Русское искусство перед Октябрьской революцией

Портрет Иды Рубинштейн, написанный Серовым в Париже в 1910 году. Очень хорошо иллюстрирует стремительную деградацию русского искусства "на рубеже". От девочки с персиками - к импрессионизму ( портрет императора почти в туманах Руана тоже симптоматичен - уходящая натура и исчезающая реальность), потом эта Ида, воспроизведение на русской почве лотрековских актрисок.

Не зря Илья Репин был против таких экспериментов.

Все эти искусствоведческие обрамления "Ида смотрит в Египет" - это большое лукавство, оправдание бессилия и попытка встроиться во французскую живопись, которая сама уже пошла в разнос. Как кураторы могут облечь в сахарную облатку любого дэмиена херста, мы хорошо знаем. Особенно на этом сатанинском поприще преуспели сегодня метамодернисты, пытаясь доказать нам, как они героически отрываются от тлетворного постмодернизма и даже скрепно обращаясь к православию и к русским березам.

Однако инструментарий у метамодернистов все тот же- заглазируют любые западные экскременты и предоставят это патриоту вместе с хохломой.

То есть наши художники хватались за французов, французы за японцев, причем с очень плохим результатом. Особенно огорчительны копии Винсента Ван Гога гравюр Кэйсая Эйсена. Да и Камилла Моне в японском кимоно ненамного лучше. Последняя недописанная Валентином Серовым работа "Портрет Полины Щербатовой" тоже вряд ли бы стала шедевром.

Вот ведь когда аукнулся 1789 год, разрушение основ государства и собственной академичности. Гюстав Курбе уже учился в художественных мастерских, прежде всего у Карла Карловича Штейбена, выпускника Санкт-Петербургской Академии художеств, постоянно проживавшего во Франции. Наши еще в те времена могли даже французов подучить, пока сами не начали впадать в безумие и сомнительные измы, приблизившись к краю бездны, как и Европа.

При этом архаичное искусство, полинезийское, африканское и уже упомянутая японская живопись на фоне этой стремительной разбалансировки европейского и русского искусства смотрятся устойчивыми как сама вечность.

Прекратилось это соскальзывание за край только при большевиках. А конкретно при строительстве сталинской культурной парадигмы, окончательно оформившейся к 1927 году.

При этом Сталину было на кого опереться. На таких выпускников Императорской академии художеств ( или Высшего художественного училища) как Щуко или его соавтор по многим проектам Гельфрейх. На Бенуа как создателя "Мира искусства" можно было уже не рассчитывать, он стал по ту сторону битвы, старательно выводя искусство из-под контроля государства и по этой причине вошел в жёсткий конфликт с государственником Таманяном, а потом уехал в Париж.

Таманян, как я уже писала, неоклассицизму не изменял, хотя, конечно, были отступления в духе времени. Помимо того, что он участвовал в конкурсе проектов на строительство мечети в Спб ( проиграл), он еще спроектировал Caf; de France в Петербурге и дом Глушкова с павлинами в Царском Селе ( с Евгением Лансере, не сохранился). Но в европейские течения он играть не любил, понимая, что за этим стоит.

В Советах ар-деко и прочие модернистские эксперименты быстро сошли на нет, и основой выступил все тот же великий и неубиваемый до сегодняшнего времени неоклассицизм. Хотя ар-деко, конечно, время от времени выскакивал в СССР, например, при строительстве Каскада в Ереване в 1980 году.

Когда Сталин в СССР взял культуру в свои руки, колоссально много читал, часто ходил в театр и учредил Сталинскую премию из своих личных денег, транснационалы продолжали пытаться реализовать свои замыслы по уничтожению великого советского искусства, для этого нужно было оторвать его от государства. Тут Троцкому и пригодился сюрреалист Андре Бретон, вылезший из той же кладки, что и он сам.

Накануне войны оба залудили во славу Коминтерна и дьявола манифест "За независимое революционное искусство" в 1938 году в Мексике. А потому вспомним добрым словом группу Сикейроса и ледоруб карающий Героя Советского Союза Рамона Ивановича Лопеса (Меркадера).