Вечер с Антоном Палычем

Наступил вечер - один из тех, когда даже привычные окна кажутся чужими, а знакомые силуэты на стене могут вдруг напугать.
 
Я спрашивал себя: «Куда бреду?». Но продолжал бродить.

Я заметил его на узком тротуаре, между застывшими машинами. На нем висело тяжелое, как последний час трудовой недели, пальто. В руках был зонт, который выглядел крайне ненадежно, как мое настроение. Я не мог отвести взгляд. Это было невероятно, но … я встретил Чехова.

- Антон Палыч! – вырвалось шёпотом, почти как молитва.

Он окинул меня взглядом, наполненным ожиданием, будто я был тем, кто в состоянии всё изменить.

- Доброго вечера, - отозвался он. Его голос был мягким, но с ироничной усталостью.

- Почему даже смех печален?, - выпалил я, не очень сознавая что несу.

Он задумался, глядя вдаль. Небо, крыши, холодный узор света из квартир многоэтажек - всё было ему важно.

- Лучше пусть даже печальный, но смех, чем бесчувственный хохот. Усталость от жизни предпочтительнее, чем её отсутствие, - задумчиво пробормотал он.

Я ощутил, как эта мысль врывается в меня, заставляя судорожно искать угол, где можно перевести дыхание, и глубже продумать ее. Чехов кивнул, словно подтверждая - что именно так, а не иначе.

Мы с ним зашагали. Медленно. Грусть извивались под ногами.

- Видишь ли, - сказал он, - сто пятьдесят прошло, а все постановления ещё от начала века.

Я вновь не очень понял, но жадно вслушивался...

Он делился бытовыми историями, как однажды ему навязали амплуа «мрачного», потому что у него «постоянная холодная улыбка».

Ночь разворачивала свой парад. Мы поднимая тени прошлых событий и досадных воспоминаний. Антон Палыч кричал им:

- Не задерживайтесь!  Таких как вы - очередь!

Потом долго молчал.

- Есть такой момент!  - вдруг сказал он, словно вспомнив что-то важное, - Когда суета становится постоянной. И ты уже не понимаешь, тебе плохо - или ты просто привык. А почувствовать иначе - страшно… Устать - не беда. Страшно остановиться и вдруг понять - снова промахнулся. Опять.

Он снова замолчал. Но в этом молчании не было пустоты. Оно звучало.

И вдруг он… засмеялся!

Я тоже.

Сначала неловко, а потом ...

- Жить-то всё равно надо, - сказал он -  Особенно, когда на грани. А печальный смех тоже можно делить с ближним. Печаль, разделённая, легче. А смех, разделённый - умножается. Кто знает… может, и счастье так же?

Мы продолжили идти.

Где-то позади затрещал фонарь.

Город дышал.

Ночь утешала.