Последний контракт

В портовый город Лейстрем, принадлежащий могущественной Торговой компании, наконец-то вернулся «Строптивый». Этот двухмачтовый бриг в течение нескольких месяцев помогал дельцам осуществлять важную миссию – заключать новые контракты и расширять влияние компании в Южном море. Гамильтон, один из главных членов этой торговой экспедиции, уже сошел с борта и, воровато оглядываясь по сторонам, шел по городской площади в направлении своей штаб-квартиры.

– Господин Фицджеральд Эймер будет в восторге… – приговаривал Гамильтон, бережно неся в руках какой-то свиток.

– Вернулся? – сонно протянул один из охранников парадного входа. – Я уже начал думать, что ты с того острова не вернешься!

– Все в порядке… в полном порядке, – с улыбкой проговорил Гамильтон, поправляя свой плащ.  –  Я тебе обязательно все расскажу, но позже, – с этими словами, минуя всех попадавшихся ему на пути, он быстрыми шагами поднимался на этаж к Эймеру.

Дверь распахнулась. Гамильтон вошел в кабинет и поклонился, сняв изысканную шляпу с синим пером. Фицджеральд стоял за конторкой и пробурчал что-то неразборчивое в знак приветствия. Как и все богатые и чрезвычайно влиятельные люди Торговой компании, Эймер был холоден до всего, что не касалось темы денег. Он был низкорослым и толстым человеком, с бледным, обрюзгшим лицом. Короткие усы его были какими-то острыми, как и взгляд, прятавшийся за потускневшими линзами его пенсне. 

– Подпись в моих руках, – негромко проговорил Гамильтон, разворачивая свиток. Бумажный хруст в мгновение заставил Эймера поднять взгляд на вошедшего.

– Ты всё-таки смог заключить этот чудовищный контракт? Давай его сюда, немедленно! – властно произнес Фицджеральд и потянулся своей короткой рукой, сверкающей золотыми перстнями, к вошедшему. Гамильтон с гордостью передал бумагу. Глаза Эймера жадно бегали по строкам, словно стараясь найти какую-то заковырку, но чем ближе он был к окончанию текста, тем шире расползалась улыбка на его безжизненном лице. Взгляд моментально стал добрым, а тон голоса располагающим к беседе.

– Отлично, Гамильтон, – прошепелявил Эймер, сияя от восторга, – процент получишь сразу же, как увидим деньги. Обещанный отпуск тоже получишь. У тебя же там суженая объявилась. Вот и сплавай с ней, куда хотел… но обязательно вернись назад!

– Любезно с вашей стороны, что вы не забыли о моей просьбе, – с улыбкой и крайней учтивостью подметил мужчина.

За несколько месяцев перед своим отплытием на задание, Гамильтон повстречал прекрасную белокурую девушку. Она была невероятно красивая, словно сошедшая с картины. Молодые люди чрезвычайно увлеклись друг другом, и увлечение это переросло в обещание, которое Гамильтон дал девушке перед отплытием. Он уверял ее, что через полгода своей торговой миссии обязательно вернется к ней, а в руках у него будет шкатулка, доверху набитая золотыми монетами. Это будет залогом его серьезных намерений – он собирался жениться на своей возлюбленной. Все, что требовалось – заключить последний контракт в этом году. Фицджеральд обещал крупную премию и даже расщедрился на большой отпуск.

– Избавь меня от своей излишней лести, – недовольно произнес Эймер, нервно махнув рукой, – лучше расскажи мне, как ты убедил Абрахама подписать контракт? Самый жирный, самый вкусный контракт, который можно было подписать за последнее время! Но самое главное, – Фицджеральд поднял указательный палец с малахитовым перстнем вверх, – я не понимаю, как ты убедил его, бывшего морского волка и богатейшего купца на своем острове, подписать этот… без сомнения жуткий для него контракт!

– Смекалкой, господин Эймер, смекалкой, – усмехнулся Гамильтон.

– Расскажи подробнее, как?

Гамильтон достал трубку и, набив ее ароматным свежим табаком, принялся раскуривать.

– Все мы люди! У каждого есть уязвимое место. Дело обстояло следующим образом… Бывший моряк, Абрахам Макнауелл, ныне известный богатый купец острова Талер, всегда обедал и ужинал в одном и том же трактире. Городок приятный, порт богатый, сам остров – тихое и спокойное место. Единственное, что мне никогда не нравилось в моей командировке, так это бесконечные дожди. Укрываясь плащом, я каждый день отслеживал привычный маршрут Абрахама и садился неподалеку от него, чтобы внимательно его изучать… Несмотря на то, что седина давно покрыла его голову, это был довольно крепкий и властный человек. Окладистая борода, суровое морщинистое лицо, крупные глаза и массивное тело – любая трубка в его руках казалась тлеющей спичкой. Его всегда сопровождал преданный телохранитель, темнокожий Раффа. Поговаривают, что Абрахам выкупил его, обучил, и сделал неизменным защитником своей угасающей жизни, – начал рассказ Гамильтон. Немного подумав, он продолжил: – Я долго гадал, где же кроется его слабое место. Семья? Всем на Талере было известно, что Абрахам вдов. Дети? Детей у него тоже не было, а если и были, то этому старому дьяволу удавалось хорошо их прятать! Поразмыслив над дальнейшими своими действиями, я поселился в дешевой гостинице, прямо в порту. Ужасная дыра, наполненная вонью и крысами, но именно там мне посчастливилось познакомиться с бродягами и бездомными. Они мне нашептали про одну девицу, к которой старик наведывался год назад, но свои рандеву внезапно прекратил.

– Ты никакую заразу не подхватил, надеюсь? – настороженно спросил Эймер, прервав подсчёт монеток на столе, – можешь опустить подробности знакомства с распутницами, переходи к сути.

– Разумеется, – с лукавой улыбкой ответил Гамильтон. – В общем, милашка Сьюзен оказалась довольно разговорчивой и выложила на стол все свои карты. Хочешь узнать что-то о мужчине – наведайся к его любовнице, которую он обидел. В последнюю их совместную ночь Абрахам был чем-то крайне озабочен. Он все время бормотал про какую-то статуэтку, и, совершенно отказываясь от постели, стоял в халате напротив открытого окна и дымил трубкой. Все сводилось к тому, что он не мог вспомнить, положил он свою безделушку на прежнее место перед уходом, или нет. Наконец, Сьюзи сказала: «Лучше тебе спать со своей драгоценной статуэткой, чтобы не волноваться лишний раз».  Однако, Абрахам эту шутку не одобрил. Он обернул свое искаженное от злости лицо. При лунном свете оно было особенно страшным. В порыве ярости он бросился к Сьюзен и начал трясти ее за плечи, выплюнув трубку на пол. Пытаясь высвободиться от этого старого, но по-прежнему крепкого бывалого моряка, Сьюзен взмолилась: «Хватит, прекрати, мне больно».  Когда Сьюзен начала звать на помощь еще громче, а потом зарыдала, Макнауелл отступился. Властно приказав ей замолчать, он пообещал ей выплатить в три раза больше, чем полагалось за отведенную ночь. И тут, по милости госпожи Фортуны и благодаря умению Сьюзи располагать к себе, старик разоткровенничался… 

– И что же он рассказал? – пробормотал Эймер.

– Невероятную небылицу, – задумчиво протянул Гамильтон, покручивая правый ус, – сперва я разделял мнение Сьюзи о том, что к старости Абрахам тронулся умом. Но мое чутье подсказывало мне молчать и внимать каждой детали этой невероятной истории.

– Так что же? – в нетерпении произнес Эймер.

–  Когда-то давно, Абрахам Макнауелл путешествовал по Южному морю и был в весьма бедственном положении. Развод с первой женой, юридические тяжбы, карточные долги... И вот, в один из этих морских вояжей, кораблю пришлось экстренно бросить якорь у небольшого острова. Тихое, сонное место, где хозяйничали одни лишь чайки да черепахи. Капитан отправил Абрахама с группой матросов в ближайшие джунгли, собрать хворост и топливо на разведения огня. Макнауелл был серым и мрачным, как надгробная плита – денег нет, сплошные долги, а за всю свою жизнь он так и не дослужился до высокого звания. Все время бегать по поручениям его чрезвычайно удручало. И вот именно там, в этих зарослях, они обнаружили руины какого-то туземного алтаря. Сьюзи сказала, что Абрахам описывал его примерно так: жертвенный алтарь и четыре колонны по периметру. Обычное дело, всего лишь руины забытых времен… Именно там Макнауелл случайно наступил ногой на статуэтку, едва не расколов её своим тяжелым весом. Она не была ни золотой, ни серебряной, ни инкрустированной драгоценными металлами. 

– Бесполезная вещь, – произнес Эймер, расставляя в алфавитном порядке контракты.

– Согласен. Но почему-то Абрахам был уверен, что именно ей он был обязан свалившемся на него богатством. В конце плавания их капитан, не славившийся особой щедростью, выплатил премию одному только Макнауеллу! Далее, как рассказывала Сьюзи, деньги липли к Абрахаму, как грязь к ботинку. Ему приходили на ум сделки, о которых он не помышлял раньше. Он обзавелся связами с торговцами, ударился с головой в предпринимательство и стал самым богатым человеком на Талере. Но чем богаче он становился, тем больше закрывался от общества и, в конце концов, нанял телохранителя, который никого к нему не подпускал. Я благодарен Сьюзи за ее откровение, талантливая дама… А ведь она даже смогла выведать о том, где старик хранит свою статуэтку.

– Действительно глупая небылица, – усмехнулся шепелявый Фицджеральд, чистя щеточкой кольцо с изумрудом.

– Но я решил разделить веру Абрахама в неё. Оставшийся месяц я тратил деньги на информаторов, ищеек, бездомных. Спланировал потасовку нескольких громил посреди ночи, чтобы поднять весь квартал на ноги, и, воспользовавшись удачным случаем, выкрал статуэтку. Жуткое зрелище, но он выставлял ее прямо на камин, расположенный напротив своей постели, чтобы неустанно смотреть на неё перед сном и после пробуждения. 

– В дело вступил шантаж? – осведомился Эймер, с наслаждением вертя в руках подписанный контракт.

– Наш любимый метод, все верно. Я дал Абрахаму понервничать как следует, будьте в этом уверены, а потом написал письмо, в котором потребовал немедленно явиться ночью в безлюдный переулок в порту. Условие сделки было простым – подписание нашего контракта в обмен на свою безделушку. Ночь была тихая. Я взял с собой двух наших бойцов для подстраховки. Абрахам был бледным, как труп, и трясся, как последний осенний лист на опавшей березе! С ним был его верный Раффа. Хорошо, что дело не дошло до потасовки – на этого громилу потребовалось бы пятеро наших ребят. Со страхом в глазах Абрахам сказал: «Безумный! Ты не представляешь, какую беду держишь в своих руках, юнец! Контракт, который ты требуешь заключить – ничто, в сравнении с тем, какую цену я заплатил этому истукану». Его слова рассмешили меня, я ответил: «Деньги, господин Макнауелл – самое высокое благо в нашей жизни. Без них ты можешь быть блаженным, думать о загадках нашего мира, размышлять о звездах на небосводе, задавать вечные вопросы о рождении и смерти, но, когда деньги в твоих руках – ты наслаждаешься этим мигом под названием жизнь! Тебя не волнует, с какого предка ведет отсчет существование человечества. Тебя не волнует, какого цвета солнце и вообще, светит ли оно сегодня! С деньгами – весь мир перед твоими ногами». Сжимая кулаки, Абрахам проговорил: «Деньги не способны вернуть то, что этот Дьявол забрал у меня. Отдай мне его. Я подпишу твою чертову бумагу. Как бы я ни желал избавиться от него – но мой личный контракт с этой адской штуковиной нельзя оборвать. Тем более поменять условия». – «Разумно! В хорошем контракте пункты должны быть неизменными и не подлежащими иному толкованию!», – по тону Гамильтона стало понятно, что рассказ подходит к концу. Он продолжил: – Естественно, сперва я потребовал подпись и передачу контракта. Трясущейся от волнения рукой он поставил ее. Видите, какая подпись неровная?

– Весьма неровная, но на действительность контракта это не повлияет, – подметил Фицджеральд. – Это всё?

– Не совсем… – улыбнулся Гамильтон, поднимаясь с дивана и надевая свою шикарную шляпу с пером.  – Я проявил благородие и освободил сумасшедшего старика от мнимого проклятия. Он передал мне контракт, а я… знаете, господин Фицджеральд, я поддался благородному порыву моей души и разбил этого истукана, сделанного из туземной керамики, прямо у него на глазах! Эта страшная рожица островитянского божества раскололась прямо перед нами. Раффа уже готов был схватиться за топор и наброситься, но Абрахам велел ему замереть… он не сказал ни слова. Только взгляд, полный ужаса, был обращен на меня. Почему? Скорее всего, суеверный старый дурак испугался последствий.

Фицджеральд Эймер театрально похлопал Гамильтону, смеясь своим омерзительным смехом и сотрясаясь толстым телом. На этом они попрощались.

Через несколько дней с Гамильтоном рассчитались. Эймер отвесил ему приличное количество золотых монет и, звеня мешочками, наемник прикупил самые изящные наряды, в которых планировал отправиться в путешествие со своей возлюбленной. И вот он, в шелковой белой рубахе и зеленом жилете с золоченными пуговицами, в сопровождении двух неизменных товарищей из Торговой компании, помогавших ему переносить вещи, шел в сторону пирса, чтобы взойти на желанный корабль. В руках у него была шкатулка, доверху набитая золотыми монетами, предназначенными для прекрасной дамы.

Взойдя на палубу, он гордо топнул ногой перед столпившимися посреди корабля людьми, как бы привлекая на себя внимание.

– Гамильтон пожаловал! – представил сам себя мужчина, а после принялся взглядом выискивать очаровательную девушку по имени Беатрис, которая должна была ожидать его.

– Гамильтон, там, на палубе, что-то стряслось, – произнес приятель, указывая на кучку людей, восклицающих и охающих.

– Что вы там столпились? Что случилось? – выкрикнул Гамильтон.

Круг людей разомкнулся. Гамильтон с прищуром вглядывался, чтобы увидеть, что происходило в центре этого человеческого столпотворения и сделал шаг вперед. Люди, как оказалось, обступили сидящего на палубе корабельного доктора. На руках он держал мертвую девушку, чьи великолепные светлые волосы растрепались в разные стороны.

– Эта леди мертва, – мрачно заключил врач. – С самого рассвета она ожидала молодого человека. Её здоровье было великолепным, она ни на что не жаловалась. Еще предстоит заключить, что послужило причиной её смерти, но решительно известно одно – она мертва. 

Гамильтон побледнел. Он узнал в умершей девушке свою Беатрис! С ужасом выронил он шкатулку с деньгами себе под ноги, и она раскрылась. И с еще большим страхом Гамильтон увидел, что вместо золотых монет из шкатулки высыпались те самые осколки статуэтки Абрахама, которую он разбил.