглашению волк коротко рыкнул и степенно потрусил к открытому проходу, за ним поднялась и последовала такая же крупная самка, дальше шли погодки волчата и замыкали шествие несколько пар отборных матёрых волчар шрамы на мордах и шкурах лучше любых слов могли поведать встречному о жизненных путях серой банды.
Провожая взглядом уходящую стаю Николай Николаевич, мог поспорить рубль за два, что трусящий впереди серый вожак скалился во все свои тридцать два зуба, или сколько там у волков клыков насчитывается.
Но это всё лирика, чего не покажется в горелом угаре, и не такое видывать доводилось, а погорельцев выводить всё же надо, пламя удалось отодвинуть, но полностью потушить такой объём наземными силами не вариант.
- Эй, лишенцы, вы там так и будете стоять, лясы точить или всё же соизволите задницами пошевелить, пока не началось?! – Николаю Николаевичу ужасно хотелось выматериться, но было непонятно на кого, а главное - за что. Но материться хотелось…, или спирта жахнуть, но потом, сейчас работа. Надо и людей выводить да и самим ноги уносить подобру-поздорову.
Отставшая группа двинулась к проходу продолжая разговаривать о чём-то своём, казалось не принимая в расчёт происходящее вокруг.
- Отец Никодим, вы же видели, что творится. И не только здесь, во многих местах. Кто-то упорно и хладнокровно пытается возродить древних богов. Даже не богов, как таковых, а ещё более древние силы, стихии.
- Титанов.
- И их в том числе. Но и богов тоже, очень древних, ещё тех, первых. Вы же видели сегодня в пламени…
- Видел, не иначе сама Табити почтила своим вниманием.
- Ну да, нам же только титаномахии[129] сейчас не доставало в нашем мире, а так всё вроде уже есть.
 
  
 
Глава 15.
 
«Я воды ключевой до пьяна,
С головой в студеный родник.
И хмельней, и слаще вина
Сил земных исток – проводник».
Произведение автора.
 
Воспоминания Путника.
 
- Любишь меня? – улыбались её глаза, но где-то в глубине, на самом донышке бирюзовых глазниц сохранялась тревога, а может быть ожидание.
- Прошла ровно минута.
- Минута?
- Аха, минута, с того момента, как ты спрашивала: люблю ли я тебя.
- Аааа, минута – это же целая вечность! Нельзя заставлять женщину ждать целую вечность, ни в коем случае нельзя!
- Люблю.
- Ты что тюбик?!
- Почему тюбик?
- Потому что мне приходится выдавливать из тебя слова, как из тюбика с зубной пастой.
- Или краской.
- Нет, ты что?! С краской это потом, позже.
- Почему потом и позже.
- Глупый, мы женщины, рассматриваем вас мужчин исключительно, как холост для будущей картины – шедевра. И когда понимаем, что данный холст нам подходит, начинаем творить. Вот тогда и появляются на свет акварели и кисти.
- Ну и как, мой холст подходит для твоего творчества?
- Не уверена, ещё не решила, - смех, мелькнул дерзкий язычок между красиво очерченных, чуть полноватых губ, из уголков миндалевидных глаз, обрамлённых пушистыми ресницами, разбежалась сеточка весёлых морщинок.
- Пойдём, творец прекрасного, нас ждут прозаические дела, - сильная рука бережно сомкнулась на тонком загорелом запястье девушки и повлекла её в сторону крутого берега широкой полноводной реки, Днепра.
Гранитные скалы скрывали небольшой белого песка пляж в окружении вездесущей шелковицы[130] и сенью гигантской плакучей ивы. Собственно, под склонёнными ветвями этой ивы, в образовавшейся природной арке разместились две брезентовые палатки. Как было заявлено, при установке палаток: одна палатка для мальчиков, одна для девочек. И хотя все прекрасно понимали, что после захода солнца, на берегу таинственной и древней реки, после того как глаза путешественников устанут вглядываться в пламя костра, все дневные правила будут с радостью забыты и нарушены, но сейчас, пока солнце только-только перешло точку зенита, строгость установленных правил была условно незыблема.
Внизу, и чуть в стороне от тропинки, сбегавшей по каменистому склону от вековых сосен великанов к прохладе реки, недалеко от кромки темнеющих вод, искоркой в вечереющем пространстве горел костёр. Ещё чуть дальше, угадывалось какое-то суетливое движение, голоса, смех и даже, лёгкий матерок:
- Тащи, тащи, ну!
- Тащу, не идёт, мля.
- Может коряга или водоросли?!
- Да какая нах, коряга, какие водоросли!
- Тогда тащи!
- Сгинь, сгинь, тебе говорят не лезь под руку!
- Обижусь…
- Подсаку тащи!
- Тащу…, а подсака, это что?
- Мать…, сачок это.
- Сачок?!
- Да чтоб тебя, да сачок, большой сачок!
- Ага, бегу.
- Уйдёт…
- Уйдёт – поплывёшь за ней.
- Чё я то?
- Ты мужчина, ты добытчик, тащи или плыви.
За этой перепалкой вернувшаяся парочка застала своих временно оставленных друзей, один из которых в намокших семейных трусах стоял по колено в воде, матерился сквозь сжатые зубы и пытался вытянуть на берег донку, ещё утром поставленную на колокольчик. Судя по всему, сигнал колокольчика застал парочку в самый не подходящий момент и назойливым перезвоном потребовал участия человека в процессе – рыба не дура, сама на берег не выпрыгнет. Поэтому пара встревоженных рыбарей, как это обычно принято, суетилась больше меры, кричала, где-то даже отмечалась заковыристым матерком, чертыханьем, взаимными не злыми упрёками и прочими человеческими проявлениями холеристического типа характера.
- Ну, Тюбик, судя по всему, мы с тобой вовремя, а то я так думаю ещё несколько минут и на берегу бы открылась картина достойная кисти великого Русского художника, нашего незабвенного и дорогого Ильи Ефимовича Репина, где великий самодержец в окружении турецких ковров о голову своего сына зачем-то раздавливает свежую помидорку.
- Мдяяя, до смертоубийства не далеко. Бум спасать.
- Может, ну их?
- Подерутся или того хуже – покусают друг дружку.
- Ставки?
- Нет, ужин.
- Какой ужин?
- Уплывающий, упустит рыжий рыбу – останемся без ужина.
- Аргумент, тогда пошли спасать наш ужин.
- Ага, а по пути попробуем спасти и эту сладкую парочку от приступа холеры. Я к рыжему, ты к рыжей, разошлись.
Надо отметить занимательную деталь в паре рыбаков, активно мешающей самим себе в поимки искомого ужина. И она – Ива (по пастору Иветта Владимировна Жмак, но кто в здравом уме будет ломать себе язык о набор паспортных букв, если Ива и звучит хорошо, и коротко в исполнении), и он – Хорс Артём Денисович, в просторечии и среди друзей именуемый, что не удивительно, Рыжим, были действительно рыжие – не просто рыжие, а РЫЖИЕ, как лист осеннего клёна, с кучей солнечных канапушек, ярко-зелёными глазами у неё и кристально синими у него. Любой проходящий мог бы биться об заклад, давать рубль за два, на то, что эта парочка являла собой родных брата и сестру. Но был бы посрамлён, так как ни Ива ни Артём не были не только близкими, но и далёкими родственниками. Тот случай, когда затейница госпожа Судьба, в приступе озорства решила подшутить и посмотреть, что из этого выйдет, соединив не только сердца, но и души молодых людей, руководствуясь скорее эстетическими, чем прагматическими соображениями.
- О, Маринка, где вас черти носят? Где у них тут подсака, такой бардак, ты не знаешь?! – расстреляла скороговоркой подошедшую подругу Иветта.
- А подсака, это, что? – недоумённо ответила Марина.
- Ага, вот и ты не знаешь, и что любопытно – я тоже не знаю, а оно есть, но что самое гадостное, так это то, что рыжий знает, а показать не может. Понимаешь.
- Не понимаю, чего ищем то?
- Сачок, как на бабочек, но большой. На больших бабочек – бормотание раздавалось из глубины палатки, в которую практически полностью влезла новоиспечённая сыщица, оставив снаружи только розовые пятки. Внутри, судя по стенкам временного жилища, перемещался торнадо, который по пути гонял стадо отчаявшихся носорогов.
- Сачок, может этот? – Марина указала на большой сачок, воткнутый в песок на подобии ветроуказателя на аэродроме, свободно раскачивающегося под порывами лёгкого ветерка и как бы насмехаясь над сыщицами в купальниках: «сачок, какой сачок? Не, не видел». В палатке, на мгновение затих бушующий торнадо и успокоились стада носорогов, что-то подозрительно и возмущённо хрюкнуло, на грани слышимости проскочил отборный мат, и через мгновение на песок выскочила рыжая фурия, с всклоченными волосами и огромными зелёными глазами, испускавшими под цвет глаз молнии.
- Где?
- Вот.
- Оно?
- Вроде.
- Я его придушу.
- Но потом.
- Потом. А если у него рыба сорвётся, то и прямо сейчас.
- Сачок отдаём?
- Ага.
Взбалмошная рыжекудрая подруга схватила подсаку и поднимая столбы горячего белого песка бросилась в сторону двух незадачливых рыбаков.
- Артём, Даня, мы нашли подсаку! – заголосила рыжая, пугая своим криком не только занятых вываживанием рыбы парней, но и всю прибрежную живность на несколько вёрст вокруг, заставляя стаю ворон сорваться с насиженного дерева, кружащих над водой чаек шарахнуться в сторону, и казалось даже прохладная речная волна дрогнула и отступила перед этим натиском.
Артём молча, сцепив зубы, кивнул в сторону своей рыжей подруги Дане, обозначая короткое: «забери подсаку». Данила, протянул руку в сторону набегающей Ивы, стараясь забрать пресловутую рыбацкую принадлежность, но оказалось - не тут-то было, рыжая сходу оббежала изумлённо застывшее препятствие, залезла в воду чуть ли не по пояс, намертво вцепившись в древко подсаки, застыла, только глаза из огромных блюдец превратились в узкие бойницы расчётливо ожидающие встречи с врагом.
Уже позже, когда закатное солнце устремилось в свою ночную обитель и от реки потянул освежающий своей прохладой вечерний бриз, когда и испуганные вороны вернулись на излюбленное место продолжая изредка переругиваться между собой, а уставшие чайки покинули речную акваторию, взгляды разгорячённой молодёжи прикипели к костру, на котором творилось древнейшее волхвование, наступила минута затишья и отдохновения, ещё не тянуло на поговорить, какие разговоры на пустой желудок, но уже отчётливо хотелось есть. Рыжая, взбалмошная подруга, казалось, преобразилась, у костра кухарила не сумасшедшая бестия, но истинная хозяйка и хранительница домашнего очага – сосредоточенный взгляд, лёгкая складка на лбу, скупые выверенные движения и в то же время чарующая пластичность в каждом жесте. Здесь было безраздельное царство зеленоглазой ведьмы: отставленная от большого огня в котелке тихо булькала наваристая тройная уха, где после первого заброса головы плавников и тёши, шёл второй заброс с крупными порционными кусками только что пойманного сома, и уже последним штрихом укладывались огромные местные раки и речные устрицы – перловицы, с каждым лопнувшим пузырём выбрасывая в мир и дразня голодные желудки потрясающими ароматами простых специй, свежайшей рыбы и раков. На самом же костре, в пару, шкворчали, шипели и набирались цветом самые смачные куски сома, снятые с середины позвоночника, обвалянные в муке и слегка присыпанные крупной солью. Чуть в стороне, пока одиноко, стоял большой алюминиевый чайник, наполненный чистейшей родниковой водой, с добавленными местными травами, в изобилии произрастающих на берегах великой реки, ягод вызревшего шиповника, пары диких яблок с недалеко стоящей старой дикой яблони.
- Боже, как вкусно, просто не реально – в перерывах между ложками нахваливала рыжую подругу Марина. Мужчины, впрочем, ничего не говорили, казалось, нырнув в глубокие алюминиевые миски по самые уши, только что-то нечленораздельно мычали и кивали в такт головами, скорее всего именно так и выражая согласие с высказыванием девушки.
- Если на земле где-то и сохранился рай, то это здесь, так как по моему глубокому убеждению райские врата открываются только на наетое пузо, а голодным туда путь заказан – высказал сентенцию Артём, попутно стащив в опустевшую миску пару крупных румяных кусков жареной рыбы.
- Однако же, друг мой, весь опыт и наставления святых отцов говорят нам об обратном – врата откроются, как раз именно голодным и нищим.
- Это всё - предрассудки. Голодным и нищим они откроются после того, как выстрелит Аврора. Там на небе небось дурных нет, чтобы вечность голодными сидеть.
- Маринка, а ты чего такая задумчивая, думаешь слопать ещё шматочек рыбки или уже к чаю приступить?
- Думаю у нас есть новость – ответил за подругу Данила.
- О, это интересно, и какая новость хорошая или так себе.
- Да, вроде, не плохая. Отец Савва пригласил нас посетить Афон, пожить там немного.
- Да ладно, а институт как же? Или академ возьмёте?
- Ну да, придётся взять академ на пол годика, может год.
- То есть, ты у нас скоро станешь реальным батюшкой?
- Нет, батюшкой я точно не потяну, не моё это дело, я же разгильдяй, а в таком деле нужна и собранность, и самоотдача, да и самопожертвование, или, вернее сказать, жертвенность.
- Слушайте, в любом случае это путешествие, и в любом случае это здорово – вклинилась в разговор рыжая, - Маринка, ты чего зависла то?
- Ну может быть потому, что новость на самом деле не одна, а их две.
- Ну-ка, ну-ка, по подробней подруга.
- Дань, я тебе не говорила, ну в смысле собиралась, но всё как-то не смогла, то ли время не подходящее, то ли мы чем-то отвлекались. Ты сердиться не будешь?
- Ну вот, как-то такое начало, напрягает немного…
- Пообещай, что не будешь сердиться, а то не скажу!
- Нуууу, не стану сердиться.
- Зуб даёшь?
- Даю, куда ж деваться. Не томи уже, говори.
Марина ещё несколько минут посидела, потом грациозно поднялась, демонстрируя своё совершенное молодое тело, налила себе чуть подстывшего, но настоявшегося чая, села на место и не проронила ни слова.
- Мариночка, Марина, интрига несколько затянулась, зал в ожидании, то ли улюлюкать, то ли аплодировать – разбавил паузу Артём.
- Даня, я беременна! – выпалила на одном вдохе Маринка, и прямо посмотрела в глаза своему парню. И в этом взгляде было всё: и страх ещё вчерашней девчонки, а сегодня уже женщины, и надежда, и обещание отстаивать новую жизнь, которую она несла этому миру, и любовь.
Казалось, Данилу только что лягнул тяжёлый конь – битюг, хорошенько приложил копытом в лоб, качнул, меняя местами землю и небо, потом качнул второй раз, но уже по направлению к любимой женщине, подхватил на руки, закружил, не обращая на выплеснувшийся на обоих чай, резко остановился, аккуратно поставив девушку на место, и сорвался в прохладные воды остывающей вечерней реки, забежал по колено поднимая столбы брызг и перед самым нырком закричал:
- Я счастлив!!! – крик захлебнулся вместе с нырнувшем с головой мужчиной. А на берегу, началась настоящая вакханалия вокруг виновницы торжества: Артём высоко подпрыгивал, улюлюкал и подбрасывал в воздух пригоршни белого песка, Ива обхватила подругу и закружилась с ней в каком-то бешеном танце, не изученном, не отработанном, но заложенном где-то на подкорке, магическом и ритмичном танце своих древних предков – вёльв[131].
Сгустившаяся ночь, как-то сразу рухнула на окружающий мир, но не придавила, а напротив, подчеркнула ранее смазанные тени, выделила жирными чёрными росчерками границы далёкого и уже затихающего горизонта, обволокла паволокой ещё днём сияющий песок и весь берег, щедро насыпала в реку сияющих звёзд и расстелила лунную дорожку поперёк водной глади.
Молодые люди сидели парами, плотно прижавшись друг к другу, Данила не выпускал из своих ладоней руки Марины, в пол оборота, уткнувшись носом в пахнущие травами и рекой волосы, каскадом укрывающие загоревшие плечи. Пара рыжих, разместилась напротив, причём Артём развалился на песке, вольготно расположив голову на бёдрах Ивы, в качестве бонуса млея от острых коготков девушки, нежно перебирающих его шевелюру, жмурился словно кот, объевшийся хозяйской сметаны и, судя по всему, готов был начать мурлыкать в такт движения проворных пальчиков своей подруги.
- Маринка, - решила прервать всеобщее молчание Иветта, - так тебя теперь можно называть мамочкой?
- Или, маман, а ещё лучше мамой Чолли, о как – вставил своё слово разнеженный Артём.
- Пока, можно продолжать называть, как родители обозвали, хотя мамочка, мама, мне уже нравится.
- Слушай, Маринка, а как же институт, а мы же с тобой столько планов реализовать хотели, а творчество?!
- Ива, ты знаешь, я когда только почувствовала, что уже не одна, что несу в этот, пусть и не спокойный и местами странный мир, новую жизнь, я ведь долго думала, переосмысливала все эти наши планы на будущее. И, ты знаешь, не становятся они на одни весы с тем, что сейчас рождается во мне, вот совсем не становятся.
- А если учесть, что мы с Маринкой будем рожать минимум пятерых детей, то все планы придётся пересматривать с точки зрения надёжного финансового благополучия, и просторного дома.
При словах Данилы о рождении пятерых детей Артём фыркнул, выражая не только удивление, но и неуверенность в согласии с решением товарища, Иветта воскликнула:
- Пятерых, да ладно! Маринка, Даня хочет загнать тебя в рабство на пожизненно. Прощай планы и творческая реализация.
- А ты знаешь, мне предложение Дани нравится. Просто мы, современные женщины, привыкли думать и рассматривать свою самореализацию, своё творческое «Я» через призму, даже не индивидуальности, а скорее через призму субъективности – там, где «Я» есть субъект.
- И что в этом плохого?!
- Хочешь верь, хочешь – нет, но всё неправильно, буквально. Нам, кто-то злой, не добрый, но однозначно очень сильный навязал, что мы женщины должны быть чуточку феминистками, бросить все силы на свою творческую или производственную самореализацию. Но это огромная ложь. Да, нам, как думающим и даже мыслящим людям необходимо творить и самореализовываться, жизненная потребность, иначе превращаемся в тварей бессловесных.
- Ну, вот, видишь, ты же согласна!
- Не спеши. Да нам нужна самореализация, но не индивидуальная, ради себя любимых, а реализация космическая, извини за пафос, но не подобрала другого сравнения. Мы, женщины, должны и можем реализоваться, творчески, духовно, физиологически во всех возможных аспектах, только через своих детей. Только через них. И чем больше будет у женщины детей, тем шире станут её возможности самореализации через своих детей.
- Ну хорошо. Но почему скажем не два или три ребёнка, а именно пять?
- Потому что – семья, - вставил своё замечание Данила.
- Ну, семья, и?
- Семья, буквально – это «Семь Я». То есть, ячейка общества должна состоять из семерых индивидуумов. Папа, мама и пятеро по лавкам – семь Я, семья. Так же, как и «семя».
- Скажи ещё, так же как и семечка.
- В том числе и семечка. Мы ведь совершенно не задумываемся, что в русской филологии, как в науке, существует понятия: лексемы и семы. И там в мире природы большой и красивый подсолнух, олицетворяющий собой солнце на земле, но солнце не божественное, а земное, доступное состоит из маленьких семечек, отдельных «сем» сложенных в единый круг. Так же и в языкознании, язык, наш язык, состоит из отдельных маленьких «сем», или «лексем», что буквально можно понимать, как – лексическая семечка. Малая единица, из которой состоит большая общая величина.
- Ага, и поэтому, семья, буквально означает – сложение определённой величины, ну, то есть меня любимого, из отдельных маленьких частей?
- Ну конечно, а кто ты без своей семьи и своих близких.
- И, водички в старости некому будет подать… Вот на этой ноте…, рыженькая моя, пойдём ка в палатку стругать первого Буратинку, - подал голос, казалось, задремавший Артём, - с хорошим человеком не грех и согрешить, о как!
- Господи, ну в кого ты у меня такой дурень, а? – но всё же поднялась и пошла в сторону палатки.
  
 
 
Глава 16.
 
«Того ради чрез сие все идолопоклонства, чародейства, с великим подтверждением запрещаются. И ежели кто такой найдется, или сему подобной суеверный, или богохулительный, оный по состоянию дела, в жестоком заключении в железах, и кошками наказан, или весьма сожжен иметь быть».
«Воинский артикул» Петра Первого от 1764 года
 
О ведьмах и ведьмаках. В поезде.
 
За окном скоростного поезда торопливо сменяли друг друга придорожные столбы, не так спешно столбы с белыми цифровыми указателями на синем фоне – верстовые, на полотне бесконечного однотипного пейзажа сибирских лесов. Если смотреть в окно по ходу движения поезда, то можно было заглянуть в ближайшее будущее, которое неотвратимо надвигалось на тебя, очень быстро оказывалось вровень с тобой и уже через секунду терялось где-то за спиной, в стуке колёс, смешиваясь с отступающими, сменяющими одна другую картинами. Поэтому и не любила старая Аглая сидеть лицом по ходу движения, в будущее она и сама могла заглянуть, а вот успокоившись, полуприкрыв глаза, проваливаясь в тонкий, как разрез скальпеля слой, между сном и явью, прогоняя через полуприкрытые веки солнечный свет, улавливая дрожь стальной машины и стук сотен его сердец бьющихся о неровности стыков железнодорожного полотна, сидеть откинувшись к стенке купе, перебирая в руках рунические чётки, ей всегда нравилось. А ещё флер ностальгии, ассоциации детской и студенческой жизни, размытые картинки, вызванные своеобразными запахами, вечно сопровождающими бегущие по стране поезда. На короткое время Аглая, как бы вывалилась из существующей реальности, прекратив реагировать на все внешние раздражители. Из этого транса её вывел настойчивый голос соседа по купе – Кудеяра, сначала словно далёкое эхо он, голос, проник в глубины сознания Аглаи, постепенно усиливаясь и приобретая значимость перед тем миром, в который на время погрузилась старая ведьма.
- Глашка, Глашка, ты чего оглохла, старая карга?!
Перед глазами Аглаи мелькала мозолистая, в глубоких капиллярных узорах ладонь ведьмака.
- Не мельтеши, Кудеяр, чего репетуешь?! – чуть резко отозвалась пришедшая в себя Аглая.
- А, так ты снами, уже хорошо. Где была, что видела?
- Кудеяр, любопытство конечно не порок, но без носа остаться можно.
- Да я чё, я ни чё, - стал оправдываться доброхот.
- Глаша, ты действительно, словно заснула с открытыми глазами, - взяла слово их третья попутчица, ещё не старая, но повидавшая ведьма, давняя подруга Аглаи и знакомица самого Кудеяра.
- Светка, ну этот чёрт, - кивнула Аглая в сторону их попутчика, - периодически невменяемый, шило в заднице, но ты то чего?
При словах о шиле в своей пятой точке, там, где спина переходит в ноги и уже перестаёт зваться спиной, а называется совсем другим словом, Кудеяр изобразил оскорблённую невинность всем своим видом показывая, что оскорблён незаслуженно, и прощенье за такой гнусный поклёп не получить ни за коврижки, ни за пряники.
Аглая повернулась к попутчице, два женских взгляда столкнулись между собой словно молнии на чистом небе в сухую погоду, и Кудеяр мог поклясться, что услышал лязг и грохот, как при столкновении тяжёлой панцирной конницы. Чёрные, как обгоревшая кора старого дуба глаза Аглаи столкнулись с безбрежной синевой северного неба глазами Светланы, ведьмы тёртой, проверенной и временем, и деяниями.
- От греха подальше, - прошептал Кудеяр и тихонько выскользнул из купе, собственно, чтобы оказаться к греху поближе.
- Вот такой парадокс, - ответил сам себе ведьмак, пожав плечами и покрутив головой, стараясь сориентироваться в какую сторону двигаться, поводил носом по воздуху улавливая оттенки грехов наполняющих пространство внутри и вокруг движущегося поезда.
Всё так и есть, кто-то, находясь в поезде или на железнодорожной станции первым делом улавливает запахи еды – особенность, не несущая в себе ничего постыдного, просто в течение миллионов лет эта способность, улавливать малейшие ароматы, даже признаки ароматов, всего, что можно употребить в пищу, всего, что может оказаться съедобным была жизненно важной практической функцией наших предков. Со временем, по мере увеличения возможности добывать животную или растительную пищу, вместе с развитием прогресса, эта способность перестала быть для людей жизненно важной, в крайнем случае уловить запах шашлычной или кафе, уловить аромат булочной. Но среди нас есть и те, кто способен уловить и иные флюиды, тонкие, незримо разбросанные в текущем времени, обволакивающие нас со всех сторон, подобно тому, как мы улавливаем яркие настроения – радость, злость, агрессию, уверенность, у проходящего мимо человека. Люди, чьи встроенные сенсоры настроены на дуновение святости или порыв греха, или теченье любви – на потоки, которые способствуют формированию наших эмоций.
Как раз такие свойства, улавливать малейшие флюиды греха и были заложены, то ли по воле рока, то ли звёзды так сошлись, а позже доведенные до совершенства человеком в миру известном, как Кудеяр, а по паспорту Кудеяр Валерий Львович, военнообязанный, не женат, детей нет. Вот и сейчас, ноздри его прямого носа трепетали, пытаясь правильно уловить направление, куда вести своего владетеля.
- С другой стороны, чего гадать, в любом случае хоть налево, хоть направо кто-то да попадётся, - сам для себя определил владелец греческого профиля и уверенно направился в сторону вагона – ресторана, благо дело находился ресторан всего через один вагон, и где-где, а за столом в кабаке всегда найдётся место греху.  
Пока Кудеяр искал возможность поживиться за чужой счёт, за закрывшейся дверью продолжалось противостояние взглядов двух заклятых подруг. Если бы кто-то рискнул заглянуть в это время в купе, он смог бы поклясться, что воздух внутри стал густым и вязким, словно подсолнечное масло. Никто не хотел уступать. Казалось бы – пустячок, ну отведи ты взгляд, что тут такого, но внутренние принципы, иерархическая система, словно в львином прайде, не позволяли двум альфа ведьмам отступить. Кто-то должен был подчиниться. Струйки пота скатывались по вискам немного задерживаясь у вздутых вен, но преодолев препятствие медленно, клейкой струйкой опускались к шее.
- Может прервёмся и выясним отношения в другой раз, у нас, между прочим, кризис наметился, - первой подала голос более опытная Аглая.
- Согласна, побережём силы для дела, а не на пустую тяжбу, - поддержала свою оппонентку Светлана, не обратив внимание на едва заметно скользнувшую усмешку старой подруги. Интрига была запущена и на первую уловку в этой долгой партии, красиво разыгрываемой Аглаей, Светлана, сама не понимая того уже попалась.
- Тем более, что наш путник, пока мы тут глупостями занимаемся и силы тратим, уже ищет на свою задницу приключения. А зная его зад со всех сторон, - при этих словах обе женщины заговорщицки улыбнулись глядя друг на друга, - можно с уверенностью сказать, что приключения он однозначно найдёт.
- Пусть развлекается, дорога дальняя, время позволяет.
- Светлана, подумай хорошенько, мы в этом поезде, три очень и очень неслабых специалиста, бросили всё и сорвались с насиженных мест потому, что точно знаем, чувствуем, приближающуюся угрозу. Такого никогда не было, никогда, ты уж мне поверь.
- Ну не отказываться же из-за этого от мелких удовольствий.
- Вот именно, что отказываться. Пока за каменный пояс не переедем, пока его насельники нас не прикроют, надо сидеть тихо и не отсвечивать.
- Кудеяра не остановить, ты же знаешь, он пока каких бедолаг не оберёт до нитки, да пока заложенника не подберёт себе не успокоится. Почитай, кто-то до первопрестольной не доедет на этом поезде.
- Да нам самим бы доехать. Чуешь, как давит.
- Да, как будто перед грозой в лето, не вздохнуть не выдохнуть.
Замолчали. Собственно, обсуждать волнующую тему не имело особого значения в силу отсутствия достоверной и достаточной информации о предмете обсуждения. Но в головах, обеих женщин все мысли так или иначе текли, что называется в русле именно этой, возникшей будто ниоткуда и накрывающей неотвратимо, словно незримое цунами проблемы. И самое страшное было в полнейшем непонимании и невозможности составления малейшего прогноза. А учитывая, что покровители, если не открыто отвернулись, но явно не торопились оказывать привычную помощь, страх, пока тихий не истеричный, вырвавшийся из чрева неуверенности и лениво, но уверенно оплетающий перечёркнутые души, страх нарастал, путал мысли, мешал здраво смотреть на происходящее.
 
- О народ, кто готов по маленькой?! – открыто улыбаясь, обнажив крупные жемчужной белизны зубы, обратился к сидельцам открытого купе в плацкартном вагоне Кудеяр, не нашедший подходящих объектов для реализации своих планов в вагоне – ресторане и принявший единственно верное решение – прочесать весь поезд от начала и до конца.
- Ну, что, кто готов рискнуть. Играем на интерес, а интерес у нас один – что бы в руках пело и в карманах хрустело, - Кудеяр ловко раздвинул местных пассажиров и ухитрился поместиться на скамье. Кто-то с краю вывалился в проход, под ноги любопытствующей братии.
Кудеяр не напрасно остановился именно на этом купе, для него всё складывалось, как нельзя лучше – с сезонных работ возвращалось несколько бригад вахтовиков золотарей. Народ суровый, смелый и азартный. За отведённый сезон практически каторжных работ, в условиях, которые современные городские инженю в принципе не могут себе представить в силу размытости собственного фантазийного ландшафта навязанными телевизионными стереотипами с незамысловатым сюжетом и яркими картинками, эти работяги заколачивали очень хорошие деньги, а особо удачливые и самые дерзкие умудрялись тайком вынести золото, схоронить металл до лучших времён. Рисковать, зная, что за такой финт можно не только без работы и денег остаться, но и в буквальном смысле лишиться головы. Тайга не знает полумер и полутонов, как ни крути, а сохранённое золото являлось краденым, и с ворами принято было поступать по законам бескрайнего зелёного моря: закон – тайга, прокурор - медведь. Знали цену, знали и рисковали не потому, что в украденной щепотке жёлтого металла была выгода, не было и нет её, но потому, что без риска, куража, жить не могли. За сотни лет ничего не изменилось в артельной или одиночной добыче золота. Как и прежде, золотари – добытчики после многих месяцев тяжелейшего труда выходили в мир, оглядывались устало и тяжело, вспоминая холодные таёжные реки, мёрзлую землю, комариный гул в ушах, злые нападки мошки и гнуса, тонны перелопаченного и промытого грунта, среди которого нет-нет да и мелькнёт заветная искра, или рассыпется на дне промывочного лотка скудная нить золотого песочка. Однако, если бы в этом вагоне, в этом купе, ехали только работяги с приисков ведьмак прошёл бы мимо, не задержавшись ни на секунду. Его интересовали человеческие грехи, сама возможность подтолкнуть к совершению греховных поступков, а деньги, женщины или карты были всего лишь благодатной почвой, даже не зерном греха, ибо эти зёрна каждый человек носит в себе. И у каждого есть выбор, бросить в почву семя, дать взойти, взрастить невидимого, но ощутимого монстра или сдержаться, не дать выплеснуться злу наружу, справиться с сиюминутными желаниями.
В то самое время, когда Кудеяр определил своим чутьём пар, исходящий от благодатной почвы, смог почувствовать пророщенные зёрна в душах пассажиров, в то самое время, когда две ведьмы устав от дуэли взглядов погрузились в тягостные раздумья, в это же время бригада катал «обувала»[132] очередного «башмака»[133], вытягивая из него честно заработанные деньги. Игра шла тяжело, опытные игроки давали возможность жертве отыграться, дарили надежду, но только с одной целью – в следующий расклад забрать ещё больше, как говориться: «дать пропуль», не последнее, последнее забирать не станут, но многое, практически всё. Видя, как его товарищи проигрывают кровью и потом заработанные деньги, подогреваемый злобой и азартом, подталкиваемый профессиональным глотом[134], который знал, как правильно бояровать[135] не выдержал накала страстей и бригадир, здоровый мужик, чем-то смахивающий на медведя, вставшего на дыбы, обладающий не только колоссальной силой, которая так и рвалась наружу, но и огромными пудовыми кулачищами, обильно поросшими чёрной растительностью.
- Ану расступись голытьба, - прорычал бригадир и уселся напротив основного игрока, на место, спешно покинутое неудачливым товарищем.
- Ну, давай, раскидывай ахтари[136], не скупись на масть, - вставил слово один из игроков за столом, сидящий по левую руку от каталы, готовящегося раскидывать карточную колоду в буру[137] на четверых. Судя по всему, это был второй номер, в задачу которого входило страховать напарника и при случае сливать игру.
Лёгкая, едва заметная ухмылка каталы, тяжёлый взгляд бригадира вахтовиков, скользящий взгляд игровых подручных, разгорячённые тела всех участников сцены, потная ладонь одного из быков, прикрывающих каталу, перебирающая наборную рукоять финки в кармане свободных брюк, пока тихие маты кого-то из проигравших создавали тот коктейль напряжённости, который вот-вот мог прорваться свирепым безумием драки всех против всех, напряжение нервов и лёгкая дрожь бегущая по мышцам в предвкушении столкновения. О, это был как раз тот самый момент, который так любил и искал Кудеяр.
- Катаем?! – весело глядя на игрока напротив спросил ведьмак.
- Да покатать то не проблема, что на кон ставишь, или думаешь на свой лепень с дерибасом[138] стиры метнуть? – ответил ему в тон катала, осмотрев окружающую публику, едва заметным движением давая понять, что пора собраться, напротив сел не простой игрок.
- Дык, что ставлю, деньги ставлю, надеюсь деньги у вас принимают? – продолжая зубоскалить ответил Кудеяр и в подтверждение своих слов запустил руку во внутренний карман приметной вязаной куртки с кожаными вставками на плечах и локтях. Подобно фокуснику загадочно, но активно произвёл манипуляции, приковав к своим действиям взгляды всех присутствующих и выложил на стол перед игроками пачку пятитысячных купюр. Так же, предварительно облизав большой и указательный пальцы правой руки, отсчитал несколько купюр и небрежно бросил их в центр стола.
- Принимаешь? – поинтересовался Кудеяр у каталы.
- Нормальная котлета. Не круто на старте берёшь? – кивнув на брошенные деньги, спросил катала, вместе с тем кладя поверх Кудеяровых купюр ответную ставку.
- Поддерживаю, - принял ставки бригадир.
- Поддерживаю, играем! Мечи стиры[139], - простужено, сквозь не раз поломанный нос прогнусавил помощник каталы.
Катала было потянулся к отыгранной колоде карт, но встретившись с весёлым и дерзким взглядом нового игрока и ощутимо тяжёлым взглядом бригадира старателей, лишь отодвинул карты на край стола.
- Убери!
Колода моментально исчезла из поля зрения игроков, будто её тут и не было. На смену легла другая колода в новенькой упаковке. Аккуратно взяв её в руки, демонстративно распечатав, катала взглядом и жестом предложил Кудеяру взять на себя роль банкира игры. Получил спокойный отрицательный жест. И между ловкими, очень тонкими пальцами, с аккуратно ухоженными ногтями замелькали карточные рубахи.
Между тем, ведьме Светлане надоело повисшее в купе молчание, и она попыталась разговорить свою более опытную попутчицу.
- А Кудеяр ничего себе так…
- Что, ничего себя так? – возвращаясь из созерцания заоконного пейзажа переспросила Аглая.
- Ну, как мужчина видный такой и чувствуется в силе.
- Ты когда начнёшь думать не тем, что между ног, а головой? Чай не девка уже.
- Да, нет. Это я так сказала, к слову, пришлось, - стала оправдываться Светлана.
- Чего уж там, мужик он действительно видный, фору молодым даст.
- Ну и ведьмак сильный, опытный.
- Дурак он, хоть и сильный дурак. С другой стороны, сила уму могила.
- Почему дурак?! – удивилась Светлана на такую оценку их попутчика, - он же один из сильнейших ведьмаков, или нет?
- Каждому из нас при рождении бог даёт душу. Каждому без исключения. И что бы мы ни вытворяли, какими бы силами ни обладали или не обучились, при нас всегда остаётся душа – бесценный дар создателя. Другое дело, что мы ведьмы, зная это, зная наверняка, всё ровно творим все возможные тяжкие или смертные грехи. Понимая, что какой бы грех мы ни совершили, душа при любом раскладе останется с нами. И там, на той стороне, наши деяния и помыслы будут взвешивать, но не факт, что отправят в ад, не факт. Ибо у бога своё мерило, он творил это мироздание сжигая в пламени не только отдельные планетарные системы, но и отдельные вселенные. У него, бога, совершенно другой взгляд на понятия хорошо и плохо. Собственно, люди не в состоянии постичь шкалу его оценки ценностей. Так вот, при всех творимых нами с точки зрения обычного обывателя ужасных вещах, у нас остаётся душа. Запачкана она или нет не нам решать, и уж тем более не священникам, те в своё время столько людей уничтожили, что в принципе лишились права быть судьями в этом мире.
- То есть, ты хочешь сказать, что наши души неприкосновенны.
- Да, только если ты сама с дуру или особой алчности не дашь чужим рукам коснуться твоей души.
- А Кудеяр то здесь при чём?
- Потому, что он добровольно, своим решением отказался от своей души в обмен на свои способности и поддержку со стороны Шамхазая, одного из сильнейших демонов Ада. Уж что Шамхазай разглядел в этом идиоте, не понятно, но то, что он даёт Кудеяру силу и знания – это точно. Однако и плата безмерная – заложенная душа. Но заложенная душа это только на словах, они все обещают возможность выкупа заложенной души, да только назад возврата нет, не вернут душу обратно. Нет во вселенной такого механизма, господь не предусмотрел ни возврата, не вторую душу в одни руки. Поэтому, тот кто заложил свою душу, обратной дорог не имеет и вынужден будет выполнять любые требования, которые ему выдвинет хозяин, а иначе…, а иначе договор будет расторгнут в одностороннем порядке. А за ним пустота.
- Почему пустота? Разве после смерти его душа не попадёт в ад?
- Подумай, ты уже и так ответила на свой вопрос. Это мы после того, как закончим свой земной путь можем попасть в ад, каждый на свой круг. Потому, что у нас есть души, собственно, мы это и есть наша душа, тело всего лишь оболочка для неё. Даже тому, кто совершает смертный грех уготовано попадание в ад. Пусть в самые далёкие и ужасные закоулки ада, но всегда есть возможность выбраться оттуда, через бесконечно долгое время, но вырваться. Правдами и неправдами просочится в этот мир. Но у таких, как Кудеяр уже нет души, он её добровольно отдал. Поэтому после смерти у него вообще ничего не будет, даже пустоты не будет. Для него всё закончится, совершенно. Даже ад.
- О господи! – испугано прошептала Светлана.
- Господи тут как раз не причём. И ещё, девочка моя, с Кудеяром, как бы он тебя не обхаживал, какие бы отношения у вас с ним ни сложились, всегда будь наготове. По одной простой причине – его душа заложена, заложена одному из умнейших и хитрейших иерархов ада, и что от Кудеяра в тот или иной момент потребует хозяин ни ты, ни я, не даже сам Кудеяр предсказать не можем. Сейчас он нам с тобой улыбается, а через час нож достанет. По одной простой причине, душа заложена, и ведьмак точно знает, что его ждёт в конце, или при невыполнении условий договора. Поэтому станет цепляться за свою жизнь до последнего. Аккуратней.
- Сурово.
На этих словах открылась дверь купе, в которую бочком прошмыгнул Кудеяр. Прикрыл за собой дверь, не глядя на попутчиц, прислушался к чему-то, что происходило за дверьми и только после этого устало сел на скамью, прикрыл глаза. Женщины, видя такое не характерное поведение ведьмака выжидательно молчали, но и взглядов не сводили с вошедшего.
- Хватит пилить меня своими зенками, чай я вам не муж, а вы мне не жёнки, - не выдержал молчаливого давления Кудеяр.
- Ага, губу раскатал, муженёк, - парировала Светлана.
- Ты чего, как сам не свой, чёрт кудлатый? – сварливо вклинилась в назревающую сору Аглая.
— Значит так, бабоньки, докладаю. Вы ж всё одно не отстанете от меня пока всю душу не вытрясете. А нет, чтобы сначала накормить, напоить, в баньке спинку потереть да спать на мягких перинах положить, - на этих словах Кудеяр озорно подмигнул Светлане. Молодая ведьма, не ожидавшая такого откровенного заигрывания, не нашлась, что ответить, лишь покраснела от шеи и до мочек ушей. Видя, что условный противник застигнут врасплох ведьмак решил было развить инициативу, и уже даже набрал воздуха, дабы отпустить очередную скабрезность, но был остановлен суровым голосом Аглаи.
- Ты, Кудеяр, слюни то подбери, не равен час поскользнёшься, да лоб побьёшь.
- Эх, Глашка, вечно ты поперёк дороги с пустыми вёдрами.
- Работа такая. Сказывай, что приключилось.
- Да ты понимаешь, вроде бы и ничего, но через два вагона от нас едут дальневосточные сыны Одина, но подозрительно тихо себя ведут, стараются не отсвечивать.
- На них это не похоже, те ещё отморозки.
— Вот и я о том же, им хоть человека, хоть кошку зарезать, что другому чихнуть. А сейчас заняли четыре купе и хоть бы звук какой из купе, ничего, тишина.
- Я так понимаю, они, как и мы не на экскурсию собрались в первопрестольную, - присоединилась к разговору Светлана, обозначая своё присутствие, несколько обиженная тем фактом, что новоявленный ловелас слишком быстро переключился на старую ведьму.
- Совершенно, верно, и это ещё не всё. Я кончиком носа уловил, что в поезде вместе с нами едет и некромант, причём не слабый такой, но хоронится, даже ауру перед поездкой попытался почистить.
- Твою ж мать! – в сердцах выговорила Аглая, - нам же только некроманта до общей кучи не хватало. Принесла ж нелёгкая на наши головы.
В купе повисла тягостная тишина. Некромантов никто не любил, можно было терпеть выходки сынов Одина, закрывать глаза на последователей различных культов, не обращать внимание на кошатников, но некромант — это совсем другое дело. Можно, конечно, попытаться его стороной обойти, но он сам придёт к тебе, и потребует свою виру. Некроманты не только могли вернуть умершего после смерти и заставить работать на себя, но они являются и проводниками самой смерти. Без них, некромантов, не проходила ни одна гекатомба.
- Прямо, как в кине на первом ряде у синем пальте, - негромко произнёс Кудеяр.
- Чего?
- Говорю, как в фильме: «А что, «Динамо» бежит? - Все бегут».
 
  
 
Глава 17.
 
«Там нет никаких смоляных котлов,;Там нет никакой Вальхаллы.;Идёт мимо ада без лишних слов;Дивизия Махакалы».
Александр Пелевин «Под музыку Вагнера»
 
Иволгинский монастырь.
 
Неширокая асфальтированная дорога ведёт сквозь зелёные степи, мимо одинокого знака, указывающего куда-то в сторону зелёных холмов, и говорящего всем проезжающим мимо о месте расположения гуннского городища. И действительно, недалеко, в стороне от основных наезженных трактов, скрытое от всех любопытных высокими холмами, в узкой, вытянутой с севера на юг котловине на месте слияния рек Селенга и Уда всего в четырнадцати километрах от столицы Бурятии Улан-Удэ раскинулось Гуннское городище, или как пишут во всех путеводителях Иволгинское городище, что зачастую вносит путаницу всех страждущих прикоснуться древних тайн забытых цивилизаций.
Не отвлекаясь от основного пути, туристы и паломники упираются в Иволгинский дацан. Но знающие люди и монашествующая братия всегда помнили, как на самом деле именовался этот монастырь – дацан: «Риво Гандан Геже Даши Чойнхорлин» – «Обитель Совершенного Колеса Учения, Горы, Приумножающей Добродетели Тушиты», что безусловно не могли не выговорить не запомнить обычные праздные туристы, съезжающиеся сюда со всего мира.
Иволгинский дацан, ко всему прочему является резиденцией главы буддистов России XXIV Пандито Хамба ламы Дамбы Аюшеева.
Сочген дуган – центральный соборный дацан Иволгинского монастыря, украшенный скульптурой золотых оленей и колеса с восьмью спицами – Дхармачакра, благая драгоценность Буддизма. Символ первого учения Будды, о путях и законах просветления, законах космического мироздания и освобождению от кармического перерождения в колесе Сансары. Вместе с тем, в обычном на первый взгляд изображении колеса заключён глубокий символизм: ось колеса – это моральная дисциплина, стабилизирующая разум, спицы колеса означают мудрость, поражающую невежество, обод же колеса являет собой концентрацию, скрепляющую всё остальное вместе.
Торопливые экскурсии групп, не позволяли их участникам увидеть во всей красе и полноценно окунуться в мир буддизма, проносили скоротечной рекой мимо Сахюусан сумэ – деревянного дугана квадратной формы, посвященного Дхармапалам – защитникам Учения Будды или Ногоон Дара Эхын Сумэ – дугана Богини Зеленой Тары. Пробегая мимо хурдэ – молитвенных барабанов, робко и неуклюже пытаясь их вращать. Не зная и не понимая, что внутри каждого барабана – хурдэ, находится свиток с тысячами повторяющихся молитв, заложен глубокий сакральный смысл неимоверной силы, и каждый поворот такого барабана приравнивается к произнесению бесконечного множества молитв. Есть всего два места на всей территории, где задерживается основная масса любопытствующих – это безусловно Храм – дворец Пандито Хамбо ламы Этигэлова чью нетленную мумию содержали со всем чаянием, и учёные со всего мира жаждали получить разрешение на возможность изучения феномена, не довольствуясь духовно – религиозными объяснениями о глубокой медитации - самадхи святого. И конечно же столовая Иволгинского дацана, расположенная на его территории, зал которой украшен суровым ликом Чингисхана.
Дополнительным развлечением, аттракционом, для туристов является касание с закрытыми глазами камня с отпечатком руки Зелёной Тары – богини равной по своим свойствам Божьей Матери у христиан. 
В этот момент Дид Хамбо лама – настоятель нескольких дацанов, стоял возле приоткрытого окна теплицы, за его спиной безмолвно, излучая вселенское спокойствие раскинуло свою крону Священное дерево Бодхи[140]. Небольшой росток которого в шестидесятые годы двадцатого столетья в дацан привёз девятнадцатый Пандито Хамбо лама Жамбал Доржо Гомбоев из своей духовной поездку в Монголию. Это уже было пятое поколение того дерева, под которым принц Гаутама достиг уровня Будды.
Дид Хамбо лама смотрел в открытую створку окна, вдыхал ароматы степи, окружающие территорию дацана, неспешно переводил взгляды с проходящих по территории монастыря шумных и любопытных туристов, спокойных и сосредоточенных монахов на пробегающие в высоком и холодном небе облака. Лёгкий ветерок, бесстыдно вырывая ламу из состояния покоя и размышления, принёс с собой запахи шулэпа[141] и буузы[142] из столовой монастыря, а может быть и из кафе – юрты, расположенной за стенами дацана, сразу же за стоянкой туристических автобусов и такси.
Глядя в окно, настоятель монастырей обратил внимание на монаха, судя по коричневым одеждам это был хуварак – послушник первой степени посвящения, спокойно сидящего у забора под ветвями небольшого деревца. Послушник выделялся яркой внешностью, вернее сказать, только цвет его волос – огненно-рыжий. Странность же заключалась в тугой косе монаха, перекинутой через плечо словно по монгольской традиции и ярко контрастирующей на его коричневой одежде. Появление незнакомого монаха вызвало лёгкое удивление, настоятель помнил в лицо всех живущих на постоянной основе насельников монастыря и всех прибывающих лам. Но он не мог вспомнить этого юношу.
Практически ни что в этом мире не могло раскачать спокойствия настоятеля монастырей достигшего на пути просветления степени геше[143],  и неуклонно соблюдавшего двести пятьдесят три духовных обета. Но, при соблюдении внешнего спокойствия Дид Хамбо лама испытывал внутреннюю тревогу, причину которой он от части знал и понимал, однако отдавал себе отчёт в том, что есть какие-то не известные ему и соответственно не учтённые величины, могущие повлиять на конечный результат размышлений и выполнении последующих действий.
За спиной чуть скрипнула половица, кто-то решил потревожить уединение настоятеля. Этот звук заставил ламу отвлечься от созерцания меняющихся картин за окном, свернуть с потока мыслей, вернуться во внешний мир и не спеша повернуть голову в сторону вошедшего. Ещё через мгновение Дид Хамбо лама уважительно поклонился и так и замер в поклоне не решаясь поднять глаза на гостя.
- Здравствуй, аджан[144]. – обратился вошедший к Хамбо ламе.
Всё ещё не поднимая головы и выдерживая подобающий церемониальный поклон лама со всем присущим почтением ответил на приветствие:
- Желаю здравствовать, Кармапа лама, лёгок ли был твой путь?
- Пути земные не доставляют мне ни хлопот ни трудностей.
- Да безусловно, ламхэ, – с этими словами Дид Хамбо лама распрямился и прямо посмотрел в глаза гостя.
Перед ним стоял Кармапа лама, перерождённый, главный йогин и третье лицо в иерархии Тибета. Всегда, без исключения, приезд лица такого уровня сопровождался длительными подготовками и приличествующей такому случаю помпезностью, и церемониалом. Но не сегодня, не сегодня. Как на территории дацана оказался незамеченным перерождённый оставалось неясным. Да, Кармапе были известны тайные практики, но Дид Хамбо лама не предполагал, что пришедший является ещё и шэдитэ ламой – обладающего сверхъестественными способностями.  
В принципе в этом ничего удивительного не было, Дид Хамбо лама и сам обладал степенью Гэше аграмба - учёная степень, присвоенная по окончанию школы богословия «чужд» предполагающая, что выпускник становится специалистом по тарни-заклинаниям[145]. Но данная степень являлась для него скорее основой в достижении социального статуса, чем духовного, хотя и позволяла проявлять некоторые из полученных навыков.
- Ламхэ, это большая часть для меня… - попытался продолжить настоятель монастырей, но был остановлен плавным жестом руки пришедшего.
- Аджан, сейчас не время для учтивых приветствий. Я бы с удовольствием выпил ваш знаменитый зелёный час со степными травами и маслом из молока белой кобылицы, но вынужден перейти к делу.
- Слушаю вас, ламхэ.
- Я был в глубокой медитации, во второй пещере Драк Якдзонг, там, где гуру Ринпоче Падмасамбхава, возникший из лотоса, достиг своего просветления и подчинил своей воле злых духов сделав их дхармапалами – защитниками Дхармы. Великий учитель Падмасамбхава явился мне на Горе Цвета Меди открыв одно из двадцати пяти глубоких сокровищ.
- Вы достойны этого…, – и снова взмах руки гостя остановил готовый пролиться на землю поток хвалебных речей.
- Здесь, я нахожусь потому, что Россия – это территория вашей ответственности, и решать вопросы должны именно вы. Я не смогу участвовать в событиях явно, но нам уже оказана помощь и в дальнейшем мы не будем лишены поддержки.
- Уважаемый Кармапа говорит об эманациях, которые ощущают все просветлённые?!
- Совершенно верно, вы ведь тоже ощутили изменения в энергоинформационном поле земли.
- Да, учитель.
- Так вот, Вишну в своей всеобъемлющей милости послал на землю своего аватару. Человека, способного сподвигнуть людей к перерождению. Мы не знаем, какова конечная цель посланника, но всегда должны помнить, о том, что Вишну готовит своё пришествие и просветление для всех людей. Но мы наверняка не знаем когда ожидать его приход. Мы можем только молиться и следовать Дхарме.
- Но, снисхождение аватара вызвало бы глобальное возмущение в Эйн-Софе. Однако, таких волнений не ощущалось.
- Всё верно, эти возмущения, как вы выразились, произошли тридцать два года назад, поэтому ни вы и никто другой их и не уловили. Но было описано нашими аскетами ранее. А то, что мы все ощутили сейчас всего лишь его инициация. Он проявил свою силу…, самый краешек силы. Хотя, сдаётся мне, и не хотел этого, пытался максимально сохранить всё в тайне.
- Но почему в тайне, ламхэ?! Он ведь должен знать наверняка, что любой из миллиарда почитающих Будду сочтёт за честь оказать помощь в любых его деяниях.
 - Почему тайно, не нам судить. Мы же не знаем какова задача пришедшего. Но, после того как он себя проявил мы можем определить, где он и куда движется.
- Нам это так необходимо?
- Конечно, вы же сами говорили, что оказание помощи посланнику, аватаре Вишну, прямая обязанность всех, кто идёт по пути Дхармы.
- Я конечно же не отказываюсь от своих слов, но что в данном случае мы можем сделать, кроме, как следовать своим путём.
- На вершину священной горы ведёт множество троп, но нет ни одной прямой дороги.
- Наставник, и всё же я не понимаю…
- Аджан, до начала нашего разговора, глядя в окно вы обратили внимание на молодого монаха, отдыхающего под ветвями дерева.
- Ээээ… Да ламхэ, но…
- Как я и говорил, нам будет оказана помощь. Этот молодой человек, лама, это земное проявление Махакалы[146].
- Дхармапала?!
- Совершенно, верно, злая ипостась Авалокитешвары – Будды Сострадания. А теперь, я прошу вас на мгновенье представить себе, что произойдёт, если мы не выполним предначертанное. Если уж на помощь направлен этот защитник Дхармы, кто придёт в мир и накажет виновных в случае нашей с вами неудачи.
Дид Хамбо лама смотрел в окно на спокойно сидящего юношу с огненно-рыжими волосами. Почувствовав изучающий взгляд, молодой лама открыл глаза. С такого расстояния невозможно было разглядеть цвет глаз монаха, но настоятель мог поклясться, что на него взглянули жёлтые глаза тигра.
- А он вообще кому ни будь подчиняется?
- Да, мне. Он мой ученик и он же мой учитель.
- Это великая честь и ответственность, ламхэ.
- Это ещё не всё. Если потребуется, вам дозволено обратиться за помощью к Гэсэр Хану[147].
- Даже так?! Но Сына Неба может вызвать только Пандито Хамбо лама. Мне придётся поставить его в известность.
- Об этом не беспокойтесь, выполняйте своё дело. И, чтобы вам было спокойней, Гэсэр Хана может призвать любой, конечно, если знает, как этого достичь. Скажем, местные шаманы ещё сто лет назад призывали Сына Неба.
Наступила пауза.
- Вас что-то смущает, аджан?
- Да, Кармапа, смущает.
- Я слушаю вас.
- Меня интересует политический вопрос. Если на пути встанут официальные представители иных религиозных течений, что делать?
Кармапа лама ненадолго задумался, не срывая с ветки, лёгкими движениями длинных ухоженных пальцев потёр лист священного дерева Бодхи, после чего прямо посмотрел в глаза настоятеля и членораздельно произнёс.
- При любом развитии событий, повторяю: при любом, аватар должен выполнить свою миссию. В случае возникновения препятствий и при невозможности их обойти, препятствия должны быть уничтожены. Собственно, присутствие Прана Атмы, Махакалы России, не предполагает другого развития ситуации.
 
  
 
Глава 18.
 
«Приветствую тебя, мой добрый, старый сад,;Цветущих лет цветущее наследство!;С улыбкой горькою я пью твой аромат,;Которым некогда дышало детство».
А. А. Фет «В саду» 1854г.
 
Воспоминания детства.
 
Это было самое запоминающееся лето. Период солнца и детства. Когда каждый украденный у соседа абрикос, с высокого старого дерева, был частичкой солнца и победы. И вот ведь парадокс: когда ты на дереве в чужом саду лихо болтаешься на самой высокой и тонкой ветке, когда риск сверзится с высоты смешивается с липким соком спелости на пальцах и сто крат усиливает вкус, создавая ощущение сытости свободой. Это не был вкус абрикоса, это был вкус детства. Но парадоксальность ситуации заключалась в оборотной стороне спелого фрукта, а именно – покупке нескольких вёдер на местном рынке для приготовления чудесного маминого варенья. Так вот, абрикосы из ведра всегда были не такими вкусными для мальчишек, по сравнению с теми которые маленькими солнцами пробивались сквозь листву соседских деревьев, всегда. То ли это было связано с тем, что приходилось тащить эти вёдра, а потом часами выковыривать косточки из огромного количества абрикос, в то время, когда улица и далёкие крики футбольной баталии на школьной площадке так страстно звали и требовали твоего присутствия. А может быть вкусовые качества оттенял тот адреналин, который получали пацаны, болтаясь на ветках чужого дерева дотягиваясь грязными и жадными ладошками до естественно самого крупного и заветного плода. Но факт оставался фактом – абрикос в саду соседа без исключения всегда был во сто крат вкуснее покупных абрикос и даже вкуснее абрикос из собственного сада…, с другой стороны – у соседа и вода вкуснее. Почему-то мама всегда выбирала абрикосы «дичка», говорила, что они более ароматные, духмяные и более сладкие. Скорее всего так и было, но детворе нравилось не только съедать нежную и сочную мякоть жёлтого фрукта, но и позже, предварительно высушив косточки, разбивать их на каменном бордюре, чтобы добраться к сладкому семени. Но, такие косточки, со сладкой семечкой внутри, были только у благородных «колированных[148]» абрикос.
Пока дети помогали мамам на большом столе, расположенном возле летней кухни, побеждать армию пришлых абрикос, заранее облизываясь в предвкушении вкуснейших пенок из огромного эмалированного таза, в котором на берёзовых поленьях томилась первая партия будущих погребных запасов, взрослое мужское население улицы Научного городка, посёлка Научный городок, чинно расположились в благодатной тени огромного грецкого ореха за выносным обычным деревянным столом, неспешно ведя беседы за мировую ситуацию, именно «За ситуацию» а не «О ситуации», иногда поднимая запотевшие лафитнички домашних настоек. Отец Сава в этот жаркий день пивал из большой стеклянной кружки домашний резкий и шипящий хлебный квас, который бархатился остатками пены на усах и бороде служителя культа.
Непослушный ветер через невысокую ограду заносил облака уличной пыли, урывки поселкового гомона и редкое урчание проезжающего транспорта. Дети, получив короткое наставление от мужчин: «Геть з вiд селя!», посчитали за благо ретироваться, но были перехвачены ловкими женскими руками и пристроены к чистке абрикос, особо одарённых и сразу же покорно не принявших волю рока направили на чистку картошки – война войной, обед по расписанию, сработало извечное правило русского сельского быта – «в хозяйстве всё сгодится». В данном случае сгодились шустрые и цепкие детские ручонки.  
- Один человек слаб, как и всё человечество, если будет относиться к себе как к индивидуальностям никому и ничем не обязанным. Человек индивидуальный, как отдельный вид живых существ, обречён на погибель, как духовную, так и естественную, плотскую. Некому ни руки протянуть, ни в печали выслушать, да и радость разделить не с кем, - вещал красивым баритоном директор гимназии, Ропало Андрей Петрович, неизменно подкручивая большие казацкие усы, удобно устроившиеся под крупным мясистым носом.
- Однако же, сыне, - ответствовал ему отец Савва, обращаясь к Андрею Петровичу, ни в коей мере не принижая его возраст, но подчёркивая иерархию, - однако же, сыне, ты в корне сводишь на нет индивидуальный подвиг учителей человеческих, Христа, Будды, Магомета. Они-то как раз и доказали силу и мощь отдельной личности, вопреки мнениям, социальным и исторически сложившимися закономерностям.
- Согласен, согласен, во сто крат прав отец Савва, ей-ей прав. Но, батюшка мой, эти индивидуальности только подчёркивают необходимость купности всего людства. Они же вещали на многих и многих, и каждого именовали не иначе, как брат или сестра. То есть создавали единую семью.
- А я, пожалуй, соглашусь со святым отцом, - подключался к диалогу папенька, - на страшном суде, который рано или поздно грядёт, Господь бог станет спрашивать с каждого из нас индивидуально, не со всей семьи. По отдельности с каждого, за его деяния, за его веру и его мысли. Да и врата от Рая апостол Пётр будет не толпе отворять.
- И всё-таки в решении спора на Патриарших прудах[149], как это не парадоксально звучит, мы с вами исповедуем приверженность взглядов Воланда, о том, что Господь бог всё ж таки существует, - попытался свернуть с заданной темы, но остаться в тематическом русле Андрей Петрович. Не сработало. И папенька, и отец Савва поняли нехитрый манёвр собеседника.
- О нет, господин гимназист, не пытайтесь подменять понятия, школярам своим будете рассказывать. Всё дело в том, что бессмертное произведение - эта не горящая скрижаль, пропитана индивидуальностью, и даже если хотите – одиночеством. Все без исключения герои «Мастера и Маргариты» одиноки, и только в конце некоторым из них посчастливилось обрести единение, взяться за руки.
 - А всё-таки, отец Савва, что думает церковь за лунный полёт наших заклятых друзей на ближайший спутник – Луну и освоение человечеством звёздного пространства и малых небесных тел, имея на руках факт того, что на небе никто не увидел Бога? Оценку данным человеческим стремлениям на сколько я знаю ни наша не тем более иностранная церковь, тюфу-тьфу, прости господи, что скажешь, не дали, монахи Тибета, как обычно в молчанку играют и только сыны востока потребовали в следующий запуск всенепременно водрузить зелёное знамя ислама на бескрайних просторах Селены, - несколько лениво, разогретый послеполуденной жарой вопрошал заслуженный педагог.
- Церковь по данному поводу ничего не думает, церковь молится за нас за всех многогрешных. Однако же, должно отметить, что промыслом Божьим разработки арабских учёных летательного аппарата под кодовым названием «Зульфикар»[150] были заморожены в связи с утратой не только технической документации, но и всего научного состава.
- Однако!
После этих слов любомудрые мужи отвлеклись от схоластического познания мироустройства, подняли по полному лафитнику медовой настойки и смакуя мелкими глотками, перекатывая во рту крепкую ароматную жидкость опустошили посуду до дна. Отец Савва, поддержал товарищей в благом начинании сделав большой глоток шипящего колючего кваса. Зажмурился, словно кот от солнечного луча, крякнул на выдохе и только после этого отёр бороду и усы.
- Хорош квасок, холодный, аж в затылке заломило. Пелагея Никитична, - крикнул отче в сторону маменьки, в это время сосредоточенно помешивающей закипающие абрикосы, - Пелагея Никитична, ты бы мне закваски дала, квас добрый, поставлю дома.
- Дам, отец Савва, отчего не дать, если перестанете обращаться ко мне по отчеству. Право слово, святой отец, мы столько лет знакомы, а вы всё по отчеству меня величаете.
- Однако же, хозяюшка, прошу покорнейше меня простить, как же мне тебя не величать по отчеству, я ж семинарист, у меня же понятия.
Мужчины молчали, было видно и даже ощущалось в воздухе какая-то наэлектризованность, что-то витающее между старыми друзьями, что их тяготила, что-то к чему они не решались подойти, но в то же время осознавали невозможность дальнейшего откладывания разговора.
-  Ну, что Константин Владимирович, обсудил с Пелагеей Никитичной моё откровение. Что надумали? – поинтересовался отец Савва у хозяина дома.
Константин Владимирович выдержал паузу, как будто собираясь прыгнуть в воды Днепра со скалы.
- У нас с Пелагеей есть условие. Вы, святой отец, берёте нашего сына к себе в науку, и научаете его всем вашим премудростям, и умениям. А ты, Петрович, - говоривший перевёл взгляд на директора гимназии и подтвердил свой взгляд перстом указующим, направленным на заслуженного педагога, - а ты, Петрович, вбиваешь в голову моего отпрыска знания однозначно не школьной программы. Ну, а я займусь, так сказать развитием прикладных навыков и умений в области членовредительства и низведения супостатов до уровня равенства алгебраической задачки, где любое число умножается на нуль.
- Ну в этом деле и святая церковь окажет посильное вспоможение, однако же наш супротивник не имеет физической, плотской оболочки, но наделён сущностью духовной, хоть и бездушной. Но, вижу сын мой, – на этот раз обращение отца Саввы были адресованы хозяину дома, - тебя всё же одолевают некоторые сомнения?
- Да как сказать, отец Савва, не то, чтобы сомнения, но есть некоторая тревожность.
- Отринь, не должно быть сомнений, сомнения есть путь лукавый и ведут токмо к погибели и хаосу.
- Однако же, святой отец, не много ли мы возлагаем на одного человека, и не ошибочны ли расчёты.
- Говоришь, одного человека. Вот давай посмотрим, порассуждаем на данную тему. Надеюсь, никто не против? – с этими словами отец Савва поднял бокал с квасом, а мужчины ещё раз пригубили наливки.
- Глядя на всю историю человечества мы не можем недооценивать значимость индивидуума в развитии общества, становлении и формировании наций и целых этнических групп, - изрёк Андрей Петрович, директор гимназии, направляя дальнейший ход диалога.
- Совершенно, верно, - поддержал его слова святой отец, и немного погодя продолжил, - во все времена, во всех религиях были и остаются святые, праведники, мученики и заступники. В разных религиях они носят разные имена, но это не меняет направленности их деяний. Вот смотрите, как пример: у нас, Матерь Божья, а у буддистов это Зелёная Тара. Если же прибегнуть к более земным сравнениям и примерам, то можно рассмотреть роль Ермака Тимофеевича в освоении Сибири, как истинное проявление дхармапалы Прана Атма он же Бегце Чамсин, покровительствующий воинам и вооружённым людям. А вы думали почему Ермак со своим малым отрядом прошёл, как нож сквозь масло через всю Сибирь, населённую на тот момент отнюдь не мирными племенами и народностями. Как только атаман перешагнул каменный пояс шаманы и племенное духовенство признали в нём дхармапалу. А если учесть, что на зерцале доспеха Ермака было изображено солнце, суть – дхармачакра, и тот факт, что на знамени у него был с одной стороны изображён снежный лев, который в Тибете почитался, как помощник бодхисатв, а с другой стороны единорог, являющийся символом моста между небом и землёй, становится понятным податливость местного населения. Единственно кто оказывал сопротивление так это остатки племён успевших перейти в магометанство.
- То есть, считаете сдюжит? – поинтересовался обеспокоенный папенька.
- Не токмо сдюжит, но и пересилит. Господь же в своей милости не оставит посланника, и наполнит его дорогу и сопутниками верными и пристанищем в час непогоды. Верь и не сомневайся в Нём и бо сказано великим праведником: «Да в;си, христолюбче и боголюбче, яко вся христианская царства приидоша в конец и снидошася во едино царство нашего государя, по пророческим книгам, то есть Ромеиское царство: два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти».[151]
Над столом повисло молчание: директор гимназии накручивал казацкого вуса, задумчиво ковыряясь в закусочной зелени, аппетитно раскиданной на широкой тарелки и сдобренной солью и духмяным подсолнечным маслом, которое радостно играло в каплях редкими солнечными лучами пробившимися сквозь густую крону ореха; папенька задумчиво смотрел в сторону копошащейся возле женщин детворы, маменька – Пелагея Никитична, как будто уловив взгляд мужа, устало отёрла выступившую испарину на лбу, откинула лёгкую прядь волос от глаз, повернулась к своему мужчине и ободряюще кивнула, лишь лёгкая грустная улыбка, подобна улыбке Девы Марии на иконах тронула её губы; отец Савва смотрел поверх голов, щурился как кот объевшийся сметаны, перебирал глянцевые от постоянного использования кипарисовые чётки привезённые им с самого Афона…
 
  
Глава 19.
 
«Князья, о сколько вас проходит,
Но можно и по пальцам перечесть,
В ком теплится душа народа,
Кто с детства помнит слово – честь!»
Произведение автора.
 
Совещание у Патриарха.
 
Под кроной старой яблони, согбенные ветви которой каждый год давали потрясающий весенний цвет, но вопреки ожиданиям давно забыли об обильном урожае, а сегодня устало сбрасывали листву в преддверии приближающихся холодов, покачивались в так лёгкого ещё теплого ветерка, играя светом и тенью на укрытой под кроной скамейки, на которой в свободных позах расположились два немолодых человека, облачённых в монашеские одежды.
Под сенью куполов старой церкви преподобного Иоанна Лествичника, что находится в стенах Донского ставропигиального[152] монастыря в Москве, чуть в стороне от знаменитых мраморных горельефов – наследия, дней минувших, где руки мастеров увековечили и Библейские страницы, и благословение Дмитрия Донского преподобным Сергием Радонежским, шёл неспешный разговор двух человек облачённых в монашеские одежды.
Один из них, одетый в чёрную примечательную мантию, как будто нарочно сложенную из складок одеяния и поверх покрытую чёрным же аналавом, расшитым по православным канонам символами Голгофского креста, серафимами и строками из псалмов, даже находясь в тени прикрывающих собеседников ветвей не стал снимать с головы глубокий капюшон – куколь, так же расшитый по древним канонам. Единственно, что отличало данное одеяние от канонически установленных одежд великосхимников, так это вышитые полностью псалмы из Святого Писания. Знающие церковнославянский язык, на части аналава прикрывающим спину монаха могли прочесть строки из Псалма 90, на боковых же частях, сквозь заломленные складки просматривались строки из 22 и 143 псалмов. Сухие руки, выглядывающие из широких рукавов рясы, с вздутыми суставами пальцев крепко сжимали потемневший от времени и отполированный постоянным использованием простой деревянный посох с небольшим навершием в виде креста. С правой руки, с запястья, свисали добротные палисандровые чётки, соединённые маленьким серебряным крестиком. Из-под капюшона слышался старческий, но ещё сильный голос, с лёгким хриплым надломом, казалось говоривший обращается к самому себе:
- Ты мне, сукин сыне, скажи, как вы могли допустить что бы с тысячи сущностей оковы снять и из узилищ их выпустить, как допустили приход их в клоаку зловонную, болью, кровью и страданиями напитанную. Вы что же, приход Антихриста раньше срока увидать вознамерились. Так ведь сроки то все известны, ибо сказано: «…И егда отверзе печать вторую, слышахъ второе животно глаголющее: гряди и виждь. И изыде другiй конь рыжь: и с;дящему на нёмъ дано бысть взяти мирь от земли, и да убiють другъ друга: и данъ бысть ему мечь великiй…». [153] Пока только две печати, только две, но с вами окаянными, не ровен час, и всадника бледного узреть не до срока.
- Отче, по недоразумению, вершили дела свои, недоразумению. Да и кто здесь мог противиться решениям мирским – взволнованно громким шёпотом, кивая в такт своим словам, будто соглашаясь с тем, что говорит, и от чего очки в дорогой оправе сползали по длинному горбатому носу, отвечал второй собеседник, - даже Патриарх ничего не смог сделать…
- Никшни! Ваш Патриарх лицо хоть и духовное, однако же не посвящённое во многие таинства, так было, есть и будет. Ты посвящён, да дружина, что тебе дадена посвящены. Потому с тебя и спрашиваю, как допустили, что демонические сущности, суть коих подобно солитёру, червю богомерзкому, который к носителю своему прикрепляется и с ним живёт в симбиозе, как допустили, что их выпустят на свободу и отправят в зону боевых действий. Уже ли не разумеешь, что они, эти сущности, напитались реальной человеческой кровью, страданиями и болью людей. Тебе ведь ведомо, что эту бойню спровоцировал Басаврюк, через слабости людские, его рук дело, а мы пока не знаем где он, найти не смогли. Эта тварь не Божьим промыслом зачатая, потому к людям ненависть питающая. Услышь мя и прими: там, в этом адовом котле, все эти богопротивные сущности и простое людство встретились, пересеклись и каждый получил желаемое: военачальники – людей и победы, славу; Басаврюк – энергию хаоса, задел на будущее; сущности, твари хоть и примитивные, жрали в три горла – боль, кровь и страдания их, их хлебушек. А наши земные насельники, инициаторы этого деяния, в дурости своей, как мантру повторяют постулат о том, что среди вернувшихся с фронта бывших зеков минимальный процент преступлений. Оно и понятно, минимальный – пиявка, насосавшись крови, то же отпадет от своего носителя насытившись, впадает в эйфорию, но пиявкой быть не перестаёт, она опять захочет крови.
На Украине данный механизм, привлечение ЗК, использовали ранее, создав подразделение «Кракен» из зеков, осуждённых за особо тяжкие преступления. И наши СМИ, депутаты, общественные деятели дружно обмусоливали данную тему, осуждая действия врага, а позже, как по команде, когда в России была инициирована точно такая же программа, заткнули свои рты словно по приказу, да и о «Кракене» молчат.
- Да, но ведь и Сталин использовал точно такую же стратегию, а он точно знал, что делает.
- Ты, Агафангел, Иосифом Виссарионовичем не прикрывайся. Он, во-первых, вынужден был использовать вообще весь имеющийся ресурс на тот момент, это у нас двенадцать полностью укомплектованных армий не пойми, чем занимается, когда на фронте всего две и те не полные с добровольцами и наёмниками. Да плюс, ко всему прочему, товарищ Сталин, а он нам - товарищ, ЗэКа отправлял на весь срок, от начала и до победы, и сущность погибала вместе со своим носителем, а не так как сейчас – полгода и всё, простили. Да и в тылу, на тот период, действовали согласно законам военного времени – носителя паразита ставили к стенке, надолго не размениваясь…
Прерывая непростой разговор, с колокольни, падая на земную твердь и разбиваясь тысячами оттенков, прокатился тяжёлый удар колокола возвещавший утренний час и время к молитве.
- Отче, надо идти, совет уже в сборе.
- Без нас не начнут. И ещё, вызови воеводу, Илию, немедленно!
- Да, отче.
 
Совет проходил в небольшом специально оборудованном для закрытых совещаний зале. Если в мире и существовали электронные системы противодействия шпионажу, подглядыванию или подслушиванию, то можно однозначно говорить, что они, эти системы, здесь функционировали. И защита стояла не только на окнах и дверях, перекрывающая доступ к удалённому сканированию любыми современными системами, но даже на трубах отопления, водоснабжения и вентиляции.
В помещении, за широким овальным столом в чинном порядке восседали священники, облачённые в рясы, лишь Патриарх, восседавший в голове стола выделяясь белым клобуком[154], да ещё один неприметного, словно серого оттенка господин, сидевший за дальним краем стола, но расположившийся так, чтобы иметь возможность контролировать всё помещение целиком, окна и двери, одетый в тёмно-серый костюм строгого кроя под дорогой шёлковый галстук.
Все места кроме одного, одесную[155] от Патриарха, были заняты, но кто-то не особо спешил или не боялся гнева Владыки, или был полностью уверен в том, что его опозданию придадут вид события малозначимого, на которое и внимание то обращать не стоит. Однако же, этот пустой стул не давал покоя присутствующим, вызывая жаркие перешёптывания и обмен догадками. Все и так понимали, что событие, по которому был созван совет, да ещё и в таком небывалом формате, имеет крайнюю степень важности.
При всём своём спокойствии и невозмутимости в душе у действующего Патриарха были и сомнения, и беспокойство. Уже поздним вечером прошлого дня прибыл нарочный, сопровождаемый не работниками ФСО или спецсвязи, как должно было быть, но монахами черноризцами, из засадного полка, вручившими теснённый конверт в сургучной гербовой печати. Сургуч печати разломился с тихим треском, утонув в шорохе разворачиваемого листа:
«Хвалит похвальными гласы, имя Твое, Архангельская наша церковь, веровавша в Иисуса Христа Сына Божия, и Матерь Его пресвятую заступницу непорочную деву Богородицу, вся страны и грады и людие чтут и славят тя коегождо.
Тёмен час ночной, диавольский, но и на небе звезды и светила не зря сияют, ибо истинно говорю тебе: ищи прежде Царствия Божия и Его Правды, отринь кривду нечистую стяжательства и гордыни, и вся сия приложится тебе. Ибо зрим мы попустительство и потакание и молчание о оных чадах кои от нас изыдоша, но не беша от нас и творящих зло и поругание Истины.
   Ибо множатся скорби по вновь обретённым мученикам убиенным по наущению исконного человекоубийца, голос братьев наших вопиет ко Господу от земли, которая отверзла уста свои и кровь братьев наших приняла.
Говорю тебе сейчас, услышь мя, настал час испытаний для России, переполнена чаш гнева Его и уже первая капля из моря скорбей и печалей упала на землю,  пробудился враг рода человеческого, вскрыты врата держащие его многие лета и дни, принесены жертвы великие дабы насытить чрево его, и бесы мелкие окружают его не по воле, но с попущения Господняго. Поднимай воинство Христово, полк Владыческий, ибо нет сейчас людству защиты и упование токмо как на чад Его духом и телом, возлюбившим Его».
Без скрипа отворилась старинная тяжёлая, в своё время сделанная из цельного куска дуба и повидавшая многое за свои два века дверь, в которую степенно вошёл высокий старец облачённый в чёрную широкополую рясу под чёрным аналавом расшитым строками из псалмов, и решивший не снимать с головы своей глубокий капюшон – куколь, лишь опрятная цвета первого снега борода выглядывала в прорезь, мерно постукивая деревянным посохом по натёртому до блеска старинному паркету, прошествовав не к свободному месту, рядом с Патриархом, а к свободному, одиноко стоящему стулу под бархатной, затёртой оббивкой. Головы присутствующих сопровождали путь старца от двери до конечной точки – стула, и должно отметить, что лица многих выражали крайнюю степень удивления, у одних – по тому, что не знали, кто вошёл; у других – напротив, поняли, кто вошёл, но не ожидали увидеть под крышей собора этого человека, просто в силу того, что данного факта быть не могло. Человек в сером костюме и при галстуке так же сопроводил вошедшего взглядом, раскрыл ежедневник в дорогом кожаном переплёте и сделал какую-то короткую пометку на его страницах. За старцем, неприметной тенью вошёл отец Агафангел, вот он то, как раз и прошествовал спешным шагом к единственному свободному месту подле Владыки, и нарушая этикет и чинорасположение сел на свободный стул, извлёк из складок своей рясы записную книжку, пару карандашей и только после этого поднял взгляд на собравшихся. Читая на лицах присутствующих не только удивление, но и зарождающийся высокомерный гнев в отношении своевольного нарушения устоявшихся правил и порядка рассадки по местам согласно занимаемым должностям.
Единственный, кто не выказал сколько ни будь удивления был отец Савва, что выдавало его, как человека, посвящённого в происходящие процессы и имеющего представление о цели сегодняшнего Священного Синода.
- Если все в сборе, Владыко пожалуй стоит начать, ибо то, о чём мы сегодня будем говорить, востребует от нас, маловерных, принятия решений быстрых, и зело строгих, а во исполнении немедленных – прозвучал тяжёлый, чуть с хрипотцой голос из-под чёрного капюшона. Некоторые из присутствующих не ожидавшие, такой мощи от говорившего, ибо разнёсшийся звук был полон внутренней силы и непреклонности, и однозначно, мог считаться гласом, вздрогнули.
- Тогда предлагаю заслушать, отца Агафангела, который обозначит нам тему синода, и введёт в курс дела. После отца Агафангела, прошу подготовиться к отчёту отца Савву – произнёс Владыко своим, как всегда, спокойным голосом.
- Да, конечно, пожалуй, я начну, - чуть замешкался Агафангел, но открыл записную книжку, отметил для себя что-то важное коротким подчёркиванием одним из имеющихся карандашей не поднимая головы и не вставая продолжил – все мы знаем о печальных событиях в далёком 2012 году, аккурат в третью декаду, августовского воскресенья 17 числа - в Киеве принародно был спилен Православный крест, дело не только богохульное, но и примерзкое.
Мало кто из присутствующих осведомлён, что за месяц до этого события, в июле две тысячи двенадцатого года возле посёлка Аник под Невьянском Свердловской области было найдено массовое захоронение эмбрионов, всего двести пятьдесят один младенец в возрасте двадцати двух – двадцати шести недель.[156] Была совершена так называемая гекатомба. На место срочно вылетела специальная группа Русской Православной Церкви во главе с отцом Саввой. ФСБ и церковь приняли решение о совместном проведении следственных мероприятий, без вовлечения местных Екатеринбургских силовиков и засекречивании всех материалов дела. И уж совсем мало кто осведомлён, что всему этому предшествовало событие, коее, по нашему мнению, является одним из ключевых в том, что происходит непосредственно сейчас. В начале августа две тысяча двенадцатого года в далёкой Украинской степи, сводным отрядом учёных РАН двух стран, России и Украины, была вскрыта могила Басаврюка…
После этих слов среди присутствующих начались перешёптывания, кто-то издал возмущённые, но больше удивлённые возгласы.
- И нас в спешке собрали, чтобы выслушать фольклор, может быть ещё и про Вия расскажете?!
- Бред какой-то.
Но возмущения, как и следовало ожидать, не выплеснулись дальше первичного эмоционального фона, в головах начал складываться алгоритм и некоторое осознание сложившейся ситуации – Патриарх, представитель ФСБ и неизвестный старец – монах, не на чай со сказками сюда прибыли. Совсем не на чай.
Говоривший, выдержал паузу, подождал пока улягутся волнения среди присутствующих, и в том же уверенно – свободном тоне продолжил:
- Не дай Бог, нам ещё и Вия узреть, прости, Господи, что скажешь. По первому происшествию, принародном осквернении креста в Киеве, мы запросили информацию у соседей, но с хохлами, как обычно - а воз и ныне там. Однако, по Екатеринбургскому делу удалось установить организаторов и проводников этого воистину дьявольского деяния, умерщвлению двухсот пятидесяти одной невинной души, подобно избиению царём Иродом Великим всех младенцев в граде Вифлееме. Это, так называемая «Церковь гончаров» во главе с руководителем секты в Екатеринбурге Тимуром Гурджиевым. Надо отметить, что данная секта на сегодняшний день является наиболее многочисленной в России, прикрывается протестантизмом и подкопаться к ней в силу действующего законодательства и хорошо прикормленных властных структур практически не представляется возможным…
- С вашего позволения, я извиняюсь, что перебиваю, - прервал говорившего один из священников, сидящих за столом и единственный пользующийся на совещании электронным планшетом, - но, может быть это всё же дело силовых структур, они то почему не принимают меры? – с этими словами вопрошающий посмотрел на неприметного в сером костюме. В свою очередь, ответ не заставил себя долго ждать.
- По тому, что такие преступления не раскрываются с ходу, слишком хорошо укрыты все следы и возможные улики. Относительно же того, что данное преступление совершили представители «Церкви гончаров», свидетельства добытые и нашими и вашими специалистами к делу, как говориться не пришьёшь, ибо методы были применены обычному человеческому разуму не постижимые, законом не предписанные, наукой игнорируемые.
После небольшой паузы, отец Агафангел продолжил:
- И так, нам удалось установить всех виновников этого богомерзкого деяния, силами Владыческого полка, так сказать, купировать этот нарыв, но последствия и первопричину достоверно установить не представляется возможным. Глава «Церкви гончаров», Гурджиев, сейчас под плотной опекой специалистов из ФСБ, однако же по данным наблюдения, перехватам разговоров складывается впечатление, что глава этого культа напрочь забыл о содеянном и искренне не понимал, когда проводились допросы, чего от него хотят. На лицо, и наши специалисты с этим согласны, с субъектом были проведены операции глубокого ментального воздействия. Сейчас он всё тот же глава своего культа, так же обирает доверившихся граждан, но всё чаще и чаще попадает в ситуации, когда до несчастного случая остаётся, что называется «один шаг». Мы считаем, в субъект была внедрена программа, направленная на самоуничтожение, и скорее всего в ближайшее время она сработает. По оценкам экспертов на земле сейчас нет специалиста способного так воздействовать на человеческое сознание. Исходя из этого, и сопоставляя косвенные признаки, мы делаем однозначные выводы, что в данном случае замешаны силы, если так можно выразиться, желающие его освобождения.
- Ну хорошо, установили, что это Басаврюк, вернее силы, как вы выразились, которые на его стороне. У меня вопросы: первый – что это за силы, мы можем определить? И второй - мы можем выяснить, где он или они сейчас обретаются, и как вы сказали «купировать» данного субъекта силами ФСБ? Третий вопрос, прозаический – совершённая гекатомба, а это не подтверждённая информация, на что была направлена, почему именно дети и в таком, я бы сказал, не чётном количестве?
Качнулся тяжёлый капюшон схимника, чуть приподнялся, но не настолько что бы присутствующие могли рассмотреть хотя бы подбородок старца. Отец Арсений практически повторил слова сказанные многие лета назад Епископом Иосифом Оранским казачьему сотнику:
- Тот, с кем мы столкнулись, есть тварь богомерзкая, не единожды упоминаемая в Святом Писании и в Торе, и у древних племён на ещё сохранившихся глиняных табличках. И сказано у пророка Еноха: «И ангелы, сыны неба увидели их, и сказали друг другу: «давайте выберем себе жён в среде сынов человеческих и родим себе детей». Он есть плоть от плоти одного из сильнейших иерархов Адовых Шамхазая и земной женщины Иштар, получившей знания от своего мужа, зачавшая от него и родившая на свет божий нефилима Дана, последнего из рода Рефаимов. Так, что на лёгкую победу можете не рассчитывать, это самый древний воин на земле, за его плечами тысячелетия войн. Но он, безусловно смертен, и безусловно был не единожды пленён, но все ранее совершённые попытки не увенчались успехом. И именно из-за этих самых сил. Учитывая факт того, кем являются его родители, можно предположить, что они применят максимум своего влияния для спасения отпрыска. А это уже не земные силы в буквальном смысле этого слова, хотя и объединённой волей святых нескольких конфессий достаточно ограничены. И людям, простым людям, с данными силами не совладать, ибо их мощь с нашими силами не соизмерима.
Однако же с Божьей помощью всё преодолеем, и муравью малому Господь даёт силы поднять вес многажды его превосходящий, уже ли Он откажет во вспоможении чадам своим – старец замолчал, откинулся на спинку стула, опёрся ровной спиной, замер.
- Я продолжу, - вернул себе слово отец Агафангел – в связи с тем, что о происшествии мы узнали с запозданием и не смогли принять превентивных мер по недопущению возникновения угрозы и по своевременной и адекватной ликвидации последствий, но понимая важность и необходимость принятия скорейшего плана действий совместно с экспертами отдела «П» и подготовленными специалистами «Вымпел-П» ФСБ и иными смежными организациями и исполнителями нами была разработана операция по отсечению объекта от внешних финансовых потоков и сдерживании рычагов влияния. Надо отметить, что Басаврюк развил крайне бурную деятельность после своего освобождения, благо дело, что за все века прожитых лет он по всему миру оставил массу кубышек для пополнения своего бюджета.
- Позвольте, отец Агафангел, - снова взял слово человек в сером костюме, - параллельно с вышеперечисленной работой нам потребовалось срочно разработать теорию для соседей о появлении в степи усыпальницы, здесь нам помогли специалисты РАН и как это не странно, привлечённые в тёмную копирайтеры и поисковики уфологи – благодатная почва, смею вам заметить – при этих словах на лице впервые промелькнуло, что-то похожее на человеческие эмоции, скользнула лёгкая короткая улыбка, впрочем, через мгновение исчезнувшая.
- В результате предпринятых мер и действий существенно удалось ограничить влияние нашего подопечного, а счастливые светлоликие соседи во всю разрабатывают теорию, что они не только выкопали Чёрное море, но и обучили племена ацтеков и майя строительству и иным ремёслам, очень занимательная теория, смею вам заметить.
- Не ко времени веселье! – прозвучало из-под капюшона.
- Да, конечно, извините. Просто мы очень долго выкуривали этого упыря и загоняли его в наши сети, при том условии, что он не должен почуять облаву на себя, должен оставаться в уверенности своего превосходства. Однако моё руководство хочет понимать, что затрачиваемые ресурсы будут потрачены не в холостую и не лучше ли группа снайперов, чем…, – тут говоривший немного замялся, но всё же продолжил свою мысль – чем средневековые обряды?
- Разрешите мне продолжить? – подал голос молчавший до сего момента отец Савва. Никто в патриархате и синоде толком не знал, чем же на самом деле занимается отец Савва. Ходили лишь неясные слухи, донесённые вездесущими секретарями и архивными работниками, да и те разнились между собой. Единственно, о чём все присутствующие знали, это то, что врата не только Афонских монастырей, но и врата Ватикана и тяжёлые двери Лхасы всегда были перед ним открыты, более того всегда, во все времена отец Савва мог получить билеты и причитающиеся подорожные средства без ограничений и без долгих проволочек с заполнением кипы бумаг лишь совершив один телефонный звонок в любое время дня и ночи. Но как бы удивились гости данного анклава, если бы узнали, что о деятельности батюшки Саввы не был осведомлён даже Патриарх. Безусловно, он, Патриарх, пытался в своё время выяснить чем всё же занимается его подотчётное лицо, но сначала натолкнулся на пустоту, характеризующуюся отсутствием какой-либо информации, позже на стену молчания у смежников из силовых ведомств нежелающих поднимать данный вопрос, а ещё через некоторое время его святейшеству поступил звонок на собственный номер телефона и прозвучала убедительная просьба оставить данное неблагодарное занятие в отношении крайне богоугодного священника. Единственно, что удалось более-менее правдиво выяснить, так это анкетное прозвище отца Саввы – «Пестун», но и это не открывало сути вопроса, ибо совершенно не было понятно кого же пестует священник. В успокоение же себя Патриарх сделал верные выводы – отец Савва при всех своих покровителях и возможностях ни в коем случае и никогда не претендовал на высокие иерархические посты, довольствовался занимаемой должностью и был погружён в сугубо отведённые ему дела в рамках лона Православной церкви.
- Ровно тридцать два года назад у одной немолодой пары, по многим их молитвам и искреннем чаянии, по воле Всевышнего был рождён ребёнок. Этот момент рождения ощутили на себе все истинные праведники. Господь явил в наш мир источник, человека, которому предначертано стать сподвижником мира сего…
- Сподвижником сего мира? Вы сейчас о чём говорите?! – С Патриарха вмиг слетела маска спокойной доброжелательности, гнев, перемешанный со страхом непонимания исказили вечно благостные черты лица. Эта короткая вспышка эмоций заставила присутствующих откинуться на спинки занимаемых кресел, замереть ожидая продолжения престольного гнева. Лишь три человека в зале остались невозмутимыми: человек в сером – за ним стояло его несокрушимое ведомство, таинственный старец являющийся амбассадором Афонских святых, и сам отец Савва, за которым вообще не понятно кто стоял.
- Совершенно, верно, Ваше Святейшество, вы не ослышались, миру, по воле Всевышнего был явлен сподвижник – не меняя интонации, будто и не было сейчас гневного возгласа Патриарха, продолжил отец Савва.
- Сподвижник, это вообще кто?!
- Есть иерархия Божественных посланников на нашей земле, пророки и дервиши, предтечи, равноапостольные, достаточно длинный список. И вот в этом списке есть и такой посланник, как сподвижник – другими словами, он, сподвижник, последняя надежда Бога на человечество посылаем обычно бывает в моменты, когда необходимо заставить огромные массы людей изменить свой взгляд, мироощущение и миропонимание, по сути, человечество, благодаря сподвижнику кардинально меняет свой космос.
- Ну хорошо, а если человечество не захочет менять свой космос, к которому он привык и комфортно себя чувствует?!
- Ну, когда-то был Атилла, потом тот, кто сказал: «Ego sum poena Domini. Si non peccaveritis mortalia, non puniet Vos Dominus in persona mea»[157] - Чингис Хан…
- Мля…, - потерял свою выдержку и человек в сером.
- Не всё так плохо. Во-первых, этот человек и вся его семья был взят под крыло нашей церкви и синода святых Афонских старцев, во-вторых, он был отдан на обучение к лучшим из лучших как гражданских так и военных специалистов, ну и в третьих, исчисляя его земной путь можно с уверенностью сказать, что встреча Сподвижника и Басаврюка неминуема – они движутся по одной траектории и должны встретиться.
- И этот ваш Сподвижник сможет убить или остановить Басаврюка?
- Остановить, да. Убить, не факт. Вы поймите. Он есть прямое изъявление воли Бога на земле. Мы не знаем и не можем постичь Божьих планов. Но вот сподвигнуть людство на противостояние злу внешнему и тем паче злу внутреннему он однозначно сможет.
- Но, на сколько нам известно, Басаврюк не несёт в себе божественную суть, следовательно…
- Не говорите глупости, не умоляйте силу и любовь Творца. Всё в этом мире, и даже самый последний бес и верховные иерархи Ада несут в себе божественную суть. Все без исключения. Так как Творец является единственной и непостижимой причиной всего. Но вернёмся к нашим насущным проблемам и отойдём от схоластических споров. И так, насколько мне известно, отец Агафангел собирается направить во вспоможение посланнику кого-то из монахов Патриаршего полка?
- Совершенно, верно, отец Савва, нами будет направлен непосредственно воевода засадного полка, отец Илия. Мы думаем, что его сила и опыт в решении вопросов такого типа однозначно подходит для поставленных задач. Более того, он единственный, кто на прямую столкнулся в прямом физическом противостоянии с Басаврюком и выжил.
- Хорошо, но, пока негласно. Одним глазком. На дистанции одного конного перехода, если так можно выразиться. Далее. Нам стало известно, и служба мониторинга и контроля сможет подтвердить документально, что с момента движения Сподвижника, начались странные процессы по всей стране, как будто кто-то выдавливает всех отступников и дьяволопоклонников, ведьм, колдунов, организованные группы сатанистов со своих насиженных мест. Проще говоря, без видимых внешних предпосылок и факторах началась массовая миграция нечисти.
- И в какую сторону сейчас движется эта миграционная волна? – подал голос смежник в сером.
- Те, кто попроворней, уже умчались за границу. Ну а остальные, как обычно, в Москву, куда же им ещё податься. Но есть дополнительные расчёты, что возможно основное столкновение Сподвижника и всего этого богомерзкого вертепа состоится на среднем или северном Урале – там изначально очень сильные позиции у местных идолопоклонников и безбожников, где они из покон веков проводят свои нечестивые обряды. Вряд ли они захотят отдать без боя свои насиженные и намоленные места. А усиленные отступающей братией, которую скорее всего кинут, как передовую пехоту, они могут попытаться бросить вызов, могут.
- Не много мы возлагаем на одного человека? – в свою очередь задал вопрос Патриарх.
- На одного человека, много. Но он ведь не просто человек, он напитан волей Творца, и по сути является проявлением этой воли на земле. Ко всему прочему, засадный полк в критической ситуации поддержит. Но и это ещё не всё. Как стало известно из наших проверенных источников, в негласное сопровождение Сподвижника направлены специалисты из Иволгинского дацана, но и Мекка, мечеть Аль-Масджид Аль-Харам направила своего tantumque profecit[158].
- Иноверцы?!
И снова зазвучал голос из-под глубокого аналава:
- Иноверцы, то – да, но величие замысла Творца в том и состоит, чтобы Его волю выполняли люди разных конфессий и взглядов. Ведь в чём сегодня преимущество Зла в отношении Добра, вопрос не праздный и не риторический. Зло, какие бы формы оно ни принимало, действует во вред людства объединённо, купно. Добро же, по своей сути, всегда индивидуально, в том и сила и слабость есть немалые. Добро вынуждено биться с силами Зла малыми группами, а нам надо что бы в противостоянии участвовали все, единым фронтом. Без этого не бысть победы. Как сказал Иоанн Кронштадтский:
«Если соберем волю каждого в одну волю — выстоим! Если соберем совесть каждого, в одну совесть — выстоим! Если соберем любовь к России каждого в одну любовь — выстоим!».
С этими словами старец поднялся, поклонился всем и направился к выходу, в принципе это было грубейшим нарушением этикета, ведь хозяином мероприятия являлся Патриарх Московский и всея Руси, но, судя по всему, старцу было на это плевать.
Человек в сером, приподнялся, ненадолго задержал взгляд сначала на отце Агафангеле, потом на Савве, лёгкий кивок головы, говорящий о том, что диалог на интересующую тему не закончился и надо бы пошушукаться в кулуарах. Получил утвердительные ответные знаки и так же, вслед за старцем направился к выходу.
Наводя порядок в рядах своей паствы, подал голос Патриарх:
- Отец Савва, с кем, по-вашему, столкнётся наш герой на Урале, у нас есть какие-то предположения. Может быть, имеет смысл подготовить упреждающие действия, ослабить этот бесовский контингент?
- Думаю…, считаю такое решение верным и своевременным. А столкнёмся мы там с наследниками утверждённой в своё время царём Фёдором Алексеевичем Славяно-греко-латинской академии в 1682 году от Рождества Христова, согласно выданной грамоте «А от церкви возбраняемых наук, наипаче же магии естественной и иных, таким не учити и учителей таковых не имети. Аще же таковые учители, где обрящутся, и оны со учениками, яко чародеи, без всякого милосердия да сожгутся», но, как это всегда бывает хорошее начинание и распространение знаний без должного на то контроля приводит к подмене понятий «свобода» на «вседозволенность». Итог печален, многие учителя впали в ересь вовлекли своих учеников и даже пытались оказывать влияние на синод, однако были изобличены, кого-то придали огню, кого-то отправили в Сибирь, но многим всё ж таки удалось бежать за Каменный пояс, там затаиться, осесть и с течением времени организовать свои бесовские анклавы.
- Так, понятно. Отец Агафангел, я правильно понимаю воевода Патриаршего полка, Илия, будет задействован непосредственно в сопровождении Сподвижника, кто-то скорее всего будет его сопровождать. У нас остаются силы для проведения масштабных действий в отношении Уральских групп?
- Владыко, сил только Патриаршего полка, нам не хватит, даже с учётом того, что нам помогут смежники – короткий кивок в след ушедшему человеку в сером. Но позвольте, есть у меня одно предложение. Мы можем привлечь Катакомбную церковь, они на всю эту бесовскую братию давно зуб точат, да подступиться не могут, так что, объединив усилия и ресурсы мы вполне способны добраться до верхушки всех идолопоклонников.
При словах о Катакомбной церкви Патриарх поморщился, словно хватил уксуса, эти Православные ортодоксы активно развивались, множились молодёжью, а не только богомольными старушками, открыто выступали за чистоту нравов и борьбу с содомитами, и на вселенских соборах уже могли позволить себе спорить с решениями, продвигаемыми Владыкой. Но, судя по всему, это был как раз тот случай, когда выбора не предполагалось и требовалось задействовать все силы.
- Благословляю, действуйте. Ответственные лица, все мероприятия под грифом сверх секретно, обеспечение и снабжение по высшему разряду, я не потерплю промедлений и зарабатывания баллов в этой операции.  И ещё, на встречу с посланником направить специалиста по определению божественного чуда и влияния оного на окружающий мир.
Все вышли, соблюдая приличия и традиционные формы, блюдя пиетет. За столом остался сидеть одинокий старик. Одинокий. И дело было даже не в том, что представитель святых Афонских старцев, хотя и сам мог бы стать святым, но выбрал мирскую аскезу, произвёл свой демарш, этим он лишь подчеркнул недовольство Святой горы деятельностью действующего Патриарха. При чём недовольство не вопросом прихода Сподвижника или появления давно забытого и, как считалось побеждённого демона Басаврюка, а скорее всего общей обстановкой, послужившей предпосылками к данным событиям. Плохо было ещё и то, что эти знаки недовольства прочли все на анклаве, сделали свои выводы и сейчас, так не ко времени начнётся закулисная борьба, сегодня за этим столом слабых игроков не было. Ну да ладно, с ними справиться можно, от особо одиозных и влиятельных фигур давно удалось так или иначе избавиться. Но вот со старцами, и он это отчётливо понимал, ему не тягаться – достаточно было одного щелчка пальцев и его Владыку всея Руси сметут, как пыль с подоконника. Промелькнула мысль позвонить и напроситься на аудиенцию к первому, лишь промелькнула, и так было понятно, что Президент уже успел встретиться со своим исповедником старцем Арсением.
 
 
Глава 20.
 
«О Русь! Роди богатырей,
Как некогда рождала многих.
Но, умоляю: только не вождей,
С амбициями помыслов убогих!»
Произведение автора.
 
У директора Службы.
 
Не сходился пазл, не сходился и всё тут, у всесильного главы Службы. Не сходился, однако же должен был, ан нет. Это ведь только обыватель считает, что на стол руководителю ложатся сухие сводки и служебные записки, нет – это так, информационный шум работы, основная нагрузка лежала на аналитических отделах, институтах и отдельных особенных и ярких аналитиках, чьи рекомендации, а иногда и целиком сформированные комбинации вытекали в многотомные труды, в которых были учтены все шаги, с различными вариациями и возможными отклонениями, от начала операции и до её логического завершения. Тысячи страниц, схем и выстроенных трафиков, сотни задействованных специалистов и практически неограниченный ресурс. Но иногда попадались дела, которые не подчинялись видимым логистическим связям, выбивались из общей канвы, ты ещё не понимаешь, что это произошло, но уже на подкорке где-то засвербело, какая-то заноза мешает расслабленно откинуться на спинку широкого кожаного кресла, дать выдохнуть, потому что понимаешь – с этим выдохом уйдёт и мимолётное ощущение тревоги, потом пойди найди причину.
Кнопка на селекторе, пару раз осторожно мигнула и погасла. Без скрипа отворилась старая, ещё сталинского производства, вырезанная из тяжёлого дубового массива и украшенная символикой ушедшей эпохи дверь. Как всегда, в дорогом сером костюме неслышной походкой вошёл полковник Шеин. В прошлом один из легендарнейших специалистов силового блока, позже аналитик и руководитель отдела «П», а сейчас, штатный сотрудник этого же отдела, в своё время добровольно сложивший обязанности руководителя не пожелав участвовать во внутреслужебных интригах. Однако, оставался одним из ценнейших кадров, имел полезные знакомства не только в верхах Службы, что неоднократно выручало его в сложных ситуациях, но и что говориться «на земле», где бал правили оперативные работники и сыскари, уважающие его не только за прошлые заслуги, но и за накопленный годами опыт решения щекотливых вопросов и задач.
- Господин директор, разрешите…- начал было положенное приветствие Шеин, но был прерван нетерпеливым жестом руководителя, одновременно включающим в себя и предложение закончить с церемониалом и в то же время указующим на место, куда необходимо сесть. Тонкий палец Директора упёрся в неприметную клавишу селекторной кнопки.
- Чего такой задумчивый, полковник?
- Да вот, к дню рождения меня сеть аптек поздравила и, что характерно, в честь такого события предложили скидку на свечи при геморрое и почему-то валокордин. Я вот и гадаю взять набором или по отдельности…
- А, юморишь с утра по раньше. Тогда бери набором, да ещё и с запасом, - нажал невидимую клавишу на селекторе, коротко бросил:
- Кофе нам.
Ответа не требовалось и так было ясно, что через минуту вышколенный секретарь внесёт свежезаваренный вкуснейший кофе, и вазочку с ореховым ассорти так любимым хозяином кабинета.
- Вижу, полковник, ты решил прийти пораньше. Значит есть что доложить.
- Так точно, господин директор, есть вопросы, не требующие отлагательств, но должные быть обдуманы. Считаю, это как раз тот случай, когда можно сказать: «пройдём по лезвию ножа». Всё более чем серьёзно.
- Ладно, время до прихода участников у нас ещё есть, изложишь мне суть дела во всех подробностях, с личными замечаниями, для остальных только общую картину. Подробности для отдельных сотрудников, по моему личному решению.
Опять открылась дверь, секретарь в форме подполковника, вкатил тележку с кофейным сервизом, аромат быстро заполнил весь не маленький кабинет, ударил в нос, вызвал непроизвольное сглатывание слюны, заставил кровь активней бежать по венам. Выпили по церемониальному глотку кофе, пригубили, не более того.
- Ситуация следующая, исходные данные: первое – тридцать два года назад со слов отца Саввы миру был явлен божий посланник уровня «сподвижник», его задача сподвигнуть крупные массы людей на некие деяния, движения, переосмысление… - Шеин замолчал, видя удивлённо вскинутую бровь руководителя, продолжил, - информацией о конечной цели не обладают даже смежники из подконтрольных нам конфессий. Однако есть любопытная деталь – не сговариваясь между собой иерархи ведущих религиозных течений приняли решение об оказании посильной помощи разрабатываемому объекту.
Директор кивнул, что-то внёс в дорогой кожи ежедневник увесистой ручкой золотого пера, оставил одному ему понятную памятку.
- Второе, и тоже данное происшествие отмечено всеми отвечающими за это религиозными отделами, начался процесс смещения крупных масс и отдельных личностей практикующих, если так можно выразиться сатанизм. Понятие в усечённом виде, в бега подались можно сказать «каждой твари по паре», двигаются спонтанно. По расчётам, первичное и я бы сказал критическое накопление массы произойдёт на среднем и северном Урале. Дальше, движение, по оценкам уже наших специалистов будет выстраиваться от результата столкновения этих масс с нашим объектом.
- Даже так. Продолжайте.
- Третье. Эту разработку мы ведём давно, Вы в курсе всех событий – Басаврюк, в принципе, всё что необходимо выполнено, но появился новый фактор могущий повлиять на заложенный нами конечный результат всего проекта. При чём без возможности проведения сколько нибудь внятного расчёта.
- Подробнее.
- По расчётам православных специалистов, траектории движения Сподвижника и Басаврюка пересекутся. Более того, мне показалось, что церковь настроена оказать посильное воздействие, что бы данная встреча состоялась однозначно.
- Им то это зачем, что-то мутят наши Афонские борцы за души праведные. Ладно, посмотрим. И ещё, по Басаврюку, мы точно знаем, что это за сущность, и точно понимаем какая сила за ним может стоять. Но, запомни, полковник, результат по нему должен быть только один, заложенный изначально – физическое исключение данной единицы из любых уравнений, любых! – короткий кивок головы полковника означал, что в принципе он согласен с мнением руководителя.
- Допивай кофе, сейчас остальные подтянуться, продолжим. Готовь аргументы. Будешь командовать парадом, отчёты только мне и только в устной форме. Нам же дел не хватало, то война, то экстремисты, то собственные либерасты, а тут ещё и масса бесноватых бежит сломя голову, осталось только вспышки бубонной чумы дождаться.
Вместе с тем полковник Шеин не слушал отвлечённые сентенции Директора службы, наслаждался кофе, ждал прихода остальных участников большого совещания, просчитывал необходимый ресурс и людей, требующихся для решения поставленных и буде возникнут новых задач. Необходимо было это всё получить сегодня, как говориться: куй победу пока железо горячее, после победы потребуется золото.
Снова отворилась тяжёлая дубовая дверь, коротко заглянул секретарь, обозначая своему руководителю, что все приглашённые в сборе, кто заранее пришёл, кого пришлось отлавливать в спешке по полигонам, а кого и с бабс, извините, снимать – служба.
Первым вошёл, как всегда, подтянутый и стремительный, словно дамасский клинок своих предков, генерал Свеладзе, руководитель специальных силовых операций службы, имеющий в подчинении лучших специалистов в щепетильных областях воздействия на окружающий мир, это был что называется руководитель отряда ассасинов. Не многословный, привыкший всё и вся держать на контроле, но вместе с тем не приемлющий промедлений после принятия взвешенных решений. Следом за ним, но не в штатском, как остальные, а в форменном кителе при орденских планках неспешно вошёл первый заместитель руководителя Службы по стратегическим вопросам генерал Бодгирь. Тяжёлый, всегда уравновешенный, с копной седых хорошо уложенных волос и с не истребимым ароматом дорогого одеколона и запаха кубинских сигар. Следом за генералами стали входить профильные специалисты, вошёл руководитель отдела «П», генерал Плеханов Павел Андреевич, непосредственный начальник полковника Шеина, краем глаза увидел подчинённого с чашкой кофе, лишь коротко усмехнулся сам себе – наш пострел везде поспел, сел на предложенное место. Уже когда все были в сборе и секретарь постарался затворить дверь в образовавшуюся щель смог просочиться полковник Мацура, специалист, даже по меркам отдела «П» занимающегося всякими проявлениями необъяснимых и мало изученных явлений, вскрывший как десятки оккультных сект и отдельных религиозных маньяков, вписывающийся во все современные тусовки любителей пощекотать себе и другим нервы всякой чертовщиной.
- И так коллеги, вы все получили вводные данные по текущей ситуации, прошу ознакомиться и высказать своё мнение в рамках ваших полномочий. Полковнику Шеину быть готовым дать пояснения по текущим вопросам.
Третий час шло совещание за закрытыми дубовыми дверями, секретарь – полковник, в очередной раз приносил участникам кофе, чай и минералку, курили прямо в кабинете, с разрешения директора Службы, который махнул на здоровье рукой – режим секретности важнее, три часа минуло, а окончательного решения так до сих пор и нет. Не зря утром пазл не складывался, не зря. Откуда только и взялся этот фактор «С», дабы исключить протечку лишней информации Сподвижника было предложено называть именно «фактор «С»», согласились.
- А может попробуем повторить пятьдесят девятый год, высота Холат-Сяхыл[159], нагоним военных, спецов, пошумим, а под шумок зачистим там всю эту бесовщину, шуганём от души.
- Предлагаешь заняться творческим пох…момо, то есть замысловато ни х..ра не делать. Не в данном случае.
- Ну да, и потом ещё шестьдесят пять лет стараться сгладить все углы и шероховатости допущенные и стеченьем природных факторов, и глупостью особо одиозных вояк пожелавших разом собрать все ордена и медали. А мы ведь тогда чудом избежали всенародной истерии, чудом. Будем обдумывать иной вариант для решения.
Из всех собравшихся только руководитель службы и полковник Мацура были максимально погружены в тот эпизод связанный с нелепой гибелью группы туристов и обросший за многие года десятками различных версий, собственно силовики сами и помогали в этом деле, дабы укрыть очевидные, лежащие на поверхности вещи, не требующие от тысяч пытливых и заинтересованных умов буйства разыгравшихся фантазий. Один в силу занимаемой должности – он обязан был держать на контроле все резонансные дела не только дня текущего, но и минувших дней. Второй, то же в силу занимаемой должности, но уже, как специалист, непосредственно участвовавший во многих событиях, имеющий доступ к скрытым информационным материалам, где в лучшем случае за семью печатями хранилась короткая информационная сводка. А с группой Дятлова – «Хибины», всё прозаичней:
 
Северный Урал, удаление от господствующей высоты, горы Отортен 12 километров, подножие горы Холат-Сяхыл, 1 февраля 1959 года.
Погода на Северном Урале вообще штука переменчивая и крайне неприятная, даже летом, особенно в горных верховьях ни с того ни сего может пойти липкий снег, за считанные минуты закрыв весь зелёный покров окружающей тайги холодным тяжёлым покрывалом. Тут уж не до шуток – успей укрыться от ненастья. Переохлаждение неподготовленному путнику гарантированно. Да, собственно, и подготовленному тоже, особенно если резкие перемены погоды возникают в феврале, в горах, на Северном Урале. Зачем понесло группу Дятлова в принципе на не сложный маршрут, но в сложных погодных условиях и в неподходящий для пешего горного туризма февральский месяц для многих остаётся загадкой и по сей день, но не для всех.
Кордон отделения оцепления грелся новомодными германскими, выданными специально по случаю и под личную роспись спиртовыми грелками, обмениваясь короткими репликами или знаками, шли полигонные испытания и требовалось соблюдение максимального режима недопущения в зону проведения испытаний посторонних лиц, будь то местные манси охотники, пешие туристы – хотя какие туристы в феврале на Северном Урале, когда и медведь из берлоги носа не высовывает, или беглые каторжники и даже отряды ВОХРа[160] преследующие беглецов зеков, коих всегда хватало в этих забытых богом местах. Тем более было неожиданно услышать приказ, исходящий из старой видавшей виды армейской рации о необходимости скрытно, не выдавая себя пропустить в зону проведения испытаний целой туристической группы. Собственно, приказ – есть приказ, не обсуждается, скажут пропустить – пропустят, скажут стрелять на поражение – придётся стрелять.
Между деревьев, раскачивающихся от порывов холодного ветра, стремительно спускающегося с горы и несущего с собой, когда мелкие горсти колючего настового снега, а когда и крупные, огромные шапки снежных бурунов способных одним касанием полностью скрыть под собой вековые лиственницы, показался ряд отдельных, но движущихся в одном направлении теней. Группа «Хибины»[161] вышла из таёжного подлеска, пересекла ручей, немного задержалась у самой кромки подъёма, в ожидании отставших и возможностью провести совет перед основным подъёмом.
- Моё мнение таково: считаю подъём на перевал в таких погодных условиях непростительным мальчишеством и позёрством – высказал своё мнение в преддверии прения сторон самый старший и профессиональный участник группы Семён Золотарёв, по необъяснимым причинам весь поход просившим называть его почему-то Сашей. Студенты народ лёгкий и смешливый – Саша так Саша, у каждого свои странности, главное, чтобы в дороге не подкачал человек.
- Я, как руководитель группы, - сделал акцент на последнем замечании Игорь Дятлов, ему импонировало быть руководителем у более опытных и старших товарищей, - так вот, я как руководитель группы настаиваю на чётком соблюдении сроков передвижения по маршруту и соблюдении максимальной привязки к схеме маршрута. А по сему повторюсь: нам сейчас, в этом погодном промежутке необходимо подняться на перевал. В случае осложнения окружающей обстановки мы всегда успеем поставить и закрепить палатку. Тем более, что ветер уже стих.
 
Территория Ивдельского исправительно-трудового лагеря НКВД СССР. 1 февраля 1959 года.
- Кондратий Степанович – обратился к невысокому, одетому в утеплённый, почему-то танковый комбинезон и замотанному до самого носа цветным домашней вязки шарфом, человеку в золочёном пенсне, одетый в строгую армейскую шинель под генеральскими погонами, генерал – лейтенант Семёнов, руководитель секретного отдела по разработке и изучению влияния физических явлений, - так вот, Кондратий Степанович, ты уверен, что твои подопечные выйдут к заданной точке в надлежащее время?
- Уверен, не уверен, эксперимент всё равно необходимо довести до конца. А группа, выйдет. Кого-то подкупили амбиции, кто-то из барышень, прошу прощения за подробности, лобком думает, кто-то в принципе должен и сидит на коротком поводке, а потому выполнит всё что ему скажут.
- Собственно мы могли бы использовать и зеков, благо дело этого материала у нас более чем достаточно, - поднялся и опустился гранёный стакан с горячим чаем, пар ударил сквозь короткие густые усы в нос, заставил зажмуриться.
- Не тот случай, нам нужен чистый материал, а зеки всегда настороже, на взводе. Мы же достаточно хорошо описали и изучили поведение животных при изменении геологического, природного или гидрометеорологического фона. Во всех случаях одна и та же реакция – волнение, агрессия, желание скорее покинуть территорию будущего катаклизма. А у твоих зеков, товарищ генерал, данное состояние вообще всегда включено. Поэтому пришлось использовать наш институт. Пройдут испытания, все получат красные дипломы и будут вспоминать прошедшее, как забавный эпизод из студенческой жизни.
- Пройдут, никто ведь ещё не испытывал на людях прямое воздействие волн, призванных кардинальным образом менять погоду на локальном участке на мозг человека. Думаешь пройдут.
- Посмотрим, у них сейчас, как раз погодное окно открывается, мы нагрузку снизили, подпитываем резервные генераторы, но думаю, что, когда они поднимутся ближе к перевалу у нас, будет полная мощность, сможем запустить нашу шарманку.
 
Гора Холат-Сяхыл[162], 1079–1096 метров, на подходе к перевалу. 1 февраля 1959 года.
Группа неспешно, экономя силы, но не сбавляя темпа поднялась практически к вершине горы, когда Николай Дорошенко, следующий третьим номером, стал резко дёргать за страховочную верёвку и указывать рукой вверх. Первым номером, шёл самый опытный из группы Семён Золотарёв, за ним Зина Колмогорова, оба смотрели больше себе под ноги выбирая дорогу на скользких камнях, покрытых снегом и намерзью, чем вперёд и вверх. Настойчивые призывы одного из участников «Хибин» не остались незамеченными, все стали всматриваться в указанном направлении.
- Твою мать! Беда, беда, - высказался Золотарёв, резко останавливаясь, давая сигнал и остальным к экстренной остановке. Догоняя впереди идущих, запыхавшись больше обычного подошёл Игорь Дятлов.
- Почему встали, приказа останавливать движения не был.
- Игорь, глаза открой, на перевал посмотри. Я боюсь накликать, но, по-моему, на нас сейчас навалиться чёрная пурга. У нас минут тридцать от силы, пока не накрыло. Не успеем поставить палатку и закрепиться все на этом склоне останемся и уже никуда не пойдём.
Взгляд на близкий и такой далёкий перевал. Первый удар холодного влажного ветра в лицо, сомнения.
- Наверное ты прав. Группа, слушай команду: срочно разбиваем бивак, ставим палатку, укрепляем по периметру, внутрь заводим печь, вход вяжем плотно. За работу.
В принципе, группа успела укрыться от навалившейся чёрной пурги, когда смешивались ураганный ветер, повышенная влажность и колоссальное количество мокрого снега. Успела. Но не могла учесть силу прямого воздействия излучения перспективной разработки на мозг. В результате, через непродолжительный период времени все без исключения участники группы ощутили именно те чувства, которые присущи животным перед возникновением катастроф – неконтролируемый страх и даже ужас, непреодолимое желание любой ценой покинуть эпицентр, безоглядное бегство… А между тем, опытный образец станции локального изменения климата работал в штатном режиме – гнал вперёд чёрную пургу. У группы не было шансов, совсем.
Уже позже, по тревоге были подняты все силы военного округа, силы МВД и прокуратуры, специалисты Лубянки, лишь только с определёнными целями – скрыть следы удачного эксперимента, слишком удачного, что бы о нём могли знать не посвящённые люди, и найти вышедшего подышать свежим Уральским воздухом, но так и не вернувшемся в расположение  Ивдельского исправительно-трудового лагеря НКВД СССР Кондратия Степановича Шмыгло – научного руководителя всего эксперимента. Искали долго и упорно, с собаками, пешим строем прочёсывая всю территорию на вёрсты вокруг, попытались привлечь местных охотников – проводников манси, но те отказывались, не помогли ни запугивания, ни новые карабины с цинками патронов. Охотники упёрлись, а старейший из них, привезённый в расположение поисковой группы и накоротке прошедшийся по предполагаемому маршруту прогулки злосчастного научного работника, вообще уселся на камни, впал в подобие транса и только раскачивался и мычал что-то нечленораздельное себе под нос. Пропал человек, будто и не было.
К слову сказать, в те годы, активного освоения Сибири и всего Севера пропадали не только туристические группы, но и целые научные экспедиции, артельные партии золотодобытчиков, группы поисковиков геологоразведки, не говоря уже о туристических группах или отдельных туристах одиночках. Но ни одна из этих пропавших групп не вызвала сколько ни будь существенного ажиотажа, так лист в сводке, пометка на карте, рапорт районного участкового. Слишком много факторов в то время складывалось не в пользу человека: начиная от дикого зверья, вольготно себя чувствующего в отсутствии должно числа охотников, одних не вернувшихся с фронтов, других ещё достаточно не подросших; беглых каторжан уголовных мастей и посаженных за какие-то провинности солдат и офицеров; добытчиков золота, желавших вырваться из послевоенной нищеты и не верящих ни сон ни в чох; плохое снаряжение, отсутствие достоверных метеорологических прогнозов и проверенных карт. В общем всего хватало на просторах Сибири и Северного Урала способного сгубить человеческие души.
Ведь ни кто не вспоминает, а многие и не знают о том, что в августе 1993 года в горах Хамар-Дабан, что в Иркутской области на берегах священного озера Байкал погибла группа туристов из казахстанского Петропавловска, из семерых туристов в живых осталась только одна участница похода. Возглавляла группу туристов Коровина Людмила Ивановна, мастер спорта по пешему туризму, опытнейший профессионал своего дела. Пройдя через перевал Лангутайские Ворота, по течению реки Барун-Юнкацук и проведя восхождение на гору Ханулу, высота которой достигает порядка 2370 метров, являющуюся самой высокой точкой отрога Хамар-Дабан, группа прошла по горному хребту к плато между рек Анигта и Байга. В общей сложности туристы за 5–6  дней преодолели около 70 километров. Решено было остановиться на очередной привал в распадке между двух гор Голец Ягельный и Тритранс, высота обеих вершин около 2300 метров. Погода для августа была отвратительной – дождь, мокрый снег. И руководитель группы, Людмила Коровина, приняла решение остановиться на склоне горы и обустроить лагерь. Поднялись не высоко, до кромки леса от разбитого лагеря туристов порядка 400 метров. Ночь прошла напряжённо, но без происшествий, а вот на утро, когда лагерь уже был собран, но в силу плохой погоды было принято решение о спуске к лесу, у одного из участников группы Александра К., из носа, рта и ушей хлынула кровь, в течение нескольких секунд жизнь одного из ребят группы прервалась. И после этого в группе начался настоящий кошмар: один из участников, Денис, стал прятаться за камни и пытался убежать, ещё двое, Виктория и Тимур практически мгновенно сошли с ума, сама руководитель группы здесь же умерла от сердечного приступа. Погибшую группу нашли только через 20 дней. Из всей группы выжила только одна девушка, она и рассказала о страшной трагедии очевидцем которой ей довелось стать[163].
И ещё многие и многие группы и одинокие исследователи и любители приключений не вернулись домой.
Кольский полуостров - 26 января 1973 года группа Кузнецова состоящая из опытнейших туристов в составе десяти человек, погибли все.
В 1974 году, Пик Ленина, группа Эльвиры Шатаевой, восемь женщин, восемь опытнейших альпинисток не вернулись с заснеженной вершины.
В 1975 году на Северо – Западном Кавказе, туристический маршрут №30 по классификации СССР группа из 53 туристов, с маршрута не вернулись 21 человек.
1981 год, Забайкальский край, район горы Быркыхтын-Янг, на базу не вернулись 4 человека, двое учёных и двое местных егерей, они не дошли до базы всего полтора километра.
Список можно было бы продолжать до бесконечности, но смысл остаётся ясен – ни одна из погибших или пропавших групп не удостаивалась такой «чести» и таких усилий по поиску и восстановлению картины происшествия, как группа Дятлова.
 
Но ни кто, даже руководитель эксперимента и его куратор генерал – лейтенант Семёнов, не знали ещё одного истинного, более глубокого значения эксперимента, кроме пожалуй научного руководителя Кондратия Степановича Шмыгло, воздействовать коротковолновыми лучами на глубокие слои горного хребта, заставить выйти на поверхность, выдавить, насельников тайных пещер подземелий этих гор, тех о ком красочно писал Павел Петрович Бажов, своим стремлением и умом ухвативший край скрытой глубинной традиции и легенд, но так и не осмелившийся сделать ещё один шаг к открытию потаённых знаний.
И когда тяжёлая чёрная пурга накрыла палатку группы «Хибины», порывы ветра рванули видавшую виды парусину, ударили в стену первые мокрые хлопья снега и в сознании обречённой группы только-только стали формироваться тревожные чувства, и уже позже, когда обезумевшая группа рвалась к подножию горы, ни кто не увидел на самой вершине, в центре беснующей стихии и безумного эксперимента учёного гения яркий призывный свет трепещущего пламени, которое не смог сбить или погасить ни ветер, ни липкий мокрый снег, и огромную еле угадываемую, но ощутимо присущую тень женского образа спокойно и бестрепетно взирающую на дела людских умов и рук.
 
- И так, подытожим – заканчивая совещание и выслушав всех его участников глава Службы, - Первое, создаётся оперативная группа с самыми широкими полномочиями, название группы «Сподвижник», принять к сведению и запомнить – группа наделяется самыми широкими полномочиями, и неограниченным ресурсом, если я говорю о полномочиях, то прошу принять это буквально, вплоть до расстрела на месте, ставки слишком высоки. Второе, полковники Шеин и Мацура работают вместе. Шеин – аналитика, Мацура – сбор информации и работа на месте, генерал Свеладзе – силовое прикрытие, Автандил Абисалович, выдели полковникам отделение своих бойцов в оперативное управление, и ещё пару отделений пусть постоянно находятся в резерве именно для данной группы. Сними их со всех акций, режим ожидания. Всем остальным, полное содействие и обеспечение группы, вся информация только в единичном экземпляре мне на стол. Уровень секретности – наивысший. И ещё, Шеин, дела по Шушмору[164] и Тёмной панагии передай Павлу Андреевичу в работу.
Шеин и Плеханов бегло переглянулись, синхронно качнули головами в знак согласия.
 
Кабинет руководителя Службы федеральной безопасности, часом позже.
В просторном помещении кабинета руководителя всесильной службы была встроена отличная система вентиляции и отчистки воздуха, действовала она автономно, не зависимо от общей системы вентилирования и естественно была защищена от любого внешнего вмешательства. Откровенно говоря бронированные окна и даже система отопления в этом кабинете представляли собой отдельные самостоятельные и полностью защищённые системы.
Чашка великолепного травяного чая основу которого составляли ферментированный  кипрей обыкновенный, а в простонародье иван-чай с  добавленными веточками саган-дайля тонизировали работу мозга и сердца не хуже хорошего кофе с коньяком или широко разрекламированного чая пуэр. Предстоял ещё один сложный разговор. Сложный, но когда в этом кабинете велись простые разговоры, по пальцам перечесть.
За окном заметно потемнело, тяжёлые тучи навалились на небо, несколько раз молнии пересекли небо, где-то неподалёку громыхнул гром, но тяжёлые бронированные пакеты с усиленной защитой не пропустили в кабинет ни звук барабанов разъярённого небесного божества, ни шум бьющих в широкий подоконник тяжёлых капель вперемешку с крупными градинами.
Откуда-то выскользнула мысль о тёщиной даче и побитых огурцах…, а может и пронесёт, и не придётся выслушивать причитания и стенания в ближайшую поездку. Мысль скользнула по поверхности сознания и растворилась где-то на просторах необъятного человеческого мышления. Гость должен прийти вовремя, он всегда приходил вовремя до педантизма. Гость очень не нравился генералу.
- Что бы у нас не возникало недопонимания, ниточки вашего Свердловского дела, тянуться на самый верх руководства области, на самый верх. И не мне вам рассказывать, что от туда эти ниточки тянуться не только в московский клубок, но и в заграничные вязанки – серый, неприметный человек, с таким же серо-неприметным голосом. Генерал давно для себя окрестил его «мышью». Ничего приметного, так скользнёшь взглядом да и дальше пойдёшь, и ошибёшься.
- Согласен, но, что бы и у вас не возникало недопонимания, дело при любом раскладе будет доведено до логического конца и все виновные…
- Генерал, увольте, уж кто-кто, а вы то точно представляете себе правильную картину. У нас всегда были, есть и будут виновные, но всегда есть те, кто виновнее других, а есть и такие, что не виноваты ни при каких обстоятельствах и проступках. Вы же помните: твой враг, враг твоего друга…
- И враг твоего врага, помню, но послушайте, там - генерал махнул рукой в сторону предполагаемой Свердловской губернии, - и там, - рука говорящего указала в потолок, задействованы такие силы, что хочешь не хочешь, а придётся принимать чью-то сторону. И в данном вопросе, лично я со стороной определился.
- Генерал, не забывайтесь. Партия подсудна не бывает, ни при каких обстоятельствах, а вы пытаетесь сдвинуть глыбу с вершины горы, которая, когда покатиться вниз грозит обрушить вообще всю гору.
- Давайте мы оба не станем забываться, как вариант, решим этот вопрос компромиссом. Организация, которую я возглавляю, не привыкла к давлению из вне…
- Генерал, генерал, спокойней. Воспринимайте меня, не как навязанную услугу, а как ненавязчивое, но настойчивое внимание. Однако компромиссом… Знаете, я очень люблю творчество Булгакова, мастер, истинный мастер слова, а как он занимательно и точно выстраивает диалоги, особенно в бессмертных Мастере и Маргарите. Но на мой взгляд самый первый диалог главного антагониста произведения задаёт определённый лейтмотив всему произведению, однако несёт некоторый фатализм, эдакий fatalismus tergo - фетиш фатализма, неотвратимости наказуемой длани для всех виновных.
- Вы считаете все, - генерал сделал акцент на слове «все» - подвержены вашему  fatalismus tergo?
- Конечно, кирпич он такой: идёшь по стройке и, хлоп, кирпич на голову - судьба.
- А если не на голову?
- Не судьба.
- Хорошо, я предупрежу своих специалистов и они займутся вопросами строго в рамках поставленных задач, но смею надеяться и вы со своей стороны оперативно решите вопрос.
- Бросьте, пустое, на стройках постоянно разбросаны бесхозные кирпичи, а в партии всегда хватало принуждённых добровольцев.
 
  
 
Глава 21.
 
«Рай находится под ногами наших матерей»
Пророк Мухаммад, да благословит его Аллах и приветствует.
 
«Руки матерей сотканы из нежности – дети спят на них спокойным сном»
В. Гюго.
 
О ценности материнства.
 
Год выдался насыщенным, и на мировые события глобального масштаба, и на события в отдельных, локальных территориях больших и не очень государств. Мир бурлил и кипел, подобно перегретому костру, и знающие люди понимали, что необходимо сдвинуть заслонку, выпустить пар иначе рванёт весь котелок, не удержишь. Единственно чего добивались все без исключения лидеры государств, глубинные правительства и корпоративные международные картели – отодвинуть, по возможности развернуть выходное отверстие на незримом котле подальше от своих интересов.
Россия, как огромная беременная медведица лениво и неспешно выстраивала свои новые парадигмы не только в экономической, но и духовной сфере, отказываясь от навязанной и культивируемой системы глобального мироустройства с его вседозволенностью, выхода из экономической кабалы, навязанной мировыми финансовыми институтами, и поиска собственной идеи, космоса.
Не понимали, ослеплённые своей гордыней маститые славянские философы и политики, что не имеет смысла принижать Россию своими мелочными идеями, ибо путь этой державы был проложен по воле Бога, путь скорбей и свершений, отступлений и побед – путь этноса, так круто замешенного в историческом котле, напитанного сотнями национальностей и десятками конфессий, путь возможный только для Русского эгрегора – противостояние глобальному злу. Только объединённые усилия людей разных национальностей и вероисповеданий могут противостоять объединённому и без национального злу.
- И как сказал преподобный Серафим Саровский: «Если соберем волю каждого в одну волю — выстоим! Если соберем совесть каждого, в одну совесть — выстоим! Если соберем любовь к России каждого в одну любовь — выстоим!», запомни эти слова Савва, запомни и другим передай, ибо уже рядом час новой войны, и сорваны печати, и слова все сказаны.
За этим разговором, в глубине сада под старой яблоней молодая пара застала отца Савву, старого друга семьи и наставника в делах духовных, да и мирских и неизвестного старца, одетого подобно монахам схимникам. Старшее поколение дома в эту пору отсутствовало, предпочитая из степной жары перебраться поближе к морской прохладе в Крым.
- О, кажется у нас гости.
- Отец Савва, кого-то привёл. Как-то жутко, весь в чёрном.
- День добрый, отец Савва! – поприветствовал сидящего под деревом знакомца и наставника, немного замешкался ожидая, когда священник представит странного гостя.
Отец Савва, как старый знакомец и наставник, улыбнулся навстречу молодым людям, только что вбежавшим в украшенную витиеватой резьбой калитку, чуть приподнялся в знак приветствия и широким жестом пригласил молодых людей за общий стол, всё так же стоявший под старой раскидистой яблоней.
- Даниил, Марина, вы уж простите нас многогрешных, что вот так без ведома хозяев вломились в дом, да думал я, что застану вас в усадьбе. Вот и отца Арсения привёл, он давно хотел посмотреть на вас, свести знакомство.
При этих словах старец, облачённый в одежды великого схимника, поднялся на встречу молодым, сделал лёгкий поклон в их сторону.
- Мир вам, дети. Величать меня отец Арсений, или, если вдруг подзабудете, по-простому – отче.
- День добрый, отец Арсений, чувствуйте себя как дома, располагайтесь.
- Хм, как дома, говоришь… А и верно, давненько я дома не был, не чаёвничал за широким столом.
- Ой, и правда, вы пока пообщайтесь, а я пойду чай поставлю, да и к чаю чего-нибудь приготовлю, опять же мёда да варенья из погреба достану, - произнеся эти слова Марина убежала готовить подношения на общий стол.
- Славная дева и трижды славная мать чад своих, и первым чадом будет отрок и дана ему будет сила и вера несокрушимая.
- Отец Арсений, а откуда вы узнали, что Маринка беременна?! А, и у нас мальчик будет?
- Непременно будет, и всенепременно мальчик. А знания…, что сказать, я ведь не первый десяток лет на земле живу, повидал на своём веку. Великая схима не только налагает на принявшего постриг дополнительные строгости, но и является действующим символом того, что решившийся на этот подвиг есть – мертвец для этого мира, но живой для мира горнего. Он находится в двух царствах одновременно, телом в царстве земном, но душой и духом в царствии небесном, а таким людям многое открывается, не доступное мирскому созерцанию. И кресты на схиме моей, суть самое Христовое распятие, и не можно отступить ни влево, ни вправо, ни назад, а токмо идти вперёд, ступая за Христом.
Вернулась Марина, перекинув через плечо расшитый вручную яркими узорами рушник и неся в руках поднос с чашками и вазочками с вареньем.
Странно, но почему-то очень нравилось именно абрикосовое варенье, с белым ароматным, пышным хлебом и молоком. Именно с белым хлебом и молоком, холодным. Может быть, и хлеб был вкуснее, а то, как еще объяснить белый хлеб и сладкий, спелый, лопающийся с треском от касания ножа арбуз, и ведь было безумно вкусно. Даже просто, белый хлеб со сметаной. Или стащить хрустящую краюху белого, чуть смазать маслом и присолить - вкуснота, собственно, и с сахаром хорошо заходила горбушка, почти пирожное. А вот черный хлебушек, для детворы, это обязательно упругая краюха, натертая чесноком и солью, Господи, какое же вкусное было детство, не требовательное, не капризное, а радующееся мелочам.
А мама и бабушка, понимая всю притягательную силу домашних сладостей банки с вареньем всегда оставляли на самых высоких полках. Ох, чего только не придумывал детский страждущий маленького праздника ум в попытках добраться до верхних полок кухонного комода, каких только инженерно-технических средств не изобретала алчущая детвора. Срабатывало, но мало стащить банку варенья, необходимо было скрыть все следы варварского вторжения.
- Спасибо, хозяюшка, присядь с нами, испей чая, заодно и поговорим.
- Отец, Арсений, давайте чая попьём, к нам ещё должны друзья заглянуть, Ива с Хорсом должны зайти, - добавила девушка, читая вопрос в глазах отца Саввы.
- Какие красивые у ваших друзей имена, надо же.
- Да нет, отец Арсений, это я неправильно выразилась, Хорс это фамилия, а звать его Артёмом.
- О, даже фамилия. А значение, исконное имени Хорс знаете?
- Ой, нет, Хорс и Хорс, он же с первого класса у нас Хорс, или Арчи.
- Хорс, древний бог. Бог Солнца, его хранитель, сын Рода – Творца и брат Велеса, бога лесов и всего живого, что в лесах и полях есть. Хорс почитался во всём древнем мире и у иранцев, и у персов с зороастрийцами. Там он носил несколько изменённое имя – Хорсет, но у всех народов данное слово имело и иное значение, так же связанное с Солнцем - сияние, блеск, слава. Да и сама Хортица названа в честь этого божества, древние, протославяне знали истинную ценность этого великого острова, здесь было основное капище древнего небожителя. Остров являл собой, да и сейчас является, можно сказать аккумулятором космической солнечной энергии. Однако в силу полученных знаний или по простому наитию большевики в советские годы смогли заземлить эту древнюю силу.
- Заземлить?
- Да, заземлить, догадаетесь как?
Молодые люди несколько секунд смотрели друг на друга, как бы совещаясь, а потом практически одновременно выпалили ответ.
- Три мачты, да это место три мачты[165].
- Совершенно, верно, Три мачты, так называемые переходные опоры в энергетике, со сложной конструкцией. И местные уже давно привыкли к их внешнему виду. Но мало кто рассматривал эти опоры изнутри. А внутри они представляют собой сакральный знак ведической культуры «Шри-янтра»[166], причём в результате соединения трёх единообразных форм, функция этой овеществлённой Шри-янтры[167] обуздание или ограничение. Но современные историки предпочитают так далеко не заглядывать и вести наименование острова Хортица от слова «хорт» - быстрый, стремительный. В принципе имеет право на существование, до постройки Днепровской плотины здесь на порогах была лихая стремнина. Но я предпочитаю придерживаться уже озвученной точки зрения, что Хортица получила своё имя от древнего божества Хорса. Что любопытно, в церковно-славянском лексиконе сохранилось слово «хорос», что обозначает одноярусное или многоярусное паникадило – большая люстра в центре собора под куполом со множеством свечей. Символично, не правда ли. Так ведь и в греческом наречии сохранилось это же слово, но с иным значением, хорос – хоровод. И это тоже правильно, так как издревле хоровод водили люди взявшись за руки и он во все времена означал солнце, и движение по кругу или посолонь, что буквально – «посолонь», где приставка «по» обозначает направление движения, а корень «сол» и расшифровывать не надо, солярный символ, соляный корень означающий наше светило – солнце.
- Значит, наш Арчи, бог Солнца, как забавно. Он и рыжий то весь, как Солнышко, - по-детски захлопала в ладоши Марина, глядя сияющими глазами на Даниила.
- Маришка, ты только ему об этом не говори, а то он совсем зазнается, а Ива его с небес на землю быстро приземлит.
Разговаривая между собой, молодые люди не обратили внимания на то, как переглянулись святые отцы при упоминании Мариной о цвете волос молодого человека. Острый взгляд отца Арсения в упор ударил Савву, на что последовал ответный, но более кроткий взгляд, который, казалось, говорил: мой грех, прошляпил.
В это время послышались весёлые молодые голоса и в калитку влетели два рыжих друга Артём и Иветта. Завидев незнакомых людей в компании Марины и Дани, чуть сбавили ход, но не остановились, а продолжая разбрызгивать вокруг себя невидимую бодрящую энергию приблизились к столу.
- Здрасте, люди добрые, кого не видели и кого видели. Нам бы то же кружечки для чая и ложечки для варенья.
- Артёмчик, ты когда ни будь треснешь от обжорства.
- Не, всё нормуль будет – я эластичный.
- А отчего у вашей сладкой парочки такое веселье и возбуждение, разрешите полюбопытствовать.
- Даня, представляешь, Ива в интернете ухитрилась с какими-то тётками зацепиться, которые напрочь отвергали аксиому женщина – мать и активно топили за феминизм и общие свободы.
- Ну друзья, у вас получилось поднять глобальную тему, основополагающую, - снова взял слово отец Арсений, - наркотик, на который подсадили современных славянских и европейских женщин, свобода. Свобода от всего. Но самое страшное, что и свобода от материнства. Вдумайтесь в это понятие – «свобода от материнства». Чтобы страна, государство, развивалось у каждой семьи должно быть три ребёнка – простая экономика и простая математика. Не один или два ребёнка в семье, а именно три. Что бы процветала нация или отдельная национальная группа в семье должно быть не менее пяти детей. Папа, Мама и пятеро по лавкам. Итого, семь. Семь – семь-Я. Вдумайтесь в простые и понятные слова «семья», «семя» и «семь» - однокоренные слова. Смотрите, в русской науке лексикологии есть понятие «Семы»: лексемы, семемы, семы. Что такое «сема» — это минимальная единица смысла в одном слове. Еще раз: «Минимальная единица смысла», случайно ли несет в своей основе «сем»?! Ведь и слова: СЕМья, СЕМя, СЕМь несут в себе эту же основу. А мягкий знак в словах «семЬ» и «семЬя» в данном случае является знаком, утверждающим действительное. «Семя» не несет в себе утверждающего значения, так как любому семени надо еще прорасти, дать всходы - утвердиться. Вот и получается, что СЕМя - это так же минимальная единица смысла.
В славянских и европейских современных женщинах убита духовность, понимание всей глубины ответственности не только перед собой любимой, но и перед страной, родом, этносом. Представьте, представьте себе только на мгновение свой РОД, пусть вы уже не помните, как звали ваших прадедушек и прабабушек, но, представьте, миллионы лет назад первая клетка в вашем роду начала свой эволюционный путь, который совсем не был выложен цветами. И все эти миллионы лет ваши далёкие предки, сражались за своё существование, шли через горнила войн, болезней, сражались за место под солнцем, что бы продлить свой род. И если вы сейчас живы, то значит там, в прошлом у них всё получилось, они, ваши предки, оказались достаточно сильными, чтобы выстоять и продлить бесконечную цепочку жизни своего РОДа, ведь если бы там в этой цепи не выдержало хоть одно звено, вы бы не родились… Но вот пришли вы, и решили, в угоду современным веяньям и каким-то мелочным условностям прервать свой РОД. Расторгнуть негласный договор между вашими предками и вашими потомками. Убить один род на земле. Род – Родина – Родить – РоЖ-дать – Родня – Родник…. Рождать, по сути, слово «рождать» правильнее писать через букву «а» - РАЖдать, что буквально с русского на русский переводится, как «солнечный огонь» или «огонь, подаренный солнцем».
Женщин подсадили на наркотик силы. Да, да именно силы. Сильная женщина, женщина управленец, женщина чемпион… До бесконечности. Тщеславие.
Но точно так же и современных мужчин подсадили на опиаты слабости, женственности, лени и безответственности. А тех, кого не удалось подсадить на наркотик, отправили умирать на войну… Да, мы – мужчины, больше женщин виновны в том, что не смогли противостоять сладкому дурману – это ведь так здорово переложить ответственность на других, пусть они тянут. Переложить ответственность и обязанности на женщин. Мы, мужчины, наравне с женским родом человеческим приняли решение прервать свой род, разорвать незримую цепь между прошлым и будущим. Ура – у нас получилось…, и чего дальше то? Вот окончился жизненный путь, предстал ты перед Всевышним и что ты ему скажешь?!
- Господь, я смог поднять самую тяжёлую штангу, метнул дальше всех копьё, написал статейку в газету. Что ты Ему станешь говорить? Как оправдаешь свой бездарный жизненный путь. Именно «БЕЗДАРНЫЙ» - путь, на котором нет даров, ведь «ДА-РАми» можно считать только то, что дано от души. Души, как живой органической и бессмертной субстанции, той незримой и неощутимой части человеческого Я, которая воплощается в наших детях.
Почему, друзья мои, я акцентировал внимание на женщинах, всё просто: природа дала мне возможность быть сильным, воспитывать чад, вести их к свету, она же, природа позволила мне быть достаточно сильным, что бы иметь возможность противостоять проявлениям зла здесь и сейчас, а не звать на помощь дядю. Опять же природа заложила в меня умение писать и творить, стать соТворителем - творчество, потому и творчество, что рядом с ТВОРцом. Но в вас, женщинах, заложена более глубокая сила от Творца, вы по природе соТворительницы, творящие вместе с Творцом-Природой, вам дали возможность соТворить жизнь. Но многие из вас, женщин, бездарно растратили этот дар, променяли его на свое ЭГО, не понимая, что всеобъемлющее ЭГО женщины заключено в ее детях. Вся желаемая вами, женщины, реализация, все ваши стремления уже, изначально заложены в ваших детях.
Но ведь и мужеский род ослаб, сильно ослаб, обабился. Кругом насаждается грех содомитский. И не в том беда, что слабый и грешный люд мужеского пола принимает это, а беда в том, что единожды испробовав эту заразу мужи разрушают своё энерго-информационное поле, нарушают его структуру. И то, что было даровано Творцом при рождении, тот щит и оберег, данный свыше, истончается, становится подобный решету у хозяйки. Не держит защиту, в результате внешняя зараза проникает через сотворённую хлябь, разрушает и тело и душу, но самое главное отрицательно влияет на ген оставленный в нас Создателем[168], ген Бога, если хотите. Разрушение данного гена ведёт к духовной смерти самого человека и смерти его космической сути, космического, Божественного начала. Прибавьте к этому все войны, которые бушевали в нашей Державе в последние сто с лишним лет. Ведь на фронт первыми уходили самые сильные, смелые и мужественные и здоровые мужчины, это они гибли миллионами, и потери до сих пор не восстановлены, а в тылу всегда оставались более слабые, трусливые, менее сильные или здоровые.  
Так что, друзья мои уже через 55–60 лет для славянской нации начнутся необратимые процессы. И из государствообразующей нации мы перейдём в разряд коренных малочисленных народов. Через 100 лет славянская нация перестанет существовать. Жаль. В принципе не плохой был народ.
 
  
Глава 22.
 
«Мы широко по дебрям и лесам;Перед Европою пригожей;Расступимся! Мы обернемся к вам;Своею азиатской рожей!
Идите все, идите на Урал!;Мы очищаем место бою;Стальных машин, где дышит интеграл,;С монгольской дикою ордою!».
А. Блок «Скифы».
 
Кадарейские сборы.
 
Тайшетский район, Иркутская область.
Старообрядческая деревня Кадарея.
Далеко – далеко в утрене-молочной тайге разносится брёх скитских псов, нёсся над великанами кедрами утренний призыв посланника богов Ярилы и Даждьбога возвещая весь православный мир о пришествии нового дня, о восходе грозного в своей неукротимой мощи и безмерно щедрого светила, загоняя вглубь отступающей тьмы всю нечисть и людские страхи растворяя их в блекнущих рассветных тенях. Горланил, горланил свой призыв к солнцу оживший древний тотем, огромный матёрый кочет важно усевшийся на высоком тыне старосты Кадареи Тимофея Игнатьевича.
- Первые кочета полночь опевают, вторые – чертей разгоняют, третьи солнышко на небо зазывают, - потягиваясь проговорила сама для себя старую присказку красавица Параскева, супруга Тимофея Игнатьевича.
- Пора к заутренней, собираться Праскева Ильинична, поднимай Настасью.
- Чё её поднимать, то. Она почитай ни свет не заря, ещё до петухов убёгла к отцу Павлу. Видать сладится у них с молодым батюшкой.
- Ну, дай-то Бог. А мы  помолимся за них.
- Ой, Тимоша, я внуков хочу тетешкать.
- Погодь с внуками, дай сначала венчание провести, а потом уж и о внуках погуторим[169], - опоясавшись широким дублёной кожи ремнём Тимофей потянулся к заветной лестовке[170], доставшейся ему ещё от отца, а тому от его отца, передающейся в роду Беров из поколения в поколение, намоленая годами и освящённая в своё время и праведниками и страстотерпцами, - изсуй, Господи, оружие твое и заври супротив гонящих мя. Рцы души моей: спасение Твое есмь Аз.
 Со Спасской башни нового Кадарейского храма, подобно окружающим его кедрам остроглавой вершиной увенчанной поконным восьмиконечным крестом, укрытый чешуйчатым шатром – навершием, словно витязь одетый в боевой шелом[171], нёсся колокольный перезвон возвещающий жителям скита о начале заутренней службы, ещё раз подтверждая своё имя – Спасская, извещая весь одухотворённый мир не только о спасении своих бренных тел в сумеречный и ночной час или в сибирскую непогоду, но и в будь какой день о спасении бессмертных душ своих. Великим сходом всех окрестных скитов в короткие сроки был воздвигнут, на месте старой церкви, новый сияющий золотыми свежетёсанными боками мирской[172] шатровый[173] храм. Величественно и гордо над самим храмом вознеслась и новая колокольня, сохранившая с прежних времён потемневший от времени литой набатный колокол, но дополненный самоцветами зазвонными[174] и подзвонными[175] колоколами, благовестниками[176]. И эти утренние минуты казались совершенно нереальными, вырванными из древних легенд и преданий несущие в себе минуты волхвования, великанскими своими брёвнами утопая в утренней мгле и тумане, но отступив от самой звонницы окунувшейся в первые солнечные лучи, пробрасывая золотые блики размахнувшегося креста и окунаясь в ярком малиновом перезвоне.
- Ох и красно трезвонит сегодня к заутренней отец Пётр, ох, как режет, за душу берёт перезвоном, так бы и слушал его переливы, - высказался старый Нагай прихрамывая со своей жинкой, в сторону распахнутых дверей нового храма. Кто и когда стал величать Нагая именно Нагаем оставалось загадкой, тайной ушедшей в прошлое, ведь ничего, что могло связать его с тюркским народом ногаев, не было и в помине. Да и имя писалось и произносилось не через буку «о», но через букву «а». Одна из местных легенд гласила, что очень далёкие предки деда Нагая жили на этих землях ещё до прихода сюда первых поселенцев, воздвижении малого скита в глухих потаённых лесах и были не только чаклунами[177] но и состояли в родстве с самим Великим Полозом, ведали подземными тайнами и могли усмирять змей особенно в Змеевик день. Правда это или вымысел уже ни кто и не скажет, но вот то, что дед мог особым посвистом приманивать или отгонять змей доподлинно было известно любому кадарейскому мальчишке.
Между тем народ не торопясь собирался в ограде храма, в ожидании момента вхождения делились свежими новостями, обсуждали день ушедший и планы на новый, делились сплетнями и впечатлениями.
По уложенному покону первым в храм заходил староста, Тимофей Игнатьевич, со всей своей многочисленной семьёй от мала до велика, недоставало только Настасьи, старшей дочери.
- Где ж это Настьку, то носит. Не посмотрю, что ей годков – пора на выданье, выдеру, как сидорову козу, - скорее для порядка, чем во гневе ворчал Тимофей Игнатьевич.
- Тиша, будет тебе, она небось с Петром вместе храм к заутренней готовит. Там ужо она, там, не серчай, - вторила ему супруга Параскева Ильинична.
Младшие дети старосты значительно переглядывались и шушукались меж собой, снизу к ушам старосты долетали заговорщицкое хихиканье и перешёптывание.
Как только первый луч утреннего солнца ударил в золочённый крест, бросив на задний храмовый двор размашистую тень креста, а в глаза прихожан брызнув сияющим небесным светом, на крыльцо, как и положено, встречать прихожан вышел молодой священник Пётр, чуть отставая от него красавица Анастасия, дочь старосты, и следом за ними вышел уже не молодой, но ещё в силе настоятель храма Покрова Богородицы отец Георгий. Два чужака по слову прошлого настоятеля отца Сергия, который по пророчеству благословил воздвиженье новой Кадарейской церкви, возведённую согласно откровению Богородицы, освятил её и с первым колоколом отошёл в горние выси, но успел благословить и настоятеля отца Георгия, и молодого пришлого из самой Сербии священника Петра.
- Жених и невеста, тили-тили тесто, - младший из рода Беров звонко озвучил старую детскую дразнилку.
- Цыть! – усмирила не в меру словоохотливого отпрыска Праскева Ильинична.
- Ну, жена, готовь приданое дочери, да и честную свадебку, - тихо и радостно прошептал староста.
- Цыть! Я сказала! Разберусь, а сейчас к заутренней время.
Присмиревшие чада и супруг гуськом последовали за хозяйкой дома рода Беров и никто не мог ей вставить слово поперёк, тут она была в своём праве, внутреннее обустройство дома, быта, обихаживание чад от колыбели до момента покидания отчего дома из покон веков прерогатива женщины, хранительницы рода.
Внутреннее убранство храма радовало глаз своим аскетизмом и непритязательностью, стоял новый храм из тёсаной лиственницы, были и прихожане в нём, сквозь световой барабан с цветной наборной мозаикой в окнах врывался под купол сказочный калейдоскоп света обрамляя радостными касками и алтарь, и установленный престол с иконостасом. Среди потемневших от времени икон, пожертвованных новому храму соседями из других скитов ярким пятном на престоле возлежал чудом обретённый омофор Богородицы. Всё было в Кадарейском храме, но не было только торговцев и торговых лавок подобно тем, что заполнили все Православные церкви и храмы на Руси. Не помнили, не помнили предстоятели, что храм Бога, это только Его храм, забыли за блеском злата слова и деяния своего бога: «И вошёл Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей, и говорил им: дом Мой, домом молитвы наречётся; а вы сделали его вертепом разбойников»[178]. Ах, как удивился бы христианский бог, который не гнушался омыть ноги своим ученикам, пешком идущий из града в град и проповедующий слово Отца своего, дорогим, якобы служебным иномаркам или даренным джипам нынешних алтарных служащих, контрастирующим с обветшалыми стенами монастырей и заброшенными храмами да часовнями. Подобно Иуде Искариоту променяли они стяжание Духа Святого на стяжательство благ земных. Лишь немногие церкви, храмы да пустыни смогли словом Божьим не поддаться, не впасть в этот грех, не ища оправдания в умах и душах маловерных попустительствуя податям с прихожан по рождению, смерти, венчанию или того паче крещению. Этот современный быт Российских церквей не укладывался в понимание Кадарейских старообрядцев, не могли они понять и восприять, как можно к Богу привести человека за деньги. От того и сторонились не только градов больших, но и всячески якшаться с новообрядческими церковными служащими оберегая свой устоявшийся мир, свой космос. Не было такого в истории, что бы Сергий Радонежский, Матрона Московская или Серафим Саровский брали мзду с человека за желание стать ближе к Богу, не за мирские награды творили ратный подвиг великомученики, заступники земли Русской, не за злато и серебро стоял за нашу землю Александр Невский, преподобный Илья Муромец, святой преподобный князь Дмитрий Донской, праведный воин Фёдор Ушаков и тысячи других безымянных воинов не пожалевших своего живота за други своя.
Отзвучал в храме семипоклонный начал[179] и приличествующие ему исходными[180] поклонами плавно перетекшими в каноном установленный отпуст[181], народ стал расходиться из храма по своим делам, благо того, что дел во все времена хватало, как не у себя, так соседу требовалась помощь, да и старики, кто остался один, требовали обихода и всяческой заботы, потому и жили люди общиной, своим единым микромиром. Окунуться в этот мир стороннему человеку было не просто во все времена, но уж если тебя здесь приняли, то значит ты стал своим.
В храме остались только несколько человек: староста Кадареи Тимофей Игнатьевич, его жена Параскева Ильинична, отец Георгий, настоятель храма, молодой сербский священник Пётр и красавица дочь старосты Анастасия.
- Ну, что, отец Георгий, снарядим венчание чад наших? – обратился к настоятелю хама Тимофей Ильич.
При этих словах лицо и шея Анастасии вспыхнули словно маков цвет, в смущении, не замечая того она сильно, до побелевших костяшек вцепилась в руку Петра, затаила дыхание.
- Почему не снарядить, можно. А то они почитай всю луну по скиту отходили держась за руки, пора, а то не по Божески выходит. Что скажешь, Параскева Ильинична, а?
- Что скажешь, что скажешь, я смотрю вы тут уже всё решили. Мне то куда супротив, пойду, как положено приданное готовить.
- Вот и ладно, вот и на свадебке погуляем, как раз на Покрова Богородицы в октябре и сладим.
- Папа, ну это же ещё целых два месяца ждать?! – возмутилась решению отца Анастасия.
- Наська, а ну цыц, когда старшие разговоры разговаривают и решения решают.
- Папа!
- Цыц, я сказал! – но было видно, что отец души не чает в своей дочери и все грозные окрики лишь для проформы. Анастасия это тоже хорошо понимала и пользовалась слабостью отца.
- Первого октября, сладим. А сейчас, молодёжь, идите-ка погуляйте, а нам ещё поговорить с отцом Георгием надоть.
- Отец Георгий, что скажете, сыграем свадебку к Покровам Богородицы, или пораньше смогём?
- Ты, Тимофей Игнатьевич, коней-то не гони, не гони, чай здесь всё обмозговать надыть. То, что наш Пётр не простой служка аль монах, ты ж уже сам понял, что и дар Пресвятой Богородицы, и приход в Кадарею сподвижника да и все значимые события последнего времени не зря именно здесь вершились.
- Ты, отче, не крути поросю хвоста, ты прямо говори, в чём у тебя сумнение али требеть[182] какая?
- Да не кручу я, Тимофей, Параскева, не кручу. Пётр, он пророк…
- Кто?! Наш Пётр – пророк?!
- Да, Параскева, наш Пётр – пророк. И не просто так, пророк пришёл в этот дом вместе с Подвижником, Даниилом. Совсем не просто так. И ваша Настасья с Петром не просто так полюбились друг другу с первого взгляда.
- Ну давай, отец Георгий, жги глаголом, режь правду матку, что ещё мы должны узнать?
- Тимофей, не кипятись. Всё скажу и утаивать в мыслях не держал. Каждый овощ зреет в свой срок… Сподвижник, он не просто так через всю Русь пёхом идёт, стараясь держаться в стороне от больших городов и наезженных дорог. Опять нечисть голову свою подняла, и брань идёт сейчас незримая за души наши, и он, Подвижник, будит в людях спящую до поры до времени искру, собирает воинство, а те кто очи свои смог отворить, то за ним и последует. Причём не только из старообрядцев да православных, но и язычники – староверы с ним, и буддийские монахи идут да и магометане в том строю, все те, кто искренне верит в Бога.
- И нехристи, где энто видано, что бы нехристи подвязались православным помогать?! – возмутилась Параскева.
-  Ты Параскева, не спеши, а лучше вспомни, когда беда к нам с Запада пришла с Великой войной, как и ныне вся Европа и пол мира на Русь ополчилось, вспомни, что в окопах этой тьме противостояли все, мусульмане, буддисты, православные с иудеями и прости Господи, коммунисты. Все вышли на ту брань потому и победили. И сегодня каждый из нас кует свой маленький гвоздик в крышку гроба врага, каждый. Да же те, кто пытается лить грязь на Россию, на ее людей сами того, не понимая, да куда им понять – маловерным, творят благое дело - консолидируют людей России, сплачивают нас - такова Воля Бога, обратить зло во благо тех, кто вышел на эту битву. Это и есть та самая Русская соборность, национальностей сто пятьдесят, десятки вероисповеданий, а Соборность одна на всех - Русская. Собственно, потому и побеждаем. Так есть и так будет. Ибо, как рёк Иоанн Кронштадтский: «Если соберем волю каждого в одну волю — выстоим! Если, соберем совесть каждого, в одну совесть — выстоим! Если соберем любовь к России каждого в одну любовь — выстоим!»
- «И я взглянул, и вот, посреди престола и четырех животных и посреди старцев стоял Агнец как бы закланный, имеющий семь рогов и семь очей, которые суть семь духов Божиих, посланных во всю землю».
- Правильно мыслишь, Тимофей Игнатьевич, Откровение Иоанна Богослова, семь духов Божиих это и есть семь основных религиозных течений которые сформировались благодаря сошествию Святого духа. Они-то и должны объединиться, что бы иметь возможность противостоять объединённому злу.
- Отче, - чуть сведя брови обратился к священнику староста Кадареи, я правильно понимаю, всё, что сейчас происходит это лишь начало?
- Рад бы сказать слова утешения, но и правду не утаить. Начало, преддверие великой войны. И здесь только на Русь и есть упование. Не устоим мы, откроются врата антихристовы, весь мир рухнет. Ибо сказано в пророчестве о четырёх всадниках и первые два властвуют над землёй, но если первый уже окончил свой путь, то второй на рыжем коне, только сейчас поднял свой большой меч.[183] Оглядываясь в недалекое прошлое нашей страны, России, а именно на два года назад, в день начала СВО, особенно четко начинаю понимать, и пусть эти слова покажутся кому-то ужасными, а ведь нам нужна эта война, жизненно необходима. Война сплотила нас, дала колоссальный заряд пассионарности дремавший в каждом из нас до времени и это время настало, ах как прав был Гумилев со своей теорией, тысячу раз прав. Но не искушайтесь успехами дня сегодняшнего, не бойтесь о дне грядущем, всё уже взвешено и определено нам по силам нашим, ибо битва дня сегодняшнего ни что перед грядущим, и схлестнулись мы сегодня не ради жизни, но за наши души. Души нас и наших детей.
Нам нужна эта война, нужна нашим воинам, нашей армии, нашему народу, ибо в час, когда будет снята вторая печать и всадник на рыжем коне обрушит свой меч на гордые наши выи[184] - «и вышел другой конь, рыжий, и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга, и дан ему большой меч», мы выйдем на эту битву подготовленными и закаленными. И мы справимся, как не единожды до этого.
 
Между тем, жизнь Кадареи текла своим чередом: где-то, ближе к окраине лениво брехал пёс, скорее для проформы, нежели от необходимости, в утренней прохладной луже оставшейся после вчерашнего дождя чуть в стороне от выложенного из лиственницы подорожного настила, принимал грязевые ванны счастливый годовалый свинёнок, а рядом с ним примериваясь поглубже нырнуть в грязь топтался его менее решительный собрат. Гусь важно переводил через дорогу своё немалочисленное стадо с высоты длинной шеи взирал на всех приближающихся с вызовом, готовый в любой момент раскрыть широкие крылья и ринуться на неосторожного проходимца защищая гусынь да утят.  На одной из завалинок, на солнечной стороне поконного[185] дома рубленного под одну крышу, где соединялись вместе, в единую монолитную избу все хозяйственные и надворные постройки,  сидели двое стариков, словно вышедшие из былины или сказа, старик со своею старухой, лузгали семечки, грелись перед длинным днём. Идти в лес на будь какой промысел или на реку ставить сети они уже не могли, но и по дому, двору, работы всегда хватает, вот и высвобождали старики молодые руки давая возможность не отвлекаться на дела бытовые, житейские. Рядом с ними, нежась в лучах ещё нежаркого восходящего солнца расположились хозяева всего дома и подворья – кот и его кошка, дремали не обращая внимания на резвую свою детвору, затеявшую играть в салки[186], шипяще мяукающим комком разогнавшие ленивых куриц, вызвав окрик негодования у крупного хозяйского кочета караулящего выводок на высоком тыне.
Где-то на другом конце поселения раздались радостные крики:
- Золотари, золотари вернулись!
Весть быстро и радостно пронеслась от дома к дому, все, кто ещё не ушёл на промысел, выходили из домов, устремлялись в сторону радостных выкриков и веселья. Золотари вернулись – добрая весть, по такому случаю в общине сегодня будет праздничная вечерняя служба и не менее праздничная вечеря[187]. Вернулись добытчики из многомесячной экспедиции к верховьям рек, мыли золотишко, охотились по мере надобности, но золотой песочек и самородки являлись основной целью золотарей. На такой промысел собиралась большая артель, при том, что все места были давным-давно поделены между старателями, частными артельщиками и скитскими бригадами добытчиков жёлтого металла, но и бывали случаи столкновения с пришлыми, выходило по-всякому, иной раз не все ушедшие возвращались к своим очагам. Всяко было. Но своего Кадарейские ещё ни кому за здорово живёшь не отдали, не зря десятки поколений охотников и добытчиков топтали эту землю, знали свои леса, чужим, будь то беглый варнак или какие службисты, спуску не давали. Закон – тайга, медведь – прокурор.
- Настя, золотари вернулись, золотари – это кто? – Пётр с Анастасией прогуливающиеся в стороне от храмовой площади и не выпускающие рук друг друга наверное единственные, кто не поспешил на встречу с вернувшимися промысловикам.
- Мужчины наши вернулись, они золото на реку уходили мыть, как снег сошёл, вот теперь вернулись. Но отец их на неделю позже ждал, знать с хорошим приварком прибыли.
- Золото, у вас здесь можно просто так добывать золото?!
- Конечно, кто ж запретит.
- А полиция, власти.
- Петя, мы в тайге, от нас ближайший населённый пункт почитай в трёхстах верстах будет. На машине сюда и не доехать, по реке сплавляться надо, так сподручней.
- Но у вас же есть машины, и я сюда на машине прибыл.
- Так-то только в октябре можно и в конце зимы, пока дороги не размыло, ну ещё, если лето сухое выдалось, то же можно, а так только технику угробишь. Лучше по воде идти. Можно зимой, по зимнику, как реки встанут, да мужики объединившись с другими скитами вешки подорожные поставят, вот тогда то же можно проехать.
- Но, как же закон, вы должны его соблюдать…, или нет?
Анастасия с лёгкой иронией смотрела на своего мужчину воспитанному хоть и в стенах монастырских, но всё же в Европе.
- Во все времена здесь, на этой земле закон правят старосты, старшины и священники. Здесь почитай процентов семьдесят неписахи[188], власть о них считай ни чего и не знает. Они, власти, знают конечно, что есть такое поселение, как Кадарея и другие скиты, но что здесь происходит, как живут люди не ведают. Так и сложилось, мы не докучаем им, они не трогают нас и на всё, что здесь происходит закрывают глаза. Всех устраивает.
- Чудны дела твои, Господи! Но, как же, я вот не пойму, налоги, вы же должны платить налоги. Те кто не платит налоги у нас в Европе это большие преступники. Их сажают в тюрьму.
- Петя, ну смотри, посадить в тюрьму, это ограничить преступника от социума, но мы и так вне социума, да и куда ещё дальше можно нас сослать, мы и так в постоянной добровольной ссылке, разве, что в Крым отправят или на Кавказ, как при царях было. Вот случилась у нас большая война, Кадарея отправила двадцать мужчин, это очень много, для нашего скита. Но они ушли на фронт, снайперами, в разведку. Вернулось двенадцать из двадцати, и это тоже много, были такие сёла где возвращался один мужик на всех баб, хорошо если не увечный, да и увечные нарасхват были. А наши вернулись. Будет другая война, наши мужчины снова возьмут оружие в руки и уйдут. Это наш налог в государственную казну. Самый страшный и самый тяжёлый налог, родной кровью.
- Да, я слышал, читал о таком: «А козари имаху на поленехъ и на северехъ, и на вятичехъ, имаху по беле[189] и веверице от дыма»[190]. Это у Нестора Летописца описано, я изучал. Но ты же знаешь, понимаешь, что по сути война уже началась, не та, что сейчас идёт на наших западных границах, нет. Началась настоящая духовная брань, и она ой как важнее войны видимой текущей в физическом мире. И воевода уже прибыл и идёт по Святой Руси, и дано ему право и сила, поэтому то и примкнули к его воинству и монастыри Тибета с их многовековой традицией и верой, пришли староверы, примкнули старообрядцы, встали в один строй наследники пророка Мухаммада, мир ему и благословение Аллаха[191].
Говоря эти слова Пётр обратил внимание, что слушающая его подруга, Анастасия, в процессе собирающая яркие полевые цветы и плетущая венок на свою русую голову, о чём-то задумалась и погрустнела, стала какой-то отстранённой.
- Настёна, что-то произошло?
- Петя, ты же провидиц, да?
- Настя, ты знаешь, я не всегда могу прозевать будущее, часто урывками, после требуется много времени что бы истолковать. Ну а что бы откровение стало действительно ярким и понятным, глубоким, а не из отдельных образов требуется обязательная подготовка, продолжительный пост, молитва, уединение. В Сербии, в монастыре, это получалось легко, там я был отгорожен от мира, а пост и молитва для любого монастыря не подвиг, но повседневность.
Анастасия остановилась, задумчиво глядя на своего суженого, продолжая не глядя заплетать цветочный венок, но через мгновение и это было видно по изменившемуся взгляду приняла какое-то окончательное решение.
- Тогда пойдём, соберу пожитки в дорогу, а отцу скажу дабы свёл тебя на заимку охотничью. Там ни кого не будет, только ты, лес, да пожалуй ещё Барса с собой возьмёшь, он как раз подойдёт.
- Настя, я конечно разговариваю хорошо по-русски, но некоторые смыслы мне ещё не доступны, я не всегда могу уловить тонкость ваших поговорок и шуток. Мне зачем на заимку и для чего с собой брать какого-то барса?
- Хи. Не какого-то Барса, а истинного защитника от диких зверей, особливо от медведя, если тот вздумает на огонёк заглянуть, мало ему не покажется. Вон он, как раз на огородке греется, - Анастасия кивнула в сторону плетня окружающего дом старосты. На сплетённых прутьях краснотала уютно устроился огромный сибирский котище, с надорванным ухом и купированным хвостом. Разнежившись на утреннем солнце серый пройдоха и не подозревал о тех достоинствах, которые изумлённому Петру поведала Анастасия, правда, забыв упомянуть о вредном и взбалмошном характере котейки. Однако боевых качеств у него было не отнять, имелись прецеденты, когда три года назад в крайнюю избу пытался залезть загулявший шатун именно Барс устроил забредшему беру настоящую взбучку заставив того поспешно ретироваться, свой хвост матёрый котяра ухитрился потерять в драке с рысью, дальняя родственница вздумала обчистить хозяйский курятник вынесенный к самой ограде на заднем дворе, надорванное ухо…, ну а что ухо, да, было дело, как раз по прошлой весне пришлось сражаться за сердце пушистой подруги с любвеобильными соседями, стоит отметить, подруга возлежала на дровнице и с высоты наблюдала за резвящимся потомством, да и одним глазком за своим кавалером, мало ли куда тот лапы смажет[192]. Но судя по всему Барс понимал, что за амурные поползновения к соседкам можно лишиться не только хвоста, но и половины шерсти, и выцарапанных глаз.
- Вот видишь, какой он у нас боевой, настоящий ирбис. При том тихий, не то, что сторожевые псы, на каждого ежа в округе брехать станут. На заимке тебе будет хорошо, там сейчас нет ни кого, да и отец с братьями пока на лов не собирается, позже пойдут, когда хариус скатываться начнёт[193].  А ты, как раз в уединении побудешь, глядишь и благословит тебя Господь на откровение.
- Объясни.
- Всё просто, Сподвижник идёт к намеченной цели, ты сам рассказывал, что грядёт битва, столкновение Сподвижника и нечисти, где если не всё, то многое решиться в судьбе России. Идя через всю Русь вокруг него сплачиваются разные совершенно ни как не связанные между собой люди, образуя новое духовное воинство Господнее.
- Совершенно верно, но я всё ещё не пойму…
- А я не пойму, почему мой мужчина, мой, не рядом с ним, несущим волю Бога на своих плечах, а сидит здесь в далёких сибирских лесах, когда должен выступать в первых рядах на этой брани.
- Я тебя понял, Настя, понял, ты права. Но тогда мне надо спешить, я пойду собирать пожитки, продукты кой-какие.
- И оружие.
- Настя, я священник, ну какое оружие. Нам не положено.
- Ты хоть и Пётр, и не просто Пётр, а священник Пётр, но не правильно вас в ваших европах воспитывали, ох не правильно. У нас вокруг Тайга, дремучая, сказочно-былинная, языческая и пока медведи, волки и рыси христианство не приняли за спиной лучше иметь добрый карабин, да и от пришлого люда ни кто не застрахован. А самый страшный зверь – это человек, когда он зверь.
- Анастасия!
- И не кричи на меня, вот замуж выйду за тебя…, а нет, тогда тем более на меня кричать нельзя будет. Оружие надо взять, дай Бог тебе из него не придётся стрелять, но в данном деле лучше перебдеть, чем недобдеть.
- Бережённого Бог бережёт, так кажется у вас на Руси говорят.
- Ну, кого Бог, а кого и Боги берегут.
 
- Тато[194], нэня[195], благословите Петра, не откажите. Снарядите его к дальней заимке. Так надо.
Тимофей Игнатьевич и Параскева Ильинична переглянулись между собой, видя свою красавицу дочь в смятении. Как только родители пришли из храма Настасья бросилась к ним в ноги, прося отправить своего жениха, Петра, на дальнюю охотничью заимку.
- Наська, не говори глупости, Пётр тайги не ведает, как выживать в ней не знает, рано ему ещё на охотничьи заимки одному ходить. Не сдюжит он.
- Сдюжит тато, сдюжит. Он сильный, не смотри, что монах.
- А я говорю: нет! И прекратим этот разговор, не ко времени он сейчас, других забот полно. И слёзы утри, сказал нет, значит нет!
Анастасия спокойно поднялась с колен, отёрла выступившие слёзы, твёрдо посмотрела сначала отцу, потом матери в глаза.
- А я говорю: да! Не благословишь его, не отведёшь на заимку, я сама с ним пойду!
- Ах ты ж пигалица, сама она пойдёт. Ты чего отцу то перечишь. Я не посмотрю, что ты девка на выданье, враз лозиной по заднице отхожу.
- И отходите, маменька, вытерплю! А на заимку Петра всё одно сведу.
- Вот ведь настырная, в кого такая только и уродилась, а, мать?
- В кого, в кого, а то ты не ведаешь в кого… Ты чего Настасья взбеленилась то так по этой заимке?
- Мамо, тато, Пётр он же не просто священник. Да и не приму я мужа, который за спиной у жинки отсиживаться станет, когда иные ратица[196] собираются. Не гоже мужу под юбками прятаться.
- Ну а что, мать, дочь то дело говорит. Глядишь и ниспошлёт господь Петру откровение. Да и Сподвижнику, Даниилу, такая помощь будет не лишней, совсем не лишней. Ну, а как возвернуться наши вои, так и сядем за свадебный стол.
- Ты Настасья, иди ка погуляй, погуляй! Да смотри ухо о дверь не обожги[197]. Мне с твоим батькой надоть ещё поговорить.
Тимофей Игнатьевич и Параскева Ильинична дождались, когда дочь выйдет из дома, Тимофей молча заварил душистый сибирский чай на ставленном[198] кипрее, Параскева шуганула детвору, выставила на стол таёжный мёд с кедровым орехом, варенье из шишек, положила на стол свежий рушник[199].
- Что скажешь, Параскева Ильинична? – та, к кому был обращён вопрос, не спешила с ответом, молча налила полные кружки горячего чая, сначала, как водится мужу, потом себе, помешала ложкой душистое шишковое варенье в берестяном туеске. Тимофей не торопил супругу, за многие годы знал, что сейчас, в этих неспешных движениях, в её молчании, рождается ответ, который будет принят им, безоговорочно.
- Тимофей Игнатьевич, Петра всё же на заимку отправим, но и сподвижников ему дадим, не гоже одному на такое дело выступать, чай не чужой нам человек. Ты вместе с ним снаряди ка нашего Ефимушку, он хоть и не большого ума, но силушкой почитай если не со Святогором, так с Ильёй Муромцем потягаться может, да и рука у него твёрдая – стреляет без промаха, ну а то, что молчит всегда, оно и к лучшему, молчание – золото. Вторым с ним пойдёт Нил, кузнеца сын, этот прохвост из любой лазейки выход найдёт, сапоги с ноги срежет не заметишь. Близнецов с ним отряди, они оба битые, благо дело на промывку и добычу только по весне идти, нечего им тут болтаться, да ко всему прочему опыта общения с лиходеями им не занимать. За старшего снаряди Богдана, он и в торговом деле опытен, и дичь любую вытропит, опять же и по годам он старшим будет для всех. И ещё, надо у карагасов[200], у их шамана, испросить ученика, пошли туда кого посмышлёней и, кто на ногу скор. Шаман нам должен, не откажет. А его ученик, даром, что Иваном кличут, травник каких мало, да и сила в нём шаманская уже сейчас видна.
- И того шесть в сопровождение, семь в группе. Думаешь хватит?
- Хватит, пусть готовятся, пока Пётр на заимке будет. Золото, что с этого намыва принесли, раздели поровну, денег в дорогу дай. Им путь не близкий предстоит, незнамо, что потребуется, да то не беда, за деньги и золото они всё что потребуется, достанут. Да и команда такая собралась, тишком к президенту во дворец залезут ни кто и не заметит.
- Добро, будь по сему. Завтра же и сообщу всем о такой нужде. Думаю скитские поддержат на общем сходе. Может и в соседние скиты весточку подать, как считаешь, жена?
- Подай, но каждая группа должна идти отдельно, раньше времени такую силу ворогу показывать нельзя. Ну а как время подойдёт, тогда и соединятся в один кулак.
 
Дети, они ведь всегда – дети для своих родителей, сколько бы лет не было, а всё одно – дети. Настя нашла Петра в старом сарае за церковью, молодой монах вольготно раскинул руки и полной грудью вкушал аромат свежескошенного дурманящего лесного сена где вместе перемешались пижма, валериана, степная тимофеевка, ятрышник, ромашник пахучий, кипрей и ещё с десяток трав медоносов. Он уловил её приход, хоть она и старалась ступать по охотничьи сторжко, перекатываясь с пятки на носок, будто опытный ловчий выцеливающий пушного зверя или крадущийся за матёрым сохатым, вытрапливая только ему ведомый приметный след. А ещё он увидел её силуэт через полуприкрытые веки, когда смазался солнечный луч до этого беспечно игравший в его по девичьи пушистых ресницах, и мелькнула тёмная тень с узкой талией, высокой грудью и распущенными волосами обычно сплетённых в тугую толстую косу. А она знала, что он почувствовал её появление, услышала биение его сильного сердца, его изменившееся дыхание, хоть он и старался сдерживать себя. Это была их игра: он знал, что она знает, что он знает. Знали, но продолжали растягивать тот сладостный момент, те мгновения перед первой близостью, загоняя поглубже все уже ни чего не значащие страхи, понимая, что через несколько минут они сольются в одно целое, познают новые до селе неведомые ощущения, почувствуют рождение новых более сильных чувств. Переступят ту черту, когда мужчина вправе называть свою подругу, своей женщиной, а девочка поймёт и примет дар женственности.
И в этих отношениях всё предельно просто: если мужчина не готов стоять насмерть за свою женщину, то это не его женщина. Когда женщина понимает что её мужчина не готов стоять за неё насмерть, то это не её мужчина. Не зря ведь в народе есть такая поговорка: когда весь мир будет против тебя, твоя женщина должна стоять сзади и молча подавать патроны. И в этой народной мудрости сокрыт глубокий смысл, когда за тобой, за твоей спиной стоит близкий тебе человек – отступать некуда, да ты и не отступишь. Она же молча, потому, что и так всё необходимое сказано и решение принято, станет подавать тебе патроны. Ты только не подведи.
Он и она без лишних слов поняли и приняли эти простые истины, эту народную мудрость. Да и к чему слова, когда тела говорят больше любых слов, когда вырывающееся дыхание обжигает сильнее любого пламени, когда стон двоих сливается в одно естество, на одном выплеске, словно тяжёлый прибой накатывает на беззащитный, податливый прибрежный песок, не разбивая его, но оглаживая со всех сторон, шлифуя каждую грань. И не зря опытные кулинары советуют домохозяйкам оттенять сладость солью, тысячу раз не зря, так же как оттеняется привкус солёных губ сладостью поцелуя.
Уже много позже, когда молодые тела устали и лежали обняв друг друга, и дыхание ещё не восстановилось, обоим не хотелось ни о чём говорить или куда-то идти. Но он знал, что рано или поздно придётся развязать этот сладостный узел переплетённых рук, она понимала, что необходимо возвращаться домой. Но боже мой, как же хотелось, что бы время замерло не надолго, всего лишь на одну вечность, на одну секунду бытия.
- Кто-то идёт, Настёна.
- Ну и пусть, ни куда от тебя не уйду, не оставлю.
Через секунду шаги приблизились к двери сарая, но подошедший не стал входить, судя по всему не хотел смущать молодых людей.
- Наська, иди домой, а то отец заругается, давай собирайся, пока он обратно не возвернулся.
- Ой, мамо! - покраснев до кончиков волос, Настасья вскочила с брачного ложа и впопыхах старалась попасть ногами в бельё, надеть измятое платье. Пётр не отставал от своей наречённой, скакал на одной ноге стараясь попасть в штанину. Надеть рубаху. Худо бедно справились, выскочили из сарая, где их поджидала Параскева Ильинична. Строго, но с теплотой осмотрела выскочившую испуганную парочку.
- Хороши, хороши. Ты бы, Пётр, сорочку что ли переодел, а то шиворот-навыворот нацепил, жених.
Настасья прыснула задорным смехом, прикрыв рот ладошкой, над которой огненным блеском сверкали глаза в свете заходящего солнца.
- О, ишь ты, она ещё и лыбится. Наська, уксуса хлебни, а то неровен час мордочка от улыбки треснет.
В ответ дочь бросилась матери на шею, зацеловала в щёки, и тут же начала что-то жарко шептать на ухо.
- Да успокойся ты, егоза. Дома всё обговорим. Отец своё благословение дал. А ты Пётр, ступай домой, ступай. Тебе тоже рано вставать да и подумать есть о чём, хорошенько подумать.
 
Охотничья заимка открылась сразу, что называется – в одночасье,  только что шли по потаённым тропкам пригибая головы от низко опущенных ветвей кедра, лиственницы и орешника, царапал руки о заросли лесной малины, на широкой поляне, с трёх сторон окружённой многовековыми кедрами – гигантами, а с четвёртой стороны упирающуюся в каменистый берег чистейшей таёжной реки перед уставшим взором идущих растворился сказочный мир, будто сошедший с полотен Ивана Шишкина.
Шли споро, но с должными остановками, Ефим, старший сын Кадарейского старосты Тимофея Игнатьевича, понимал, что рядом с ним не местный охотник – промысловик с измальства приученный к таёжному быту, а городской, пришлый, хоть и принятый общиной староверов, но всё же ещё не крещённый тайгой. Четыре сезона в тайге, вот тебе и сложился крест, выдержишь первый самый трудный год, таёжные духи тебя примут, не оттолкнут. Но они принимают только сильных, сильных не телом – духом. А до того момента будут тебя проверять – испытывать, когда гнусом и комарами, когда диким зверем, по сезону холодам и снегами, ну а к осени хлябями. Пройдёшь все испытания, пусть со слезами, с кровью, не убежишь – примут, ну а нет, так на «нет» и суда нет. Шли три дня, ночуя в проходных избушках, рассчитанных на два три человека, не более, такие избы не предполагали долгого пребывания в них, служили временным убежищем на день может два, перевести дух, собраться с силами, редко дольше, только если придётся пережидать непогоду, особенно зимние пурги. Такие избы никогда не запирались на замок, двери любому путнику открыты, приходи, милости просим, грейся, отдыхай, на полках всегда есть спички, сахар с солью, пара банок тушёнки, рядом с печкой складень поленьев с сухой берестой с расчётом на студёную ночь, а то и две. Но и ты, будь добр, уходя оставь за собой как минимум поленьев, да соль с сахаром, чай, может так сложиться, что и после тебя кому-то потребуется крыша над головой да тепло в очаге – таков закон Тайги! Потому и ставили в таких избах по паре нар для отдыха, небольшую чугунную печь с прямым дымоходом через крышу, да пара полок и крюки под потолком от лесного зверья, рядом обязательно мастерили добротный лабаз, дабы ни какой зверь не попортил добычу на обратном пути. Каждая из последующих избушек находилась ровно в одном дневном переходе, порядка пятнадцати, от силы двадцати километрах одна от другой.
Заимка и избушка промысловиков поражали своей степенностью, было видно, что ставили избу не на один год, добротно ставили. Рубили лиственницу, ошкуривали, клали стены, как принято углы рубили в чашу, выбирали паз, который перед укладкой очередного венца прокладывали местным мхом, вбивали плотно, дабы в суровую непогоду внутри избы было комфортно. Крышу выложили колотыми на две части не толстыми брёвнами плотно подогнав одно к одному, закрывали берестой, затем уже настилали внахлёст доски,  добротно смолили, благо дело пихтовой живицы было вдосталь.
Рядом с основной избой из земли покрытая живым дёрном виднелась ещё одна широкая скатанная крыша.
- Ледник, - махнул в сторону землянки Ефим, чуть подумал и добавил, - порожний, пока. А там по над Слюдянкой, - взмах руки в сторону речки и стоящей практически у самого берега избы, - баня. Натоплю с дороги, там и по снедаем[201]. Я там почивать буду, а ты в избу иди, в избу.
Пётр выслушал ознакомительный экскурс по заимке, к слову сказать за три дня пути это было четвёртое и пожалуй самое длинное словоизлияние проводника.
- Снедать, Ефим тебе придётся самому, а мне пожалуй туесок водицы с реки, более нельзя, пост у меня. Знаю, что не ко сроку, но так надобно. А ты, покушай, отдохни…, и знаешь, что, баньку всё-таки протопи и погорячей. Париться будем с тобой, грехи явные и сокрытые смывать. Это ведь только на Руси возможно, смыть грехи в бане, в том смысл великий, да позабытый. Тем, кто несёт в себе частицу Творца, его искру, только то и надо, молитва да баня и ни какая зараза не пристанет, любой грех моется.
- Так оно и понятно, исчо отец Сергий, царствие ему небесное, говаривал: дух парной, дух святой. Пойду я, дров наколю в запас.
Пётр знал, как и прежде, пост телесный и пост духовный несут тягость человеку неподготовленному. Усвоил крепко, от отцов настоятелей, что любой пост должен быть в радость, восприниматься, как свято – святой день, но не праздник, ибо издревле считалось, что праздник – это когда праздно проводить время, бездельничать. Пост же является бранью, противостоянием своим страстям и прихотям, животным желаниям, тем, которые идут от нашего живота. Но человек стал человеком именно тогда, когда сам себе поставил первый запрет. Животные не ведают греха им, созданиям божиим, дозволено всё, с них нет спроса, но человек – овеществлённая частица божьей воли всё время стремился отличаться от зверя, и отличаться он мог только одним – запрещая себе животные желания и страсти. Ибо нет во вселенной существа могущественней чем человек одухотворённый, божественный, и нет зверя страшнее, чем человек в образе зверя.
 Вода, таёжный чай на меду да молитва, вот и вся пища на ближайшую седмицу[202], не так уж и мало, если рассудить, совсем не мало. Да три дня обратно скорым ходом с ночёвками в промежуточных охотничьих избушках. Должны успеть. Ещё в Кадарее день на отдых и снова в путь, но там уже полегче станется, чай не один пойдёт, с Кадарейскими основательными и скорыми на ногу староверам.
 
  
Глава 23.
 
«Следите за рядами, стойте плечом к плечу, заполняйте пустоты, уступайте рукам ваших братьев и не оставляйте промежутков для шайтана. Того, кто соединит ряд, Аллах наградит, а с тем, кто разорвёт ряд, Аллах порвёт».
Пророк Мухаммад, да благословит его Аллах и приветствует. 
 
О двух байкерах.
 
Где-то на трассе между Курганом и Екатеринбургом.
Два байкера на сибирских трассах не вызывали какого-то удивления ни у любителей автопутешествий, ни у прожжённых, видавших виды дальнобойщиков, ни у владельцев придорожных кафе или гостиниц – байкеры, народ вольный и не редкий гость на далёких трассах, где можно уйти в настоящий отрыв от поглощающего быта, почувствовать упругий порыв ветра в лицо, грозный рёв стального друга, уверенность крепких рук на широком руле.
Однако эти двое вызывали явное восторженное удивление всех встречных и поперечных, кому так или иначе довелось с ними столкнуться. Первое на что обращали внимание зеваки завидя этих двоих так это безусловно размеры самих владельцев байков – два бородатых гиганта, каждый под два, а то и белее метра ростом, размахом плеч, что того и гляди придётся входные двери придорожного кафе расширять подручными средствами, так как эти точно ждать не станут, больно голодные ещё минута и слопают заказанные знаменитые на весь тракт бузы вместе с большим котлом в котором они и отвариваются в крутой бараньей похлёбке.
- Ты, Галчонок, нам ещё и чайка завари, покрепче с лимончиком, ага, и сахарку не пожалей двум сироткам, а пиво не надо и другое что, тоже не надо, вот в пивные кружечки нам чайка и налей, - обратился к миловидной, миниатюрной хозяйке брат Илия, которого в миру все знали, как Глеба Борисовича Немирова. 
- Всё сделаю, подам в лучшем виде, - немного замешкавшись, решая продолжать или нет, вышеупомянутая Галина, но всё же наклонилась над невысоким прилавком, заговорщицки поманив аккуратным пальчиком верзилу к себе, дождалась, когда тот наклонится так что бы можно было не только на ухо нашептать бабскую свою тайну, но и продемонстрировать вблизи полушария прелестей, благо дело не зима, рабочий халатик лёгкий, да и вырез декольте по странному совпадению широк и свободен, - Глеб Борисович, так может вы прикажете с дороги вам пару комнат на ночь подготовить, с вашим товарищем? – выжидательно посмотрела в глаза цвета осеннего неба хозяйка, и по всему было видно, что тот к кому она обращалась не первый раз захаживал перекусить, да и переночевать в этом заведении, не первый.
- Прикажу, - тепло проурчал Глеб Борисович, - ох и прикажу, искусительница, но ты мне десерт после обеда, сразу неси, а то к ночи не до десерта будет. Есть на кого коморку то оставить? – поддержал благое начинание брат Илия, в душе сокрушаясь о слабости и греховности человеческой плоти, но не способный сопротивляться двум прекрасным доводам вызывающе и нагло рвущихся сквозь тонкую ткань белого накрахмаленного халатика.
- Найдём, Глебушка, найдём, на кого оставить. Сейчас Марийку покличу, а сама пойду постели вам готовить, - проворковала хозяйка постоялого двора.
- Галчонок, ты постель мне готовь, а тому бородатому увальню, что со мной, просто номер, простооо нооомер. А, да, и попроси нам со товарищем чебуречков с баранинкой, да с сыром и зеленью штучек по десять в номера принести, а то в ночи не с руки будет по закромам лазить.
- Глебушка, тут надысь вами двумя какой-то рыжий интересовался, всё выспрашивал, были али не были.
- Рыжий, рыжих сейчас пруд пруди, в кого ни плюнь, всё в рыжего попадёшь, или в крашенного.
- Не, тот приметный, глаза, что у твого китайчёнка, только по загорелей будет, да и по нашему знатно лопочет. Вот одет он странно был, в какой-то халат как у ламиев[203] в телевизоре.
- Может не ламия, а лама, как в буддийских монастырях.
- Ну вот, я же и говорю, ламия и есть.  
Глеб отошёл от прилавка, давая возможность сделать долгожданный заказ другим посетителям придорожной гостиничного комплекса, ждавшим в нетерпении, но не решавшимся прервать диалог звероватого байкера и Дюймовочки хозяйки. Дураков нет, мало того, что от этого здоровяка можно и по шее за здорово живёшь выхватить, так ещё и хозяйка корчмы без еды оставит. Хотя, какая к лешему еда, когда эти два медведя в косухах весь недельный запас буз себе на один раз отобедать заказали.
- Я смотрю ты время зря не теряешь, уже и о десерте договорился, - обратился к Глебу его товарищ, такой же огромный, как и его собеседник, разве что цвет бород и форма их стрижки разнились. У собеседника Глеба, аккуратная борода не была дополнена наличием усов, они были выбриты до синевы.
- Каюсь, брат мой, грешен. Но разве воинам Пророка, мир и благословение Аллаха ему, запрещено общение с женщинами?
- Общение?
- Открою тебе мои крамольные мысли на этот вопрос: если не от таких, как мы наши женщины будут рожать детей, то от кого? Не отвечай, вопрос риторический. Но я тебе точно скажу, грех пропадать такому семени да такому непаханому полю, тысячу раз грех. Тем более, что и Он, - указательный палец говорившего указал  вверх, и он, - Глеб перешёл на заговорщицкий шёпот, опустив руку но продолжая указывать пальцем вверх, - оба два, сказали нам одно и тоже: плодитесь и размножайтесь, ибо понимают, демография – наше всё.
- Однако, какая вольная у тебя интерпретация вашего писания.
- Об Отечестве печусь, пекусь, а хрен редьки… Тут, вот какое дело, брат Азамат, давай перекусим, чем господь послал и надо пошушукаться, а то у нас больно любопытствующие поклонники появились, подумать надо.
В это время им принесли и установили на стол огромный котёл с бузами в бараньем бульоне, повар разумно рассудил, чего десять раз гонять официантов с тарелками да разносами к этим двоим, не набегаешься. Как бы добавки не попросили, а эти, к гадалке не ходить, попросят и да же выпросят.
- Никанорыч, - не сводя восторженно удивлённых глаз с пары гигантов обратилась к повару молоденькая официантка, - Никанорыч, как думаешь съедят они всё или не осилют?
- Осииилют, - передразнил официантку не молодой уже повар, - ты б глаза то отвела от мужиков, уже поди взмокла то вся, горемычная.
- Ну и что, вон Галке можно, а я что рыжая?!
- Ты смотри, да не засматривайся, особенно на вон того, русявого. Галка то тебе быстро волосы повыдирает и глазищи выцарапает.
- Ой, больно надо мне её русявый. Мне чернявенький приглянулся
- Ну-ну, смотри, девка, нагуляешь дитё, а чернявенький твой сегодня есть, а завтра ищи свищи ветра в поле.
- Никанорыч, если от кого и нагулять так от такого. И непьюсчий, вроде, да и чистый, аккуратный, даром, что с дороги. И одеколоном от него дорогим пахнет, унюхала, когда бузы им выносила.
- Унюхала она, приключения ты себе на задницу унюхала, а не одеколон.
- Ой, да ничего ты Никанорыч не понимаешь.
На том разговор о приключениях на пятую точку юной официантки был закрыт, подоспели новые заказы требующие внимания работников общепита.
После доброго обеда двое в кожанках поднялись в отведённые номера, видно, что каждый номер рассчитан не на одного постояльца, но тут такие постояльцы, что и по одному тесно. Галина, как и обещала, принесла заказанных чебуреков и обещанный к чаю десерт, да так и задержалась. А чуть позже в соседнюю дверь к чернявому байкеру в куртке постучалась и Марийка, со вздохом заскрипела видавшая виды кровать, дверь же номера не в пример кровати отворилась плавно и бесшумно, и так же бесшумно закрылась за прошмыгнувшей в номер женщиной. Позже в отзывах о заведении в интернете, кто-то оставил недовольный отклик том, что гостиница является настоящим вертепом, от криков и стонов бедолага не мог заснуть всю ночь, а наутро в дорогу, и как прикажете выезжать невыспавшимся.
 
Выдвигаться требовалось оперативно, сразу после лёгкого, буквально на скорую руку завтрака из двадцати яиц на брата и пары десятков фаршированных мясом блинчиков со сметаной. Не стоило засвечивать себя раньше срока, по сообщениям от групп поддержки Илии и Азамата по трассам двигались плотным потоком представители нетрадиционных религиозных взглядов, различные дьяволопоклонники и богоборцы всех уровней и масштабов. За Илией, в случае возникновения осложнений монолитом стоял засадный полк черноризцев, за Азаматом его Дикая дивизия[204], основание которой началось как раз в 1914 году, во времена Первой мировой войны, в каждом полку кроме 22 офицеров и 575 всадников имелся свой мулла, собственно с них и началось формирование подразделения целью которого во все времена и при всех правителях являлась защита единоверцев от проявления сил Иблиса[205] и прочих мелких шайтанов подчинённых ему,  но всё же рисковать не стоило, поддержка из воздуха не появится, так, что рассчитывать в оперативной обстановке приходилось только на себя.
 Утро ударило пару байкеров тугой холодной и свежей от росы струёй, пробралось под клёпанные кожанки, заставив волосы встать дыбом, а кровь по венам гнать быстрее мотоциклетного хода. Ещё вчера, за обедом было решено сократить путь и поехать не по основным трассам, а напрямки из Кургана через Бариновку и дальше на Ольховку.
- Вот, Азамат, смотри, судя по карте, мы с тобой с трассы уходим на Долматово, а там на север, на Широковское, после идём на Камышлов,  через Восход и Бариновку а от туда до Екатеринбурга и рукой подать.
- Илия, меня в твоей пламенной, но безусловно аргументированной речи напрягает только слово «идём». Не хотелось бы на второстепенных дорогах колёса оставить и действительно выбираться пёхом. Не знаю, как тебе, а мне мой железный конь дорог, в прямом и переносном смыслах.
- Как в своё время говорил мне мой учитель, великого ума человечище был, профессор, почётный член Аглицкой академии наук, положа свою старческую, но ещё не слабую руку на моё студенческое плечо: не бзди брат, делай.
- И ты не бздил, и делал?
- Хех, ну можно сказать и так. Ты же знаешь, брат Азамат, что в нашем деле, да собственно и во всей России матушке больших звёзд достигают только большие мудаки. А в наших ведомствах это пагубное явление много ярче выражено.
- И снова, вспоминая русскую народную поговорку, скажу тебе брат мой Илия: назвался груздём, полезай в багажник. А мудаки с большими звёздами не в состоянии понять того, что они сто процентные мудаки, в силу того, что они мудаки. Поэтому, всё, как и прежде – победа лежит на плечах пехоты.
Долматов и Широковское проскочили на одном дыхании, благо дело к ним оставалось ещё подобие современных дорог, местами даже с сохранившемся асфальтовым покрытием, кое-где, на ответвлениях, потрескавшимися от прорвавшейся поросли трещинами белели бетонные плиты, уходящие куда-то в лесные массивы, в глуши которых прятались заброшенные военные части времён империи, тихо ржавеющие, разрушающиеся рыхлым кирпичом и поедаемые окружающей растительностью.
За Широковским пришлось снизить скорость и смотреть не в оба, а во все четыре глаза, мало того, что дорога полностью потеряла связь с цивилизацией, лишившись стёртого временем асфальтового покрытия и зияла размашистыми выбоинами, так судя по всему в ночи над территорией прошёл хороший дождь, размочив и превратив в кашу самокатный тракт, так ещё и все выбоины заполнились мутными лужами, в которых дно пряталось в непонятной глубине, и в случае чего можно было за здорово живёшь превратится в капитана Немо на своём двухколёсном Наутилусе.
К середине дня на подъезде к посёлку Восход выехали на пересечение дорог, удивляло то, что второстепенная дорога пересекающая основной путь двух героев на мотоциклах оказалась «свежей» будто бы только вчера уложенной первоклассным асфальтовым покрытием с наличием и это удивляло больше всего светодиодных фонарей. На обочине взгляду путников открылся гигантский и однозначно не местный валун чёрного цвета покрытый тайными знаками и рисунками и непонятными письменами, а так же современными автографами туристов всех мастей и, судя по наименованию городов всех регионов некогда бывшей единой империи, камень явно относился к эрратическим[206] базальтам в незапамятные времена принесённых на приуральскую равнину льдами ледников. Данный камень однозначно говорил о том, что теоретические выкладки учёных о периодах и распространении древних оледенений необходимо пересмотреть или согласится с тем, что данный камень не уступающий знаменитым Баальбекским мегалитам был установлен неведомым племенем местных аборигенов увлечённых архаическим мегалитизмом в оные времена.
Подле камня, теряясь на его фоне и укрывшись тенью многовекового кедра широко разбросавшего свои мохнатые лапы смиренно сидел буддийского монах спокойно созерцавший раскинувшуюся перед ним дорогу и стену леса из-за которой, как раз и выехали два звероватых байкера.
- О, дорога! А куда идет? – удивился Азамат.
- Да никуда, - прозвучал инфантильный ответ.
- Никуда…, хм. А откуда?
- Да ниоткуда.
- Из ниоткуда в никуда? Так не бывает.
- Бывает, еще как бывает. И не раз.
- Проверим?
- Неа.
- Почему?
- А как потом возвращаться из никуда?
- Так может мы сначала поедем в ниоткуда, а там посмотрим.
- Бессмысленно, даже если мы и приедем в ниоткуда, то смотреть придется не на что.
- Это как?
- Обычное дело. В никуда и в ниоткуда есть только ничего.
- Понятно, что ничего не понятно.
- Так оно и понятно, мы же сейчас на распутье между из оттуда в никуда и ниоткуда.
- А Будда?
- А, что Будда? - оба посмотрели на сидящего у камня человека, - Будду зацепим на обратном пути, когда будем возвращаться из никуда.
- Как то стремно ехать в никуда, очково.
- Тебе и очково?!
- Я больше, значит у меня и очко больше…
- Скажи еще, и сжимается сильнее.
- Не без этого.
- Судя по всему, Будда здесь не просто так сидит.
- Так может Будду зацепим сейчас и поедем дальше, а экскурсию из ниоткуда в никуда оставим другим добрым людям.
- Только, знаешь, Илия, ты этого будду к себе на буксир бери, ладно.
- У тебя чего аллергия?
- Не нравится он мне, рыжий, и глаза хоть и узкие, но злые. Могу и уронить по дороге, невзначай.
- Эхе шкаф шангаар унана, - смиренно проронил сидящий у камня человек.
- Чё этот мелкий сказал, Илия?
- Да хрен их этих будд разберёт… Может заклятье на тебя накладывает бесовское.
Судя по всему сидящему у камня Будде надоело слушать трёп двух друзей и поднимаясь с земли он на читом русском языке произнёс:
- Я сказал, что большой шкаф громче падает, - с этими словами вновь обретённый попутчик бесцеремонно устроился сзади Азамата, немного поёрзал, да так и замер ожидая дальнейшего движения.
Друзья переглянулись, пожали плечами, мол и эту ношу осилим тем более, что и весу в попутчике от силы килограмм шестьдесят с рюкзаком и в ботинках.
- Ну да, ну да… Зато маленький дальше летит.
- Ищи всегда, всем своим существом, ведь поиск – превосходный проводник на Пути. Хотя ты увечен и прихрамываешь, хотя тело твоё согбенно и неуклюже, неустанно волочи ноги к Единому[207], - выдал Илия.
- Надо ехать, братья, нам по пути, а время между тем не ждёт. И ты, большой человек, - обратился сидящий сзади буддийский монах к Азамату, - должен ещё меня покормить. Я есть хочу. Долго ждал. Поехали. Яшкой зовите, нравится.
От такой наглости казалось эта гора мышц закипит и взорвётся, но случилось неожиданное, обратное, двигатель мотоцикла взревел, его рокот подхватил аппарат Илии, и улыбки утонули в бородах двух гигантов.
 
Глава 24.
 
«Тако глаголет Господь:
яко будет в последния дни явлена гора Господня, и дом Божий на версе гор, и возвысится превыше холмов: и приидут к ней вси языцы.
 И пойдут языцы мнози, и рекут: приидите, и взыдем на гору Господню и в дом Бога, и возвестит нам путь Свой, и пойдем к Нему»
Книга пророка Исаи 2:2-3
 
Стражи Святой горы.
 
За 32 года до основных событий.
В прозрачных водах Эгейского моря утонул потрясающий по красоте полуостров Колхидики, оканчивающийся тремя «пальцами» - полуостровами: Кассандра, Ситония и Афон. И, если два полуострова из трёх, Кассандра и Ситония являются излюбленным местом для праздного туризма, с мягким климатом, радушными и ленивыми греками обожающими свою обязательную сиесту, длящуюся с двух часов по полудню и продолжающуюся до вечернего часа, время отдыха, тишины и спокойствия, нарушение которого является правонарушением и влечёт за собой наказание. Вообще жизнь всей Греции вращается вокруг нескольких священных для греков понятий, одно из них – «сига-сига», что означает – не спеша, потихоньку, и безусловно – сиеста, настоящий греческий культ. Но совершенно не вписывается в данную концепцию соседний с Кассандрой и Сантонией легендарный полуостров Афон – монашеское государство, наделённое своим управлением и своим же уставом. По древней легенде после сильнейшего шторма к полуострову прибило корабль и с него на эту благословенную землю сошла Богородица, она так была впечатлена красотой и природой полуострова, что испросила Бога завещать[208] ей эти земли. И по слову Божьему так и произошло, в первые столетия нашей эры, когда гонения на христиан были особенно сильны на этом полуострове укрывались первые христиане, которые вели отшельнический образ жизни скрываясь от власть предержащих в густых лесах и высоких горах, в естественных пещерах и гротах коих много по всему побережью.
Воротами Афона считается городок Урануполис, что в переводе означает – город неба, основанный в 315 году до нашей эры философом и по совместительству братом Македонского правителя Алексархом. Город и саму идею его существования однозначно можно считать одной из первых утопических республик, где существовали граждане различных стран, рабы и свободные были уравнены в правах, не было бедных или нищих, только если кто-то из жителей сам добровольно в силу духовных воззрений не отказывался от своих благ и достатка и не начинал исповедовать путь аскезы. И по сей день приезжие туристы могут полюбоваться величественной башней Просфория возвышающейся над местностью, построенная афонскими монахами в далёком 1344 году, со временем утратившая свою стратегическую значимость, но любовно сохранённую поселенцами и превращённую в музей. Посетить монастырь Зигу, вход в который открыт и женщинам, постройка 10 века поражает своим размахом и создавался этот монастырь скорее, как крепость утверждённая пятью мощными стенами и одиннадцатью башнями.
И всего в километре от городка расположена граница Афонской монашеской республики, республики, которую не вправе посетить женщины, а для мужчин требуется специальный диамонитирион – виза, дающая право на посещение Афона.    
Старожилы полуострова, монашествующая братия и паломники в этот день могли наблюдать совершенно непривычную картину, идущую в разрез с извечно спокойным и размеренным образом жизни – оговоренные приёмы и исповеди ради которых люди проделывали путь через пол мира оплачивая каждую минуту посещения золотой монетой были безапелляционно перенесены на неустановленные даты, древние святые старцы убелённые временем подхватив рясы шустро семенили по выбитым камням старинной ступенчатой мостовой, помогая себе именными посохами, их личные помощники, служки, не понимали причины такой суеты, задыхались от быстрой ходьбы, но всё же не могли соперничать в скорости передвижения со своими патронами, лишь удивлённо переглядывались и разводили руками.
В районе монастыря Пантократор, того, что на стороне Капсалы[209], в окрестностях посёлка Карея, почти у подножия горы, в тени роскошного ореха и в окружении древних олив укрывался калив[210] отца Зосимы, этого великого молитвенника – исихаста, по воле Божьей пришедшего к такому просветлению и просвящению, что сама умно – сердечная молитва стала частью его естества и уже ни что в повседневной жизни не могло отвлечь старца от великого духовно-практического делания. Долгий и тяжёлый путь, по слову апостола Павла о непрестанной молитве выделяется три основные вехи: словесная, мысленная и сердечная молитвы. Словесная молитва понятна и доступна каждому, не только монаху, но и простому прихожанину, творится языком, зачастую ум и не вникает в смысл произносимых слов. Мысленная же молитва, напротив словесной, творится в уме нашем, обдумывается и взвешивается. Третий вид молитвы, молитва сердечная, это больше чем молитва – образ, исихасткая молитва являет собой неудобоизъяснимый, а для несведущих, не имеющих такого опыта, не только покажется неудобопонятным, но в какой-то мере и невероятным духовным действием, деланием.
 Хижина, выложенная из местного камня в форме прямого креста состояла из четырёх отделений: непосредственно кельи святого старца, небольшой кухни, бытовых помещений и библиотеки. Каждое помещение отделялось от другого потемневшими от времени дверьми тёсаного дуба, с обеих сторон которых явно проступали нанесённые резцом неизвестного мастера письмена на греческом языке. Часть крыши, выложенной глинобитной черепицей цвета выцветшей охры укрылась зелёным ленивым одеялом, спускающимся по камням, цепляющимся за различные выбоины плотным моховым покрывалом. Рядом же со входом в небольшом саду отороченном кустами чайных роз скрывались пара длинных лавок и широкий деревянный стол, судя по всему служивший хозяину каливы не только в качестве обеденной зоны, но и рабочего пространства. Лёгкий ветер поднимавшийся от моря по цветущим склонам горы и нёсший в себе ароматы разнотравья, мёда и морской соли, из озорства решил полистать оставленные то ли отшельником, то ли кем-то из монахов, направленных в качестве послушания во вспоможение своему брату, старинный сакраментарий[211] скорее всего из местного скриптория, скорее всего в стиле Каролинского возрождения, о чём для знающего человека явно говорил стиль написания так называемым каролингским минускулом, оплетённую кожаным переплётом и в нескольких местах заложенную закладками из дубовой листвы. Озорник ветер играючи перекинул титульную страницу книги представив к всеобщему обозрению яркое украшение фолианта в виде креста с хризмой[212] расположенного в плетённой арке увенчанной зооморфными созданиями, буквами «альфа» и «омега»  символизирующими Христа[213] и вездесущими райскими птицами, в которых при должном внимании можно было узнать европейского фазана. Видимо, во времена написания книги, монахи именно так и представляли себе райских птиц, не опираясь на фантазию, но отталкиваясь от реалий – что потребляла знать, то и служило поводом для вдохновения.
На этих то лавках и дожидались остальных пришедшие ранее монахи, их помощники не решились подойти ближе, сидели на удалении, восстанавливая дыхание и пуская по кругу большую медную кружку с родниковой водой.
Они были чем-то похожи друг на друга, эти старцы. Такие же уставшие, руки с загоревшими до черноты кистями, перебирающими простые палисандровые или можжевеловые чётки. Умиротворённые лица увитые сетью морщин, обрамлённые опрятными седыми бородами и таки ми же в цвет бусыми локонами ниспадающими на по старчески опущенные плечи. Чёрные тяжёлые рясы, ниспадающие аналавы объемлющие плечи монахов великой схимы, и слова завета возложенного на великих подвижников: «Брат наш приемлет аналав, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, восприемляй крест свой на рамех и последуяй Владыце Христу. Рцем о нем, Господи помилуй».
Последними к общему собранию присоединились иеросхимонахи с южной скалистой стороны полуострова, Карульские монахи-отшельники, старец Тихон и Никон, спустившиеся из своих келий по отвесным скалам при помощи цепей и канатов. На Карульях издревле подвизались русские и сербские аскеты, но лишь те из них, которые исповедовали самый строгий путь служения Богу, даже местные греческие монахи не решаются жить в этом скиту, где условия жизни и быта сопряжены с преодолением ежедневных трудностей, не столько духовных, сколько физических. Кельи расположены на семидесяти пяти метровой высоте и представляют собой двенадцать вырубленных в скале помещений или естественных пещер. Спуск и подъём в жилище монахов возможен только при использовании верёвок и цепей, отсюда и название – Карулья, что в переводе с греческого языка означает «катушки», «канаты».
Когда вновь прибывшие отдышались, испили услужливо поднесённой воды из местного ключа, отёрли запылённые лица, взгляды всех старцев обратились на Ефрема Святогора[214], наиболее почитаемому из современных старцев святой горы Афон, будучи ещё юношей ему посчастливилось встретить на своём пути иеромонаха-афонита, одного из сподвижников знаменитого современного святого Иосифа Исихаста. Беседы с этим иеромонахом, как раз и послужили тем толчком, путеводной нитью ко всему жизненному пути праведника.
- Братья мои возлюбленные, спешу сообщить вам печальную весть: по воле Богородицы, брат наш преподобный отче Зосима собирается покинуть этот бренный мир и вступить в горние выси. Но хотя эта весть и может сказаться печальной, однако же Господь и в такой час не оставил нас своей милостью, даровал он нашему брату Зосиме, как не единожды прежде, Своё откровение. Прошу, не утруждать нашего брата на смертном одре ненужными докуками, выслушаем волю уходящего от нас смиренно, как это и подобает.
- Брат Ефрем, скажи, ведомо ли тебе о том, что калив брата Зосимы намедни посетили семеро невидимых?
- То есть истина. Со слов схимника Феофана, многоуважаемый брат Иоаким, который подвизается во вспоможении геронде[215] Зосиме, вчера поутру, когда он возвращался с агурелео[216] и хлебом, некая сила не пустила его дальше родника, но увидел он, как семеро человек облачённых лишь в одеяния Божественной благодати покинули стены этой обители и будто бы пропали из виду, не оставив ни следов, не дуновения ветреного.
Эти слова вызвали ажиотаж и некое подобие волнения в среде стариков, волнение. Такое поведение было оправданным учитывая, что легенда о двенадцати монахах – стражах Афона насчитывает не одно столетие. И повествует эта живая легенда о семи праведниках живущих у вершины горы Афон, достигших такого уровня просвятления[217], что способны питаться лишь молитвой. Число же этих незримых заступников является всегда неизменным – семь. Легенда говорит о том, что эти незримые для досужего взгляда праведники даже во сне держат молитву о мире, но когда наступит последний час, перед самым концом времён они взойдут на вершину святого Афона и в маленьком храме Преображения Господня отслужат ещё одну, последнюю литургию. Сегодня же они, заступники не только Афона, но и всего мира ведут постоянный незримый бой с нечистью, сдерживая натиск тёмного мира стремящегося прорваться с Идолио[218], пройдя запретительные кресты снова оказаться в мире людей.
- Пойдёмте, братия, геронде хочет огласить нам святую весть переданную ему просвятлёнными братьями нашими.
Гуськом, друг за другом, словно потемневшие от постоянного использования и времени чётки, старцы вошли в полутьму каливы, обволакивающий сумрак терялся лишь в двух местах хижины, возле открытого окна и у стены, где горела маленькая лампадка, освещая лик богородицы на старой растрескавшейся иконе. В полутьме, играя на пыльных струнах, покорный воле тёплого ветерка играл солнечный луч, а за этой природной арфой, в глубине хижины можно было рассмотреть простое деревянное ложе укреплённое на каменном основании.
Отец Зосима лежал неподвижно, широкие полы и складки рясы не скрывали аскетичности фигуры старого монаха, впалая грудь чуть заметно вздымалась. На удивление вошедших от лежащего не исходил тот запах, что присущ умирающему человеку, напротив, явственно улавливался аромат южного разнотравья, мёда и разогретого пчелиного воска, и может быть лёгкий запах моря. Хотя до сих пор не было произнесено ни слова, но можно было заметить, что этот момент, запах цветов и мёда, ещё более взволновали и так неспокойных старцев. Им не требовалось пояснений, уходящий геронда действительно стал святым, в помещении царил аромат святости[219].
Тяжело открылись веки лежащего, чистые, почти белые глаза старца в упор взглянули на вошедших. Во взгляде не чувствовалась немощь и боль уходящего человека, лишь искренность и несгибаемая воля аскета. Дрогнули тонкие губы.
-    Пришли – шелест рассохшегося пергамента, липкая белая накипь в уголках рта – пришли, возлюбленные братья мои. Всех ли сподобил Господь прийти?
- Все собрались, брат наш, Зосима, все.
- То добре – было видно, что слова с трудом вырываются из рассохшегося стариковского горла. Кто-то поднёс кружку воды. Холодные капли бисером скатились по серебристой бороде, запутались в плотном переплетении, да так и застыли, не имея возможности и сил продолжить свой путь, словно этот высохший старик на одре, заканчивающий свой земной путь.
- Ты звал нас, мы пришли, геронда.
- Не печальтесь братия, и вся жизнь человеков коротка в сравнении с будущими веками, и всё чем обладаем – ничто перед грядущей вечной жизнью. Если и сотню лет или даже более того пребудем мы в подвиге, то неравное тем годам обетованное время царствовать, ибо царствовать будем во веки вечные, подвизавшись на земле наследуете горнее, ибо есть на то Его обетование, а упокоив наше тленное тело – восприимем же его нетленным. Не станем же унывать, предавшись греху да же в малости, не станем думать о долгом подвиге или о том, что сотворили что-то великое, ибо сказано: недостойны страсти нынешнего времени, к хотящей славе явиться нас[220]. Не устрашитесь же, слыша о добродетели, и имени сего не чудитесь. Ибо внутри нас есть дело сие. Господь же предотвратил это, сказав: не придёт Царствие Божие приметным образом. Царство Небесное внутри вас есть[221]. В ночи, по молитвам моим, ниспослал мне Господь узреть семь истинных праведников, словно светильник иерусалимский во тьме. Надлежит Русскому народу очиститься, бороться, дабы не тиранствовала над ними похоть и не стал их властелином гнев; ибо сказано: гнев мужа правды Божией не соделовает. Но похоть заченши рождает грех, грех же содеянный, рождает смерть[222] - затих старец, то ли устав от проповеди, то ли собираясь с мыслью. Но его ни кто не торопил, понимали, время ещё есть и не покинет их геронта ранее, чем донесёт слово Божие. Пока тянулась пауза скрипучим сухим полушёпотом заговорил Никон Карульский:
- Ведя жизнь праведную, братия, надобно нам крепко трезвиться, и как писано: всяким хранением блюсти своё сердце[223], ибо имеем страшных и зело лукавых врагов, демонов злых и бесовское отродье. Вот с ними то у нас брань извечная, ибо излита мудрость апостольская: несть наша брань к крови и плоти, но к началам и ко властем, и к миродержителем тмы века сего, к духовом злобы поднебесным[224].
И помните, не время сидеть по монастырям и прятаться по кельям, 
ещё преподобный святитель Иоанн Шанхайский: «А ныне вся Русь есть поприще страстотерпцев. Земля ее освятилась их кровью, а воздух ее – восходом душ их на небо. Ей, священна ты Русь! Прав был древний писатель, сказавший, что ты – Третий Рим и четвертому не быти. Ты превзошла древний Рим множеством подвигов мучеников, ты превзошла и крестивший тя Рим своим стоянием в православии, и ты останешься непревзойденной до кончины мира. Лишь освященная страданиями и земной жизнью Богочеловека земля святее тебя в очах православных. Отряхните сон уныния и лености сыны России! Воззрите на славу ее страданий и очиститесь, омойтесь от грехов ваших! Укрепитесь в вере православной, чтобы быть достойными обитать в жилище Господнем и вселиться во святую гору Его! Воспряни, воспряни, восстань Русь, ты, которая из руки Господней выпила чашу ярости Его! Когда окончатся страдания твоя, правда твоя придет с тобой и слава Господня будет сопровождать тебя. Придут народы к свету твоему и цари к восходящему над тобою сиянию. Тогда возведи окрест очи твои и виждь: се бо приидут к тебе от запад и севера, и моря и востока чада твоя, в тебе благословящая Христа во веки». Давно было завещано нам, о том, что все христианские царства придут к концу и сойдутся в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, это и есть римское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать[225].
И снова, словно шелест сухой опавшей листвы звучал голос старца Зосимы под сводами обители:
- Говорю вам: Киево-Печерская лавра падёт. Вся благодать Киево-Печерской лавры перейдёт в Оптину пустынь. Я до этого не доживу, а вы увидите еще всё это. Бог устал слушать пустые слова... Мученическая кровь прольется неминуемо. Просыпайтесь! Гнев Божий — это войны. Всё это приближается очень стремительно. Никуда мы не денемся от этого. Хоть кричи о мире, хоть не кричи: «Мы за мир!» И что? Мы же делами своими что наделали? Упадет на наши головы эта огненная чаша гнева Божия! Беда будет! Колотня такая начнётся... С Киева пойдет и покатится по всей земле нашей... Никого не минует. Кругом беснование такое будет… Бог устал слушать пустые слова... Я вам это говорю, чтобы вы уже перестали жить в суете. Какие дела? Одни грехи! Каяться надо! Вот опять скажут, что я кричу! А как не кричать? Вы же девяносто процентов верующих спите до сих пор! Просыпайтесь! Я вас прошу!!! Просыпайтесь! Беда, беда на пороге! Мученическая кровь прольется неминуемо. Просыпайтесь! Но Дух Руси могучий, непобедимый всегда! Медведь-то русский спит-спит, терпит-терпит, но уж как проснется, как в лапу мохнатую эту дубину возьмет, как раскрутится, то и вся масонская Европа полетит тогда от этой дубины настоящей, русской, святой[226]. Быть войне, сначала малой, а после уж и по всему миру покатится, но ещё до её прихода, до начала, явит Господь благодать на Святой Руси, пошлёт Он в Своей милости сподвижника. Уже известен и час его рождения и дева несущая во чреве своём Его посланника… Устал я братия мои возлюбленныя, отдохну,  – снова замолчал старец, потянулся сухой узловатой рукой своей к чаше с водой. Приподнялся на ложе, испил. Огляделся. Указующий крючковатый перст старика, с ломанными краями ногтей нацелился на Ефрема Святогора:
- Останься, Ефрем, не всё ещё сказано…
Старцы один за другим покидали обитель, и чудно было им, находясь в келье пророка, под сырыми нависающими сводами и тесными стенами они чувствовали безмерную ширину и свободу всего космоса, Вселенной, но выйдя из-под крова ощутили тяжесть и тесноту окружающего мира, чувствовали лишь холод горячего морского воздуха, кутались в чёрные свои рясы, переглядываясь, как будто не до конца осознавая, что же сейчас с ними произошло.
Оставшись один на один с умирающим Ефрем Святогорец осенил себя крестным знаменьем и склонился над братом Зосимой в ожидании. Долго, очень долго один старец шептал на ухо другому свою последнюю волю, давал наставления. Уже уходя, возле самой двери, когда все слова казалось были сказаны, в спину уходящего Ефрема долетел шелест – шёпот:
- Господом Богом нашим, умоляю, только опять не просрите…
Хотелось бы Ефрему Святогорцу думать, что брат его оговорился, очень хотелось бы, но он понимал, что в словах уходящего не было оговорки, лишь сожаления о прошлой упущенной возможности. Тогда, в силу своего человеколюбия Афон проиграл схватку с двумя братьями за одну единственную душу, результатом чего стал распад Православной империи, тогда много лет назад синодом святых старцев было принято решение о мягком воздействие на двух изгоев, ибо Господь в своей прозорливости или с попущения даровал двум этим братьям немыслимое долголетие, и не в праве верных Его сынов решать жить им или нет. То было много лет назад, и они проиграли, но не сейчас, не сейчас.
На лавках, возле опустевшего калива, плотно прижавшись друг к другу сидели десять старцев, десять современных святых, аскетов молитвенников, вопрошающие взгляды всех были обращены к вышедшему на крыльцо.
- … Ну, в общем благословил.


[1] Гекатомба – торжественное приношение богам в др. Греции более ста быков. В современной интерпретации, огромные жертвы в результате каких либо действий.
[2] Действительное историческое событие.
[3] Старец Зосима – священник, провидец, действительная историческая личность.
[4] Действительные слова одного из пророчеств старца Зосимы.
[5] Действительное историческое событие.
[6] Виднокрай – горизонт (окойом)
[7] Окойом – горизонт (виднокрай).
[8] Куколь – остроконечный головной убор монахов великосхимников, олицетворяет собой детскую простоту и незлобие, служит шлемом спасительного упования.
[9] Мельхиседек (обр. к евреям, гл. 7) – Библейский персонаж, признаётся как историческая личность, один из царей, правителей Иерусалима (Салим).  
[10] Действительное историческое событие.
[11] Кючук-Кайнарджийский мир (1774 г.) – завершение первой Турецкой войны Екатерины II.
[12] Текели Пётр Абрамович – генерал-майор императорской армии, командующий войсками Новороссии.
[13] Колнышевский Пётр Иванович (1691-1803г.) – последний кошевой атаман Запорожской Сечи.
[14] Велик День (ст. укр., бел.) – Пасха.
[15] Малороссия или Новороссия – губерния Российской империи.
[16] Веселка (укр.) – радуга.
[17] Люлька (укр.) – разновидность курительной трубки, распространённая в Малороссии.
[18] Гарных (укр., гарних) – красивых.
[19] Тать (устаревшее) – вор.
[20] Чубук – сменная часть курительной трубки, в которой осаживались смолы.
[21] Кобза – струнный музыкальный инструмент.
[22] Площа – род пуговиц.
[23] Зброя (укр.) – оружие.
[24] Черес – широкий кожаный пояс.
[25] Самопал – ружьё.
[26] Бастард – полутораручный меч, названный так за то, что не относился не к двуручным не к одноручным мечам.
[27] Красная свитка – по мотивам произведений Н. В. Гоголя «Сорочинская ярмарка».
[28] Иван Дмитриевич Сирко (1610 – 1680 г.) – легендарный кошевой атаман Запорожской сечи.
[29] Дидько (укр. – дiдько) – бес, чёрт.
[30] Хорт (ст. укр.) – волк.
[31] Переляк(у) – испуг(у).
[32] Спор на наковальне (фольклор) – по поверьям на наковальне проверялись серебряные или золотые монеты, подписи на грамотах, так как нечистая сила боится кованного железа.
[33] Шабля, шаблюка (укр.) – сабля.
[34] Поснидавших (ст. рус.) – поевших.
[35] Люципер (ст. укр) – Люцифер.
[36] Полубаская ложка – деревянная глубокая повседневная ложка округлой формы.
[37] Примусить (ст. рус., укр) – принудить.
[38] Обох (уст.) – двоих.
[39] Бачить (уст. рус., укр.) – видеть.
[40] Гарнец (ст. рус.) – мера объёма равная 2,8 литра.
[41] Справжний (ст. рус., укр.) – настоящий.
[42] Империал – золотая монета в царской России равная 12,9 грамма, 900 пробы золота.
[43] Летник – сезонная дорога, в данном случае проложенная в весенне-летний период, аналогично есть и зимники – временный путь проложенный по снегу.
[44] Мазурик (уст.) – карманный вор на ярмарке, в городе
[45] Гаманец (уст. южно-русское, малороссийское) – кожаный кошелёк.
[46] Стибрить (уст. жаргон) – украсть.
[47] Тетеря (жар.) – от «сонный тетерев».
[48] Плоскиривцы (н.п.) – современный г. Хмельницкий, респ. Украина
[49] Клепь (ст. рус.) – капкан.
[50] Режьте всех, Господь узнает своих – знаменитые слова аббата Арно Амори под стенами Иерусалима.
[51] Из речи Стивена Хокинга.
[52] Нефилим - Библейские персонажи, упоминаемые в пятикнижии. Существа, рождённые от связи падших ангелов и людей. Их негативное влияние на людей послужило причиной первопотопа.
[53] Исаак и Иаков (Израиль) братья близнецы. В книге Бытия 32:24-30 Иаков на физическом уровне противостоит ангелу (Богу) и побеждает его.
[54] Трисветлый лик - по поверьям древних Славян солнце, светило, являлось божеством наделённым тремя ипостасями: утренняя, дневная и вечерняя.
[55] Каремат - обиходное, распространённое название туристических ковриков.
[56] Вежество – вежливость.
[57] Окойом – горизонт.
[58] Часть стихотворения автора.
[59] грязнут - погружаться во что-либо вязкое, тонуть.
[60] бочаг - углубление на дне реки, старая яма, омут, болото.
[61] вёрдо - тёплая сухая погода.
[62] гать - проход через болото.
[63] рефаимы - одно из племён библейских великанов.
[64] балий - врач, прорицатель.
[65] прилоги – приложения.
[66] крещающие - проводящие крещение.
[67] хулящие - ругающие, оскорбляющие.
[68] Притча – жилое здание в комплексе прихода предназначенное для постоянного проживания священника.
[69] Ловъ - охота, рыбная ловля.
[70] Кандюшка - глиняная кружка цилиндрической формы.
[71] Авторская компиляция на пророчества святых Православных старцев.
[72] Омофор - большой платок, укрывающий голову и плечи Богородицы.
[73] Пророчество Серафима Саровского.
[74] Джалал ад-Дин Руми - величайший персидский поэт-суфий.
[75] Речь идёт о Пустозёрской пустыни, нижнее течение р. Печоры, 20 км, от Нарьян-Мара.
[76] Голубец (голбец) - навершие на надгробном столбце или кресте, имеет значение - могила, глубокая яма. Вместе с тем олицетворяет крышу дома ушедшего родича.
[77] Начальные строки молитвы «Символ веры».
[78] Евангелие от Матфея 10:34-36
[79] Под – часть русской дровяной печи, пол в самой топке. Потому и хлеб называли подовый, буквально – испечённый на полу печи.
[80] Могута – сила, внутренняя мощь человека.
[81] Бер (старорусский) – медведь. Бер, производное «берлога», буквально: логово (ложе) бера, медведя.
[82] Гульбище – наружная терраса вдоль стен храма
[83] Почил в бозе (дословно) – почил или усну в Боге, то есть отдал Богу душу, умер.
[84] Пророчество Исаии (Ев. от Матфея 13:14).
[85] Мунх-Хух-Тенгри - Вечное Синее Небо, верховное божество у татаро-монгол эпохи Чингизидов.
[86] Первое тысячелетие до нашей эры - период неолита.
[87] 13 - 14 век до нашей эры - позднесарматский период.
[88] Аглая Тамбовская – действительная историческая личность.
[89] Поза «трупа», шавасана - техника выполнения медитации для глубокого расслабления. 
[90] Рамена (церковно-славянский) - плечи.
[91] Шамхазай - один из демонов Ада, помощник Азазеля, обучил людей колдовству и ведовству.
[92] Барченко Александр Васильевич – мистик, учёный, исследователь.
[93] Хортица - остров на реке Днепр, один из крупнейших островов на пресноводных реках, длинна 12,5 км, ширина 2,5 км.
[94] Верхняя Хортица - речь идёт о знаменитом Запорожском дубе, возраст 700 лет, высота 36 метров, диаметр ствола 6,32 метра. К сожалению, на сегодняшний день данный исторический и природный памятник мёртв. Но вокруг посажены и активно растут его потомки.
[95] отец Савва - вымышленный персонаж, прототипом послужил одноимённый герой из произведения И. Охлобыстина «Благословляю на праведный бой».
[96] Бринза Алексей Гаврилович - действительная историческая личность, пресвитер церкви на Верхней Хортице 1969–1990 годы, рукоположен в 1970 году.
[97] Дропстоун - слабо окатанный обломок горной породы, выпавшие из таящего ледника.
[98] Эрратические валуны - ледниковая эрратика, общее определение валунов и глыб, принесённых ледниками.
[99] Речь идёт о песне Юрия Визбора «Солнышко лесное» или «Милая моя» (1972 - 1973 г.) посвящённое Поляне, на которой проходили фестивали бардовской песни.
[100] РГО - Российское Географическое Общество.
[101] Чеко - озеро, расположенное приблизительно в восьми километрах от эпицентра Тунгусской катастрофы.
[102] Кимча - река, соединяющаяся с озером Чеко.
[103] Шняга - плоскодонная лодка, использующаяся на северных реках.
 
[104] Маснави - «Поэма о скрытом смысле», автор величайший поэт-суфий Джалад ад-Дин Руми.
[105] Великое пятикнижие - встречающееся в научном и литературно-критическом обиходе факультативное, нетерминологическое обозначение «больших» романов Достоевского 60–70-х гг., начиная с «Преступления и наказания».
[106] Митрополит Амфилохий (Радович) 1938–2020 гг., епископ Сербской Православной церкви, митрополит Черногорско-Приморский.
[107] Исихазм - в наши дни — это исключительно православное философско-аскетическое движение, древняя традиция духовной практики, составляющая основу православного аскетизма.
[108] Его Святейшество Далай-лама XIV.
 
[109] АВР - академия внешней разведки.
[110] Энигма - в переводе с греческого «загадка»
[111] Исторический факт – встреча состоялась 10 апреля 2002 года.
[112] Сакки - в традиции ниндзюцу обозначает «ветер смерти» - интуитивное ощущение внезапного нападения.
[113] Тушилы (проф. жаргон) – опытные пожарные, фанаты своего дела.
[114] Сникерс - сленговое выражение означает пожарную автоцистерну.
[115] Чехол (проф. сленг) – означает «погода ниже минимума».
[116] Корова (проф. сленг) – означает самолёт БЕ-200.
[117] Гудвин (проф. сленг) – означает Гидрометцентр.
[118] Четыре девятки (проф. сленг) – означает хорошую погоду.
[119] Песчанка (афганка) - полевая военная форма военнослужащих Советской армии 
[120] Мыгра (волжско-финское) – болото.
[121] Колтус (самоедское) – низкое заболоченное место.
[122] Тайбола – густой дремучий лес.
[123] Болдовина – глубокое место в болоте.
[124] Агды - эвенкийская мифология, один из верховных (небесных) божеств, бог грозы и грома.
[125] Энекан-Буга (эвенкийский) – верховное божество, Мать природа.
[126] Псалом 22.
[127] Сура Аль-Фатиха, русская транскрипция - во имя Аллаха, Милостивого и Милосердного. Хвала Аллаху, Господу миров. Милостивому, Милосердному…
[128] Иов. глава 38, стих 11.
[129] Титаномахия (др. гр.) – битва богов-олимпийцев с титанами.
[130] Шелковица – дерево или крупный кустарник семейства тутовых.
[131] Вёльвы – волхвы, колдуны древней Скандинавии.
[132] Обувать – жаргонное выражение, обыгрывать в карты.
[133] Башмак – жаргонное выражение, жертва шулера.
[134] Глот – жаргонное выражение, спорщик, помощник шулера.
[135] Бояровать – жаргонное выражение, склонять к игре в карты.
[136] Ахтари – жаргонное выражение, карты.
[137] Бура – жаргонное выражение, название карточной игры.
[138] Лепень с дерибасом (жарг.) – пиджак или костюм с платком.
[139] Стиры – жаргонное выражение, карты.
[140] Дерево бодхи - Ficus religiosa, священный фикус.
[141] Шулэп – национальное бурятское блюдо, суп на основе говяжьего бульона с лапшой ручной лепки.
[142] Буузы – национальное бурятское блюдо, сродни мантам, готовятся на пару, включают в состав три сорта мяса.
[143] Геше (буддизм) – учёный лама, соответствует доктору наук.
[144] Аджан (буддизм) – почтительный титул буддийского наставника.
[145] Тарни (буддизм) – символические звуки и заклинания.
[146] Махакала – один из защитников Дхармы, является злой ипостасью Будды Сострадания.
[147] Гэсэр Хан – мифический герой народов Азии, защитник, посылается в мир, когда уже нет выхода.
[148]Колировка – садовая прививка фруктовых деревьев.
[149] Спор на Патриарших прудах – имеется в виду произведение М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита».
[150] Зульфикар – ислам, меч Пророка Мухаммада, да благословит его Аллах и приветствует.
[151] Послание старца Филофея «Послание о злых днях и часах» 1524 – 1526 г.
[152] Ставропигиальный – подчинённый непосредственно Патриарху Московскому и всея Руси.
[153] Откровение Иоанна Богослова «Апокалипсис» гл. 6., текс церковно-славянский.
[154] Клобук – головной убор священнослужителей.
[155] Одесную – сторона расположения, справа (производная от – десница, правя рука. Шуйца – левая рука).
[156] Действительное историческое событие.
[157] «Я – Кара Господня. Если вы не совершали смертных грехов, Господь не пошлёт вам кару в лице меня».
[158] tantumque profecit (латынь) – тайный посланник.
[159] 1959 год, гора Холат-Сяхыл (манси) – гора Мертвецов, место гибели группы Дятлова.
[160] ВОХР – вооружённая охрана.
[161] «Хибины» - позывной группы Дятлова.
[162] Холат-Сяхыл (манси) – Гора Мертвецов.
[163] Действительное историческое событие.
[164] Шушмор (Шишмор) – урочище Шушмор, находится на границе Шатурского района Подмосковья и Владимирской области. Аномальная зона. Не изучена официальными научными экспедициями.
[165] Три мачты – место на о. Хортица, рядом со скифским городищем и Совутиной скалой, на котором установлены три высоковольтные опоры.
[166] Янтра – от санскритского корня «ям», буквально: управлять, связывать, влиять, обуздать. Суффикс «тра» - инструмент, средство.
[167] Шри-янтра – ведический сакральны символ, отражает космос и строение Вселенной.
[168] Ген Бога (VMAT2) – гипотеза предложенная генетиком Дином Хаймером в 2004 году, везикулярный переносчик моноаминов 2.
[169] Погуторим, гуторить (стар. Русск..) – говорить, обсуждать.
[170] Лестовка (ст. обряд.) – разновидность чёток для молитв у старообрядцев. Символизирует лестницу духовного восхождения с земли на небо. Лестовку так же именуют «духовным мечом».
[171] Шелом – шлем, от сюда и выражение: ошеломить, то есть буквально ударить по шлему, контузить противника.
[172] Мирской храм – созданный усилиями нескольких близлежащих поселений, буквально: всем миром.
[173] Форма строительства старообрядческих храмов и церквей. Отличие от новообрядческих (Никонианских) церквей в отсутствии куполов или в наличии всего одного купола. Тогда, как в Никонианских церквях созданных по греческому образу имеется не менее пяти куполов.
[174] Зазвонный колокол – малый колокол.
[175] Подзвонный колокол – средний колокол.
[176] Благовестник – большой колокол.
[177] Чаклун (стар. Слав) – колдун.
[178] Евангелие от Матфея стих 21:12
[179] Семипоклонный начал – последовательность молитв которыми старообрядцы начинают и заканчивают Богослужение в храме или дома.
[180] Исходный поклон – поклон в завершении Богослужения.
[181] Отпуст – завершение молитвы или всего Богослужения.
[182] Требеть (ст. Слав.) – тревога, търебити – звонить в трубу, тръба – труба.
[183] Здесь имеется в виду пророчество Иоанна Богослова «Апокалипсис» о четырёх всадниках апокалипсиса, на четырёх конях: первый – конь белый (мор, болезни); второй – конь рыжий (война); третий – конь вороной (судья); четвёртый – конь бледный (смерть).
[184] Выя (ст. слав.) – шея.
[185] Поконный дом (прим. авт.) – традиционный, выстроенный согласно старым, каноническим, требованиям. Кон (ст. слав.) – порядок, производное – за-Кон, изпо-Кон и тд.
[186] Салки (догонялки, догоняшки, пятнашки и пр.) – старая русская игра, задача догнать игрока и касанием руки передать ему (осалить, запятнать) право ведения игры.
[187] Вечеря (ст. русск., укр., бел.) – ужин.
[188] Неписахи (уст.) – староверы и старообрядцы не участвующие в переписи населения и не имеющие установленных государством документов удостоверяющих личность.
[189] Беле, бела (уст. слав.) – девушка на выданье, невеста. Черничка – девочка подросток. 
[190] А хазары получали дань и на севере пошлину получали по девушке и по шкуре белки от дома.
[191] «Мир ему и благословение Аллаха» - обязательное уважительное обращение при упоминании имени пророка Мухаммада (Саллаллаху алейхи ва саллям).
[192] Смазать лапы (смазать лыжи, смазать ноги и тд.) – куда-то собраться.
[193] Сезонная (осенняя) миграция рыб из малых рек в крупные водоёмы.
[194] Тато (сербский, украинский) – папа, ласковое обращение детей к отцу.
[195] Нэня (от адыгейского «нэня») – матушка, мама, слово принесено казакам с Кавказа, укоренилось в Украинском наречии и на Кубани.
[196] Ратица (ст. славянский) по Далю - воевать, сражаться. 
[197] Обжечь ухо о дверь – буквально, подслушивать.
[198] Ставленный – ферментированный.
[199] Рушник (ст. слав.) – полотенце из домотканого полотна расшитое обрядовыми узорами.
[200] Карагасы (тофалары) – коренной народ Иркутской области, «карагасы» - буквально, чёрные гуси.
[201] Снедать (уст. слав.) – есть, принимать пищу.
[202] Седмица (уст. слав.) – неделя.
[203] Ламия – мифологическое существо, чудовище поедающее людей.
[204] Дикая дивизия (самоназвание) – Кавказская конная дивизия.
[205] Иблис (отчаяние, безнадёжность) – создание Аллаха, был сотворён из огня, изначально носил имя Харис, что в переводится с арабского – «страж», был низвергнут Аллахом за непокорность.
[206] Эрратика (erraticus – блуждающий) – валуны переносимые ледником.
[207] Суфейская притча
[208] Завещать – в данном случае имеется в виду предоставить что либо по завету. Аналогично с выражением «земля обетованная», в том смысле, что данная, дарованная по обету.
[209] Капсала – местность на св. горе Афон.
[210] Калив – хижина.
[211] Сакраментарий – церковные книги украшенные красочными миниатюрами и орнаментами.
[212] Хризма – символ в христианстве, анаграмма начальных греческих букв имени 
[213] Откр. Иоанна Богослова 1:8 – «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть и был и грядёт, Вседержитель».
[214] Все совпадения имён являются случайными.
[215] Геронда - старец
[216] Агурелео – сорт оливкового масла.
[217] В данном тексте слово «просвятление» не несёт в себе ошибку и является производным от слова «святость».
[218] Идолио (идол) одна из высочайших точек Афона, более 800 метров, является центром древнего языческого капища с сохранившимся жертвенником, где приносились человеческие жертвы.
[219] Аромат святости – согласно христианским легендам этот аромат присущ святым, или мощам святых.
[220] Рим. 8:18.
[221] Лука 17, 21
[222] Иак. 1, 20, 15.
[223] Притчи. 4, 23.
[224] Еф. 6, 12.
[225] Послание старца Филофея монаха Псковско Елеазарова монастыря к государю Василию III Ивановичу «О неблагоприятных днях и часах» 1523 – 1524 г.
[226] Истинное пророчества святого старца Зосимы (Сокур).