А. И. Герцен и семья-коммуна

Коммунистам нет надобности вводить общность жен,
она существовала почти всегда...
Коммунистам можно было бы сделать упрек разве лишь
в том, будто они хотят ввести вместо лицемерно-прикрытой
общности жен официальную, открытую.

(К.Маркс и Ф.Энгельс, "Манифест коммунистической партии")



В этот период своей безоблачной жизни счастливый Герцен писал: «Личная жизнь не могла больше дать, это был предел; всякое изменение должно было с какой-нибудь стороны уменьшить его». И личная жизнь, достигнув своего предела, начала меняться. Сначала её меняло рождение детей: 9 подряд. Но так как брак был близкородственным, большинство детей умерло вскоре после рождения, а один мальчик родился глухонемым.
 
После смерти очередного ребёнка в 1847 году у Натальи началась депрессия. Александр Герцен писал: «..Утром дети, вечером наши раздраженные, злые споры... Она страдала - а я вместо врачеванья подавал горькую чашу скептицизма и иронии... Самая жизнь наша устроилась странно. Редко бывали тихие вечера интимной беседы, мирного покоя...».
 
Он вступает в связь с крепостной горничной. Для Александра это просто минутная телесная страсть, ничего общего не имеющая с изменой. Наталья Александровна же для него – воплощение «духовного, высокого и святого». Эти две женщины существуют, как бы в разных измерениях.

Однако, когда он признаётся в этом жене, то искренне не понимает взрыва её эмоций: «Она беспрерывно себя разлагает, поддерживает себя беспрерывно в восторженном состоянии, ей нравится эта полнота жизни, но тело ее, болезненное и слабое, не может вынести яркого огня, которым пылает ум и сердце Она никогда не поймет, никогда не сообразит, что может быть чисто физическое влечение, минута буйного кипения крови, минута воображения, разожженного образами нечистыми, словом, страсть, которая вовсе не переводима на язык любви и не понятная для нее, страсть животная», - пишет Герцен.

В дневниковых записях он то сердится на непонимание супруги и оправдывает себя, то искренне раскаивается, видя, как, уступив чувственной страсти, он буквально разрушил мир своей Natalie.

Как же вскоре изменятся взгляды Александра Герцена! Более века спустя, В.И. Ленин в своей известной работе «Памяти Герцена» будет с гордостью писать об «основоположнике русского социализма», «разбуженном декабристами»: «Когда получалось известие, что крепостной крестьянин убил помещика за  покушение на  честь невесты, Герцен добавлял в «Колоколе»: «И превосходно сделал!»

Но в то время, когда произошло его собственное грехопадение, он стремится понять чувства жены и начинает глубоко размышлять о положении мужчин и женщин в современном ему обществе; о роли семьи и брака при будущем социалистическом строе. По его мнению, их жизнь с Natalie была слишком односторонней, слишком сосредоточенной на личном.
«Зачем женщина вообще не отдается столько живым общим интересам, а ведет жизнь исключительно личную?, - рассуждает Герцен, - Зачем они терзаются личным и счастливы личным?" Он уверен, что социализм непременно внесет в это свои изменения. Он приходит к выводу: «Брак страшен, это контрактирование себя, кабала, цепь. Брак не есть истинный результат любви, а христианский результат ее, он обрушивает страшную ответственность воспитания детей, семейной жизни etc., etc. В будущую эпоху нет брака, жена освободится от рабства...Женщина до того унижена, что, как животное, называется именем хозяина».

Мужчины и женщины вместе несчастны, с точки зрения Герцена, потому, что они свои чувства принесли в жертву долгу, «идее брака». Поэтому он, социалист, институт брака относит к пережитку строя – к религии: «… мы не можем свободно и широко взглянуть на отношения людей между собой, христианские призраки мешают. Они были необходимы в свое время, теперь их не нужно… Христианский брак был нужен для того, чтобы приучить людей в жене уважать женщину, — ревнивая любовь средних веков, идеализация девицы окружили женщину светлым кругом, и он останется и будет тем светлее, чем далее разовьется нравственность. Христианское общество, как всякое одностороннее, имеет всегда в себе самом обратную сторону. Неразрывный брак, с одной стороны, и, с другой — публичные догмы, где женщина брошена в грязный разврат, поставлена ниже животного».
 
Рассуждения Герцена касаются и воспитания детей, которые будут расти более счастливыми и развитыми, если мир их матери не будет ограничен только спальней и кухней, ведь, мир религии, искусства и всеобщего раскрыт женщине также, как мужчине. А. И. Герцен считает, что дело начального воспитания детей – это дело величайшей важности, и оно должно быть делом не только матери, но и общественности.

В 40-е годы 19-го века А.И. Герцен, приверженец идей Гегеля и утопического социализма Сен-Симона и Фурье, становится вождем русских западников. В его партию входят: Н.П. Огарев, В.Г. Белинский, М.А. Бакунин, И.С. Тургенев, Т.Н. Грановский, В.П. Боткин, К.Д. Кавелин, Б.Н. Чичерин, И.П. Галахов, П.В. Анненков и др.
В Московских салонах теперь он, Александр Герцен, становится звездой, затмевающей своим блеском звезду Петра Чаадаева. Он печатает статьи и художественные произведения под псевдонимом «Искандер», часто ездит в Петербург на собрания кружка Белинского. Он богат. Его с семьей в 1847 году вносят в Родословную книгу дворянства Московской губернии.

Но настроение и здоровье жены ухудшается. Пока, как пишет философ, между ними: «Главное цело, все цело: и дружба, и любовь, и преданность общим интересам, но освещение не то, алый свет юности заменился северным, ясным, но холодным солнцем реального понимания. Чище, совершеннее понимание, но нет нимба, окружавшего все для нас. Период романтизма исчез, тяжелые удары и годы убили его».

Ответы на вопросы «кто виноват?» и «что делать?» Герцен ищет в европейских популярных западных публицистических и художественных произведениях того времени: «Но как примирить, как устроить? Сен-Симонисты дали великий пример смирения, они ждали голоса женщины, чтоб решить вопрос; но с тех пор разве голос G. Sand не заявил мнение женщины?». Эту тему А.И. Герцен раскрывает и в своих произведениях 1840-х годов: «Кто виноват», «Сорока-воровка», «Доктор Крупов».

*

И вот, чтобы поправить расшатавшиеся нервы Натальи Александровны, семья Герцен выезжает за границу. В «Былое и думах» Герцен поясняет, что когда уезжал из России, у него ещё не была никакого политического плана.
Но Александра Ивановича подхватывает вихрь политических настроений в Европе, революционных событий в Италии. Если бы не это, как писал Герцен, «…если б, живши в Риме в 1848 году, я сидел дома и придумывал средства, как спасти свое именье в то время, как вспрянувшая Италия кипела перед моими окнами, тогда я, вероятно, не остался бы в чужих краях, а поехал бы в Петербург, снова вступил бы на службу, мог бы быть „вице-губернатором“, за „обер-прокурорским столом“ и говорил бы своему секретарю „ты“, а своему министру „ваше высокопревосходительство!“ Столько воздержности и благоразумия у меня не было, и теперь я стократно благословляю это».

В это время в России, в силу подрывной деятельности Герцена, на его имущество царское правительство накладывает арест. Однако, он предприимчиво обращается в Париже за помощью к банкиру Ротшильду и «Император Джемс Ротшильд», умело сразившись с «банкиром Николаем Романовым», одерживает победу. Теперь, когда есть «деньги - независимость, сила, оружие», Герцен разворачивает за границей издательскую деятельность, и собирается  свить «гнездо близнецов» - реализовать свой план-мечту семейной гармонии вчетвером.

Дело в том, что в Париже в их жизнь входит семья сына немецкого трактирщика и известный поэта и публициста Георга Гервега. Георг Гервег считается незаурядной личностью, состоит в тесных отношениях с Карлом Марксом, с Рихардом Вагнером.

В письмах друг другу Герцен и Гервег рассуждают о возможном российском развитии: «Быть может, Россия так и издохнет вампиром, - пишет Герцен поэту, - но она может и перейти к самому неограниченному коммунизму с той же легкостью, с какою она бросилась с Петром Великим в европеизм».

Супруга Георга Эмма была дочерью богатого немецкого банкира. Некрасивая женщина с грубыми мужскими чертами лица и резкими манерами, женила поэта, по которому вздыхали многие женщины, на своих деньгах. Она любила своего супруга настолько, что совершала ради него, порой, самые немыслимые поступки, а он позволял ей себя любить на своих условиях.

Семьи Герцен и Гервег дружат, снимают жильё в одном доме, постоянно беседуют, ходят в горы, вместе занимаются публицистической деятельностью, направленною против российских устоев, и в поддержку революционных настроений в Европе. Потом они все живут в одном доме за счет Герцена, - у отца Эммы начались финансовые проблемы
.
Супруги строят планы о создании «дома под одной крышей», желая личным примером доказать жизненность новой нравственности и устройства семьи - коммуны. У Натали в мечтах: привлечь Гервега для обучения её детей, а самой выступить в роли его учителя русского языка.
 
Они теперь связаны множеством общих обязательств и поручений, издательской деятельностью, личными планами на будущее. В феврале 1850 года Гервег пишет Герцену: «…За вас, такого, какой вы были и будете, я держусь и не выпущу вас, чего бы то ни стоило… Боже мой, жизнь моя кажется мне полной только с тех пор, как я встретил вас. И если я пишу вам, то иногда это имеет такой вид, как будто я пишу девушке, в которую влюблен. Я мщу за ненависть, которую питаю к человечеству вообще и, в частности, к моим друзьям, — мужчинам и женщинам, которых я мучаю своей любовью … Самым большим счастьем для меня было найти таких друзей, как вы, которым я нравился просто потому, что я существовал. Все остальные нисколько меня не интересуют. Поэтому после вас, после Эммы, после вашей жены, — я, может быть, с горя стану хорошим поэтом, но вместе с тем человеком столь... Нет! Останусь тем, чем был, навсегда. Вы сказали это. Я вас целую».

А параллельно идёт переписка с любимой женщиной…с Натальей Александровной Герцен - женой друга. Natalie любит Георга беззаветно, на грани реальности, так же как когда-то любила Александра Герцена: «Пусть когда-нибудь люди падут ниц, ослепленные нашей любовью, как воскресением Иисуса Христа», - пишет Наталья своему новому возлюбленному. «Не надобно ни революций, ни республик: мир будет спасен, если он нас поймет. Впрочем, если он и погибнет, мне это безразлично, ты всегда для меня будешь тем же, чем теперь».

Преданная Эмма закрывает глаза на измены мужа, и даже сама передаёт откровенные письма Георга Наталье.

По  идеям Сен-Симона и Фурье, в книгах и публикациях их мужей, - везде прогрессивная мысль, что женщины должны быть свободными. И Natalie не усматривает особого греха в том, чтобы любить обоих мужчин сразу: жизнь без Герцена и детей для неё немыслима. «Неудовлетворенное существование, — оправдывается она перед мужем, — искало иной симпатии и нашло ее в дружбе Гервега». Эмма же сильно страдает. А Георг Гервег пишет Александру Герцену: «Я стряхнул с себя на некоторое время семейную пыль, но не потому, что не любил, а потому, что это гнусное установление (брак) есть лучшее средство, чтобы убить любовь даже к самому благородному, преданному и любящему в мире существу, к такой прекрасной и крупной натуре, как Эмма».

Они вчетвером, желая свить «гнездо близнецов» стремятся к максимальной гармонии в отношениях. «Наша жизнь еще будет хороша, еще мы будем все вместе… гармония, гармония, гармония», - пишет Наталья Александровна Георгу Гервегу. А в то же время Александр Герцен уже сомневается в осуществлении своих планов: «Я вижу возможность гармоничной жизни для нас четверых, но я не верю в эту гармонию». В международном революционном сообществе начинается осуждение…нет, не Георга, и не Натальи, а Герцена за то, что он подвергает жену «моральному принуждению» и препятствует её счастью с любовником. Так революционная социальная теория Герцена сработала против него самого. Жизнь на практике оказалась очень далека от его, идеально выстроенной теории и в итоге, Герцен выставляет Гервегов из дома.

Ситуация доходит до абсурда:
Наталья остается с Герценым, не прекращая переписки с Георгом, которого продолжает любить вопреки рассудку; Гервег иронизирует над тем, что Natalie осталась в "смешном супружестве" с Герценым. С другой же стороны угрожает несчастной Эмме покончить с собой, если она бросит его.

В «Былом и думах» Герцен цитирует отрывки из признаний Гервега: то он, десять раз предупреждает Наталью Николаевну о заряженном пистолете, и требует её благословения на смерть; то он хочет перерезать своих детей, выбросить их трупы в окно и явиться к Герценым в их крови; то грозиться зарезаться сам в присутствии Герценых. И тут же умоляет Natalie помириться с Александром...
 
Судьба сама разрешает сразу все вопросы. В 1851 году, когда Наталья ждёт очередного ребёнка, приходит известие о гибели в кораблекрушении их с Герценым глухонемого сына Николая и матери Александра. Это известие окончательно подрывает здоровье Натальи Николаевны. Она преждевременно рожает ребенка, которого, словно в память о счастливейшем дне их тайного венчания, успевают назвать Владимиром. Мать и новорожденный сын умирают оба.

Перед смертью Наталья Александровна завещает воспитание детей: тринадцатилетнего сына и двух дочерей - восьми и четырех лет любимой подруге Наталье Тучковой-Огаревой.

 *

«Герцен создал вольную русскую прессу за
границей — в этом его великая заслуга.
«Полярная Звезда» подняла традицию декабристов.
«Колокол» (1857–1867) встал горой за освобождение
крестьян. Рабье молчание было нарушено»

(В.И. Ленин «Памяти Герцена»).


Герцен переезжает в Лондон, открывает типографию и выпускает в свет альманах «Полярная звезда», пишет «Былое и думы». В 1855 году к нему приезжает лучший друг, с которым они дали ещё в юности клятву верности, Николай Огарёв.
 
Друзья выступая за «сближение» интеллигенции с простым народом, участвуют в создании Народнического движения, революционной организации «Земля и воля».
В дуэте с другом Александр Герцен выпускает первый лист бесцензурной русской газеты «Колокол»: Герцен - редактор, Огарёв – соредактор, супруга Огарёва Наталья Тучкова – корректор, незаменимый помощник. Она незаменимый помощник и в семье Герцена. По завещанию покойной Natalie , она берёт на себя заботу об их детях; а по логике  существования «семьи-коммуны»- становится гражданской женой Александра Герцена.

Сюжет повторяется, правда наоборот, и не вчетвером, а втроём. Первое время новая Наталья скрывает от Огарёва свои сильные чувств к Герцену. Но потом всё пошло по стройным философским канонам: «Самое светло чувство делается острым, жгучим, делается тёмным… если его боятся, если его прячут, оно начнет верить, что оно преступно, и тогда оно сделается преступным (Александр Герцен «Кто виноват?)
Огарёв страдает, начинает пить, у него возобновляется падучая болезнь. Но он твёрдо решает, что не стоит отказываться от дела жизни - создания Вольной русской печати.  В «Колоколе», Герцен и Огарёв публикуют статьи о способах освобождения крестьян. Накануне отмены крепостного права, газету регулярно читают в Зимнем дворце. Однако, её популярность резко падает после принятия земельной реформы Александром Вторым  и публикаций в поддержку польского восстания 1863 года.

У новой Натали от Герцена рождается трое детей, но официальным их отцом считается Огарёв. Вот только трое детей от Natalie Захарьиной постоянно конфликтуют с Натальей Тучковой. Дети от первого брака Герцена не понимают и чувств отца, считая его поступок дурным по отношению к близкому другу.
 
К концу жизни, Александр Герцен начинает чувствовать свою вину перед другом, и к нему приходит полное разочарование социалистическими догмами. За год до кончины, Герцен пишет в статье «К старому товарищу», обращаясь к анархисту М.А. Бакунину, что он уже не верит в «прежние революционные пути». Не увенчалось также успехом на личном примере доказать жизненность новой нравственности и устройство коммуны-семьи. Хотя позднее, такого рода семейные отношения ещё долго будут практиковаться на новом социально - экономическом, отделённом от религии основании.

Александр Герцен умер от воспаления лёгких 9 (21) января 1870 года в Париже. Согласно завещанию, его прах захоронили в Ницце, рядом с могилой его жены Natalie и новорожденным Владимиром. На цоколе памятника Герцену, выполненного скульптором П. Забелло в 1875 году, имеется мемориальная надпись о матери писателя Луизе Гааг и его сыне Николае, которые погибли при крушении парохода «Город Грасс» на пути в Ниццу.
В той же могиле на протестантском кладбище Шато похоронены и дети Герцена от Тучковой – Огарёвой:  близняшки Алексис и Элен и покончившая жизнь суицидом Елизавета.

Сегодня предсказанием звучат слова Герцена, который в 1849 году писал: «Социализм разовьётся во всех фазах своих до крайних последствий, до нелепостей. Тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик отрицания, и снова начнётся смертная борьба, в которой социализм займёт место нынешнего консерватизма и будет побеждён грядущею, неизвестною нам революцией».

ХХ век принёс в Россию сначала социализм с его коммунами и женским раскрепощением; затем «развитой социализм» «в крике отрицания» потерявший дальнейшее направление развития; и, наконец, тот социализм, который побеждённый в «смертной борьбе…неизвестною нам революцией», навсегда сгинул в круговороте истории.

Продолжение:http://proza.ru/2025/07/20/994