Жизнь-это Часть 2

                ***
На этот раз моим новым местом службы стало село Бабстово, где и была расквартирована наша мотострелковая дивизия. Но службу там службой уже назвать было нельзя,  так как я полностью был предоставлен самому себе, а разместили меня в расположении музыкантов дивизионного оркестра, со многими из которых я уже был знаком ранее, несколько раз нам даже доводилось играть   вместе   в составе сводного оркестра на каких-то там юбилейных мероприятиях.

А когда не был занят рисованием или общением с ними, то обычно я бродил в полном одиночестве внутри войскового периметра, тут уж, понятное дело, ни о какой самоволке речи быть не могло, другой статус, иное подчинение, полностью доверительная обстановка и самоконтроль, Беланова я подвести не мог ни в коем случае, а я уже тогда умел быть благодарным. 

Весь последний месяц я провёл как у Христа за пазухой: ни тебе  обязательных построений на плацу, ни подъёма, ни отбоя, хочу идти в столовую, иду, не хочу, остаюсь в расположении оркестра до тех пор, пока все художники опять не соберутся вместе для продолжения работы и не заберут меня с собой. Все творческие личности немного чокнутые люди.

То, как музыканты проводили своё личное время, об этом можно было тоже отдельную книгу написать. Ну, или эссе какое-нибудь. Если сравнивать полк и дивизию, то это примерно как деревенские и городские. И те и те, в принципе не плохие ребята, просто первые, в отличие от вторых, немного более ограниченные специфически. То есть, городские они как бы всегда немного прошареннее, более образованнее что ли, просвещённее, уж пардон.

Было, так по-крайней мере, в советское время. Так вот, бабстовские музыканты и музыканты биджанские, это немного не одно и тоже. С этими, дивизионными,  в отличие от биджанских, у меня был полный конценсус. Единственным нюансом, пожалуй, было то, что неоспоримая близость дембеля всё больше отдаляла меня от них. Эх, надо было нам с ними встретиться раньше!

Но а пока, я продолжал по инерции участвовать в их ежедневных приколах. Обилие музыкального материала вокруг меня самого побуждало к композиторству, мне надоели бесконечные переигрыши битлов и давно набивших оскомину кичей а ля одесской направленности. Я даже  сочинил одну песню, которая всем очень нравилась  и мне нередко приходилось играть её на бис, но впоследствии случилась странная вещь, она совершенно стёрлась у меня из памяти, как будто ленту  в моём мозгу кто-то взял и размагнитил.

Я потом сколько не пытался, на гражданке уже, но так и не смог реанимировать её в полном формате. А там действительно были довольно интересные мулечки. Но музыканты сами по себе особая каста,  у них даже феня своя была: «лабать, берлять, кочумать, барать, схилять на коду и прочее». Жизнь можно пытаться препарировать, но из этого ничего не получится.

В ней одни события чередуются с другими, эмоции зашкаливают, но пока не взберёшься на эту гору, которую как хочешь назови, опытом, учёностью, интуицией, не увидишь объёмно, что там находилось внизу. Теперь и мне легче понять, что я был за человек, какого склада, каких закладок даже.

Но вот возвращаюсь я назад и вижу, что на тот момент времени психоактивный препарат под названием «армия» меня больше не торкает, что мне требуется не просто адекватная ему замена, а нечто более забористое.

Состояние такое, что когда ты слишком долго не видел рассвета, то в преддверии его готов даже не спать всю ночь. Жизнь, как метафора возможна, так даже проще ощущать себя миссионером. Но жизнь больше самолёт, нежели трамвай, захочешь сойти, не получится.

А сойти хотелось, немедленно, не взирая на опасность за бортом. «До дембеля осталось»… Кажется, я уже не дни считал, а часы. Чем  меньше вида подаёшь, тем ожесточеннее внутри тебя этот психоделический раздрай. Я шарил глазами по небу, мне хотелось сделать хоть что-нибудь, лишь бы заглушить внутри себя этот  воющий орган.

Понятно, что набор средств был не богат и тогда я решил поступить хрестоматийно, поставив себя в позу зю. Да, я просто не нашёл ничего лучшего на тот момент времени,  как просто взять и бросить курить. Вообще, бросать курить это моё почти что хобби по жизни. Да, кстати! Пока  в «девяностых» не поменял свой старый военник на офицерский (однажды вызвали в военкомат и огрошили присвоением звания младшего лейтенанта), там, благодаря моему недавнему переводу в Бабстово, так бы и красовалась по сей день  запись: «танкист»!

Опять подбиваем баланс: был сослан в Биджан, чтобы «писать некролог», был сапёром, потом музыкантом, потом опять сапёром, и вот теперь я дивизионный танкист! Не все танкисты мечтают о реконкисте, зато о дембеле наверняка.


Сколь же наивны мы бываем, когда пытаемся заигрывать с судьбой. Мне возразят, мол, можно заменить судьбу подлостью! Можно. Согласен. Но если вам нравится топать по трупам, то пожалуйста. Я же веду речь о сакральности судьбы всех людей доброй воли, к коим и себя причисляю.

А можно всю жизнь по шапке получать, а под конец её так просветлиться умом, что о лучшем и желать не имеет смысла. Судьба если в чём-то благоволит человеку, то непременно даст ему об этом знать всевозможными знаками. К сожалению, в том   возрасте я ещё не умел собирать паззлы такой сложности, поэтому я и говорю, будьте внимательны ко всему, что с вами происходит.

За суетой можно легко не заметить, что краска для белой полосы давно закончилась, что вовсе не означает конца света. В апреле тысяча девятьсот восемьдесят первого года белой краски было так много, что ею при желании можно было выкрасить вторую Антарктиду.

Обломы начнутся значительно позже и уже на гражданке. А пока  я беззаботно рассекаю по дивизионному плацу и меня плющит оттого, что благодаря подполковнику Беланову здесь у меня тотем неприкасаемого. В дивизии меня почти никто не беспокоил, теперь кто бы ни встречался  у меня на пути, всё это были исключительно положительные персонажи.

И тут интересная аналогия одна напрашивается: мне часто мать моя говорила, что сразу после рождения одна повивальная бабка мне прочила стать генералом! Генералом, как видите я не стал, но всё равно службу в Армии мне однозначно следует отнести в свой актив. Бытует мнение, что жизнь по сути своей это игра и одни в ней это непосредственно игроки, тогда как другие простые фигуры.

Было бы слишком самонадеянно считать себя игроком на тот момент. Я был фигурой однозначно. Но и фигуры тоже бывают разными. Вот, скажем, в греческом языке существует такое понятие, как «эгокерос», где прекрасно сосуществуют друг с другом местоимение «эго»-я,  и существительное «керос»-погода.

Так вот, человек, называющий себя «эгОкерОс», как бы сразу претендует на роль человека, устраивающего свою жизнь в полном соответствии со своим мировоззрением и абсолютно не зависимый от чужого мнения. Да, жизнь это паззлы, в беспорядке разбросанные по детской комнате.

Если же рассматривать мою службу в Армии  в некоем изотерическом контексте, то старлей Воловик и подполковник Беланов,  с точки зрения меня, зелёного пацана, как раз и были активными игроками, двигавшими ли фигуры  в шахматной партии, сдававшие ли карты за игровым столом.

И вообще, на мой лично взгляд, это была не просто битва титанов, а борьба добра со злом в её более широком планетарном плане. Сейчас вот все просят подписаться, поставить лайк, нажать на колокольчик.

А тогда такой традиции не было. Вместо подписки была дружба, вместо лайка простое признание, ну, а если надо было вписаться за кого-то, то можно было и на колокольчик нажать. Так то, мой друг. Но тогда я был слишком молод. Я и сейчас не стар, просто стал другим, как старый самосвал, который может делать почти всё то же самое, только  морды дизайн устарел немного. Шутка.
               
                ***
Моя служба не просто подходила к концу, а на самом деле уже вовсю расчищался старт для чего-то более апгрейдового, как сейчас говорят. Ассоциации они, ведь, тоже не случайны? Почему я  решил, что был похож на булгаковсого Хлудова? Ни роста у меня не было, ни лысины, пардон, ни  фактурного, словно высеченного из гранита лица? Ах, да! Я тоже в шинели ходил нараспашку и без каких–либо знаков отличия? Да, этим, пожалуй, всё наше сходство с ним и исчерпывалось.

Видел бы кто левую полу моей шинели!  Изнутри она вся была испачкана масляной краской, так как об неё  я обычно вытирал свои кисти, пока рисовал.  Человек, полный звуков, трагично тих и непредсказуем. Это я о молодом человеке, что был словно праздник снаружи, а внутри себя его прямая противоположность. Мне нравилась спонтанность во всём, часто мне было просто лень разбираться в тонкостях того или иного процесса, мне как бы виделись текущие события целиком, интуитивно верно оголяя  алгоритмы скрытых механизмов, что управляли ими. 

Снова подводим небольшой итог, итак: после учебки я мог бы по распределению  попасть  в штаб округа города Риги (ПрибВО), но нарвавшись на латентного бандеровского последователя, с его подачи я едва не сгинул на китайской границе. Но мне снова свезло и я сначала попал в сапёры, затем в оркестр, где, как  гениально чётко описал в своём очерке об армии Иосиф Бродский*, я сохранил себя как личность.

Потом летом  восьмидесятого у меня случился фантастический «фазанский* аккорд», результатом чего  в ноябре того же года  стал мой кратксорочный отпуск на Родину, и наконец, перед самой экзекуцией, что как видим, вовсе не отменяло дьявольского плана Воловика,  в самом конце моей службы в Биджане, меня вдруг самым невероятным образом из развёрнутого боевого полка перевели в дивизию в Бабстово, где я дослуживал отведённый мне в Армии срок в качестве дивизионного художника.

Однако, и это тоже дело не ограничилось. Конечно, за всё я благодарен Богу и ангелам–хранителям моим. Призывался я на службу двадцать пятого  апреля тысяча девятьсот семьдесят девятого года и на дембель мне суждено было уйти день в день!

Отслужив-отработав положенное время,  я слонялся как обычно по казарме из угла в угол,  но прилетела  вдруг опять сорока, в лице кого не помню уже совсем, и поведала мне она, что пришла мне пора паковать свой дембельский саквояж! В каталоге прочих оргазмов, оргазм «дембель» делит почётное первое место с тем, что переживает мужчина, занимаясь сексом с женщиной. И в этот же день меня ждал ещё один сюрприз: мне велели зайти к Беланову, что почти за месяц моего нахождения в дивизии случалось крайне редко.

Это был разговор тет-а-тет, во время которого мне было высказано пожелание, что если я когда и планировал навестить свой бывший полк, ну, там вещи свои дембельские забрать, прочее, то теперь  у меня есть реальная возможность это сделать! Помню, Беланов хитро улыбнулся мне и спросил:       
      

      - Товарищ сержант! Вещи свои  дембельские забрать не хотите?
       - Конечно, товарищ подполковник! Огромное вам спасибо!
       - Вот и замечательно! «Уазик» мой запомнили? Так вот, в семнадцать ноль ноль жду вас на нашем КПП!


Пипец! По дороге в Биджан я сидел в машине, как пришибленный! От счастья, разумеется! В полку меня тоже встречали  как героя! Как же, сам Андрон Фартовый  к ним  в гости пожаловал! Я же стралася не пылить, вёл себя ровно. Надо было быть достойным ситуации в целом. Опять же, чтобы не подставить своего старшего товарища. А дальше… Дальше был сам дембель.

Но, знаете, с чем бы это сравнить… Вот  ставят вас, к примеру, к стенке, следом щёлкают затворы, дула прицельно наведены…За это время ваш страх мгновенно преодолевает пик возможного и вдруг следует команда «отставить»! Что вы будете после этого чувствовать? Правильно! Полную моральную пустоту! Потому что на выходе остаётся один-единственный вопрос «зачем»? Зачем всё это было?

Что там, дофамины, эндорфины, нейромедиаторы и прочие гамма-амино-масляные кислоты затапливают ваш мозг? Пусть так. Но всё равно пустота. И вот он наступил последний день. Перед тем как проститься, Беланов вызывал меня к себе, это был не менее волнительный момент, но я уже понимал, что всё, весь этот сюр закончился. Меня он поблагодарил за хорошую службу, затем подвёл к карте, висевшей на стене, карта была Хабаровского Края с указанием знакомых мне уже во многом городов, посёлков и деревень.

Помотался за полтора года, что и говорить! Подвёл меня к карте и по-военному пальцем водит по чёрным линиям, по зелёным вкраплениям с жёлтыми, объясняет мне, бывшему уже старослужащему Советской Армии как бы мне  так в Хабаровске проехать до вокзала, чтобы на комендантский патруль не нарваться, поскольку ехать мне на дембель предстоит «литером», то есть одному, а без сопровождения мимнимум одним офицером такие   перемещения  по уставу не допускаются.

Вот это была конспирация, вот это драматизм! Я уже и не знал как мне благодарить моего ангела-хранителя! А между делом политрук пытался уговорить меня остаться на сверхурочную. «Товарищ сержант! Съездите домой, отдохнёте немного, и опять к нам? Сколько вам нужно, мепсяц? Два? Должность мы вам тут подберём! А  в дальнейшем и на учёбу вас можем отправить?»

Я обещал подумать, но уже теперь мне было понятно, что я просто-напросто навожу тень на плетень, не давая ему твёрдого на то согласия.  Мне было паршиво на душе от моего беспардонного  вранья, но тогда мне казалось, что любая ложь моя мне будет списана  за счёт пережитых мной лишений. А врал я оттого, что ноздри мои разверзлись, как у коня, сквозь тысячи вёрст учуявшие пьянящие женские феромоны и резкий запах дешёвого  «Портвейна».

 А ещё, я чертовски соскучился по своим старым друзьям, которые либо как я сейчас, либо на полгода раньше меня, а тоже демобилизовались из Армии и уже на полную пользовали продукт под названием «гражданка».  Мне хотелось непременно рассказать всему миру о том, что не смотря ни на что, я не просто не ползал  червяком в чужих ногах, а отслужил достойно, единственное что только без орденов с медалями. Плачь, Воловик, сука, плачь!
                ***
Я согласен, каждый заслуживает того, чего он заслуживает. 1981 год, весна, май. Позади остались техникум и служба в Армии. Теперь я снова цивильный гражданин. И тут пришла пора опять включить сослагательный  оборот «бы». Вот пришёл я на дембель и спасибо тогдашним советским законам, за мною, вопреки всем моим внутрисемейным коллизиям, всё-таки  сохранилась однокомнатная квартира. Для начала это было уже не плохо.

Но ни мамки рядом со мной не было, ни папки, ни блата и каких бы то ни было сверхспособнобностей, чтобы я мог в одночасье порешать все свои финансовые проблемы. Опять же, благодаря советским законам, меня, как бывшего военнослужащего Советской Армии, хоть и со скрипом, при моём непосредственном обращении в местный отдел кадров, но всё же обязаны были как-то трудоустроить на производстве.

Но, помня о своём печальном опыте работы во время производственной практики в мурманском автобусном парке, на этот раз я решил не идти работать по специальности, но при наличии у меня водительских прав категории «В» у меня ещё имелась потенциальная возможность устроиться куда-нибудь водителем.

Шансы были небольшие, но всё же.  Так по совету своих друзей я сразу подался в одну из мурманских автоколонн. Это была шарашка 1505, на Почтовой. Теперь и улицы-то такой, наверное, нет уже, а вот шарашка та точно растворилась уже в небытии, проверял. И вот, выдали мне там из-под забора полуубитый «Иж»-«каблук», наверное, чтобы я уже добил его окончательно, с чем, в полном соответствии  с моим кредо любое дело доводить до конца, я успешно и справился.

Часто перевозимые мною по торговым точкам пирожные с выпечкой экспедитору приходилось отдирать от металлического потолка в фургоне. М-да, признаюсь честно, частенько молоденькие девчонки-экспедиторши по прибытии на  место, покидали соседнее со мною кресло с очень строгими белыми лицами. Позже многие со мною вообще отказывались ездить на доставку.

Даже самые  с виду смелые и невозмутимые. Лихачил, каюсь! А один раз меня на дороге размотало так, что я просто чудом остался жив. От нокаутирующего удара встречным «пазиком» меня так отбросило в сторону, что я оказался на встречке повёрнутым носом чётко по направлению движения! Помню, у меня долго потом тряслась правая ступня и я всё никак не мог её приладить к полу.

Позже при осмотре транспортного средства выяснилось, что мою тачку, оказывается, «пазик» бампером своим вспорол как жестяную банку со шпротами! Примерно от двери и до задника машины полоска металла длинною около  метра была буквально свёрнута  в рулон! Снова «бы»? Да, я мог запросто погибнуть в ДТП, но случай распорядился иначе, прозрачно намекнув мне, однако, что либо я завязываю с превышением скорости, либо мне нужно срочно подыскивать себе другую работу.

Итог: почти восемь месяцев парения над асфальтом и – пше прошем, пане, на выход! Да, совсем вылетело из головы! Я же, братцы, почти сразу же женился на своей бывшей однокласснице! Но, три года парения над маразмом, и с этой самозанятостью мне тоже пришлось распрощаться.

Развод, как дембель, нагрянул неожиданно! Однако и его мы тоже запишем себе в актив, ибо, знаем теперь как делать не надо. Для чего судьба зачищала поляну вокруг меня, понять мне тогда было сложно, вот я и тыкался по углам, ища себе достойного применения. Как минул восемьдесят первый год не помню, но вот наступил жутчайший для меня год восемьдесят второй.

Не знаю, что могло бы со мною случиться в этом году, «если бы не». Да, если бы я опять вовремя не подсуетился. Смех смехом, но когда тебе всего двадцать один,  а житейского опыта хрен да ни хрена, плюс, Мурманск город портовый,  ты пойди ещё, найди себе ту работу, что б и волки, и овцы! Загрустил я. Промежуточный итог: оставшись один, в заполярном городе Мурманске я бы мог легко загнуться  без работы и без блата, но если дорогу осилит идущий, то в лодке ты нужен гребущим. Стал искать лодку. Идеалистом был, а ещё излишне эксцентричным, вспыльчивым, бескомпромиссным. Сужались шансы.

 А Мурманск это вам не Сочи, не успеешь до зимы вклиниться куда-нибудь, кранты. Тыкался, помню, пыкался, а ничего существенного придумать не мог. Друзья мне  в этом деле тоже не помощники были, разве что супа в тарелку могли плеснуть, да водки накатить со мной за компанию. Я и за то им был премного благодарен. Но, да, товарищи, провидение всё-таки существует! И тайные знаки есть, и символы!

Не знаю как, но вдруг вспомнил я, больше месяца находясь на безрыбье, про давнее материнское напутствие, мол, надо бы тебе, сынок, в моряки подаваться! Там все твои, а не здесь, на берегу! Это и был гениальный ход, который спас меня однозначно. Но и на флот ещё поди устройся!

Я сам пытался было это сделать, но святая наивность моя тут же упиралась  в непреложный факт, что если нет у тебя протеже, то тогда скакать тебе в неглиже. Слава Богу, и тут мне вовремя подвернулся мой старый знакомый по петрозаводскому техникуму, Витёк, фамилии его я называть не буду, который  раньше меня просёк выгоды от хождения по морям, а мамка его в то время как раз занимала одну из вкусных должностей в Управлении Тралового Флота.

Вот с этого-то всё и началось. Кажется, ей я не очень понравился, но Витька настоял и процесс пошёл. Господи, как же я был счастлив, когда меня направили проходить медицинскую комиссию! И я был ещё более счастлив, когда по её прохождении мне тут же выдали на руки «санитарный паспорт моряка»! Ну, надо сказать, что губу я тогда раскатал нехило! И про то, как по визе буду ходить в разные страны, и как шмотку клёвую себе куплю, потом тачку, жвачку, шмачку!

Уж, простите меня, люди добрые! Да только кто ж тогда из молодых не мечтал об этом! Мои ровесники помнят, наверняка, как мы тогда жили. Очень не богато. Да и потом, оно всё на хрен тебе не нужно будет! Единственный бесшабашный период в жизни, это молодость! Но коли ты родился на свет без должного бэкграунда, то вот море-то как раз и было одним из легальных способов если не обогащения, то значительной коррекции своего материального положения.

Только дурак тогда не мечтал ходить в «загранку». А что тогда советскому надо было, джинсы? Диски? «Копейку» надыбать, крутой «Шарп»? Словом, море всё это могло тебе дать, если с умом распорядиться временем, положенным для работы моряком. Да, и вообще, красиво спускаться на причал по парадному трапу после рейса, а внизу толпа встречающих!

Я уже не говорю о том, что это и сэкономленное в пьянках и на женщинах мужское здоровье (у многих потом, навёрстанное, к сожалению). Много преференций давало море, неспроста в мурманском порту тогда можно было встретить весь этнофонд Советского Союза. Это они сейчас все морды воротят от России, а тогда многие жирные куски только им и доставались. Потому что мы, русские, не такими пробивными были всегда, да нам зачастую это и не надо было. Теперь, я надеюсь, понятно с какой радостью я воспринял эти новые перемены в моей жизни? Не успел я дух перевести, а меня уже на отходящий в рейс пароход направляют! Вот, думаю, оно и попёрло! Всё и сразу! Ага.

Помню, дали мне направление, сказали куда идти и чего дожидаться. А  у меня  в голове всё как в тумане было на тот момент. Оно и понятно, дело-то новое, неизведанное ещё. Пришёл на причалы, нашёл пирс с которого редовый катер должен был забрать меня, а там уже народу толпится!

Ладно, настал момент, погрузились мы в него, винты в воду вгрызлись и мы дали ходу. Куда, зачем, хрен его знает! Катерок был старый, его ещё «петлюрой» почему-то называли. Наверное потому, что рыскал всё  время носом, петлял? Ну, это чисто моё предположение, причём, ироничного свойства.

Но дело в том, что ощущать водную твердь у себя под ногами было для меня уже не впервой. Частенько мальчишками  в поисках приключений на свои пятые точки и что б подальше от дома, мы и мотались с ними на вот таких катерках на противоположный берег залива на какой-нибудь там Абрам-Мыс, Три Ручья или Дровяное.

А тут мы плывём, или идём, правильнее сказать, и то к одному пароходу пришвартуемся, то к другому, и с каждым разом пассажиров  у нас становилось всё меньше. Чувствую, сердчишко моё начало понемногу ускоряться! И, ведь, было отчего! Все красавцы-пароходы-то давно закончились!

А прямо по курсу, гляжу, маячит какая-то ржавая посудина, внешне больше похожая на «Летучий Голландец»,  только без парусов! Да, ну, нахрен, думаю! Мне ж прям отсюда на Майорку надо! А вы мне что подсовываете? Не, вы что-то перепутали! Мне явно не сюда! Но не смотря на все мои камлания, гляжу,  а катерок-то и в самом деле вдруг сбрасывает ход и как назло носом своим начинает метиться аккурат в высоченное ржавое бортище! Мать родная!

Да он, оказывается, громадных размеров этот корабль! А издалека так он смотрелся куда менее габаритнее! Вся романтика моя улетучилась моментально. Фантазёр. Моё новое место работы выглядело ужасно. Не то чтобы я ностальгировал по автоколонне, но всё-таки есть вещи, к которым нужно готовиться заранее. А тут… Не помню, сколько нас оставалось человек.

Может быть, был только я один, может, нас  было двое, трое, не помню. Всё как в тумане. Меня что покоробило сразу, так это его, парохода, инфернальная атрибутика. А ещё рожи. Чисто пиратские рожи! Там я не видел ни одного приличного лица. Корсары! Флибустьеры!

Как их там величали, не помню… Короче, смайнали нам трап, капитан нашего катерка не стал швартоваться, а просто работой винтов прижал его к борту, после чего вахтенный матрос на баке велел нам поторапиться с подъёмом наверх. По трапу я взбирался на ватных ногах.

Мало того, что пароход был ржавым до предлетального состояния, так он ещё и вонял, как исдохший  косяк ставриды. Нет, я не всходил на его палубу, как триумфатор,  скорее, это был не рыболовный траулер, а рабочий полигон по отладке гильотин. Я недоумевал, неужели, этот полусгнивший монстр и вправду собирается идти в рейс? Своим ходом? А что, такое бывает?

Короче, я ощущал себя здесь лилипутом среди великанов. Наверное, меня слегка заклинило, поскольку мне начисто отшибло мой природный навигатор и двигался я отныне управляемый кем или чем, непонятно. Публика на корабле  была тоже та ещё! Уже значительно позже, «поплавав и узнав»,  много интересных вещей я почерпнул от моих товарищей по стихии!

То, например, что раньше в Тралфлоте бытовала такая практика, когда на недоукомплектованный экипаж вот-вот отходящего в рейс судна, вполне могли подогнать и голимую алкашню из «медака», коих за аморальное поведение уже приговорили к общественным работам. Не сложно представить себе курьёзность ситуации! Вот, скажем, продираешь ты глаза поутру, или тебе их насильно продирают и твой мозг буквально взрывается от несоответствия предлагаемой твоему взору картинке!

Кажись, не далее как вчера ты бухал с корешом «Тройной одеколон» в подворотне, а сейчас  какого-то хрена у тебя земля уходит из-под ног, чего раньше не было никогда! Первая мысль: «Всё, допился»! А это ещё что за небритые морды вокруг тебя, да ещё разодетые  в какие-то странные оранжевые шмотки? Тут я специально добавил «оранжевого цвета» в картину! Для  особого драматизма, так сказать!

Дело в том, что так когда-то выглядела советская рыбацкая роба, именуемая «рокан-буксами». «Рокан-буксы», это широченные такие куртка со штанами, пошитые исключительно из ярко-оранжевой клеёнчатой ткани, роба, получившая широкое распространение преимущественно  в более поздние советские времена.  Но и то, не у всех она была и не всегда.

Оранжевый цвет, это для лучшей заметности на фоне безликости фона, особенно  в условиях плохой видимости. Это был наш, так сказать, посильный вклад   в общепринятый мировой тренд, делать всё морское оборудование ярким, сильно бросающимся в глаза. Да, так вот вам, пожалуйста, альтернатива!

Либо вы снег бесплатно гребёте  в промёрзших мурманских дворах, либо, пожалуйте в рейс, где вас обеспечат за государственный счёт трёхразовым ( а кое-где и чаще) питанием, выдадут казённую шмотку, орудия труда, да вы ещё при этом и деньжат себе можете подзаработать, причём, на вполне законных для этого основаниях.

Поговаривают, что кое-кто и втягивался потом  в принудительно навязанный ему процесс, и, в сущности, по концовке становился не плохими моряком, тире рыбаком. То есть, пример социального дарвинизма тут налицо, когда реально выживает сильнейший. Однако, ради справедливости следует добавить, что подобные случаи всё же  в большей мере касались эртэшек («РТ» - малый рыболовный траулер), в основном, в простонародье «малышей», или даже «угольщиков», которые  в буквальном смысле  работали на угле ещё.

Эти тральщики были довоенной шведской постройки, крайне травмоопасные, что касается условий труда,  к тому же нередко терпевших бедствие  в северных широтах из-за своей чрезвычайно низкой осадки и плохой остойчивости. Часто  такие пароходы гибли от обледенения, попадая в так называемый идеальный шторм.

Работа на таких «малышах» считалась адской; ни тебе отдохнуть по-человечески    после вахты, ни в гальюн сходить, а тут ещё обкалываться срочно надо. Часто элементарная человеческая жадность была причиной их гибели.

И вроде понимаешь, что факт обледенения игнорировать нельзя, но когда трюма под завязку, а рыбы в «ящиках» и на рыбоделах шкерить не перешкерить, вот тут может включиться феномен «пая», когда чем больше рыбы доставишь в порт, тем больше заработаешь.

А тут, выходит, пожадничал и всё опять морю вернул, но уже с процентами. И опять же, здесь следует внести некоторую  фактологическую  поправку,  имея ввиду  послевоенное время, когда особо ощущался  огромный кадровый голод, плюс вполне могли иметь место  и такие вот волюнтаристские проявления, когда тебя берут и насильно отправляют в рейс.

 Но факт остаётся фактом. И вот теперь представьте себе мизансцену, когда ваш покорный слуга, рафинированный из себя индивидуум, вдруг оказывается в едва ли не схожей ситуации! Но, как  я сам люблю повторять, жизнь это сто реальностей,  а не только наши с вами хотелки.

Либо принимай всю эту кулинарию, либо оставайся голодным, другого выхода нет. Да, но вернёмся к нашим камбалам и зубаткам. То, что встретили меня довольно прохладно на  капитанском мостике, я это сразу ощутил.

Да, тут картина была чуть благостней, но тоже не располагавшая к чаепитию. Кому точно я отдал своё направление на пароход уже не помню, но кем-то из начальства брошенная фраза,  невольно резанула мой слух. Уверен, было сказано это кем-то в сердцах,  в горячке отправления, но всё равно слово не воробей.

А суть её заключалась в том, что им, де, сейчас идти в такой геморройный рейс, где люди нужны бывалые в массе своей, ( я так понял, что мною в отделе кадров пытались аврально  заткнуть дыру, образовавшуюся в результате неявки  к отходу какого-то очень ценного специалиста, таких случаев на флоте было валом) а тут присылают, блин, каких-то «солдат» с улицы!  Так и было сказано – «солдат»! Не скрою, это был удар по моему самолюбию.

Я сразу почувствовал себя виноватым. Но не смотря на нытьё, меня всё же внесли в судовую роль и тут же передали какому-то бесформенному чудищу, назвавшемуся боцманом, и уже с его помощью я оказался  в одной из кают, больше похожую  правда на одиночную камеру, холодную, без света, где на меня  сразу же выпучились пар восемь очумевших глаз. 

Боцман что-то скабрезное бросил им в ответ и испарился, а те заржали невпопад и после сразу переключились на меня, мне эта ситуация отчасти напомнила мой первый заход  в казарму, когда я только что прибыл в полк после учебки. Но тут было что-то иное, гораздо ближе к тюряге.

Я только сейчас врубился, что воздух (чуть не сказал в  камере)  в каюте от курева был такой, что не топор, а хоть сам вешайся. Моряки причём все были какие-то подавленные, с совершенно пустыми глазами, их как будто всех разом только что отловили на месте преступления. Места свободного на шконках не было и мне его предоставлять похоже тоже никто не собирался. Вместо этого, вяло поглядывая на меня,  народ продолжал переговариваться вполголоса, чаще это был вопрос-ответ, пока кто-то из них не повернул наконец ко мне своё незрячее лицо и не поинтересовался: «Ты из новеньких?»

Я угукнул.
         - Понятно. Короче, попал ты, парень!
         - В смысле?
         - В смысле…- вся компания молча обменялась  взглядами, полными иронии. – Кент, ты в море ходил раньше?
       

        – Ходил он… -  встрял его сосед по шконке. – Два раза  по-большому! -   и следом  произнёс неприличное сравнение чего-то с чем-то. Все заржали, выбрасывая и в без того спёртый воздух новую порцию алкогольного выхлопа. Я, разумеется, смолчал, но компания эта мне уже не нравилась.

Видя моё замешательство, дальше они стали наперебой галдеть про то, как хреново мне будет с непривычки ходить на вахты и что промысел морского окуня это, вообще, вилы для новичков! А я слушал их и почти уже ничего не слышал. Мне что-то совсем расхотелось идти в рейс.

Сейчас, конечно, смешно об этом вспоминать, но тогда,  в двадцать один год, мне что-то было совсем не до смеха. Так что, одно дело когда ты в  Армии держишься достойно, но бывают такие жизненные ситуации, когда один и тот же шаблон, увы, не срабатывает.  В общем, да, братцы! Трухнул я немного.

Я так понял, что им вообще было похрен, пойду я с ними в рейс,  или буду списан нахрен по неуважительной причине. Просто сами по себе моряки народ очень жёсткий и циничный, такова рабочая специфика. Они и подколоть готовы, и в морду дать, если будет такой социальный заказ.

И, вообще, обстановочка в целом, была очень гнетущей, скажу я вам. Этот ржавый вонючий корабль, похожий на плавучую тюрьму, и то ли люди, то ли арестанты  в его полутёмных казематах были квсинтэссенцией моей практически хронически повторяющейся непрухи, эффективного средства от которой, видит бог, я так и не выработал.

Я уже понимал, что с моим первым выходом в море у меня будет явный не срост, но как сделать так, чтобы слиться с минимальными для себя потерями? А моряки не унимаются, Славика какого-то всё время вспоминают, это его я типа подсидел со своим блатным направлением на корабль. Во, дела!  Чувствую, ещё немного, и чуваки конкретно пургу гнать начнут!

Стою, мнусь в дверях и ни вперёд, ни назад. Душно мне стало и муторно от такого расклада. А у чуваков, я вижу, когнитивка обозначилась; они мне то списаться хором предлагают, то вдруг начинают фантазировать, как  я буду  у них на «фабрике» (ниже основной палуба, где обычно разделывают рыбу) весь в рыбьих кишках и крови корячиться.

Такие наезды они, в принципе, везде одинаковы, что в Армии, что в тюрьме,  что на производстве, вроде этого. Это надо быть закалённым в достаточной степени молодым человеком, чтобы не спасовать, чтобы не принять за чистую монету типичный полугопниковский наезд. Но это сейчас мне легко говорить, когда и опыт уже имеется, и знание.
      

         - Да ты не ссы! -   вписался один из измученных похмельем корсаров. - Старпом спишет тебя без проблем, лишь бы кэп был не против! Так что если хочешь успеть, пока катер ещё не отвалил от борта, давай, мухой лети на мостик! Скажи, что  пацаны не против, сами справятся если что!
   
Я внял их советам, пошёл поднялся на мостик, отыскал первого помощника капитана, что принимал меня на работу, так и так, говорю ему, в рейс идти не могу, так как не имею для этого должной квалификации! Моряки сказали,  что я обузой им буду на промысле!
А он мне:
      
       - Ты если, парень, не хочешь идти в рейс, то не иди! Мы заставить тебя не можем!
«Ого! – подумал я. - Вот это поворот! Сначала зашугали до смерти бедного салагу, а теперь в кусты?  Или куда там моряки обычно прячутся, в морскую капусту!» Я чувствовал себя конченным идиотом, но зачем-то всё равно решил уточнить:
      
      - И чем же мой отказ мне может аукнуться?
       - А ничем! -   в глазах у помощника  я уловил странно мятущийся блик. - Сделаем тебе сейчас соответствующую отметку в бумаге, и всё!
А я словно ждал этой фразы! Всё равно плакать по волосам было уже поздно.
   
     - Поторопитесь, молодой человек! Катер вас долго ждать не будет, а у нас отход скоро.
В общем, в порт я возвращался словно оплёванный, однако, ещё большей крови мне стоило посещение отдела кадров. Конечно, это был позор и его как-то нужно было пережить. Ладно, дело прошлое, списали меня и списали. Ха! Зато, теперь можно сказать, что это был мой самый короткий рейс  в жизни!