Алёнкины истории. Глава 10

Глава 10.
Если Алёна уходя из того мира, заявила себе, держаться подальше от Патра, и больше ни под каким предлогом не появляться в том мире, так он появился сам.
Он появился в пространстве возле её дома, не спешил открывать калитку, почувствовал мощную защиту, улыбнулся.

– Клавдия ставила. Произнёс он. Это мне всё знакомо и это не от меня.
И провёл рукой, защита в этом месте растворилась, образовалась щель, и он свободно вошёл, обернулся и движением пальца восстановил целостность защиты. Легко вбежал на крыльцо, нажал на ручку двери, дверь оказалась открытой. Он улыбнулся.
– Естественно, Алёнушка не ожидает моего визита, а другие не войдут.

Патр осторожно вошёл, снял обувь, и тихо ступая, прошёл в спальню. Алёна лежала на кровати полубоком, покрывало с неё слетело, но она чуть натянула полотенце, и оно слегка закрывало нижние стратегические места. Руки раскинуты в стороны. Одна рука сжимала край покрывала, другая сжимала полотенце, что сорвала с головы во время плача, оно свисало с кровати до пола, рядом на полу лежала подушка. Голова Алёны повёрнута на бок, ещё влажные чуть вьющиеся волосы закрывали почти всё лицо и грудь. Патр замер, словно разум у него улетучился, увидев её в таком виде, он долго смотрел на неё, словно завороженный.

– Любимая, ты красива в любом наряде, но лучший наряд твой, твоя нагота. Прошептал он тихо, подошёл к кровати, убрал волосы с лица, оголив плечо и приложив пальцы к родинке, почувствовал, как пошла энергия, быстро убрал руку, а она улыбнулась, едва приоткрыла глаза, произнесла.

– Патр. Умм! Патр. Опять сон снится.
И закрыла глаза, потянулась, вытянулась во весь рост, её стройное тело едва накрыто полотенцем, и Патр едва не задохнулся от нахлынувших чувств, и сердце его забилось сильнее. Он улыбнулся и прикрыл её покрывалом. А она повернулась на бок, свернувшись калачиком, тихо прошептав.
– Как на яву, а во сне он ещё красивее. И снова заснула.

А он оставался слегка оглушённым, сел в стороне в кресло, что стояло под окном.

– Пусть спит, надеюсь, память ей уже вернулась. Судя по опухшему лицу, плакала она долго. Он вздохнул. Не так всё должно было случиться, Алёнушка.  Прости. Опасаться теперь нечего, ни там, ни здесь. Всех выявили и обезвредили. Жаль, она испытала стресс, не зная ни о чём, ей пришлось побыть приманкой. Но наша любовь настоящая. Чувствую, она меня любит. А вот, как стерпит этот обман? Но расскажи я ей раньше, неизвестно, как и что произошло. Характер у неё стойкий, боевой, с перчинкой. И дед не позволил ей рассказать, всегда появляется вовремя. Вовремя для него и не вовремя для меня.

Он вынул из кармана кассету с фотографиями, что изъял из её фотоаппарата ещё в том своём мире, держа её в руках, вспомнил, как дед кричал ему «уходи».
И, как он положил фотоаппарат на стол в её комнате, пройдя через дверь с портретом. Ему так хотелось помочь ей, она лежала на полу в неудобной позе, но, дед Святослав не разрешил.

– Петька, уходи оттуда. Кричал он шепотом. Ничего с ней не случится, она сильная справится. Уходи. Испортишь всё дело, они затаятся, снова ломаться наш мир будет. Да и в её мире неизвестно, что произойдёт. Нам нельзя такого допустить. Здесь не просто люди вмешались, если бы простые люди были. И в её мире жестокие чудовища лезут и в наш мир пролезли. Они многое заполучить хотят, они беспощадны. Ты хочешь, чтобы всё разбилось на осколки?

И я ушёл, с болью в сердце, ушёл. И как позже рассказал дедушка, дверь закрыл слабо не до конца, не защёлкнулась, а я не обратил на то внимание. Волновало меня то, что снова отсрочка быть вместе с любимой. А дверь, оказывается, открылась и, как оказалось это её тоже потрясло, что жили мы всего лишь через стенку, одна лишь дверь между нами. И не знала она, как мне было трудно эту дверь не открыть. Как трудно было удержать себя, всего лишь шаг сделать и мы бы были вместе.

– Отдыхай, любимая, отдыхай, позабудь усталость, беды, страхи, ты со мной познаешь наш рай и минуют все твои несчастья. И тебя живой любовью напою, вытру слёзы, заберу и боль, и грусть твою. Спи любимая, и пусть целует розовая заря, нежный шёлк волос твоих медовых.
Так и что я сижу, деяния без меня сами не исполнятся. Дело, его процесс, вот, что мне прочистит мозг и вернёт серое вещество в нужное русло.
Патр поднялся и вышел, не оглядываясь из комнаты, держа кассету в руках. Пройдя в коридор, и уже подходя к входной двери, посмотрел на кассету, вернулся, но не в спальню, а в гостиную и положил кассету на полку книжного шкафа, где были разные безделушки, рядом с картонной панорамой агезерийского дворца.  Рука потянулась к этой поделке, пальцем прикоснулся, вспоминая, как были пересланы ей сладости. Он улыбнулся, повернулся и вышел из дома, а затем и из пространства.

А Алёна спала.
И даже во сне, продолжая спать, Алёна искала выход. Выход из тупика, откуда она стремилась к Патру, но везде преграды, и она, как говорят люди, махнула рукой. Даже во сне она понимала, что это всего лишь сон. Красивый сон, и ещё осознавала, что с Патром ей не быть вместе. Никогда не быть. Оставалось забыть его. И она понимала, ей надо, как-то забыть его. А как?
– Прикажу себе и забуду. Забуду! И строго сказала она себе. Забудь! Забудь Алёнка, забудь. Ведь жила же до него и дальше буду.

Она продолжала видеть вдали Патра, но уже от усталости прекратила бежать к нему, а просто шла. Шла медленным шагом, и всё шала и шла, шла по высокой траве, что была ей по пояс. И увидела, трава стала сплетаться в жгут, прям на её глазах, трава сплеталась в жгут по кругу.

– Ещё преграда? Да уж, всё до кучи давайте, а я посмотрю.
Алёна завороженно смотрела, как высокие стебельки травы сами ложились и переплетались. Этот жгут опустился на землю, продолжаясь переплетать травы, и она увидела валун, похожий на стул. Вот его оплетала трава, создавая плетёное кресло. Алёна в молчании и в удивление смотрела, и была потрясена. Какое-то время она молчала, а когда увидела готовое кресло, воскликнула.

–  Ого! А это что такое?
Она пощупала рукой кресло, оно было осязаемое. И произнесла.
– Я так долго бежала и шла, и так устала, можно я отдохну здесь?
И ей показалось, кресло повернулось к ней и метёлки злаковых трав, что были вплетены, из плетения выглядывали вверх, создавая пушистость, заколыхались, как бы призывая её сесть и отдохнуть. И Алёна села, удобно устроившись, вздохнула, чуть посидела молча, затем произнесла.

– И для чего со мной такое произошло? Жила себе, жила и вот на тебе. Я вот, что хочу сказать. Вселенная?
Алёна осмотрелась, посмотрела на небо, и продолжила говорить.
Вселенная, ты слышишь меня?
Ответа она не получила, но Алёна продолжила.
Слышишь, или не слышишь, не знаю. Бабушка говорила, что ты даже и мысли всегда слышишь. А я не знаю, как сюда попала. Ну, так это ладно, найду дорогу домой, как-нибудь выберусь. Но меня обманули, воспользовались, а я так повелась и влюбилась. Влюбилась, а зря. Ох, как, мне больно.
И зачем позволила себе влюбиться? Мне бабушка говорила, вселенная сложно устроена. Всегда где-то рядом со счастьем бродит горе. И оно перебивает счастье, если разум не стабилен. А как его стабилизировать? У меня не стабилен разум?

Алёна замолчала, ждала ответа, но пространство молчало, и Алёна продолжила.

Молчишь? Вселенная? Молчишь. Тебе нечего сказать. А для чего мне такое?
Любить и быть в разлуке. А может он меня тоже обманул? Говорил, что любит, а на самом деле нет. Ведь я не знаю, что в его мыслях. Я много раз слышала от него о любви. Говорил, что любит, говорил, что искал и ждал. Но это всё слова. И для них нет подтверждения. Меня удручает подстава, заманили, якобы фотосессию им сотворить. Я и творила. А вот тогда, на скамейке, я даже и не знаю, что могло произойти, если бы не появись дядя Слава. У, царская морда! Может, зря я его обзываю, но...

Алёна замолчала и вдруг услышала женский ласковый голос.

– Ничто не является случайным в этой жизни нашей нелегкой, здесь в этом мире, доченька.
– Мама? Удивлённо произнесла Алёна. Голос мамы моей? Или мне показалось?
– Я всем мама, в том числе и твоя мама, но неземная, а вселенская.
– Вселенская...
Алёна едва не задохнулась от чувств, что нагрянули в неё, и всколыхнули, встряхнули её. Энергия потекла мощно, да так, что она едва с кресла не слетела. А голос продолжил.

– Да, ты права, вселенная сложно устроена, и её порядок понять не всяким умам дано, сердце своё слушай, оно подскажет. Этот путь твой и он всегда выведет тебя к тем людям, которые тебе нужны или к тем, которые в тебе нуждаются, или к тем, кто любит тебя до беспамятства, безпредельно, в тебе растворяясь. Осознай это, ваши нити переплелись и завязались в прочный узел. Этот узел не разорвать и не разрезать. И ничто вас не разлучит. Ты создай мечту, пожелай, намерение мощно работает.

– Мечта? Намерение? Ох, если бы это было правдой. Я вот совсем недавно, перед тем, как попасть сюда..., а где я нахожусь?
– У меня в гостях. Ответил голос.
– Да? Что-то не гостеприимно здесь. Ну, это ладно, вообще-то я к Патру бежала. Бежала к нему навстречу, но так и не добежала. Вместо этого попала сюда. И что такое? Не скажешь? Вот, вижу его, а добежать не могу.

– Но ты не помечтала, и не выпустила мечту, ты бежала в горе. Ты горе лелеяла, а не мечту. Ты бы ещё памятник поставила горю своему и двигала бы его, как Сизиф, впереди себя.

– Памятник? Хм. Мне про памятник горю, Айболит говорил. Зараза, дядя Слава, царская кровь, а ещё хранитель. А что мне было делать? Я ведь только дома поняла, как мне открылось всё, поняла, что меня обманули.
– И ты стала горевать, да рыдать, вместо того, чтобы изменить своё состояние. Позволь своему сердечку действовать.

– Как? Я бы и рада сделать, а как?
– Я уже говорила, создай мечту.
– Легко сказать, создай, когда в груди больно.
– Ты создай мечту и выпусти её на свободу. Тебе больно от того, что мечта не успела сформироваться, ты её горем закрыла. Выпусти мечту, пусть летит свободно, чтобы она создала тебя. Энергия, всё вокруг энергия и мысль энергия. Ты об этом знаешь?
– Да, знаю я, что всё вокруг энергия. И смотреть можно, как на пустое место.  А вот, как я могла влюбиться?  И главное, когда успела?

– Влюбиться? Неверно определение тобою сказано. Ты не влюбилась, ты его уже любила. Увидев его, душа вспомнила, прониклась и заполнилась чувственной энергией. Ты вспомнила.
– Не знаю, может быть. Но я его впервые совсем не давно увидела, хотя мне говорили, что он появлялся передо мной в моём детстве. И что-то мельтешило и в моей памяти. Всё так завертелось, что не успела понять. А как жить стало мне прекрасно до этой командировки. А теперь, куда деть боль? Не подскажешь?

– Позволь божественной энергии действовать и открыть тебе зелёный свет в любовь. Из мысли рождается мечта, так пусть мечта летит, летит, радостно создавая ваше общее, раскрывает истинную любовь вашу в бесконечности. Любовь энергия мечты, а мечта энергия любви. Они взаимосвязаны. Любовь – мечта – намерение, намерение – мечта – любовь. Твоим намерением лететь свободно в энергии любви, и создастся всё необходимое для осуществления твоего желания. В божественной энергии заложено всё для человека, всё необходимое. Не держи горе и недомолвки в себе, отпускай всё, и увидишь, как легко станет тебе, любовь полностью развернётся в тебе. Будь в потоке любви и успокойся. Излучай любовь в пространство, в природу. Любовь с мечтой огромная сила и энергия, это придаст тебе силу ускорения воплощение в материальную реальность.

– Да? Спасибо. Медленно проговорила Алёна, осознавая сказанные слова.
– Вы были на разных дорожках, но в одном узелке и дорожки вели друг к другу. Эта дорожка верная ты на верном пути, мечтай и люби, ощути момент своего потока и своей волны и лети навстречу.
– Благодарю. Так и сделаю. Мечту создать? Так поздно уже, он другой уже принадлежит. Что делать? Хотя... Мне не привыкать быть одной. Будет любовь или нет, а что сделаешь? Ничего. Когда-то мне Айболит говорил о смаковании горя людьми. Скажи мне, пожалуйста, а ты кто? Как тебя зовут?

– Я, матерь человеческая, мать Мира.
– Матушка мира? Оооххх! Мне бабушка рассказывала о Матушке Мира. Я рада встречи с тобой. О таком я и не мечтала. Благодарю.
– Мечтай, мечты осуществимы. Пути ваши спрядены задолго до твоего этого рождения в эту жизнь. И этот узел никому не разрубить. И помни, человек должен быть без лукавства, даже к самому себе. Помни, у судьбы есть разум и он сильный. А, правда, а лучше истина, так она вся в сердце.

– Да? Спросила Алёна, но ответа не получила, она сидела и ждала, но больше так ничего и не происходило. Она смотрела вдаль, трава колыхалась до самого горизонта и она уже не видела Патра.
– Исчез. Всё верно, он уже другой принадлежит. Нет его, ну и ладно. Мне не привыкать жить одной.

Алёна не заметила, как исчезло кресло под ней, и она приземлилась на траву. И вскрикнула от неожиданности.

– Ой! Посидела на земле, и начала подниматься и шутила над собой. Что Алёнка? Съела? А хотя, что? Мне не привыкать, всё продолжается.
Она расхохоталась, потирая ушибленное место и сквозь смех говорила.
Падение и битьё продолжается. Если вас ударят в глаз, вы невольно вскрикните, раз ударят, два ударят, а потом привыкнете. Мне не в глаз дали, по попе нахлестали. Вернее на мягкое место приземлили. А куда ж ты денешься, Алёнка?  Раз бьют, значит, я чего-то недопонимаю. Надо выбираться отсюда, к бабушке, может она уже вернулась домой, с ней мне надо поговорить. Надеюсь, объяснит мне, что со мной происходит и как устранить боль, а заодно и любовь к этому Патру. И зачем мне царская кровь? Что там, в первый день приезда к ним говорилось? Хм. Да сватали его. Там было несколько предложений. Наперебой бежали. А я там, зачем сдалась? И всё Марица со своей фотоссесией. Везде обман. Что теперь ныть-то? Он уже захвачен дочерью хана Батыя. Удивительно как он похож на нашего хана, на рисунке.

Алёна вздохнула, смотрела вдаль и вдруг сама не ожидая, пропела.

– В сердце моём любовь без памяти рыдает. Как мне ступить за край, за что мне удержаться? Если выпало расстаться.
Она замолчала, снова тяжело вздохнула и продолжила.
– И не надо ни за что держаться, а просто скажу себе, прощай!
Она снова вздохнула, словно всхлипом, снова произнесла.
– Прощай!
Посмотрела на небо, там наплывали тёмные тучи.
– Ого! Ветер тучи нагоняет, между тучами и морем гордо реет буревестник. Хм. А, где море? А буревестник кто? Я, что ли? Я и летать-то не умею. И чего только в голову не придёт. То любовь, то буревестник. А оно мне надо? Убираться надо отсюда. Ещё мне здесь монстров не хватало. Вселенная непредсказуемая, вон какое небо лохматое. Того и гляди монстры пожалуют или Крюгер с бензопилой. Брр. Ой, мамочки!

Алёну передёрнуло от нахлынувших негативных чувств, и она решила выбираться. А как? Ещё не поняла. Невдалеке показались три человеческие фигуры. Они быстро приближались и Алёна увидела, это были мужчины, ещё издали она увидела, какие они огромные.

– Боже, мой! А вот и монстры пожаловали. Какие морды, боже мой! Трое из ларца одинакового лица. Хотя в сказке двое были, ну так то в сказке, а здесь в моей  реальности. Или не реальности и вовсе не в моей. Боже! Да у них кулаки с мою голову.

Алёна стояла и не могла сдвинуться с места, от увиденного её охватило оцепенение, а они приближались, и оставалось им сделать всего лишь несколько шагов, но отчего-то остановились в нескольких шагах от Алёны, а она всё стояла в оцепенении, лишь мысли летели со скоростью света.

– Мама моя родная! Да у них и интеллекта в глазах ну, прям, прорва. Глаза в куче. Как клоны мордовороты времён девяностых. По телику видела.
– Вот и птичка к нам прилетела. Произнёс один, от голоса Алёна вздрогнула.
– Хороший гешефт нам преподнесли. Произнёс другой.
– Ох и порадуемся. Радостно оскалился улыбкой третий.

От их улыбок Алёне стало страшно, но оставалась на месте, лишь пальцы у неё на руках непроизвольно задвигались.

– Что-то меня радость от встречи с ними не прельщает. Боже, прямо дракулы задунайские. Прошептала Алёна.

А эти интеллектуалы ещё на шаг приблизились, охватив Алёну полукругом, остановились, рассматривая Алёну.

«Бежать. Мелькнуло в мыслях Алёны. А куда? А убегать-то некуда, голая степь до горизонта в любую сторону, да и что толку, догонят моментально. На таких длиннющих ногах, они меня враз догонят».

Думала Алёна, но она всё же вспомнила, что она дочь своего отца, а отец у неё военный. Да ещё хранитель её, хоть и морда царская, но она ещё в то время не знала этого, и раньше она любила дядю Славу, обожала его, а он многим приёмчикам обучил её ещё с детства. Он всегда говорил,

«Хоть ты и девочка, небесное создание, но самооборона тебе не помешает».
И учил. Учил, вопреки крикам и запретам мамы, учил. Правда Алёна их не пробовала на людях, лишь однажды, применила на самом же учителе, дяди Славы, за то, что сдал её отцу за её лазание по стенам с мальчишками.

«И что тут такого? Думала в то время Алёна. У меня даже ни одной ссадины не было, ни одного падения, но дядя Слава, ох, и здорово сердился, да ещё и папе сдал. Потом выяснилось, сдал не дядя Слава, а Игорь, друг детства.
Он тоже присутствовал при нокауте дяди Славы, был очень удивлён. И наверняка всем рассказал, поэтому её никто не трогал, никакая шпана, никакая ребятня. Ни на улице, ни в школе. А то, что у дяди Славы глаза соединились в кучу от её удара, она запомнила на всю жизнь. И как его ей было жалко, ведь он не ожидал удара, и ещё оказался без вины виноватым. Но дядя Слава не долго сердился на неё, даже говорил.

«Молодец! Усвоила!»
А позже она получила в подарок свой фотоаппарат со всеми наворотами и больше не увлекалась крутой борьбой и другими мальчишескими занятиями.
Всё это мгновенно пронеслось в мыслях у Алёны, а пальцы зашевелились, и  сами вспомнили, как и что сделать.

Разминая свои пальчики, Алёна не стала дожидаться дальнейшего развития, решительно шагнула к среднему и ткнула согнутыми пальцами, собранными в кулак. Она посчитала, что двумя пальцами не пробьёт шкуру этого монстра, да и пальцы могла сломать, поэтому она вложила всю свою силу в кулак. И на выдохе толкнула силу, вложенную в звук «Ха», ткнула его в живот, в том месте, куда всегда указывал дядя Слава. Он говорил, боль такая, что кишечник сразу опорожнится. И правда, от этого интеллектуального монстра завоняло, гадостно.

Фууу!
Произнесла Алёна, сморившись от запаха и закричала, видя, как двое других ринулись на неё, рыча, словно тигры. Закричала сильно, во всё горло, крик перешёл на визг, да такой, что она его уже сама не слышала. Всё происходило так, как когда-то учил дядя Слава, учил выводить крик на ультразвук,  чтобы в этом крике ударить ногой ещё одного, оттолкнуться от него, чтобы перепрыгнуть.

Оттолкнулась, перекувырок, и она оказалась позади их. И упала! Упала, больно ушибла, опять же, мягкое место. И проснулась.

Сердце неистово билось, дыхание сбилось, а она сидела на полу, нагая и сжимала полотенце в руке. От страха трясло её, словно пойманная птичка, крутила головой, смотрела вокруг себя огромными испуганными глазами. И хотя поняв, что всё это проходило во сне, она никак не могла успокоиться.

– Боже мой! И приснится же такое. И кино смотреть не надо, все ужастики во сне у меня и за мной гоняются. С дрожью в голосе произнесла она. Что это было? Мамочка моя, да когда же от меня кошмары отстанут? Фуухх! А, правда, привиделось же такое. И хорошо, что там я оказалась не Дусей Чмокиной, а Алёной Яровой! Или Арзамасской. Ха-ха-хах! Нервно рассмеялась она. Алёнушка Арзамасская. Ха-ха-хах.

Страх и напряжение постепенно уходили, она ещё всё сидя на полу, попробовала дышать, выдыхая из себя весь стресс. Отдышавшись, почувствовала расслабление, снова засмеялась. И в смехе произнесла.

– А то! А на самом деле мне интересно, для чего мне этот сон приснился? Да такой, что прочувствовала явно, дрожь во всём теле ещё не прошла.

Её ещё трясло, так она впечатлилась, как будто было это здесь в явном мире, а не во сне. И она, продолжая дышать диафрагмой, поднялась и подошла к шкафу, чтобы выбрать себе одежду, выбрав, стала одеваться, а её всё ещё потряхивало, одеваясь, взглянула в зеркало в дверце шкафа, ужаснулась и произнесла.

– Бож, ты мой! Вот это физиономия какая у меня. Личико, личико ты чьё будешь? Спросила она, глядя в зеркало. Не лицо, а именно морда опухшая. Это что? Из-за царской крови, из-за его никчёмной любви я так опухла от слёз?
Ох, ты!
Ну и дура! Пренебрежительно сказала себе.
Так и не надев на себя ещё ничего, кроме трусиков. Алёна быстро побежала в ванную и стала умываться холодной водой, затем пробежала в кухню, в салфетку насыпала мелкие кубики льда и приложила к глазам. От холодных кубиков льда лицу стало холодно и холод передал её полуобнажённому телу дрожь. Холод обхватывал её и вспомнился сон. И Алёна раздражённо и строго произнесла.

– Хватит трястись! Сон есть сон, что на него обращать внимание. И горевать не стоит совсем. Ну, не сложилось с любовью, так и шут с ней. Памятник, что ли действительно, горю возводить? Да вот ещё! А как же! Счас!
Надо жизнь новую начинать, или продолжать ту, что была до командировки. И больше ни о чём я думать не буду, тем более плакать. Да пошло оно всё, куда подальше. И эта царская кровь, и переосмысливать больше ничего не буду. Всё! Какая я есть, такая и есть. Я и так целостная. Себе я нравлюсь, сейчас только проведу себя в порядок, а кому не нравлюсь, пусть не смотрят.

Протёрла сухим полотенцем лицо, а затем проделала косметические процедуры, она снова посмотрела в зеркало.

– Ну, вот, другой разговор, снова молодая и красивая. И я для себя красивая, а не для кого-то. Ах, жизнь! Ты прекрасна и удивительная, какие ты фортеля мне подбрасываешь.

И тут её взгляд выхватил на плече знак, родинка в звёздочке и в белом круге. Ничего удивительного не было, родинка у неё с рождения, а вот звёздочка и круг проявились, когда в саду встретилась с одним человеком, и как позже выяснилось, это был Патр. Раньше она не придавала значения, и не обращала никакого внимание на родинку и, что с каждой встречей с Патром, звёздочка и круг становились отчётливее. И сейчас весь знак стал ещё ярче. Очертание звёздочки стали розовые и более выраженнее, а белый круг стал больше и ярче.

– Это, что за козлятушки бородатушки? Почему стал таким заметным?
Алёна разглядывала, подойдя ближе к зеркалу в удивлении спросила.
– Это что же, мне теперь и сарафан не поносить? Странное явление. И всё из-за царской крови. И для чего мне она? Вот жизнь моя, что выделывает. Фортеля, так фортеля. Дааа! Это чтобы я рутиной не обросла?
А не будет рутины, мы с сыночками будем жить на всю катушку. И на этот знак не буду обращать внимание, а ещё лучше выжгу его. Сейчас всё можно удалить и родинки тоже. Грустная капелька сотрётся и будет солнышко светить. Надо сейчас позвонить папе, пусть Сашеньку с Данилкой домой возвращают, остальное всё забыть! Приказываю себе, забыть! Исполнить!

И подняла руки, делая вдох, и медленно опуская, делала выдох, мысленно проговаривая, и выдыхала из себя весь застрявший негатив, и разлуку с любимым.

– С любимым? Спросила себя Алёна и тут же ответила. С каким ещё любимым? А нет никакого любимого, и не было оказывается никогда. А меня украли, а потом выкинули. Мне надо успокоиться, всё уже в прошлом. И я всё забыла. Забыла. Исполнено!

А в этом мире действия и способности дают трещину, но всё плохое забывается, так устроены люди. Правда не все, но у Алёны есть такое, у плохого нет свойства, задерживаться внутри её, потому что она не любит помнить то, что нарушило её душевное равновесие. Алёна не любит пребывать в когнитивном диссонансе и возвращаться снова и снова в свои кошмары. Если конечно они не становятся навязчивыми. Может кому-то и не подвластно, но только не Алёне. Алёна приказала себе, «забыть».

– Забыть и исполнить. Произнесла она три раза.
И быстро поправила покрывало на кровати, захватив мокрую подушку и полотенца, отнесла в стиральную машину и запустила стирку. Надела платье-сарафан с крылышками вместо рукавов. Расчесала волосы, уложив их, заколола шпильками, продолжала говорить себе.
– Я сейчас вот сварю кофе себе и позвоню моим сыночкам. Вот они для меня главное. Мои дети.
Но перед её глазами возникли его губы, губы и губы шепчущие,

«Я люблю тебя больше жизни».

– Прочь! Люби кого хочешь, а я свободная. Догонять больше не буду. Не в своём мире, не в твоём. И уж подавно в неизвестности вселенной, где монстры бегают с пудовыми кулаками. Я не мальчиш-Кибальчиш, у меня натура нежная, нечего меня изводить. И больше я никому не верю. И живу сама по себе. И пропела,
На клочке материнской земли я затвердела в круговой обороне, и не будет Алёна добычей ничьей, и не верю заграничным баронам. И далее произнесла.
Вернее царям, или как они там называются? Цари, короли, президенты. Да прочь их. Я вернулась домой и я Алёна Яровая, была, есть и буду, Яровой! Время запускается снова, снимаю остановку. И вперёд в новую жизнь, сейчас кофе выпью, позвоню... А может, самой рвануть к ним? Сейчас вот кофе сварю и узнаю, где находятся. В России или заграницей. Паспорт у меня действующий. Позагораю с мальчишками, да с родителями повидаюсь. С бабушкой ещё бы увидеться. И где она? Где летает? И чем занимается?
И направилась на кухню.

Но позвонить она не успела, послышался стук в калитку. И крик.
– Алёнаааа! Алена, побежала на улицу, думая.
«Кто это ко мне заявился? Ленка, что ли? Её голос».
А за калиткой действительно была подруга Лена.
– Алёнка! Кричала та. К тебе не дозвониться, не достучаться. Ты, где была?
– О! Моя дорогая редакция! Ко мне подруга в кои веки пожаловала, а у меня калитка закрыта. И чего орёшь на всю улицу? Голос, что ли тренируешь? Тебе бы, с твоим голосом в Ла Скало петь. Позвонить не комильфо?
Произнесла Алёна, легко сбегая со ступенек крыльца, открыла калитку, Лена вошла, и сразу спросила.

– Почему на телефон не отвечала?
– Да не знаю я. А ты звонила?
– Раз сто, а в ответ, абонент временно отсутствует. Это как?
– Не знаю, и не слышала звонки. Может он разрядился? Не смотрела. Я, как приехала, в душ сходила и спать легла.
– А когда ты приехала и где была?
– В командировке. Сегодня рано утром приехала. Пошли на кухню, я кофе хочу. Не споткнись, я ещё не все вещи убрала, в коридоре оставила.
– Что так устала, что вещи не разобрала?
– Не до них было, а что интересно мне было, сразу забрала. А ладно, идём кофе сварим, и покажу тебе что-то.

И когда Алёна повела подругу в гостиную, где на диване лежал подаренный тюль, увидев его Лена, ахнула, разворачивая воздушное полотно, с блеском и с азартом в глазах, в восторге воскликнула.

– Алёнка! Ты, где такой тюль оторвала? Посмотрев на неё, Алёна рассмеялась.
– Ой, Ленка, у тебя глаза горят, как у отца Фёдора, из 12 стульев, где он украл колбасу,
– И чего ты хохочешь? Я тоже такие шторы хочу. Где взяла?
– Где взяла, там меня больше нет. Я в командировке была, там и купила.
– Где? Скажи.
– Далеко. Не поедешь же ты из-за штор, а такую даль.
– Ну, где? Говори.
– Лен, я заграницей была. Там и купила.
– Аааа. Дорогой? Сколько отдала?
– Не особо, больше нерв растрачено было.

– Я смотрю у тебя здесь много. Говорила Лена, перебирая отрезы тюля. Продай мне, на окно, ну хоть мне в спальню. В зал бы такие шторы, но там у меня два окна. Офигеть можно от такой красоты. Продай, Алёнка, у меня сердце замирает, как мне нравится этот тюль.

– Поезжай и купи. У тебя есть загранпаспорт.
– Я бы поехала, да кто же меня пустит? У Серёжки волосы на ногах поседеют от моей поездки. Ага, из-за тюля?
– Чего? Спросила Алёна и расхохоталась.
– И что хохочешь? Чтобы он отпустил меня поехать заграницу тюль купить? Алёнка, ну, хоть на одно окно. Заныла Ленка жалостливым голосом.
– Я ещё не примеряла и точно не знаю, сколько здесь. У меня окон много.
– Как это ты не знаешь? Как же покупала?
– Да мне покупали другие лица. Подожди, вот распределю, может, и тебе уделю.
– Ну, Алёнка!

– Ещё совсем недавно, эдак так энное количество лет, я бы до потолка прыгала, если бы у меня появились такие шторы.
Услышали голос, а Алёна оглянулась, рванулась к бабушке, обнимая её радостно воскликнула.
– Бабулечка! Ты приехала. Когда?
– Приехала. Совсем недавно. Как съездила? Спросила бабушка.
– Нормально, бабуль. Я тоже только сегодня утром приехала.
– Баб Клав, ты посмотри, какой тюль. Произнесла Лена. Я тоже такой хочу.

– Вижу. Ответила бабушка. Хотеть, желать, это хорошо. А у меня вот сейчас ни крупинки желания. Всему своё время. Оно уходит, девчонки, желание уходит. Ко всему уходит. И к вещам, и к людям. Делайте всё, пока у вас есть на это желание. Тратьте деньги на ерунду, и не копите. Ерунда дарит радость, а накопления - нет. Куда копить? На похороны? Ещё никого не похороненным не оставили. Радуйтесь, пока есть радость. Любите, пока хочется. Наступит время, когда и тепла чужого не хочется. Ничего уже не хочется. А если бы сейчас могла вернуться в ваши годы, то жила бы одним днём, и радовалась каждому желанию.

– Бабушка, это ты о чём? Тебе надоело жить?
– Нет, мне не надоело, а даже очень хочу жить, но много «но» встаёт передо мной. Надоело. Больше всего надоел эффект растягивающего времени, которым мне приходится пользоваться, да люди не понимающие и не хотят понять, как им не разъясняй, и снова, и снова идут ко мне со своими вернувшими болячками. Раньше всегда стремилась помочь им, а теперь нет желания. Всё ушло. У меня постоянно не хватало времени на семью. А дар свой я не могла не использовать, это грозило совсем другой участью. Хотелось вернуться бы в Ирий.

– Бабушка тебе надоело здесь жить?
– Нет, мне не надоело жить, надоело это форменное безобразие, что происходит в мире. Сейчас быстро всё меняется, а вы вот, девчата, готовы раскрыть свой безконечный источник любви в сердце?  Что пьёте? Кофе?
– Баб Клав, а мы разве не любим? Спросила Лена.
– Бабуль, тебе сварить? Я сейчас, быстро.
– Нет. Я сама чай себе соображу.

И она пошла на кухню, за ней и Алёна с Леной. А бабушка подошла к шкафу и взяла баночку с чаем. Алёна удивилась этой банки, она помнит, такой у неё не было.

«Значит, бабуля притянула из своего дома».
Подумала Алёна, заметив сиреневые искорки в ладони бабушки. Обернулась на подругу, та естественно ничего не заметила. Алёна вздохнула с облегчением, не стоит Ленке видеть бабушкину силу, а что лечит людей, так это всё просто, целительница ведь. Ещё заметила, вспомнив, что такие же искорки в ладонях были у Марицы. А бабушка уже продолжала.

– Любите, конечно, любите, но ваша любовь ещё вибрирует намного ниже, чем должна соответствовать этому времени. Ваше сознание должно перейти на новые высоты, чтобы сердца ваши могли выпустить в мир такую любовь, где ликование, теплота и благословение, чтобы вовремя процесса на земном плане мрака, вы смогли поддержать своих близких, саму планету, народ. Смягчить холод и светить в беспросветной темноте.

– Бабуль, а ты о чём? Спросила удивлённо Алёна.
– Да всё о насущем. Попили кофе?
– Да, ба. Ответили хором Алёна с подругой.
– Ну, так иди, делись с подругой. Тебе понравился тюль? Ленусь?
– Да, очень. Я такого ещё и не видела.
– А такого здесь и не сыщешь. Подари ей на пару окон, да пусть бежит, радуется, да приспосабливает на окна в гостиной.
– Алён, а можно три, я бы хотела ещё в свою спальню повесить.
Алёна хотела возмутиться за такую Ленкину наглость, но бабушка уже ответила за неё, даже не поглядев на Алёну.
– Можно. А ты не жадничай.
– Да я вовсе и не жадничаю. Зачем на меня напраслину возводишь? Идём Лен.

Выходя из кухни, Алёна услышала в мыслях.
«Вижу, как ты не жадничаешь, искры так мечутся».
Алёна удивлённо обернулась на бабушку, но та лишь улыбнулась, махнула рукой и Алёна снова услышала. «Иди уже».

– Выбирай, но только три отреза, больше не дам и не проси. Мне на второй этаж не хватит.
– Зачем тебе на второй этаж, если вы там ещё не живёте?
– Как это не живём? Папа с мамой приезжают, для них там комната, бывает и дядя Слава приезжает в гости. И потом мне надо мальчикам подготовить комнаты, они уже растут, каждому надо иметь своё пространство.

– Мои, Васенька с Валюшкой, в одной комнате живут и ничего.
– Мои дети тоже пока живут. А вам бы следовало подготовить для Валюшке отдельную комнату, всё-таки она девочка.
– Да, блин, Алёнка, где набраться комнат на всех. Вон другие живут всей семьёй в одной и ничего.
– Чего вспылила? Нет, так нет, твои проблемы. Я просто посоветовала.
– Не все же такие богачи, как вы? Обиженно произнесла Лена.
– Ага, а вы типа бедняки. Не прибедняйся. Давно бы надо мансарду оборудовать.  И ладно, забудь. Нашла богачей. И это нас? Насмешила. Мы все работаем, как каторжные.
– А я, по-твоему, не работаю?
– Работаешь, работаешь. Усмирись и выбирай, а то раздумаю.
– У, жадина! Засмеялась Лена. Я не знаю, даже, какой взять.
– Да, рисунки очень красивые. Нет, вот такой не бери, выбирай другой.

Произнесла Алена, увидев, как подруга потянулась к двум отрезам, лежащим в стороне. Там рисунок был копия рисунка тюля висевшего в комнате у Патра. И Алёна ещё не решила, что делать с ними, но отдавать подруге не хотела. Снова сердце кольнуло каким-то необычным волнением.
Вскоре были выбраны отрезы тюля, и Алёна проводила подругу до калитки, а та спросила.

– Алён, а сколько я тебе должна?
– Мильон. Ответила та, исказив слово миллион. Это подарок тебе.
– Но это дорого же, Алён.
– Дорого не дорого, понятие относительное, считай, что это подарок тебе на день рождение. Только подарен чуть раньше. Согласна? А он у тебя в следующем месяце За тобой торт. Только торт раньше. Поняла?
– Согласна. Спасибо тебе, Алёнушка.

Подруга, поцеловав Алёну в щёку, скрылась за калиткой, а Алёна вернулась в дом, прошла на кухню, где бабушка сидела за столом и пила чай с печеньями.

– Всё выплакала? В сердце огонь света-то остался? Садись, что стоишь.
– Конечно, остался, я его и не тушила, а просто растворила и выкинула то, что мне совсем не нужно. А я бы поела, что-нибудь существенного. Вот, что у меня есть, не помню.
– Поешь пока бутерброды с чаем, а позже сготовим что-нибудь. Тебе этот чай полезен, как и та вода из колодца.
– Из какого колодца? Ба, из нашего? Спросила Алёна, она, открыв холодильник, и доставала, что ей требовалось.

– В одном месте есть колодец, испив из него воды, исполнится любое желание, что загадаешь.
– Ба? Ты меня за дурочку считаешь? Какая ещё вода, исполняющая желания? У меня и желания нет.
– Есть такой колодец, но до него не добраться. О колодце почти никто не знает, а кто знает, так те не верят в его силу.
– А ты веришь? И знаешь, где он?
– Я не в счёт. Для чего мне верить, когда я знаю.

– Ох, бабуль, а что я могу себе пожелать? Я же уже не та наивная девочка, какой была раньше. Слава богам я выздоровела от наивности, особенно после этой поездки. И пожелание того, что прибудет принц на белом коне, у меня нет. Хотя сейчас принцы разъезжают на крутых авто. А то и вообще, просто появляются перед тобой. Бабуль скажи, а кто у вас с дедом появился первым? Ты или он?

– Для чего тебе загадывать принца, когда он у тебя уже есть.
– Нет у меня никакого принца, да и не нужен он мне. А ты не ответила на мой вопрос. И что за привычка, порой игнорировать мои вопросы?

Алёна гордо подняла подбородок и посмотрела в глаза бабушке, в глубине души Алёны всегда жило осознание какой-то не справедливости, вот и снова всплыло. Всплыло и померкло, и снова наступила та же пустота. В душе-то жило какое-то осознание, но в разуме, в памяти не проявлялось, что это такое и отчего оно, она понять не могла. Алёна вздохнула и промолвила.

– Так вот бывает, кто-то теряет, а кто-то находит. Бабуль, скажи, любовь это радость или страдание? Это искушение или ангельская милость?
– Как ты её воспримешь, такой и будет. А мы появились сразу, мы столкнулись с ним. Лоб в лоб с Даниилом. Но рассказывать об этом не буду. Не тот настрой.
– Ааа! Ага. А можно одновременно ненавидеть и любить?
– Если в тебе война, то так и получится.
– А может так получится, что любовь вросла в тело и проявилась, как родимое пятно?
– Может, ещё как может. Что больно и обидно?
– Не знаю, пробую убрать из себя всё.
– Пока ты будешь позволять себя обижать, так и будет. Ответила бабушка пустым, без всяких эмоций голосом, что даже Алёна вздрогнула.

– Ба, что с голосом твоим? Он у тебя голос какой-то прям, как замогильный.
Бабушка хмыкнула, но ничего не ответила, а Алёна спросила.
– Бабуль, а ты знаешь, что со мной произошло? Ничего не спрашиваешь.
– Чего спрашивать, и так всё видно, а у тебя тямы не хватит, чтобы ответить достойно.
– Что это не хватит? Ты думаешь так? Думаешь, что я болею? Болею любовью? Ну, может чуточку. Боль не проходит ещё. А в любви грубость бывает?

– В жизни всё взаимосвязано и когда одно цепляется за другое, то и результат может выйти совершенно неожиданный. Ты обиделась, обида разъедает душу и сердце. И ты это знаешь.  Так, что думай, прежде чем сказать.
– Кому я буду говорить? И ничего не буду. Да и что толку говорить-то? Он уже всё равно принадлежит другой.
– Никто никогда не может принадлежать кому-то, если не пожелает сам. Ладно, я подкрепилась, пойду у меня дела. А ты чем займёшься?
– Вещи надо разложить, сад и огород посмотреть. Наверное, полить надо. Папе с мамой позвонить. Ба, а мне может самой к ним рвануть?
– Как хочешь, можешь и рвануть, но с гостями не разминёшься.
– С какими? Бабуль?

Но бабушка уже ушла, как всегда, просто исчезла, а Алена, подхватив тяжёлый кофр с аппаратурой, покатила в рабочую комнату. Погладила картину, провела пальцем по всем очертаниям, забрала оттуда ключ, открыв дверь, вкатила кофр. Она молча постояла в комнате, осмотрелась, но распаковывать не стала, а снова закрыла дверь, вышла по пути отодвинула ногой сумку с одеждой, что брала с собой в командировку.

– Потом разберу, всё равно там всё в стирку надо. Произнесла она и вышла на улицу. Возле крыльца осмотрела вазоны с цветами, и пришла мысль, их надо полить. И только отошла от крыльца к водоёму, возле которого стояла небольшая лейка, как перед ней появился Патр.
От неожиданного его появления, она вздрогнула, и сразу почувствовала дикую боль в сердце. Ей захотелось исчезнуть, чтобы не видеть, не слышать. Только спокойствие наступило и вот снова замаячил отпрыск царской морды.

«Провалится бы мне или ему. Лучше конечно ему». Подумала Алёна.
Но земля не принимала ни её, ни его. И она поняла, каждый проживает горе сам, проживает, но не тонет в нём.
«А что собственно случилось?»
Снова подумала Алёна.

Они молча стояли и смотрели друг на друга. Алёна не могла описать своё ощущение, а оно было и было другим. И новый приступ боли возник. Она, вроде бы и забыла о боли за это короткое время, как-то абстрагировалась, всё забылось и вдруг снова. Снова он появился. Прошло так мало времени, не зажило ещё.

«И что его привело сюда?»
Снова мысленно спросила Алёна себя. А он заговорил.
– Время заставило нас страдать, чтобы могли понять. Но никакое страдание и никогда не заставило бы меня забыть тебя, Алёнушка любимая
– Да, что вы говорите? Любимая? Так и поверила. Смешно сказать, лю-би-ма-я.
Произнесла Алёна по слогам слово любимая, насмешливо улыбнулась .
Ой, не смеши ни меня, ни людей. Или, как сказал Юлий из сказки, «Не смешите мои копыта». Да. Так и сказал, а я повторю, не смешите. Чего тебе надо здесь? Тебя кто звал? Нет. Так, что поворачивай свои копыта и дуй отсюда.

«Ох, что я говорю? Спросила себя Алёна. Даже воздух слегка загустел, и Патр, эта царская морда, хоть и мною очень любимая, от моих слов опешил. Ха-ха-ха. Так ему и надо». Думала Алёна, и вслух ещё добавила.
– Вот, так-то, получай фашист гранату.
– Какую гранату?
Спросил он, и замолчал,  молча смотрел на неё, а в мыслях летело.

«Вот она стоит на расстоянии вытянутой руки, но такая отгороженная, как будто толстенная стена между нами. Не такой себе встречу представлял. Вероятно, она в плаче сделала серьёзный вывод, а затем, успокаивая себя, завершила. Какая разница?»  Подумал он, а вслух произнёс вроде бы, как пошутил.

– И кто эту девушку поймёт? Никто кроме меня. Только я могу понять и принять её, растворить в любви всё её неприятие.

И ничего больше не говоря, он сгрёб в охапку Алёну, и, прижав к себе, на секунду у него мелькнула мысль, что такими темпами он может приобрести хорошую оплеуху, так, как руки её уже старались выбраться из его объятий. Но вдохнув одуряющий запах её волос, окончательно съехал с катушек. Все заранее приготовленные слова оправдания, почему и как так получилось, и выяснения отношений и с последующими планами, моментально вылетели из головы.
Он подхватил легонькое тело Алёны на руки и понёс в дом. Алёна же молча сопевшая ему в шею, повернула к нему лицо, а он взглянул в её зелёные омуты, увидел в них всё: и злость, и непримиримость, и любовь. Где-то за злостью в ней горела любовь. И сжал её так сильно, что она охнула, а он очнулся от мысли, что от радости не рассчитав свою силу, мог, и кости ей переломать.

– Немедленно отпусти меня, поставь туда, откуда взял. А сам лети туда, откуда прилетел. Потребовала она.
Не доходя до крыльца, он поставил её на землю, они стояли и смотрели друг другу в глаза.
– Но я люблю тебя, Алёна. Не сказал, а выкрикнул громко с болью. Дашь мне объяснить?
– Ничего не хочу слышать, никаких объяснений.
А сердца их разрывались на части, они смотрели друг другу в глаза и прерывисто дышали, но Алёна первая заговорила.
– Я подверглась чудовищного гипнозу или дурацкой вашей магии, меня заставили тебя забыть, заставили всё забыть. И вообще до вашей дурацкой командировки у меня были совсем другие планы. Другая жизнь, ваш Чагадай  и дядя Слава, эта царская морда, украли меня, изменили мою жизнь. А я хочу жить в своей реальности. В своей!

– Алёна!
– Что Алёна? Хотели меня сломать? А не выйдет, я не сломаюсь. Я вам не кукла.
– Алёнушка. Не говори так.
Произнёс Патр, сердце его разрывалось, видя страдания Алёны, кожу его, как будто облили кипятком или паром, увидев, как глаза Алёны наполнялись слезами и на ресничках повисли капельки. Ему стало больно,
«И зачем я только послушал отца и деда, и не рассказал ей весь план и не смог сберечь её чувства?».
Они по-прежнему прерывисто дышали, мир у них померк, но быстро разрушив этот сгущенный воздух, он снова сказал.

– Я люблю тебя. Люблю больше жизни.
Шагнул и обхватил ладонями её щёки, поцеловал её слёзы, солёные дорожки, а они не просыхали. Алёна оттолкнула его, её реснички подёргивались, носик покраснел. Он снова обнял её, и она уже было дала себя обнять, сама уткнулась ему в плечо, и только хотела сказать те слова, что уже прочно поселились в её голове,

«Я так желала, чтобы ты приехал...», как появился дед Святослав.

– И что ты тянешь так долго? Петька! В охапку её и назад, к себе.

Услышав этот голос, Алёна отпрянула от Патра, и так скаканула, что оказалась возле самого крыльца, где на высоких каменных и железных, кованных подставках, как продолжение крыльца вдоль стены дома, стояли в вазонах и горшках цветы. Вазоны были разные и большие и маленькие горшки и горшочки. Большие были внизу, а маленькие выше, создана была красивая композиция. И как Алёна коснулась рукой одного горшка, так руки сами не произвольно схватили горшок с цветком, и с силой бросила в деда. И прекрасные анютины глазки полетели в Святослава, усиленные словами.

– Ах, ты морда царская, голубая кровь, Айболит треклятый, ты посмел появиться у меня? На вот тебе, получай фашист гранату.
Тот легко поймал цветок, перекинул Патру, произнёс.
– Тю, Алёнка, ты чего, сказилась?
– Я-то нормальная, а вот ты, как посмел появиться здесь, после всех обманов?

Ответила Алёна, кидая в деда следующий горшок с трепещущими белыми цветами эухариса, а за ним полетел и амариллис. Дед одним за другим поймал горшки и ловко перекидывал их Патру, тот осторожно ставил их на бордюр водоёма.

– Алёнка! Так ты совершенный ворошиловский стрелок. Поймав следующий горшок с цветком, Святослав продолжил. Алёнушка, а цветы-то причём? Они любвеобильные, смотри, как цветут.

– Дед, уйди, пожалуйста. Произнёс Патр. Ты зачем появился? Я, что маленький? В своих препятствиях мы сами разберёмся. И встанем на верный путь. И теперь никогда не расстанемся.
– Исчезните оба. Я не хочу вас видеть. Крикнула Алёна. Вам бы только с людьми поиграть, царская кровь, боги, приземлённые с совершенного мира.
 
И она кинула следующий цветок, побежала в дом. Патр кинулся за ней, но его остановил окрик Клавдии.

– Оставьте её в покое. Идите ко мне в дом. Я сама поговорю с ней.
– Клавдия, не стоит. Произнёс Святослав, она закрылась на замок, а насильно входить не надо. Пусть выплачется. Не думал, что так серьёзно всё обернётся.

Алёна за дверью обессиленно присела на пуф, а дед Святослав сел на скамью, что была на просторном крылечке под огромным фикусом, постучал костяшками пальцев в дверь, произнёс.

– Алёнка, слышишь? Отчего же так много вражды между женщин и мужчин? Ты не скажешь? А?
Святослав помолчал, но не дождавшись ответа продолжил.
Эх, молодёжь! Любить и уважать друг друга так и не научились. Эй, молодёжь! Эйфория влюбчивости быстро проходит. Но любовь, влюбчивость, влечение совсем разные субстанции.

– Какая ещё влюбчивость? Дядя Слава, нет у меня никакой влюбчивости. Ничего нет. Всё сгорело под вашей магией в вашем совершенном мире. Хан Батый всё сжёг. Ничего не осталось.
– Какой ещё хан Батый? Удивлённо спросила Клавдия. Это, что-то новое?
– Не кипятись, Клавдия. Какой ещё Батый? Наш сосед, степной князь, Сартак. Свою дочь Изабелл предлагал Петьке. Не встревай, Клавдия. Алёнка! Любовь, чувство могучее, чувство  высшей силы, манящая, что точкой отсчёта родилась во тьме хаоса творящего. Осознай. Ты не отвернёшься от этого, и ты и Петька этой любовью скреплены.

– Ни с кем я не скреплена и ничего я не буду больше осознавать. Надоело!
– А твоя любовь, Алёнушка, хороша! И ох, как хороша, ведь она у тебя не в больном воображении, а в восприятии чистоты.
– Отстань от меня, следственный орган, я жила и буду жить по-своему, хватит меня учить. Свои ошибки, если я их признаю, сама исправлю.
– Алёнушка, но ведь жизнь-то у всех не предсказуемая, а у тебя и....

– О, если бы жизнь была предсказуемой, дед, она давно бы перестала быть жизнью, не интересно жить было бы. Патр улыбнулся. Без тебя, Алёнушка, я себя не осознаю. Долго была закрыта от меня, но я знал, найду тебя. Когда впервые увидел тебя ещё крошечной девочкой, я даже не ожидал такого, как меня это потрясло, что ты рядом, а мне лишь подождать тебя. И я ждал.

– Здесь все должны быть счастливыми, и жить в равновесии и в спокойствии, но в мире происходит невообразимое. А в этом перевёрнутом мире всё стало совсем другое. Произнесла Клавдия.

– А это, как должное, и надо было этого ожидать, Весь мир перечёркнут каналами и ладно бы вертикальными, так параллельных не счесть. Зачищать их не имеет смысла, сами распадутся, с чисткой астрального слоя и схлопыванием низших миров. Но наиболее ядовитые, приходится зачищать, чтобы сохранить в этом мире не то, чтобы гармонию, хотя бы спокойствие, чтобы хоть какая-то толика душ смогла прийти к осознанию. Так-то оно, и есть, но система выплёскивает всё новые и новые токсины в народ, разделяя их, и  даже в семьях. Подавляется любовь всесильная, теряется равновесие. Формируются искажённые понятия об отношениях между мужчинами  и женщинами, а с этим и ложные эгрегоры, с каждым приливом фантомов они становятся мощнее.

– Что вы мне своей философией по мозгам ездите? Белки ваши поскакали, что ли?
– Алёнка, ты же у нас интеллигентная, а как разговариваешь.
– Иногда приходится соответствовать. Голубая кровь не лучше.
– Алёнушка у тебя битва за жизнь или жизнь ради битвы?
– Это моя жизнь, она сама таит в себе и мою битву, и мои ошибки, и мои загадки, и парадоксы мои, вопросы мои, на которые никто не ответит мне....
– Так или иначе, в битве разрушается равновесие, добавляя негативным мыслям силу словами, Алёнка, положительная энергия уменьшается, разрушается. Творение любви и радости распадается. Произнёс Святослав.

– Да иди ты, дядя Слава, куда подальше.
– Это ещё куда?
– В свой мир. В своё царство, и царствуй там.
– Так мне и здесь прекрасно живётся. Здесь мне всё даже роднее. Я здесь с каких пор, даже и не вспомню, да и ты живёшь здесь. Куда же я? А ты?
Рассмеялся Святослав, затем продолжил.
Алёнушка, ты подобна капли утренней росы опустившейся с небес, в тебе отражается и солнце, и небо, и звёзды сияют в глубине. Ты чувствуешь? В тебе разгорается звезда любви. Проявление откровений твоих субстанцией любви.

– С чего это тебя на лирику потянуло? Дядь Слав? Кровь голубая взыграла?
– Да причём здесь голубая кровь? Ты повела себя, как ревнивая любовница. Ответь мне, ты кем себя считаешь? Любимой женщиной или любовницей. Имей в виду, эти понятия разные.
– Чтооо? Чего ещё выдумал? Ни кем я себя не считаю из того что ты перечислил. И уж любовницей становиться я ни за что не стану. Мне претит такое.
– Мы и не предлагаем тебе ею быть, я лишь спросил, кем ты себя ощущаешь? И ещё, Алёнка, ты сама из голубых кровей. Отпрыск голубой крови, хоть и живёшь в этом мире. В этом мире тоже всё есть.

– Чтооо?
– Что слышала. Пора научится людей различать, особенно тех, кто тебя любит. Всегда рядом с человеком идут испытания, особенно для таких, как ты. Ты не хочешь взглянуть глубже. Вот эта ситуация чему-то тебя да научила.

– Может быть. Но я не хочу вас слышать и видеть. Уходите. Уходите оба, и бабушка тоже пусть уходит. Иначе я надену маску Зорро, и будет вам. И не вздумайте проходить в мой дом своим манером. Могу и в глаз дать.
– Примерно такое я уже испытывал от тебя ещё в твоей юности.
Произнёс Святослав. Хорошо, мы уйдём, а ты парься, возводи свой памятник злобы, горя, да плача.
– Я не злюсь, и тем более не горюю. Уходите. И нечего внедрятся ко мне в  моё пространство, и играть на струнах моей души.
– О-о-о-о. Какая принцесса. Произнёс Святослав.
Послышалось хлопанье двери.

– Ушла. Наверное, вглубь дома. На кухню. И повернулся и посмотрел на кухонное окно, затем продолжил. Пусть ещё поплачет, авось и поразмыслит, да что-то толковое да мудрое войдёт её мозги. Клавдия угости нас чаем. С утра маковой росинки во рту у меня не было. Пойдём Петька, не стой здесь, пусть успокоится.

Уходили в дом Клавдии, до них донёсся голос Алёны. Она пела. Пела, растягивая слова, на старинный манер, когда один слог пропевается несколькими звуками, повторяя слоги. Знаменитый распев, когда звучит голос самой Руси, где раскрывается духовный ДНК.

– Ой, ты солнце, солнышко родное, солнце трижды светлое, с тобою каждому тепло и приветно. Что ж ты солнышко родное жаркими лучами меня обожгло.
Святослав остановился, прислушиваясь, позвал Патра.
– Петька, подь сюда. Слышь, запела, гроза спала, осада скоро растворится. Мир наступит. И как Ярославна молодая, полная любви и печали, князю Игорю любовь свою посылает. Так и здесь назревает. Чувствуешь? Но тебе, Пётр, ждать, вероятно, долго придётся.

– Я подожду, долго ждал и ещё подожду.
– Слышишь? Как поёт. А? А голос-то, голос какой! Голос, как у тебя, Клавдия, был в молодости.
– Почему был? Спросила Клавдия, он и сейчас у меня такой же, просто редко пою, повода нет. Правнуки подросли, чтобы колыбельные им петь.  По рабочим запросам пою совсем другое.

– Ты её обучала этому пению?
– Специально нет, она слышала мои песни и пела. Давно я не слышала от неё такого пения. Видать душа болит, сама запела. Ей надо успокоиться.
– Тихо, дайте послушать. Тихо произнёс Патр. Красиво поёт.

– Солнышко родное, матушка святая, утоли во мне печали, чтоб забыла слёзы я отныне и навечно, жаркими лучами раствори. Ведь недавно я была у тебя в гостях, помню всё, что ты в тот миг сказала, но так и не ответила мне, куда деть боль  мою из раненого сердца.

– Алёнка! Повысив голос Святослав. Не глупи, Алёнка, не глупи, раны твои есть, кому залечить. В суете земной, как всегда, растрачиваем себя на всё подряд....
И сейчас же с грохотом закрылось окно в кухне и задёрнулось шторой.

– Пойдёмте чаю попьём, или посущественнее чем угощу, здесь ещё кипит шторм. Произнесла Клавдия.
– Алёнка! Мир без любви пуст. Помни, это, по сути, ад там, где нет любви. Успокой свои мысли, горящие злом и неприязнью, дай развиться добру. Когда любовь почувствуешь, и ты понесёшь её по жизни, и распространишь чистый свет. Есть в этом смысл, когда божественный исток творит. Не плачь, не разрушай себя, успокойся, потом поговорим. А хочешь, я тебя на руках покачаю, как в детстве? Алёнушка?

Произнёс Святослав, ответа ждать не стал и шагнул к крыльцу Клавдии. Благо, дома стояли рядом и оба крыльца почти соприкасались. Между ними была дорожка да цветник. И он шагнул вовремя так, как в это время открылось окно, и из него полетел бокал, и он угодил в середину цветника, которое Святослав только что перешагнул.

– Опять цветы пострадали. Алёнка, очнись. Не тумань своё облачко.
Снова произнёс Святослав и ушёл в дом к Клавдии.

А Алёна, после броска в деда бокалом, села на стул, положив руки на стол, у неё не было мыслей. Нет, на самом деле они были. И их было целый ворох, прямо вихрь шелестел, но мысли  витали, где-то там высоко, не задевая мозг Алёны, не оседали. И ни одна мысль не возникла в ней чем-то. Или вопросом, или же рассуждением, что и почему. Она сидела молча какое-то время в тишине, в теле разлилась нега свободы, как будто, что-то немного, но  снялось с неё. И она не хотела ощущать рядом никого, особенно деда с внуком. Пусть даже не в её доме, а в бабушкином, но пространство одно и все ауры настолько соприкасались, что у Алёны это вызывало новый приступ неприятия.
Почувствовав острое неприятие, Алёне послышались слова.

«И умерла она во цвете лет».  Она охнула и произнесла.

– Нет, так дело не пойдёт. Надо выбираться из этого состояния. А как?
Решение пришло само собой. Она представила волны океана и волна набегает на берег, а себя под брызгами этой волны, стало прохладно и настроение повысилось. Такую технику она позаимствовала, прочитав в какой-то книге, и ей это понравилось.
– Чего это я? Да и пусть они там чаи гоняют, а мне надо к моим мальчишкам. И с папой, с мамой поговорить. Я ведь собиралась позвонить, а не вышло. То Ленка меня отвлекла, потом бабушка, а здесь царская кровь пожаловали. Так, где мой телефон? Ааа, он в спальне.

Как вдруг она услышала детские голоса. Голоса её сыновей. Она встрепенулась и подскочила с криком,

– Сыночки мои. Бросилась к дверям. И открыв дверь, выбежала на крыльцо, как увидела бегущих к ней детей.
– Мама, мамочка. Кричали мальчики в унисон.
Соскочив с крыльца, она раскинула свои руки в объятиях. И дети с разбегу попали в её руки, обнимая её они, говорили и говорили, а она заплакала от счастья.
– Мамочка! Ты, почему, плачешь? Снова в унисон произнесли мальчики и их пальчики потянулись вытереть её слёзы.

– Нет, я не плачу, в глазки мои попала сориночка, я так счастлива, что разлука наша закончилась. У меня нет дороже никого, чем мои сыночки кровиночки, и я так соскучилась.
Обхватив детей прижав к себе, она поднялась и закружилась, как обычно она делала так, но почти тут же остановилась.

– Ого! Сыночки мои, вы подросли, тяжёлыми стали. Молодцы, взрослеете, скоро мама вас и не поднимет.
– А мы сами будем тебя поднимать и кружить. Смеялись и говорили дети.
Держа детей в объятиях, Алёна спросила.
– Пап, а откуда вы узнали, что я вернулась домой?
– Интуиция подсказала, дочь. Ты забыла, кто мы вообще?
– Нет, не забыла. А мама где?
– Мама с нами в этот раз не было. Мы втроём были. И прекрасно провели время.

– У бабушки плановые операции. Произнёс Сашенька с серьёзным видом, что и Алёна, и отец её, рассмеялись.
– У мамы была серьёзная операция, на выходных она приедет сюда, отдохнуть.
– Ой, как хорошо. А то я соскучилась. Произнесла Алена, обнимая и целуя отца.
– Как поездка? Спросил отец.
– А, нормально.
– А, где Петя?
– Какой ещё Петя? Пап?
– Вы, что поссорились, не успев соединиться?
– Александр! Иди сюда. Мы здесь, а там война.
На бабушкином крыльце появились Святослав и Патр.

– Дядя Петя! Ты приехал!?
В один голос закричали оба мальчика и ринулись к нему. Он сбежал с крыльца и подхватил мальчишек обоих сразу в свои объятия.
– Это ещё, что такое? Возмутилась Алёна. Вам кто разрешил подходить к незнакомому дяде? Я вам всегда запрещала, и объясняла, почему.
– Мам, это же дядя Петя. Какой же он чужой? Удивлённо спросили дети и как всегда в унисон.

– А ты, вы, отпустите моих детей и не смейте к ним прикасаться.
Возмущённо и гневно произнесла Алёна и шагнула в их сторону, сжав кулаки. Но её задержал отец, схватил за руку.
– Дочь в чём дело? Почему ты в гневе?
– Папа! Ты ещё! Не мешай. Я запрещаю общаться им с моими детьми.
– Алёна! Что за тон? Как ты разговариваешь? Все приличия забыла?
Алёна остановилась и ответила.
– Как заслужили, так и разговариваю. И что вы все смотрите на меня, как Ленин на буржуазию? Прям, такие все разобиженные. О, моя дорогая редакция! Какая обидчивая эта царская кровь, оказывается. И чему улыбаетесь?

– Тобой любуемся, ты так и пылаешь. Ответил Патр.
– Интересно парни пляшут, трое в шесть рядов сразу. Везде обман, везде предательство. Исчезните все и скорбите там, за пределами моего дома. Произнесла Алёна и резко повернулась, пошла к себе в дом. У неё, где-то в глубинах организма становилось нехорошо. Очень даже нехорошо, так прямо до тошноты.

– Почему у неё капризы? Что здесь случилось?
– Обиделась. Вздохнул Святослав. Не даёт даже объяснить, не хочет слушать.
– Слав, опять перегнул чего-нибудь? Ты её, то задариваешь непозволительно роскошно, то всё портишь, вмешиваясь своими методами. Говорил же тебе, пусть здесь бы всё произошло, так нет, тебе надо в свой мир её утянуть.

– Всё нормально, Саша, всё нормально, пусть ещё попыхтит в своих слезах.
– Петь, может, ты мне объяснишь? Что ты сделал, что Алёнка так реагирует?
Спросил Александр.
– Ничего не сделал, Александр Данилович, только лишь вошёл.
Ответил Патр и посмотрел на открывающую дверь дома Алёны. Алёна снова вышла на крыльцо и позвала детей.

– Мальчики, идите сюда, я что-то хочу вам сказать.
Мальчишки подбежали к ней, а она взяла их за руки и произнесла,
– Не здесь, я скажу вам в доме.
И быстро втолкнула детей в дом, и перед тем как закрыть за собой дверь, сказала.

– Вот, что голубая кровь, хочешь остаться в нашем мире, не смогу помешать, вы здесь проросли, но отдыхай подальше от нас. Скатертью дорога тебе вместе с дедом к нему, в его резиденцию, у него квартирка вместительная, вам там хватит места. А в мой дом, чтобы ни ногой.

– У меня свой дом здесь есть. Зачем мне дедов? И тебя приглашаю к себе.
– Нет уж, увольте меня от таких посещений.
– Хорошо я подожду. Улыбнулся Патр. Но зачем же мальчиков увела, мы с ними на рыбалку договаривались пойти. Собирались с лодки поудить.
– Ещё чего! Выметайтесь отсюда.
– Алёна. Они мои гости. Строго произнесла Клавдия.
– Вот и забирай их к себе, отчего они на моей территории всё ещё находятся.
– Папа заходи, сейчас обедать будем.
– Алёнушка я хотел бы выяснить....

Алена видя, отец остаётся там, где был, продолжила.

– Не хочешь, как хочешь и с силой закрыла дверь.
– Мамочка, а что случилось? Отчего ты сердита. Мы что-то не так сделали?
Спросили дети и, взяв её за руки, пошли вместе с ней.
– Нет, мои сыночки, вы ничего не делали. И сердита я не на вас, а на того дядю незнакомого.
– Почему не знакомого? Мама ты же его тоже знаешь, он давно ещё был здесь. К бабушке приезжал. Помнишь, ещё в прошлом году, когда дожди шли, и грязь вокруг была? И совсем недавно был в гостях, мы отлично провели время.

– Хорошо, пусть знакомого, об этом потом поговорим. Сейчас идите в свою комнату, а я кушать приготовлю.
Мальчики ушли, а Алёна занялась приготовлением обеда или уже ужина, Послышались тихие шаги, Алёна думала, отец вошел, и думала, как же ему объяснить всё это происходящее и почему она взорвалась. Сердце её стучало, и рвалось туда, где был Патр. Но сходить со своей позиции не собиралась.
Не оглядываясь, она произнесла.

– Папа, я....
– Это я, Алёнушка.
Алёна оглянулась, увидела Патра. И мгновенно мыслей стало полна голова и почему-то всё про загробный мир.
«А что если?»
Мысль ещё не закончилась, не проявилась, а в её сердце вспыхнула радость, и уже сама готова кинуться ему на шею, но поборов себя она строго спросила.

– Что надо сыну свободного ветра? Что, дон Хуан вышел из комы? И троюродного племянника внучатой бабушки нашёл?
– Алёнушка. Не обратив на её шуточные слова с сарказмом, Патр продолжил.
Я всё объясню, почему ты подверглась, магическому гипнозу Сартака, и я или дед могли снять сразу этот гипноз, но надо было довести дело до конца, чтобы они не заметили.
Алёна смотрела на Патра, слушала, что он говорил, но его слова не проявлялись в её мозге, а наоборот, откуда-то пришли совсем иные слова, что ей самой было удивительно, но она озвучила их, она пропела. Пропела с улыбкой, глядя ему в глаза.

– Матушка Земля, белая берёзонька, ты для меня святая Русь, а для других занозонька.
– Что? Спросил Патр. Алёна...
– Дядя Петя! Дядя Петя!
В кухню ворвались мальчики и повисли на Патре, Алёна же быстро отвернулась и занялась приготовлением пищи, искоса поглядывая, как Патр легко общается с её сыновьями, и воздух засветился голубовато-сиреневым светом.

«От Патра, что ли такое идёт? Удивилась Алёна. Вот козлятушки бородатушки и чего они ему так радуются? В сердце Алёны шевельнулась ревность. Это мои дети. Почему он себе их присваивает?»

Пролетело в её мыслях, но вслух ничего не сказала, а лишь тяжело вздохнула. Ей так хотелось, чтобы и она была там с ними, чтобы и её касался он своими руками. А ещё было бы прекрасней, обнимал её.

«И почему я вспылила? Наговорила, ох и чего я только не наговорила. И всё дядя Слава, если бы он не появился, всё у нас с Патром сложилось, возможно, он бы объяснил всё. Так он и собирался рассказать. А этот Айболит всё испортил. И что мне теперь делать? Как я не гнала любовь от себя, как не настраивала, что всё в прошлом. Нет, нисколечко не в прошлом. Я люблю его, и люблю так, что выразить не могу».

В глазах появились слёзы, и Алёна поспешно отвернулась. Пока она приводила свои чувства в нормальное состояние, мальчишки с двух сторон потащили Патра из кухни. Алёна подошла к окну, посмотреть куда направились мальчишки. И большой и маленькие. А там за водоёмом возле беседки уже шла возня. Уже был поставлен мангал, и Айболит что-то нанизывал на шампур, а что Алёна не разглядела.

– Царская кровь любит шашлыки, всегда, когда у нас появляется, всегда готовит их. Вот только из чего, не всегда понятно. Вроде мясо, а вроде бы и нет. И что мне делать? А я люблю грибы, вот сейчас я их пожарю. Ведь в холодильнике должны быть грибы. Точно помню, шампиньоны есть. Сейчас я сделаю, а то так есть хочу, что желудок сводит. Туда я не пойду. Вредность?
Спросила она себя и тут же ответила.
Понимаю, вредность. Понимаю надо всё изменить. Но не сию минуту. Но ведь Патр пришёл сюда, значит, это что-то значит. И в глазах его была нежность. Зачем бы он пришёл, если бы не любил? Логично? Логично.
 
Тихо прошептала она. Она какое время смотрела в окно, потом отошла, подошла к холодильнику и нашла там грибы в вакуумной упаковке. И не в магазинной, а в бабушкиной. Магазинные долго не сохранялись.
– То ли дело у бабули.
Произнесла она и снова мысль её посетила и не радостная.

А вдруг он там уже женился и та женитьба на Изабелл нужна для правления их миром, а сюда он ко мне вернулся. Для чего? Сделать меня второй своей…. Хох! А кем второй? Вот вопрос. А что ему, не поразвлечься?  Я же уже не девушка, решил, я вякать не буду. Как в песне поётся,

«На сегодня я свободен, будь же моей»
Ох, козлятушки бородатушки! Бож ты мой! Вот это белки поскакали. У меня? Или у него?

От этих мыслей, Алёна едва не порезала себе палец, чистя луковицу. Помыла лук, стала резать, а из глаз потекли слёзы. И она сама не знает, от обиды они так обильно полились или от того, что запустился от повреждения в луке его оболочки, каскад химический реакций.

– Ух, какие злые ферменты лука.
Пролепетала Алёна сквозь слёзы и шмыгнула носом, и сейчас же воздух насыщенный летучими ферментами, фитонцидами лука, попал ей в нос, в носу резко защекотало и Алёна чтобы не чихнуть, зажала ноздри и потёрла их той рукой, что держала луковицу. И слёзы потекли ещё быстрее. Алёна бросила нож и побежала к раковине умываться.

– Это что мне в наказание за мою вредность? Ну и пусть вредность, но я больше не позволю, чтобы меня использовали, как запасной. Хватит, уже проходила. Витька имел помимо меня и наших мальчиков ещё семью и этот туда же? Нет. Я такого больше позволить не могу. Лучше совсем жить всегда одной. Боже, ну, что мне делать?

В мыслях, что-то мелькнуло, мысль не проявилась, но остро застряла и, что-то уже вспоминалось, и Алёна снова спросила.
Вот, как понять, то выражение, которое я когда-то читала? Как уж там было написано? Мм, как же, как? Что там было-то?
И в мыслях Алёны чётко воспроизвелось, и Алёна чуть засмеялась, произнесла.

Ну, память моя фотографическая, не подведи, выдай, что мы там читали. Ааа там было, если любишь человека, то постепенно его периферия исчезает, он утрачивает свою форму. Ты все больше вступаешь в контакт с его лишенной форм частью, с его внутренним. А чем внутренним? Спросила Алёна.

Что-то там говорилось о расплывчивости и похода глубже. Что-то никак не вспоминается. Что-то там говорилось о боге и о беспредельности. А мне сейчас зачем это? Для чего мне какая-то беспредельность? Я хочу понять, для чего возня вот эта сейчас происходит, и почему мне так больно в сердце? Больно и слёзы текут, даже горячо стало.
Дааа.
А в мире существует всего несколько нерушимых констант. День сменяется ночью, солнце всходит, чтобы уступить место луне. Может не во всех мирах так, но в нашем точно так. А ещё все люди смертны. Но теперь я осознала, что не все люди смертны. Оказывается есть и в нашем мире бессмертие. Оказывается есть люди бессметные. И ещё есть одна часть бессмертия. Это мудрость.
Мудрость безгранична и её сила абсолютна. Она олицетворяет сами Небеса. А как мне набраться той мудрости? Хотя отчего же мне ныть? Бабушка много чего мне рассказывала, да не очень-то я вникала, следуя совету отца,
«живи, как обычные люди, так тебе будет легче».
И где легче? В собственных мыслях не разберусь, а сердце болит. Природа полна безудержной силы, способна залечить такие раны за считанные минуты. Почему моя рана болит ещё сильнее? Как всё осознать?
Знаю, надо стремиться к вершинам, а не находиться на задворках нашего мира.
Откуда-то прилетела сказка в мысли Алёны.

«Жил да был когда один паренёк по имени Пат. Он с пеленок мечтал стать могучим героем. Хотел одним ударом расколоть луну, на которой скопище злых врагов скопилось, а они заковали молодую планету, прекрасную Гайю в свою злую энергию и покрыли её панцирем, скрывая её от всевышнего истока, создателя всего мироздания. Решил освободить эту планету, светящую голубым сиянием, где на этой планете должна была родиться его любимая. Вот он ждал её и постепенно освобождал планету от злых завоевателей».

– Что за чушь лезет мне в голову?  Произнесла Алёна и кинулась к плите. Чуть лук не сгорел из абсурдных сказок.
Она осторожно выбрала несколько колечек слишком пережаренного лука и добавила его в грибы. Залила соусом и убавила температуру томления, ожидая скорую готовность так, как на приятный грибной аромат у неё уже текли слюнки и хотелось уже скорее попробовать. Приготовив ещё и салат, она стала сервировать стол. Взяв тарелки, она задумалась.

А сколько ставить? Позвать ли мальчиков?
Но посмотрев в окно, подумала, что сыночки уже кушают. И вряд ли теперь затащишь их в дом.
Она вздохнула и поставила тарелки на стол, как в это время вошёл  Патр с двумя шампурами в руке и произнёс.

– Как вкусно пахнет грибами, мне тоже захотелось. Не угостишь, Алёнушка?
А сам взял тарелку и снял с шампуров кусочки готового шашлыка. Повернулся, пошёл к двери, сказав.
– Я сейчас, Алёнушка.
Алёна оторопело смотрела уже на закрывшуюся дверь, перевела взгляд туда, где аромат был так вкусен, не менее, чем грибы, на шашлык, удивлённо спросила.
– Да? Ну ладно.
Повернулась к плите, грибы были уже готовыми, и она выложила в блюдо, поставила на стол, в это время снова вошёл Патр.

– Алёнушка, для счастья мне не нужен звездопад. Для счастья мне нужен твой нежный взгляд, улыбнись Алёнушка.
– Только лишь всего? Садись, ведь ты голоден. Скажи, а насколько отличается наше время от вашего?
– Всё по мыслям. Ты вернулась в то время, из которого уходила, а на самом деле прошло много дней, больше месяца. И после твоего ухода, тоже прошло много. Мы успели все дела произвести, предотвратили катастрофу нашего мира, мир наш остался целостным, всё восстановилось, и мир продолжает жить дальше в искренней любви и влечёт его высокое развитие. А я, вернулся в твоё время.

– А для чего Айболит прибыл?
– Извини, Алёнушка, но дед сам по себе живёт там, где захочет. Живёт он в этом мире давно, это дома он появляется очень редко. Он давно считает своим домом этот мир, где живешь ты, где живёт Александр Данилович. Да и я уже давно считаю этот мир своим домом. А намерения деда мне не известны, и для нас они безразличны. Я просто каждой клеточкой тебя люблю. Мы ведь суть одно...

– Мы? Кто это мы? Строго спросила Алёна. Стараясь не дать выход радостной эмоции.

«Вот ведь может судьба ответить на мой вопрос, когда хочет. И я желаю получить ответы на все мои вопросы» подумала Алёна, слушая Патра.

– Мы это мы. Ты, я и наши мальчики, прекрасные парни. Остальное всё добавок.
– Какой ещё добавок?
– А давай насладимся едой, Алёнушка. Всё же остывает, а я так голоден, а позже поговорим.
Произнёс Патр с таким жалостливым выражением лица, что Алёне стало стыдно и чуточку смешно и она, улыбнувшись, ответила.
– Конечно, конечно, приятного аппетита.

Уплетая, как говорится, за обе щёки вкусный шашлык и, видя, как Патр налегает на грибы и салат, Алёна думала.

«Что мне теперь делать? Смирится и не выпендриваться? Не показывать свою непримиримость и спесь? Укротить всё. Но я должна знать. На первом плане я или же на втором? И как это узнать? И существует ли в его жизни та вредная Изабелл? Нет, я не стану примерятся, если Изабелл в его жизни, я просто отойду в сторону.

Патр же, улыбнулся, и перестал жевать, проглотив пищу,  сказал.

– Алёнушка, прогони вредные мысли, чтобы не портили вкус пищи. Изабелл нет в моей жизни. Нет, не было никогда и никого, кроме тебя.
«Хм. Всё таки действительно может отвечать судьба».
Подумала Алёна, но всё ещё хранила неприступность. Ей вспомнились его поцелуи, где она растворялась в нём. И сердце заныло, снова острая боль прошла не только в сердце, но и по всему телу. И её тело само потянулось к нему, что она, осознав это в удивлении так и застыла.

«Дааа. Это, что же со мной? Думала Алёна. Мне нестерпимо хочется к нему прижаться, А он? Он смотрит на меня так ласково и непредсказуемо. Ну, а что? предсказуемость – это же явная смерть, а непредсказуемость – это хаос. Иногда хаос лучше порядка. И что мне лезет в голову?»

Алёна смотрела на Патра, видела, он о чём-то говорил, но вот, что говорил, ей ничего не слышно. Какой-то шум вместо слов в голове её звучал.

«И что это со мной? Спросила себя Алёна. Совсем ополоумела, что ли? А что здесь объяснять? Да люблю я его. Ох, как люблю. Сама даже не могу.... И что мне теперь делать? Свернуть мой бунт, моё противостояние. И что мне в голову лезет?»
Подумала Алёна, сдвинув брови.

– Алёнушка, и почему ты стала такой серьёзной?
– А? Что? Серьёзная, это плохо?
– Серьёзная – ты красивая, а когда ты не серьёзная, ты потрясающая.
Алёна уже улыбалась и снова потянулась к Патру, но не суждено.

–  Помирились? Услышали голос Святослава.
Алёна поморщилась, с появлением деда всё очарование пропало. И чуть ли не со слезами она подумала.

«И что этот Айболит не вовремя всегда появляется?»

Она вскочила, бросила на стол вилку и салфетку и  ничего не сказав, убежала. Патр посмотрел ей вслед, перевёл взгляд на деда и произнёс.

– Дед, и почему ты всё портишь? Раньше за тобой не наблюдалось. Стареешь, что ли?
– Ох, прости, Петька, прости. И что это я? Но я так хочу, чтобы вы счастливыми стали. Ведь она мне тоже дорога, думаю, даже дороже тебя.

– Вот и оставь нас в покое. Строго произнёс Патр. Даже по этому миру мы давно взрослые люди.
– Ладно, Петь, не кипятись, оставлю вас и даже не посмотрю в вашу сторону. Что это здесь? Чем это она тебя угощала? Грибы? О, вкусно! Иди. Догоняй её, а я съем твои грибочки. Вкуснотища!

– Не лопни, дед. Улыбнулся Патр, выходя из кухни.
– Ты плохо меня знаешь. Земные грибы я обожаю.
А Патр прошёлся по всему дому, но Алёну так и не нашёл. Вышел на улицу, подошёл к беседке, где оставались Александр с мальчиками и Клавдия.
Продолжение следует...
Таисия-Лиция.
Фото из интернета.