Печалька и ее дядя 7

Мы спускаемся вниз, в столовую. Здесь уже довольно много народу: я вижу тетю Риту, Сэма, Ники, моих сестер и мою матушку. Кроме них, к завтраку приехали также две кузины с детьми, что живут на другом берегу реки Бланко, сразу за деревянным мостом. Народу чересчур много, просто вагон и маленькая тележка. Все весело переговариваются, раздается звон серебряных ложечек, когда они стукаются о бока тонких фарфоровых чашечек и блюдечек, в общем, наблюдается полная семейная идиллия. За исключением одного момента: посередине столовой, прямо напротив камина, стоит длинная лавка, и на ней сидит мой дядя. Он без сюртука, в одной белой рубахе, заправленной в черные бриджи, и почему-то босиком. Я удивленно смотрю на босые ступни дяди и понимаю, что я все же достаточно сильно съездила по дядиному носу своей пяткой, настолько сильно, что он даже забыл надеть свои башмаки, выходя к гостям.
Моя матушка сидит за столом, закрыв лицо руками. Она ничего не говорит мне, она даже на меня и не смотрит. И я вдруг понимаю, что Эллис была маминой младшей сестрой, той самой младшей сестрой, о которой моя матушка молчала много лет, как если бы Эллис никогда не было на свете. И я также понимаю, что кукла Эллис могла была быть поначалу куклой моей матушки, и перейти Эллис, как младшей сестре, по наследству. Проходя позади мамы, я наклоняюсь к ней, и быстро шепчу ей на ухо:
-Мам… Ты помнишь, как зовут куклу Эллис?
То, что отвечает мне матушка, не становится для меня сюрпризом.
-Августа… - тихим, отрешенным шепотом отвечает она. И я не думаю, что ее шепот в эту минуту слышит еще кто-нибудь, кроме меня. Тем временем, Майк и Грэг подводят меня к лавке, на которой сидит мой дядя. И тут я замечаю, что в руке у дяди длинный ивовый прут. И я понимаю, что пощады не будет.
-Ты смотри, что натворила! - говорит мне вездесущая тетя Рита, - чуть на чердак не залезла, и своего дядю чуть было не прибила!
Она поворачивает меня спиной к гостям и домочадцам, стягивает с меня панталоны, поднимает мою ночную сорочку. Разговоры за столом затихают, и я понимаю, что мой голый зад у всех на виду и что все взгляды устремлены на меня. Мурашки ползут по моей спине, от моей шеи и до моих ягодиц. Я вздрагиваю.
-Ложись! - строго говорит мне дядя, и я укладываюсь на лавку, подставляю свою задницу для наказания розгами. Дядя подходит к лавке, на которой я лежу, заносит над моей попой длинный ивовый прут.
-И… раз! - говорит дядя, и лоза со свистом опускается на мой голый зад. За столом кто-то ахает.
-Дядя, простите! - кричу я, но дядя в этот момент прощать меня совершенно не собирается. Он снова заносит надо мной прут, и мои голые ягодицы опять обжигает розга.
-И… два! И… три! И… четыре! - говорит мне дядя, продолжая сечь мой зад ивовой розгой. Гости за столом шушукаются, но мне не слышно, что они говорят. Скорее всего, они говорят о судьбе несчастной маленькой Эллис, чей дух я потревожила, дотронувшись до ее любимой куклы. Сквозь слезы, я вижу лицо Майка. Он смотрит на меня, на дядю, его лицо совершенно неподвижно, и мне кажется, что у него в глазах тоже слезы. Хотя, скорее всего, мне это только кажется…
После дюжины розог, я чувствую, что вся моя задница как в огне, и я начинаю реветь. Дядя бросает розгу, ставит меня на ноги. Я подтягиваю себе панталоны, и дядя говорит:
-Грэг, Майк! Заприте ее в чулан, пусть посидит там до вечера, подумает о своем поведении…
Братья подходят ко мне, берут меня за руки, уводят меня из столовой. Они ведут меня на нежилую часть дома, туда, где в больших мешках хранятся разнообразные припасы: крупы, сахар, мука и соль. Майк и Грэг подводят меня к низкой полукруглой двери в самом конце коридора, открывают эту дверь перед моим носом, и вталкивают меня в кладовую. Я ожидаю, что они оставят меня одну, но тут происходит неожиданное: Грэг закрывает дверь и я вдруг понимаю, что я в кладовой дома Уимберли совсем не одна. Рядом со мной, прямо у меня за спиной, стоит Майк.