6. Бич Божий и последний щит Империи

6. БИЧ БОЖИЙ и ПОСЛЕДНИЙ ЩИТ ИМПЕРИИ. В 445 году Аттила, перешагнув через труп своего брата и соправителя, Бледы, восстановил единоначалие в гуннской империи. К этому времени его подданные уже успели всем в Европе изрядно надоесть. Великое Передвижение Народов подходило к концу. Западный Мир все еще оставался на половину варварским, но римские «университеты» ему явно пошли впрок, и он уже начал старательно вырисовывать на европейской карте очертания новых государств. Присутствие же на континенте посторонней силы, претендующей на мировое господство и нежелающей ограничивать себя какими бы то ни было границами, очень сильно этому процессу мешало. К тому же Аттила был, прямо скажем, парень бедовый и крайне амбициозный. Свои владения он умудрился расширить вплоть до Северного Кавказа на востоке и до побережья Дании на западе. При этом действовал он исключительно с позиции силы, а потому и отношения с соседями у него, мягко говоря, не сложились. Говорят, что все эти англы, саксы и готы, толпами прибывавшие на студеные британские острова, всего-навсего пытались спасти свою шкуру посредством коллективного бегства с континента, где их очень сильно допекали гунны. Однако и Европы неугомонному Аттиле показалось мало. Его отряды все чаще стали наведываться в Малую Азию, на Армянское нагорье и в Месопотамию.

Даже с собственными вассалами Аттиле удавалось ладить с большим трудом. Так например, пытаясь сосватать за себя дочь короля ругов, всесильный повелитель Восточной Европы получил из Ругиланда гордый отказ мотивированный незнатностью своего происхождения. То ли западные русы не воспринимали его в серьез, то ли он действительно всех уже изрядно достал, но конфликт гуннов с Западным Миром, что называется, назрел. Единственное к кому у Аттилы никогда не было никаких вопросов, так это к славянам.

Тот факт, что между славяно-русами и гуннами было много общего, отмечают практически все историки. Некоторые даже говорят о родстве этих народов. При этом вспоминают о том, что древнее название Киева, упоминаемое в некоторых легендах, звучит как Гунниград или «Город гуннов», и что только в русском языке сохранилось три гуннских слова: страва, мед и сагайдак. Хотя, почему бы ни предположить, что эти слова гунны позаимствовали у тех же славян. Славяне и правда играли большую роль в окружении Ругилы, а затем и Аттилы. С дозволения последнего они начали активно расселяться в Паннонии. Там же славяне выстроили Аттиле громадный дворец с башнями, сложенный из бревен и обшитый досками так искусно, что издали здание казалось выструганным из одного громадного куска дерева. Они же составляли и большую часть его пехоты. Гепиды и герулы, которые входили в состав его армии, и которых историки традиционно причисляют к германцам, на самом деле говорили на славянских диалектах и носили славянские имена. Славяне, главным образом южные, были вовлечены гуннами в большую европейскую политику и по ходу дела осознали, что оружие создано не только для того, чтобы защищать свой кров, но также и для того, чтобы построить этот самый кров не там, где разрешат, а там, где тебе самому вздумается, даже если кое-кто не захочет с этим мириться. Не зря потом московские государи будут напоминать европейцам о том, как их предки некогда опустошили большую часть Европы. Тем не менее, славяне гуннами не были. Просто и те и другие жили в народоправии, государственных границ не признавали, врагов имели общих, и при всем при этом делить им друг с другом было абсолютно нечего: одних манила степь, другие гораздо лучше чувствовали себя в лесу.

Со степными иранцами точек соприкосновения у гуннов было ничуть не меньше чем со славянами. Их объединяли воинственность, жажда славы и неусидчивая кочевая жизнь. Вот почему у гуннов вскоре появилась собственная тяжелая конница, закованная в костяные сарматские панцири, а степной иранский мир почти весь без остатка влился в состав гуннского «интернационала».

В 441 году Аттила решился, наконец, произвести широкомасштабную пробу своих сил, сменив приоритеты во внешней политике. Армия восточноевропейских варваров переправилась через Дунай и учинила погром в имперских владениях на Балканах. 70 византийских городов были разграблены, окрестности самого Константинополя подверглись страшному опустошению. В 447 году нашествие повторилось с той же силой. Византийский император Феодосий II был вынужден расписаться в своем полном бессилии. От гуннов он откупился тем, что уступил им Прибрежную Дакию, куда тут же начали переселяться славяне.

В январе 451 года несметные полчища гуннов, аланов, славян, остготов, германцев и других подвластных Аттиле народов двинулись на запад. Переправившись через Рейн, варвары разграбили Вормс, Майнц, Трир, Мец, дошли до Луары и осадили древний французский город с красивым славянским названием Орлеан. После нескольких неудачных приступов от идеи овладения этим тогда еще галло-вестготским торговым городом пришлось отказаться. Разорив окрестности Орлеана, Аттила повел своих людей назад. В июне 451 года в северо-восточной Галлии на Каталунских полях его настиг Флавий Аэций с римлянами, галлами, бургундами, вестготами, франками, саксами и пиренейскими аланами.

Утверждают, что побоище на Каталунских полях стало самым грандиозным и самым кровопролитным сражением за всю историю Древнего Мира и Раннего Средневековья. Это было первое столь масштабное столкновение европейского Востока с европейским же Западом. При этом народы, населявшие Центральную Европу, разошлись по разным лагерям и были вынуждены лить кровь своих же сородичей. Гунны и римляне, ставшие инициаторами этой встречи двух европейских «сборных», находились в тот день в абсолютном меньшинстве в обеих армиях.

Началось сражение яростной схваткой правого крыла римской армии, где стоял Теодорих со своими вестготами, с левым крылом войск Аттилы, где стоял некто Валамир с остготами и славянами. В завязавшейся потасовке престарелый Теодорих напоролся на вражеское копье, у всех на глазах рухнул с коня и исчез под копытами собственной конницы. Это досадное происшествие сумятицы в ряды вестготов, однако, не внесло, только еще больше их раззадорило. Тем временем приазовские аланы и гунны атаковали центр римского строя и обратили его в бегство. Захваченную позицию степнякам удавалось удерживать довольно долго, до тех пор, пока вестготы, одержав победу на правом крыле, не ударили им во фланг. Выводя конницу из-под удара, Аттила поспешно отступил к лагерю и укрепился за обозами. Атаку вестготов гунны остановили тучей стрел, после чего сражение продолжилось с неослабевающим ожесточением. Противники резались до самой ночи. Чтобы остановить это жуткое ристалище Господь накрыл поле битвы кромешной тьмой, даже убрал с неба луну, но ярость дерущихся была столь велика, что и в темноте, путая своих с чужими, они еще какое-то время пытались сражаться. Утренний рассвет открыл обеим враждующим сторонам страшный итог вчерашней резни – поле, заваленное горами трупов. По разным источникам на Каталунских полях полегло от 160 до 300 тысяч человек – потери сопоставимые только с потерями нынешних войн.

Гуннская орда была обескровлена, но свою боеспособность она все же сохранила. Тем не менее, Аттила не стал испытывать судьбу и увел остатки своей армии на восток. Исход Каталунского сражения он записал себе в актив как безоговорочную победу. Аэций, за которым осталось поле битвы, также объявил себя победителем, хотя и он преследовать противника не решился, особенно после того, как готы отказались продолжать битву и отправились домой хоронить своего короля. Таких громких «ничьих» в истории будет еще немало, но эта по праву считается одной из первых. Напомним, что Кутузов, объявив Бородинскую битву победой русского оружия, тем не менее, уступил и поле битвы и саму Москву Наполеону с тем, чтобы сохранить боеспособность армии. Наполеон, соответственно, тоже никогда не сомневался в своей победе под Бородино, однако войну он в итоге проиграл. Если бы он последовал примеру Аттилы и Кутузова и сохранил армию, мировая карта сейчас возможно выглядела бы совсем иначе.

Неутомимый Аттила в Западную Империю вернулся уже через год. В 452 году его отдохнувшая и пополнившаяся людьми армия ворвалась в Северную Италию, спалила Милан и ряд других городов и нагнала на римлян такого страху, что Аэций всерьез предлагал императору Валентиниану III бежать за море. Светские власти были полностью деморализованы, и договариваться с варварами о мире пришлось папе. От немедленного крушения Западную Империю в тот год спасли голод и эпидемии, вспыхнувшие на многострадальном Апеннинском полуострове. Видно Провидение уже успело подобрать подходящего могильщика для гордого Рима, но звали его вовсе не Аттила. Спасаясь от мора и голода, гунны отступили в Паннонию.

В 453 году «бич божий» Аттила решил добавить к своему громадному гарему некую красавицу по имени Ильдико. Крепко выпив с гостями на свадебном пиру, он отправился с молодой женой в опочивальню, и после этого живым его уже никто не видел. Что именно у них там наедине приключилось, история умалчивает, но «официальная» версия гласила, что грозный владыка гуннов захлебнулся собственной кровью, которая пошла у него горлом.

Как ни странно это звучит, но своей внезапной смертью Аттила подписал смертный приговор и своему лютейшему врагу Флавию Аэцию. Великий римский полководец, прозванный в последствии «последним щитом империи», был чрезвычайно популярен у себя на родине и, по мнению приближенных императора Валентиниана III, вел себя слишком независимо. Пока был жив страшный Аттила, Аэция терпели - вынуждены были терпеть. Когда же «бич божий» выпал из рук Провидения, император собственноручно спровадил неудобного полководца вслед за Стилихоном, как будто в руках у Провидения не могло быть еще парочки запасных «бичей». После смерти Флавия Аэция Западная Империя начала отсчет последних лет своего существования.