Шесть соток счастья

Дачный сезон — это время, когда обычные городские жители превращаются в одержимых фермеров, готовых бороться за каждую ягоду, будто от этого зависит судьба мироздания. Я не исключение. Каждые выходные я сажаю себя в электричку и еду на свои сотки, где меня ждут грядки, требующие внимания, как капризные дети, и малина, которую я защищаю от птиц с таким рвением, будто она последняя на планете.

Моя дача досталась мне от бабушки. Вместе с ней я унаследовала философию «если не посадишь — умрёшь с голоду зимой». Это при том, что рядом с моим домом в городе три круглосуточных супермаркета, не считая круглосуточной доставки, и шансы умереть от голода у меня примерно такие же, как шансы выиграть в лотерею — теоретически возможно, но крайне маловероятно.

Вчера был особенный день — битва за вишню. Муж мой, человек городской до мозга костей, но удивительно податливый на мои дачные фантазии, стоял на стремянке, срывая вишню с верхних веток.
— Ты уверена, что нам нужно столько? — спросил он, когда третье ведро начало наполняться рубиновыми плодами.

— Конечно! — ответила я с уверенностью полководца, ведущего армию в решающее сражение. — Будет варенье, компот, наливка... Ещё маме отвезём, тёте Вале... Девочкам на работу...

Он вздохнул и потянулся за очередной веткой. В этот момент стремянка пошатнулась, и мой благоверный, пытаясь удержать равновесие, ухватился за ветку. Она, предательница, не выдержала веса взрослого мужчины (кто бы мог подумать!) и с треском обломилась и Костя приземлился прямо на грядку с петрушкой и горошком, которую я холила и лелеяла всё лето.

— Твою... — начал уже кричать, но вовремя вспомнил, что рядом наши дети и соседские внуки, наблюдающие за сбором вишни как за цирковым представлением. — Твою прекрасную петрушку я, кажется, немного примял.

Я смотрела на мужа, лежащего в петрушке, с веткой вишни в одной руке и перевёрнутым ведром в другой, и вдруг начала хохотать. Наши дети, девятилетняя Соня и шестилетний Макс, тоже захихикали, а потом и сам Костя начал смеяться, всё ещё не вставая с грядки, будто решил, что уж раз лёг, то надо отдохнуть как следует.

— Зато теперь у нас есть история для семейных посиделок, — философски заметил муж, наконец поднимаясь и отряхивая с себя землю и останки петрушки.

Когда солнце начало клониться к закату, мы сидели на веранде: уставшие, с красными от вишнёвого сока руками, но странно довольные. Дети уже спали в комнате, вымотанные дневными приключениями и свежим воздухом.
— Ты никогда не задумывалась, — вдруг спросил Костя, глядя на стоящие рядом вёдра с вишней, — зачем нам всё это?

— В смысле?

— Ну, вот эта вишня. Эта малина. Все эти выходные на даче, когда можно было бы просто... не знаю съездить в гости, сходить в кино или парк?

Я посмотрела на свои руки.

— Знаешь, у меня есть теория, — медленно начала я. — Мы все родом из каких-то деревень, если копнуть достаточно глубоко. И где-то в нашей ДНК записано, что выжить можно только если вырастить свою еду. И вот эта вишня... это такой способ успокоить древние инстинкты. Сказать им: «Всё хорошо, мы не умрём с голоду, у нас есть вишня».

Костя засмеялся:

— То есть, мы собираем вишню, чтобы не тревожить первобытную часть мозга?

— Примерно. А ещё потому, что когда ты стоишь по колено в крапиве и собираешь малину, ты не думаешь о рабочих дедлайнах, ипотеке и том, что сказала тебе начальница в пятницу. Ты думаешь только о том, как бы не пропустить ягоду и не уколоться слишком сильно.

Он задумчиво посмотрел на меня:

— То есть, дача — это такая медитация для людей, которые не умеют медитировать?

— Именно! — обрадовалась я. — Это как медитация, только вместо «оммм» у тебя «ой-ой-ой, моя спина», а вместо поиска внутреннего покоя — поиск колорадских жуков на картошке.

Мы сидели молча, потягивая чай с мятой, которую я сорвала прямо с грядки. Соседская кошка пришла к нам на веранду и теперь выразительно тёрлась о ноги, выпрашивая что-нибудь вкусное.
— А ещё, — добавила я, глядя, как он украдкой скармливает кошке кусочек колбасы, — дача — это единственное место, где мы все вместе. Без телевизора, без компьютеров, без этой вечной суеты. Здесь Сонька не сидит в телефоне, а показывает нам гусеницу, которую нашла. Здесь Макс не клянчит новую игрушку, а строит шалаш из веток. И ты не залипаешь в ноутбук, а ломаешь петрушку своей пятой точкой.

Костя улыбнулся и взял меня за руку:

— А ты не проверяешь рабочую почту каждые пять минут.

— Именно! — я сжала его ладонь. — Мы здесь... настоящие, что ли. Как будто в городе мы все понемногу становимся функциями: я — менеджер, ты — программист, дети — школьники. А здесь мы просто люди. Которые собирают вишню, едят её прямо с дерева и радуются солнцу.

Утром, собирая малину, я наблюдала, как Миша с восторгом показывает Соне огромного шмеля на цветке. Костя, вооружившись секатором, сражался с разросшимся шиповником, периодически ругаясь сквозь зубы, но с каким-то странным удовлетворением. А я, собирая ягоды в корзинку, думала о том, что на самом деле мы выращиваем здесь не столько урожай, сколько воспоминания.

Вечером, когда мы собирали вещи, чтобы вернуться в город, Соня вдруг спросила:

— Мам, а почему вишнёвое варенье из магазина не такое вкусное, как твоё?

Я могла бы сказать ей про отсутствие консервантов, про свежесть ягод, про особый рецепт. Но вместо этого ответила:
— Потому что в моё варенье добавлена одна специальная составляющая.

— Какая? — заинтересовалась она.

— Любовь, — серьёзно сказала я. — Вишню сажал твой дедушка, растил и заботился о ней, теперь это же делает твой папа. Вишня многое видела и слышала из того, что происходило в нашей семье.

Костя фыркнул, а Соня посмотрела с недоверием:

— Мама, ты придумываешь!

— Ничуть. Вкус всегда состоит не только из продуктов, но и из историй, которые с ними связаны. Попробуй угадать, какая история в магазинном варенье?

— Какая-то скучная, наверное, — предположил Миша. — Про завод и машины.

— Вот именно, — подтвердила я. — А в нашем — целая жизнь.

Когда мы ехали в электричке, усталые, обгоревшие, с кучей контейнеров и вёдер, набитых плодами наших выходных трудов, я смотрела в окно и думала, что дача — это странное место. Мы едем туда работать в свои выходные, возвращаемся более уставшими, чем после рабочей недели, тратим деньги на то, что дешевле купить в магазине, и при этом называем это отдыхом.

Но именно там, среди грядок и яблонь, в беседке, увитой диким виноградом, в мире банок с заготовками, происходит какая-то важная перезагрузка. Как будто земля забирает всю накопившуюся усталость и тревогу, а взамен даёт что-то настоящее.

— О чём задумалась? — спросил Костя, заметив мой отсутствующий взгляд.

— Думаю, что дача — это как брак, — ответила я. — Много работы, постоянные компромиссы, иногда хочется всё бросить. Но потом ты ешь вишню, которую сам вырастил, и понимаешь, что оно того стоило.

Он рассмеялся и поцеловал меня в висок. И знаете что? Я ни о чём не жалею. Ни о каплях пота, ни о боли в спине, ни о бесконечных банках варенья, которые потом некому есть. Потому что дача — это не про урожай. Это про счастье, которое нельзя купить, но можно вырастить своими руками.