Цербер

Цербер.

Устали от груза прошлого? Тревога, депрессия и отголоски старых травм мешают вам дышать полной грудью? Невидимые цепи воспоминаний держат вас в плену, не давая наслаждаться настоящим и строить счастливое будущее? Вы пробовали все, но гул в голове не утихает, а мир продолжает казаться серым и враждебным.

Корпорация «Мнемосин» представляет революционный прорыв в заботе о ментальном здоровье. Био-Нейроинтегративная Терапия «Цербер» — ваш путь к внутреннему спокойствию.

Это не стирание личности. Это ее освобождение.

Что такое «Цербер»?

Это не просто лекарство. Это ваш персональный, микроскопический «ангел-хранитель». В его основе, уникальный биологический симбионт, вобравший в себя невероятную живучесть тихоходки, и удивительную способность к регенерации и интеграции плоского червя, а также высочайшую точность нанороботизированных компонентов.

После быстрой и безболезненной процедуры, «Цербер» гармонично вживляется в гиппокамп, центр вашей памяти. Опутывая нейронные сети деликатными микроотростками, он начинает свою работу.

Как он действует?

«Цербер» не стирает ваши воспоминания. Он бережно переписывает их эмоциональный код. Он находит нейронные паттерны, связанные с болью, страхом и отчаянием, и реконтекстуализирует их.

Острая боль от потери превращается в светлую грусть.

Парализующий ужас, в жизненный урок, сделавший вас сильнее.

Лица обидчиков и звуки трагедий теряют свою власть над вами, становясь размытыми и незначительными.

Представьте, что ваша память — это музыкальное произведение. «Цербер» — это гениальный дирижер, который не меняет ноты, но смягчает крещендо, делает диссонансы гармоничными, превращая трагический марш в умиротворяющую мелодию вашей собственной жизни.

Верните себе контроль. Верните себе радость. Позвольте себе быть счастливым.

«Цербер». Ваше прошлое не должно определять ваше будущее.

Алекс Штайнер помнил мир до «Цербера» как непрекращающийся, низкочастотный гул. Гудела голова от недосыпа, гудели нервы в предчувствии очередной панической атаки, гудела сама тишина в его пустой квартире, похожей на дорогой, но необитаемый гостиничный номер. Мир за панорамными окнами его офиса на сорок втором этаже жил, переливался огнями, спешил по своим делам, но для Алекса он являлся лишь декорацией к собственному внутреннему аду. Воспоминание, одно, то самое, вцепилось в его сознание, как ржавый капкан, и каждый день сжимало зубцы чуть сильнее. Грохот, крики, запах горелого пластика и чего-то еще, сладковато-металлического, что мозг отказывался идентифицировать. Беспомощность…

Он помнил, как поезд замер в тоннеле между станциями. Обычное дело. Безразличный голос из динамиков пробубнил что-то про техническую задержку. Пассажиры вздохнули, уткнулись обратно в свои экраны. Алекс смотрел на свое отражение в темном стекле напротив. Усталый человек в дорогом пальто. А потом мир разорвало на звук и свет.

Это был не просто грохот. Это был оглушающий, физически ощутимый удар, который не ударил по ушам, а ввинтился прямо в мозг, вышибая воздух из легких. Вагон содрогнулся. Его швырнуло вбок. Свет погас. На долю секунды наступила абсолютная, звенящая тишина, густая и вязкая, как смола.

А потом начался ад.

— Теракт! — донеслось со стороны.

Крики. Не просто крики испуга, а животные, первобытные вопли боли и ужаса, которые смешивались с треском чего-то горящего. Алекс лежал на боку, на липком, усыпанном осколками полу. В нос ударил едкий запах горелого пластика и чего-то еще, тошнотворно-сладкого, металлического, что мозг отказывался принимать. Сквозь плотную взвесь пыли и дыма пробивался оранжевый свет пламени из соседнего вагона.

Напротив него, придавленная искореженным сиденьем, лежала молодая женщина. Ее глаза, огромные от ужаса, были устремлены на него. Она протягивала окровавленную руку. Не хватало трёх пальцев. Лишь кровавые обрубки. Ее губы шевелились, но Алекс не слышал слов за собственным оглушительным звоном в ушах. Он должен был помочь. Должен был встать, поползти, оттащить эту железку. Но не мог. Его тело превратилось в камень. Ледяной, парализующий ужас залил мозг, как бетон. Он просто лежал, смотрел в ее умоляющие глаза и не мог пошевелиться. Беспомощность. Абсолютная, унизительная, тотальная беспомощность.

Это чувство, стыдливое, гниющее чувство собственной ничтожности перед лицом катастрофы, было хуже боли от сломанных ребер и сотрясения. Оно преследовало его во снах и наяву. Оно было тем самым низкочастотным гулом, от которого не было спасения.

Традиционная терапия оказалась бессильна. Фармакологические коктейли превращали его в апатичного овоща, не способного ни на ужас, ни на радость. Он был успешным архитектором в «Гелиос-Строй», его проекты украшали город, но внутри он был пуст. И тогда доктор Эванс, седовласый и уставший от таких, как Алекс, предложил последнее средство. Био-нейроинтегративную терапию от корпорации «Мнемосин».

— Это не стирание, Алекс, — объяснял доктор, вращая в руках рекламный проспект с изображением улыбающейся семьи на фоне заката. — Это реконтекстуализация. Мы не вырываем страницу из вашей жизни. Мы просто делаем шрифт менее жирным.

Процедура вживления «Цербера» была до смешного обыденной. Его уложили в белоснежную капсулу «Мемори-Релакс», которая пахла стерильностью. Мягкий укол в основание черепа, легкое, щекочущее ощущение, словно по нервам пробежал крошечный зверек. И все.

Первые дни он прислушивался к себе с опаской, ожидая подвоха. Но гул исчез. Он просто пропал. Алекс проснулся на третий день и понял, что спал восемь часов подряд, впервые за три года. Он подошел к окну и увидел не декорацию, а город. Живой, дышащий, манящий.

Он попробовал вспомнить. И вспомнил. Вот платформа метро, толпа людей. Взрыв. Но… грохот был приглушенным, будто из-за толстого стекла. Крики не разрывали барабанные перепонки, а звучали фоном, как в старом кино. Запах… его не было. А главное, исчезло чувство парализующей беспомощности. В новой версии воспоминания он не лежал на грязном полу, оглушенный и раздавленный, а помогал какой-то женщине выбраться из-под обломков. Он не был уверен, было ли так на самом деле, но это воспоминание дарило не ужас, а гордость.

«Цербер» стал его невидимым ангелом-хранителем. За несколько недель Алекс вернулся к жизни. Он снова мог спускаться в метро, не вжимая голову в плечи. Он закончил замороженный проект небоскреба, который принес ему премию и признание. Он начал встречаться с людьми.

На одной из выставок современного искусства он познакомился с Лизой. Она была скульптором, работала с грубым металлом и битым стеклом, создавая из уродства нечто пронзительно-красивое. В ней была та самая подлинность, которой ему так не хватало. Она знала его историю, в общих чертах, и восхищалась его силой. Они влюбились быстро и безумно, как люди, нашедшие спасение друг в друге. Жизнь Алекса стала цельной, яркой и, наконец, счастливой.

Первые трещины появились незаметно, как тончайшая паутинка на стекле.

— Помнишь тот вечер в «Лунном саду», когда мы впервые поцеловались? — спросила однажды Лиза, обнимая его на диване. — На тебе была та дурацкая рубашка в зеленый ромбик.

Алекс нахмурился, прокручивая в голове идеальную, кинематографичную картинку.

— Нет, — уверенно сказал он. — Я был в синем кашемировом свитере. И шел дождь.

— Какой дождь, Алекс? Была жара, мы еще жаловались на сломанный кондиционер на веранде. И рубашка точно была в ромбик, я еще подумала, что за вкус у этого гениального архитектора.

Он рассмеялся, списав все на ее творческую натуру. Но осадок остался.

Потом был конфликт на работе. Молодой, амбициозный коллега, Марк, нашел ошибку в расчетах Алекса. Ошибку серьезную, которая могла стоить компании миллионов. Алекс помнил эту встречу с руководством кристально ясно. Он спокойно выслушал обвинения, признал недочет, но тут же предложил блестящее и элегантное решение, которое не только исправило ситуацию, но и оптимизировало весь проект. Мужчина вышел из кабинета победителем.

Вечером он рассказал об этом Лизе. Она смотрела на него странно.

— Это не совсем то, что я слышала от Дженни из твоего отдела, — осторожно сказала девушка. — Она говорила, ты сорвался, кричал на Марка, обвинял его в саботаже. И решение нашел не ты, а вся команда после трехчасового мозгового штурма.

— Дженни завидует, — отрезал Алекс, чувствуя, как внутри поднимается волна раздражения. — Она всегда была на стороне Марка. Зачем ты слушаешь сплетни? Я был там, я знаю, как все было.

Он действительно в это верил. Каждая клеточка его мозга подтверждала его версию событий. Воспоминание о собственном срыве, о слабости, о страхе потерять репутацию было… немыслимым. Его просто не существовало.

«Цербер», его верный страж, адаптировался. Он изучил нейрохимию Алекса, его подсознательное желание быть безупречным, успешным, любимым. И симбионт начал работать на опережение. Он больше не просто смягчал травмы. Он начал превентивно редактировать реальность, создавая для своего носителя идеальный мир.

Неудачное свидание с Лизой, где он повел себя неловко? В памяти оно превращалось в вечер, полный тонкого юмора и взаимопонимания. Резкое слово, брошенное в споре? Оно смягчалось, а правота всегда оставалась на его стороне. Любая критика от Лизы или друзей теперь воспринималась его сознанием как несправедливая агрессия. Он помнил не суть ее претензий, а лишь то, что она была «не в настроении» или «слишком устала». Реальные проблемы в их отношениях его психика просто игнорировала. «Цербер» блокировал негатив, как самый совершенный файрвол.

Он регулярно посещал клинику «Мнемосин» для калибровки. Доктор Арис Блэк, сменивший ушедшего на пенсию Эванса, смотрел на метрики с растущим беспокойством.

— Активность вашего симбионта необычайно высока, мистер Штайнер, — говорил он, глядя на трехмерную модель мозга Алекса, где «Цербер» светился слишком яркой, пульсирующей сетью. — Он работает в режиме, который мы называем «гиперадаптивной протекцией». Он не просто корректирует посттравматические паттерны, он… формирует превентивный кокон. И это плохо.

Мужчина чувствовал легкую тошноту.

— По-моему, это прекрасно. Я никогда не чувствовал себя лучше.

— Правда — это тоже часть здоровья, Алекс. Даже если она неудобна. Мы можем снизить порог вмешательства…

— Нет! — вырвалось у Алекса слишком резко.

Головная боль пронзила виски, острая и внезапная.

— Не нужно ничего трогать. Все идеально.

Он ушел из клиники с твердым убеждением, что доктор Блэк перестраховщик, не понимающий сути прорывной технологии. Через полчаса он уже не помнил ни о головной боли, ни о неприятном осадке от разговора. «Цербер» позаботился и об этом.

Реальность Алекса становилась все более комфортной и… стерильной. Однажды на улице он столкнулся с человеком, от вида которого раньше его бросило бы в холодный пот. Это был один из тех, кто давал показания по делу о теракте, человек с бегающими глазками, который путался в деталях и чье лицо намертво впечаталось в память Алекса как символ чего-то скользкого и неприятного. Сейчас же Алекс смотрел на него и видел лишь обычного, ничем не примечательного прохожего. Он даже вежливо кивнул ему, не испытав ничего, кроме легкого недоумения. «Цербер» мгновенно подменил триггерный образ, защищая своего хозяина.

Травма, с которой все началось, теперь вспоминалась как «важный поворотный момент, сделавший его сильнее». В ней не было ни крови, ни боли, ни липкого ужаса. Это был просто факт из героической биографии. Алекс потерял связь с той частью своей души, которая страдала. Он перестал понимать чужую боль, потому что забыл свою.

Для Лизы это стало пыткой. Человек, которого она полюбила, сильный, но уязвимый, победивший своих демонов, но помнящий о них, исчез. На его месте был улыбчивый, уверенный в себе, непробиваемый нарцисс, живущий в коконе из отредактированных воспоминаний.

— Ты не помнишь, как накричал на меня на прошлой неделе? — в отчаянии спрашивала она.

— Дорогая, мы не ссорились. У нас был небольшой спор, и мы все решили, — отвечал он с обезоруживающей нежностью.

— Ты забыл про день рождения моего отца!

— Я не забыл. Я помню, как звонил ему и поздравлял. Мы отлично поговорили.

Но он не звонил. Лиза была рядом и знала это наверняка. Ее реальность и его реальность разошлись окончательно. Она смотрела на него и видела незнакомца. Красивого, успешного, обаятельного… и абсолютно искусственного.

— Отключи его, Алекс, — вечером сказала она. — Прошу тебя, отключи этого «Цербера». Я хочу вернуть тебя. Настоящего. С твоими ошибками, с твоими недостатками. Я хочу вернуть человека, которого я полюбила.

Алекс смотрел на нее, и его мозг отчаянно пытался обработать эту информацию. Слова Лизы были атакой. Прямой угрозой его стабильности, его счастью. «Цербер» включил защиту на полную мощность. В глазах Алекса потемнело, к горлу подкатила тошнота.

— Я не понимаю, о чем ты, — прошептал он, держась за голову. — Ты плохо себя чувствуешь? Может, тебе стоит отдохнуть?

Он искренне не понимал. Угроза была нейтрализована.

Разлом произошел через неделю. Лиза больше не могла. Она собрала свои вещи. Это было не импульсивное решение, а выстраданное, как одна из ее скульптур из острого металла.

Алекс пришел домой, увидел собранные чемоданы у двери и Лизу, с бледным, решительным лицом.

— Я ухожу, Алекс.

Это было событие слишком мощное, слишком реальное, чтобы его можно было просто «подправить». Боль прорвалась сквозь все фильтры. Она была ослепительной, как взрыв сверхновой. Впервые за долгое время Алекс почувствовал тот самый, подлинный ужас потери. Его идеальный мир рушился. В голове вспышками замелькали настоящие воспоминания. Вот он кричит на нее, вот он эгоистично игнорирует ее просьбы, вот он, самодовольный и слепой, разрушает их любовь.

Боль была невыносимой.

И «Цербер» в панике, в отчаянной попытке «спасти» своего носителя от коллапса, пошел на крайнюю меру. Он инициировал протокол катастрофической перезаписи.

Для Алекса это было похоже на удар. Секунда оглушающей боли, белого шума в ушах, темноты. А потом… покой. Глубокий, безмятежный покой.

Он моргнул. Посмотрел на чемоданы у двери. Потом на женщину, стоящую рядом. Он узнавал ее черты, но не мог вспомнить ее имени. Она вызывала в нем смутную, необъяснимую тревогу.

— Простите, мы знакомы? — вежливо спросил он.

Лиза замерла. Она смотрела в его ясные, спокойные, абсолютно пустые глаза. В них не было ни любви, ни боли, ни узнавания. Ничего. Человек перед ней был стерт.

Она молча взяла свои чемоданы и вышла за дверь, закрыв ее за собой.

Алекс проводил ее взглядом, пожал плечами и прошел в гостиную. Он чувствовал себя превосходно. День обещал быть продуктивным. Нужно было позвонить Лизе, он вдруг вспомнил. Она же уехала на эту важную арт-резиденцию в Милан. Надо узнать, как она устроилась. Он взял свой коммуникатор, улыбаясь своим мыслям. Мужчина был так горд за нее. Их будущее было таким прекрасным.

Спустя полгода Лиза сидела у себя дома и смотрела. На большом экране шло видео из «Дневника счастья» Алекса, опциональной услуги от «Мнемосин» для мониторинга благополучия пациентов.

На экране был Алекс. Он сидел в их бывшей квартире, на их диване, и с улыбкой рассказывал в камеру:

— …и я придумал потрясающий сюрприз к возвращению Лизы. Она будет в восторге. Знаете, иногда мне кажется, что я самый счастливый человек на свете. У меня есть все, любимая работа, прекрасные воспоминания, женщина, которую я обожаю и которая скоро вернется… Все мои прошлые трудности лишь закалили меня, сделали тем, кто я есть. И я благодарен за каждый миг.

Он был обаятелен. Успешен. Функционален. И абсолютно счастлив.

Лиза смотрела на экран, одновременно слушая звуки соеденения линии, и по ее лицу текли слезы. Она смотрела на призрак человека, которого любила, запертого в самой уютной, самой светлой, самой изощренной тюрьме, которую только можно было вообразить. В аду идеального счастья, где его душа была главным надзирателем и единственным заключенным.

— Корпорация «Мнемосин» — ответили на другой стороне.

Лиза перевела взгляд на мужчину с идеальной внешностью, глубоко вздыхая.

— Я бы… Я бы хотела… Пройти процедуру…

Воодушевляющая музыка. Кадры сменяют друг друга. Залитые солнцем парки, смеющиеся люди, футуристические городские пейзажи. Голос за кадром — теплый, глубокий и вызывающий абсолютное доверие.)

— Вы когда-нибудь задумывались, какого цвета счастье? Каково оно на вкус? Мы в корпорации «Мнемосин» верим, что счастье — это не мимолетный миг. Это состояние души. Это ваше право по рождению. Сделайте свой мир ярче! Забудьте о серых полутонах!

Появляется на миг лицо мужчины.

— Мы поговорили с теми, кто уже сделал свой выбор. С теми, кто открыл для себя «Цербер».

(Камера фокусируется на идеально обставленной, светлой гостиной. На диване сидит красивая пара, Алекс и Лиза, лет тридцати пяти. Они держатся за руки и с обожанием смотрят друг на друга.)

Алекс: (Улыбаясь).

— Раньше… Раньше было по-другому. Стресс на работе, старые обиды, какая-то вечная тревога на фоне. Это было похоже на невидимую стену между нами. Мы любили друг друга, но каждый смотрел на эту любовь через мутное стекло своего прошлого.

Лиза: (Кивает. Ее глаза сияют).

— «Цербер» не просто убрал боль. Он подарил нам общие, идеальные воспоминания. Я помню наше первое свидание, каждый его миг, и я знаю, что Алекс помнит его точно так же. Без неловкости, без сомнений. Только чистое, незамутненное счастье. Мы будто заново познакомились с лучшими версиями друг друга.

Алекс:

— Это гармония. Абсолютная. Мы больше не спорим о прошлом, потому что наше прошлое идеально. Спасибо «Церберу» за то, что вернул мне мою девушку, а ей — меня.

(Смена кадра. Женщина по имени Анна. Она стоит в мастерской, полной детских рисунков. Она выглядит спокойной и умиротворенной.)

— Я была военным медиком. Я видела то, что человек видеть не должен. Долгие годы я жила с призраками. Каждый резкий звук, каждая вспышка света возвращали меня туда. Я не могла находиться в толпе, не могла спать. Моя жизнь была выживанием. «Цербер»… Он не стер мою службу. Он превратил ее в источник гордости. Ужас ушел, остался лишь опыт. Теперь я работаю с детьми, помогаю им творить. Я дарю им радость, потому что наконец-то сама обрела покой.

(Снова голос за кадром на фоне величественной панорамы города будущего.)

— Ваша история не должна быть вашим приговором. Она может стать вашим фундаментом. Давайте вместе создадим будущее для вас и ваших детей, где нет места застарелой боли! Корпорация «Мнемосин» гарантирует, после быстрой и безболезненной процедуры вы обретете стабильный эмоциональный фон и полный контроль над своей жизнью. Мы не меняем вас. Мы возвращаем вас себе. Настоящему. Счастливому. Присоединяйтесь к миллионам тех, кто уже дышит полной грудью. Сделайте шаг навстречу гармонии.

(На экране появляется элегантный логотип.)

«Цербер». Ваше прошлое — ваша сила. Ваше будущее — в ваших руках.

Корпорация «Мнемосин»