Есть у тебя другие слова?

                Печален жизненный кульбит -
                шёл убивать, но сам убит.

Переехав в Германию, я сразу нашёл работу по специальности — на фирме по обслуживанию и ремонту медицинских аппаратов на дому у больных с нарушениями функций дыхания.
В один из дней посылают меня к пациентке Аннемарии Финкемейер, муж которой, Петер Финкемейер, — ужасный скандалист, до выхода на пенсию служивший в полиции. Я был уже третьим работником нашей фирмы, который в последнее время побывал по этому адресу. На двух первых Финкемейеры написали жалобы.
На мои возражения, что, мол, и так конфликт, а теперь ещё к ним приедет человек, мягко говоря, слабовато говорящий по-немецки, — мои возражения приняты не были. Я поехал.

Финкемейеры, встретив меня далеко не дружелюбно, стали «вываливать» свои претензии. Из того, что я понял: больная недавно вернулась из клиники, где перенесла клиническую смерть. По мнению врачей, виной этому был неисправный аппарат, предоставленный нашей фирмой. И что сегодня, пользуясь аппаратом, больная почувствовала примерно те же симптомы, что и тогда, перед попаданием в больницу. Выслушав людей, я спросил дозволения осмотреть аппарат.

Внимательно проверив прибор, я пришёл в ужас. Он был, действительно, неправильно — это мягко говоря — подготовлен к работе. Проделав все нужные манипуляции с аппаратом, и испытав его действие на себе, был совершенно уверен, что подобное не повторится. Я подробно объяснил всё госпоже Финкемейер и её мужу. Утаив, конечно, тот факт, что вина лежит на предыдущих техниках.

Люди постепенно «оттаяли», и у нас завязалась спокойная беседа. Ну и, конечно, вопрос: откуда я приехал? Я рассказал, что родился в России, в городе Ленинграде, где и жил до переезда в Германию.
Услышав это, мужчина обрадовался:

— Уважаемый Борис, в 70 км от Ленинграда есть кладбище, на котором захоронен мой брат Хайнрих. Он был старше меня на 16 лет. — На мой удивлённый взгляд он пояснил: — Да, мой брат был убит в 1943 году под Ленинградом.
— Получается, ваш брат воевал с моим отцом на одном фронте. Там, на Ленинградском фронте, мой отец получил первое ранение, — едва сдерживая сарказм, заметил я.
— Я догадываюсь, о чём вы, Борис, сейчас подумали — что ваш отец мог быть ранен пулей, выпущенной моим братом. Да, мог. И я никоим образом не оправдываю действия Третьего рейха, напавшего на СССР. Но что уж теперь, когда прошло столько лет с той ужасной войны? А во время неё все немцы в едином порыве одобряли решение фюрера, радовались бомбёжкам городов, убийству людей. Это страшно. Какими бы благими намерениями ни обосновывал Гитлер своё нападение и оккупацию другой страны — это всё равно остаётся преступлением. И брат мой, как бы я ни сожалел о его гибели, — преступник. Хотя небольшим ему оправданием может служить то, что он был вынужден идти в армию по призыву, а не добровольно шёл убивать. Я тогда был ещё совсем ребёнком и мало что могу вспомнить. После стольких лет можно советским людям, если не простить — простить такое невозможно, — то попытаться относиться снисходительно к убитым врагам. В деревне Сологубовка в 2000 году было открыто немецкое воинское кладбище. Оно было создано на средства, собранные немецким союзом по уходу за воинскими захоронениями. Место под кладбище было выделено на определённых условиях: была восстановлена церковь Успения Божией Матери, расположенная рядом, проложен асфальт, отремонтированы фасады зданий, выходящих на центральную улицу деревни. Мне, как человеку, пожертвовавшему деньги на этот проект, прислали фотографии обновлённой деревни, церкви и кладбища. Всё идеально красиво. Вы давно не были в Ленинграде?
— Уже пять лет. Но в этом году собираюсь с женой туда в отпуск, на встречу одноклассников.
— Вам, Борис, знакомо это место?

Господин Финкемейер разложил передо мной карту, где красным было обведено название «Сологубовка».

— Нет, я о нём слышу впервые. Но я вижу, что недалеко от Сологубовки находится город Гатчина, где живут мои друзья, у которых я собираюсь остановиться на время отпуска.

Чтобы как-то закончить эту не очень приятную для меня тему, я, как бы подводя итог диалогу, сказал, что не будь Гитлера — не случилось бы той страшной войны.
Я откланялся, пообещав, что при любых проблемах с аппаратом готов прийти им на помощь. Вскоре на нашу фирму пришло от семьи Финкемейер благодарственное письмо с просьбой передать мне изрядную сумму денег, которую они перечислили на счёт фирмы.

Примерно раз в месяц я стал бывать у этих людей. Несмотря на немалую разницу в возрасте, между нами возникли приятельские отношения. Я пообещал, что, будучи в отпуске в Ленинграде, попытаюсь побывать на кладбище в Сологубовке и отыскать захоронение брата господина Финкемейера.
Я выполнил своё обещание. Приятель, у которого я остановился, отвёз меня туда на своём стареньком «Москвиче». Мы ехали по гладкому асфальту безлюдной центральной улицы деревни. Вдоль дороги стояли одинаковые дома — «хрущёвки», теперь я уже точно не помню — в два или три этажа. Лишь у подъезда одного дома увидели компанию явно нетрезвых молодых парней и девчонок, сидящих на поваленной скамейке у висящей на одной петле входной двери.

Мы вошли на территорию кладбища. Из «избушки» при входе появился кладбищенский сторож — лысоватый мужичок лет тридцати в ватнике. Именно появился: не вышел, не выполз, а сделал нечто среднее. Промычав какой-то вопрос, не дожидаясь ответа, исчез в сторожке.

Имя брата господина Финкемейера мы отыскали. Оно было высечено на памятной стене в перечне имён других, захороненных здесь немцев. Я сделал снимок. Высыпал рядом щепотку земли, которую мне дал при нашей встрече Петер. Уходя с кладбища, я заглянул в сторожку. Будить охрану я не стал, просто положил на стол деньги, прижав их стоящей тут же пустой водочной бутылкой.

Вернувшись в Германию, я посетил семью Финкемейер, передал им сделанные мной в Сологубовке фотографии кладбища.
Время бежало, госпожа Аннемария Финкемейер покинула этот мир. Я уже вышел на пенсию. С господином Петером Финкемейером мы продолжали общаться по телефону. Хотя ему уже за 90 лет, он в трезвом разуме.

Последний наш телефонный разговор состоялся...

P.S.
Утро. Завтракая, слушал новости по телевизору. Телефонный звонок.
Господин Финкемейер начал разговор без всякого приветствия и на «ты», что выдавало сильную степень его волнения:

— Ты слышал?
— Да.
— Ты мне всегда говорил, что не будь Гитлера — не было бы войны, не бомбили бы Москву, Ленинград, Киев.
— Да.
— Но теперь же нет нашего Гитлера.
— Да.
— Ты меня спрашивал когда-то, как чувствовали себя при Гитлере те люди, кто всей душой был против войны? Я тебе ответил, что в силу своего малого возраста не мог этого знать. Но мне казалось, что они должны были испытывать сильнейший стыда за Германию и её народ. Теперь и ты, Борис, это знаешь.
— Да.
— Что ты заладил — «да» и «да»? Есть у тебя другие слова?
— Да. ..!

Это был четверг 24 февраля 2022 года.