Гангстер. Часть вторая. Франция

Глава 1

Поезд с шипением воздушных тормозов и металлическим скрежетом колёс въезжал на Лионский вокзал. Ранним июльским утром Алекс ступил на платформу под метало-стеклянный свод Восточного вокзала столицы Франции, глубоко засунув руки в карманы своей изношенной куртки. Воздух пах железом, сигаретами и чем-то жареным из продуктовых лавок, выстроившихся вдоль вокзала.

Молодой человек не спеша шёл по перрону среди многочисленной группы албанских беженцев и с интересом осматривал здание, возведённое в середине девятнадцатого века.

Пять часов назад французская жандармерия и служащие железнодорожной станции Страсбург не смогли остановить орущую на чужом языке толпу балканцев. Несколько сотен темноволосых мужчин, женщин и детей штурмом оккупировали пять вагонов скорого поезда.  В результате чего десятки жителей и гостей приграничного города остались стоять на платформе, с билетами в руках.
 
Алекс воспользовался хаосом, возникшим из-за наплыва нелегальных мигрантов, слился с беженцами из охваченной гражданской войной страны и тем самым сэкономил на билетах.

Старинный вокзал, недавно отметивший сто пятидесятилетие начала строительства, поразил юношу своей помпезностью и двумя огромными панно, установленными над выходами с платформ в кассовый зал.

Названий этих художественных полотен он не знал, но, как начинающий любитель живописи, с интересом их рассмотрел.

На первом изображении царила радостная атмосфера проводов парней на фронта Первой мировой войны. На втором - тягостная сцена возвращения раненых и инвалидов из немецкого плена.

Удовлетворив эстетический голод, молодой человек почувствовал голод физический. Он огляделся в поисках кафе по карману.

Рестораны “Брассии Флю” и “Ла Виган Сент-Лорен”, находящиеся в двадцати шагах, он отбросил сразу - их посетители выглядели как зажиточные немецкие бюргеры и французские буржуа. Алекс направился в более скромное заведение вокзального общепита — закусочную с простым названием “La Place.
 
Стеклянная стена закусочной находилась у самого выхода из вокзала. Слева от входа стояли буфетные витрины с разнообразными закусками, пирожными и глазированными фруктами, а под широкими окнами, смотрящими на привокзальную площадь было царство барист. Дюжиной кофейных аппаратов управляли три ловких парня, успевая обслуживать ручей прибывающих и убывающих пассажиров.

Алекс вошёл в “Ла Плейс” и огляделся. Сразу за проёмом настежь распахнутых стеклянных дверей стояли разновеликие чемоданы. Возле пары из них, на мраморном полу сидели дети лет семи.

“Охраняют” подумал Алекс о малышне, проходя мимо высоких столов на черных металлических опорах.

Он шёл мимо посетителей, собравшихся у барных столиков, прислушиваясь к их разговорам. Мужские и женские голоса звучали на французском, немецком и сербохорватском.

«Ни англосаксы, ни американцы в таком заведении завтракать не станут - подумал Алекс. - Этот дешёвый общепит для местных из класса ниже среднего, прижимистых немцев и нищих косоваров”

Сделав заказ и взяв капучино у бариста, Алекс поставил поднос на свободный стол. Не успел он доесть картофель фри под сыром, как рядом остановились двое крепких мужчин. Их одежда выдавала приезжих из Восточной Европы. Такие типажи Алекс не раз встречал в Страсбурге: настороженные, говорящие вполголоса, с цепким, изучающим взглядом.

«Так ведут себя неопытные чужаки, ищущие возможность для мелкой кражи или мошенничества», — подумал он. — «Если это югославы, румыны или болгары, вряд ли от них удастся что-то узнать»

Они обсуждали заказ по-украински:

— Я ж кажу, грошей вистачить тільки на каву. Жодних круасанів цього разу, — сказал бритоголовый.
— Ми й так, як більмо на оці. З чашками кави будемо привертати увагу, як два ідіоти, — ответил второй. — Якщо нічого не замовимо, офіціант зразу зрозуміє, що ми тут не їсти прийшли.
— Мужики, — негромко вмешался Алекс. — Закажите круассаны. Они того стоят. За деньги не переживайте — я заплачу.
— А чому ти їх собі не замовив? — не удивился бритоголовый.
— Я в вагоне-ресторане их ел. Два часа назад, — не задумываясь, соврал Алекс.
— Ты откуда такой шустрый? — перешёл на русский второй.
— Из Страсбурга. С девушкой тамошней разошёлся — вот я и здесь, — честно ответил он.
— Чому розлучились? — с подозрением спросил первый.
— Фройляйн не понравилось моё прошлое, — ответил Алекс, затем быстро перевёл разговор: — Я так понял, вы тут не туристы. Давайте так: я вам круассаны, а вы — мне информацию. Идёт?
— Зависит, что ты хочешь знать. Некоторая информация стоит дороже любого круассана, — ответил второй украинец.
— В ваш бизнес я не лезу. Хочу лишь узнать, где в Париже бездомным еду раздают и где полиция не гоняет. Мне нужно где-то безопасно перекантоваться, пока французский не выучу, — объяснил Алекс.
— Днём еду раздают на Гар д’Аустерлиц, а ночью можно перекантоваться на Лионском вокзале, — пояснил бритоголовый, переходя на русский.
— Как туда добраться?
— У главного табло есть эскалатор на станцию метро. Спускаешься, переходишь на пятую линию.  Сойди с поезда на станции Аустерлиц и слоняйся в районе вокзала до темноты. Вечером вернись пешком на Лионский. Там недалеко.
— Спасибо, мужики. Вот двадцатка. Хватит вам на пару круассанов без начинки, — сказал Алекс, положив на поднос мятую купюру “Дебюсси”, и ушёл.


Глава 2

Тридцатилетний цыган Стево и его подручный Бесик сидели на ступеньках парадной лестницы, ведущей в самый пафосный ресторан столицы Франции — «Голубой экспресс». За дубовыми дверями прятался целый музей в духе бель эпок: потолки, расписанные пасторальными сценами, колонны с позолотой, массивные люстры, зеркала в барочной раме, ковры, по которым могли бы ступать министры и миллионеры. Место, где официанты ходят в белых перчатках, а стейк подают на фарфоре с кобальтовой каймой.

Но ни лидер ромов двенадцатого округа Парижа, ни тем более его правая рука не имели ни малейшего представления о том, что скрывается за дубовыми дверями «Голубого экспресса». Для них ресторан был всего лишь зданием над головой — за спиной, откуда начиналась железная лестница. А внутри — феи на потолках, сервировка как у Наполеона и официанты, двигающиеся, будто по зеркальной сцене. Но Стево с Бесиком смотрели не туда. Их интересовал не интерьер, а людской поток под лестницей — поток потенциальной наживы.

Стево внимательно изучал пассажиров Лионского вокзала. Он оценивал ювелирные украшения, одежду, обувь, багаж и возраст путешественников. Стево пытался определить, кого можно взять на испуг и ограбить, а с кем лучше не связываться. Бесик же в это время пялился на девушек и молодых женщин, воображая себя рядом с ними в укромных местах.

Три года назад Стево жил в цыганском районе Луник IX, построенном в Кошице ещё при социализме. Сын цыганского барона от имени отца ссужал деньги бедным соседям. Процент был солидный — один в день. Он выбивал долги в тот же час, когда получатели пособий по безработице выходили с почты. Такая работа требовала решительности, быстроты реакции и жестокости.

Стево, как правило, работал в одиночку. Его авторитет обеспечивался отцовским титулом, а сам он помогал лишь тем, в ком видел потенциал. Одним из таких был Бесик Стойко — его напарник по дворовому пинг-понгу.

Бесик был на пять лет младше, но выделялся преданностью, отвагой и организаторскими способностями. В отличие от одиночки Стево, он возглавлял банду подростков, промышлявшую в районе между школой, убогим гастрономом и церковью.

У местных жителей — замурзанных детей, вечно беременных женщин с грустными глазами и пузатых мужчин в майках и трениках — красть было нечего. Подростки нападали в основном на туристов, случайно забредавших в их район.

Возможно, Стево и Бесик прожили бы всю жизнь в девятиэтажках с отключёнными за неуплату водой и светом, если бы однажды пара британцев не припарковала арендованную малолитражку Daewoo на улице Хребендова.

Едва супруги остановили автомобиль, как к ним подбежала ватага мальчишек лет десяти — двенадцати.
— Деньги! Дайте нам деньги! — скандировали они по-английски, стуча кулаками по стеклу.
Женщина за рулём нажала на клаксон:
— Бииииии!
В ответ малышня стала корчить рожи. Самый старший запрыгнул на капот и начал лупить каблуком по лобовому стеклу.
— Выходите из машины, суки! — кричал он, хохоча и топча ногами треснувшее стекло.


Мужчина на пассажирском сиденье попытался прикрыть руками супругу от мелких осколков стекла и не заметил, как с его стороны к машине подошла ватага подростков во главе с двадцатилетним Бесиком. Осознав, что таким образом не остановить нападавших, он резко распахнул дверь. Один из пацанов упал, ударился головой об асфальт и потерял сознание.

Стекло прогнулось внутрь. Женщина закрыла лицо руками. Британец, не обратив внимания на сбитого им дверью подростка, схватил мальчишку за штанину и сбросил его с капота.

        В тот же миг Бесик ударил его ножом в правый бок.

Мужчина вскрикнул и рухнул на асфальт.

Мальчишки разбежались, а подростки Бесика быстро обыскали карманы жертвы и направились к заброшенному дому с пустыми глазницами окон.

Нападавшие не знали, что в Британии уже вовсю использовались спутниковые телефоны. Также им было неизвестно, что женщина успела сообщить о нападении в лондонский Скотленд-Ярд.

Когда полиция прибыла, британец уже был мёртв. Женщина, сквозь слёзы, описала убийцу: рост, черты лица, возраст, одежду, причёску. Этого хватило, чтобы местная полиция объявила его в розыск.

И Бесик, оставивший финку в теле жертвы, вскоре оказался в розыске.

Через несколько дней в Луник IX ворвались полицейские машины с сиренами.
 
В ответ район вспыхнул бунтом. Восстание организовал Стево. Под его руководством цыгане разбили окна в школе, разгромили гастроном и закидали полицию камнями.

Чтобы подавить беспорядки, власти направили в район армию. С поддержкой солдат полиция навела порядок.

Понимая, что им не жить на свободе, Стево и Бесик бежали. В багажном отсеке междугороднего автобуса они выбрались в Прагу, а оттуда на попутках в Париж.


Три года спустя, на нижней ступеньке лестницы сидела пара прилично одетых молодых мужчин лет двадцати пяти.

За их спиной, будто бумеранг, вверх убегала изящная железная лестница — от платформ Лионского вокзала к дверям ресторана «Голубой экспресс». Кованые перила и узорчатые ступени заманивали уставших путешественников в один из самых изысканных ресторанов Парижа.

Бесик выглядел вычурно и броско. Его кудри скрывала чёрная шляпа с низкой тульей. На плечах — красная джинсовая куртка с нагрудными карманами, под ней — футболка с большим логотипом GUCCI. Поверх — массивная золотая цепь.

        Тёмно-синие узкие джинсы и чёрные полусапожки завершали его образ. Он всегда был артистичным - обожал золотые кольца, яркие аксессуары и стилистические изыски. Несмотря на насмешки Стево, Бесик давно переступил грань между яркостью и вульгарностью.

Стево был одет скромнее. Для него были важны качество и удобство, а не тренды. Единственное правило — одежда не должна разрушать образ внушающего страх человека. Он носил чёрные сапоги, джинсы, свитер и кожаную куртку. Скрываясь от словацких властей, он покрасил волосы в белый цвет и теперь представлялся как Блонд.

Тёмно-карие глаза Стево внимательно сканировали путешественников. Как вожак стаи, он выискивал добычу, оценивая: откуда человек, чем занимается, опасен ли, можно ли развести его на деньги — или время будет потрачено зря. Заметив идущего медленно парня, разглядывающего настенную живопись, Стево толкнул подручного локтем и сказал:

— Видишь пацана, что уставился на фрески?
— С рюкзаком? — уточнил Бесик.
— Ага. Судя по виду, русский или украинец. Веди его сюда. Наш клиент.
— Как говорится в старой цыганской пословице: «Если нам не дают грабить магазины — будем грабить людей», — усмехнулся Бесик и направился к Алексу.

Алекс медленно шёл вдоль бутиков, недавно заменивших билетные кассы. Он не смотрел на витрины, взгляд его был устремлён к потолку — туда, где на десятки метров вперед простиралась живопись.

Города и ландшафты, соборы и замки, гербы и названия — красочное полотно работы Жана-Батиста Олива должно было вдохновить путешественников на поездку на юг Франции. Но Алекс об этом не знал. Он был уверен, что смотрит на настоящие фрески. Живопись он любил, но понимал в ней мало.

Бесик незаметно прошёл мимо, развернулся, поравнялся с ним и сказал на смеси русского, словацкого и украинского:

— По легенде, именно здесь, на Лионском вокзале, у жены Хемингуэя цыгане из Восточной Словакии украли чемодан с рукописями.
— Удивлён, что ты вообще знаешь, кто такой Хемингуэй, — сказал Алекс.
— Я не знал. Это мне Блонд рассказал. Он сын барона Кошицкого района Луник-девять.
— Луник это что и где?» —спросил Алекс.
— Восточная Словакия. Самый отбитый район Европы, — ответил цыган с усмешкой.
— А где сам Блонд?
— Идём, провожу. Он ждёт тебя у лестницы самого шикарного ресторана Парижа, — улыбнулся цыган.

Стево по-прежнему сидел там же. За это время его поза изменилась: он откинулся назад, опираясь на локти.

— Первый день в Париже? — спросил он, глядя на Алекса из-под ресниц.
— Только что из Страсбурга, — спокойно ответил Алекс.
— А что там делал?
— Что может делать сбежавший из дома русский на границе с Германией, не зная языка? — Алекс пожал плечами. — Воровал и молодую немку трахал.
— А почему бросил?
— Она испугалась. Слишком законопослушная. Боялась, что если меня поймают, я её сдам — и она потеряет работу.
— Понятно. В центр не суйся, тебе там делать нечего. Спускайся вниз — там приют для бездомных. Завтра приходи сюда. Будешь подо мной работать. Меня зовут Блонд. Я главный между этим вокзалом и Аустерлицким. Если меня не найдёшь — деньги отдавай Бесику. Он моя правая рука, — сказал Стево, кивнув на подручного.
— А что делать?
— Стоять у входа в магазин, открывать двери перед туристами. Всего две фразы на французском: «Добро пожаловать» и «Приходите ещё». Выучишь?
— По-английски говорю свободно, по-французски пока не очень. Но уверен: через день буду произносить без акцента, — ответил Алекс.
— Отлично. Условия простые: мы ставим тебя у точки, ты отдаёшь нам половину выручки. Попробуешь кинуть — зарежем и труп в реку сбросим, — сказал Стево и достал из кармана старинный итальянский стилет, поднеся его к глазам Алекса.

Глава 3

На следующее утро Алекс проснулся на раскладушке среди сотни бездомных бродяг. Наскоро перекусив третью багета с сыром и паршивым кофе в бумажном стаканчике, любезно предоставленными волонтёрами Фонда аббата Пьера, он отправился на поиски вокзальной станции метро.

Деньги у Алекса были, но покупкой билетов на метро он утруждаться не стал. Ловко перепрыгнув через турникет, юноша сбежал по лестнице к перрону и прыгнул в открытые двери первого же поезда, идущего по жёлтой ветке до конечной станции «Венсенский замок».

Крепостей такого размера в своей короткой жизни Алекс ещё не видел. Остановившись у подъёмного моста над глубоким рвом, юноша прочитал историческую справку замке на английском языке и невольно сравнил фортификационные сооружения с Кремлём.

“Построенная Иваном Грозным на столетие позже крепость, была защищена хуже, чем резиденция Карла Пятого” подумал юноша и увидев цену билетов на экскурсию по замку, решил отложить развлечения «на потом».

Алекс брёл по улицам в окрестностях резиденции французских монархов средневековья и понимал, что в этом тихом и богатом районе у него не будет ни врагов, ни конкурентов в его первой во Франции работе. Он не знал, что прогуливаясь по улице Генерала де Голля и проспекту Франклина Рузвельта, по площади Люмьера и аллее Анатоля Франса он находится в респектабельном районе департамента Валь-де-Марн, а не в самом Париже. Отсутствие полиции, свойственное центру города. где он провёл две недели со дня прибытиям во Францию, удивляло и радовало юношу. Разглядывая рестораны с открытыми верандами, кафетерии без оконных проёмов и магазинчик с настежь распахнутыми дверями, ему показалось, что он попал в рай, который создан именно для него. Идиллическое спокойствие местных жителей, беззаботность туристов, отзывчивость и услужливость официантов, барменов и продавцов казались нереальными.
 
На тихой  улочке де Пик Пюс, Алекс остановился перед одноимённым ночным клубом.

“Отличное место - подумал он разглядывая название клуба,  выполненное в чёрно-красных тонах. - Если днём окна закрыты металлическим ставнями, значит это клуб, который  работает всю ночь. Вот тут я и начну свою карьеру швейцара, а спать, пока тепло, буду в парке, прямо за замком. Цыгане путь ищут других дураков на вокзале”

Наскоро перекусив в дешёвой забегаловке тайской кухни “Тамарин”, Алекс перешёл Парижский проспект и по Площади Марешо направился в сторону парка “Флораль”.

Ни Долина цветов, ни Сад четырёх сезонов, ни диковинные растения, собранные со всего мира в ботаническом саду Венсенского леса, не вызвали восторга юноши. Для себя он отметил лишь доступность и отличное содержание туалетов, а также внушительное количество закоулков и укромных тупиков, со спрятанными в них скамейками.

“Я был прав. На окраине города бомжей нет, им тут не подают, а значит днём здесь безопасно. Буду приходить сюда после закрытия клуба и спать до обеда”

Поздним вечером того же дня Алекс стоял перед “Ле Пик Пюс” и со словами “Добро пожаловать” открывал дверь перед посетителями. Стройные мадмуазель в чёрных платьях, в сопровождении галантных месье, также одетые в чёрные костюмы и туфли, с улыбкой рассматривали юного швейцара и давали ему мелкие купюры.

Когда к рассвету посетители разошлись, Алекс уселся на короткую ковровую дорожку у порога клуба и стал пересчитывать ночную выручку. Из стеклянной двери помещения вышли официантка и бармен. Оба они были одеты под стать их ночным гостям. Девушка выглядела чуть старше Алекса, а бармену было за тридцать.

- Парень, ты говоришь по-французски? - Спросила официантка.
- Только по-английски, - ответил Алекс.
- Да ты - герой, - удивился бармен. - С одной лишь фразой на французском отстоял смену с девяти вечера до четырёх утра возле такого мрачного заведения и даже не отлучился ни разу. Заходи в внутрь, посети туалет, пока мы тебе поесть приготовим.

Алекс последовал за гостеприимными французами и направился в комнату для месье. По пути он рассматривал интерьер заведения и не понимал где он находится. Вдоль стен из грубо обработанных камней стояли чёрные столы и деревянные кресла с красными кожаными сиденьями. Над барной стойкой на цепях висел гроб, а в углу помещения, рядом с дверью в туалетную комнату для мужчин, стояла железная клетка, очень похожая на “обезьянник” из отделении милиции в родном ему Реутово. Когда Алекс вернулся в клубный холл, официантка уже принесла тарелку с закусками и парой эклеров и сидя за столом стирала салфеткой макияж с лица. Бармен принёс на подносе три высоких стакана пивом, оставил их на стол и садясь рядом с юношей, спросил:

- Парень, ты где живёшь?
- Недалеко отсюда, - ответил Алекс и сел на стул перед тарелкой с едой.
- Тебе нужна постоянная работа или ты на одну ночь пришёл? - Спросила девушка, с улыбкой наблюдая за парнем. Алекс аккуратно откусил кусочек эклера, стараясь не уронить на стол шоколадный заварной крем.
- Угу, - издал звук Алекс и кивнул.
- Тогда приходи сегодня к восьми, постарайся найти подобающую одежду. Тут большая молодёжная вечеринка будет, человек пятьдесят. В такой толпе все друг друга знать не могут. Оттянешься с ними по полной программе.
- Обязательно приду, - ответил Алекс, залпом опустошил стакан пива и слегка захмелев уточнил: - А сегодня опять все посетители в чёрном придут? Я спрашиваю потому, что хочу понять, какая одежда будет считаться подобающей.

Бармен рассмеялся и ответил:

- В этот клуб посетители всегда приходят в чёрном. Это новомодная молодёжная субкультура. Они называют себя - готы.
- Я не понял. Вы тоже оба в чёрном, но не относитесь к ним?
- Ты правильно понял. Это просто бизнес. Мы не разделяем их взглядов, но придерживаемся традиций ради прибыли.  Слушай парень, у тебя хороший английский, но ты не британец. Ты откуда такой скромный? - спросил он.
- Из России, но совсем не скромный, а очень даже боевой, когда надо, то наглый и со своей историей, - ответил Алекс.
- Боевой говоришь, - хмыкнул мужчина. - Ладно, если вечером пройдёшь вписку в братство готов, то послезавтра придешь сюда на работу. Ты хоть и молод, но выглядишь крепко. После испытательного срока мы тебя из швейцара повысим в вышибалы.
- А что с вашими посетителями бывают проблемы? - Спросил Алекс.
- С нашими нет, - ответила официантка. - Но их не любят другие молодёжные группировки, особенно скинхеды и металлисты. Так что, разбираться придётся не с завсегдатаями, а с непрошеными гостями.


Париж ещё не проснулся. В предрассветных сумерках Алекс направился в парк в надежде отдохнуть несколько часов, пока иностранные туристы выспятся в гостиницах и выпьют кофе с миндальным печеньем макарон и сабле.  Однако, желанию парня спрятаться от посторонних глаз в укромном кармане парка не суждено было сбыться. В тот ранний час, когда приезжие бездельники нежились в уютных номерах отелей, парк был заполнен местными велосипедистами, бегунами и фанатами набирающей моду скандинавской ходьбы.

Оценив по достоинству новый вид физкультуры, Алекс подумал “Лыжники хреновы” и пошёл вдоль проспекта Домениль в сторону Венсенского зоопарка.
 
За линейкой припаркованных вдоль улицы автомашин слева от него простирался густой лес, а справа стоял двухметровый забор. Увенчанная острыми пиками металлическая изгородь ограждала дворцы богатых граждан от взглядов завистников. Алекс шёл по тротуару и смотрел поверх забора на коротко обрезанные деревья. Спиленные толстые ветви вязов торчали как обрубленные культяпки поднятых вверх рук. В самой средине квартала, расположенного между улицами Алфанда и Де Голля, Алекс заметил, что кроны тополей перед домом номер Тридцать семь на несколько метров выше, чем во дворах соседних домов. Этот факт заставил парня остановиться и осмотреться вокруг.

“Несмотря на дорожную разметку, запрещающую парковку перед воротами особняков, перед этим домом, вдоль всего бордюра проезжей части, плотно стоят автомобили, - подумал юноша. - Похоже в этом особняке давно не появлялись хозяева. Нужно проверить, так ли это. Такую возможность упускать нельзя”

Алекс поставил ногу на основание забора и, делая вид, что завязывает шнурки, огляделся по сторонам. Улица была пустынна, лишь редкие автомобили проносились мимо парня.

“Вперёд” - скомандовал себе Алекс, в прыжке схватился руками за металлические пики, подтянулся, затем сделал выход в упор на руки и через несколько секунд приземлился во внутреннем дворе двухэтажной виллы.
 
Лавируя между запущенными кустами солнечной форзиции и самшита, и быстро преодолевая открытые пространства, незваный гость оказался у заднего входа здания.
 
Верхняя часть двери была выполнена из цветного стекла. В середине витража, в обрамлении позолоченной проволоки, находились две белые лилии. Вокруг крупных цветков, в каждом из четырёх углов, были вставлены квадраты из тёмно-синего стекла.

Алекс прислонился к витражу и через прозрачный хрусталь внимательно оглядел внутренние помещения. Движения в доме не было.
 
“Кусты и трава не подстрижены, кроны деревьев не подрезаны, перед воротами дома нелегально припаркованы автомобили, и в доме тишина. В совокупности я имею пустой дом” - пока Алекс перечислял в уме все признаки долгого отсутствия хозяев, он наматывал на кулак свою футболку.

В очередной раз осмотревшись по сторонам, взломщик резко ударил в ближний к дверной ручке квадрат синего стекла. Толстый кусок хрусталя упал на циновку под дверью и остался цел, а юноша просунул руку в отверстие, открыл замок и вошёл в дом.

Белая ткань покрывала мебель во всех комнатах и подсобных помещениях виллы. То же касалось абажуров люстр, фарфоровых светильников, телевизора и картин на стенах. Не покрытым оставался лишь большой ковёр, лежащий посреди гостиной в окружении мягких кресел.

После беглого осмотра дома Алекс возвратился к задней двери и вставил на место выбитое стекло. Пройдя на кухню, он проверил работу водопроводных кранов. Напор холодной воды был достаточен, а кран горячей лишь испустил шипение. Алекс включил и выключил свет в гостиной. Удовлетворённый инспекцией уставший юноша лёг на диван, укрылся белой простыней и крепко уснул.

Новый постоялец дома на проспекте Домениль проснулся ближе к вечеру. Сладко потянувшись, он окинул взглядом помещение и в поисках еды направился в кухню. К его сожалению, холодильник оказался пуст и отключён от электричества. Поднявшись на второй этаж, парень обыскал две большие спальни хозяев и одну поменьше - детскую. Ни в бельевых шкафа мужа и жены, ни в прикроватных тумбочках супругов ничего ценного он не нашёл, однако, отметил для себя, что в гардеробе мужчины висело несколько строгих костюмов, один из которых был чёрного цвета.
 
В том, что он найдёт такой костюм, Алекс не сомневался. Он знал, что в жизни каждого человека наступает возраст, когда он начинает ходить на похороны. И чем старше он или она становятся, тем чаще это происходит.

“В свои тридцать мужчина может взять чёрный костюм на прокат и сдать его после церемонии прощания, а вот в преклонном возрасте посещение кладбища становится рутиной, - подумал Алекс. - Хозяину дома явно больше шестидесяти, поэтому передо мной и висит мой прикид на вечеринку с готами. Осталось только найти тёмную рубашку и чёрные туфли. В идеале мне пригодилась бы ещё и чёрная фетровая шляпа. Никогда не мечтал о такой, но раз я должен выглядеть клоуном, то почему бы не быть не напялить и её?”

Сняв костюм с плечиков вешалки, юноша бросил его на широкую кровать.  Напротив королевских размеров ложа стоял на гнутых ножках помпезный комод. В нём Алекс нашёл чёрную рубашку в магазинной упаковке и новый белый галстук.

Рубашка, брюки и туфли юноше были и не по размеру, и не по возрасту. Тем не менее, он облачился в них и прошёл в ванную комнату.  Внимательно осмотрев себя в зеркало, Алекс взял с полки красивый флакон духов и, не обращая внимание на силуэт женщины на этикетке, пару раз сжал грушу пульверизатора. Обдав себя дорогим парфюмом, он показал своему отражению большой палец вверх, и сказал:

- Класс.

В расстегнутом пиджаке, ранее ношеным успешным бизнесменом пожилого возраста, Алекс сидел за столом ночного клуба с группой молодых французов. Парижане были не на много старше Алекса. Они с интересом рассматривали парня и на английском задавали ему вопросы о жизни молодёжи в России.

- У нас нет ни панков, ни рокеров, ни готов, - ответил Алекс на очередной вопрос и современных субкультурах Москвы. - В России жизнь парней делится на две части - до службы в армии или тюрьмы и после. Кому повезло, как мне, кто в раннем возрасте попали в банду - к восемнадцати стали профессиональными преступниками. А те, у кого кишка тонка, стали гопниками.
- Кто такие “гопники”? - спросила худенькая девушка с прядью чёрных волос закрывающей половину её лица.
- Шпана сбившаяся в небольшую шайку, которая орудует в своём микрорайоне, - отвели Алекс.
- И чем занимается эта “шайка”? - ни девушка, ни её друзья не понимали непереводимого жаргона Алекса.
- Шляется по дворам и подворотням и щемит на мелочь прохожих, или избивает пьянчуг и бездомных. Некоторые подводят под свои действия некую идеологию, например считают себя санитарами города. 
- Ясно, это как английские футбольные фанаты, - резюмировал один из парней. - Хулиганы одним словом.
- А ты чем собираешься заниматься в Париже? - спросила худенькая девушка. - Не хочешь к нам присоединиться?
- Вы  хорошие ребята, не злобные, но очень грустные, а я люблю посмеяться, пошутить, разыграть кого-нибудь. Спасибо вам за возможность провести с вами вечер, но мне с вами не по пути, - ответил юноша, допил пиво и покинул Ле Пик Пюс.

Глава 4

Алекс спустился на нижний этаж Лионского вокзала, когда часы на башне, напоминающей лондонский Биг-Бен, пробили семь утра. После тяжёлой ночи, проведённой в клубе с готами, он выглядел измотанным. Голова раскалывалась от выпитого пива, а помятый костюм, явно с чужого плеча, делал его старше своих лет.

Стево и Бесик, заметив Алекса, переглянулись с удивлением и направились ему навстречу.

— Ты где был? — спросил Бесик, преграждая путь.
— Отвалите, — бросил Алекс, раздвинув их руками и продолжив движение.
— Деньги давай, — крикнул ему вслед Стево.
— Мне не до вас, чумазые попрошайки, — не оглядываясь, ответил Алекс, поднял кулак и медленно разогнул средний палец.
— Может, проучим его? Дадим по шее прямо сейчас? — предложил Бесик.
— Слишком много народу. Подкараулим ночью, под мостом де Голля, и выпустим ему кишки, — спокойно произнёс Стево.
— Мы обещали сбросить его труп в Сену. В следующий раз так и сделаем, — согласился подручный.

Алекс тем временем приближался к столу раздачи пищи, проходя мимо десятков раскладушек с бездомными, и не слышал их разговора. Он не чувствовал голода, багет с сыром и кофе в пластиковом стаканчике его не интересовали.

Среди длинной очереди беженцев разных национальностей и местных клошаров его внимание привлекли трое парней с характерной внешностью выходцев из бывшего СССР. Они о чём-то обсуждали.

«Один из них — точно грузин. Орлиный профиль, жестикулирует, как итальянец. Двое других — скорее молдаване. Отвечают вяло, переглядываются неуверенно. Проверю догадку», — подумал Алекс и подошёл ближе.

— Привет, земляки. Думаете, чем бы подзаработать пару сотен франков?
— Есть идеи? — отозвался грузин.
— Как тебя зовут?
— Отари.
— Отари, идеи у меня есть. Но они не для трусов.

Отари выпрямился, надул грудь и шагнул вперёд:

— Ты кого трусом назвал?
— Спокойно, не перегори раньше времени. Предложение такое: поехали на блошиный рынок Порт-де-Монтерей. Там всё держат алжирцы. Осмотримся, а если подвернётся шанс — подзаработаем немного.
— То есть, чёткого плана нет? Только разведка? — уточнил Отари.
— А у охотников в лесу всегда есть план? — возразил Алекс. — Знают ли они наверняка, что найдут дичь, и не станут ли сами добычей?
— Верно. В этом никто не уверен, — кивнул Отари.
— Вот и я. Иду как охотник: увижу добычу — среагирую по обстановке, — сказал Алекс и повернулся к молдаванам. — Вы с нами?
Те переглянулись, и один из них ответил:
— До бесплатного ужина времени полно. К девяти точно вернёмся.
— Блошиный работает с семи до семи. Так что успеем, — усмехнулся Алекс.

Не прошло и часа, как четвёрка неспешно бродила вдоль прилавков, равнодушно рассматривая старьё. На пересечении проходов стояла группа алжирцев — предлагали туристам сыграть в напёрстки.

Алекс остановился недалеко и, когда остальные подошли, сказал:

— Когда я беспризорничал в Одессе, был в такой банде самым младший, и самым шустрым. Все их фокусы знаю. Не проведут.
— Ты крутил напёрстки? — удивился один из молдаван.
— Нет. Я хранил деньги. От бандюков меня прикрывали два амбала, от ментов убегал сам.
— А почему деньги были у тебя, а не у старших? — спросил Отари.
— Потому что я был самый быстрый и ловкий. До того, как отец отдал в секцию бокса, занимался акробатикой.
— Иди, играй, мы прикроем, — сказал Отари.
— Не всё так просто. Много выиграть не дадут, а на мелочь я не согласен. Сыграю, но сначала пойму: кто кассир, кто крутит, насколько ловок.
— Дальше что? — поинтересовался молдаванин.

Алекс наблюдал за взаимодействием мошенников. Когда заметил едва уловимый жест одного из них в сторону другого, тихо сказал:

— Кассир — вон тот, в красной вязаной шапке. Попробую из этой штуки сделать две.

Из кармана он достал пару пятисотенных, мятых до неузнаваемости:

— Станьте в стороне. Если выиграю, а они попытаются меня задержать — прикроете.

Отари и молдаване отошли к сувенирной лавке с хорошим обзором.

Алекс присел на корточки у низкого столика:

— Если я поставлю тысячу франков и угадаю, где шарик — получу две?
— Конечно, — рассмеялся алжирец. — У нас честная игра.

Алекс протянул две купюры и сконцентрировался. Араб быстро двигал пластиковыми стаканчиками и, чтобы отвлечь, внезапно поднял голову, будто что-то заметил наверху. Он рассчитывал, что юный иностранец тоже глянет вверх, и незаметно зажал шарик между пальцами левой руки.

— Где шарик? — спросил напёрсточник.

Алекс молча перевернул средний стакан левой рукой, а правой схватил араба за запястье и, сжав его пальцы, медленно приподнял остальные стаканы.

— Жульничаешь. Шарика ни под одним. — Он усилил хватку. — С тебя две тысячи, иначе сломаю кисть.

Поролоновый шарик выпал на асфальт.

Араб вырвался и закричал:

— Он не угадал и требует деньги!

Около десятка алжирцев взяли Алекса в кольцо. Его толкали в грудь, в полсилы били по рёбрам и плечам, пытаясь оттеснить от напёрсточника.

Отари и молдаване наблюдали в растерянности. Алекс вырвался из кольца и, не оборачиваясь, пошёл прочь.

«Какой же я идиот. Потерял столько же, сколько заработал за ночь. Нельзя быть таким наивным», — ругал он себя мысленно.

В этот момент взгляд зацепился за лавку с инструментами. На прилавке — рубанки, пилы, молотки… и топоры. В голове вспыхнула идея, а на лице заиграла недобрая улыбка.

— Ну, суки, вы пожалеете, что связались со мной, — произнёс он вслух, высыпал перед продавцом пригоршню франков и купил топор.
— Назад, — бросил он Отари и его друзьям.

Как и прежде Алжирцы стояли спинами к толпе, уговаривая очередного туриста на игру. Алекс подошёл сзади, сорвал с кассира красную шапку и бросил её себе под ноги.

Крепкий мужчина обернулся. Алекс, перехватив топор за рукоятку, с размаху ударил его обухом по плечу. Сустав хрустнул, рука повисла плетью. Мужчина закричал и рухнул на колени.

Арабы замерли, но, увидев, как Алекс озирается в поиске следующей цели, бросились врассыпную.

Отари и молдаване пустились наутёк ещё раньше них.

Алекс опустил топор, присел, вытащил из карманов куртки жертвы пёструю смесь франков, долларов, фунтов и марок.

— Провести меня хотели, мрази? Это вам урок. Ещё раз встречу — башку проломлю, — пообещал он и пнул в пах стоящего перед ним мужчину.

Тот завалился набок, а Алекс неспешно пошёл к выходу.

«А мои-то смылись, даже не дождавшись развязки. С такими друзьями — и враги не нужны. Надо тщательней друзей выбирать», — подумал он, проходя мимо прилавка, и протянул топор удивлённому продавцу.


Глава 5

Северный вокзал Парижа жил своей привычной жизнью: объявления о посадке, гул шагов, стук чемоданов по мраморному полу, запах кофе и свежей выпечки, смешанный с лёгким ароматом дождя, проникающего с улицы через распахнутые двери.

Под высокими арками неоклассического фасада, построенного ещё в середине XIX века, толпились пассажиры — уставшие, суетливые, сонные, кто с работы, кто из Лилля, кто из Брюсселя. Монументальные статуи над входом, изображавшие города Европы, смотрели сверху вниз, равнодушные ко всей этой суете. Вокзал принимал и отпускал поезда, как делал это уже полтора века подряд.

Алекс стоял у стойки кафе, лениво потягивая апельсиновый сок через соломинку. На его плечах висел рюкзак — с виду тяжёлый, но по лёгкости движений было понятно, что он почти пуст.

Он смотрел на платформы, где выстроились бело-синие составы Eurostar. Один поезд уже высадил пассажиров у шестой платформы, а к четвёртой медленно стекалась толпа. До отправления скоростного поезда Париж — Лондон оставалось пятнадцать минут.

В глубине зала Алекс заметил пожилую американскую пару. Они выглядели растерянными: мужчина держал билеты, женщина беспомощно оглядывалась. Алекс усмехнулся.

Он неспешно направился к платформам, но, ускорившись, обогнал супругов. Когда они отстали на два шага, он ловко выронил кошелёк, будто случайно.

— Эй, парень, ты уронил кошелёк! — позвала женщина.

Алекс обернулся, с лёгким удивлением похлопал себя по карманам, взял кошелёк, открыл его, заглянул внутрь и, улыбнувшись, показал удостоверение личности.

— Спасибо, мадам. Вы настоящий добрый самаритянин.

Женщина улыбнулась, но её муж уже торопил её за руку. Они направились к поезду, но Алекс внезапно окликнул их по-английски:

— Эй, американцы, подождите минутку!

Пара остановилась.

— В моём кошельке было триста франков. Теперь их нет. Верните деньги.

Женщина заморгала от растерянности.

— Я ничего не брала. Я просто подняла его.
— Значит, я хожу по вокзалу без гроша? — развёл руками Алекс. — Ладно. Раз не хотите по-хорошему, вызову полицию.

Громкоговоритель объявил электронным голосом:

«Скорый поезд Eurostar по маршруту Париж — Лондон отправляется через пять минут»

Женщина раздражённо вздохнула:

— Джордж, этот поезд едет всего два часа пятнадцать минут. Следующий будет только через несколько часов. Мы не можем опоздать!

Мужчина сжал зубы. В его взгляде читалась ярость — на наглого юношу, на доверчивую жену и, возможно, на самого себя.

Будь его воля, он достал бы из подмышечной кобуры свой любимый «Пустынный орёл» .50 калибра и всадил бы «Action Express» прямо в лоб дерзкому парню. Но пистолет остался дома — в сейфе уютного особняка у подножия Дымчатых гор, среди десятков револьверов, винтовок и ящиков с патронами.

Сжав челюсти, он резко вытащил купюру из бумажника и, не скрывая презрения, протянул её Алексу:

— Держи, парень. И не теряй больше кошельки с деньгами.

В руках у Алекса оказалась стодолларовая купюра — больше, чем он ожидал. Он быстро спрятал её в карман, проводил взглядом супругов до посадки и, когда двери вагона закрылись, а поезд плавно двинулся, взглянул на часы.

До следующего отправления было чуть больше полутора часов. Алекс направился в зал ожидания.


Проходя мимо стеклянного киоска у границы перрона и холла, он услышал русскую речь.

У кофейного ларька стояли две женщины. Одна — девочка лет четырнадцати, хрупкая, но по-своему красивая. Светло-русые волосы падали на плечи, в больших, глубоких глазах читалась настороженность. Девочка держалась прямо, с видом человека, привыкшего быть сильным. Одежда была простая, но аккуратная: джинсы, серый свитер с растянутыми рукавами, лёгкая куртка.

Рядом стояла женщина лет сорока. В прошлом — возможно, ослепительная красавица, теперь — уставшая, осунувшаяся, с тенями под глазами и лёгкой полнотой, которую не скрывали ни старое пальто, ни длинное платье. В её взгляде ещё теплилось нечто живое: упрямство, кокетство, след желания нравиться.

— Мама, мы просим деньги у прохожих. Едва хватает на еду, а ты хочешь купить сигареты, которые стоят дороже моего завтрака, — сказала девочка твёрдо, но без злобы. В голосе звучала усталость и лёгкое раздражение.

Женщина закатила глаза, сжала в руке пустую пачку Monte Carlo и бросила её за киоск.

— Я хочу курить, — раздражённо бросила она. — Выпью кофе и выкурю сигарету вместо обеда.

— Я знаю, тебе этого будет мало, — голос девочки стал мягче. — Я буду есть, а ты будешь смотреть на меня голодными глазами… Я всё равно отдам половину. Как всегда.

Женщина промолчала.

Алекс усмехнулся. В этой сцене было что-то трогательное. Он решил познакомиться.

Проходя мимо, он провернул старый трюк.

— Мама, смотри, этот француз уронил кошелёк! — громко сказала девочка.
— Быстро подними и принеси мне, — шепнула женщина.

Но девочка не двинулась с места. Она взглянула на мать, потом на кошелёк, словно что-то взвешивая. Наконец, нагнулась, подняла его и догнала Алекса.

— Месье, вы уронили кошелёк, — сказала она по-французски.

Алекс остановился, обернулся и, даже не заглянув внутрь, взял кошелёк. Затем неожиданно ответил по-русски:

— Спасибо. Это мой. Ты здесь проездом или живёшь в Париже?

Девочка распахнула глаза от удивления.

— Мы с мамой приехали из Украины два дня назад. Пока не знаем — останемся здесь или поедем в Англию.
— Пойдём, познакомишь меня с мамой, — предложил Алекс с лёгкой улыбкой.


Глава 6

Двое молодых ребят и девушка сидели на скамье автобусной остановки Порт де Ванв. Парни озирались по сторонам, а девушка тупо смотрела перед собой и интенсивно жевала резинку.

— Ты уверен, что он придёт именно сегодня? — спросила брюнетка сидящего рядом худощавого парня лет двадцати.
— Нет, но тот грузин, что однажды ходил с ним на дело, сказал: каждую субботу Алекс скидывает товар именно на блошином рынке этого района, — ответил он.
— Грузин ему сказал... — насмешливо протянула девушка. — Два часа уже сидим, я замёрзла и хочу есть. Может, он вообще не придёт или уже пришёл — но с другой стороны. И почему мы ждём автобуса? Он уже мог приехать на метро.
— На метро он не поедет, — вмешался в разговор высокий крепкий парень, встал, посмотрел вдоль улицы и, взглянув на часы, продолжил: — В подземке к нему могут прицепиться копы и проверить содержимое сумки. А с баулом через турникет не перепрыгнешь, он же принципиально за транспорт не платит. В автобусе другое дело — там и с барахлом войти удобно, и в случае проверки максимум что — высадят. Пятьдесят восьмой скоро будет. Рынок хоть и с семи работает, но многие торговцы до десяти товар не раскладывают.
— Нудный ты, Витя. Всему находишь объяснение, — лениво сказала девушка и, легко толкнув худощавого парня плечом, добавила: — Виталик, сходи купи мне что-нибудь пожрать.

Бойфренд спорить не стал и покорно пошёл через дорогу в китайскую забегаловку экзотических продуктов под названием «Новый Сонг Хенг».

Едва Виталий скрылся за дверью, как из задней двери подошедшего автобуса сначала показалась большая клетчатая сумка, а за ней вышел русоволосый парень. Не успели Виктор и девушка подняться со скамейки, как Алекс уже закинул баул за спину, продел руки в ручки и понёс его, как много лет носил рюкзак с боксёрами, перчатками, трусами и полотенцем.

— Инга, похоже, это он, — сказал Виктор.
— Вроде он. Но если мы сейчас пойдём за ним — где нас найдёт Виталий? — спросила девушка.
— Ты жди бойфренда, а я пойду за Алексом и постараюсь не упустить его из виду. Найдёте меня на барахолке — она в пяти минутах отсюда, за углом того дома, — Виктор ткнул пальцем в сторону кирпичной пятиэтажки постройки начала века и быстро направился в её сторону.

Инга отправилась в азиатский продуктовый.

Деревянные полки крошечного помещения до потолка были заставлены консервами и коробочками со специями. В центре торгового зала стоял большой ящик. Над ним склонился Виталий. Инга обошла своего парня и увидела, как он перебирает переспелые бананы.

— Ты что делаешь? — спросила она, понимая, что он ищет съедобные плоды среди гнили.
— Сама видишь — еду тебе ищу, — ответил Виталий.
— Оглянись. Вон ящик с жёлтыми, вон — с зелёными. Мог бы не копаться в гнили, а купить один нормальный и вернуться. Идём отсюда, Алекс уже приехал, — презрительно сказала Инга и вышла на улицу.

Виталий и его девушка нашли Виктора и Алекса у киоска со старинными часами. Парни разговаривали по-русски и не обращали внимания на туристов, забредших на Порт де Ванв в поисках дешёвой антикварной безделушки.

— Приятель, пожалуйста, не быкуй, — миролюбиво говорил Виктор. — Мы с друзьями, вот и они, тебя с семи утра ждали. Твой знакомый грузин сказал, что ты до десяти обязательно здесь появишься.
— Кто вы и зачем я вам?
— Я Виктор, это Инга и Виталий. Хотим работать с тобой, — ответил крепкий парень.
— Делать что умеете?
— Я, только драться. Всё детство и юность провёл в клубе кикбоксинга в Николаеве.
— Это не то, что мне нужно. Я и сам дерусь. А ты? — Алекс кивнул Виталию.
— После армии пару лет занимался разбоем в Белоруссии. Наша банда контролировала трассу от Бреста до Минска. Отжимали тачки у российских любителей западноевропейского автохлама. Тема прибыльная, пока милиция не взялась. Батька решил бороться — менты устраивали подставы, сажали в машины оперативников, те без суда валили налётчиков. Всю группу пустили в “ноль”.
— Повезло? Или сдал их?
— Ни то, ни другое. Я был "офисный сотрудник", — показал кавычки пальцами. — Подделывал документы: печати, штампы, фотки в правах. Сам в налётах не участвовал.
— А девушка?
— Инга со мной. Она из Риги, — ответил Виталий.
— Я ничего не умею, но быстро учусь, — не переставая жевать, добавила Инга.
— Почему ко мне?
— Цыгане говорят, ты самый успешный вор в Париже. Тянешь мелочь — бритвы, алкоголь, парфюм — но много и часто, — сказал Виктор.
— Ждите. Товар я уже сбросил, барыга считает, сколько должен. Заберу бабло — и решу, нужен ли мне коллектив, — Алекс скрылся за дверью будки торговца антиквариата.

— Огюст, — пересчитывая франки, обратился Алекс к кудрявому еврею лет пятидесяти. — Видишь троих ребят у твоего прилавка?
— Вижу. И что? — ответил француз.
— Это русские из разных стран бывшего СССР. Просятся ко мне в команду. А я не уверен — пора развиваться или нет?
— Понимаешь, Алекс, — ответил Огюст. — Мой тебе совет: никогда не останавливайся на достигнутом. У тебя получается красть по мелочи, кто сказал, что ты не сможешь стать вором с большой буквы? Сегодня принёс мне дешёвый парфюм с пригородной бакалеи — завтра принесёшь дорогой с Елисейских полей, а послезавтра — золото и драгоценные камни. Мы с тобой бизнес-партнёры и можем расти вместе. Присмотрись к этой троице: если толковые — буду только рад. Однако учти: одинокого волка кормят ноги, — продолжил он после короткой паузы. — То, что ты украл сам, ты же и пронёс. А четверо молодых, симпатичных людей с баулами на улице будут выглядеть подозрительно. Банде нужен транспорт.

Алекс вышел из дощатой будки и с прищуром посмотрел на небо. Яркое до белизны солнце стояло в зените и слепило глаза. Ни лёгкий ветерок, ни одинокое облачко на фоне бескрайней голубизны не спасали от июльской жары, нависшей над блошиным рынком.

— Идите за мной, — бросил Алекс, проходя мимо новоиспечённых знакомых.
— Куда? — небрежно спросила Инга.

Алекс остановился, обернулся и внятно произнёс:

— Я приглашаю вас, мадемуазель, проследовать за мной — за этот огромный дом, — он кивнул в сторону длинной девятиэтажки. — Там, за ним, есть тенистый сквер имени Жюли Бартет. В нём скамейки, поилка и туалет. Там вы сможете и отдохнуть, и попить, и пописать. Ещё вопросы?
— Нет, — смущённо ответила Инга.
— Вот и отлично, — сказал Алекс и двинулся вперёд. Но, сделав несколько шагов, резко остановился, обернулся и добавил:
— И впредь: если хотите работать со мной — делайте, что я говорю. Захочу вашего совета — сам спрошу.

Когда квартет молодых людей огибал дом №1 по улице Эрнеста Ренара, Виктор обратил внимание на торец здания и толкнул Виталия локтем.

— Зацени картину. Не иначе как подражание Ренуару, — заметил он.

Алекс оглянулся на панельный дом. От бетонного фундамента, на котором чёрным по серому кто-то вывел “Bitch”, во всю высоту шести этажей красовалось изображение гостиной.

На светло-коричневом полу стоял белый кот — высотой в два этажа. Над ним возвышался стол. Его покрывала белая в горошек скатерть, на которой был накрыт вегетарианский ужин: морковь, какие-то красные ягоды, дольки яблок и персиков, бутылка вина и ваза с тюльпаном и веткой папоротника. Над столом висела тусклая лампочка в зелёном абажуре, а на бутылке сидела розовая птица.

— С чего ты взял, что это подражание Ренуару? — не отрывая взгляда, спросил Алекс.
— Мы ж на улице его имени, — ответил Виктор.
— Во-первых, это улица Ренара, а не Ренуара. Во-вторых, это скорее авангард, а Ренуар был импрессионистом. Он людей писал. Понимаешь?
Виктор не ответил. А Инга не удержалась:
— Ты разбираешься в живописи? Удивил.
— Не разбираюсь, но люблю. А про авангардизм и импрессионизм слышал от немки, с которой прожил некоторое время, — уклончиво ответил Алекс.

Молодые люди сидели на скамейке в тени вечнозелёного рододендрона. Мясистые листья скрывали Ингу, Виктора и Алекса от зноя. Виталию места не хватило, и он присел на корточки. Невзирая на сухощавое телосложение, по его лицу стекал пот. Крохотные капли скапливались на носу, и он смахивал их пальцами на песок.

— Слушайте, парни, ну и ты, Инга, — начал Алекс. — Для группы у меня есть тема. Но чтобы реализовать её, мне нужно не только люди, но и транспорт. У меня машины нет. Пока я без колёс — бизнеса не будет.

Виталий поднялся, размял затёкшие ноги и сказал:

— С тачкой не проблема. Я знаю ребят, которые торгуют настоящими литовскими документами и номерами. Узнаем, на какие модели у них есть бумаги, и угоняем такую. Ставим литовские номера — и катаемся по всей Европе. При нашем паршивом французском ни один местный коп не заподозрит, что мы не литовцы.
— Идея хорошая, — оживился Алекс. — Найди литовцев, добудь список машин. Угон беру на себя, а Виктор обеспечит силовое прикрытие — на случай, если владелец вздумает сопротивляться. Если всё пройдёт, как задумано, — работаем вместе.
— А я? — в голосе Инги звучал испуг.

С первых минут встречи она поняла: на Алекса не произвела нужного впечатления. А такое с ней случалось только в присутствии достойных соперниц.

— В первом деле для тебя роли нет, — спокойно сказал Алекс. — Но ты не паникуй. Работы у тебя ещё будет — по полной.


Глава 7

Бистро «Поль Берт» располагалось на узкой улице с односторонним движением, примерно на полпути от Лионского вокзала до знаменитого на весь мир кладбища Пер-Лашез. По извилистым аллеям старейшего некрополя Парижа, утопающим в тенистых деревьях, туристы до сих пор навещают могилы Мольера, Бальзака, Шопена и Эдит Пиаф. Но Алексу были куда ближе совсем иные имена.

На протяжении двух кварталов в обе стороны от заведения общепита стоянка автомобилей была запрещена — об этом свидетельствовали дорожные знаки и разметка. Тем не менее, вдоль тротуара стояло не меньше пяти малолитражек. Под стеклоочистителями седанов и купе можно было разглядеть штрафные квитанции.

На противоположной стороне улицы от бистро стоял грузовой микроавтобус, за которым прятался Алекс. Парень прислонился к фургону плечом и через боковые окна кабины наблюдал за входом в кафешку. В руках у него был листок бумаги. Каждый раз, когда у входа в «Поль Берт» притормаживал очередной любитель свежего кофе с круассаном, Алекс сверял марку и модель автомобиля с выданным Виталием списком.

        В двадцати метрах от кафе, у магазина электротоваров TED, прогуливался Виктор. В одной руке он держал пломбир, в другой, в кармане брюк, сжимал кастет.

Перед самым входом в бистро, прямо на надписью «Доставка», остановился очередной седан. Водитель включил аварийные огни, быстро вошёл в кафе и через минуту вышел с пачкой сигарет. Задержавшись на пару секунд, он достал зажигалку, закурил и сел в машину.

Из бистро выбежал разъярённый хозяин. Потрясая пластиковым стулом, он разразился бранью вслед отъезжающему автомобилю. Разочарованный отсутствием реакции, месье Берт поставил стул на жёлтую разметку, вдоль которой красовалась надпись «ДОСТАВКА».

Через несколько секунд после того, как седовласый владелец кафе скрылся за дверью, на проезжей части, буквально в полуметре от стула, притормозила новенькая Ауди A6. Машина заблокировала проезд, и гудки остановившихся сзади машин эхом ударили о стены зданий эпохи Ренессанса.

Алекс сравнил марку автомобиля со списком, сунул бумагу в карман и вышел из-за микроавтобуса. Виктор бросил на тротуар недоеденный пломбир и медленно пошёл к кафе.

Водитель Ауди включил аварийку, не выключая двигатель, вышел из машины и направился в бистро. Алекс быстро сел за руль и уехал. Виктор прошёл мимо двери и остановился у широкой витрины.

Пожилой хозяин стоял за барной стойкой, бурно жестикулируя. Из обрывков фраз, доносящихся до Виктора, было понятно: месье Берт отказывался продать клиенту коробку миндального печенья «макарон» из-за неправильной парковки.

Неизвестно, как долго два упрямых француза ругались бы, если бы водитель Ауди вдруг не заметил, что на улице стало подозрительно тихо. Он обернулся к окну и понял — его белоснежная красавица A6 испарилась. Вместо неё в дверном проёме красовалась хитрая рожа незнакомца.

Виктор кивнул двум месье и, слизывая с пальцев капли мороженого, неспешно скрылся из поля зрения.


В просторном зале особняка по адресу улица Домениль, 37, на покрытом белой простынёй софе, обложившись подушками, сидели Виталий и Инга. Не стесняясь друзей, Виталий пытался обнять и поцеловать девушку, но Инга уворачивалась и отстраняла его руки от своей талии.

Виктор и Алекс занимали два кресла на гнутых ножках. Между креслами и диваном, на толстом персидском ковре, стоял журнальный столик. Пока Виктор с интересом наблюдал за любовными играми пары, Алекс доставал из рюкзака предметы и выкладывал их на стол: деревянный брусок, самодельную кожаную сумочку с двумя ремешками, жёсткий магнитный датчик, набор шил разного диаметра, небольшой свёрток из магазина для велосипедистов и большой бумажный пакет с логотипом Christian Dior.

Затем он достал пиджак и брюки, повесил их на спинку кресла. Несмотря на полдень, зал был залит мягким солнечным светом, просачивавшимся сквозь тюлевые занавеси, но в хрустальной люстре над столом всё равно горело с два десятка ламп накаливания.

— В первую нашу встречу я сказал, что у меня есть идеи для командной работы, — начал Алекс, когда пара на диване наконец притихла и обратила внимание на странный набор предметов. — Угон Ауди показал, что вы способны чётко следовать плану. Сейчас расскажу, чем займёмся в ближайшие недели, а может — и месяцы.

Он сделал небольшую паузу. Со стороны могло показаться, что Алекс всё ещё колеблется, стоит ли посвящать новых знакомых в подробности продуманной до мелочей операции. Но на самом деле его волновало другое.

«Инга явно теряет интерес к Виталию, — мысленно отметил Алекс. — Если попытается перепрыгнуть на Виктора или на меня — в команде начнётся трещина. Придётся приложить усилия. Даже над собой»

— Начнём с простого, — продолжил он. — Будем красть дорогой парфюм на Елисейских полях и мужские костюмы в галерее Лафайет.

Алекс поднял с журнального столика кожаную сумку.

— На упаковки духов наклеивают электромагнитные метки — бумажные полоски с фольгой. При попытке вынести товар они меняют магнитное поле между стойками на выходе, и сигнализация срабатывает. Чтобы этого не произошло, я сшил вот такую сумку — двойная подкладка из обычной кухонной фольги. Сигнал через неё не проходит. Проверено.
— Инга, подойди ко мне, — добавил он.

Девушка поднялась с дивана и, покачивая бёдрами, подошла к Алексу.

— Ты в трусах?
— Конечно. Странный вопрос, — удивилась Инга.

Алекс указал на сумку:

— Надень её. Ремешки — на ноги.

Скинув босоножки, девушка встала на мягкий ковёр, склонилась над столом — так, что из разреза блузки можно было увидеть не только грудь, но и плоский живот, и тонкую полоску нижнего белья. В креслах Виктор и Алекс невольно задержали взгляд. Виталий дернулся было, чтобы погладить Ингу по бедру, но получил по рукам шлёпок.

Когда сумка оказалась на месте, Алекс кивнул:

— Пройдись по комнате.

Инга сделала пару шагов, а Алекс повернулся к парням:

— Видите? Даже если сидеть в кресле на уровне её юбки, сумки не видно. А дефилирует она естественно. Ни кассирши, ни охранники ничего не заподозрят. Инга, подними юбку — объясню, как работает система.

Щёки девушки слегка вспыхнули. Вместо того чтобы задрать юбку, она молча расстегнула молнию и осталась в блузке, трусиках и сумке.

Пока Виктор таращился на неё, а Виталий выглядел явно раздражённым, Алекс присел перед Ингой и шлёпнул её по внутренней стороне бедра:

— Подруга, раздвинь ноги на полшага.

«Для тебя в любое время и на любую ширину» - подумала она и с удовольствием выполнила просьбу Алекса.

Сумочка раскрылась.

— Вдоль верхней кромки пришиты липучки «вэлкро». Когда ноги сведены — липучки сомкнуты, сумка закрыта. Раздвигаешь — она открывается. Влезает шесть флаконов по 2,5 на 8 см. Это примерно 3000 баксов. Я проверял. Единственная проблема — несколько дней дома ходил без штанов.

Алекс взял деревянный брусок:

— Он по размеру как 6 флаконов. Спрячь его и пройдись.

Инга выполнила — всё выглядело естественно.

— Ясно? — Алекс снова повернулся к ребятам. — Потом отрепетируем действия по ролям. А Инга доведёт до автоматизма укладку.

Он поднял со стола чёрный датчик — пластиковую клипсу с пружиной и тремя шариками.

— Это радиочастотная защита. Я разобрал её, понял принцип, купил на блошином рынке набор ферромагнитов и собрал размагничиватель. Не буду вдаваться в детали – они вам не нужны.

Он обернулся к Инге:

— Сними сумку. Возьми маленький пакет. Переоденься на кухне. Нижнее бельё не одевай.

Инга молча взяла пакет и вышла, покачивая бёдрами.

Виталий провожал её напряжённым взглядом и спросил:

— Как ты достал этот датчик? Вещь строго учётная.
— Отрезал от дорогого костюма с куском ткани, положил в карман — и ушёл, — буднично ответил Алекс.
— Он ведь должен был зазвенеть, — недоумевал Виктор.
— И зазвенел. Но я был в футболке и шортах. Продавцы взглянули — и махнули рукой. Им не пришло в голову, что я пришёл за датчиком. Костюм на мне спрятать было негде.
— Ты психолог, — пробурчал Виталий.

Было ли это сарказмом или комплиментом — Виктор не понял.

Алексу же было безразлично, что они думают. Он знал: судят не по словам, а по делам. Как говорил отец: “When deeds speak, words are nothing.” К шестнадцати годам Алекс уже это усвоил.

— А вору по-другому нельзя, — бросил он и продолжил: — Снять датчик — дело секундное. Главное — вынести костюм. Это сделает Инга. Мы с ней разыграем сцену: якобы мы богатая пара. Я выберу несколько костюмов и пойду в примерочную. Инга будет слоняться по магазину с видом уставшей спутницы. В примерке я сниму датчик с самого дорогого костюма и приглашу её «оценить». Она спрячет костюм под одеждой и выйдет. Виктор — ты будешь играть охранника, уйдёшь с ней. Я останусь ещё немного в магазине, чтобы не вызывать подозрений. Виталий — ты ждёшь нас с машиной. Когда Инга и Виктор придут — сразу едете обратно в дом. Я вернусь позже на общественном транспорте.

В гостиную вошла Инга. Белоснежная майка из тонкого эластичного материала облегала её фигуру как вторая кожа, подчёркивая соблазнительные изгибы. Ткань прилегала к груди, отчётливо показывая её форму, а длинная молния от горла до пояса добавляла чувственный акцент, позволяя регулировать глубину выреза. Чёрные велотрусы из плотной компрессионной ткани идеально садились на её бёдрах, подчёркивая упругость мышц и стройность ног. Контраст светлого верха и тёмного низа делал её фигуру особенно выразительной.

Каждое её движение подчёркивало плавные линии тела. Взгляды Виктора и Виталия буквально прилипли к девушке.

— А теперь — детали, — сказал Алекс, беря со стула костюм, в котором был на вечеринке в готическом баре. Подойдя к Инге, он начал расстёгивать молнию на майке. Одновременно обратился к остальным:

— Под этот комбинезон мы спрячем мужской костюм.

Он отметил, что Инга чётко выполнила инструкцию. Когда Алекс снял с неё эластичную майку, на плечах остались только две узкие лямки от эластичных трусов.

— Пиджак я оберну вокруг талии и натяну майку сверху, — пояснял Алекс, разворачивая Ингу, как манекен. — Эластичная ткань прижмёт его к телу.

Не обращая внимания на взгляд Виталия, Алекс ловко укладывал пиджак под майку. Затем пояснил:

— Сегодня брюки ты наденешь сама или с помощью Виталия. Трусы легко снять — лямки на застёжках. Штанины нужно подвернуть вверх в три слоя. Эластичная ткань зафиксирует их у бёдер так же, как майка — пиджак.
— Понятно, — кивнула Инга.
— Отлично. Если потребуется помощь — Виталий рядом. Но в будущем это буду делать я.
— Мне всё равно, кто будет прятать на мне костюмы, — ответила Инга. — Просто расправь складки пиджака. Они натирают кожу.
— Сейчас. И объясню, как ты выйдешь из магазина в таком виде.
— Сомневаюсь, что охрана не заметит выпуклостей, — сказала Инга.

Улыбка расползлась по лицу Алекса.

— Вот ты и увидишь, что я для тебя приготовил. Пойдём на кухню. Обещаю: мы удивим подельников нашим маскарадом.

Он взял со стола бумажный пакет с логотипом Christian Dior и вместе с Ингой вышел, прикрыв за собой тяжёлую дубовую дверь с мозаичным стеклом, отдалённо напоминающим «Звёздную ночь» Ван Гога.

— Снимай велотрусы. Я отвернусь, — сказал Алекс.
— Не надо. Всё равно тебе придётся видеть меня голой. Какая разница — здесь или в примерочной?
— Хорошо, что ты это понимаешь, — кивнул Алекс. — А ещё лучше, что относишься к этому спокойно. Дело — превыше всего. Это и будет девиз нашей команды.

Инга надела на ноги мужские брюки. Алекс, стоя сбоку на коленях, аккуратно подвернул штанины так, чтобы они заканчивались на десять сантиметров выше колен.

Когда Инга натягивала обтягивающее спортивное бельё, он помог ей разгладить ткань, чтобы штанины исчезли под плотным чёрным материалом. Затем обернул талию девушки пиджаком и, когда майка была снова застёгнута, достал из пакета наряд.

Чёрная кожаная куртка, юбка, чулки, белая шёлковая рубашка, кожаный шнурок с кольцом и очки в позолоченной оправе — всё это он аккуратно передал девушке.

        — Туфли я не купил — не знал твоего размера, — сказал Алекс и помог надеть рубашку, подняв её за плечи.

Инга окинула себя взглядом в зеркале и неожиданно страстно поцеловала Алекса.

— Как я выгляжу? — спросила она, стирая помаду с его губ кончиками пальцев.
— Потрясающе. Но хватит с нежностями, — отстранил её Алекс. — Если ты и дальше будешь так клеиться ко мне, наша команда развалится, не начав зарабатывать. Важно не то, как ты выглядишь, а сможешь ли ходить в этом, не вызывая подозрений у охраны и полиции.
— Сейчас проверим, — ответила Инга и направилась в гостиную.


Глава 8

Вечерний ветер приятно освежал разгорячённую кожу. На крыше галереи Лафайет, среди барных стоек и столиков с шампанским, царила особая атмосфера. Здесь собирались те, кто знал толк в роскоши: богемная публика, бизнесмены, модели, финансисты и просто те, кто мог себе это позволить.

Бар предлагал не только дорогие напитки, но и лучший вид на столицу Франции.

Перед глазами посетителей открывался живой, настоящий Париж — не тот, что на открытках, не рекламный, а пульсирующий город. Закатное небо полыхало охрой и лиловато-розовыми разводами, словно художник провёл кистью по куполам и крышам.

На западе, за рекой и деревьями Марсового поля, Эйфелева башня стояла прочно, как чугунный маяк. Её коричневые пролёты медленно темнели, подёрнутые отблеском аэронавигационных огней. Она не стремилась к небесам — она сторожила город.
 
        Чуть правее, в закатном свете сиял золотой купол Дома Инвалидов. На севере, высоко над городом, над крышей парижского муравейника — холм Монмартр и белоснежный Сакре-Кёр, будто вымытый дождём, сверкал стерильной чистотой. А далеко к юго-западу, в стороне от святынь, одиноко вздымалась башня Монпарнас — чёрная, бетонная, как ошибка в архитектурной партитуре Парижа. Ни в одном городе Европы не позволили бы такой грубости — но здесь она стоит, молчаливая, тяжёлая, чужая.

        Внизу, на улицах, текла вечерняя жизнь: сквозь арки и бульвары струились машины, фигуры спешили к террасам кафе. Париж шумел, но здесь, наверху, он был беззвучен — как будто смотрел на себя со стороны.

Инга, Алекс и Виктор стояли у края террасы, лениво обозревая величественную панораму Города Любви.

- Красиво, правда? - Инга скользнула взглядом по панораме, но в голосе её не было ни восхищения, ни удивления.
- Угу, - неопределённо ответил Алекс, крутя в пальцах бокал с белым вином.

Виктор молчал. Он был слишком сосредоточен, чтобы наслаждаться видом. Одной рукой он держался за лацкан пиджака, скрывая микрофон, другой небрежно теребил пуговицу на манжете. Со стороны он выглядел как типичный телохранитель — собранный, напряжённый. Но на самом деле его микрофон был пустышкой. Никакой связи, никакой команды на другом конце.

Алекс посмотрел на часы.

- Пора вниз, - сказала он, ставя бокал на мраморную стойку.

Они спустились в лифте, выдержанном в стиле арт-деко: латунные панели отражали мягкий свет, а стены были украшены геометрическими узорами. Кабина выглядела строго и элегантно.

В галерее маленькая бригада Алекса появилась в начале шестого вечера, в пятницу. И это был не случайно выбранный день недели.


По пятницам, с трёх до пяти, там проходили бесплатные показы мод. Это была давняя традиция, собирающая сотни людей. Парижане среднего класса и туристы приходили сюда, чтобы увидеть свежие коллекции, поймать момент, когда искусство и стиль сливаются в одном пространстве.

Когда показ закончился поток людей покидал выставочную галерею. Толпы растекались по этажам, кто-то направлялся в кафе, кто-то спешил к витринам, а кто-то просто бродил, наслаждаясь атмосферой.

Легко лавируя между посетителями третьего этажа шли Инга, Алекс и Виктор. Их прогулка выглядела расслабленной, почти ленивой, однако Алекс по своему опыту знал, что Ингу и Виктора колотит изнутри.

Флагманский магазин модной империи Lafayette занимал семьдесят тысяч квадратных метров и растянулся вдоль бульвара Османа - от улицы Магадор до шоссе д’Антена.

Здесь, на третьем этаже, среди бутиков мировых брендов, диктовавших стиль и элегантность, зарождалась первая глава их совместной истории.


Инга держала Алекса под руку, двигаясь плавно, грациозно, с едва уловимой хищной улыбкой на губах. Величественные стеклянные витрины отражали её силуэт: белая шелковая рубашка, расстёгнутая только на верхнюю пуговицу, аккуратно заправленная в чёрную юбку-колокол. Тонкий кожаный ремешок на шее соединялся с серебряными очками, свисающими на груди, — почти незаметный, но подчёркивающий её стиль в духе Christian Dior.

Алекс, в легком серебристом костюме, выглядел так, будто только что сошёл с подиума. Белая рубашка была небрежно расстёгнута у горла, а лацканы пиджака лежали поверх воротничка. Штанины свободных брюк заканчивались на голых щиколотках, а парусиновые туфли на босу ногу добавляли образу лёгкости.

Позади них шагал Виктор. Его поза, повадки, даже выражение лица говорили окружающим, что он здесь не ради покупок, а ради безопасности своих подопечных. Он проверял толпу взглядом, время от времени касался пальцем уха, создавая иллюзию связи с кем-то невидимым.

Вся троица шла за костюмом стоимостью сорок тысяч долларов.

По пути к бутику они проходили мимо стеклянных куполов, через которые пробивался мягкий дневной свет. Плитка пола отражала отблески витрин, каждая из которых сияла цветом, стилем и чистой рекламной агрессией.

Слева — обтекаемые формы Louis Vuitton, правее — аккуратные пастельные стены Prada. Где-то звучала музыка — ненавязчивая, но дорогая, как запахи в парфюмерных секциях: амбра, бергамот, кожа, мускус.

В лифтах, зеркальных и мерцающих, застывали пары в дорогих пальто, улыбаясь своим отражениям. По эскалаторам вверх поднимались семьи, вниз — спускались одинокие модники, и каждый из посетителей словно проверял взглядом, соответствует ли он этому месту.

Пространство галереи было выверено — как сцена для спектакля. Только актёры здесь не играли свои роли — они покупали, демонстрировали себя и оценивали других.


Алекс и Инга вошли в бутик “Китон”. Виктор остался у входа, развернулся к витрине и чуть расставил ноги, демонстрируя своим видом полный контроль над ситуацией.

Алекс неспешно перебирал костюмы, скользя пальцами по дорогим тканям тёмных тонов. Инга параллельно изучала светлые оттенки. Выбрав два костюма, она направилась к примерочной, где только что скрылся Алекс со своим выбором в руках.

Менеджер жестом подозвал продавца и что-то тихо сказал ему. Тот направился к Инге.

- Могу ли я помочь вам?

Инга медленно повернула голову, посмотрела на него, как на нечто незначительное, и холодно ответила на латышском:

- Убирайся.

Продавец слегка напрягся, но не возразил - лишь вернулся к менеджеру и что-то тихо сказал ему.

Инга постучала в дверь примерочной.

- Милый, открой, это я, - сказала она на латышском.

Дверь приоткрылась. Алекс стоял в трусах и рубашке, окружённый зеркалами. Инга проскользнула внутрь и закрыла за собой дверь.

Виктор хорошо играл свою роль.

Он вошёл в бутик и принялся проверять примерочные. Дойдя до той, в которой скрылись его подельники, он постучал в дверь, а затем попытался открыть её.

Изнутри раздался голос Инги:

- Айварс, прояви терпение!

Виктор замер, что-то пробормотал в микрофон, затем спокойно вышел из магазина.

Через мгновение, плавно покачивая бёдрами, за ним вышла Инга.

Ещё через три минуты из примерочной вышел Алекс. Нижние пуговицы его рубашки были расстёгнуты, пиджак небрежно перекинут через плечо.

Покупатель галантно кивнул менеджеру и покинул магазин.


Глава 9

Ауди А6 с литовскими номерами стояла на обочине у платной стоянки неподалёку от Винсенского замка. В салоне сидели Алекс, Инга, Виктор и Виталий. Лунный свет отражался в полированной поверхности капота, а редкие фары проезжающих машин выхватывали из темноты лица сидящих внутри.

— Ты знал, что рядом с замком до сих пор расположен военное училище? — тихо произнёс Алекс, глядя на ровные, вычищенные до идеала рвы у подножия стены.
— Да, в курсе. И ров не с водой, а с песком. Такой — будто на нём курсанты каждое утро гребут граблями, как в японском саду. А ещё эти окна у южной башни… большие, почти до пола. Не крепость, а парадный фасад.

Салон Aуди A6 тонул в полумраке. Лунный свет пробегал по торпедо, отражаясь в кнопках, и замирал на капоте. На фоне семисотлетнего замка машина казалась чужим телом будущего, припаркованным у подножия прошлого.

Виктор молча следил за диалогом. Его взгляд был прикован не к крепости, а к интерьеру машины. Он провёл пальцами по панели, покосился на Алекса и недовольно качнул головой.

— Босс, может, не стоит менять Ауди на этот хлам? — сказал он, разминая пальцами костяшки. — Наша тачка стоит не меньше тридцати штук евро.  Новый Пежо Джей 9 Карсаn турецкого производства — двадцать, этому микроавтобусу лет десять, и он от силы на десятку тянет. Форд Транзит ещё десять. Мы теряем не меньше десяти тысяч.

Алекс провёл пальцем по запотевшему стеклу, словно раздумывая и ответил спокойно, без эмоций:

- Для экономически невыгодного обмена всегда есть причины. В нашем случае их две.

Он повернулся к остальным, лениво откинувшись на спинку сиденья.

- Первая: нам пора двигаться дальше. Нельзя бесконечно проворачивать один и тот же трюк. Про нашу банду уже судачит весь криминальный и полицейский Париж. За три месяца мы обнесли около двадцати парфюмерных и вещевых магазинов. Перекупщики костюмов и духов не успевают реализовывать товар, цены падают. Нам пора менять направление.

Он сделал паузу, давая им осознать его слова.

- Если вы со мной, привыкайте к этому. Мы будем бросать накатанную колею два-три раза в год и прокладывать новую. Запомните: если застрянем на одном деле дольше, чем на полгода, нас повяжут и посадят.

Повисло молчание. Виталий прищурился, глядя в сторону тёмной аллеи.

- Вон они, - коротко сказал он.

Из темноты, почти бесшумно, на дорогу выехали два микроавтобуса: Пежо Карсан и Форд Транзит. Фары тускло моргнули, и машины остановились в нескольких метрах от Ауди.

Алекс первым открыл дверь и вышел. Остальные последовали за ним. Четверо крепких парней неспешно подошли к ним, пожали руки, обменялись кивками. Двое из них дружески поцеловали Ингу в щёки. Всё было тихо, спокойно, без слов.

На капоте седана разложили документы. Перепроверили, расписались, обменялись. Формальности заняли пару минут.

Ауди А6 завелась, фары осветили асфальт, и через мгновение машина скрылась в ночи.

Алекс и его люди остались у Пежо. Виктор провёл ладонью по капоту, задумчиво хмыкнул.

- Ты так и не назвал вторую причину, по которой нам стоило провернуть этот бартер, - сказал он, глядя на Алекса.
- Мне тоже жаль такую тачку, — добавила Инга, скрестив руки на груди.

Алекс пожал плечами.

- Она в розыске.

Виктор и Инга переглянулись.

- Ауди с литовскими номерами ищут ещё с нашего первого дела в Лафайетте. Вопрос был только во времени.

Виталий нервно усмехнулся.

- Те парни, что на ней уехали, потом не предъявят нам за это?
- Не станут, — Алекс достал сигарету и щёлкнул зажигалкой. - Полиция не сможет связать их с кражами. Они под описание не подходят. Видели там нас, а не их. И второе, с большой вероятностью могу сказать, что сегодня же машина покинет Францию и отправится в Союз Независимых Государств.

Инга клонила голову, внимательно глядя на Алекса.

— Ты раньше никогда не говорил о полиции … Ты был арестован?

Алекс медленно выдохнул дым. Его губы тронула тень усмешки.

— Арестован — один раз. А в розыске находился почти год.

Виктор подался вперёд.

— Расскажи, за что.

Алекс сделал затяжку, уставившись в ночь помолчал, словно выбирая из десятков историй одну — ту, что можно озвучить, но в последний момент передумал:

— Не расскажу. Рано ещё прошлым делиться.


Глава 10

«Пежо» медленно двигался по тёмной трассе, петлявшей сквозь густой лес. За рулём сидел Алекс, на пассажирском сиденье — Алёна. Пальцы парня ритмично постукивали по рулю в такт песне «Дом восходящего солнца».

Когда он едва слышно допевал предпоследний куплет:
One foot is on the platform
And the other one on the train.
I'm going back to New Orleans
To wear that ball and chain.

Алёна положила ладонь на его запястье и спросила:

— О чём поёшь? О Жанне д’Арк?
— Почему именно о ней? — рассмеялся Алекс.
— Из песни я поняла только слово «Орлеан». Ты упомянул его раза три, не меньше.
— Ясно. Нет, песня не о девушке, сожжённой инквизицией, и не о Франции в целом. Куплет, который я пропел, в переводе звучит так:

Одной ногой я на перроне,
Другой — уже ступил в вагон.
Вновь окажусь я в Новом Орлеане,
Чтоб кандалы надеть с ядром.

Из-за деревьев моргнул луч фонаря.

Алекс сбросил скорость и плавно затормозил у обочины. Следом остановился «Форд Транспортер», за рулём которого сидел Виталий. Из темноты вышел Виктор. Подойдя к «Пежо», он открыл дверь грузового отсека и сел на пол. Виталий и Инга последовали за ним.

— В полукилометре отсюда, в глубине леса, идёт параллельная дорога, — заговорил Виктор. — Она обслуживает полсотни вилл богачей. За цепью домов течёт река. Между виллами — по сто, а то и двести метров. Грунтовка в пятидесяти метрах отсюда соединяет обе трассы, по ней можно быстро добраться до нужного нам дома.
— А что, нормальной дороги нет? — удивился Виталий. — Неужто буржуи по грунтовке гоняют?
— Есть. Даже две, — усмехнулся Виктор. — Но они на противоположных концах посёлка, и на обеих стоят посты охраны.
Алекс кивнул, оценивая ситуацию.

— Что за дом?
— Все признаки долгого отсутствия хозяев, о которых ты говорил, налицо, — Виктор загибал пальцы, перечисляя. — Прошлогодние листья не убраны, трава не стрижена, между бетонными плитами тропинок растут одуванчики и сорняки. Электросчётчик не двигается — значит, холодильник не работает, а сигнализации нет или она не подключена.

Алекс откинулся на сиденье и бросил взгляд в зеркало.

— Алёна, за руль. Берём дом.

В винном погребе, расположенном в подвале, было прохладно и пахло древесиной. На массивных дубовых полках, уходящих в глубь подвала, лежали винные бутылки. Свет от настенной лампы отбрасывал длинные тени, делая помещение ещё более мрачным.

Алекс стоял перед стеной из бутылочных горлышек. В руках он держал тяжёлый чёрный предмет размером с буханку хлеба. Точно такой же лежал рядом, на тумбе возле шкафчика с винными бокалами, висящими ножками вверх. Он хмурился, разглядывая находку.

Инга, бесшумно спустившись по лестнице, подошла к нему и прижалась всем телом к его плечу, обхватив парня за талию.

Алекс даже не взглянул на неё. Он продолжал изучать странный объект — чёрный, холодный, весомый, с сечением в виде приплюснутого шестигранника.

— Не пойму, что это, — пробормотал он. — Формой напоминает православные гробы. Я попробовал ковырнуть ногтем — на ощупь похоже на сверхпрочное напыление. Тяжёлые слитки, на ощупь холодные, как золотые…, но почему-то чёрные.

Инга скользнула рукой по его спине.

— Лучше попробуй меня на ощупь, — мурлыкала она. — Я тоже как золото. Только гораздо теплее.
Алекс развернулся и, не меняя выражения лица, остановил её очередную попытку прижаться к нему.
— Инга, мы это уже обсуждали, — ровно сказал он. — У меня есть девушка. Алёна за рулём «Пежо», в пяти метрах от входной двери.
— И что? У меня тоже есть бойфренд. Виталик вообще прямо над нами по комнатам рыщет. Как это мешает нам тут потрахаться? А после, хотя бы периодически, в разных местах.
— Тебе — никак. А мне мешает.

Его тон был жёстким. Инга наклонила голову, разглядывая его, но больше не настаивала.

— Мы закончили этот разговор, — продолжил Алекс. — Давай к делу. Вы уже вынесли картины, посуду, столовые приборы и ковры?
— Да. Парни ушли в последнюю ходку.

Алекс кивнул.

— Иди наверх. Как только они вернутся, отправь их сюда. Я выберу самые старые бутылки и погружу их в корзины для винограда. Всю коллекцию мы всё равно не увезём.

Инга молча посмотрела на него, затем развернулась и легко поднялась по лестнице.

Алекс ещё раз взвесил в руке странный чёрный кирпич. Холодный. Тяжёлый.

— Что за хрень?


Глава 11

На кухне дома номер три на Аллее Роберт, в тридцати километрах от Парижа, царила приглушённая, почти камерная атмосфера. За столом сидели Алекс, Алёна и Огюст — невысокий, коренастый французский еврей, чьё покрытое морщинами лицо, выдавало его возраст — за шестьдесят.

Перед ними стояла начатая бутылка красного вина «Шато Ситран О-Медок», три наполненных на треть бокала, чей рубиновый отблеск мерцал в тусклом свете висящей над столом лампы. Тут же стояли тарелки с выдержанными сырами «Конте» и «Эмменталь», сырокопчёной парижской салями и тонко нарезанной свиной шейкой. В центре стола, словно мрачные гробы, выделялись два чёрных шестигранных бруска. Присутствующим казалось, что их матовая поверхность поглощала свет.

Алекс слегка наклонился вперёд, его пальцы нервно сжимали тонкую ножку бокала.

— Огюст, мы знакомы уже несколько месяцев, — начал он, голос его был спокоен, но в глазах затаилась настороженность. — Когда мне нужно было сбыть украшения, я звонил только тебе. Знаешь, почему?

Француз молча слушал и, не отрывая взгляд от собеседника, изредка прикладывался к фужеру с вином.

— Потому что я ценю твою честность. За всё это время ты ни разу меня не обманул. И я надеюсь, что так будет и дальше.

Огюст кивнул, уголок его губ дрогнул в едва заметной улыбке.

— Не сомневайся, Алекс. Я всегда дам тебе максимальную цену за качественный товар. Доверие к такому поставщику, как ты, для меня дороже любых денег.

Алекс медленно поставил бокал на стол, его пальцы скользнули к чёрному бруску.

— Я пригласил тебя сюда, чтобы показать эту находку.

Он напрягся и, приложив усилие, слегка сдвинуть брусок в сторону ювелира.

— На вид они напоминают выточенные из камня православные гробы. Но я сомневаюсь, что это камень. Они тяжелее любого камня такого размера и, при этом, холодные как лёд. Что неестественно для камней.

Огюст нахмурился, его глаза сузились. Он изучал объект с профессиональной дотошностью.  Положив ладонь на брусок, он попытался его поднять, но тот даже не шевельнулся.

— Чёрт…, — пробормотал он, и в его голосе прозвучала нотка удивления.

Встав из-за стола, он наклонился и, стиснув зубы, взялся за брусок двумя руками. На этот раз он приподнял его. Вены на его висках вздулись от напряжения.

— Интересно…, — протянул он, переворачивая находку в руках, словно пытаясь разгадать её тайну. — Такого я раньше не встречал.

Огюст осторожно положил брусок обратно, вытер ладони салфеткой, словно желая избавиться от странного ощущения.

— Заберу их в мастерскую. Через пару дней скажу, что это.

Алекс кивнул, его взгляд был твёрд, но внутри нарастала тревога.

— Бери. Но сюда не возвращайся. Я сам приеду к тебе послезавтра.

Ювелир достал из-под стола потёртый кожаный саквояж, аккуратно уложил внутрь оба бруска, застегнул замки с глухим щелчком и поднялся.

Проходя через гостиную, он коротко кивнул Инге, Виталию и Виктору. Те сидели на диване, пили пиво, хрустели фисташками и смотрели «Леона» — боевик, где крупный мужик с автоматом спасает симпатичную малолетку. По лицам парней было видно: каждый хотел бы оказаться тем киллером.

Инга чистила фисташки, не отрывая глаз от экрана. Имя актёра, игравшего главного героя, она не знала, да и знать не хотела. В этом молчаливом, сдержанном киллере она видела то, чего ей давно не хватало — настоящего самца. Не красавца, не француза, а мужчину, перед которым можно прогнуться. Она просто мечтала оказаться на месте той девчонки.


Дверь за Огюстом закрылась с тихим скрипом.

Из кухни донёсся голос Алекса, резкий, как удар хлыста:

— Виктор, Виталий, где припаркованы машины?

Виталий, не отрываясь от экрана, лениво бросил:

— На параллельной улице.

Алекс резко повернул голову в сторону гостиной, его глаза вспыхнули раздражением.

— На параллельной чему? Аллее Роберт или Авеню де ла Маришаль?

Виталий тяжело вздохнул, отложил бутылку пива и нехотя зашёл в кухню.

— И «Форд», и «Пежо» стоят через два двора. На Авеню Дюка де Тревиз.

Алекс прикрыл глаза, сжав переносицу пальцами, словно пытаясь прогнать дурное предчувствие, которое сдавливало грудь. Затем откинулся на спинку стула, нервно теребя край скатерти.

— Не расслабляйтесь. У меня плохое чувство.

Алёна взглянула на него, её глаза затуманились лёгкой тревогой, но она промолчала, лишь крепче сжала бокал.

— Скажи Виктору и Инге, чтобы деньги и документы держали при себе. Мы сегодня заночуем здесь. Вы — наверху, а мы — в бейсменте, —последнее слово он произнёс по-английски. Осознав, что русского синонима для полуподвального помещения нет, уточнил: — В гараже.

Виталий кивнул и вернулся в гостиную, его шаги звучали глухо на деревянном полу.

Алекс встал, одним глотком допил вино, с лёгким стуком поставил бокал на стол и бросил взгляд на гостиную.

— Эй, сделайте звук потише и свет в комнате выключите.

Виктор нахмурился, его брови сошлись в тёмной линии, но он промолчал.

— Не забывайте, что соседи считают этот дом пустым.

Алекс сунул штопор в карман и повернулся к Алёне.

— Ты идёшь со мной?

Она поднялась, её улыбка была мягкой, но в глазах мелькнула тень беспокойства.

— Да. Вино взять?

Алекс кивнул, его лицо смягчилось.

— И колбасу с сыром тоже.

За окнами ночной воздух был тяжёлым, пропитанным сыростью и осенней прохладой. В просторном гараже, забитом ворованным добром, царило тепло, а в воздухе витал тонкий аромат старого дерева, спелых фруктов и вина.

Хаотичное нагромождение предметов — телевизоры, кассетные видеомагнитофоны, керамические вазы, бронзовые статуэтки, светильники с выцветшими абажурами — создавало ощущение заброшенного музея. Корзины с бутылками красного вина стояли у лестницы на главный этаж. У одной стены высились свёрнутые рулоны ковров, у другой — десятки картин в тяжёлых позолоченных рамах. Прямо у ворот гаража, словно трон в этом хаосе, стояла массивная софа эпохи Ренессанса. Её обивка цвета слоновой кости, изящные резные ножки и вычурный барочный орнамент выделяли её как единственную по-настоящему роскошную вещь среди украденного.

Алекс методично отбирал самые дорогие картины, его взгляд, острый и холодный, скользил по холстам. Рядом, на софе, расслабленно расположилась Алёна.

Несколько минут назад она внесла поднос с закусками, поставила еду на низкий столик, спрятала поднос под мебель и, выбрав из картонной коробки первую попавшуюся бутылку вина и опустилась на бархат кушетки.

Алекс взял одну из картин и развернул её полотном к Алёне.

Пока девушка рассматривала старинный французский пейзаж — реку, средневековый замок, группу женщин, отдыхающих на лугу, — её парень вытащил из кармана выкидной нож. С лёгким щелчком лезвие сверкнуло в свете неоновых ламп, и Алекс аккуратно провёл им по краю холста, отделяя его с тыльной стороны от позолоченной рамы.

Алёна, лениво покачивая бокал с вином, усмехнулась, её голос был тёплым, но с лёгкой насмешкой:

— Алекс, оставь этих барышень в покое. Иди лучше ко мне.

Он взглянул на неё, его губы дрогнули в мечтательной улыбке, и он отпустил картину. Пейзаж с глухим стуком рухнул на бетонный пол изображением вниз. Лезвие исчезло в рукоятке. Алекс сунул нож в карман и шагнул к девушке, его глаза горели смесью нежности и желания.

На софе они пили вино, целовались, их дыхание смешивалось с ароматом вина и старого дерева. Страсть захватила их, и вскоре они уже не думали ни о картинах, ни о награбленном. Они ловко помогли друг другу избавиться от одежды, и в полутёмном гараже, среди произведений искусства эпохи Возрождения и антиквариата, молодые любовники растворились в своей юности, беззаботности и мире, где существовали только они.

Ночную тишину разорвал вой приближающихся полицейских сирен, резкий и беспощадный, как удар кнута.

Алекс резко сел, его сердце заколотилось. Мгновение он прислушивался, глаза широко раскрылись, улавливая каждый звук. Через мгновение он пришёл в себя, схватил Алёну за талию и, дрожащими от адреналина руками, поставил её на ноги.

— Бежим! — крикнул он, голос сорвался от напряжения, и он бросился к двери, ведущей на жилой этаж.

Влюблённой паре одеваться было некогда. Сверху раздался топот тяжёлых полицейских ботинок, эхом отдающийся в пустом доме. Выход через дом был отрезан.

— Поздно! — воскликнул Алекс. Его лицо оскалилось, как у волка, загнанного в западню.

Он подпер дверную ручку стулом, схватив Алёну за руку, и потащил её к боковой двери, ведущей на задний двор.

Ночной воздух ударил в разгорячённые тела ледяной волной, заставив Алёну задрожать.

Они выбежали на задний двор и замерли, оглядываясь. Зелёная лужайка с плетёным столом, стульями и обложенным камнем местом для костра была окружена высоким живым забором из густо посаженных туй. Поверх стриженых верхушек деревьев виднелась крыша соседнего поместья, манящая, но недосягаемая.

Алекс оглянулся назад в поисках пути спасения, но его сердце сжалось: за метровой каменной оградой, отделявшей двор от Аллеи, виднелись три синие крыши седанов жандармов, их мигалки резали темноту.

Вариантов не было. Прорваться сквозь зелёную стену стало их единственным шансом.

Не мешкая, Алекс бросился вперёд, крепко сжимая руку Алёны, и они влетели в густую зелень хвои. Ветви впивались в кожу, оставляя жгучие царапины. Их тела, обнажённые и уязвимые, покрывались кровоточащими порезами на груди, руках и ногах. Алёна тихо вскрикивала от боли, но её глаза горели решимостью — она знала, что малейшая заминка будет стоить им свободы.

Голые, исцарапанные, с жалящими ссадинами, они с трудом пробрались живую изгородь и, тяжело дыша, вывалились на чужую лужайку.

Сзади раздался грохот — полицейские перебирались через каменный забор, их шаги хрустели по гравию. Один коп бросился за беглецами, но, увидев перед собой непроходимую зелёную стену, замер. Двое его сослуживцев ворвались в дом, ещё двое — в гараж.

У патрульных машин остался офицер, его силуэт выделялся в свете мигалок. Он держал рацию и раздражённо докладывал:

— Да, босс, они ушли. С улицы я видел троих — двух парней и девушку. Очень шустрые.

Уоки-токи прошипело в ответ что-то неразборчивое.

— Нет, точно трое. Если их было пятеро, значит, двое бежали ещё быстрее. Впрочем, после обыска дома я расспрошу капралов, возможно, кто-то видел тех двоих.

Ответ был невнятным. Лейтенант вздохнул, его плечи опустились, и он убрал рацию на пояс.


На главной базе бригады Алекса — вилле на улице Домениль — царила гнетущая тишина, тяжёлая, как туман.

Алекс и Алёна сидели на диване, завёрнутые в покрывала, снятые с кресел. Их кожа, покрытая тонкими кровоточащими царапинами, блестела в тусклом свете лампы. На локтях и коленях алели свежие ссадины, а кровь медленно пропитывала белую ткань, оставляя тёмные пятна на светло-коричневой обивке.
Инга, устроившись на коленях у Виталия, лениво крутила в пальцах зажигалку, её глаза были пустыми, но пальцы дрожали. Виктор сидел в соседнем кресле, задумчиво глядя в потолок, его лицо было напряжённым, словно он прокручивал в голове недавние события.

На столе лежала жалкая кучка мелочи, пара ключей и мятая пачка сигарет — всё, что удалось унести в панике.

Тишину разорвала Инга, её голос дрожал от сдерживаемого гнева:

— Вот блин… Не иначе как Огюст, сука, нас сдал.

Виталий кивнул, его кулак сжался.

— Алекс, ты как чувствовал.

Алекс покачал головой, его глаза потемнели от усталости и разочарования.

— Значит, бруски, что я отдал перекупщику, стоили целое состояние. Иначе он бы не стал сжигать мосты.

Алёна сделала глоток вина, поморщилась, коснувшись пальцем жгучей царапины на плече, и тихо сказала:

— Не понимаю, зачем полицейские включили сирены? Они могли подкрасться, перекрыть выходы и взять нас. Положили бы на пол под дулом пистолетов — и всё, мы бы пропали.

Алекс горько усмехнулся, его голос был пропитан сарказмом:

— Западные копы, особенно патрульные, всегда включают сирену перед штурмом. Это их ритуал. Они знают, что застигнутые врасплох воры могут схватиться за оружие, а перестрелки им не нужны. Вот и сигналят: «Уу! Уу! Уу! Мы едем! Ребята, разбегайтесь».

Виталий с силой ударил кулаком по подлокотнику, его лицо покраснело от злости.

— Точно. Им нужно было, чтобы мы свалили, а они поживились краденым. Мы же ничего ценного не унесли. В гараже осталось барахла на десятки тысяч франков, а с картинами — на сотни.

Виктор затянулся сигаретой, выпустив дым в потолок, его голос был глухим:

— Сейчас, как пить дать, режут полотна великих мастеров, сворачивают в рулоны и прячут по машинам.

Алекс покачал головой, его тон был резким, но усталым.

— Виктор, ты не дома. В России или на Украине так бы и сделали. Здесь — нет. Деньги, может, и забрали бы. Но картины и антиквариат? Это только головная боль. Представь, как жандарм должен доверять перекупщику, который в случае ареста сдаст его за минуту ради своей шкуры.

В комнате повисла гнетущая тишина, тяжёлая, как свинец. Алекс видел, как лица его команды потускнели, их плечи опустились под грузом поражения. Он выпрямился, его голос стал твёрже, чтобы встряхнуть их:

— Честно скажу: я тоже думаю, что нас кинул Огюст. За пару дней я обойду все ювелирные лавки и выясню, что к чему. Если он нас сдал и испарился, я найду, как говорил Остап Бендер, другие — относительно честные способы изъятия денег у населения. И ещё, послушайте, что сказал мне отец перед смертью. Он был бухгалтером, деньги крутились вокруг него всю жизнь. Когда мы бежали от бандитов из Москвы в Одессу по разбитым дорогам, он сказал на английском: «No matter how much money you make, the world is designed to take it away». В переводе: не важно, сколько у тебя денег, мир устроен так, чтобы их у тебя отнять. Ясно?


Алекс вошёл в маленький ювелирный магазин на окраине Парижа, за его спиной тихо прозвенел висящий над дверью бронзовый колокольчик. Внутри было тесно, но уютно: деревянные витрины, стеклянные полки, поблёскивающие золотом и серебром украшения. В воздухе витал слабый запах полировки и металла, от которого щипало в носу.

За прилавком стоял худенький юноша в кипе, лениво листая журнал. При звуке колокольчика над дверью, но не успел открыть рот — из-за тряпичной занавеси в глубине лавки вышел пожилой ювелир лет семидесяти. Седая борода, очки в тонкой оправе и усталый взгляд человека, видевшего слишком многое, выдавали в нём матёрого профессионала.

Алекс подошёл ближе, его сердце билось чуть быстрее от предчувствия.

— Добрый день, месье. Вам знаком ювелир по имени Огюст?

Ювелир прищурился, его взгляд стал острым, как лезвие.

— Какой такой Огюст?
— Ему около шестидесяти, вашей национальности, среднего роста, в очках, с большим носом.

Старик усмехнулся, его губы дрогнули в саркастической улыбке.

— Молодой человек, девяносто процентов ювелиров Парижа — моей национальности. И все они носят очки и имеют большие носы.

Алекс выдавил лёгкую улыбку, но его глаза остались серьёзными.

— Но я знаю, о ком вы говорите, — продолжил ювелир, склонив голову набок, словно оценивая собеседника. — И вам повезло, если вы должны ему денег. Он уехал из Парижа.

Алекс напрягся, его пальцы невольно сжались в кулаки.

— Куда?
— Знаю только, что далеко. Может, в Америку или Канаду. А может и в Австралию.

Ювелир задумчиво поиграл массивным золотым кольцом на пальце, его взгляд стал хитрым.

— Поговаривают, он нашёл клад. И не просто клад, а редкое золото. Люди называют сумасшедшие суммы.

Алекс прищурился, его сердце ёкнуло.

— Вы верите в такие байки?
— Обычно нет. Трудно представить, что в наши дни можно случайно найти десять килограммов бесхозного золота высшей пробы.

Он посмотрел прямо в глаза Алексу, его взгляд был тяжёлым, пронизывающим.

— Но, с другой стороны… он бросил свою мастерскую. Представляете? Даже не выставил на продажу. А покупатели нашлись бы в тот же день.

Ювелир выдержал паузу, словно давая словам осесть.

— Зачем он вам?

Алекс чуть приподнял брови, стараясь скрыть внутреннее смятение.

— Почему вы решили, что я ему что-то должен?
— Потому что вы слишком молоды, чтобы вести дела с таким человеком. Он бы у вас денег не занял.

Алекс сдержанно усмехнулся, но его глаза оставались холодными.

— Дело не в долге. Я дал ему два чёрных бруска, каждый по пять килограммов, чтобы он разобрался, что это. Он обещал ответить через два дня. Прошло одиннадцать. Я обошёл больше пятидесяти ювелиров его в поисках.

Ювелир приподнял брови, его лицо медленно озарилось пониманием.

— Так это правда…
— Что правда?
— Это вы дали ему десять килограммов чёрного золота?

Алекс замер, его кровь похолодела.

— Чёрным золотом у нас называют нефть.

Ювелир хмыкнул, его глаза блеснули насмешкой.

— Судя по акценту, вы из России. Так вот, мальчик, запомни: нигде, кроме вашей страны, нефть так не называют.

Он снял очки, медленно протёр их белоснежным платком, словно смакуя момент.

— Чёрное золото — это сплав золота с кобальтом и хромом. Пропорция: семьдесят пять — пятнадцать — десять.

Он надел очки и посмотрел на Алекса поверх них, его голос стал ниже.

— И стоит оно на четверть дороже обычного золота.

Алекс остался внешне спокоен, но внутри его сердце сжалось от осознания.

— Сколько?
— За десять килограммов обычного золота — около полумиллиона долларов. За чёрное — семьсот пятьдесят тысяч.

Ювелир сделал театральную паузу, его глаза внимательно следили за реакцией Алекса.

— Так что вряд ли мы увидим Огюста снова. Как и ваше золото, которое вы, бог знает где, нашли.

Алекс молчал. Его лицо было непроницаемым, но в груди бушевала буря — смесь гнева, разочарования и холодной решимости.

Он развернулся и, не прощаясь, вышел из мастерской, его шаги гулко отдавались в тишине.


Глава 12

Алекс сжимал руль «Пежо», его пальцы побелели от напряжения, а взгляд был прикован к дороге. Он мчался по узким улицам города, не замечая мелькающих огней ночного Парижа. Внутри него бушевала буря — гнев на самого себя, с примесью горького разочарованием.

«Десять килограммов золота. Десять килограммов! Это могло стать билетом в беззаботную жизнь, где деньги больше не проблема. А теперь? Теперь этот ювелир с большим носом, в очках и с ловкими руками, наслаждался моим богатством где-то за океаном. И не важно каким — Атлантическим или Индийским» — стуча ладонью по рулю укорял себя он. — «Я проиграл»

Алекс чувствовал себя идиотом. Лохом. Простаком, которого обвели вокруг пальца.

«Какого чёрта я доверился этому типу?» — злился он, его зубы скрипнули, а в груди нарастала жгучая пустота.

Ему не хотелось видеть ни Виталия, ни Виктора, ни даже Алёну. Их сочувствие или разочарование в глазах стали бы последней каплей. Он петлял по улицам Парижа, пока сумерки не сгустились в глубокую ночь. Фонари отбрасывали тусклый жёлтый свет на пустые мостовые. Где-то у Монмартра пьяный бродяга едва не попал ему под колёса и прокричал в след что-то невнятное, но Алекс даже не обернулся, его мысли были далеко.

Когда стрелки на приборной панели показали почти полночь, он вдруг осознал, что давно покинул город и мчится по трассе на северо-запад. Впереди, в темноте, мерцали огни Руана.

Он вдавил педаль газа в пол.

«Пусть скорость хоть на миг сотрёт эту злость…»

Ограничения скорости для него не существовало — только он, дорога и шторм внутри. На крутых поворотах машину заносило, шины визжали, но Алекс не снижал скорости. Он балансировал на грани, его сердце колотилось в такт рёву мотора.

Спустя час его вырвал из транса звуковой сигнал. Бак был почти пуст. Красный индикатор бензобака мигал на приборной панели, словно издеваясь. Алекс резко свернул на первую попавшуюся заправку. Он вышел из машины, бросил взгляд на пустынную территорию — пара грузовиков, дальнобойщики спали в кабинах.

Станция работала в режиме самообслуживания. За окном киоска, расположенного между бензоколонками, виднелась голова юноши-кассира. Парень внимательно наблюдал как Алекс залил полный бак, не заплатив сел за руль, развернулся и с визгом шин умчался обратно на трассу.

Через полчаса усталость навалилась тяжёлым грузом. Сон подкрался незаметно, дорога превратилась в размытую ленту света и теней. Мимо промелькнули дорожные знаки городка Бус и поворот на аэропорт Руана. Алекс знал, где находится.

Трасса А14 вывела его в Вексинский природный парк. По обе стороны дороги тянулись густые леса, тёмные и зловещие, словно хранящие свои тайны.

«Чёрт, мне надо остановиться. Адреналин в крови кончился. Теперь могу я уснуть за рулём»

Но останавливаться на шоссе было рискованно, и он свернул на первую попавшуюся развилку, не заметив, что перед поворотом отсутствовал указатель направления. Только через двести метров, когда дорога упёрлась в тупик, он понял, что оказался на стоянке для грузовиков.

«Опять судьба свела меня с дальнобойщиками», — пробормотал он с горькой усмешкой, его голос был хриплым от усталости.

Алекс проехал между громоздкими машинами, пока не нашёл укромное место между первым к выезду грузовиком и кромкой леса. В зеркале заднего вида он видел дальнобойщиков: кто-то ужинал в кабине, кто-то шёл к туалету, кто-то выбрасывал мусор в огромные баки. Постепенно свет на стоянке угасал, и ночь поглотила всё вокруг. Алекс откинул спинку сиденья, прикрыл глаза и почти сразу провалился в глубокий, тревожный сон, полный обрывочных видений о золоте и предательстве.

На приборной панели высветилось время: 03:30. Алекс резко открыл глаза, его дыхание было неровным.

Снаружи царила мёртвая тишина. В кабинах грузовиков не горел свет. Ни одного водителя вокруг.
Он замер, прислушиваясь к темноте, его пальцы невольно сжали рукоять ножа в кармане.

Лес вокруг стоянки был чёрным, как смоль, и безмолвным.

«Чёрт возьми, идеальное время»

Он бесшумно выбрался из машины, его движения были отточенными, как у хищника. Двигаясь между рядами грузовиков с ножом в руке, Алекс осматривал тенты, прикрывающие прицепы, в поисках подходящей цели. Его взгляд зацепился за один грузовик — его кузов закрывал плотный синий тент, туго натянутый, словно скрывающий что-то ценное. Алекс опёрся ногой о заднее колесо, подтянулся и сделал аккуратный горизонтальный разрез в полихлорвиниле. Лезвие прошло бесшумно, и он ловко скользнул внутрь.

В прицепе было темно, пахло пластиком и картоном. Он осторожно провёл рукой по ящикам, его пальцы дрожали от предвкушения.

«Ну же… Давай, что у нас тут?»

Приподняв крышку одного из ящиков, он посветил фонариком.

«Кофе. Много банок с кофе»

Лицо Алекса исказила гримаса разочарования.

—  Могло быть и лучше, - буркнул он себе под нос.

Не взяв и банки, он выбрался наружу так же ловко, как проник внутрь, и через пару минут уже сидел за рулём «Пежо». Ещё через пять минут сон вновь накрыл его, и он проснулся лишь с первыми лучами солнца, пробивающимися сквозь деревья.

Утро было солнечным, но прохладным. Окна просторной кухни виллы на улице Домениль выходили в сад, где сквозь редкую листву пробивались лучи раннего утра. За окном ещё витал запах ночной сырости, а в помещении царил аромат свежесваренного кофе и горячих тостов.

По ступенькам крыльца поднимался Алекс. Его шаги были уверенными, но усталость читалась в сгорбленных плечах и тяжёлом взгляде. Челюсти парня сжаты, в глазах — холодная решимость. Его появление за витражом двери было как раскат грома в тихом доме. Напряжение заполнило помещение ещё до того, как он переступил порог.

Алёна бросилась к двери, её глаза были полны тревоги.

— Где ты был? — её голос дрожал, выдавая страх и облегчение. — Мы сходили с ума! Что случилось?

Алекс оглядел собравшихся. Виктор, Виталий и Инга поднялись из-за стола, их лица выражали смесь настороженности и ожидания.

— Облава, от которой мы едва ушли, — результат предательства, — его голос был низким, каждое слово — словно удар молота. — Огюст нас продал и исчез. Теперь нам нужно менять сферу деятельности. И быстрее, чем мы планировали.

Виталий сложил руки на груди, его брови нахмурились.

— И ты уже придумал, что дальше?

Алекс кивнул, его взгляд был твёрдым, несмотря на усталость.

— Да, иначе бы я не завёл этот разговор.

Он опустился на подлокотник кресла, устало провёл рукой по лицу, щурясь от яркого света после ночной темноты.

— Вчера я провёл ночь на стоянке дальнобойщиков. Случайно: начал засыпать за рулём, свернул на боковую дорогу без указателя и наткнулся на придорожный карман с тридцатью фурами. Ночью обошёл их и залез в один грузовик, разрезав тент.

Виктор прищурился, его голос был скептическим.

— И ничего не взял?
— Нет. Там были только ящики с кофе. Я не собирался тащить пять банок. Дело не в этом. Я хотел понять, как работают дальнобойщики.

Виталий сдвинул брови, его интерес пробудился.

— И что они сделали?

Алекс усмехнулся, в его глазах мелькнула искра.

— Не важно, что сделали двое, заметив дыру. Важно, что делают французские дальнобойщики перед отправлением, - он выдержал паузу, наслаждаясь их вниманием. — Перед выездом они обходят грузовик. Один проверяет колёса, гидравлику, пневматику, крепление прицепа. Другой осматривает тент — и, главное, тонкий металлический трос в пластиковой оплётке. Этот трос опоясывает кузов, а его концы скреплены свинцовой пломбой. Если тент цел, пломба на месте — груз не проверяют. Это наш шанс.

Лес пах свежей влагой и хвоей. Где-то вдали ухала сова, её голос растворялся в ночном тумане. Воздух был тяжёлым, пропитанным сыростью. В свете фонариков сквозь деревья проступали гигантские силуэты трейлеров и прицепов, словно спящие великаны.

Алекс двигался первым, его шаги были бесшумными, как у пантеры. Следом — Виктор, за ним Инга, Виталий замыкал группу. Они шли след в след, их дыхание едва слышалось в ночной тишине.
В двадцати шагах от ближайшего грузовика Виктор выключил фонарик, и тьма окутала их, словно чёрный бархат. Несколько секунд никто не двигался, не дышал, прислушиваясь к малейшему шороху. Алекс закрыл глаза и медленно считал про себя до шестидесяти, так, два года назад, учил его Афганец слушать тишину.

Тишина была его союзником, но могла стать и врагом.

Минута прошла. Он слегка коснулся плеча Виктора. Тот включил фонарик, и группа двинулась вперёд, их тени скользили по мокрой от росы траве.

На границе асфальта и леса Инга спряталась за деревом, её глаза внимательно следили за остальными. Виктор первым приблизился к борту фуры, за ним Алекс, затем Виталий. Алекс достал кусачки и одним движением перекусил трос. Тонкий металлический кабель издал лёгкий звенящий звук и обмяк. Виталий взял один конец, Виктор — другой, и они аккуратно вынули его из петель. Алекс скользнул внутрь, тьма поглотила его. Через несколько секунд его рука появилась из-под тента, показывая большой палец вверх. Виктор последовал за ним.

Вскоре в свете фонариков замелькали руки. Парни передавали подельникам кожаные куртки, плотно стянутые капроновыми лентами. Инга и Виталий принимали их, бесшумно растворяясь в лесу.

        Четвёрка работала слаженно, без лишних слов. Куртка за курткой, связка за связкой. Наконец Алекс выбрался наружу. Виталий и Инга уже ждали среди деревьев, у их ног лежали аккуратно сложенные тюки.
Виктор осторожно продел трос обратно в петли. Алекс достал силиконовую медицинскую трубку и надел её на место разреза. Виктор удерживал концы кабеля, пока Алекс плотно обматывал их прозрачным скотчем.

— Готово, — прошептал Алекс, проведя пальцами по трубке.

«Идеально», — подумал Виктор и его губы дрогнули в лёгкой улыбке.

Стараясь не нарушать тишину леса, четвёрка растворилась в темноте. Алекс шёл первым, задавая быстрый темп.

— Быстрее! — бросил он через плечо, его голос был приглушён, но твёрд. — До рассвета меньше часа. Нам ещё три ходки сделать.


Глава 13

Сквозь небольшое окно общежития для эмигрантов и беженцев в комнату пробивался рассеянный дневной свет, тускло освещая тесное пространство с двумя узкими кроватями, потёртым шкафом и старым круглым столом. На письменном столе громоздились учебники — математика, биология, французский. Открытый учебник по французскому стоял, прислонившись к пустой стеклянной вазе, его страницы слегка шевелились от сквозняка.

Алёна сидела за столом, сосредоточенно водя шариковой ручкой по странице тетради. В руках она держала миниатюрный франко-русский словарь, рядом лежала раскрытый блокнот с небрежными пометками. Её губы чуть шевелились, повторяя французские слова, а глаза были прикованы к строчкам.

Резкий стук в дверь заставил её вздрогнуть, карандаш замер в руке.

— Открыто, входите, — отозвалась она по-французски, не поднимая головы, но её голос дрогнул.

Дверь медленно распахнулась. В комнату вошёл сосед по общежитию, Руслан. Высокий, жилистый брюнет с тяжёлым и цепким взглядом. Чеченец нёс в себе тень прошлого: ещё недавно, в горах Кавказа, он носил густую шевелюру, длинную бороду, тяжёлые армейские ботинки и старенький автомат Калашникова. Теперь его подбородок покрывала короткая щетина с проседью, но глаза остались такими же холодными и хищными.

Ветеран борьбы за независимость своей маленькой республики остановился в дверном проёме, словно прислушиваясь к звукам в коридоре. Его пальцы нервно поглаживали коротко подстриженную бороду.

— Мать твоя дома? — спросил он на русском с лёгким акцентом, его голос был низким, с едва заметной насмешкой.

Алёна подняла голову, её сердце ёкнуло.

— Нет, ушла в больницу.
— Надолго?
— Не знаю… Может, через пару часов вернётся, а может, останется на ночь.
— Заболела?

Девичье сердце сжалось от инстинктивного чувства угрозы, плечи напряглись. Она медленно поднялась из-за стола, стараясь сохранить спокойствие.

— Нет. Думаю, прокопается и скоро вернётся, — её голос был ровным, но пальцы невольно сжали край стола.

Руслан шагнул вперёд и плотно закрыл дверь.

Алёна отступила в центр комнаты, её движения были осторожными — она хотела сохранить дистанцию и пространство для манёвра.

— Вам что-то нужно от мамы? — спросила она нарочито наивным тоном, но её глаза внимательно следили за ним.

— Ты прекрасно знаешь, что мне нужно. И это не от твоей мамы, — голос Руслана стал игривым, почти ласковым, но в нём сквозила угроза.

Внутри Алёны всё сжалось, её дыхание участилось. Она инстинктивно отступила назад, но Руслан сделал резкий шаг вперёд и схватил её за запястье, его пальцы впились в кожу, как клещи.

— Отпустите! — закричала она, пытаясь вырваться, но его хватка была железной.
— Не упрямься, девочка. Будет только хуже, — прошипел он и хлёстко ударил её по щеке.

Голова Алёны дёрнулась в сторону, во рту появился солоноватый привкус крови. Она рухнула на пол, но тут же перекатилась на живот и, оттолкнувшись руками от линолеума, попыталась встать.

        Руслан был быстрее. Он навалился на неё, прижимая своим весом к полу, его дыхание обжигало её шею.

        Алёна забилась в панике, её колени и локти скользили по гладкому линолеуму. Ткань платья затрещала под его руками.

Она закричала, её голос разорвал тишину комнаты.

Руслан зажал ей горло, его пальцы сжались с ужасающей силой.

— Молчи, сучка, — прошипел он прямо в ухо, его голос был полон ярости.

От нехватки воздуха в глазах Алёны потемнело, но страх и ярость придали ей сил. Увидев его руку, она вцепилась зубами в запястье, прокусив кожу до крови.

        Руслан взвыл от боли и ударил её кулаком под рёбра. Боль пронзила её тело, но в этот момент в коридоре раздались шаги.

— Эй, соседи! У вас всё в порядке? — донёсся голос снаружи, и тут же кто-то громко ударил в дверь.

Руслан замер, его глаза расширились. Затем он резко вскочил, оттолкнул одного из вбежавших мужчин и метнулся в коридор, исчезая в полумраке.

Алёна осталась на полу, её дыхание было прерывистым, тело содрогалось от шока. Платье задралось, обнажая бёдра. Дрожащими руками она опустила подол, затем подтянула сползшие трусики, её пальцы тряслись от ужаса и унижения.

Женщина из соседней комнаты склонилась над ней, её лицо было полно тревоги.

— Ты цела? — спросила она по-французски.

Алёна молча кивнула, сглотнув ком в горле, её глаза были влажными.

— Полицию вызвать?
— Не надо, — хрипло ответила Алёна, её голос был едва слышен. — Я сама разберусь.

Соседи переглянулись, их лица выражали неуверенность, но, не получив от неё объяснений, начали расходиться.

Алёна закрыла глаза, пытаясь унять бешено колотившееся сердце. Потом, попыталась подняться на ноги, но они предательски дрожали, и она опустилась на пол.

Трясущимися руками она взяла телефон и набрала номер Алекса.

Пока шли телефонные гудки, Алёна сидела, прижав колени к груди, ощущая во рту привкус крови.
Она представляла, как Руслан корчится от боли, как его лицо искажается от страха, когда Алекс найдёт его.

«Пусть он сдохнет, мразь, — думала она, её мысли были простыми и яростными, — я сама бы ему горло перегрызла, если б могла». В её груди пылала жгучая ненависть, смешанная с обидой, но она знала, что Алекс сделает всё, чтобы эта тварь заплатила сполна.

— Ты где? - едва слышно произнесла она, когда услышала голос возлюбленного. — Приезжай срочно. Да, случилось. Меня сосед пытался изнасиловать. Нет, не успел, но в борьбе мне сильно досталось. Я орала, а он чуть душил меня, пока соседи не начали стучать в дверь. Да, ты его знаешь. Это Руслан.


Замкнутый в кольцо многоэтажных общежитий двор был пустынным, лишь на двух деревянных скамейках вокруг прямоугольного стола сидели шестеро мужчин. Четверо из них, погружённые в азарт, бросали кости на доску с нардами, их глаза были прикованы к игре. Руслан был среди них, его лицо оставалось непроницаемым, а пальцы нервно сжимали кубики. Двое других сидели рядом, тихо переговариваясь.

Из арки ближайшего дома вышли Алекс, Виктор и Виталий. Они двигались неторопливо, без резких движений, стараясь не привлекать внимания игроков в триктрак. Их шаги были почти бесшумными на потрескавшемся асфальте.

— Идите прямо на них, — тихо сказал Алекс, не отводя взгляда от Руслана, его глаза горели холодной яростью. — Они вас в лицо не знают, и всё их внимание будет на вас. Я зайду сзади и ударю первым. Виктор, если кто-то из его дружков дёрнется — бей без раздумий. Виталий, держи мой нож и не подпускай их к себе. Я сначала вырублю Руслана, потом, если начнётся заварушка, помогу вам. Но думаю, остальные не полезут.

Виктор и Виталий, словно случайные прохожие, двинулись по дуге, медленно приближаясь к компании. Заметив двух парней, Руслан поднял глаза от доски с нардами. Их славянская внешность не вызвала у него тревоги. Партнёры по игре тоже не обратили на них внимания.

Троица, сидевшая спиной к Виктору и Виталию, видели только Алекса. Его лёгкая улыбка успокаивала, создавая впечатление, что он просто прохожий, случайно забредший в их двор.

За три шага до скамейки Алекс ускорился. Его движения стали молниеносными. Он рванул вперёд и с силой ударил Руслана кулаком в ухо. Хруст эластичного хряща разорвал тишину, и Руслан с хриплым криком повалился на соседа.

Не давая ему опомниться, Алекс обхватил его шею стальным захватом и рывком вытащил из-за стола на землю.

Двое мужчин, сидевших рядом, вскочили, их лица исказились от удивления и злости.

        Алекс, не теряя времени, нанёс Руслану мощный удар коленом в голову, отправляя его в беспамятство. Один из приятелей шагнул вперёд, но Алекс опередил его, ударив кулаком в кадык. Мужчина, хрипя и хватаясь за шею, начал задыхаться. Второй попытался схватиться за нож, но резкий апперкот в подбородок отбросил его назад. Он рухнул на стол, сбивая шашки нард с доски.

С другой стороны стола разгоралась не менее ожесточённая схватка.

Виктор столкнулся с двумя мужчинами, оба приятеля Руслана успели вытащить ножи. Ослеплённый яростью кавказец сделал резкий выпад, целясь в голову. Виктор уклонился, проскользнув под руку нападающего, тут же врезал ему левой голенью под рёбра. Удар в печень заставил мужчину согнуться пополам. Виктор схватил его за плечи и с силой впечатал лицом в землю.

Второй противник, сжимая нож, заколебался. Виктор сделал ложный замах кулаком, вынудив его уклониться, и в следующую секунду, с разворота, нанёс мощный удар пяткой в шею. Мужчина рухнул без сознания.

Виталий топтался на месте, угрожающе размахивая ножом Алекса, и делал выпады в сторону третьего нападающего. Тот, увидев, чем всё закончилось для его земляков, метнулся прочь и исчез в ближайшем подъезде.

Алекс стоял коленом на груди Руслана. Поверженный мужчина стонал, держась за распухшее ухо, его лицо было искажено болью. Виктор подошёл ближе, его дыхание было тяжёлым от адреналина.

— Витя, заткни этой гниде рот и подмени меня, — приказал Алекс, его голос был холодным, как сталь. — Виталий, сядь ему на ноги.

Виталий опустился на колени, прижимая стопы Руслана к земле. Виктор вытащил из кармана шёлковый шарф, втиснул его между зубами мужчины и коленями прижал концы к земле, заглушая его стоны.

Алекс достал из куртки шило, его глаза были пустыми, но решительными.

Руслан, увидев блеск металла, задёргался и захрипел сквозь кляп, его тело напряглось в отчаянной попытке вырваться. Виктор и Виталий с трудом удерживали его.

Алекс не стал разыгрывать голливудскую драму, объясняя, за что его ждёт наказание. Без лишних слов он приставил шило к коленной чашечке Руслана и резким ударом ладони вогнал тонкое жало по самую рукоятку.

Руслан выгнулся, его тело задрожало в судороге, глаза расширились от боли. Виктор и Виталий напряглись, удерживая его на земле.

Алекс, не колеблясь, достал второе шило и с той же холодной точностью вогнал его в другое колено.

Руслан испустил сдавленный хрип, его тело обмякло, но сознание он не потерял.

— Хромать будешь до конца жизни, — произнёс Алекс, его голос был низким и угрожающим. — А если к вечеру ты, и твои кореша, не уберётесь из этого приюта, завтра я вобью по шилу в висок каждому из вас.

Он вытер окровавленные руки о рубашку Руслана и поднялся, его лицо было непроницаемым.

— Уходим, парни.

Не оглядываясь, трое подельников скрылись в арке между девятиэтажными корпусами общежития мигрантов и звук их шагов растворился в тишине двора.


Глава 14

Ночь над Нормандией была безлунной, тёмной, как туш для ресниц у Алёны. Влажный воздух, пропитанный солоноватым запахом Ла-Манша, обволакивал автостраду, где, словно тени, один за другим скользили грузовики, их фары резали мрак.

Плотный караван машин двигался в сторону портового города Сен-Мало. За последним траком, выдерживая дистанцию, ехал тёмно-синий «Пежо» с Виктором и Алексом. За ним, чуть отставая, следовал «Форд Транзит», в котором находились Виталий и Инга.

Алекс сидел на месте водителя, его руки легко касались кожаной оплётки руля, а взгляд был прикован к красным фонарям ближайшей фуры. Всё шло по плану, но в груди затаилась тревога.

Неожиданно один из грузовиков замедлил ход и плавно свернул с автострады. Алекс прищурился, его пальцы невольно сжали руль.

— Странно… — пробормотал он и включил правый сигнал поворота.

«Пежо», а следом «Форд» покинули магистраль, устремившись за фурой в сторону полусонного городка Валь-Куэнон. Не прошло и трёх минут, как город вынырнул из мрака: чёрные силуэты домов, потускневшие вывески, редкие фонари, отбрасывающие тусклые пятна света. Грузовик мчался на приличной скорости, словно водитель знал каждый поворот наизусть. Выехав на улицу Бонфонтен, он доехал до перекрёстка с Пассаж де Рош и свернул налево — к старому кладбищу, окружённому кованой решёткой.

Алекс нахмурился, бросив взгляд на карту на планшете.

— Виктор, это что-то необычное. С чего бы одинокому верблюду отбиваться от каравана? — в его голосе сквозила сдержанная тревога, смешанная с любопытством.

Виктор мельком взглянул в автомобильный атлас дорог.

— Бонфонтен переходит в улицу Генерала Лавиня, потом левый поворот на проспект Клеьера и обратно на трассу в Сен-Мало. Это крюк километров в десять. Может, просто хочет перекусить или в сортир?
— Вить, я не страдаю географическим кретинизмом, — раздражённо отрезал Алекс, его глаза не отрывались от грузовика. — Если свернуть направо, а потом налево, можно вернуться на ту же дорогу. Вопрос в другом — зачем он свернул к кладбищу?

Виктор прищурился, его лицо стало серьёзнее.

— Босс, он тормозит.

Алекс сбросил скорость, выключил фары и припарковал «Пежо» в сотне метров позади фуры. Обе машины погрузились в темноту, растворяясь в тенях.

Он потянулся к бардачку, достал бинокль и поднёс его к глазам, его дыхание стало медленным и сосредоточенным.

— Вижу… слева кладбище, справа — пара частных домов. Ни кафе, ни мотеля, ни заправки. Что он тут ищет?

Из кабины вышел один из водителей и, не оглядываясь, скрылся за воротами ближайшего дома. Второй остался у борта, озираясь по сторонам, его фигура едва выделялась в тусклом свете фонаря.

— Что они делают? — прошептал Виктор, его голос дрожал от напряжения.

Алекс промолчал, его глаза не отрывались от бинокля. Облачное небо скрывало луну, и он терпеливо ждал, когда сквозь разрывы в тучах скользнёт тусклый свет, чтобы осветить местность хотя бы на миг.

— Видимость ни к чёрту… Но, похоже, он снимает пломбы с троса, — его голос был низким, почти шёпотом.

Спустя пару минут водитель вернулся, но уже не один. За ним вышли семь человек, их тёмные фигуры двигались быстро и бесшумно.

— Шестеро… идут к фуре, — прокомментировал Алекс, его голос стал ещё тише. — Мужчины и женщины, невысокие, все в тёмном, быстро прячутся под тент. Седьмой остался на обочине, что-то передал водителю.
— Обобрать грузовик уже не получится, — тихо сказал Виктор, его тон был разочарованным.

Алекс кивнул, не отводя взгляда от сцены.

— Это ясно. Мне не ясно, что будет дальше.

Он надолго задумался, его пальцы нервно постукивали по биноклю. В воздухе повисла тяжёлая тишина. Наконец он опустил бинокль, его глаза потемнели, как небо над Бретанью.

— Беги к ребятам и возвращайтесь в Париж. Ждите меня завтра к вечеру.

Виктор помедлил, его взгляд был твёрдым.

— Я передам им команду и вернусь. Ты нам слишком дорог, чтобы оставлять тебя без прикрытия.
Алекс не ответил, его лицо осталось непроницаемым. Он снова поднял бинокль, погружаясь в тьму, полную неизвестности.

До паромного терминала Сен-Мало фура, с грузом и пассажирами в чёрных одеждах, доехала без остановок. Обогнув площадь со странным названием «Не» по кольцевому перекрёстку, большегруз оказался на развилке перед контрольно-пропускным пунктом порта. Влево уходили десять полос для легкового транспорта, мотоциклов и прицепных домиков — они пустовали. Вправо тянулись три линии для грузовиков, забитые до самого автомобильного кольца.

Алекс вышел из машины первым. Дверца водителя закрылась почти беззвучно — резиновый уплотнитель заглушил хлопок. Парень осмотрел площадь перед терминалом, его глаза внимательно изучили каждый угол. Всё выглядело слишком спокойно и это расслабляло.

Паромная переправа дремала, как и весь город: сонные фонари тускло освещали причал, три ряда грузовиков ждали разрешения на въезд. За окнами пропускного пункта вялые таможенники безразлично поглядывали на дальнобойщиков, а морской бриз нёс мелкую морось, оседавшую на стёклах «Пежо».

Виктор покинул пассажирское кресло и принялся лениво протирать лобовое стекло старым махровым полотенцем.

— Оставь, — бросил Алекс через плечо. — Солнце взойдёт, и оно само высохнет. Сходи лучше в терминал. Узнай расписание паромов: во сколько отчаливают и куда идут.

Виктор кивнул, повесил полотенце на боковое зеркало заднего вида, сунул озябшие руки в карманы и не спеша пошёл к стеклянным дверям здания. Алекс вытащил бинокль из бардачка, протёр линзы подолом куртки и начал методично сканировать обстановку.

Охрана, аппарели, пропускной пункт. Десяток прицепов на пирсе, силуэт парома в утреннем тумане. Пара рабочих шаркали тяжёлыми ботинками у причальных кнехт, ещё трое или четверо водителей возились с погрузчиками. Всё это складывалось в одно — день погрузки на Brittany Ferries начался.

Через пять минут Виктор вернулся, его ботинки тихо шлёпали по мокрому асфальту.

— Паром отходит ежедневно в половину одиннадцатого утра, курс — Портсмут. Прибывает в Англию в шесть двадцать вечера.

Алекс хмыкнул, его взгляд переместился к терминалу, скрытому за навесами и грузовыми контейнерами.

— Отсюда наблюдать — толку нет. Очень скоро на нас обратят внимание. У нас два варианта, — сказал он, оглядев побережье. — Либо поднимаемся на крепостную стену города и шляемся по ней, как туристы. Либо идём туда, — он указал на бастион за яхт-клубом. — С него виден весь порт.
— До стены ближе, — заметил Виктор, прищурившись. — Но два парня, разглядывающих порт в бинокль через пушечную бойницу, могут вызвать вопросы. На бастионе спокойнее, и угол обзора шире.
— Верно, — кивнул Алекс. — С биноклем расстояние не важно. Главное — охватить всю площадку перед паромом. Едем.

Они уже собирались сесть в машину, как Алекс вдруг замер. Из ворот терминала выезжал знакомый грузовик — без прицепа. За ним следовал второй, тоже налегке.

— Вот оно как… — медленно проговорил Алекс, его глаза сузились. — Грузят только прицепы. Без тягачей.

Он обернулся к Виктору, в его взгляде заиграли искры азарта.

— Я понял. В Великобритании — левостороннее движение. На той стороне их встретят местные дальнобойщики и развезут контейнеры своими праворульными тягачами. После погрузки прицепа на паром судьба живого груза отправителей не волнует.

До вершины мемориального бастиона Алекс и Виктор добрались через четверть часа.

Старое укрепление времён Второй мировой — форт де ла Сите-Алет — возвышалось над портом метров на тридцать. Каменный страж, хранящий память о войне, был окружён бетонной стеной, включал десятки бункеров, сотни метров подземных ходов, дюжину казематов для крупнокалиберной артиллерии и с десяток пулемётных бронеколпаков. Трава у подножия стены выгорела от солнца. Казематы покрывали ржавые пятна арматуры, торчащей из бетонных выбоин. Вся панорама форта молча напоминала о его кровавом прошлом.

Подельники устроились у края обрыва. Лёжа на траве, они положили бинокль между собой. Порт раскинулся внизу, как на ладони: квадраты грузовых площадок, аппарели, палубы судов, крыши складов — всё выстроено по строгой геометрии логистического центра.

— Чёрт, отсюда и правда видно всё, — пробормотал Виктор, спуская капюшон. Его голос был полон восхищения.
— Артиллерийский бастион строили именно для этого: видеть всех — пропускать своих и уничтожать чужих, — отозвался Алекс. Его голос звучал сухо, но в глазах мелькнула искра. — Порт — стратегическая точка. Торговля с партнёрами и защита от врагов. Здесь история пахнет не архивом, а порохом.

Он взял бинокль и сосредоточился, его взгляд стал острым, как у хищника. На площадке у терминала тягач осторожно подкатывал к пандусу судна, таща за собой их прицеп — массивный, тёмно-синий, словно кузов холодильника. Через несколько минут синий тент скользнул в чрево парома, исчезнув в его тени.

Алекс молча передал бинокль Виктору.

— Следи за персоналом порта, — тихо сказал он. — Попытается ли кто-нибудь проверить груз.
Виктор наблюдал, не отрываясь, его дыхание было ровным, но напряжённым. Машины двигались слаженно, охрана лениво переговаривалась, но никто не подходил к тентам.
— К фургонам никто не подходил, — наконец сказал он, его голос был твёрдым. — Ни один тент не тронули.
— Значит, всё прошло чисто, — подытожил Алекс, его губы дрогнули в лёгкой улыбке. — Маленькие вьетнамские друзья уже вечером будут в Англии. А там их ждут большие пособия, бесплатная медицина и образование для детей.

Он откинулся назад, закрыл глаза на секунду и вдохнул влажный морской воздух. Запах соли, металла и дороги наполнил его лёгкие, напоминая, что их путь ещё не окончен.



Глава 15

Парижское солнце слепило, отражаясь в витринах магазинов Китайского квартала. Узкие улочки были полны запаха специй, жареного в кунжутном масле мяса и лапши. Вечно шумный квартал в этом переулке почему-то молчал.

Алекс и Виктор остановились у массивной двери с потускневшей табличкой «Закрыто».

— Кажется, нас здесь не ждут, — заметил Виктор, скользнув взглядом по безлюдной улице.

Позади зашуршали едва слышные шаги. Алекс чуть повернул голову. Он уже понял: за ними следили с самого момента прибытия.

Из тени вышел крепкий вьетнамец лет двадцати. Молча, без лишних движений, он распахнул дверь и пригласил внутрь.

— Этот гадёныш следил за нами или просто стоял в углу? — пробормотал Виктор.
— Забей, — коротко бросил Алекс и вошёл первым.

Внутри царил полумрак, воздух был пропитан запахом чая и дешёвого табака. Вьетнамец повёл их в дальний угол зала — за ширму. В небольшой ложе за низким столом сидели двое мужчин. Один — пожилой, сухощавый, с резкими чертами лица. Другой — моложе и полнее. Первый что-то зашептал, второй молча кивнул, ответил коротко и поднял взгляд на гостей.

Алекс с Виктором сели напротив. Вьетнамец поставил перед ними крохотные чашки со сливками на дне.

— Что это? — приподнял чашку Алекс.
— Сливки с сахаром. Сейчас принесут кофе.

Алекс прищурился.

— Слушай, у нас нет времени на церемонии. Скажи своему боссу: я предлагаю доставку его людей в Англию. Надёжно и по разумной цене. Интересует — останемся, выпьем кофе. Нет — разворачиваемся и уходим.

Младший партнёр перевёл. Старший помолчал, а потом на ломаном английском сказал:

— Вы, русские не меняетесь. Всё такие же — торопливые и безрассудные. Мой отец говорил о вас то же самое…, он встречался с советскими офицерами ещё в начале семидесятых. Моё предложение - пять тысяч франков за каждого. Без торга. Это максимум.

Алекс кивнул и протянул руку для пожатия:

— Начнём с четырёх человек. Оплата — при погрузке.

Старший вьетнамец нахмурился:

— Нет. Деньги передаст мой человек — после погрузки.

Алекс резко встал.

— Гуд бай, папаша. Ищи себе дураков. Виктор, пошли.

Они вышли на улицу.

— Для работы с этими ребятами нам понадобится нечто серьёзнее, чем выкидной нож, — буркнул Виктор.
— Нам нужен ствол. Лучше два, - ответил Алекс.

После ухода гостей за ширмой вспыхнул спор. Старший кипел от злости, младший гнул свою линию. В конце концов они пришли к консенсусу и младший достал телефон:

— Когда и где ты будешь готов принять пассажиров?

На другом конце что-то ответили.

— Хорошо. Лаваль. Мотель F1. Послезавтра. В восемь вечера, - подвёл черту Мань Вуй Лаун, сын главы вьетнамской общины в Париже.


        Поздно ночью, под аркой моста генерала Де Голля, Алекс и Виктор ждали. Сена тихо плескалась в темноте.

— Знаешь разницу между продуктивной и непродуктивной целеустремлённостью? — спросил Алекс.
— Нет.
— Первая — идёшь к цели с минимальными потерями. Вторая — жертвуешь собой ради собственной гордыни.

Виктор хмыкнул:

— Где нахватался таких умных фраз?
— Один ветеран Афгана читал лекции. Иногда — дельные. Хотя сам был последней сволочью.
— Например?
— Меня как-то послали через крышу, залезть в форточку в квартире на девятом этаже. Спустился на альпинистской верёвке. Ветер был сильный, меня раскачивало, фрамуга болталось. Я не полез. Самоубийство — не геройство.

Виктор рассмеялся:

— Только непродуктивный баран ломится в запертые ворота.

Алекс посмотрел на часы:

— Цыгане опаздывают.
— Придут. Им нужны деньги, нам — пистолет.

Пятеро подошли со стороны лестницы. Стево шёл первым. За ним — Бесик. Остальные как тени — за спинами боссов.

— Привет, ромалэ. Пистолет принесли? — Алекс шагнул вперёд.

Стево ухмыльнулся:

— Покажи деньги — увидишь товар.

Виктор достал купюры — тысячу франков — и вручил Бесику. Тот начал пересчитывать. Стево достал пистолет. Алекс потянулся…И в этот момент — вспышка металла. Из рукава цыгана скользнул стилет. Алекс дёрнулся, но опоздал. Лезвие вошло в грудь — слева. Виктор, не успев среагировать, увидел, как Алекс опустился на колени. Цыгане сорвались с места и исчезли по лестнице, оставляя позади звук шагов, а Виктор подбежал и подхватил друга.

— Только не вытаскивай нож, — выдохнул Алекс.

Виктор уже звонил в скорую:

— Парень с ножевым. Под мостом Де Голля… Да, со стороны Гаре д’Аустерлиц…

Он поднял Алекса на руки и пошёл вверх. Наверху — светофоры, шуршащие шины. Там — жизнь. Здесь, у вонючей воды, — кровь.

— Держись, брат, — прошептал он, сдерживая слёзы. — Пожалуйста, держись.

Вскоре послышался вой сирены и скрип тормозов. Скорая остановилась у тротуара. Навстречу бежали фельдшер и санитар.

На пролёте лестницы спасатели разложили носилки. Куртка Алекса была разрезана, грудь — залита кровью. Фельдшер приложил ватные тампоны, приклеил скотчем.

Лицо Алекса побледнело, взгляд застыл. Из груди торчал длинный стилет, словно шрам прошлого, который вернулся забрать долг.

Сжав кулаки до белых костяшек, Виктор поднимался рядом с фельдшером.

— Куда его повезут? — спросил он.
— Сальпетриер. Ближайшая больница, где его могут прооперировать.

В машине фельдшер поставил капельницу, потом обернулся:

— Имя друга?
— Алекс.
— Фамилия?
— Не знаю.
— А твоя?
— Иванов.

Санитар хмыкнул:

— Кто бы сомневался. Русские все Ивановы.

Задние двери захлопнулись. Сирена взвыла. Машина исчезла за поворотом, а Виктор остался один. Промокший. Злой. И очень, очень напуганный.

Полутёмный зал китайского ресторана был украшен керамическими драконами, гравюрами с пейзажами гор и лесов, а также изящными фарфоровыми вазами с изображением павлинов.

Развалившись на кушетке, Мань Вуй говорил по телефону:

— Нгуен, передай господину Лаун: отправка задерживается. Того русского, что приходил — пырнули ножом.

Пауза.

— Однозначно, надо проверить. Иди в Сальпетриер. Узнай, был ли доставлен. Я верю его напарнику, но верить — не значит не проверять.

В приёмном отделении госпиталя, основанного в XVII веке королём-Солнце Людовиком XIV как приют для нищих, пахло антисептиком и глухой человеческой бедой. Старики, арабы, африканцы — в рваных куртках и свитерах — ждали, будто за дверями врачебных кабинетов раздавали надежду.

У стойки регистрации стояла Алёна. Лицо её искажал испуг и нервное напряжение. Голос — срывался:

— Да, Алекс мой муж! Пустите меня к нему!

Медсестра устало подняла взгляд и, растягивая слова, монотонно произнесла:

— Не могу. Нужны документы. У нас даже фамилии пациента нет. Он отказался себя назвать.

Она опустила глаза в бумаги:

— Хотя вам туда и не обязательно. Вот обновление. — Она подняла лист. — Нож прошёл в сантиметре от сердца. Операция прошла успешно. Через пару-тройку дней — выпишем и, если не сможете его забрать, то привезём сами.

— Куда привезёте?
— На домашний адрес. Назовите его.
— Аллея Клода Бернара, пять. Комната 210.
— Телефон?
— Не звоните. Я будут тут каждое утро.

Медсестра кивнула.

— Покажите хоть какой-нибудь документ. Пусть будет на русском. И поклянитесь, что это свидетельство о браке и я впущу вас.
— Через два часа принесу.

Алёна развернулась и вышла, не заметив, как из-за колонны за ней наблюдал молодой вьетнамец.

На следующее утро Алёна вошла в палату, когда не было ещё и восьми. Вокруг кровати Алекса был натянут плотный занавес. Она осторожно приоткрыла ткань, стараясь не потревожить его сон, но обнаружила, что у постели уже находился врач. Рядом с доктором стояла медсестра и записывала диктуемые им наблюдения.

Алёна замерла, не желая мешать осмотру.

— Хочу сказать тебе, молодой человек, что тебе невероятно повезло, — сказал пожилой француз с седыми висками, отрываясь от осмотра. — Хотя, конечно, двенадцать сантиметров стали в груди трудно назвать везением…

Он усмехнулся, выпрямился и продолжил:

— Тем не менее - ты счастливчик. Во-первых, нападавший промахнулся — лезвие прошло всего в сантиметре от сердца. Во-вторых, тот, кто не вытащил нож, тебя спас. Иначе ты бы истёк кровью ещё до приезда скорой.

Алекс, всё ещё бледный, чуть качнул головой:

— Спасибо, доктор.
— Не благодари. Это моя работа.

Врач посмотрел на него с долей сочувствия и добавил:

— Но совет дам: не подпускай к себе близко потенциальных убийц.
— Это не так просто, — хрипло ответил Алекс. — Я же не знаю заранее, кто хочет меня убить.

Доктор прищурился:

— Важно не знать — кто хочет, а знать — кто может.

Алекс нахмурился:

— Не понял.
— Смотри. Когда ты собираешься перейти улицу и видишь мчащуюся машину, ты останавливаешься. Ты знаешь, что водитель не хочет тебя убить, но точно знаешь, что машина может. Так и с людьми.

Он сделал паузу:

— Не бойся тех, кто, возможно, захочет тебе навредить. Далеко не все из них осмелятся. Но никогда не подпускай к себе тех, кто физически или морально способен это сделать.

Алекс медленно кивнул.

— У вас три минуты, — сказал врач, обращаясь к Алёне. Затем одёрнул халат, кивнул медсестре и вышел за занавеску.

Алёна склонилась над Алексом и поцеловала его. Несколько слёз с её ресниц упали на его лицо и бинты, опоясывающие грудную клетку.

Алекс поднял взгляд:

— Не надо слёз и жалости. В том, что случилось, виноват только я. Слышала, что сказал врач?
— Да… Тебе не следовало так рисковать.
— Первое серьёзное ранение — и дельный совет в придачу. И то, и другое запомню надолго.

Алёна наклонилась и поцеловала его снова.

— Передай Виктору, чтобы на трассу не выходил, — после паузы сказал Алекс. — Мой приказ: грузовики не трогать, пока я не встану на ноги.

Алёна кивнула:

— Что ещё?

Алекс задумался, затем заговорил:

— Пусть с Виталием работают по заброшенным домам. Ты тоже помогай. Но не командуй. Пусть сами решают, что и где брать, и кому сбывать. Главное — не давай им рисковать. Будь моими глазами и ушами.
— Поняла.
— И ещё… — Алекс с трудом приподнялся на локтях. — Попробуй забрать кинжал, который из меня вынули.

Алёна удивлённо вскинула брови:

— Зачем он тебе? Хочешь всадить что-то острое в грудь Стево — купи себе выкидной нож или финку, как у Мамонова. Дешево и зло.

Алекс усмехнулся:

— Если бы Стево ударил чуть правее, я был бы мёртв. Этот нож мне теперь дорог.
— Трофей?
— Да. К тому же он был странного цвета… Белёсый. Может, серебро. Если так — значит старинной работы. А это стоит денег.

Алёна задумчиво качнула головой:

— Попробую достать, если полицейские его не забрали.

Она посмотрела Алексу в глаза:

— А что с цыганами?

Алекс ухмыльнулся, но в глазах блеснул холодный свет:

— Ничего. Делаем вид, что ничего не случилось. В открытую воевать мы не можем — их больше, они сплочённые. Но если появится шанс — мы его не упустим.

Алёна едва заметно кивнула. Она думала так же. Не по годам мудрая девочка понимала: если мужчина думает, как она сама, то лучше промолчать.

Алекс глубоко вздохнул:

— До нападения я думал, что ножа вору достаточно. Ошибался. Чтобы выжить — нужен ствол.

Он прикрыл глаза:

— Французы обязаны хранить оружие в сейфах. Но на деле пистолеты валяются в прикроватных тумбочках или под подушками. На налётах ищите оружие.

Алёна провела пальцами по его щеке:

— Хорошо, милый. Сделаю всё, как ты сказал. Выздоравливай.

Она наклонилась и поцеловала его. Когда скрылась за занавеской, Алекс слабо улыбнулся ей вслед.


Глава 16

На стыке трёх провинций — Бретань, Нормандия и Анжу — лежит крохотный городок Лаваль с населением около сорока тысяч человек. Среди тридцати отелей и постоялых дворов, модно именуемых хостелами, Алекс выбрал для встречи с клиентами самый дешёвый — F-1.

Комната хостела оказалась тесной, с облезлыми стенами и стойким запахом пота — запахом давно немытых тел. Пара двухъярусных кроватей почти не оставляла свободного пространства. Щуплые вьетнамцы чувствовали себя в этих условиях вполне комфортно, но двум прибалтам, южанину с Украины и высокому москвичу Алексу приходилось сидеть, пригнув головы.

Алекс разложил на полу карту и, постукивая ручкой по одному из маршрутов, заговорил:

— Карман для отдыха дальнобойщиков находится в сорока километрах от паромного терминала в Сен-Мало. Мы с Виктором его уже проверили: между ним и портом нет ни одной весовой станции. Это значит, что водитель не будет вынужден выгружать «товар», чтобы компенсировать вес пассажиров.

Он поднял взгляд на Ингу и Виталия:

— Вечером азиаты будут здесь. Вы заберёте их на «Форде» и поедете в направлении коммуны Мениль-Рок. Но перед этим сделаете следующее. Смотрите.

Он провёл ручкой по карте — тонкая синяя линия прорезала улицы, повидавшие и крестоносцев, и мушкетёров, и фашистов.

— Отсюда выезжаете на трассу, и на первом повороте — направо, на бульвар Ланда. В центре города пересечёте мост Пон-Вье и остановитесь у продуктового магазина возле башни замка. Там и ждите нас.
— А вы? — спросил Виталий.
— Мы задержимся с их боссом и охраной на полчаса. Убедимся, что за вами никто не поехал. Потом сделаем круг по Лавалю, до галло-римского поселения, проверим, нет ли хвоста. Если всё чисто — присоединимся к вам.

Виталий задумчиво почесал подбородок:

— А если они будут нас ждать на трассе?
— На Сен-Мало ведут три дороги, — отрезал Алекс. — У них не хватит людей, чтобы перекрыть все.

Ночной воздух был тяжёл — пахло выхлопными газами, дизельным топливом, сырой землёй и мокрым асфальтом. Стоянка грузовиков в паре километров от шато Монмюран казалась мёртвой: редкие трейлеры, припаркованные у обочины, тускло поблёскивали катафотами в свете фар, проезжающих мимо машин. Где-то вдали тянулся гул проезжающих трейлеров.

В тридцати метрах от зоны отдыха шла узкая дорога Ла-Круа-дю-Мулен. Между ней и стоянкой простиралась полоса густого леса. На пустынной дороге стояли два микроавтобуса — «Пежо» и «Форд». У «Форда» толпились четверо вьетнамцев. Алекс и его команда держались у «Пежо».

— Виктор, — обратился Алекс, — на стоянке встанешь напротив двигателя грузовика. Ствол держи наготове.
— Принято, — кивнул Виктор, засовывая «Глок» за пояс.
— Если водитель попытается выйти, не бей его. И тем более — не стреляй. Просто направь пистолет и скажи, чтобы вернулся в кабину. Если что-то пойдёт не так — сворачиваем и пробуем снова завтра.
— А если опять не получится? — нахмурилась Инга.
— Будем пробовать, пока не отправим рисоедов на Туманный Альбион, — усмехнулся Алекс.

Он кивнул Виталию:

— Собери деньги с пассажиров. Пора загружать их в прицеп швейцарца.

Виталий достал из кармана блокнот и начал вызывать мигрантов по списку. Один за другим они подходили, молча передавали деньги и исчезали в тёмной пасти фуры.

Алекс следил за процессом. Когда всё шло по плану, он сказал Виталию и Инге:

— Как закончите — сразу в Париж. Мы с Виктором проследим за отплытием парома. Потом поедем вдоль побережья, осмотрим остальные порты.
— Какие именно? — уточнил Виталий.
— Шербур, Гавр, Кале и Дюнкерк.

Они замолчали.

Внезапно хлопнула дверь фуры: вернулся водитель. Пассажиры уже были внутри. Осталось дождаться его напарника.


Глава 17

На окраине Гавра, в стороне от людских глаз, Алекс и Виктор добрались до заброшенного участка дороги. Перед самым поворотом с пустынной улицы Анри и Серж Феркок на заброшенный переулок Эжен Фрио тройной ряд сосен заслонял забор контейнерного терминала.

Металлическая сетка-рабица, высотой под три метра, тянулась вдоль всей промышленной зоны, но в этом месте деревья и кустарник почти полностью скрывали её от дороги.

— Остановись, — приказал Алекс.

Виктор затормозил «Пежо», заглушил двигатель и повернулся к нему с выражением сомнения на лице.

— Я всё-таки не понимаю, зачем мы здесь? Нам и так неплохо живётся. Мы можем бесконечно гнать нелегалов в Англию на грузовиках. Зачем лезть в эту мороку с портами и контейнерами?

Алекс вылез из машины, взял из бардачка кусачки и моток проволоки, одновременно продолжая говорить:

— А ты прикинь: в грузовик сколько влезает? Четыре, шесть человек? И то — если повезёт. Не забывай про пункты взвешивания на трассах. Иногда приходится снимать часть груза, чтобы скрыть перегруз. А сколько нервов на это уходит... Сначала — выследи нужную фуру, потом — дождись, пока уснут водители, потом — всунь в трейлер бестолковых нелегалов и молись, чтоб они не шумели в дороге. Помнишь, как в Сен-Мало собака учуяла пакистанцев в трейлере? И это всё — за тысячу баксов с носа. А контейнер? В один морской контейнер мы запихнём тридцать человек, отправим их через океан — и забудем о них. Что с ними случится в пути или в портах разгрузки, мы никогда не узнаем. В результате — никаких проблем, получив по три тысячи с головы.

— В этом ты прав. Лучше отправлять нелегалов десятками в Америку, чем по одиночке через Ла-Манш.

Пропустив мимо ушей комментарий Виктора, Алекс указал рукой на участок дороги:

— Смотри. С проезжей части отсюда забор не виден. Ни дыра, ни мы перед ней не попадёмся никому на глаза. Ставь машину на обочину, бери болторез — и за мной. Ты режешь сетку, я её раздвигаю.

Виктор кивнул, достал инструмент и побежал следом за Алексом в тень сосен.

Сетка поддавалась тяжело. За четверть часа Виктор сделал вертикальный разрез, Алекс раздвинул края — и подельники проползли через дыру. Оказавшись на территории терминала, парни стянули рабицу проволокой. Убедившись, что с пяти метров шов не бросается в глаза, они двинулись вдоль здания механических мастерских.

Дойдя скорым шагом до края администрации порта, Алекс слегка повернул голову назад и, не сбавляя темпа, бросил Виктору:

— Бежим через дорогу, ближе к пирсу.
— Смысл? — отозвался Виктор. — Давай вскроем любой контейнер второго ряда. Проверим, можно ли это сделать тихо — и сразу свалим.

Алекс остановился и обернулся:

— Тихо не получится. По этой дороге ночью может проехать одна машина в час, а может и ни одной. Чем ближе мы будем к месту загрузки судов, тем меньше шансов, что нас услышат. Там работают краны, ездят дизельные погрузчики, а на палубах моряки закрепляют контейнеры. Где много шума, там меньше шансов быть пойманными.

Виктор кивнул и ринулся бежать за Алексом. За десять секунд парни пересекли открытое пространство и нырнули в ряды металлических «джунглей».

Между штабелями в три этажа царила тишина. С тяжёлым болторезом в руках Виктор шёл позади Алекса. Парень внимательно осматривал контейнеры.

— Как мы узнаем, куда отправляется каждый контейнер? — спросил он вполголоса.
— Пока не знаю, — не оборачиваясь, ответил Алекс. — Но по аналогии с автоперевозками, в каждом из них должны быть сопроводительные документы на груз. Они и подскажут нам адрес получателя.

Алекс, как и Виктор, осматривал рифлёные стены контейнеров. Вскоре его взгляд зацепился за свежую надпись красной краской в верхнем углу контейнера и, такого же цвета, аккуратный прямоугольник прямо под ней.

— Видишь прямоугольник? — сказал он. — Грузчики закрасили старые буквы и нанесли новые — OLGB. Я почти уверен, это и есть код порта назначения. Логично предположить, что они делают так во всех терминалах.
— OLGB? — Виктор усмехнулся. — Может быть, это аббревиатура престижной кинематографической награды — «Оскар для лесбиянок, геев и бисексуалов»?

Алекс не стал развивать тему шутки.

— Сейчас и узнаем. Режь замок, —сказал он.

Виктор перекусил дужку навесного замка, Алекс сорвал свинцовую пломбу и повернул ручку, открывая одну из створок.

— Закрой за мной дверь, — бросил он, прежде чем исчезнуть внутри контейнера.

Внутри контейнера стояла плотная темнота. Алекс нащупал фонарик, щёлкнул кнопкой, и узкий луч света выхватил из мрака ряды картонных ящиков, аккуратно упакованных в прозрачную стретч-плёнку и поставленных на паллеты. На каждой коробке был напечатан штамп: Petrus Pomerol 1990 Grand Vin. Парень знал, что это вино стоило целое состояние, но в тот момент его интересовало не содержимое ящиков, а сопроводительные документы на груз.

Методично осматривая каждый поддон с грузом, он наконец заметил большой жёлтый конверт, прикреплённый к одной из коробок толстой промышленной скрепкой. Алекс аккуратно открепил его, раскрыл и под светом фонаря увидел то, что искал — надпись: OLGB, Long Beach, Los Angeles, USA.

— Бинго и джекпот одновременно, — пробормотал он с усмешкой.

Аккуратно вернув документы на место, он выбрался наружу.

Снаружи, нервно озираясь по сторонам, ждал Виктор. Алекс закрыл дверь контейнера, повернул ручки замков и задержал взгляд на их механизме.

— Нашёл, что искал? — спросил Виктор вполголоса.
— Да, — кивнул Алекс, оставаясь в задумчивости: он взвешивал значимость своего открытия.
— И что значат эти буквы?
— OLGB — это Лонг-Бич, Лос-Анджелес, Витя. Америка! Мы только что нашли прямой путь за океан!
— Это, конечно, здорово, но я вижу, что тебя всё же что-то беспокоит. Ты о чём задумался? — перехватив долгий взгляд Алекса на двери контейнера, тихо спросил Виктор.
— Изучаю замок. Хочу понять, как его вскрыть, не нарушив пломбу.
— Думаешь, это реально?

Алекс ответил не сразу. Он стоял, склонившись над креплением запорного механизма, освещая его в упор фонариком.

— Не просто реально — проще простого. Смотри.

Присев у двери, он указал на шестигранные болты, которыми ручки замка крепились к дверям, и продолжил:

— Берём аккумуляторную «болгарку».
— Что? — переспросил Виктор.
— Угловую шлифовальную машину с диском для резки металла — и срезаем вот эти головки болтов. Потом пробойником вбиваем внутрь стержни с резьбой, снимаем ручки вместе с площадкой, к которой крепится пломба. Пломба остаётся целой. Дальше — заводим людей, даём им новые гайки и разводной ключ. Закрываем контейнер, снаружи вставляем, на место выбитых заготовленные заранее идентичные болты, а «пассажиры» изнутри закручивают гайки. Потом — снаружи слегка подкрашиваем гайки под цвет контейнера, и — вуаля. Пломба на месте, ручки на месте, а «живой груз» уже внутри.

Виктор задумался.

— Может возникнуть проблема с собаками. Помнишь ту историю с пакистанцами в Сен-Мало?

Алекс кивнул. Тот случай до сих пор отзывался неприятным холодком по спине.

— Цветы, — вдруг сказал Виктор.
— Какие ещё цветы?
— Чтобы сбить собак с толку, нужно давать пассажирам сильно пахнущие цветы. Пионы, ночные фиалки, розы. Что угодно. Главное — из палисадника.

Алекс усмехнулся.

— Хорошая идея. Как я сам до этого не додумался? Ладно. До рассвета два часа. Давай вскроем ещё пару контейнеров — для статистики. Надо собрать список кодов и направлений.


День уже вступал в свои права. Микроавтобус с двумя парнями мчал по трассе А13 в направлении Парижа. За рулём сидел Виктор. Он молча вёл машину, в то время как Алекс что-то записывал в свой блокнот. Чуть южнее Руана, когда автомобиль въехал на мост через Сену, Алекс оторвался от записей и огляделся по сторонам.

— Слышь, братан, это Сена? Мы её пересекаем?
— Ага, — кивнул Виктор. — Руан уже за спиной.

Алекс задумался.

— Руан… Это же город с речным портом, да? Там наверняка есть контейнерный терминал. Мы ведь видели, что в Гавре, наряду с океанскими судами, стояли баржи. Значит, контейнеры по Сене можно гнать из глубины Франции прямо в порт.
— И что?
— А то, что охрана на речном терминале в Руане на порядок слабее, чем на океанском в Гавре. Разворачивайся — поедем на разведку.
— Речная доставка добавит пассажирам день пути, — заметил Виктор, но уже начал замедляться.
— Это даже хорошо. Мы сделаем дифференцированную систему цен. Смотри: из Сен-Мало до Портсмута — восемь часов пути за штуку евро. Из Гавра — пять часов за одиннадцать сотен. Из Кале — поездом за час через туннель, будет как бизнес-класс за полтарушку. А Руан будет маршрутом для бедных. Полдня до Гавра, день на терминале, потом паром до Англии — за восемьсот. Двое суток, зато — жлоб-тариф.
— А если попадутся контейнеры, идущие в Америку?
— Тогда предложим ещё одну опцию — заокеанскую. Хотя Америка, Австралия, Аргентина — это долгий путь, но для многих очень заманчивый. Хочешь сбежать от всех копов Евросоюза — плати в пять раз больше. Для нашего бизнеса главное — предоставить клиентам выбор. Кто платит — тот и решает, куда и как ехать.

Машина свернула с трассы в сторону Турвиля-на-Реке, проехала мимо торгового центра, и перед ребятами открылась живописная картина второго моста через Сену.

— Опять та же река? — удивлённо воскликнул Виктор. — Что там по карте? Куда ехать? Направо на Руан или вперёд по тринадцатой магистрали?
— Судя по карте, контейнерный терминал находится на восточной окраине города. Едем прямо — к замку Роберта ле Дьябля.
— Кого «бля»?
— Дья-бля, — рассмеялся в ответ Алекс. — Что я могу сделать, если слово «дьявол» лягушатники произносят именно так?
— А что там в замке?
— Панорамный вид на десятки, а то и сотни километров. Как со стен любого другого замка средневековья. От башни до площадки погрузки — не более полутора километров. Пока светло — мы успеем всё рассмотреть и решить, как будем пробираться на территорию, а ночью посмотрим, как она охраняется.


Глава 18

Алекс и Виктор стояли на вершине круглой башни замка Роберта ле Дьябля, которую местные называли Донжон. Отсюда весь Руан лежал как на ладони: контейнерный терминал, гладкая лента Сены и сотни квадратных километров лесов и полей по обе стороны извилистой реки.

Территория терминала была освещена редкими фонарями — это обстоятельство играло парням на руку. Речной порт ночью работал на четверть своей мощности.

Алекс бросил взгляд на часы — было ровно четыре утра.

Виктор пил кофе из термоса, держа тёплую металлическую крышку в ладони. Другой рукой он сжимал бинокль, изучая периметр терминала, высматривая конкурентов или случайный патруль полиции. Ночная вахта на крыше заброшенного замка наскучила, и мысли Виктора незаметно унеслись в прошлое.

Он скучал по Николаеву — южному, залитому солнцем городу корабелов. Там прошли его детство и юность. Его влекли назад акации и клёны, бесконечные «продольные» и «поперечные» улицы, старый яхт-клуб с фонтаном и огромный Парк Победы с песчаным пляжем на Стрелке — там, где полноводный Южный Буг встречался с Ингулом.

В памяти всплыли спортивные залы, в которых он проводил вечера. И, конечно, тренер по тхэквондо — Николай Петрович, строгий и добрый. Любимая его шутка всплыла в памяти и заставила Виктора улыбнуться:

— Видите радиаторы парового отопления? — спрашивал наставник, указывая на длинные, толстые трубы под широкими окнами спортзала. — Старайтесь не биться о них головой. Голова заживёт, а на трубе останется вмятина.

Неприятно было вспоминать об их расставании.

После четырёх лет тхэквондо, доведённого до автоматизма, когда удар ногой в голову соперника стал для Виктора проще, чем плюнуть на тротуар, он вдруг захотел попробовать свои силы на областных соревнованиях по каратэ. Предупреждать тренера он не стал. Во-первых, не хотел выслушивать уговоры не делать этого, а во-вторых, был уверен, что выступит средне, и инструктор о его участии не узнает.

И напрасно.

Он выиграл турнир среди одиннадцатилетних ребят, и уже на следующий день организатор соревнований позвонил Николаю Петровичу:

— Поздравляю с победой твоего ученика, — сказал сенсей. — Толкового парня ты вырастил. Витя разметал моих по татами, как волчонок щенят. Я вот что придумал: давай проведём состязание всех на всех. От новичков до старшеклассников.

Но Николай Петрович не оценил сюрприза. Он поблагодарил коллегу и попросил Виктора поискать себе новый вид единоборств. Обиделся мастер восточных единоборств на то, что у него не спросили разрешения на участие в турнире. Посчитал, что юное дарование не проявило должного уважения к сенсею.

С горьким привкусом обиды мальчишка отправился в айкидо.

Там он подолгу сидел на коленях, слушая наставления, рисовал в воздухе руками странные фигуры и десятки раз за тренировку падал на татами.

Возможно, он и стал бы когда-нибудь мастером, не хуже Стивена Сигала. Однако ждать он не собирался — и ушёл в кикбоксинг.

Вот где он себя нашёл. Никаких поклонов, лекций о самурайской чести, бесконечных стирок кимоно. Только бой. Только дело.

За пару месяцев мастер спорта по боксу Валерий Хаджигало выправил ему технику рук, а с ногами проблем у Виктора не было — он тренировался бить ими по корпусу и голове с семи лет.

“Вертушки” Витя раздавал, как автоматные очереди: доллио-чаги, мом-доллио — по два часа, четыре раза в неделю. В клубе ему не было равных.

Кубки и грамоты остались дома. Как и перчатки. Как и он сам.

Мысли перескочили на два года назад — в болгарский курортный городок Поморие, где их семья уже несколько лет подряд проводила август.

Он увидел себя со стороны: вот он обедает с родителями на открытой веранде ресторана «Козий Рог». На столе перед ним тарелка с фаршированным болгарским перцем, именуемым в меню - «наповнени чушки» и стакан апельсинового сока. Родители потягивают местное красное вино «Медвежья кровь». Разомлевшая от жары мать лениво листает книгу Дюма-отца о трёх мушкетёрах, а отец не отрывает взгляд от стройных ног проходящей мимо продавщицы кукурузы.

Девушка звонко выкрикивает:

— Сочна, млечна царевица!
— Сын, тебе через полгода восемнадцать, — сказал отец, пялясь на аппетитную попку девушки. — А учился ты... ну, сам знаешь как. Так что юность в сапогах тебе гарантирована.
— Я не пропаду, — пожал плечами Виктор. — Дедовщина меня не пугает.
— Отслужишь, вернёшься. А дальше что? Рэкет? Ментовка? — не поднимая взгляда, спросила мать. — Хочешь остаток жизни прожить в стране, где вместо денег — отрезные купоны? У Украины нет будущего. Ни экономического, ни политического. Мы с отцом уже не начнём с нуля. Наш мелкий бизнес не даст нам умереть с голоду, но и дальше Болгарии съездить не позволит. А перед тобой все дороги открыты.
— Помнишь, как один из КВНщиков пародировал арию из рок-оперы «Юнона и Авось»? — спросил отец и, не дожидаясь ответа, тихо запел голосом Караченцова: — Возвращаться — плохая примета… вспомнил я, проходя по Парижу…
— Советуете искать счастья во Франции? — спросил Виктор.
— Голова на плечах есть. Попробуй. Не получится — вернёшься.
— Почему не в Англию? Я английский в школе учил, а по-французски — ни бельмеса.
— Зато про Францию хоть одну книгу домучил, — мать подвинула к нему томик Дюма. — Английских авторов я в твоих руках не видела. Не говоря уже о немецких или американских.
— Я ещё «Спартака» итальянца Джованьоли читал, — возразил Витя и невозмутимо добавил: — Но, если вы меня вытуриваете из дома — я упираться не стану. Денег хоть на первое время дадите?
— Пять штук евро мы тебе отложили, — ответил отец. — И маршрут продумали. Самый безопасный.

Тишину на башне нарушил голос Алекса:

— Зацени, — сказал он, опуская бинокль. — Шесть часов наблюдений — ни одного охранника. Похоже, им вообще плевать на безопасность.
— Ну раз охраны нет, тогда вот там, — Виктор поставил бинокль вертикально на бойницу и указал на площадку с контейнерами, — предлагаю перелезть через забор и глянуть, куда они отправляют контейнеры.

Алекс кивнул.

— Пошли.

Без лишней суеты парни спустились с башни, скорым шагом дошли до заброшенной парковки для туристов и через десять минут остановились у стадиона городка Мулино — восточного пригорода Руана. До ограды порта оставалось не более ста метров.

Забор преодолевали без труда. От стадиона к дыре в ограждении вела тропинка. Очевидно, этим путём пользовались местные жители, сокращая путь от дома до работы.

Слегка сгорбившись, с руками в карманах и рюкзаками за плечами, парни шли по терминалу и выглядели как портовые работники ночной смены. Никто не пытался их остановить. Мимо с гулом проехал вилочный электропогрузчик. Оператор, заметив их, что-то выкрикнул. По интонации было неясно — вопрос это или приветствие. Виктор приветливо махнул рукой, указал на уши и покачал головой, изображая, будто не слышит. Погрузчик сбавил скорость, и мужчина жестом попросил сигарету. Алекс подошёл ближе, достал из кармана пачку и протянул ему три или четыре штуки. В знак благодарности тот прижал указательный палец к большому, растопырив при этом остальные. Прикурил, глубоко затянулся и уехал по своим делам.

— Что за жест он показал? — спросил Виктор.

— Удовлетворение от полученной вещи. В его случае — три сигареты вместо одной.
— Дружелюбие и беспечность французов просто зашкаливают, — хмыкнул Виктор.
— И мы обязаны этим пользоваться, пока есть такая возможность, — ответил Алекс. — Кстати, у англичан этот же жест имеет очень грязный сексуальный подтекст. Хочешь скажу он как звучит по-английски?
— Давай, только не переводи. По моей реакции поймёшь – понял я или нет.
— Two in the pink, one in the stink.
— Фу, - скривился Виктор. — Вот же мрази беспардонные.

Они шли между рядами контейнеров.

— Босс, записывай коды портов: NFK, DRW, GOT, OSA, LED, KEL, HAL, — Виктор диктовал надписи на бортах.

Алекс остановился и отложил блокнот.

— Достаточно. Мне всё ясно. Отсюда грузы отправляются по всему миру.
— Ты что, все буквенные коды помнишь? — удивился Виктор.
— Не тупи. Это просто география. DRW — это Дарвин, Австралия. NFK — американский Норфолк. HAL — Галифакс, Канада. LED — Санкт-Петербург. Они по-прежнему его Ленинградом называют. OSA — Осака, Япония. Ну а KEL и GOT — это Европа. Просто как два пальца…
— …обоссать, — усмехнулся Виктор.
— Именно. Погнали отсюда.

Когда они выехали на трассу, солнце уже взошло, но всё ещё низко висело над горизонтом. За рулём был Алекс. Виктор налил кофе из термоса в металлическую крышку-кружку и передал её напарнику.

— Когда выпьешь свой, — осторожно беря горячую кружку, сказал Алекс, — смотри только на меня. На дорогу не гляди — иначе уснёшь и не заметишь, как отключусь я. Держи меня в тонусе. Спрашивай что-нибудь. В крайнем случае — бей меня по запястью шариковой ручкой. Нам осталось продержаться всего два часа.
— Зачем?
— Что зачем?
— Зачем бить по запястью?
— Потому что это больно и надолго снимает сонливость. Так поступают командиры мотострелковых взводов во время долгих поездок на военном транспорте.
— Откуда знаешь?
— А мне один выпускник Московского общевойскового училища рассказывал. «Сижу, — говорил, — с эбонитовой палочкой в руке и смотрю за глазами водителя. Скорость колонны — восемьдесят, дистанция между автомобилями — пять метров. Как только он веки закрыл — я ему по запястью правой руки — бац. И так каждый раз. Причём бью по одному и тому же месту».
— Ясно, босс. Поделись нашими планами на ближайшее будущее. Что будем делать?

Алекс сделал маленький глоток, выдержал паузу, а затем ответил:

— Будем расширять команду. В четыре раза, минимум. Сделаем из нашей четвёрки настоящую бригаду.

Он взглянул в зеркало заднего вида. Ни городских копов, ни жандармерии за ними не было. Добавив скорость на тридцатку больше ограничения, он сказал:

— Первым делом найдём десять-двенадцать новых парней. Разделим бригаду на три части. Я останусь в Сен-Мало со своей группой. Город мне нравится. Сниму там квартиру. Вместе с Алёной будем переправлять азиатов в Англию и Ирландию.

Он сделал ещё один глоток.

— Ты с новыми парнями возьмёшь американо-австралийское направление. Восточноевропейцев туда проще отправлять — спрос есть. Виталий займёт на себя Кале и Дюнкерк. Оттуда — либо по туннелю в Англию, либо кораблями в Скандинавию.

Виктор кивнул. В его задумчивом взгляде читалось уважение — план ему казался продуманным и амбициозным.


Глава 19

На полукруглой площади перед Лионским вокзалом царило лёгкое напряжение. Пассажиры с чемоданами и сумками сидели на скамейках — кто в одиночку, кто группами. Одни читали газеты, другие болтали с попутчиками, кто-то пил кофе из пластиковых стаканчиков.

Среди сотни находившихся на площади людей выделялись небольшие скопления мужчин без багажа. Их возраст варьировался от двадцати до пятидесяти. Национальные костюмы выдавали их этническую принадлежность. Представители разных диаспор старались держаться друг от друга на расстоянии, но изредка делегаты переходили границы своих групп, чтобы перекинуться парой слов с соседями.

Три группы выделялись численностью.

Напротив гостиницы «Новотел» расположилась цыганская диаспора — не меньше двух десятков ромов полукольцом сидели на корточках. Напротив кафетерия L’Esplanade стояли выходцы из Северной Африки, переговариваясь меж собой на смеси французского, арабского и берберского. А у католической часовни Агнца Божьего собралась внушительная группа беженцев с Балкан — сербы, хорваты, боснийцы.

Цыгане у отеля внимательно слушали Стево и настороженно озирались.

Южноазиатские и центральноафриканские делегации были представлены небольшими группками по три-четыре человека.

Собравшиеся у часовни балканцы, перебивая друг друга, громко спорили на сербскохорватском.

Из греческой кофейни Alexander the Great, Coffee, расположенной на первом этаже стеклянного павильона вокзала, вышли Алекс, Виктор и Виталий. У каждого в руке был стаканчик с горячим кофе, на котором белыми буквами снизу вверх красовалось имя тёзки великого полководца.

Алекс широко улыбался. Он неспешно обвёл взглядом площадь, приветственно махнул рукой банде Стево и направился в сторону часовни.

Стево указал на него пальцем, и один из его людей пошёл следом.

Марокканцы и алжирцы замолкли. Внимание переключилось на русских и идущего позади них цыгана. Алекс подошёл к группе югославов. Те расступились, образовав полукруг.

Цыган остановился в пределах слышимости — в трёх шагах от кольца.

Подельники Алекса замкнули разрыв, а он шагнул в полукруг из мужчин у часовни с улыбкой на лице. Со стороны могло показаться, что он оказался в компании старых знакомых. Однако, это было не так. Внимательно оглядев загорелые, с морщинами усталости лица южных славян, он остановил взгляд на здоровяке, сидящем на скамейке.

— Мир вашему дому, сербы и хорваты, — произнёс он по-русски. — А тебе, Милослав Митрович, персональное — здраво.
— Привет, — почти без акцента ответил по-русски серб. — Можешь звать меня Милэ. Так будет короче. Ты ведь тоже не Алекс. Не так ли?
— Ты звал меня — я пришёл. Чего хотел? — пропустив праздный вопрос, поинтересовался Алекс.

Митрович не спешил вставать. Его массивное тело заполняло почти всю скамью, взгляд был тяжёлым, как бетон.


Серб Митрович ещё недавно был офицером полиции в небольшом хорватском городке Дубровник. Десять лет назад он приехал на побережье Адриатического моря на двухнедельный отдых в санатории Министерства внутренних дел Югославии и уже через неделю сыграл свадьбу с одной из местных красавиц.

Прошли годы подросла дочь — Злата, и пришло время идти в школу сыну Лазару. Кто бы мог подумать, что вскоре в стране разразится война между двумя братскими народами.

Когда в августе девяносто первого года, сразу после провозглашения независимости Хорватии, на улицах Дубровника появились вооружённые формирования, Милэ поначалу не верил, что это всерьёз. Он продолжал исполнять свои обязанности полицейского, надевал форму, приветствовал сослуживцев, старался держаться в рамках «службы», а не политики. Но всё изменилось, когда его коллеги — вчерашние товарищи — начали косо смотреть на него, называть «четник» шёпотом и вдруг, в один из дней, забрали его табельное оружие.

Через неделю его вызвали «на разговор» в участок, но вместо протокольной беседы его избили трое молодых бойцов территориальной обороны. Не убили — хотели напугать. А может, просто «передали привет».

На следующий день он уехал. Посадил в «Гольф» детей и жену, закинул в багажник два одеяла, запас хлеба — и по ночным, горным дорогам выехал из Дубровника. К утру они пересекли границу с Боснией и оказались в Требине — небольшом сербском городке в Восточной Герцеговине, который на тот момент уже контролировался войсками так называемой Республики Сербской. Здесь Милэ не был чужаком. Здесь он был своим — серб, брошенный, преданный, но не сломленный.

Через месяц Милослав уже носил форму. На этот раз не полицейскую, а военную. Он вступил в отряд Вооружённых сил Республики Сербской, где таких, как он — беженцев с погонами — было немало. Это были выросшие в Югославии люди, которые в одночасье потеряли Родину.

Милэ воевал под Требинем, у Мостара, на подступах к Дубровнику — против тех самых людей, с кем ещё недавно пил кофе в уличных кафешках и патрулировал улицы курортного городка.

Он стрелял на улицах, где выросла его жена, а дети в школу и детский сад. В окопах он прятал фотографии сына и дочери под бронежилет, а во сне звал их по именам. Однажды он обнаружил среди погибших хорватских бойцов тело своего бывшего напарника. Ничего не сказал. Просто снял с него цепочку с католическим крестом и бросил в грязь.

Когда в девяносто пятом году война закончилась и Дейтонское соглашение поставило точку, Милэ понял: возвращаться некуда. В Дубровнике его ждал трибунал, в Требине — только дым угасшего конфликта и вечная бедность. И тогда он двинулся на север. Через Сербию, Венгрию и Словакию — в Европу. В Париж.

Он не был ни эмигрантом, ни политическим беженцем. Он был солдатом без страны, офицером без флага, отцом, который не знал, где его дочь, и мужем, потерявшим жену. Кроме сына Лазара, мальчишки десяти лет с тяжёлой психологической травмой, да обреза ружья с затёртой гравировкой, у него не было ничего своего.

В Париже Митрович быстро нашёл своё место — он стал сутенёром. Нескончаемый поток албанок, турчанок, болгарок, украинок и девушек с бывшей родины хлынул на рынок проституции Франции.

И вдруг появился Алекс. Из слухов, дошедших от цыган, Милэ узнал, что менее чем за два год этот пацан успел подняться от швейцара забегаловки на окраине культурного центра Европы до успешного контрабандиста живым товаром.

Подняв угрюмый взгляд на юного российского гангстера, Милэ тихо сказал:

— До меня дошло, что ты крепко встал на ноги на переправке азиатов в Англию. Я уважаю деловых людей. Нам бы стоит объединиться. Я могу гнать тебе до сотни человек в месяц. Моя доля — половина с каждой головы.

Алекс продолжал улыбаться, но глаза его были неподвижны. Он молча выслушал предложение, не выдав ни удивления, ни интереса.

Позади раздался голос Виталия, громкий, срывающийся от возмущения:

— Ты в своём уме? Такие условия предлагай цыганам. Пусть они тебе половину дохода от сбыта кокса отдают.

Виктор тут же рявкнул, не отрывая взгляда от окружающих:

— Заткнись, Виталий.

Но тот не унимался:

— Да у нас отбоя нет от желающих! Люди на коленях ползают, лишь бы в список попасть!

Милэ поднял голову и посмотрел поверх Алекса прямо на Виталия:

— Алекс, успокой своего щенка. Или мне сделать это за тебя?

Виталий сделал шаг вперёд, грудь надулась:

— Ты мне ничего не сделаешь.

Алекс резко поднял ладонь, не оборачиваясь:

— Хватит, Виталий. Милэ, ты сделал предложение — я его не принимаю. Значит, говорить больше не о чем.

Словно подтверждая окончание разговора, Виталий обернулся. К ним приближались двое — смуглые лица, чёрные куртки. Это были алжирцы. Не дожидаясь их подхода и не предупреждая Виктора и Алекса, он тихо вышел из круга и направился к уличному писсуару — пирамидальной конструкции у стены часовни.

Милэ медленно встал. Весь его силуэт, могучий и угрожающий, выдвинулся из тени. Он остановился в полутора метрах от Алекса, возвышаясь над ним на целую голову. Плечи, широкие, как дверной проём, казались необъятными. Его голос теперь звучал уже не как предложение.

— Не спеши, Алекс. Это не деловое предложение. Это шанс, от которого ты не можешь отказаться. Я был сербским копом пятнадцать лет. Из них четыре — сражался за независимость Республики Сербской. Таких, как ты — юрких и дерзких, — я видел сотни. Все они либо на два метра под землёй, либо сломались и приняли мои условия.

Он шагнул вперёд и попытался схватить Алекса за горло. Но не успел.

Удар Алекса кулаком в пах был коротким, быстрым, точным. Милэ согнулся, захрипел.

И всё понеслось.

Кулаки, ботинки, крики. Алекс бил всех подряд, словно соскучился по рингу. С удовольствием — резко и точно.

Виктор не отставал. Он крутился, как юла, ловко выбрасывая удары ногами по тем, кто пытался втиснуться в круг. Всё происходило, как в водовороте. Вдруг Алекс почувствовал резкую боль в правом боку. Он обернулся и всадил кулак в лицо одному из алжирцев. Тот повалился на спину, тут же вскочил и рванул прочь.

Из-за писсуара выглянул Виталий. Убедился, что драка продолжается, и вновь скрылся из виду.

— Виктор! — крикнул Алекс, перекрывая шум. — Отходим! Нас только двое!

Они начали пятиться к центру площади, бок о бок, не спуская глаз с противников. Неожиданно банда югославов начала разбегаться. Виктор бросил взгляд через плечо — из вокзала выбегали полицейские. Их было четверо. Все в чёрных жилетах, касках с опущенными забралами и с короткими дубинками в руках.

— Алекс, валим! Мусора за спиной!

Парни развернулись и побежали. Они петляли между скамейками, топча брошенные кофейные стаканчики и уворачиваясь от замерших в испуге цыган, арабов и африканцев.

Алекс и Виктор промчались мимо часовни Агнца Божьего, затем свернули в переулок на улице Ролан-Барт и остановились лишь в сквере Филиппа Фарина.

Тенистая аллея в это время суток оставалась пустой и тихой, будто город даже не заметил ни драки в центре, ни разгона цыган и арабов четырьмя полицейскими из отряда борьбы с массовыми волнениями, ни разбегающихся по переулкам и скверам балканцев и русских. Над крышами домов витал глухой гул полицейской сирены, уходящий куда-то к восточной окраине — в сторону, куда убежала основная масса участников драки.

— Оторвались, — с облегчением выдохнул Виктор, обернувшись через плечо.

Алекс, согнувшись пополам, упирался руками в колени. Его грудь ходила ходуном, а влажный лоб блестел в тусклом свете уличного фонаря. Он выдыхал с хрипом, словно из него выкачали весь воздух.

— Нас и не очень-то ловить хотели, — прохрипел он. — Но я, мать его, обоссался… Никогда раньше такого не было.

Он молчал секунду, потом продолжил, не глядя на Виктора:

— В середине драки почувствовал — по ногам потекло, тёплое. Думал от испуга.

Виктор приблизился и присел рядом. Его взгляд остановился на правом боку Алекса, где ткань майки темнела насыщенно-багровым пятном.

— Это не моча, брат, — сказал он тихо. — У тебя опять ножевое. Правый бок, чуть ниже рёбер.

Алекс медленно выпрямился и посмотрел вниз. Глаза его расширились, дыхание сбилось ещё сильнее. Мир вокруг поплыл. Земля, которую он ещё секунду назад чувствовал под ногами, начала ускользать.

— Скорую… — прошептал он. — Звони. И забери у меня стилет. В госпитале второй раз его точно не вернут.

Он попытался достать нож сам, но пальцы дрожали, как у старика. В следующее мгновение его ноги подкосились, и он повалился в руки Виктору.

— Удивлён, что ты им не воспользовался, — пробормотал друг, укладывая Алекса на асфальт. — Помогло бы.

Он аккуратно вытащил из ножен тонкий стилет — знакомый до боли клинок, с которым Алекс не расставался с памятной встречи со Стево под мостом де Голля.

Виктор набрал номер службы спасения, не отрывая взгляда от его побледневшего лица.

Где-то вдали, на грани слышимости, завыла сирена микроавтобуса службы скорой медицинской помощи.

— Держись, брат, — сказал он тихо, прижимая к ране свою футболку. — SAMU уже в пути.


Глава 20

Алекс и Алёна ехали по ночному шоссе в сторону Гавра. Фары выхватывали из темноты узкую ленту дороги, гасли в бескрайней черноте за поворотом и снова зажигались — будто машина сама открывала себе путь светом. В салоне пахло кофе из термоса и чем-то тёплым, едва уловимым — может, её волосами, может, тем, как она молчала.

Алекс держал руль одной рукой, а другой иногда касался её колена — будто проверял, тут ли она, не исчезла ли. Ехали уже больше часа, почти не проронив ни слова, и всё это время Алекс чувствовал, как сильно любит её. Не вспышкой, не внезапно, а так, как будто об этом с момента встречи. Просто раньше не смел признаться даже себе.

Посмотрел на её лицо, освещённое тёплым светом приборной панели. Спокойное, чуть усталое, но в чём-то закрытое. Алёна смотрела в боковое окно, будто пыталась увидеть что-то далеко, за пределами горизонта.

— Послушай… — Алекс немного замялся, но продолжил. — Ты ведь так и не рассказала, как оказалась во Франции? И что вообще было… до?

Алёна медленно повернула голову. Алекс не отрывал взгляда от дороги. В машине наступила тишина. Та, что бывает, когда близким людям пора откровенно поговорить.

Девушка опустила глаза, чуть заметно кивнула и сказала:

— Хочешь правду?
— Только правду.

Она вздохнула и начала говорить — не подбирая слов, не выстраивая речь, иногда сбиваясь с хронологии событий — просто открылась.

— Всё началось, когда мне было одиннадцать. Мама уехала в Россию с фурой водки «Немиров», с нашего ликёро-водочного завода. Сказала — ненадолго. Отец уговаривал её не делать этого, а она бросала в него обидные слова о мизерной учительской зарплате и нищей жизни. Помню, как он говорил: «Чего тебе не хватает? Есть дом, куры, свиньи, корова, дочь растёт, я всегда дома». В ответ ехидное: «Куры, свиньи, корова… Я что, замуж выходила, чтобы всю жизнь коров доить и за свиньями говно убирать? Я хочу машину, хочу в городе жить, хочу ходить по дорогим магазинам, одеваться как леди, а не как свинарка. Ты женился на самой красивой девушке района, а не можешь дать то, что ей нравится».

На следующий день мать села на пассажирское сиденье грузовика и уехала. Отец сутки лежал на кровати лицом к стене и плакал навзрыд. Через три дня он умер. А она… не вернулась. Ни через месяц, ни через год. Я жила одна почти два года. Копалась в огороде, собирала куриные яйца… Варила супы, топила печку, училась выживать. Иногда помогали соседи, но очень редко.

— Папа умер от сердечного приступа, — после долгой паузы добавила Алёна, будто подчёркивая, насколько отец не принимал идею матери «заработать» на спекуляции. — Вечером сел в кресло перед телевизором и не встал. Нашла его утром.

        Алекс чувствовал, как в груди у него всё сжимается, но не перебивал.

— Сначала жила в страхе. Дом большой, кругом тишина, зима, лес. Но потом страх прошёл. Научилась доить корову. Её звали Дуся. Куры неслись плохо, особенно зимой, но яйца реально спасали. Дрова рубила. Папа учил. Всегда говорил: «Ты у меня как мальчишка. Справишься».

Она на мгновение нахмурилась вспоминая.

— С одиннадцати лет знаю, как убить птицу. Первый раз… это было в апреле. Закончились запасы еды, и соседка узнала об этом. Сама не пришла, прислала мужа. Дяде Пете было под шестьдесят. Он вонял самогоном, предлагал помощь по хозяйству, но полез лапать. Я отступила к курятнику. В пеньке торчал топор. Вытащила. Схватила проходившую курицу за голову — и прямо у него на глазах отрубила ей башку. Голова осталась в руке, а курица пробежала метров десять и забилась. Сосед изменился в лице, отвернулся и ушёл. Больше не приходил.

Алекс будто видел ту сцену - маленькая девочка, топор, и полный отчаяния взгляд.

— В школе сначала издевались, — продолжила она тихо. — Учителя жалели, но дети… дети были жестоки. Обзывали. Говорили «Брошенка». Однажды пацан дёрнул за косу — класс заржал. Я встала и со всей силы ударила того козла книгой по голове. В кабинете у директора сказала: «Они меня травят. Бить буду в ответ, что есть силы».

Алекс сжал её колено. Не больно. Просто показал, что рядом.

— Потом объявилась мать. Сказала, что болела. Якобы присылала письма и деньги. Не было ни писем, ни переводов. С её слов оказалось, что виноваты почтальоны. Я ничего не чувствовала — ни гнева, ни радости. Было всё равно. Потом, под предлогом возврата долга ликёро-водочному, заводу мамаша взяла у соседей в долг десять тысяч долларов. Но снова всех обманула. Заплатила какой-то левой фирме в Киеве, а те пообещали переправить нас в Англию.

Во Львовской области, районе деревни Шегини, перешли ночью украинскую границу и оказались в Перемышле. Оттуда доехали до западной границы — городка Пржевоз. Жили в отеле у женщины по имени Барбара. Потом появился — Казимир. С мамой говорил всю ночь. Утром — забрал меня, а её — нет. Увёл к друзьям. В доме стояли мониторы — польские проводники наблюдали за границей в местах, удобных для перехода. Осталась одна с четырьмя мужиками. К счастью, поляки не смогли договориться между собой об очерёдности, переругались, слегка подрались и им стало не до меня. Но … ту ночь не забуду.

Алёна передёрнула плечами, и Алекс сбросил скорость. Нащупал её руку. Она дрожала.

— Утром повели к реке. Весна. Речка вроде не широкая, но вода холодная и по грудь. Пошли вброд. Я всё ещё была ребёнком. Но после того тех суток — уже нет. На немецкой стороне ждали. Меня — девочку — уложили в багажник. Темнота. Ехали целую вечность. Тряслась от страха и холода всю дорогу. Потом был Берлин. Потом — Франция.

Голос дрогнул.

— Не знаю, как мы выжили. Мама до сих пор верит, что всё делала ради меня. Не знаю – прощу ли.

Наступила пауза.

Алекс взглянул на подругу. В рассказе не было позы. Только правда.

— Я люблю тебя, — сказал он.

Девушка повернулась. На её лице читалось всё: усталость, тепло, страх, благодарность.

— Но теперь знаешь — кого, — ответила она. — А хочешь, расскажу подробнее, как мы пересекали границу?
— Хочешь — расскажи.
— Хочу. Никому не рассказывала.

Машина шуршала резиной покрышек по дороге.

— В тридцати километрах от Пржевоза есть Пеньск. За ним — река Ныса-Лужицка. Мама стояла с Казимиром. Я не спала всю ночь, едва держалась на ногах. Она кинулась на встречу, но я её оттолкнула. Сказала: «Заткнись». Казимир сказал: «Воды по колено». Вступила в реку, а там водоворот. Кричу об этом поляку — в ответ лекция о течениях. И ушёл. Растворился в лесу. Мать сказала: «Пойду там, где поглубже, но полегче». Я: «Так иди». Через пару шагов её понесло. Кричит: «Алёна, спасай!»

— Ты прыгнула?
— Конечно. Мать всё же. Схватила за волосы. Перевернула на спину. Гребла одной рукой, но дотянула. Когда почувствовала дно под ногами — сказала: «Вставай. Считай, что квиты мы за роды».

Алекс молчал. В голове — вода, камни, грязь и хрупкая девчонка.

— А потом?
— Берег крутой, метра три. Я: «Надо наверх». Она: «Не смогу». Я: «Оставайся — тебя назад отправят». Полезла первой. Она — за мной. Вытянула. Наверху — поле. В поле — человек. Курит.

Указываю пальцем, а мать:

— А если пугало?
— Сигарету не видишь?

Нас ждали. Повели к машине. Потом поезд до Гамбурга. Потом — автобус до Парижа.

— Куда приехали?
— На Монпарнас. Через три дня перебрались на Северный вокзал. Мать мечтала перебраться в Лондон. Не срослось. После нашей встречи сказала ей, что остаюсь, и чтобы выбирала — или я, или Туманный Альбион.

Девушка улыбнулась, впервые за всю дорогу:

— И с тех пор не одна.


 Глава 21

Машина медленно свернула с улицы де ла Мэйзон-Бланш на парковку перед портовым логистическим центром Дюнкерка. В салоне, рядом с Алексом, сидела Алёна. Сзади, на полу грузового отсека, укрытые ватным одеялом, устроились Виктор и четверо смуглых мужчин среднего возраста.

Позади них, почти синхронно, припарковался старый «Форд». За рулём — Виталий, рядом с ним — Инга. Обе машины остановились в тени, в стороне от брошенного трейлера и двух облезлых «Ситроенов» 80-х годов.

Алекс окинул парковку внимательным взглядом.

— Алёна, Виктор, на выход, — сказал он вглубь салона.

Стоя у пассажирской двери, Алекс держал в руках схематичный план местности и объяснял своей группе задачу.

— Пойдём на разведку вчетвером. Вы, — Алекс указал на Виктора и Виталия. — Идите через лесополосу в сторону нефтяного терминала. Проверьте есть ли там охрана. Хотя тот путь почти вдвое длиннее, мы им воспользуемся если там никого. Я с Алёной пойду через поле напрямую к контейнерной площадке. Инга, ты остаёшься здесь. Пересади пассажиров из моей машины в вашу, садись за руль и сиди в ней с включённым двигателем. Следи за обстановкой. Если что-то покажется странным — сразу по рации дай нам знать. Если же угроза будет реальная — уходи по дороге Н316. Проедешь пару километров вперёд и остановишься. Ясно?

Инга кивнула, но презрительно добавила:

— Пересади мусульман сам, пока ты здесь. Сам знаешь – женщина для них не человек.

Алекс вывел четверых мужчин из «Пежо» и пересадил их к остальным в «Форд».

Через минуту Алекс и его команда растворились в темноте, а Инга заняла водительское место и запустила двигатель Форда.

Лёгкий морской бриз тянул с собой прохладу. Алекс и Алёна двигались через поле по мокрой от росы траве. Чернеющие островки деревьев маячили впереди, словно часовые. Вдруг Алекс остановился и поднял руку. Алёна едва не врезалась в него и тоже остановилась.

Позади послышались тихие шаги. Их было два или три. Затем наступила тишина.

Алекс замер и провёл ладонью в воздухе сверху вниз. Они присели.

— Один за нами идёт, — прошептал Алекс. — Впереди нас засада. Как поднимемся — ты быстро убегаешь вправо, к Американской дороге. Добежишь до вэна на стоянке и гоните с парнями к перекрёстку с Африканской. Поняла?
— А ты?
— Я — в лес. Отведу хвост от тебя.
— Я тебя не брошу, — сказала она, но в голосе звучала тревога.
— Делай, что сказал. Нас двоих убьют сразу. У одного меня шансов выжить больше. Бежим на счёт «три». Раз. Два. Три.

Они вскочили и кинулись в разные стороны. Алёна — к огням дороги, Алекс — в темноту леса.

Позади затопали шаги — преследователь выбрал Алекса. Через двадцать шагов из травы перед беглецом поднялись четверо алжирцев. За спиной, тяжело дыша, остановился пятый.

Алекс поднял руки:

— Спокойно, парни. Это лишь бизнес и ничего личного. У меня в кармане больше двух тысяч евро. Забирайте — и разбегаемся.

Один из алжирцев шагнул вперёд и, злорадно улыбаясь, произнёс:

— Ты не понимаешь. Мы не торговаться пришли. С тобой не смогли договориться цыгане под мостом, затем мы передали предупреждение на площади перед Лионским вокзалом. Как там твоя правая почка — цела? Югославы пытались склонить тебя к сотрудничеству — ты стал быковать и в результате отгрёб от них по полной. Не подоспей парижские флики — могло бы быть и хуже. Нам ты должен за рынок Порт-де-Монтерей. Мои алжирские братья не забыли твой топор. Я — лишь курьер их привета.

Он потянулся за пистолетом.

Но Алекс не дал ему закончить дело. Он качнулся в одну сторону и тут же сделал кувырок в другую, вскочил — и, петляя как заяц, помчался к забору. Выстрелы разорвали темноту. Несколько пуль просвистели мимо.

Услышав выстрелы, Виталий бегом ринулся к «Пежо». Увидев, что Алекс оставил ключ в замке зажигания, он занял на водительское сиденье и завёл двигатель. Он почти вырулил с парковки, но ещё не успел набрать скорость, как перед капотом возник Виктор. Виталий резко затормозил. Виктор запрыгнул в салон.

— Вон! — крикнул он, ткнув пальцем в темноту. — Алёна бежит. Ждём её.
— Там стреляют! — ответил Виталий. — Надо уезжать.

Но Виктор уже прижал холодный ствол пистолета к виску приятеля:

— Останови. Сейчас же. Или окажешься на траве с дырой в башке.

Виталий замер. Его брюки потемнели.

— Сдавай назад. Ждём обоих, — презрительно ухмыльнувшись, приказал Виктор.
— Алекс, возможно, уже мёртв, — возразил Виталий. — А без него нам Алёна не нужна...

Увидев, как указательный палец Виктора переместился с затвора на спусковой крючок, Виталий осёкся и включил заднюю передачу.

— Алекс сказал: в случае опасности уезжает Инга, — сказал Виктор. — Не ты и не я. Только она с пассажирами. Сиди и жди.

Алёна вскочила в салон микроавтобуса и, тяжело дыша, дала расклад:

— Засада. Нас вели от парковки. Почему Инга не предупредила — не знаю.
— Что с Алексом? — спросил Виталий.
— Жив. Если бы убили — был бы один выстрел. А стреляли раз десять. Значит — убегал.
— Я тоже думаю, что ушёл, — поддержал Виктор. — Иначе алжирцы уже были бы тут. А раз их нет — значит, ищут. Едем навстречу.

Пежо медленно катил вдоль шоссе.

— Куда? — спросил Виталий.
— Прямо по Американской до перекрёстка с Африканской, — отозвался Виктор.
— Почему?
— Алекс убежал в другую сторону от Алёны. Он отвёл преследователей.
— Витя прав. Он мне сказал, что выйдет вдоль забора — в районе перекрёстка. Там и подберём, — подтвердила Алёна.

Виталий вёл Пежо медленно вёл минивэн, и когда машина приблизилась к перекрёстку дорог, из канавы, едва различимый в свете фар, выскочил Алекс. Он запрыгнул в салона. Скользящая по рельсам дверь захлопнулась, и, оставляя за собой бегущих к перекрёстку преследователей, «Пежо» устремился в темноту.

— Сколько их было? — спросила Алёна.
— Пятеро, — ответил Алекс.
— Как ушёл?
— Арабы слишком много смотрят голливудских фильмов. Перед тем как убить врага, они подробно объясняют ему, за что именно его убьют.
— А что в этом не так? — удивился Виталий.
— Всё не так. Сначала стреляй, а потом, если настроение лирическое — объясняй трупу, почему он мёртв.

Глава 22

Руан — старинный нормандский город, выросший на берегах Сены среди холмов, покрытых липами и каштанами. Его улочки помнят шаги Жанны д’Арк, рыцарей, купцов и королей. Каменные фасады готических соборов, фахверковые дома с узкими окнами, резными ставнями и покатыми крышами отражают свет закатного неба, окрашивая город в оттенки бронзы и пепла. Здесь история не пылится в книгах — она стоит на каждом перекрёстке, пахнет сырой брусчаткой и звучит в колокольном звоне Нотр-Дама Руана.

        Но, как и вся Франция, Руан давно научился соединять древность с современностью.

        Южнее от старого центра, где река делает плавный изгиб, располагается речной контейнерный терминал — тихий, функциональный и почти невидимый постороннему глазу. Контейнеры, баржи, погрузчики и стальные краны на фоне мирной сельской зелени выглядят как пришельцы из другой эпохи. Здесь нет той суеты, что царит в больших морских портах. Руанский терминал живёт в собственном ритме — в такт медленно текущей Сене, которая, словно старая служанка, терпеливо несёт по течению рифлёные стальные короба с китайскими безделушками, турецкими тканями и теми, за кого вряд ли кто спросит.

        На тёмном фоне наглухо запертого тёмно-синего контейнера ярко выделялись белые буквы: ONFL. Виктор стоял перед металлическим монстром, будто перед банковским сейфом, и методично срезал болты. Казалось, что в той ночной тишине визг его «болгарки» был слышен за десятки километров.

        На самом деле это было не так. Сотни контейнеров, стоящих друг на друге в три этажа, напоминали небольшой населённый пункт со своими улицами и переулками. И в этом металлическом городе звук либо уходил вверх, либо гас в соседнем переулке.

        По ночам в речном порту Руана работала лишь одна бригада грузчиков — один крановщик, один стропальщик и один водитель вилочного погрузчика. В ту ночь, когда Виктор вскрывал контейнер, малочисленная ночная смена мужчин из Мулино грузила контейнеры на речную баржу «Алладин».

        Щелчок — и раскалённая добела головка болта упала к ногам Виктора.

        — Один, — тихо произнёс он, бросил взгляд на режущий круг и пробормотал себе под нос: — Хватит и на второй.

        Щелчок — и второй болт остался без шестигранника.

        Контейнер приоткрылся — и из него пахнуло спёртым воздухом. Виктор затаил дыхание. Внутри, прижатые друг к другу, как сардины в консервной банке, с тревогой в глазах сидели темнокожие мужчины. Восточные лица. Ближний Восток. Не его люди.

        Виктор выдохнул, открыл двери настежь и обернулся. Позади стоял один из его пяти "клиентов" — коренастый тип с пустым лицом в военной куртке камуфляжной расцветки без опознавательных знаков.

        — Сегодняшняя отправка отменяется, — сухо бросил Виктор. — Контейнер уже занят. Внутри не меньше десяти мусульман. Кто-то нас опередил.
        — Проблема решаемая, — пожал плечами русскоговорящий мужчина. — Пускай нас внутрь. По дороге до Норфолка разберёмся. Передушим их.

        Виктор посмотрел на него, как смотрит учитель на тупого ученика, провалившего экзамен.
        — Это ударит по моему бизнесу. У нас правило: пассажиры неприкосновенны. Даже если это не наши.
        — Так вытащи их, а нас загрузи. В чём проблема?
        — В том, что, если я сейчас вышвырну арабов — их тут же с трассы заберут свои. Уверен, что кто-то тайком следит за этим контейнером. Даже не за нами, а именно за ним. Если мы их выставим на улицу — через час сюда нагрянет этническая банда, и нас просто размажут. Нет. Мы поступим иначе.
        — Как?
        — Завтра этот контейнер будут в Гавре перегружать на океанский контейнеровоз. Мы высадим их там, а вас посадим. И пока сыны Магомеда дозвонятся до своих — вы будете в море, а мы уже в другом терминале.

        Без лишних слов Виктор развернулся и повёл всю группу обратно — через ночной порт к микроавтобусу. Пока пассажиры укладывали свои баулы в багажном отделении и устраивались на сиденьях, он достал мобильник и набрал номер.

        — Алекс, у нас ситуация. Алжирцы загрузили мою клетку.
        — Надеюсь, ты их не тронул, — тихо прозвучало в ответ.
        — Нет, не стал выгонять. Мои пассажиры, которые выглядят как боевые пловцы Российского ВМФ, предлагали отправить их вместе с арабами. Но я подумал, что арабы живыми до Норфолка не доплывут и предложил клиентам другой вариант. Завтра в Гавре поменяем пассажиров местами. А когда арабы приедут забирать своих — устроить им маленький спектакль. Отомстим за Дюнкерк.
        — Сколько парней привезти? Пять-шесть хватит?
        — Так много не надо. Возьми двоих. План расскажу лично. Поверь, тебе понравится.


Глава 23

Низкая облачность свинцовой массой давила на побережье Нормандии. В Гавре было, как и всегда, — прохладно и сыро. Пятеро мужчин затаились под деревьями между сортировочной станцией железной дороги и рекой. Их спины изредка освещались тусклым светом луны, пробивавшимся сквозь редкие разрывы облаков.

Алекс, Виктор и трое парней лежали в узкой лесополосе, на тонкой линии между светом и тьмой. В десяти метрах позади них была дыра в заборе. В ста метрах от импровизированного входа на территорию терминала стоял контейнер с пятью странными клиентами, уплывающими в Норфолк. А в двадцати шагах впереди, на пустой автомобильной парковке на двести машин, сидели на бетоне выгруженные из контейнера мусульмане. Один из них нервно говорил по-арабски по телефону.

Десять минут назад два бойца Виктора, закончив выгрузку чужих пассажиров и посадив пятерых странных русских, сели в микроавтобус и уехали.

Арабы остались ждать своих и в воздухе повисло напряжение.

— Скоро начнётся шоу, — прошептал Виктор.
— Оружие у твоих есть? — спросил Алекс.
— Пистолеты только у меня и зама.
— Скажи ему, чтобы отдал один мне.
— Петро, отдай ствол боссу.

Парень молча подполз к Алексу, протянул пистолет и отполз обратно. Алекс проверил затвор и тихо сказал:

— Слушайте внимательно. Работаем только мы с Виктором. Остальные не высовываются. В бой вступаете только если один из нас "ляжет". Если я выбываю, типа — ранен или убит, подползаете ко мне, забираете пистолет и стреляете. Пусть они думают, что мы бессмертны.
— Думаю, до этого не дойдёт, — усмехнулся Виктор. — Алжирцы уверены, что тут были только те двое, что уже уехали.

Алекс напрягся, вглядываясь в приближающиеся огни автомобилей:

— А вот и гости. Головы к земле. Не шевелиться.

Из-за поворота транспортного кольца на стоянку для персонала выехал микроавтобус «Рено 19». Из него вышли пятеро. Алекс узнал двоих.

Громко, по-хозяйски, будто всё было под контролем, они обменялись приветствиями с пассажирами, и вся группа направилась к лесополосе.

Впереди шёл парень, который пару месяцев назад преследовал Алекса и Алёну. За ним гурьбой шли пассажиры. Процессию замыкали четверо вооружённых арабов, среди них был тот, кто руководил засадой в Руане.

— План меняется, — повернув голову, Алекс обратился к бойцам Виктора. — Вы все за забор. Мы с Виктором останемся здесь, пропустим ведущего и пассажиров, а остальным устроим встречу. Как только начнём стрелять — выскакивайте и старайтесь удержать их на территории терминала сколько сможете. Пассажиров не бейте, с проводником делайте что хотите. Пусть боятся.

Трое бойцов исчезли в темноте. Алекс и Виктор ждали. Сердца били в нормальном ритме. Оба были спокойны, как будто устраивать засады было для них привычным делом.

Как только последние пассажиры скрылись за деревьями, а их прикрытие приблизилось на пятнадцать шагов, Алекс подал сигнал и вместе с Виктором открыл беглый огонь.

Били низко, над землёй, стараясь попасть по ногам. Без суеты. Хладнокровно и расчётливо. Четверо алжирцев рухнули в траву.

Пассажиры в панике заметались между забором и чужаками, избивающими их проводника.

Когда они наконец показались из лесопосадки и галопом пронеслись мимо Виктора и Алекса, их транспорт рванул им навстречу. Через минуту пассажиры уже были в «Рено».

Из-за поворота вырулил «Пежо» Алекса с Алёной за рулём, за ним — микроавтобус Виктора. Дверь распахнулась, и в свете фар мелькнуло лицо Инги. Алекс с Виктором прыгнули в салон на ходу. Остальные — один за другим, влетели во второй микроавтобус.

Минивэны бригады Алекса набирал скорость. «Рено» с арабами уже давно исчез в темноте. Где-то позади слышались крики. На парковке суетились алжирцы, подбирая раненых.

По полосе встречного движения, сверкая синими проблесковыми маяками, мимо команды Алекса пронеслись четыре патрульные машины полевой жандармерии.

— Надеюсь, арабы успеют смыться, — сказал Алекс.
— Хотелось бы в это верить, — ответила Алёна. — Иначе на допросах кто-нибудь из них нас сдаст.

На окраине Гавра, у самого берега Ла-Манша, стоял одноэтажный жёлтый дом с красной черепичной крышей. Улица Стендаля делилась на два участка: первый, длиной около двухсот метров, упирался прямо в обрыв у моря; второй — такой же длины — поворачивал направо и шёл вдоль берега.

От этого поворота в противоположную сторону уходила безымянная гравийная дорога. Она заканчивалась у ржавых железных ворот, ведущих на пустое пастбище. Прямо посередине ворот висел знак:

                «Частная собственность. Проезд запрещён».

На тупиковой части улицы, прижавшись к забору внутреннего двора, стояли вплотную друг к другу десяток легковых автомобилей. Во дворе находилась ещё одна машина — новенький чёрный BMW 520i.

С проезжей части улицы в сторону дома свернул Peugeot. Под колёсами захрустел гравий. Машина остановилась, из неё вышли двое крепких парней. Они открыли багажник и начали выносить ящики с коньяком, вином и провизией.

Из дверей дома вышел Виктор. Он заметил микроавтобус, обернулся и что-то крикнул внутрь. Через несколько секунд на крыльце появились ещё трое. Они взяли ящики у машины и отнесли их в дом.

Внутри, в небольшой гостиной площадью около двадцати квадратных метров, стоял длинный обеденный стол. К его торцу был придвинут кухонный. Вдоль них сидели около пятнадцати молодых мужчин, на вид от двадцати до тридцати лет. Все были коротко стрижены, одеты в одинаковые короткие чёрные кожаные куртки, джинсы и армейские ботинки.

Молодые мужчины пили водку и коньяк, закусывали сырокопчёной колбасой, сырами, копчёной рыбой и квашеной капустой. Говорили громко, по-русски, смеялись, полушёпотом отпускали сальные шутки в адрес Инги. В центре стола восседал Алекс. Перед ним лежал стилет. Слева от него — Алёна, справа — Виктор.

Алекс выглядел весёлым, самодовольным и по-хорошему гордым. Он встал из-за стола, взял стакан, стукнул по нему стилетом. Комната замерла. Затем он вонзил лезвие прямо в столешницу.

— Четыре года назад я был самым младшим в бригаде Мамонова — вора в законе, жёсткого как молот и холодного как лёд. Он держался в центре, не любил быть пешкой, управлял всем — от налётов до зачисток конкурентов. Его решения никогда не были сгоряча — всегда взвешенные, всегда с прицелом.

        Тридцать первого декабря девяносто пятого года меня впервые пригласили на банкет посвящённый двум событиям. Первый тост Мамонов поднимал в честь нашей, громко заявившей о себе, сплочённой бригады. В гостях у нас были многие представители бригад Москвы и Подмосковья. Я не буду называть вам их имена.

        Скажу лишь, что у нас в гостях были лидеры Измаловской, Ореховской и Коптеевской группировок. Такое уважение означало одно — родилось нечто серьёзное.

— Не понял, — сказал Виталий хмельным голосом. — По какому поводу был банкет?
— Новый год, Виталик, я же сказал, что это было тридцать первого декабря,— улыбнувшись, ответил Алекс и в комнате раздался смех.
— Теперь понял, но не понял почему тебе запомнился именно тот банкет.
— Подделывая автомобильные документы для бандитов Могилёва или Витебска, ты не мог знать ни о Леоне Измайловском, ни о братьях Наумовых. Для тебя их имена  — пустой звук, но для выходцев из России они — легенды. Если бы я хотел отшутиться, то сказал бы так — там я впервые увидел голых баб. Они лежали на столах как подносы для еды, и мы и ели с них.

Несколько парней не сдержали смех, а кто-то даже пошло пошутил.

— А если серьёзно, мне запомнилась речь Мамонова, посвящённая рождению настоящей бригады. Он назвал нас тогда волками, живущими по закону леса. Мамонову удалось создать организованную и  хорошо вооружённую преступную группу в составе двухсот человек. Сегодня я с вами праздную зарождение нашей бригады. Она не такая большая, как та, в которой я начинал, но бойцовский дух у нас такой же. И я безмерно горжусь этим. Отправка беженцев в Англию стала нашим первым ключом к новому бизнесу. Две недели назад мы лишь приоткрыли дверь... а позавчера  распахнули её настежь. Не все здесь в курсе, но вчера ночью мы успешно отправили первую партию нелегалов за океан. Работали двумя группами — чётко, слаженно. А когда нам попытались помешать — мы дали жёсткий отпор.
— Выпьем за Алекса! — провозгласил Виктор, подняв стакан.
— За тебя, босс! — раздалось со всех сторон.

Алекс усмехнулся:

— А я пью за вас. Вы — и есть моя бригада.

В комнате снова зазвенели голоса, посыпались воспоминания о прошлом: лагеря, военкоматы, пустые холодильники и родина, оставленная далеко позади.

Алекс молча потянулся за сигаретой. Но прежде чем прикурить, Алёна косо посмотрела на него и тихо сказала:

— Не кури в доме. Выйди на улицу.

Он кивнул и вышел во двор.

Опёршись спиной на пассажирскую дверцу своего нового автомобиля, молодой человек прикурил и задумчиво посмотрел на Ла-Манш. От пролива Алекса отделял высокий обрыв и полсотни метров песчаного пляжа. Вдалеке виднелись огни кораблей, направляющихся в Англию. За его спиной раздался звук открывающейся двери, и из дома кто-то вышел.

Он услышал позади себя лёгкие шаги.

«Поступь мягкая, почти кошачья, идёт ко мне, словно крадётся. Значит, Инга решилась на серьёзный разговор», — подумал Алекс и не ошибся.

— Отличное место выбрал Виктор для своей резиденции, — услышал Алекс голос девушки за спиной.
— Это точно, — не оборачиваясь, ответил Алекс. — Вид замечательный в любое время суток. Провинциалы в сельской местности не понимают всей прелести природы. Они на ней зарабатывают себе на жизнь. Только жители больших городов могут по достоинству оценить такой пейзаж.

Она подошла ближе и грудью прижалась к его спине.

Он бросил окурок в песок, повернулся, аккуратно взял её за талию и отстранил от себя:

— Не надо. Мы просто друзья.
— Ты знаешь, что я тебя люблю, — тихо ответила Инга. — Почему ты не можешь…

Алекс провёл рукой по волосам девушки и произнёс:

— Мне трудно это объяснить, но я попробую подобрать правильные слова. Ещё до встречи с тобой я встретил Алёну — и влюбился в эту юную девчонку. В её детскую непосредственность и преданность мне. Я всегда старался удержать дистанцию между мной и тобой, ещё и потому, что считаю тебя своим бизнес-партнёром и другом. Таким же, как и Виталий. Друзей не принято трахать. А бизнес-партнёров — тем более. Поэтому давай оставим всё как есть.
— Мне очень жаль, что ты не видишь, что я красивее и веселее, чем Алёна.
— Вижу, Инга. Я всё вижу. Но кроме глаз у меня есть ещё голова и сердце. И оба этих органа мне говорят, что Алёна — мой единственный правильный выбор.

Алекс пошёл к обрыву, остановился у самого края и справил малую нужду. «Лучше нет красоты, чем отлить с высоты», — вспомнил он поговорку из своего детства.

А Инга постояла у автомобиля парня пару минут, втянула навернувшиеся на глазах слёзы, вошла в прихожую и чуть не столкнулась с Виталием, ожидавшим её за дверью.

Захмелевший бойфренд схватил Ингу за руки и, глядя в лицо, пьяным голосом упрекнул:

— Опять цеплялась к Алексу. Как репей липнешь к нему. Ты же видишь, что ты ему не нужна.

Вырываясь из рук подельника, девушка ответила:

— Так же, как и ты мне. Но я до сих пор с тобой.
— Инга, я люблю тебя. Ты мне нужна, — умоляюще произнёс Виталий.
— Я знаю об этом. Вчера ночью я была нужна тебе один раз, а позавчера — дважды. И заметь, я удовольствия не получила, — с этими словами Инга оттолкнула его и направилась в гостиную.
— Если ты меня бросишь, я убью вас обоих, — простонал он ей вслед.
— Алекса завалить тебе не удастся, даже если он будет спать, — насмешливо ответила она. — Ты и кошку убить не сможешь, не говоря о нас с ним. Можешь не бояться. Я тебя не брошу. Будем впредь вместе работать и периодически трахаться.

Виталий ненадолго остался в прихожей один. Он приоткрыл входную дверь и увидел Алекса, стоящего на краю обрыва. «Подкрасться и столкнуть», — в его голове промелькнула шальная мысль. «А если он успеет обернуться? Тогда он скинет меня. Нет, это не вариант»

Виталий закрыл дверь и остался стоять в прихожей в ожидании босса. Не прошло и пяти минут, как Алекс вошёл в дом. Стоящий в темноте Виталий не удивил парня.

«Рижанин подсматривал и подслушивал», — подумал он, легко хлопнул ладонью Виталия по щуплому плечу и сказал:

— Не бойся, Инга останется с тобой до тех пор, пока ты будешь работать подо мной. Завтра, на трезвую голову, поговорим о бизнесе. Мне не нравятся твои платежи. Я тебе сказал платить по двадцать тысяч в месяц с Кале и столько же с Дюнкерка. Готовься ответить, почему за прошедший месяц ты принёс лишь половину.


Глава 24

Двор общежития для беженцев в Сент-Этьен-дю-Рувре был пуст. Влажный воздух тянуло с берегов Сены. Где-то в подворотнях скапливался мусор, пахло дешёвым алкоголем, затхлостью и бессилием. Пятнадцать лет назад эти бетонные коробки строили для студентов. Теперь здесь жили те, у кого не было выбора.

За столом, в тени ветвистого каштана, сидели Стево и Бесик. Они пили бутылочное пиво, закусывая его кукурузными чипсами.

Цыгане не знали, что несколько месяцев назад за этим же столом играли в нарды чеченцы. Не знали и о жестокой карме, настигшей кавказцев.

На жёстких лицах ромалэ читалась тревога. Кроме пива и чипсов на столе лежал нож.

В широкий арочный проход между корпусами вошла усталая женщина. В каждой руке она несла по три-четыре целлофановых пакета из самого дешёвого супермаркета Парижа — «Лидер Прайс».

Стево окинул её взглядом, прикрыл глаза, потом ткнул подбородком в сторону прохода:

— Вон она, мать Алёны. Приведи её сюда.

Бесик кивнул и пошёл к ней не спеша, уверенно — как лев к раненой зебре.

Женщина и правда была матерью Алёны. По фигуре — лет сорок, по лицу и осанке — все шестьдесят. Уставшая, сгорбленная, с продуктами в одной руке и бутылками дешёвого вина в другой. Всклокоченные волосы, похоже, не мылись несколько дней. В глазах — пустота.

— Мадам, будьте любезны подойти к нашему столику, — произнёс Бесик фальшиво-вежливым тоном.
— Мой друг желает с вами поговорить.
— Если надо — пусть сам подойдёт, — бросила она, не меняя темпа.

Бесик остановился. Без слов вытащил нож. Щёлкнул кнопкой — из рукояти выскочило блестящее лезвие. В два шага он оказался рядом и прижал остриё к её левому глазу.

— Я сказал — иди к столу, сука.

Женщина тяжело вздохнула, но не испугалась и не заплакала. Развернулась и, медленно волоча ноги, пошла к Стево.

— Садись, красавица, — сказал он, не убирая ноги со скамьи.
— У меня нет времени, — бросила она. — Зачем звал?
— Парня твоей дочери ищу. Не знаешь, где он?

Она подняла на него глаза.

— Понятия не имею. Дочь исчезла полгода назад. Ни слуху, ни духу. Только деньги переводит — пару сотен в месяц. На еду хватает. И всё.
— А на что тебе ещё деньги? — усмехнулся Стево.
— На дозу кокса. Хотя бы на сто миллиграммов в день.

Цыган поднял бровь, хмыкнул, полез в карман. Достал маленький пакетик с белым порошком.

— Скажешь, где она и тут же получишь пятьдесят миллиграммов. Не соврёшь — дам ещё четыре таких же.

Галина посмотрела на него. Потом — на порошок. Потом снова на него.

— Точного адреса не знаю. Только город. Из него она деньги переводит.

Бесик подался вперёд.

— Не тяни. А то останешься без глаза.

Она посмотрела на него как на надоевшего ребёнка.

— Думаешь, ты меня напугал? У меня их два. А выбьешь оба — французы всю жизнь в больнице для инвалидов содержать будут. Дозу давай, скажу, в каком городе искать. Всё равно вы обманите и больше не дадите.

Стево протянул ей пакет. Женщина взяла его дрожащими руками, сунула в карман.

— В Сен-Мало она. И парень её там же.

Оба цыгана встали. Стево швырнул пустую бутылку под скамейку, Бесик спрятал нож. Не сказав ни слова, они направились к арке.

Галина осталась одна. Села на скамью — так же, как три года назад садилась на нары в российской глубинке: без эмоций, без сожаления. Достала из сумки зеркальце, высыпала половину порошка. Свернула купюру в пятьдесят франков с Антуаном де Сент-Экзюпери на аверсе.

Всё на автомате. Один вдох — и мир стал хоть на пару часов светлее.


Глава 25

Небо затянуло свинцовыми облаками, мелкий дождь моросил с самого утра. Сырая прохлада стелилась по пустым улицам, и от влажного камня шёл холод. Ноябрь девяносто восьмого в Париже был ужасен, хотя парижане могли сказать, что он такой же, как всегда. Пятнадцать дней из тридцати в городе шли дожди, влажность воздуха не опускалась ниже восьмидесяти процентов, а температура не поднималась выше девяти градусов.

В день окончания Первой мировой войны, отмечаемый во Франции как День Перемирия, из дверей отеля «Новотель», стоящего у северного края площади, вышли Алекс, Виктор и восемь крепких парней в чёрных кожаных куртках. Бригада Алекса направлялась к ряду скамеек за бетонным парапетом, ограничивавшим площадь с северной стороны.

Среди четырёх ярко выраженных брюнетов, на скамье выделялся один кудрявый блондин. Перед Стево, лицом к «Новотелю», прикрывая сидящих спинами, полукругом стояли ещё шестеро.

Алекс с бойцами приближался без слов. На ходу мужчины достали пистолеты и нацелили стволы «Беретт», «Глоков» и «Вальтеров» на головы стоящих ромалэ. Двигались они быстро и слаженно, как футболисты сборной Франции в финале 98-го, когда катком прошлись по Бразилии.

Стево заметил, как у его людей застыли взгляды. Он поднялся и резко обернулся — и в ту же секунду Алекс и Виктор, перепрыгнув через парапет, оказались на скамейках. Словно по сигналу, они одновременно упёрли стволы в головы Стево и Бесика. Гангстеры из Сен-Мало и Гавра взяли под прицел всех остальных.

Несколько случайных прохожих, заметив ситуацию, поспешили удалиться в дальний конец площади. Те, кто остался — в основном мигранты, бездомные и любопытные туристы — наблюдали из-за скамеек. Одни стоя, другие присев на корточки. Над площадью повисла тишина, нарушаемая лишь скрипом роликов — это подростки на коньках уносились прочь в сторону церкви Святого Агнца.

Алекс был уверен, что большинство словацких цыган поймут его, если он заговорит с ними на русском. Чтобы слышали все, он громко сказал:

— Стево, я закрыл глаза на инцидент под мостом. Мне не стоило тебя оскорблять на публике. Я считаю, что ты всадил в меня стилет за моё хамство, и мы квиты. Однако ты продолжаешь лезть ко мне. Ты долю хочешь от моего бизнеса?

На мгновение задержав взгляд на Бесике, Алекс продолжил:

— Балканцам я объяснил, что мне безразлично крышевание проституции. Алжирцам тоже дал понять, что оружие — не моя тема. Теперь ты, Стево. Торгуй себе отравой, но не суйся в порты. Ещё раз увижу твоих парней в зоне контейнерных терминалов — перестреляю без предупреждения. Я ясно изъясняюсь?

Стево отреагировал спокойно, но в голосе слышалась напряжённость:

— Ты не так понял моё приглашение. Я не собирался влезать в твой бизнес. Я послал к тебе человека, чтобы договориться о личной встрече. У меня есть к тебе просьба. Опустите стволы, мои люди ни при чём. Давай отойдём в сторону и поговорим с глазу на глаз.

Алекс опустил пистолет и жестом приказал остальным сделать то же. Перешёл на французский:

— Виктор, ты главный. Если это ловушка — перебей всех.
— Сделаю, босс. С удовольствием и без сожалений, — ответил Виктор.

Алекс и Стево медленно пошли в центр площади. Лёгкий ветерок лениво переворачивал мокрые листья платана, навстречу им шли пассажиры с сумками и чемоданами, только что вышедшие из Лионского вокзала.

Цыган накрыл кудри капюшоном дождевика и, глядя себе под ноги, произнёс:

— Я послал гонца, потому что знал — если приду сам, ты воспримешь моё личное появление как вторжение, и разговор закончится, не начавшись.

Алекс кивнул:

— Стево, ты серьёзный бандит. Тебя лично я уважаю. Ты не послал шакала пырнуть меня в спину ножом. Ты сам пришёл и, глядя мне в глаза, ударил. Это по-волчьи. Давай ближе к делу.

— Мы с Бесиком решили уйти. Парни не знают, а если узнают — не отпустят. Скорее утопят в Сене. В Англии нас будут искать — там цыганская диаспора очень сильна, почти четверть миллиона рома. Мы хотим за океан. В Австралию. Если получится — в Америку. В крайнем случае — в Аргентину. Деньги есть. Хочу жениться, детей завести, нормальной жизнью пожить. Если поможешь — заплатим, сколько скажешь.

— Если прилюдно подпишешь договор о вечном мире между нашими бандами, то отправлю вас обоих в Австралию бесплатно.

Стево протянул руку и заговорил чуть тише:

— Подпишу. И, как знак дружбы, хочу тебя предупредить. В Чайна-Тауне появился русский. Мощный такой, по виду — бывший вояка. Вьетнамцы говорят, он о тебе спрашивает. Сказал, будто знает тебя.

Алекс не изменился в лице:

— Я знаю, кто это. Если будешь готов заключить мир — пошли гонца. Устроим встречу.

Он развернулся и направился к своим. Через минуту бригада Алекса растворилась в арке у ресторана L’Esplanade, уходя по улице Гийома в сторону проспекта Домениль.


Глава 26

За широким окном гриль-ресторана «Лон Гарден» в пригороде Дюнкерка открывался унылый вид на двухзвёздный отель «Кюриад». Ветер трепал отвалившуюся от неоновой вывески букву «К», а облупившаяся коричневая краска на слове «Отель» казалась готовой сорваться и улететь куда подальше. Дополнением к мрачной визуальной картине служил постоянный шум.

В полукилометре от «Лон Гардена» днём и ночью гремели портовые краны контейнерного терминала Дюнкерк. Оттуда же доносились пронзительные гудки, издаваемые сдающими назад вилочными погрузчиками, металлический лязг цепей и тросов, а также многократно усиленный мегафонами голос диспетчера службы погрузки.

Внутри ресторана было тепло, пахло жареным мясом, соусом песто и чесноком. Виталий, Инга и Афганец сидели за столиком у окна. Перед ними стояла бутылка красного вина «Protos. Gran Reserva», с виноградников Риберо дель Дуеро, и три бокала. В тарелках остывали недоеденные стейки разной прожарки и остатки спагетти с соусом. Разговор шёл медленно. Каждый внимательно всматривался в собеседников, и каждый — с разными намерениями.

Инга явно не скрывала интереса к мускулистому и спокойному Афганцу. Его сдержанная, уверенная манера общения ей нравилась.

Виталий был напряжён. Он чувствовал: этот человек — куда опаснее Алекса.

— В историческом месте собрались, — сказал Афганец после приветствия и знакомства с подельниками Алекса.
— Чем оно отметилось в истории? — скорее из вежливости, чем из любопытства, спросила Инга.
— Без малого шестьдесят лет назад Гитлер приказал отпустить в Англию двести тысяч британских и сто сорок тысяч французских солдат, которых Вермахт прижал к Ла-Маншу и без труда мог уничтожить.
— Неужели проявил не свойственную ему человечность? — удивился Виталий, окончивший старшие классы уже в постсоветское время.

Антон презрительно покосился на нового знакомого и усмехнулся:

— Ага, пожалел бы волк кобылу..., — сказал он вслух, а про себя подумал: «Не в коня корм», и коротко пояснил политическую подоплёку произошедшего. — Фюрер рассчитывал, что англичане усвоят урок и предложат заключить мир.
— Ух ты, как интересно, — сказала Инга. — Ты так много знаешь об истории и разбираешься в политике.

Она подалась вперёд, склонившись над столом, и, через декольте её блузки, Афганцу открылся захватывающий вид.

Официант принёс заказ, и несколько минут за столом был слышен лишь звук столовых приборов.

Афганцу было слегка за тридцать. Находясь в федеральном розыске в течение последних двух лет, он нигде не задерживался дольше, чем на неделю. Вынужденная частая смена места жительства не позволяла ему заводить отношения, и потому глаза Афганца вспыхивали каждый раз, когда он задерживал взгляд на восемнадцатилетней Инге.

— Ты упомянул, что знаешь Алекса с детства, — вернул разговор в начало Виталий.
— Нет, я сказал, что знаком с ним четыре года.

Инга, подперев подбородок рукой, спросила:

— А кто такой Мамонов? И по какому поводу был банкет, на котором он назвал вас волками?

Афганец хохотнул:

— Ну, Алекс вам всё выложил. Видно, голые девки на столе запомнились.

Когда он заговорил о бывшем боссе, улыбка быстро сползла с его губ:

— Мамонов был вором в законе. Он держал Восточный округ Москвы, пока его насмерть не забили менты при аресте. А банкет был по случаю создания бригады и совпал с празднованием Нового года. За неделю до торжества мы совершили очень удачный налёт — ограбили вагон с чёрной икрой. Алекс, кстати, тогда отличился.

Виталий напрягся:

— Ты так и не сказал, что тебе нужно.
— Работать с вами хочу. Ваше дело — то, что я люблю. Опасно и прибыльно. Адреналин и деньги. Организации засад меня учили на академическом уровне. Я окончил самое прославленное училище Союза — Московское Общевойсковое Командное. После чего в Афгане активно применял на практике. И, конечно, позже в Москве.
— К себе взять не могу. У меня пятёрка укомплектована. Попробуй к Алексу. Может, даст тебе порт в Шербуре. Там пока никого.
— А может, дашь мне Кале? А я тебе — процент.
— Откуда ты знаешь, что подо мной и тоннель? — Виталий был удивлён осведомлённости Афганца.
— От вьетнамцев, — коротко ответил Афганец.
— Кале отдать не могу. Сам еле живу. Половину прибыли ежемесячно отдаю Алексу.

Афганец усмехнулся:

— Хорошо, обсужу это с Алексом. А где его найти? Все молчат.

Инга вмешалась в разговор:

— В Сен-Мало. Он в крепости. Подожди его у южных ворот. Де Динан, кажется. Он водит чёрный БМВ. Те ворота — выездные. Но пусть тебя не смущает знак «No Entry». Алекс борзый, он давно забил на все запретительные знаки и может через них и заехать в город.

Виталий неодобрительно посмотрел на Ингу.

Она откровенно улыбнулась Афганцу, не скрывая удовольствия от ощущения быть желанной.

Узнав всё, что нужно, Афганец встал и молча вышел. Не заплатил, не попрощался. Виталий проводил его глазами.

— Ты зачем сдала Алекса? Ты что, не видишь, кто он? Алекс хоть за людей нас принимает. А для этого мы расходный материал. Использует, убьёт — и забудет. Он монстр в человеческом обличии.

Инга мечтательно улыбнулась:

— Вот именно. Он восхитительно крут.

Виталий схватил телефон и набрал номер.

— Алекс, это я. Только что у нас был твой старый знакомый.
— Афганец?
— Не уверен. Нам он представился как Антон.
— На вид — лет тридцати. Мог сказать, что знает меня по совместной работе на Мамонова.
— Да, он. Значит, ты уже в курсе. Он знает, что ты в Сен-Мало.
— Не волнуйся. Мы с ним старые друзья, — спокойным тоном ответил Алекс. — Я встречу его как боевого товарища.
— Понял. Не волноваться, — ответил Виталий и положил Nokia 450 во внутренний карман пиджака.
— Что сказал? — спросила Инга.
— Сказал не волноваться. Вроде бы они друзья.
— Не верю я в их дружбу. Волки они. А волчья стая держится только на строгой иерархии. У них такая же вертикаль власти — как в армии. Да что там в армии. Алекс и в нашей структуре такую же создал. С появлением Антона нам нужно молиться, чтобы они перебили друг друга. А заодно и Николаевского волчонка — Витюшу — на тот свет отправили. Ты бы занял тогда место Алекса, а Отари поставил на своё.
— Ты ради этого сдала ему Алекса?
— Конечно. А ты думал, я ему просто так весь вечер глазки строила? Я, дорогой мой, втиралась в доверие. Дурочку изображала.

Инга положила ладонь на руку Виталия и, глядя в глаза, искренне произнесла:

— У тебя самая светлая голова в бригаде. Тебе её и возглавлять.


Глава 27

В провинции Бретань ноябрь был не лучшим месяцем для туризма. Серый, тягучий туман наползал с моря и сливался с низким небом, а влажный ветер с запахом соли и водорослей трепал куртку Афганца.
 
Антон стоял на крепостной стене Сен-Мало, опершись на прохладный, шершавый камень, и смотрел не в сторону причала, где у мола дремал огромный паром компании Brittany Ferries, и не туда, где на волнах качались две дюжины белоснежных яхт, - его взгляд был устремлён вниз, на узкую, длинную улицу де Динан.

По улице, зажатой однотипными четырёхэтажными домами с серыми фасадами, медленно тянулся поток легковых машин и фургонов. Город оживал в серых красках, и никто не замечал одинокую фигуру на стене. Внимание Афганца привлёк автомобиль, вынырнувший из-за угла переулка. Блестя каплями утренней мороси, к крепостным воротам приближалась чёрная BMW пятой серии. В автомобиле сидели два человека.

Антон всмотрелся - на пассажирском сиденье был Алекс, а за рулём был крепыш лет тридцати. Афганец оторвался от края стены, шагнул в сторону и пересёк бастион. В пушечной амбразуре, спиной к порту, сидела стройная девушка с азиатскими чертами. Она позировала для Виктора.

Когда Афганец наклонился над дорогой за стеной, Бэха уже выехала из ворот и медленно катилось в потоке автомобилей туристов и жителей города.

Наблюдая за авто Алекса с высоты пятиэтажного дома, Антон не спеша шёл по крепостной стене, медленно приближаясь к молодой паре. Когда автомобиль свернул с эспланады де ла Бурс на шоссе Эрика Табарли, Афганец вытащил из внутреннего кармана маленький блокнот и собрался записать номер машины.

- Месье, сфотографируйте нас, пожалуйста? - спрыгнув с амбразуры, обратилась к нему китаянка по-французски.
- Я не говорю по-французски, - ответил он по-английски, не отрывая взгляда от блокнота.

Девушка дотронулась до его руки и жестами показала, чего хочет, а парень с камерой подошёл ближе и передал в руки Антону фотоаппарат.

Афганец нехотя положил блокнот во внутренний карман куртки, взял камеру в руки, и в следующее мгновение девушка защёлкнула браслет наручников на его запястье. Второй браслет был уже пристёгнут к её руке.

Антон инстинктивно дёрнул руку, но тут же почувствовал, как что-то твёрдое упёрлось ему в спину. Стальной ствол пистолета большого калибра с пальцем Афганец спутать не мог. В этом он был уверен на сто процентов.

- Не дёргайся, Антон, - сказал Виктор. - Постой спокойно рядом с Хань и полюбуйся паромом. Прекрасное утро для туризма.
- Мне не до достопримечательностей. Где Алекс?
- Пока ты записывал в блокнот свои мемуары, он вышел из машины в воротах под нами и сейчас поднимается на стену. Глянь направо - и сам всё увидишь.

Афганец повернул голову и увидел, как Алекс, будто вырастающий из камня, поднимался по узкой крепостной лестнице.

Возмужавший за последние три года парень шёл уверенно. С лёгкой ухмылкой на губах он раскинул руки в дружелюбном жесте, словно желал обнять старого друга.

- Рад тебя видеть, брат. Обнимемся. Оп-па, а ты в браслетах... Прости, меры предосторожности, - улыбнулся Алекс и кивнул Виктору.
– Освободи его. Я уверен, мой учитель, хоть и без приглашения, но пришёл с мирными намерениями.

Виктор снял наручники с Антона и вернул девушке фотоаппарат. Опустив глаза Хань сделала небольшой поклон в сторону Алекса и тихо спросила по-французски:

- Я могу идти?
- Только после поцелуя в щёчку. - У Виктора спроси разрешения. Я его собственность.

        Ребята рассмеялись. Алекс коснулся губами миниатюрного носика девушки, и она легкой походкой поспешила к лестнице.

— Какими судьбами ты здесь оказался? — проводив Хань взглядом, Алекс вернулся к решению проблемы.  — Пробирался тёмными ночами через границы партизанскими тропами?
— Те времена давно в прошлом, — усмехнулся Афганец. — Выехал по своему паспорту в Болгарию, оттуда улетел на Кипр и осел в Никосии. Месяца через три, в маленькой турецкой кафешке, встретил однокурсника по училищу. Пока я, под руководством Мамонова, боролся за своё светлое будущее в Балашихе, мой кореш окончил ГэРэУшные курсы и получил должность помощника военного атташе в российском посольстве.

На первой же встрече он предложил поработать на него, а на второй — огорошил. Сказал, что предложение берёт обратно, так как на родине я в международном розыске. Посоветовал сменить имя и место жительства.

— Чтобы сделать фальшивый паспорт — нужны связи, — с недоверием заметил Виктор.
— Связи были, — спокойно ответил Афганец. — Я направился в Лимасол. Знал, что там осели остатки бригады Фрола — рассчитывал, помогут. Ребята оформили мне болгарский паспорт и пристроили к одному нуворишу в охрану. Сказали, что Игорь Власов — крутой бизнесмен из Новокузнецка.
Сначала всё было неплохо. Я бы, может, и по сей день жил себе на райском острове… но босс решил выяснить, кто я и откуда. Я, в свою очередь, сделал то же самое.

Он на мгновение замолчал, бросил взгляд в сторону паромного терминала. Казалось, решал — говорить дальше или нет. Наконец продолжил, чуть тише:

— В итоге мы оба узнали, кто есть кто. Он посчитал меня опасным и отдал начальнику охраны приказ меня убрать. А я выяснил, что он вовсе не делец из Сибири, а Второй секретарь Компартии Молдавии Владислав Семёнов, пропавший в начале девяностых. Все думали — убили его националисты. Но оказалось, всё куда прозаичнее: под чужим именем он спокойно проживал партийные деньги на Кипре. Парень, что за меня поручился, вовремя меня предупредил. Вдвоём мы сняли его охрану. И Семёнова — в придачу.

        Он замолчал. Прибой нежно облизывал мелководье у подножья крепостной стены. Чайки недовольно кричали над лежащими на боку яхтами и катерами. Афганец щелчком пальцев отправил недокуренную сигарету в амбразуру, медленно повернулся к Алексу и спокойно добавил:

— Так что... я к тебе — по делу.
— Трудоустраиваться пришёл? — спросил Алекс, хотя по интонации было ясно, что это скорее утверждение, чем вопрос.
— Угадал. Когда-то я тебя взял в дело — жду взаимности.
- Взаимность, говоришь… Ну давай проясним. Во-первых, меня взял не ты, а Мамонов. А во-вторых, я отлично помню, как ты однажды при мне сказал свояку Мамонова - Потапу: «Бригада - это не Комитет Государственной Безопасности СССР - заявление на приём подашь. В ОПГ принимают только по приглашению. Как в Главное Разведывательное Управление Генерального Штаба».
— Значит, не возьмёшь?
- Не возьму. Ты слишком опасен. Умный, хорошо обучен, за плечами богатейший опыт. Буду честен с тобой. Если возьму тебя, то сам себе конкурента выращу. Потом воевать меж собой придётся. Ни мне, ни тебе это не нужно.
- Жаль. Я надеялся, что мы сработаемся.
- Не обижайся. В бригаду не возьму, но кое в чём помочь смогу.
- В чём?
- Мы планируем отправить пару старых приятелей за океан. Если хочешь, добавлю тебя в список к ним. Поступлю по-братски. Как и с них, денег с тебя не возьму.
- Куда пойдёт контейнеровоз?
- Те ребята хотели в Австралию, но туда почти месяц пути. Тяжело и физически, и морально. Думаю склонить их к путешествию в Канаду. Рискнёшь?
- Рискну. Хуже не будет.

Алекс задумался на несколько минут глядя на порт и Форт д’Але на вершине холма за ним. Он думал о родителях, бабушке, Татьяне и родном городе. Среди имён и лиц друзей и знакомых, всплыли его первые криминальные учителя Альгис и Мантас. Двух литовских плотников Алекс не видел с тех пор, как закончилась операция “Монетный Двор”.

Воспоминания о них вызвало улыбку на лице Алекса, он повернулся к Антону и сказал:

- Ты знаешь, мне безразлична судьба Мамонова и Слона, я даже не хочу знать, живы ли они или нет, на свободе или на зонах. Расскажи мне что ты знаешь о Сергее, Альгисе и Мантасе.
- О Сергее я толком не знаю ничего, - ответил Афганец. - Он исчез сразу после того, как менты завалили Слона и босса во время задержания. Судя по всему, твой дружок был стукачём. Ну, а литовцы - мертвы.
- Как мертвы? - удивился Алекс.
- Мертвее не бывает. И ты был последним, кто видел их живыми.
- Погоди, ты же мне сказал, что братва из Железнодорожного перехватила партию часов, расплатилась с нами за помощь, и литовцы со своей долей рванули на родину. Выходит, что ты мне соврал? - Алекс холодно посмотрел Афганцу в глаза, а Виктор, за спиной Антона, отошёл на шаг назад и потянулся в карман за пистолетом.
- Я сделал это по прямому указанию Мамонова. Владимир приказал мне использовать тебя в тёмную, - ответил Афганец и увидев, как брови Алекса поползли от удивления вверху, добавил: - Я добавил морфин в ту водку, что ты отнёс плотникам.
- И сделал меня соучастником убийства, - Алекс плотно сжал зубы и Афганец заметил, как на скулах парня заиграли желваки.
- Да, но я не хотел этого делать без твоего ведома. Считал, что ты должен был знать на что идёшь. Я пытался воспитать тебя себе подобным - беспощадным и уверенным в себе лидером.

На крепостной стене над городскими воротами на несколько минут воцарила тишина.

- Возвращайся в Париж и будь в районе площади Анри Френей, - сказал Алекс Антону. - Как только мои люди найдут подходящий контейнер, я за вами пришлю микроавтобус. Твои попутчики тебя сами найдут. Увидимся в порту перед погрузкой. Своих знакомых я всегда провожаю сам.
- Как долго придётся ждать? - спросил Антон.
- Неделю, не больше, - ответил Алекс и отвернулся в сторону залива.

Афганец направился к лестнице, а Алекс и Виктор остались на стене наблюдать, как из гавани убегает вода, оставляя лежать на боку многочисленные яхты и моторные лодки. Отлив был в самом разгаре. Виктор понимал чувства друга и не отвлекал его от раздумий.

Снизу раздался протяжный сигнал автомобильного клаксона и послышалась французская речь, густо нашпигованная бранью. Виктор выглянул в крепостную бойницу и увидел, как водитель легковушки помогает подняться с земли пожилому мужчине.

- Мужик старика бампером задел, - прокомментировал он.

Алекс встряхнул головой, как будто хотел выбросить мысли, навеянные рассказом Афганца. Подумав ещё пару минут, он достал из кармана записную книжку, вырвал из неё листок, быстро что-то написал на нём, и вручая его Виктору, сказал:

— Вот список из пяти кодов нужных нам городов. Как только обнаружишь контейнер с этими буквами в твоих портах, сразу звони мне.
- Тебе не кажется, что ты слишком добр к своему старому приятелю? Он ведь тебя подставил в деле литовцев, а ты хочешь за свой счёт отправить его в Канаду, - сказал Виктор, кладя в карман брюк клочок бумаги.
- Он сделал мне намного больше зла, чем втянул в мокрое дело. Он оставил меня сиротой.

От такой новости Виктор ошарашено отпрянул назад.

- За год до нашей с ним встрече, он прессанул моих родителей так, что нам пришлось бежать из страны. А потом их обоих арестовали в Одессе, доставил назад в Подмосковье и он, со Слоном, их убил.
- Почему ты думаешь, что они мертвы? Ты говорил, что у них был бизнес. Может твои предки отбывают срок за финансовые преступления?
- Афганец переписал нашу квартиру на родственника босса - Потапа. У Мамонова были паспорта моих родителей. Они были уверены, что мои родители не вернутся.
- И ты всё время был рядом с ними и ничего не делал? - удивился Виктор.
- Да, - коротко ответил Алекс.
- Но почему?
- Потому, что я не Афганец. Он хотел меня сделать себе подобным, но я вовремя почувствовал, что это ложный путь. Находясь в банде Мамонова я понял главное - чтобы выжить нужно быть гибким, уметь держать удар, уметь выкручиваться и подстраиваться под окружающих тебя людей. Не гибкие воспринимают каждую проблему как последнюю, и вместо того чтобы абстрагироваться, идут напролом. Слишком твёрдые либо ломаются сами, либо их ломают. Я отложил месть “на потом” и обещал бабушке вернуться ради этого. Видно, не судьба мне увидеться с Дарьей Петровной. Мстить в России уже некому.

Алекс отвернулся в сторону залива. В его глазах блестели слёзы.

Оголяя дно залива, вода Ла Манша медленно скрывалась из вида за западной крепостной стеной.

- Приготовь бумажный трафарет с буквами HAL, чистый лист бумаги и прозрачный скотч. Принеси с собой белую краску для букв, а коричневую и синею для контейнеров, - сказал Алекс наблюдая как стая чаек кружит над пенными бурунами, оставляемыми винтами судна.

- Я не понимаю, что ты задумал, - сказал Виктор. - Может введёшь меня в курс дела?

Алекс повернулся к другу:

- Я пообещал Афганцу отправить его за океан, а тебе дал тебе коды Новосибирска, Красноярска, Москвы, Мурманска и Калининграда. Мы вернём Антона в Россию, где его разыскивают за убийство подполковника ФСБ, а Стево и Бесик составят ему компанию. Эти двое из Росси не выберутся, если вообще до неё доплывут.
- Ты думаешь, что в пути их Афганец убьёт?
— Это смотря куда мы их отправим. Если недалеко, в Мурманск или Калининград, то возможно нет, а если в Сибирь, то он их не только убьёт, но и съест.
- А его в России расстреляют за гибель подполковника?
- К сожалению нет, - ответил Алекс. - Ельцин отменил смертную казнь три года назад. Даже если он убьёт ещё и цыган, то ему лишь дадут пожизненное.



Глава 28

Тусклый свет редких фонарей, влажный бетон, тяжелый запах мазута и гудрона — ночь в порту Руана обволакивала вязкой тишиной. Виктор шёл впереди, указывая дорогу. За ним - Афганец, Стево и Бесик. Они двигались вдоль темнеющих громоздких контейнеров, когда в узком проходе между рядами их встретил Алекс.

Он был в спортивном костюме и кедах. На поясе - шлифовальная машинка с металлорежущим диском и молоток. Алекс выглядел расслабленно, но взгляд оставался сосредоточенным.

- Всем привет. Мы нашли отличный вариант, - сказал он. - Поплывёте в Канаду с комфортом.
- Куда именно? И что в контейнере? — уточнил Афганец.
- Внутри восемь Пежо с завода в Ольне-су-Буа, что под Парижем. Это просто великолепный вариант. Вы сможете спать в салонах автомобилей, там будет и тепло, и комфортно. Сегодня ночью контейнер погрузят на баржу, а завтра утром в Гавре перегрузят на океанский контейнеровоз и отравят в Галифакс.
- Галифакс в Англии? - нахмурился Стево. - Он в Уэст-Йоркшире. Там нет порта. Я знаю.
- Контейнер идёт в канадский Галифакс, в Новую Шотландию. Там порт есть, - вмешался Виктор.
  - До выхода в Ла Манш и ещё минимум половину дня - ни звука, - предупредил Алекс. - Если вас обнаружат в территориальных водах Франции, вернут назад без вопросов.
- И не выходите наружу до самой Канады, - добавил Виктор. - А ещё лучше дождитесь разгрузки. Все машины идут в представительство Пежо в Монреале, франкоговорящий провинции Квебек. Дайте им выкатить вас прямо в автомашинах.
- Ваш контейнер - прямо над нами, второй ярус. Видите надпись у самой крыши: MON via HAL? Это и есть маршрут - Монреаль через Галифакс, - с этими словами Алекс посветил фонариком вверх, указав на белую краску с нужной надписью.
- Этот контейнер я нашёл для вас, - похвалился Виктор. -  Мы могли на нём отправить не меньше восьми человек и заработать сорок тысяч, но для друзей босса  - бесплатно. Провизию взяли?
- На десять дней хватит, - кивнул Стево.
- Стойте здесь, пока я не открою двери, - бросил Алекс.

Он ловко взобрался по ручкам нижнего контейнера, пристегнулся ремнём к вертикальной трубе замка, срезал болты болгаркой и вбил их внутрь с помощью молотка и кернера. Приоткрыл дверь, посветил внутрь, осмотрелся и забрался в контейнер.

В чреве огромного железного ящика Алекс отыскал сопровождающие груз документы и ключи от автомобилей. Документы он спрятал за пазухой, ключи положил в карман, после чего спустился вниз.

- Как я и говорил - внутри восемь новеньких Пежо, - сообщил он и раздал ключи: по три - Афганцу и Стево, два - Бесику.
- На брелоках указаны марка и цвет. Спите в машинах, имейте в виду, в баках есть бензин. Но ни в коем случае не заводите двигатели, даже если замёрзнете, - сказал Алекс по-французски цыганам, - Углекислый газ вас убьёт гораздо быстрее, чем холод.
- Там есть бензин? - спросил Стево. - Зачем?
  - По два литра, не больше. Чтобы они могли сойти с судна своим ходом.
- Повтори для меня по-русски, - попросил Афганец.

Алекс повторил на русском всё, что сказал цыганам. Тем временем Стево и Бесик закинули сумки за спину и полезли по контейнерам к приоткрытой двери.

Провожая взглядом цыган в их последний вояж, Алекс тихо сказал Антону:

- Под водительским сиденьем красного Пежо, найдёшь сумку. В ней - дополнительный паёк: копчёная колбаса, сыр, шоколад и бутылка вискаря – для согрева.
- Спасибо за заботу, - сказал Афганец с лёгкой иронией.
- Не торопись благодарить, - прищурился Алекс. - Кроме еды, ты найдёшь там бесценный подарок - старинный сицилийский, серебряный стилет. Я оставил его себе после своего первого дела во Франции. Теперь он твой. Надеюсь, он не пригодится. Но если возникнут проблемы с попутчиками – используй его не раздумывая. Второго шанса цыгане тебе не дадут.
- Не сказал бы по их виду, что они опасны.
- Ты взрослый человек. Я предупредил.

Афганец знал, что в Россию больше не вернётся. Он кивнул Алексу в знак благодарности и рассказал о местоположении склада с оружием.

- Арсенал находится под бетонным полом гаража виллы Мамонова. Попасть туда можно только через тайный ход в морозильной камере, расположенной в подвале гостевого дома. Центральная железная панель снимается - за ней скрывается вход. Запомнил? Если решишь вернуться в Россию, он может тебе пригодится.

Антон забрался в контейнер. Когда все трое устроились внутри, Алекс передал им разводной ключ, гайки и свой фонарик.

- Вы знаете, что с ними делать. И снова напоминаю - соблюдайте тишину  пока не окажетесь в море, - ещё раз проинструктировав пассажиров, он закрыл дверь, вставил болты и закрепил ручки замков. Виктор взобрался на контейнер, закрасил гайки и надпись MON via HAL, затем сорвал приклеенный скотчем лист.

Под ним сияли белой краской буквы OVB.
-
- Счастливого пути до Новосибирска, ребята. Сибирь вас ждёт, — пробормотал он тихо.


Глава 29

Солнечное июльское утро не сулило бед. Лёгкий морской бриз ещё бодрил лицо, но постепенно стихал, обещая ясный и тёплый день — и для немногочисленных жителей Сен-Мало, и для тысяч туристов, заполнивших старинный город до отказа.

Ровно в девять стрелки швейцарских Victorinox на запястье Алекса сошлись в строгой вертикали, когда он со щелчком захлопнул дверцу своей чёрной BMW на парковке у яхт-клуба в бухте Де Саблон.

Поднимаясь по бетонной лестнице, вырезанной в скале у обрыва, он вдруг вспомнил один из бесчисленных парадоксов английского языка. В этот переломный для него день, шаг за шагом приближаясь к смотровой площадке бастиона времён Второй мировой, Алекс пытался понять, почему англичане упорно называют яхтами любые моторные лодки — независимо от их размера или наличия парусов.

«Удивительно. У двенадцати понтонов швартуется больше тысячи катеров — все моторные, ни одного парусника. И всё равно это яхт-клуб. Яхты без парусов — как карты без тузов».

Он вышел на смотровую площадку мемориального комплекса и облокотился на холодные металлические перила. Отсюда открывался панорамный вид: городская черта, паромный терминал, ипподром, внутренний порт, нефтебаза и химзавод с жёлтыми резервуарами — всё как на ладони.

Алекс поднял бинокль. И сразу нашёл нужное. Одинокий трейлер, в который два часа назад его люди посадили дюжину вьетнамцев, стоял посреди загрузочной площадки. Вокруг него ходили пятеро полицейских, двое из них — с немецкими овчарками на поводках.

«Овчарки. Не ищейки. Значит, знают, что искать. И где»./

Один из служащих срезал пломбу, открыл замок и откинул запор. Собаки рванулись к прицепу, залаяли — зло, рванув вперёд. Через секунду из трейлера один за другим начали выскакивать вьетнамцы. Всё шло быстро: каждого — на землю, по двое — в наручники. И дальше — к зданию терминала, не давая даже оглядеться.

«Кто-то ссучился», — подумал Алекс, опуская бинокль. — «Это точно. Значит, дома уже работают. Облава. Обыск. Если не хуже»

Он резко развернулся и быстрым шагом устремился к парковке.

«Главное — отмазать Алёну», — думал он на бегу. — «Остальное потом. Выкручусь»

Алекс спрыгнул с предпоследней ступени лестницы, сел в машину и резким рывком вывел BMW со стоянки. Двигатель заурчал, как зверь, у которого отняли добычу. Он не включал музыку, не проверял зеркало заднего вида — всё внимание было на дороге. Улицы Сен-Мало в это утро казались слишком узкими, слишком неторопливыми, слишком… неподходящими для бегства от беды.

На каждом перекрёстке он ожидал увидеть чёрно-синие мигалки. Но их не было. Полиция не спешила к нему — значит, она уже была там. Когда он свернул на аллею Клода Бернара и увидел у входа в свой подъезд знакомую серую "жандармерию", сердце сжалось на секунду — и отпустило.

Сидя за рулём чёрного седана перед домом, где несколько месяцев назад он купил квартиру, Алекс разговаривал по телефону. Из трубки доносился голос Виктора.

— Ты думаешь, это кто-то из наших сообщил полиции о ночной погрузке?
— Если быть точным, предатель работает в моей группе, — спокойно ответил Алекс.
— Откуда такая уверенность?
— Когда мы грузили ночью азиатов, нас было четверо, — продолжил Алекс. — Кроме меня, ещё двое знали, в какой трейлер их посадили. Этих ребят я отвёз к себе домой, и они должны ждать меня в квартире. Дальнобойщик вообще не подходил к парковке — он сидел со мной в машине на просёлочной дороге и не мог знать, что мы ему подсаживаем людей. Я заплатил французу за переправу в Англию полтонны контрабанды. А копы ждали трейлер с овчарками. Значит, они были уверены, что там — люди.
— Могли пассажиры сдать тебя?
— Исключено. Во-первых, они меня не видели. Во-вторых, жандармы приехали ко мне домой быстрее, чем я «долетел» на своей бэхе. Они могли узнать об этом только от одного из моих.
— Будь осторожен. На всякий случай — не возвращайся домой.
— Поздно. Меня уже окружают, — спокойно произнёс он в трубку.


Во дворе дома на Rue de Toulouse, 15, машину Алекса окружили вооружённые жандармы. Алекс бросил взгляд в боковое зеркало и увидел, как выезд перекрыл полицейский микроавтобус.

— Братан, мы с Алёной вытащим тебя из тюрьмы, — сказал Виктор.

Полицейский подошёл к машине, улыбнулся и лёгким постукиванием пистолета по стеклу пригласил Алекса выйти.

Алекс слегка улыбнулся, кивнул копу в ответ и продолжил разговор:

— Не останавливай работу. Я никого не сдам.

Он вышел из машины и тут же оказался в наручниках. Стоя рядом со своей BMW, Алекс наблюдал, как полицейские выносят из подъезда его дома пластиковые мешки с деньгами, ювелирными украшениями и брендовой одеждой. Два офицера осторожно несли четыре картины эпохи Возрождения.

Следом за ними вышла женщина-полицейский. Она вела Алёну и одного парня из группы Сен-Мало.

— Нас сдал Олег, — крикнула она по-русски Алексу.

Женщина-полицейский попыталась закрыть девушке рот рукой, но Алёна мотнула головой и успела добавить:

— Он ушёл за десять минут до прихода копов.

Алекс был уверен, что его посадят в тот же микроавтобус, что и Алёну. Но у жандармов на него были другие планы.

Со скованными за спиной руками его сопроводили в квартиру. Дверь была открыта настежь. В прихожей — разбросанные коробки, застывшие на полу, как жертвы ограбления. Из кухни и спальни доносились голоса криминалистов и следователей, щелчки фотоаппаратов, хруст стекла. В помещении стоял тот особый акустический хаос, который бывает только во время обыска.

Алекс остановился в дверном проёме гостиной.

— Осторожно при транспортировке, эта ваза восемнадцатого века, — выходя из ванной комнаты, произнёс мужчина в перчатках и протянул вазу одному из жандармов.
— Вот этот холст с маркировкой одной из лондонских галерей, — протягивая натюрморт тому же жандарму, сказала худощавая женщина лет пятидесяти. — Картина была похищена пять лет назад.

Жандарм недоумённо оглянулся на следователя, тот в ответ указал обеими руками на оба предмета и с раздражением сказал:

— Забирайте! Всё забирайте. Позже будем разбираться в законности нахождения антиквариата и произведений искусства.
— Разбирайтесь, идиоты. Пять лет назад я ходил в восьмой класс одной из школ Подмосковья, — негромко усмехнулся Алекс.

Следователь обернулся и с нескрываемой радостью громко объявил:

— А вот и юный хозяин квартиры. Сара, дай юноше на подпись список изъятых ювелирных украшений.
— Фараон, после фразы “Дай юноше...” мог бы не продолжать. А ты, Сара, не утруждайся. Я ничего не подпишу, — улыбаясь, сказал Алекс, прошёл в зал и сел на диван.
— Алекс — это Алексей или Александр? — спросил следователь, раскрывая блокнот и садясь рядом.
— Как вам будет угодно, так и называйте.
— Разумеется. Вы являетесь владельцем этого жилья?
— Ага, — кивнул он. — Хотя сейчас это похоже на разграбленное бандитами помещение, а не на квартиру.
— Официально сообщаю, что проводится санкционированный обыск в рамках расследования по делу о незаконном хранении культурных ценностей, а также контрабанде людей.

Алекс пожал плечами:

— И то, и другое ещё придётся доказать. Оружие искать будете?
— Уже ищем, — с профессиональной сухостью отозвался старший инспектор.
Алекс усмехнулся. Ровно на один уголок рта.
— Ну, удачи.

Ему не было жалко ни ваз, ни холстов, ни даже пачек купюр, найденных под фальшивым дном в комоде. Всё это было расходным материалом. Он смотрел на происходящее как математик на уравнение с уже известным результатом: главное, что Алёна спокойна — как Мона Лиза дель Джокондо в Лувре.

Остальное — поправимо, считал он.


Глава 30

В центральном комиссариате полиции на улице Голгофа, 22, за стеклом Геззела стояли пятеро молодых парней: Алекс — с пластиковой прямоугольной табличкой с номером ОДИН; трое незнакомцев — с табличками ДВА, ЧЕТЫРЕ и ПЯТЬ; и арестованный с Алёной член банды Алекса — под номером ТРИ. Ростовая шкала с отметками покрывала всю ширину стены позади представленных к опознанию.

В полутёмной комнате по другую сторону одностороннего зеркала находились четверо. Один из них — местный адвокат, одетый по последней парижской моде уроженец Бретани. Импозантный мужчина носил очки в золотой оправе и не выпускал из рук тёмно-коричневый портфель из крокодиловой кожи. Второй — неприметный следователь с красной повязкой на правом рукаве. Третий — вьетнамец, один из пассажиров фургона, задержанных в порту Сен-Мало. Четвёртый — полицейский в форме, охранник изолятора временного содержания.

Вьетнамец внимательно рассматривал мужчин за стеклом. Следователь следил за его реакцией, а адвокат старался не упустить ни слова — ни со стороны следствия, ни от свидетеля обвинения.

— Нас посадил в фургон мужчина под номером три, — на ломаном французском произнёс вьетнамец.
— Посмотри внимательно, — мягко попросил следователь. — Может, ты ошибаешься, и это был номер один?
— Протестую! — вмешался адвокат. — Это недопустимое давление на свидетеля!
— Нет, номер один я никогда раньше не видел, — уверенно ответил вьетнамец.
— Уведи его, — обратился следователь к полицейскому у двери.
— Трое из пяти без сомнений указали на подозреваемого под номером три, — сказал адвокат. — Не вижу смысла допрашивать остальных и требую немедленного освобождения моего подзащитного!
— Не спеши, — спокойно ответил следователь. — Нелегалы не узнали твоего клиента, но опознали человека, арестованного в его квартире. Это уже установленная связь.
— Я настаиваю, что связь есть между этим мужчиной и женщиной, которая была задержана в той же квартире, а не между ним и моим подзащитным.

Следователь презрительно посмотрел на адвоката, затем перевёл взгляд на охранника и, кивнув в сторону защитника, пробурчал:

— Этот адвокат — настоящий мудак. Отпускай своих парней. Номер один — в камеру, номер три и подружку главаря — в разные допросные. Я допрошу их по очереди.

Охранник провёл Алекса по длинному коридору. Без лишних слов распахнул тяжёлую металлическую дверь и втолкнул его внутрь. Дверь с грохотом захлопнулась.

Тесное пространство камеры встретило Алекса густым сизым дымом и стойким запахом несвежей еды. Из динамика под потолком неслась оглушительная африканская музыка — пронзительный визг свирелей перебивался металлическим лязгом труб и хаотичной дробью барабанов.

Алекс замер в дверном проёме, привыкая к полумраку. Его взгляд скользнул по обшарпанным стенам и остановился на двухъярусной кровати справа. На верхнем ярусе, раскинувшись как распятый, лежал бородатый мужчина лет тридцати. Его застиранная роба давно утратила цвет. Араб яростно мастурбировал, не обращая внимания на нового сокамерника. Его стеклянный взгляд был устремлён в потолок.

Напротив кровати стоял пластиковый стол с выщербленной поверхностью. Над ним, на криво прибитой полке, дребезжал потрескавшийся телевизор с размазанной картинкой. Между зарешеченным окном и столом висела трёхъярусная полка, заставленная пластиковыми бутылками с мутной водой, кетчупом и горчицей. На верхних полках — помятые пакеты с сахаром и пачка крекеров. На приоткрытой форточке сушились застиранные трусы, а под окном — груда грязной одежды на двух шатких стульях.

Алекс молча швырнул рюкзак под стол и улёгся на нижнюю койку. Музыка усилилась. Сверху донёсся хриплый стон и рычание, и вся кровать заходила мелкой дрожью. Алекс выругался, сел, вытащил из рюкзака пластиковый стаканчик, зубную пасту, щётку, полотенце, несколько комплектов нижнего белья и носков. Всё аккуратно, почти машинально, разложил по полкам шкафа. Пустой рюкзак убрал под нижнюю полку.

Когда Алекс снова лёг, закрыв глаза, кровать вновь заходила ходуном. Сверху лились тяжёлые, влажные всхлипы, не оставлявшие сомнений в происходящем. Он перевернулся на спину, затем на бок, потом лёг лицом в подушку. Громкость музыки колебалась, но тряска не прекращалась.

Терпение Алекса иссякло. Он резко сбросил подушку, перевернулся на спину и со всей силы ударил ногой по металлической решётке верхнего яруса. Раздалось глухое мычание, и тело над ним замерло. Через мгновение араб начал сползать вниз, срываясь с лестницы, как разбуженный на дереве леопард.

Алекс быстро встал, сделал шаг назад и упёрся лопатками в стену у окна. В камеру лился яркий солнечный свет, и только висящие на форточке трусы создавали узкую полосу тени.

Разъярённый сокамерник что-то прохрипел на своём языке и, вскинув кулаки, двинулся на Алекса. Но тот не стал ждать. Шагнув вперёд, он нанёс серию точных ударов: левый прямой в грудь, правый крюк в бок, снова левый — в печень и завершающий — в солнечное сплетение.

Араб завыл, сгибаясь пополам от каждого удара. После четвёртого он уже стоял на коленях. Алекс без колебаний добавил удар коленом в голову. Тело араба отлетело к двери, бесформенное, как выброшенный мешок с мусором.

Не прошло и десяти секунд, как в камеру ворвались охранники. Двое схватили стонущего араба под мышки и потащили в коридор. Алекс тем временем опустился на колени, сцепив пальцы за головой. Подскочившие охранники прижали его лицом к липкому полу и защёлкнули наручники на запястьях.

Без единого слова они выволокли его из камеры.


Глава 31

На площади Шатобриан, которая отделяет крайний ряд домов от крепостной стены и главных ворот Сен-Мало, ютилось крохотное кафе «Эль Куэст». За угловым столиком у окна сидела Алёна. Перед ней стояла чашка с чёрным кофе, а на блюдце лежала разрезанный круассан с сыром внутри. В ожидании адвоката она смотрела на гуляющих по площади туристов, на развивающийся над мэрией флаг Франции, и на припаркованные перед кафе автомобили.

Адвокат подошёл к столику ровно в назначенное время, и Алёна, не ожидавшая пунктуальности от француза, едва заметно подняла бровь. Откинувшись на спинку стула, стройный мужчина лет пятидесяти с аккуратно подстриженной бородкой и залысинами над висками заговорил о деле Алекса спокойно, словно обсуждал погоду, а не чужую судьбу.
- На сегодняшний день у полиции на Вашего мужа нет твёрдых доказательств его вины. Свидетеля, который сдал вас, в суде представить не получится — слишком опасно для информатора. На очной ставке вьетнамцы опознали лишь вашего подручного. И пока арестованные нелегалы находятся в пределах досягаемости полиции, они всё равно представляют угрозу.
Алёна нахмурилась.

- Какую угрозу?
- Парню, которого взяли у вас в квартире, грозит десятка. Если ему предложат сделку - свободу в обмен на сотрудничество, - он быстро забудет про кодекс воровской чести. И тогда Алекс пойдёт по этапу. Ещё хуже будут обстоять ваши дела, если это он сдал вас полиции.
- Что же мне делать? В тюрьме мне его не достать, - ответила Алёна.

Адвокат достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист бумаги и положил на стол. Она осторожно взяла его, не разворачивая.

- Здесь список и адреса вьетнамцев. Во Франции они могут быть в распоряжении следствия и суда в любое время. Если они исчезнут – дело развалится. Что с ними делать — решайте сама. Но они должны испариться и как можно скорее. Без них, слова стукача , или подельника пошедшего на сделку – пустой звук. То что он был пойман в вашей квартире значит не много. На допросах и в суде вы можете заявить, что между вами была интрижкой. Ну, или платоническая любовь.

Алёна никак не прореагировала на слова об интрижке, прежде чем задать следующий вопрос - она долго смотрела на бумагу:

- Сколько мы Вам должны?

Он ответил без колебаний:

- За твою защиту - десять тысяч евро. За супруга - ещё сорок. Чем быстрее заплатишь за себя, тем быстрее я начну работать на него.

Алёна молча развернула лист, быстро пробежалась по фамилиям и адресам. В голосе не было ни капли сомнения, когда она произнесла:

- Я найду деньги, решу вопрос с нелегалами и свяжусь с Вами.

Адвокат кивнул, встал из-за стола и вышел из кафе, не оборачиваясь.

Алёна осталась сидеть, опустив глаза на недопитую чашку кофе. После минуту раздумий она достала мобильный телефон-слайдер Nokia 8110 , набрала номер и, дождавшись ответа, сказала:

- Виктор, это я. Ты дома?
- Да.
- Нужно поговорить. Можешь подъехать в Кан?
- Могу там быть через час.
- Я в Сен-Мало.  Давай встретимся на Рыночной площади, в ресторане Гринвич, через два часа.
- Буду ждать.
- Прихвати лавэ, сколько сможешь. Мне адвокату нужно заплатить.
- Привезу всё – что есть в наличии.

В ресторане французской кухни пахло рыбой, запечённой в сливочном соусе. Когда в Эль Гринвич вошла Алёна, у стола Виктора в полупоклоне стоял официант.

— Нормандская кухня гармонично сочетает морские и молочные продукты, что, возможно, является уникальным явлением в мировом гастрономическом пространстве, — ворковал гипнотическим голосом слащавый француз. — Она славится питательностью и разнообразием, её стоит избегать лишь тем, кто придерживается строгих диет. Вас, молодой человек, это не касается. Вы в прекрасной спортивной форме и можете себе позволить отведать всё, что пожелаете из нашего меню. Из винной карты я бы порекомендовал наш фирменный кальвадос, произведённый исключительно из яблок местных садов. Позвольте также предложить сырную нарезку из лучших сыроварен Франции, включая камамбер, а также не менее вкусные пон-л’эвек, ливаро, нешатель и пав д’ож.

Алёна стояла за спиной официанта и терпеливо ждала, пока тот закончит свою пламенную речь.

— Наш мягкий нормандский климат, вечнозелёные пастбища, на которых круглый год пасутся коровы, и насыщенные кислородом воды Ла-Манша гарантируют исключительное качество местных продуктов.
— Положи на место второй прибор, уступи стоящей за тобой даме место и принеси нам... — Виктор перевёл взгляд на Алёну.
— Рыбу или птицу? — спросил он, как стюардесса в самолёте.
— Птицу, — ответила Алёна, садясь за стол.
— Даме — запечённую в красном вине фаршированную вишней утку, а мне — мидий в сливках. И на аперитив — пару бокалов кира. Только смешай белое вино с ликёром из чёрной смородины, а не красное.

Обед проходил в тишине, которую нарушал только звон столовых приборов. Но тишина долго не продержалась.

— Что ему инкриминируют? — спросил Виктор, отложив вилку и посмотрев на Алёну исподлобья.
— Организацию преступной группы с целью контрабанды людей в соседние страны, — спокойно ответила она.
— У следствия есть реальные доказательства?
— Есть показания стукача, есть подозрительно необъяснимый доход, который они пытаются связать с преступлением, и есть пять вьетнамцев, отпущенных под мизерный залог.

Виктор усмехнулся.

— Они пытаются конфискат превратить в улику?
— Да. Изъяли ценностей на несколько сотен тысяч долларов. Всё переписали и сфотографировали. Деньги, украшения, фарфор, картины.

Виктор потёр подбородок, словно пытаясь стереть нарастающее беспокойство.

— Как мы можем ему помочь?

Алёна вытерла губы салфеткой и посмотрела ему прямо в глаза:

— Сначала — деньги на адвоката. Потом — убрать свидетелей. Вьетнамцы опознали Сергея, и он может пойти на сделку и выступить в суде. Если пассажиры заговорят в суде, то вину Сергея докажут. И не факт, что он не сдаст Алекса. А если они туда не попадут, то прокурору останется уповать только на информатора. Понимаешь, для стукача есть огромная разница между тайным информированием полиции и публичными показаниями под присягой. Он понимает, что выступление в суде равно смертному приговору. Плохо говорящего по-французски русского эмигранта в этой стране не спрятать.

Она достала из сумки сложенный лист и положила его на стол.

— Вот список вьетнамцев и их адреса.

Виктор взял бумагу, пробежался взглядом и, помолчав, сказал:

— У меня есть десять тысяч евро. Отдам тебе. Но... прости, Алёна, мне нужно, чтобы Алекс сам сказал, что делать с вьетнамцами. Твоего слова — мало.
— Десять тысяч? Нам нужно минимум в пять раз больше, — жёстко, но без злобы ответила она. — И не надо всё воспринимать буквально. «Избавиться» — не значит убить. Они уже заплатили за переезд в Англию, и мы обязаны доставить их, как договаривались. Алекс выйдет на свободу и решит вернуться в бизнес — мы не можем позволить себе запятнанную репутацию.

Виктор кивнул:
— Отправлю их. Найди вьетнамцев в Париже, привези сюда, а дальше я разберусь. А вот сорок тысяч... с этим сложнее. Сразу после вашего ареста Виталий начал прибирать к рукам бизнес в Сен-Мало. Уже дважды присылал ко мне своих людей — требует долю.

Алёна прищурилась:
— Кого именно присылал?
— Двух грузин. Крепкие, наглые, будто они здесь хозяева. Разговаривают так, словно мы у них в Тбилиси. Я выгнал их. Но они пообещали вернуться.

Она помолчала, поджав губы.

— У Виталия сейчас человек десять. Если захочет — придавит тебя. Ты уверен, что твои ребята не побегут к нему?
— Они мне преданы, — сказал он с ноткой упрямства.
— Спасибо тебе, Витя. И за обед, и за деньги, — она встала. — Давай сюда наличку. Я закину их Алексу на тюремный счёт — пусть оплачивает адвоката и хотя бы не голодает.

Он достал из внутреннего кармана пиджака конверт. Алёна взяла его и спрятала в сумку. Когда она была уже на пороге, Виктор, будто вспомнив что-то, прищурился:

— Я так и не спросил... А тебя-то как отпустили?

Она уже открыла дверь, но обернулась через плечо:

— У них на меня ничего не было. Когда следователь спросил про деньги, я сказала, что Алекс — сын богатых родителей из России.

На её лице мелькнула усмешка, прежде чем она шагнула за порог.


Глава 32

Алекс сидел на прикрученном к полу металлическом стуле в бетонном мешке без окон. Половину одиночной камеры занимал тонкий, почти сплющенный матрас, едва помещавшийся в тесном пространстве. В проёме двери стояла женщина-психолог, за её спиной дежурил охранник.

— Алекс, — заговорила она, — за что ты так жестоко избил своего сокамерника?

Он поднял на неё усталый взгляд. В голосе звучала нарочитая вежливость.

— Я его не бил. Просто вежливо попросил убавить музыку и не раскачивать кровать.
— А почему он раскачивал кровать?
— Потому что не переставая дрочил. Заканчивал, минут пять отдыхал — и снова принимался за своё.
— Это тебя беспокоило?
— Да мне было всё равно, чем он там занимался. Только музыка мешала уснуть. Меня всю ночь допрашивали. Ни еды, ни воды. Я имею право хотя бы поспать?
— Имеешь, — согласилась она. — Ты знаешь, что твой сокамерник госпитализирован? У него серьёзные внутренние повреждения.

Он пожал плечами.

— Не знал.
— Расскажи, при каких обстоятельствах он получил травмы.
— А, это?.. — Алекс хмыкнул. — Всё просто. Я слегка пнул его кровать ногой, он спрыгнул, схватил меня и попытался избить. Я защитился. Схватил за руку, перекинул через себя — обычный приём, ничего особенного. Камера маленькая, много железа и мебели. Куда-то он там и ударился. Может, об стол, может, об стул. Или о кровать — я не запоминал.

Психолог помолчала, внимательно разглядывая его.

— Алекс, ты раньше сидел?
— Нет.
— Тогда знай: в тюрьме люди должны учиться жить рядом. Вас будут запирать вместе на месяцы, а может и на годы. Если не научишься мирно сосуществовать — тебе будет тяжело.
— Во-первых, я невиновен. А во-вторых — я очень мирный человек, — ответил он спокойно. — Пока меня не трогают, я никого пальцем не трону.
— Хорошо. За драку ты останешься в карцере ещё на три дня. За это время мы подберём тебе подходящего соседа. Надеюсь, подобное больше не повторится.
— Обещаю. Хорошего человека я не обижу.

Она кивнула, развернулась и ушла. Дверь с лязгом захлопнулась. Алекс остался в полумраке бетонного заточения.

Через пять долгих дней, пошатываясь на не твёрдых ногах, он вошёл в камеру. Охранник снял наручники у входа и, запирая дверь, бросил ему в спину:

— Твой новый сосед — турок. Зовут Ахмет. Один из самых уравновешенных заключённых. Постарайся не испортить с ним отношения. Третьего шанса не будет — до конца следствия загниёшь в одиночке.

У стола стоял плотный, смуглый мужчина лет пятидесяти. Он помешивал что-то на электроплитке, источая аромат пряностей и тушёного мяса. Обернувшись, Ахмет посмотрел на Алекса и добродушно махнул рукой.

— Проходи, сынок. Садись. Ты, наверное, голоден. В карцере ведь не кормят. Сколько там просидел?
— Пять дней. Плюс сутки в камере для допросов, — устало сказал Алекс.
— Бобы с бараниной будешь?
— Я буду всё, что ты предложишь.
— Вот и отлично.

Ахмет положил еду в две пластиковые тарелки и поставил одну перед новым соседом. Алекс помешал ложкой, вдохнул запах и остановился.

— Слушай, Ахмет... А как тут вообще всё устроено? Продукты, плита — разве не кормят через столовую?
— Не знаю, как в настоящей тюрьме — я там ещё не был. А тут, в изоляторе, каждый сам себе хозяин. Или ешь по скудному меню, или заказываешь продукты и готовишь сам.

Алекс отодвинул тарелку.

— Погоди. А как я могу что-то заказывать, если у меня нет ни копейки? Ни франка, ни цента.

Ахмет кивнул.

— Здесь всё через тюремный счёт. Родные или друзья пополняют его, а ты расходуешь. Продукты, одежда, сигареты — всё за свой счёт.
— Я не знал. В России заключённых кормят за счёт государства. Я не могу взять твою еду. Пока у меня нет возможности расплатиться.
— Не глупи, — добродушно рассмеялся Ахмет. — Я люблю готовить и не против поделиться. За хорошую беседу платить не надо.

Алекс посмотрел на него внимательно и улыбнулся.

— Меня арестовали с девушкой. Уверен, её скоро отпустят — против неё ничего нет. Думаю, адвокат объяснит ей, как открыть этот чёртов счёт… и как сделать так, чтобы я тут выжил.
— Вот и отлично, — сказал Ахмет. — А пока ешь. Холодная баранина — это уже не баранина.


Глава 33

Через две недели после освобождения Алекса из карцера следователь жандармерии сидел за столом кабинета для допросов и не торопливо перелистывал папку. В синей тюремной униформе напротив следователя сидел Алекс. Солнечный свет падал из высокого окна под потолком на сидящего спиной к двери Алекса. Стол жандарма оставался в полутени.  Алекс смотрел на скованные наручниками запястья и думал:

“Он боится меня? Пытается давить на психику? Или это обязательная процедура?”

- Итак, - начал следователь с лёгким южным акцентом, - Вы утверждаете, что вас зовут Алексей Дмитриевич Князев?
- Да, - спокойно ответил Алекс.
- Ни одного документа. Ни регистрации. Ни следа в базе данных Европейского Союза. Объясните.

Алекс откинулся назад, посмотрел на потолок и медленно произнёс:

- Потому что мой паспорт украли. В Париже. Полгода назад. Под мостом Шарля де Голля. Это было ночью. Меня ударили в грудь сицилийским стилетом - прямо в сердце.

Он расстегнул ворот тюремной куртки и оголил грудь. Под левым соском виднелся бледный, аккуратный шрам.

- Запросите информацию об инциденте в больнице Сен-Жозеф. Хирург - доктор Альбер Мевель. Дата - седьмое ноября. Меня прооперировали через двадцать семь минут после поступления. Спасли чудом.

Следователь замер, взгляд его скользнул к шраму.

- Кто вас ударил?
- Стево. Сын цыганского барона из Сегеда. Он был с приятелем - Бесиком. Думаю, Стево просто хотел запугать. Но ударил глубже, чем собирался. Потом они исчезли. Больше я их не видел.
- Почему вы были под мостом?
- Шёл из ресторана и захотел отлить.  Спустился под мост чтобы сделать это красиво, прямо в Сену.
- Эти двое там уже были. Обирали какого-то клошара. Увидев меня, они его кинули и потребовали мой портмоне. Я их послал подальше, ну а Стево меня и пырнул. Обиделся наверно, за то что я не знал, какой он крутой, - Алекс слегка усмехнулся своей шутке.
-  Ещё раз повторяю - я сын российского бизнесмена. Дмитрия Князева. В девяностых он скупал «Лады» в Тольятти по бросовым ценам и гнал их через Польшу и Германию в Европу. А позже и в Канаду. Через Галифакс шли контейнеры. Он сколотил на этом миллионы. Сначала - автомобили. Потом - запчасти. Потом - целые сети автосервисов.
- Когда и где в последний раз Вы виделись с отцом?
- Два года назад в Куршавеле, когда вместе катались на лыжах. Он задолбал меня своими нотациями. Всё ныл – не пей. Не водись со шлюхами. Не рискуй на слаломных спусках. Не встревай в драки. Не позорь отца. Ты у меня единственный наследник.

Следователь отложил ручку.

- И что случилось после этого,
- Что, что. Я в очередной раз напился и уснул у себя в номере я двумя тёлками. А он послал ко мне своего телохранителя, - на ходу сочиняя историю, вдохновенно врал Алекс. – И тот, вышвырнул голых девок в коридор. Меня после этого тусовка стала обходить стороной. Ну, я его послал прилюдно, и двинул ноги.
- Что значит двинул ноги? Есть ли французский аналог этому выражению?
- Не знаю. Объясняю проще – сбежал из Альпийского курорта, прихватив с собой наличку из его гостиничного сейфа.
- Сколько же Вы унесли?
- Спортивную сумку, - ответил Алекс.
- У вас есть доказательства?
- Совесть имейте. Вы на какую сумму конфиската из моей квартиры вынесли? Хоть одна антикварная вещь числится в розыске? Молчите? Потому как Вам нечего мне предъявить.
- Мне нужны доказательства того, что Вы сын Князева, - пропуская мимо ушей нападки Алекса, упорно настаивал на своём жандарм.
- Кроме шрама? - Алекс пожал плечами. - Нет. Только память. И то, что вы можете проверить. Запросите выписку из госпиталя. Опросите доктора. Пошлите запрос в полицейский департамент Парижа. Проверьте, было ли нападение в ту ночь под мостом Де Голля. Можете запросить журнал вызовов скорой помощи. Всё совпадёт.

Следователь встал и подошёл к двери, потом обернулся.

- А если всё подтвердится и вы действительно Князев, то зачем вам контрабанда людьми. Неужели сын миллиардера испробовал и испытал всё в этой жизни, и ради выплеска очередной дозы адреналина в кровь он решил поиграться с жандармерией Францию в игру – «Попробуйте поймать»?

Алекс смотрел прямо, не отводя взгляда.

- Кроме того, что я влюбился в простую девушку, я ничего не сделал. У меня есть семья и я ни в чём не виноват.
- Молодой человек, по нашим данным ваш брак не зарегистрирован.
- Мэрия от нашей квартиры в двух кварталах. Это вопрос лишь пары сотен евро. Или сколько вы там берёте за формальную бумажку?
- «Формальную бумажку», - повторил следователь, пародируя акцент Алекса и, продолжил: – Вам никто не даст. Вы нелегал. Так что, если Ваша дама захочет выйти замуж, ей придётся подыскать себе француза.



Помещение для встреч с адвокатом было просторным, но в нём всё равно витал дух удушающей изоляции. Алекс сидел за столом, положив руки перед собой, напротив него - его адвокат, аккуратный, собранный, с пачкой бумаг и усталым лицом человека, который привык торговаться за время.

- С Аленой мы договорились, - сказал он, не поднимая глаз. - Я обещал заняться твоим делом вплотную сразу после получения аванса. Но время уходит. Если потянуть ещё немного, никакие деньги уже не помогут. Мы можем проиграть всё.

Алекс кивнул, не перебивая.

- Ты виделся с Сергеем на прогулке? - продолжил адвокат.
- Нет. Ни разу. Ни во дворе, ни в спортзале, ни в коридоре. А зачем мне с ним видеться?
- Чтобы отговорить его от сделки со следствием. Меня к нему не подпускают. Ему назначили другого адвоката. Ты - единственный, кто может с ним пообщаться. Найди его и передай, что ты уже работаешь над тем, чтобы развалить всё дело. Он должен молчать. Во что бы то ни стало.
- Где я его найду, если он нигде не появляется? Может, его вообще перевели?
- Он здесь, - отрезал адвокат. - Следователям проще держать вас рядом. Думаю, он в крыле, где сидят уже осуждённые.

Алекс нахмурился.

- В смысле с заключёнными? Он с зэками?

Адвокат вытащил чистый лист бумаги и быстро набросал план тюрьмы.

- Изолятор - в форме буквы «Т». В перекладине - подследственные. В «ножке» - человек пятьдесят особо опасных, уже приговорённых. Поле для прогулок - здесь, у верхней части. А у «ножки» - крытый двор, клетка под открытым небом. Там прогуливаются те, кто, возможно, уже никогда не выйдет на свободу. Я почти уверен, что Сергей - среди них.
- Почему?
- Потому что вас специально изолировали друг от друга. Боятся сговора. Или... "несчастного случая", - адвокат изобразил кавычки пальцами.

Алекс почесал висок.

- Всё равно не понимаю, где я могу его увидеть. И главное - как убедить?
- Есть только одно место, куда могут попасть и те, и другие, - библиотека. Второй этаж, в центре здания. Там, где "ножка" соединяется с "перекладиной". Входов два. Охрана внутри. Подай заявку на доступ. Посещай её регулярно. Жди его там.
- И что я должен сказать?
- Передай, что ты уже занимаешься вьетнамцами. Скоро следствие потеряет свидетелей. Если он будет молчать - его выпустят, как только последний из пятерых покинет Францию. Выпустят его - выпустят и тебя. Теперь понял?

Алекс поднял взгляд и коротко кивнул.

- Понял. Всё сделаю. А что сказать если он откажется?
- Скажи ему, что нелегал без поддержки национальной общины во Франции не проживёт и недели. А стукач и дня.

Адвокат начал собирать бумаги. План тюрьмы он скомкал и поджёг зажигалкой. Бумага вспыхнула, и в этот момент в камеру вошёл охранник.

- Здесь нельзя разводить огонь, - буркнул он.

Алекс молча взял горящий лист, поднял над столом и ладонями растёр его в пепел. Взгляд его оставался спокойным, но в уголках губ затаилась довольная усмешка.


Глава 34

Под полосатыми зонтами веранды ресторана «La Licorne» на площади Шатобриан, прямо напротив бастиона Святого Томаса в Сен-Мало, Инга и Отари делили пиццу. Летний бриз приносил запахи моря и свежей выпечки.  Отари, высокий, плечистый грузин, потягивал сидр с видом человека, который уже всё понял, но ждал, когда ему скажут вслух.

— Инга, солнце моё, не мучай. Скажи честно — зачем рискнула своими отношениями и позвала?
— Пообедать, — ответила она, не глядя на него.
— Только пообедать? — усмехнулся он. — То есть мы сидим в самом сердце города, у городской ратуши, за кустами живой изгороди в деревянных ящиках, ради того, чтобы во французском ресторане отведать итальянской пиццы? Или ты хотела мне что-то предложить?
— Много чего можно было бы, — с грустью сказала она. — Причём прямо в стенах гостиницы, у входа в которую мы пьём этот дешёвый яблочный сидр. Скажи мне, мой горячий друг из солнечной Грузии, ты когда-нибудь имел женщину, стоящую в вертикальном шпагате?

Глаза Отари округлились от неожиданности, но через мгновение его губы растянулись в мечтательной улыбке.

— Что ты, божественная моя, я о таком даже не мечтал.
— А зря, это в сексе сейчас самый модный тренд. У мужиков всех возрастов головы срывает от новых ощущений. С недавних пор все тёлки российских бизнес-олигархов ежедневно в спортивных клубах улучшают растяжку.
— А ты откуда знаешь о том, что творится в России? Ты ведь уже несколько лет живёшь во Франции, а до этого, по слухам, жила в Риге.
— Не в Риге, а в Скулте, крохотном авиационном гарнизоне на семь пятиэтажек, что в километре от Рижского аэропорта.
— Твой папа был военным?
— До развала Союза был лётчиком авиации Балтийского флота, а в девяносто первом уехал на малую родину, в Оренбург, и оттуда не вернулся. Мать работала заведующей военторгом, пока его не закрыли, и ждала мужа. Я продолжала ходить на художественную гимнастику в Рижский спортивный клуб армии, — Инга зло усмехнулась. — Пока его тоже не закрыли. Денег нам хватило на два года, а потом стало так плохо, что мать попросила тренера продать меня в зарубежный клуб.

Отари от удивления не донёс до рта стакан сидра и пролил его на рубашку. Промокнув пятно салфеткой, он поинтересовался:

— А что, так можно было?
— Пока Латвия была частью СССР, об этом даже не знал никто. А потом выяснилось, что многие западно-европейские спортивные клубы покупают иностранных спортсменов для улучшения показателей на местных соревнованиях. Тем самым привлекают к себе новых членов. В моём случае было вот что.

Отари отодвинул от себя столовые приборы и остатки пиццы, облокотился на стол локтями и устремил взгляд своих тёмных, как чернослив, глаз на алые губы Инги.

— Пять лет назад, в свои четырнадцать, я выиграла чемпионат республики среди взрослых в упражнениях без предмета и взяла две бронзы. Одну за обруч, другую — за скакалку. И, представь себе, мне присвоили звание кандидата в мастера спорта и взяли в сборную республики.
— История увлекательная, но всё же хочется узнать, как ты оказалась здесь.
— Я как раз к этому подвожу. Ещё полгода я по инерции продолжала ходить на тренировки, а потом выяснилось, что с моей фамилией и родословной я не соответствую новым политическим ориентирам. Короче, вскоре я оказалась в третьесортном клубе художественной гимнастики «Les F;es du Gymnase», в задрипанной дыре, где все знают друг друга - городке Сарла-ла-Канеда.

Воспоминания нелегко давались девушке. Рисуя мрачную картину своего недавнего прошлого Инга нервно крутила в руке роликовый нож для резки пиццы, глядя на него влажными от слёз глазами.

— Это убожество ютилось на втором этаже старой фермы, перестроенной под спортзал, проложила она после небольшой паузы. — Через разбитое окно пробивался запах гречишных полей, а вместо музыки для тренировок и выступлений мы использовали аудиокассету 1978 года — её хрустящий звук только подчёркивал, что время там остановилось. Тренер, мадам Бриссо, курила за углом и мечтала о Париже, которого никогда не видела. Клуб существует только потому, что мама мэра любит художественную гимнастику, а сам мэр питал слабость к юным гимнасткам.

Инга сделала паузу, прикуривая от зажигалки галантного официанта, проходящего мимо их столика.

— Я несколько раз бывала в кабинете того мэра. Показывала ему... ммм, как бы мягче сказать, мастерство. И однажды, когда мы оба были на его столе, в офис вошёл строительный подрядчик. Месье Арман Петижан ничуть не смутился, назвал код и велел положить конверт с деньгами в сейф. В этот момент я скакала на мэре, и когда на обратном пути он проходил мимо нас и приветливо приподнял защитную каску, я ему подмигнула. В ответ он покрутил в воздухе пальцем, показывая набор телефона, и обронил визитку.
— Так ты и со строителем замутила?
— Нет, Отари, я сделала лучше.

Инга глубоко затянулась дымом.

— В следующий раз, когда мамаша мэра привезла меня к сыночку, я дождалась момента, когда месье Арман отлучится опустошить мочевой пузырь, очистила его сейф и дала дёру в сторону Парижа.
— Ты хочешь сказать, — голос  Отари стал тихим, почти шёпотом, — что ты решила предложить такой номер именно мне?

Инга подняла на него взгляд, чуть прищурившись, будто оценивая товар на рынке, затем оглянулась и, разводя руки,  насмешливым тоном произнесла:

— А кому ещё? Этим французам? Или ты думаешь, что Виталик способен на такое? Он даже в позе «миссионера» пыхтит, как паровоз.

Отари рассмеялся, но смех его был сухим, настороженным.

— Ну, если ты и правда хочешь показать мне этот… трюк, — он намеренно сделал паузу, — то почему бы не сделать это прямо сейчас? Там, за тем углом, — он кивнул в сторону глухой стены ресторана, — тихо и никто не помешает.

Инга прикусила нижнюю губу, делая вид, что колеблется.

— Я бы с удовольствием, но не за углом в подворотне, а в гостиничном номере. Прямо над этим рестораном. Но, — она подняла вверх указательный палец, — к сожалению, я занята. На два фронта не работаю — воспитание не позволяет.
— Как вы, русские, говорите: муж — не стена, можно и отодвинуть.
— Он мне не муж, — резко парировала она.

Отари довольно улыбнулся, развёл широко руки и откинувшись на спинку стула, предложил:

— Тем более. Уходи ко мне, не пожалеешь.
— Знаю, что не пожалею, — Инга положила ладонь на волосатое запястье  Отари. — Но Виталик очень мстительный. Просто так моё предательство он не оставит. Затаит злобу и отомстит. Причём — обоим. А я — девушка молодая, я жить хочу.
— Он ни мне, ни тебе ничего не сделает. Я его одной рукой прихлопну.

Инга взглянула на него серьёзно:

— Алекс тоже так думал. А где он теперь? В трёх кварталах отсюда, на нарах чалится. Или в тюремном спортзале тренируется. Вот только не помогут ему стальные мышцы. Он с дружком своим лет на десять присел. С Виталиком шутки плохи. Это он их засадил. У него голова работает как у шахматиста — всё просчитывает на несколько ходов вперёд.

Отари чуть подался вперёд:

— Так чего ты хочешь, красавица?
— Не «чего», а «кого». Я тебя хочу, сильно. Но пока он рядом — не могу себе позволить.

Он посмотрел на неё с нежностью, в которой сквозила стальная решимость.

— Ах, какие слова... Не волнуйся, солнце моё. Я не Алекс. Я смогу это сделать.. .

Они покинули ресторан,, оставив на столе недоеденную пиццу и лужицу сидра.

Тень от бастиона Святого Томаса удлинялась, когда они вышли на набережную. Отари шёл чуть позади, изучая профиль Инги — её подбородок был резко поднят, а пальцы нервно перебирали прядь волос, выбившуюся из строгой укладки.

— Ты не сказала главного, — внезапно нарушил он молчание. — Сколько?
— Сколько чего? — она замедлила шаг.
— Сколько месяцев ты ждала момента, чтобы продать мне бизнес Виталия?

Ветер подхватил её смешок и унёс в сторону причала, где звенели леера на мачтах яхт.

— Отари, милый, за кого ты меня принимаешь? Я, кто угодно, но не торгаш на рынке. Мне не нужны твои деньги.
— Тогда что?

Она резко остановилась, заставив его чуть наткнуться на неё.

— Ты правда не понял? — её голос стал ледяным. — Я хочу быть с сильным и отважным самцом, таким как ты, а не с вялым аналитиком, просчитывающим варианты развития событий.

В глазах Отари мелькнуло что-то первобытное. Он провёл языком по зубам, словно пробуя на вкус её слова.

— Это... нестандартная заявка.
— Я знаю, — она потянулась к его вороту, поправляя мокрую от сидра ткань. — Но ты же любишь сложные задачи.

Из ресторана донёсся хохот — кто-то праздновал день рождения. На секунду показалось, что это смеётся сам Виталик.

— Ладно,, я сначала прикончу его, — Отари схватил её руку и прижал к своей груди. — Но учти: если это ловушка. Я сделаю тоже самое с тобой.

Инга не дрогнула:

— Договорились.

Они двинулись к гостинице, их тени слились в одну длинную полосу, тянущуюся к подъезду, где дежурил знакомый швейцар.

Город продолжал шуметь вокруг, не подозревая, что только что в его тени его крепостных стен был подписан смертный приговор.


Глава 35

Помещение для встреч с адвокатом было просторным, но душным. Алекс сидел за столом, руки перед собой. Напротив — его адвокат: собранный, уставший, с ворохом бумаг.

— С Алёной договорились, — сказал он, не поднимая глаз. — Я начну работать вплотную, как только получу аванс. Но времени всё меньше. Промедлим — и будет поздно.

Алекс кивнул.

— Ты видел Сергея? — продолжил адвокат.
— Нет. Ни в спортзале, ни на прогулке. Нигде.
— Он может пойти на сделку со следствием. Мне к нему не дают доступ. Назначили другого адвоката. Ты — единственный, кто может с ним поговорить. Надо убедить его молчать. Что бы ни было.
— А если я его не найду?
— Он здесь. Думаю, его держат в крыле с уже осуждёнными.

Алекс нахмурился:
— Среди зэков?
— Да. Вас изолировали. Боятся, что сговоритесь… или произойдёт «несчастный случай».

Он достал чистый лист, быстро нарисовал схему.

— Изолятор — буква «Т». В перекладине — подследственные. В «ножке» — уже осуждённые. Прогулка — у верхней части, а внизу — крытая клетка. Библиотека — на втором этаже, в центре. Единственное место, где пересекаются оба блока. Подавай заявку. Ходи туда. Жди его там.
— И если увижу — что говорить?
— Скажи, что ты уже работаешь над тем, чтобы убрать вьетнамцев. Без свидетелей улики ничтожны. Как только они исчезнут — вас обоих выпустят. Только пусть молчит. Молчит — и живёт.
— А если не согласится?
— Тогда скажи ему: нелегал без своей диаспоры здесь не продержится и недели. А стукач — и дня.

Адвокат поднялся, скомкал схему, поджёг её. В камеру вошёл охранник.

— Здесь нельзя жечь бумагу, — буркнул он.

Алекс поднял пылающий лист, подержал его над столом и ладонями стёр в пепел. Его лицо оставалось спокойным, но в уголках губ появилась тень усмешки.


Библиотека при изоляторе напоминала музей забытых жизней. Потёртые корешки, тёмные полки, скрипучий деревянный пол. Стены были когда-то белыми, но время покрыло их оттенком несвободы. Краска на окне, возле которого сидел Алекс, от влажности пошла пузырями. Он перелистывал тяжёлый том о живописцах итальянского Возрождения — Микеланджело, Боттичелли, Леонардо... Листы шуршали под пальцами, но мысли плутали в другом месте — между бетонными стенами камеры и пустотой будущего.

На соседнем столе — аккуратная стопка газет, обрезанных по краям, прошитых нитками. Алекс перелистывал их машинально, пока взгляд не упал на строку, выделенную жирным:

«Загадочное исчезновение в Куршевеле. Пропал сын российского миллиардера».

Он застыл. Под заголовком — фотография: юноша с тонкими чертами, в горнолыжной куртке, с солнцезащитными очками на лбу. Алексей Князев, 21 год. Пропал без следа с фешенебельного курорта. Последний раз его видели выходящим из ресторана отеля L’Apog;e. Отец — Дмитрий Князев, миллиардер, отказался от комментариев.

Алекс перечитал статью. Медленно. Дважды. Что-то щёлкнуло внутри — как замок, поддавшийся под правильный ключ.

Он провёл пальцами по шершавой бумаге, будто по карте — карте, которая могла вывести его из тупика. В памяти всплыли коробки, выносимые полицией: монеты, графика, наличность в евро, долларах, рублях... Всё это — его, но ни у кого не было ответа, откуда оно взялось.

Алекс прикрыл глаза, откинулся на скрипучую спинку стула.

— Алексей Князев, — прошептал он, будто примеряя чужое имя, как новую кожу. — Пропал. Без вести. Значит, теперь он — никто. И, значит, он свободен.

Он вернулся к альбому — снова картины. Медленно листал, останавливаясь на подписях: лаконичных, как приговор. Его разум работал уже в другом ритме.

Неподалёку сидели двое мужчин. Тяжёлые плечи, поседевшие виски. Шептались, но всё чаще посматривали в его сторону.

К Алексу подошёл библиотекарь — худощавый мужчина с усталым лицом и вежливым голосом, больше похожим на шёпот.

— Ты уже неделю здесь. Каждый день листаешь книги по искусству. Может, тебе помочь? Только скажи, что ищешь.

Алекс поднял глаза:

— Я плохо читаю по-французски. Просто смотрю. Да Винчи, Рубенс, Ван Эйк... Сегодня вот узнал, что Микеланджело был не только скульптором. Оказалось, он расписал потолок и стены в Сикстинской капелле. Я раньше думал — только молотком по мрамору работал.
— А как ты понимаешь, чьи это картины, если язык не знаешь?
— Да легко. Если красивый портрет без фона — это Да Винчи. Если пышные тётки — Рубенс. Если всё мрачно, а мужики в кружевах — Рембрандт. А если куча мелких фигурок и не поймёшь, что за ад происходит — это точно Босх. И-е-ро-ним, — растягивая слоги, добавил он.

Библиотекарь улыбнулся:

— Забавная классификация. Кстати, потолок капеллы — это действительно работа Микеланджело, а вот стены — Перуджино и Боттичелли.

Он отошёл к двум мужчинам. Сказал им пару слов. Один из них буркнул что-то на смеси французского и русского с примесью мата. Библиотекарь покачал головой и вернулся за свой стол.

Мужчины поднялись. Пересели к Алексу.

— Русский, да? — сказал один, с хищной улыбкой. — За что загремел?
— По ошибке, — спокойно ответил Алекс. — Я ничего не сделал.
— Мы тоже «невиновны», — хмыкнул второй. — Двадцать лет без права на выход. Проклятая невинность.

Первый подался вперёд:

— Перефразирую. В чём обвиняют? И сколько тебе светит?
— Кражи в домах у богатых. Если докажут — лет пять.
— Домушник, значит, — оживился второй. — Хорошо.
— А раз ты вор, — добавил первый, — то должен знать правила. Грей хату. Четверть на общак. Вот счёт. Переводи тысячу евро.

Алекс пожал плечами:

— Если бы мог. А так... ни денег, ни людей. Но, возможно, смогу кое-что достать. Есть идея.
— Ну?
— Мой подельник сидит в вашем крыле. Нужно с ним поговорить. У него — половина информации. Без неё денег не будет.
— Сергей? Мы знаем его. Тихий парень.
— Передайте ему, пусть завтра, сразу после полудня, будет здесь. Если согласится — возможно, получите свои деньги.
— «Возможно»? — нахмурился первый. — Если деньги у него, мы их и сами достанем.

Алекс покачал головой:

— Не получится. Он знает только часть кода от банковской ячейки. Я — вторую. Ни один из ваших подручных не добудет и цента без этих цифр. Так что - или вы помогаете, и я вам плачу, или будем вместе голодать. Решать вам.

Он захлопнул энциклопедию, встал и направился к библиотекарю, оставив мужчин в тяжелых раздумьях.

За его спиной два закоренелых преступника молча смотрели друг на друга и в их взглядах читалась мысль: "А что, если он не врёт?"


Глава 36

Сквозь густые заросли кустарника, пригибаясь к земле, медленно, почти беззвучно, пробирались семеро — Виталий, Отари и пятеро африканцев. Ночь скрывала их, как ложь прикрывает измену. В траве двигались фигуры — точно голодные хищники, чутко улавливающих малейший шум и готовые рвануть по команде вожака.

До автомобильной стоянки оставалось не больше пятидесяти метров. Ветер принёс с собой глухой, рвущийся лай. Он доносился из большого кубического здания неподалёку — казалось, лай гуляет по металлическим стенам, будто отзывается эхо подземелья.

— Что это? — прошептал Отари, нервно озираясь.

— Ветеринарная инспекция, — ответил Виталий так же тихо. — Там проверяют собак перед отправкой в Англию.

— Далеко ещё?

— Почти пришли. Вон, видишь стоянку? Уже видно крыши. Веди ребят туда. Укладывай по одному в багажники.

— А как я их открою?

— Все машины незапертые. Территория охраняемая — угнать невозможно. Но никто и не предполагает, что их используют как укрытие.

— А хозяева?

— Вон свет вон в том здании? — Виталий кивнул вправо.

— Вижу.

— Там тридцать баров и ресторанов. Владельцы машин ужинают и пьют пиво. До погрузки на платформы ещё минут сорок. Жду тебя обратно через двадцать.

Отари коротко кивнул. Подозвал жестом африканцев, и, растворяясь в густой траве, повёл их в сторону тускло освещённой стоянки. Их силуэты исчезли, будто проглоченные чёрной землёй.

Виталий лег на спину, закрыл глаза, подложив под голову руки. Челюсть расслабилась. Он знал — эти двадцать минут его.

Сон пришёл мгновенно. Он плыл в море, как в детстве — тёплая вода обнимала тело, солнце слепило глаза, а в ушах звучал смех. Звонкий, женский. Инга? Нет... другой голос, совсем юный. Сестра? Мама?
Ему снова было семь лет. Лето. Южный берег Крыма, санаторий МВД. Он стоял по колено в воде, сжимая в руках надутый оранжевый мяч. Его отец, майор милиции, ещё живой, высокий и крепкий, махал с берега и что-то кричал — может, предупреждал, чтобы не заплывал далеко. Но Виталий не слушал. Он бросил мяч в волны и поплыл за ним, храбро, как герой.

Но потом всё менялось. Неожиданно. Как ломается детская игрушка.

Пляж исчез, море темнело, становилось липким. Он уже не был ребёнком.

Он сидел за столом в московском ресторане, напротив бледного лица с узкими глазами — азиат, кореец, возможно. Чемодан стоял под столом. Виталий кивал, говорил что-то про гарантии, про безопасность маршрута. Деньги. Список марок востребованных автомобилей. Желательные года производства. Новые люди. Молчаливые сделки. Контракты без подписей.

Дальше — кровь. На трассе. Его водитель мёртв. Напарник кричал. Просил, чтобы не убивали.
И голос Саши, его первого подельника, кричавшего, брызгая слюной, ему прямо в лицо:

— Ты же сказал, что договорился с белорусскими бандитами и их гаишниками. Говорил, что они кореша твоего бати. Обещал, что на всём пути проблем не будет!

Он отмахивался. Сожалел? Может быть. Но тогда это казалось просто форс-мажором. Непредвиденными потерями.

И снова — вода. Он нырял. Глубже. Всё темнело. Давление на грудь. Лёгкие будто наполнялись цементом. И — она. Инга. На берегу, в белом платье. Смотрит, но не зовёт. Лицо её было печальным и странно далёким.

«Слишком поздно!», — звучал голос. Не её. Его собственный.
Всё тело сковал туман.  В реальность его вернула боль. Оглушительная. Реальная.

Он понимал, что тонет. Но не пытался всплыть. И не потому, что не мог. А потому что — не знал, есть ли смысл.

Виталий захрипел, глаза вылезли из орбит. На груди стоял Отари — колено давило, как бетонная плита. Одна рука удерживала жертву, вторая стягивала ремень у него на шее.

Виталий не кричал — не мог. Лишь царапал землю, выдирая корни травы и оставляя в ней ногти.

Отари молчал. Его лицо не выражало ни злобы, ни радости.

Через несколько минут всё было кончено.

Тело его босса обмякло.

Отари, не торопясь, поднял его на плечо. Нёс, будто мешок с картошкой — не грубо, но и без сожаления. На краю стоянки выбрал одну из машин, открыл багажник, аккуратно уложил труп и с тихим щелчком захлопнул крышку.

Оглядевшись по сторонам, он зашагал прочь — к проволочному заграждению терминала. Тихо, почти шепча, напевая по-русски:

Расцветай под солнцем, Грузия моя,
Ты судьбу свою вновь обрела!
Не найти в других краях твоих красот,
Без тебя и жизнь мне не мила.



Глава 37

Алекс и Сергей сидели за столом тюремной библиотеки, перед ними лежали раскрытые книги.

— Алекс, два зека из моего блока расспрашивали меня про какой-то шифр от сейфа. Что за история?
— Забудь о них, — отмахнулся Алекс. — Мне нужно было встретиться с тобой. Так что я и придумал легенду о сейфе, полном денег. Мол, ты знаешь одну часть комбинации, я — вторую.
— Понял. А что тогда происходит? — Скоро следователи предложат тебе сделку. Свободу — в обмен на показания против меня в суде. Не ведись. Наши ребята нашли пятерых вьетнамцев и уже переправили их в Англию. Если ты будешь молчать — дело против нас развалится. Свидетелей не будет. Ну а если дашь показания против меня, то никакая программа защиты свидетелей тебе не поможет.
— Значит, всё обвинение держится только на них?
— И на тебе. Им останется последняя надежда — ты. Поэтому тяни время. Для начала потребуй перевод в другую тюрьму. Потом — другого адвоката и новое опознание. Затем, как только выпустят меня, тут же отпустят и тебя.
— А зачем другая тюрьма?
— Эти русские, которые тут сидят, — не просто воры. Они осуждены на двадцать лет за вооружённое ограбление с убийством. С тебя попытаются отжать деньги. Как поймут, что не получат — отомстят. Меня им не достать, я в другом блоке, а вот ты — под прицелом.
— Понял. Сегодня же попрошу встречи со следователем. Дальше — всё по плану: новая тюрьма, новый адвокат, затяжка. Только, если честно, Алекс… я не такой, как ты. Я не умею держать лицо. Если начнут давить — особенно про твоё прошлое — я могу дрогнуть. Что мне говорить?

Алекс на секунду задумался, затем ответил:

— Поломайся минут десять. Сделай вид, что борешься с собой. Потом скажи, что, когда мы познакомились, я уже был при деньгах. Швырял их направо и налево. Откуда — ты не знал, но было видно, что богатство свалилось как снег на голову. Говори это спокойно, без нажима. Тогда они подумают, что ты просто мелкая сошка. Типа, как рыба-прилипала рядом с акулой.

Сергей усмехнулся — впервые за весь разговор. — В принципе, так оно и было. Даже врать не придётся.

— До встречи на воле, брат.

Они поднялись из-за стола и обнялись. Сергей ушёл к одному выходу, Алекс — к другому.


Глава 38

В зале заседаний Главного управления по делам иностранцев на улице Пиренеев, 20-й округ Парижа, слушалось дело об экстрадиции нежелательного элемента российского происхождения.

Алекса ввели в помещение, больше напоминавшее налоговую инспекцию, чем суд. Белые стены, серая мебель, запах копировальной бумаги. За длинным столом сидели трое: чиновница с прокуренной кожей пальцев, худощавый мужчина в очках и офицер полиции в штатском, который вёл дело Алекса.

На высоком дубовом пьедестале стоял судейский стол. Его поверхность была покрыта мелкими царапинами — следами десятилетий бюрократических сражений. За столом, словно средневековый инквизитор, восседал мужчина лет шестидесяти. Его чёрная мантия из тонкой шерсти с бархатными отворотами лежала тяжелыми складками, а широкие рукава, в стиле старинных французских адвокатов, свисали по бокам кресла. Белоснежная рубашка с тугим крахмальным воротником и чёрная бабочка завершали образ — не просто галстук, а важный статусный штрих.

Его руки — бледные, с выступающими венами и возрастными пятнами — покоились на полированной поверхности. Пальцы были сложены в жест, известный как "собор" — любимую позу судей. Но главное были глаза: водянисто-голубые, с опущенными веками, они смотрели на юношу с холодным презрением. Взгляд был отточен за тридцать лет сидения в кресле судьи. В уголках губ застыла гримаса отвращения — будто перед ним не человек, а неприятный запах, случайно проникший в стерильный зал заседаний.

На левой руке судьи, чуть выше сустава безымянного пальца, поблескивал массивный золотой перстень с сапфиром — знак окончания Национальной юридической магистратуры Бордо. Тёмно-синий камень — цвет мундиров времён Наполеона III. Внутри, если бы кто-то осмелился взглянуть, была гравировка: "Произведён в судьи, 1981" — год его посвящения. Перстень выглядел чужеродно на исхудалой кисти — как фамильная реликвия, перешедшая к недостойному потомку. Каждый стук по столу сопровождался глухим звоном — напоминанием: перед вами не просто чиновник, а представитель касты с древней властью.

— Месье Князев, — начала чиновница по-французски, не глядя на него, — вы были задержаны в ходе расследования тяжкого преступления — контрабанды людей, не имея действительных документов. Вы заявили, что документ, удостоверяющий Вашу личность, был украден. Утверждали, что являетесь сыном гражданина России Дмитрия Князева, однако...

Она сделала паузу, отложив бумагу.

— ...официальный запрос, направленный в Россию через Интерпол, остался без ответа. Пресс-служба господина Князева не предоставила комментариев. Вы не смогли предъявить свидетельства о рождении или иного подтверждения личности и родства. Брак, заключённый в церкви города Сен-Мало с гражданкой Украины, не имеет юридической силы без регистрации в мэрии.

Слово взял судья:

— Учитывая сомнительность вашей личности, отсутствие легального статуса во Франции, а также неподтверждённое право на владение конфискованными материальными и художественными ценностями, мы пришли к выводу...

Он откинулся назад, голос остался бесцветным:

— ...что ваше пребывание на территории Французской Республики нежелательно. В соответствии со статьёй L511-1 Кодекса по делам иностранцев и права на убежище, вам выносится предписание о принудительной депортации. Страна назначения — Российская Федерация.

Алекс не пошевелился. Его взгляд был спокойным, почти равнодушным.

— То есть вы признали меня виновным в контрабанде людей без суда? — не вставая с места, язвительно произнёс он.
— Против вас не выдвинуто обвинений, месье, — вмешалась чиновница, стараясь оградить судью от дискуссии с недостойным русским. — Но и нет оснований для вашего пребывания во Франции. Здесь действует принцип: "Mieux vaut souffler sur le froid que se br;ler avec le chaud".
— Лучше дуть на холодное, чем обжечься горячим, — перевёл про себя Алекс, подбирая русскую пословицу.

Судья склонился вперёд:

— Мы не можем позволить себе ждать следующего инцидента. Особенно когда речь идёт о человеке без документов, с неясным прошлым и подозрительными связями.

Алекс остался неподвижен. Именно так его учили в Реутово Афганец и Мамонов: «Никогда не давай им понять, что ты боишься». Но в груди, глубоко под кожей, будто завёлся крошечный механизм, отмерявший ритм тревоги.

— Вы можете подать апелляцию, — закончила чиновница. — В течение сорока восьми часов. Но учтите: через тридцать дней вас сопроводят в аэропорт имени Генерала де Голля и посадят на рейс Париж-Москву.

В воздухе повисло слово — Москва. В горле сжалось. Не от страха — от ярости. Он вдруг вспомнил, как когда-то, пересекая Белорусско-Польскую границу, сидел под разделочным столом в вагоне-ресторане поезда Москва–Берлин, считая секунды между ударами сердца. В это время собака пограничника принюхивалась к букету запахов кухни в полуметре от тайника повара-контрабандиста. То же ощущение — мандраж, беспомощность.

Алекс кивнул — автоматически, как игрушечный болванчик на торпедо потрёпанной «Лады». Его пальцы сами собой сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Привычный якорь. Боль — это доказательство, что ты ещё жив.



Алёна, Алекс, Сергей, Виктор и Хань собрались в гостиной отпраздновать освобождение Алекса и Сергея. На столе стояли две бутылки вина Пино-Нуар урожая пятилетней давности. В руках у каждого из замерших перед телевизором молодых людей — по бокалу вина. По телевизору — новости из Нью-Йорка.

Сергей продолжал смотреть на экран, не мигая. На лице — ни эмоции, ни злости, только холодная отстранённость.

— Они врезались в самое сердце Америки, — произнёс он вполголоса. — Это уже не просто теракт. Это война.
— И теперь всё поменяется, — добавил Алекс, поджав губы. — Мир станет жестче, он уже параноидальный, но после этого, — Алекс указал пальцем на телевизор, — будет гораздо хуже. Особенно по отношению к чужакам вроде нас.
— Нам и раньше не светило жить по-честному, — пожал плечами Виктор. — А теперь, боюсь, и спрятаться будет негде.
— Да ладно вам, — тихо сказала Алёна. — Не сегодня. Хоть один вечер давайте поживём как люди, а не как беглецы.

Виктор дотянулся до пульта и выключил телевизор.

— Алекс, что дальше? Отдохнёшь — и снова в бой?
— В тюрьме я мечтал свернуть шею Виталию. Но он исчез. Придётся пересмотреть планы.
— Его исчезновение и меня удивило, — задумчиво сказал Виктор. — Он не мог знать, что тебя скоро выпустят.
— Тем не менее, его нигде нет. Кто теперь руководит в Сен-Мало?
— Отари, — ответил Виктор.
— Сколько у него людей?
— Шесть-семь. Половина — его земляки.
— Как думаешь, Алёна? Свернём им головы?
— Можем. Но стоит ли?
— Почему нет? — Виктор подался вперёд.
— Мы с ребятами поддержим. Устроим им пару засад, как алжирцам в порту.
— Мы больше не можем так рисковать, — тихо сказала Алёна.

Алекс нахмурился:

— Ты с каких пор боишься прямых столкновений?
— С тех пор, как узнала, что беременна.
Сергей встал, поднял бокал:
— Ну ни хрена себе... новость. За это надо выпить.

Он, Хань и Виктор залпом осушили бокалы. Алекс смотрел на Алёну в ступоре.

— Когда ты узнала?
— Неделю назад меня арестовали за кражу золотого кольца в ювелирном магазине. Я полностью отказалась разговаривать с полицией. Не сказала им ни своего имени, ни возраста, вообще ничего. Для того, чтобы определить сколько мне лет и решить во взрослую или детскую тюрьму меня отвезти, полицейские остановились у госпиталя. А там меня осмотрели, установили, что мне не больше шестнадцати и в добавок к тому, что я на третьем месяце. Так что парни, вы можете принимать любые бизнес-решения, но если я увижу в них угрозу безопасности отцу моего ребёнка, то я их не утвержу.

Алекс встал на колени перед Аленой и несколько раз поцеловал её руки.

— Слушаюсь и повинуюсь, моя королева. Отныне — всё по твоим правилам.


Неделю спустя Алекс, Алёна и Виктор стояли на краю скалистого обрыва у дома Виктора. Вдалеке, за дымкой, угадывались очертания английского побережья. Море шумело внизу, ветер играл прядями Алёнкиных волос, но в её глазах не было покоя.

— Мы зарегистрировали брак, — произнёс Алекс, не отрывая взгляда от горизонта. — Позавчера. В Сен-Мало.
— Поздравляю, — сказал Виктор. — Почему я узнаю об этом постфактум? Где праздник? И почему ты говоришь так, будто это приговор?
— Нам не до торжеств, — спокойно ответила Алёна. — Это было вынужденное решение.

Не успел Виктор пошло пошутить про брак по залёту, как Алекс прояснил ситуацию:

— Французы отказали нам в виде на жительство и дали тридцать дней чтоб мы убрались отсюда. Но мы решили не тянуть.
— Из-за ареста выдворяют? — уточнил Виктор.
— Не напрямую, — покачал головой Алекс. — Вину не доказали, но сказали, что я — потенциальный риск. Им проще меня депортировать, чем судить и содержать.
— Хотя его ни в чём не обвиняют, — добавила Алёна, — но за неисполнение предписания о депортации посадят. И тогда начнётся совсем другая история, с куда меньшими шансами на счастливое будущее.
— И какое отношение к этому имеет свадьба?
— Не состоящих в браке беженцев из разных стран депортируют поодиночке, — объяснил Алекс. — У нас разные гражданства. Если нас разлучат, можем потерять друг друга навсегда. Брак — единственный шанс остаться вместе.

Виктор молчал. Только ветер свистел в прибрежных кустах, да волны бились о скалы внизу.

— Что теперь? — спросил он после паузы. — Есть план?
— Найди для нас контейнер, — ответил Алекс. — До любого американского порта. Бостон, Нью-Йорк, Балтимор — без разницы. Главное — за океан.
— Сделаю, — тихо пообещал Виктор. Его голос звучал так, будто вместе с друзьями уходит и прежняя жизнь.

Через два дня после разговора на скалах Виктор спустился в подвал своего дома, прошёл мимо стеллажей с вином и открыл сейф в стене. Вынул папку с подшивкой документов, достал французский паспорт, посмотрел на своё фото и долго молчал. Потом вздохнул, бросил документ в мусорное ведро и поджёг его
.
Когда он поднялся наверх, в кухне сидели Алекс и Алёна.

— Контейнер готов, — сказал он. — Отправка через неделю из Гавра — в Балтимор.

Алекс кивнул. Алёна не спросила, сколько это стоило — ей было не до денег.

— Есть ещё одно, — сказал Виктор, не глядя на них. — Я сжёг свой французский паспорт и еду с вами.

Алекс поднял брови.

— Я не знал, что у тебя он был. Откуда?
— Перед отправкой меня во Францию предки дали мне пять штук евро. Через неделю скитаний по Марселю, куда я добрался на круизном лайнере из Варны, я встретил в баре подвыпившую француженку слегка за тридцать и на ломаном английском предложил ей сделку: брак в обмен на пять штук.
— А как же всё, что ты здесь построил? – спросила Алёна.
— Оно больше не моё. Слишком много лиц, которых я не хочу видеть. И слишком много улиц, по которым не могу ходить без оглядки.

Он улыбнулся, чуть печально.

— К тому же, вы единственная семья, которая у меня осталась.


Глава 39

Темнота в контейнере была плотной, как чернила. В тусклом свете фонарей, рассекающем мрак между европоддонами, угадывались очертания шести человек. Алекс устроился возле картонных ящиков, аккуратно выкладывая на них дрель и комплект свёрл. Рядом с ним Алёна раскладывала еду из рюкзака. Милослав Митрович, массивный серб, с каменным лицом извлекал из сумки две канистры с водой, а его сын, Лазар, ловко взобрался на ящики и пополз в сторону Виктора, тот в это время на коленях прокладывал путь к дальней стене.

- Чего тебе? - не оборачиваясь, буркнул Виктор.
- В туалет хочу, - тихо прошептал Лазар.
- А раньше нельзя было? До того, как дверь за нами закрыли?
- Отстань от пацана, - хрипло вмешался Милэ.
- И правда, Виктор, - спокойно сказал Алекс. - Не цепляйся. Мы здесь на неделю. Пусть сходит в пакет и плотно завяжет. Иначе задохнёмся тут.
Виктор фыркнул, развернулся и пополз обратно.
- Почему вернулся? - удивился Алекс.
- Не хочу на это смотреть.
- Тогда пошли сверлить вентиляцию.
- Я за тобой.

Алекс взял ручную дрель, вставил в неё толстое сверло, и, пробираясь по поддонам, последовал за Лазаром. У дальней стены, на последнем ярусе ящиков, он встал на колени и, стараясь не задеть подростка, сидящего внизу, начал сверлить в потолке вентиляционные отверстия. Мелкие металлические стружки сыпались на голову Лазара, но мальчишка лишь кряхтел. Рядом лежал Виктор, ожидая своей очереди.

Вдруг из его кармана раздался треск – сработала рация «уоки-токи».

- Что у вас? - шёпотом произнёс Виктор.

Голос из рации:

- Плохие новости. Из-за шторма прибытие контейнеровоза «Атлантический Концерт» задерживается на два дня. Что делать будете: ждать внутри или выходить?
- Подожди, обсудим, - Виктор отключил рацию и повернулся к Алексу. - Судно прибудет с опозданием. Серый спрашивают, оставаться нам или выходить и послезавтра пытаться вернуться.

Алекс замер, стружка с его лица осыпалась на поддон.

- Если выйдем – рискуем дважды. И на выходе, и на повторном входе. Плюс не факт, что наше проникновение останется незамеченным для портовой команды. Повторный взлом создаст шум. С другой стороны, количество еды рассчитано ровно на неделю... Если нам удастся пополнить запасы продуктов за время простоя, то остаёмся, если нет - будем выходить.
- Через крышу, - кивнул Виктор. - Если никто не поставит контейнер сверху, мой парень сможет лежать там незаметно. Но что можно просунуть в отверстие в два сантиметра?

В полной тишине в контейнере повис вопрос свободы или ареста, а возможно - жизни и смерти.

- Сосиски или охотничью колбасу, - вдруг произнёс Виктор.

Алекс облегчённо вздохнул и улыбнувшись похвалил друга:

- Иногда ты меня удивляешь. То с полевыми цветами придумал, теперь - с колбасой. Скажи Сергею, что мы остаёмся и смени меня с дрелью. Я пойду расскажу о новости Алёне.

Алекс пополз обратно. Лазар двинулся за ним, а Виктор вновь включил рацию.

- Сергей, мы остаёмся. Купи охотничьих колбасок, хлебных палочек, всё, что пролезет через двухсантиметровое отверстие. Ночью – вернёшься на крышу и передашь. Три раза постучи по стенке - мы дважды в ответ.
- Принято, - прозвучало снаружи.

Виктор продолжил сверлить крышу, а Алекс тем временем добрался до центра контейнера. Алёна сидела на покрывале, прислонившись к стенке. Митрович внимательно следил за Лазаром.

- Плохие новости, - начал Алекс. - Шторм. Корабль задержится. Ждём здесь.
- А если мы попадём в шторм в океане, - тревожно спросила Алёна.
- Не накликай, — проворчал Митрович.
- Папа, а мы точно не утонем? – поняв смысл разговора русских, дрогнувшим голосом спросил Лазар.

На помощь беглецам Сергей пришёл следующую ночь. Он двигался, как тень, между шеренгами безмолвной армия металлических гигантов, выстроившихся в порту. Вздрагивая от каждого шороха, парень всем телом вжимался в рифлёный метал. Покрытые ржавыми клеймами и старыми логотипами транспортных компаний контейнеры, грозно возвышались над ним по обе стороны узкого прохода, отбрасывая густые тени под тусклым светом прожекторов.

Прошедший горнила тюрьмы осуждённых за тяжкие преступления по вине слабого адвоката, он остался преданным своему боссу, но заметно сдал в смелости и решительности.

Ориентируясь по мелким деталям, Сергей вернулся к временному пристанищу друзей и осторожно постучал костяшками пальцев по холодной стальной обшивке. Через пару мгновений изнутри раздался тихий, едва различимый, но абсолютно точный условный стук.

Не теряя времени, аккуратно выбирая выступы для ног гонец за провиантом вскарабкался по рифлёной двери, и вскоре оказался на крыше. Сначала он решил передвигаться на коленях. Однако, после пары шагов понял, что это ошибка. Металлические выступы и углубления больно отдавались в коленях. Метал жалил через ткань, и уже через пару шагов он почувствовал, как суставы бьются о рёбра крыши. Попробовал опереться и на локти — стало только хуже. Пришлось лечь всем телом, прижавшись к металлу, и ползти вперёд, водя фонариком перед собой. Кровь стучала в ушах. Каждый метр давался с трудом, словно крыша сопротивлялась его движению.

Луч света бегал влево-право, как стеклоочистители по мокрому стеклу, пока сквозь тьму не наткнулся на поляну из дюжины дыр, оставленных сверлом в металле.

Сергей приблизил лицо к одной из них и посветил внутрь. Из темноты, точно из преисподней, вынырнул нетерпеливый и живой указательный палец. Сергей дотронулся до пальца ладонью и пожал его, как это бы сделал трёхлетней ребёнок, здороваясь со взрослым.

Палец нырнул обратно и вслед за ним в отверстие устремилась первая охотничья колбаска. За ней последовала вереница других, связанных хвостиками - словно праздничная новогодняя гирлянда, но только из мяса. Вскоре три килограмма мясного деликатеса исчезли в чёрном нутре контейнера.

Вдруг залаяла собака. Неожиданно громко, и неприятно близко.

Сергей осторожно приподнял голову и увидел, как два охранника приближаются контейнеру. Один - в чёрной куртке с капюшоном, другой - с радиостанцией в руке и длинным поводком. Немецкая овчарка уже стояла у дверей и носом тёрлась о крашеное железо.

Сергей прильнул к металлу всем телом, стараясь не дышать. Сердце застучало в висках.

Первый охранник нагнулся и проверил пломбы на дверях.

- Успокойся, Фантом, - сказал кинолог за спиной напарника и, уточнил: - Пломбы целые?
- Да, всё в порядке.
- Наверное - крыс почуял, - гладя собаку между ушей, сказал кинолог, потянул поводок и продолжил обход территории.
- На обратном пути проверим его с обратной стороны, - сказал второй и доложил диспетчеру по рации, что у них всё в порядке.

Через пять минут охрана прошли вдоль параллельного ряда и внимательно осмотрели двери, замки, опечатки того же контейнера.

Ещё минута - и порт поглотил их шумом и темнотой.

Сергей снова вдохнул полной грудью и вернулся к передаче провизии. В этот момент изнутри раздался пьяный голос Алекса:

- Серый, в следующий раз принеси сигарет. Я за первый день выкурил всю пачку, а взял три. Думал, на неделю хватит…

Сергей нагнулся к отверстию:

- Вы что, пьёте там?
- Не останавливаясь, - донёсся голос Виктора, тяжёлый, но весёлый.
- Ну вы даёте - еды взяли ровно на неделю, а бухла, по ходу, как на свадьбу? - пробурчал Сергей.
- Мы алкоголь с собой не брали, - ответил Виктор. - Он тут уже ждал. Пятнадцать тысяч бутылок Хеннесси. Добро пожаловать в рай.

Сергей выдохнул, издал тонкий, почти звериный звук - сдержанный вой, смесь тоски и зависти:

- Парни, я хочу быть с вами.

Алекс не заставил себя ждать:

- Мы только «За». Найди кому закрыть за собой дверь – бери спальник и милости просим.

Сергей замолчал на секунду, потом ответил:

- Некому. Вот в чём беда. Никому нельзя доверить ни вас, ни себя.

Временное пристанище беглецов вновь поглотила тишина. Где-то вдалеке загудел паром, убывающий в Портсмут. Порт задыхался от сырости, от непроглядной ночи и запаха дизельного топлива, а Сергей, прижавшись к холодной крыше, ощущал, как между ним и теми, кто внутри - настоящими авантюристами, - снова вырастает тонкая, но прочная граница.


Глава 40

Контейнер с беглецами стоял на четвёртом уровне от палубы. Над ним возвышались ещё два таких же железных ящика. Вокруг — тысячи подобных, собранных в плотные ряды, словно гигантские кирпичи в железной кладке. Их общий вес давил не только на конструкцию корабля, но и на психику тех, кто прятался внутри.

На третий день пути Алекс лежал на поддонах, уставившись в потолок. Его левая рука мягко обнимала Алёну, которая, прижавшись животом к мужу, лежала на боку. Она молчала уже несколько часов, слушая шум двигателя, мерное покачивание судна и биение собственного сердца, прежде чем заговорила.

— Алекс... ты видишь небо над нами?
— Да, милая. Вижу небо. И звёзды. А иногда — самолёты. Они летят высоко, как будто спешат к нам.
— А почему они всё время летят навстречу, а не догоняют нас? Мы ведь движемся в сторону Америки...

Алекс улыбнулся, не открывая глаз.

— Может, потому что самолёты любят Солнце. Ночью они летят в Европу — навстречу восходу. А днём — за ним, в Америку. Они не хотят терять из виду свет. Стремятся быть с ним всегда.

Алёна тихо рассмеялась:

— Как романтично... маленькие самолёты, влюблённые в огромное Солнце...

Её голос затих, дыхание выровнялось, и вскоре она уснула. Алекс оставался неподвижен, глядя в чёрный потолок контейнера, словно через него можно было пробиться к звёздам. По его щеке скатилась одинокая слеза. Он быстро смахнул её тыльной стороной ладони, достал из кармана смятую пачку сигарет и зажигалку. Щёлкнул — искра вылетела, но пламя не вспыхнуло.

На его голове поверх вязаной шапки была натянута эластичная лента с маленьким налобным фонариком. Алекс включил его, направил тусклый луч вниз и встряхнул зажигалку. Сквозь прозрачный корпус виднелась мерцающая смесь пропана и бутана. Он вздохнул, прекрасно осознавая причину происходящего. Аккуратно положив голову уснувшей супруги на свой вязаный свитер, Алекс спустился на металлический пол.

В пяти шагах от его спального места минуту назад завязалась ссора между сербом и Виктором.

— Мы договаривались, — говорил Виктор, едва сдерживая голос, — что вода и еда будут делиться поровну. До Нью-Джерси ещё пять дней, а у нас осталась всего одна канистра. Почему ты льёшь воду своему сыну каждый раз, как он попросит? Мы рассчитали по литру на человека в день. Лазар выпил свою норму за четыре дня.

Митрович угрожающе склонился над Виктором, в его голосе звучало презрение:

— Это мой сын, и он будет пить столько, сколько захочет.
— Твоему сыну тринадцать лет, — Виктор отступил на полшага, — а Алёне пятнадцать. Она старше его всего на два года. И она беременна. Ей воды нужно больше всех, но она придерживается нормы. Если ей перестанет хватать — и я, и Алекс урежем свою долю. А ты сделай то же самое для своего сына.
— На себе экономьте.

Виктору и Алексу показалось, что Митрович успокоился. Однако они ошибались.

Грозный великан усмехнулся, сел на пол и, пропуская предложение о сокращении своей нормы, продолжил:

— А мой сын будет пить, сколько пожелает. Это из-за вас мы прождали два лишних дня в порту. Так что — экономьте сами.

Виктор покачал головой, голос стал холодным:

— Начинай тогда экономить еду. Мои люди кормили нас всё то время, пока мы ждали в Гавре. Вам ведь и еды не хватит. Вы её, как и воду, расходуете, будто живёте последний день — без ограничений. Если бы я знал, что ты такая... гнида, — я бы не взял вас с собой.

Митрович рывком встал с пола, навис над Виктором. Мускулы вздулись под курткой.

Алекс мгновенно вмешался:

— Милэ, остынь. Не время драться. Ни за воду, ни за еду.

Из глубины контейнера донёсся ослабевший голос Алёны:

— Алекс... поднимись ко мне... мне плохо.

Алекс быстро взобрался по ящикам к жене, легко коснулся её лица:

— Что случилось? Температуры вроде в норме.
— Всё внутри болит... малыш не перестаёт толкаться. Он и раньше шевелился, но сегодня — будто не останавливается. Низ живота болит, дёргает всё время... как от икоты... мне страшно. Кажется, у меня начинаются преждевременные роды.

Алекс побледнел.
 
— А разве такое бывает?..
— Да. Дети иногда рождаются после семи месяцев... у меня как раз седьмой.

Он сжал её руку.

— Мы сами с этим не справимся. Нам нужно выходить. Сдаваться. Экипаж поможет.
— Ты прав — если начнутся роды здесь... ни я, ни малыш не выживем.

Алекс кивнул, поцеловал её в лоб и начал отползать.

— Куда ты?.. — испуганно спросила Алёна.
— За молотком. Буду стучать в дверь. Они нас услышат.

Алекс достал из рюкзака молоток, перебрался по ящикам в конец контейнера и принялся бить по двери. Металл завыл уже от первого удара. Грохот, раскатившийся по контейнеру, был подобен удару гигантского церковного колокола, сорвавшегося с колокольни и рухнувшего прямо в толпу. Каждый удар отдавался в стенах, в полу, во всём теле, пронизывающей вибрацией в позвоночнике, сдавливающим давлением в груди и заложенными ушами. Воздух словно сгустился, потеряв прозрачность и став плотной, пульсирующей массой. Эхо металось внутри, не находя выхода, возвращаясь многократно усиленным. Казалось, что контейнер ожил, содрогаясь, вздыхая и стоная от этих ударов.

Алёна зажмурилась до боли в глазах, судорожно сжав зубы. Она прижала руки к животу, инстинктивно защищая ребёнка от этой звуковой бури. Каждый новый удар отзывался оглушительным взрывом в ушах юной женщины.

Алекс продолжал стучать без остановки, потому что знал: это их единственный шанс.

— Ты с ума сошёл?! — со своего лежака во всё горло заорал Митрович. — Нас же услышат!
— Я именно этого и хочу, — не прекращая тарабанить, ответил Алекс.

Серб вскочил с надувного матраса и перехватил занесённую для удара руку Алекса.
— Нас убьют! — прокричал он.

В этот момент эхо уже растворилось в рифлёном металле, и, переходя с крика на слегка повышенный голос, он добавил:

— Так же, как украинский экипаж убил африканцев на контейнеровозе «Мак Руби» в девяносто втором. Трупы восьми беженцев выбросили в океан по пути в ваш любимый Гавр.

Алекс застыл, с молотком в руке. Воздух в контейнере стал ещё тяжелее — не от шума, а от слов. Алёна, лежащая на ящиках, тоже перестала шевелиться. Все вдруг вспомнили о трагедии семилетней давности, и то, что раньше казалось страшной, но далёкой историей, теперь вдруг встало рядом, как зловещая тень над их телами.

— Там тоже всё начиналось с простого стука, — Милэ говорил уже тише, как будто не хотел тревожить память о погибших. — Один просил воды. Второй стучал по стенке... Ночью корабль остановился. Старший помощник и кок выводили из трюма нелегалов на корму и расстреляли пятерых из винтовки, которую выменяли у африканцев в порту на старый магнитофон. А когда затвор заклинило, они добили остальных... металлическими прутьями.

Внутри стало глухо, как в могиле. Толстые стены словно поглощали дыхание. Только порывы ветра, свистящие между рядами и этажами контейнерного города, доносились снаружи. Где-то в углу закапал конденсат, и каждая капля звучала словно метроном, отсчитывающий секунды их жизни.
Лазар всхлипнул и тихо заплакал.

Алекс опустил молоток, глядя в сторону двери. Алёна снова взялась за живот, но теперь не от боли — от страха. Страх был липким, вязким и глухим, как воздух после взрыва.

— Но... — тихо сказал он, не отрывая взгляда от запертой двери. — Если не роды, то всё равно смерть. Здесь. Без воздуха. Без воды. Без помощи.

Серб отвёл глаза. Молчание сгустилось.

Алекс замер на секунду, но не остановился.

— Экипаж «Мак Руби» сел в тюрьму. Времена изменились. Я не верю, что с нами поступят так же.
— Делай что хочешь, — Митрович уселся, — но я не выйду. Я останусь до Америки. И вам не дам выйти.

Он замолчал, переводя взгляд с Алекса на Виктора.

— Ты знаешь, почему зажигалка не загорелась? — тихо сказал Алекс. — Газ был. Искра была. Но не хватило кислорода. Мы окружены контейнерами, и воздух здесь не циркулирует. Выдыхаемое нами остаётся внутри. Мы медленно умираем от углекислого газа.
— Я всё равно не выйду, — процедил Митрович. — Матросы убьют наверняка. Ты знаешь, сколько капитан заплатит за нас миграционной службе США? По сорок пять тысяч — за каждого. Он скорее выбросит нас за борт.
— Ты боишься за сына? А я боюсь за жену и ребёнка, которого она может потерять прямо здесь. В гробу мне эти пятнадцать тысяч долларов штрафа за каждого из нас. Нам дышать уже нечем.
— Папа... нас правда выбросят?.. — тихо спросил Лазар.
— Уверен в этом.

Мальчик вновь начал плакать. Слёзы превратились в рыдания.

Митрович посмотрел на сына с жалостью... затем — на Алекса с яростью. Он рванулся к открытому ящику с коньяком, выхватил бутылку «Хеннесси» и, пока Алекс что-то искал в рюкзаке, поднял её над его головой.

Виктор среагировал мгновенно. Подпрыгнул, упёрся в ящики руками и ударил Митровича двумя ногами в спину. Тот упал между поддонов.

Алекс обернулся, не понимая, что произошло.

— Он хотел разбить бутылку тебе о голову, — пояснил Виктор, отдышавшись.

В пропитанной коньяком куртке Митрович поднялся. В руке он сжимал розочку разбитого горлышка.

— Сейчас вы оба умоетесь кровью, — прорычал он. — Я хорватов рвал на куски. От вас и следа не останется.
— Справишься? — спросил Алекс, протягивая Виктору через плечо большое сверло.
— Голыми руками уложу гориллу.

Митрович замахнулся, целясь в грудь Виктора. Тот развернулся, левой ладонью ударил серба по запястью, и мгновением позже его кулак встретился с челюстью противника. Митрович рухнул без сознания.

Алекс аккуратно вернул сверло в рюкзак и вытащил оттуда зубило.

— Браво, Виктор. А теперь — успокой Лазара, а то мы утонем в его слезах.
— Ты собираешься вырубить дыру?
— Да. Это единственный путь. Я понял, почему нас не слышат. Экипаж либо в машинном отделении: там ревёт двигатель, либо на капитанском мостике, герметичном, как подводная лодка. Только проломив стену, мы сможем до них достучаться.

Алекс пополз к двери, рядом с которой они устроили импровизированный туалет. Его руки сжимали зубило и молоток, а душа — надежду.

Добравшись до конца поддонов с ящиками, он медленно спустился на пол, встал на колени и начал разгребать всё то, что накапливалось здесь в течение последних дней. Сначала он осторожно отодвинул дюжину пластиковых пакетов с экскрементами, затем переставил в угол наполненные мочой бутылки из-под коньяка. Воздух был тяжёлый, насыщенный острым аммиачным духом и ржавчиной. Встав в устойчивую позу, он достал из рюкзака молоток и зубило и начал рубить отверстие в железной двери контейнера.

Работа шла медленно. Каждый удар отдавался эхом в груди, отскакивая от железных стен, словно звенел в его собственных рёбрах. Когда половина была готова, и Виктор с Алексом с трудом отогнули край металла наружу, Алекс замер. За железом пряталась моноблочная холодильная камера.

Груз был непортящийся, и она была отключена. Установка была бесшумна, как мёртвое сердце, а потому и осталась незамеченной подручным Виктора — Сергеем, предложившим беглецам именно этот контейнер.

Никто из пассажиров и не догадывался, что четыре дня пути они провели в рефрижераторе.

Разочарование висело в воздухе, но его не обсуждали. Сделав по глотку из бутылки, мужчины молча переключились на противоположную дверь. Второй шанс — последняя надежда.

Митрович по-прежнему отстранялся. После удара в челюсть он держался особняком. Лишь однажды, увидев, как Алекс и Виктор пытаются загнуть вырубленный металл внутрь, он подошёл, молча помог — и тут же отошёл обратно в тень.

Маленький Лазар почти всё время плакал — не всхлипывая и не вслух, а тихо, сжавшись, как будто пытался исчезнуть. Он прятал лицо в рукавах своей аккуратной, добротной куртки — не потому, что стеснялся окружающих, а потому что не знал, куда деться от самого себя.

Алекс наблюдал за ним с настороженным сочувствием. Он видел: перед ним не сирота, не брошенный — отец был рядом, заботился, держал за руку, но это не снимало главного — страха, что где-то там, за границей тишины, его мать и сестра…

Страшнее всего для Лазара было то, что он ничего не знал об их судьбе. Не знал, живы ли они. Где они. С кем. И это неведение становилось для мальчика, уже повидавшего на своём коротком веку трупы детей и взрослых обоих полов, самой настоящей пыткой.

Мальчик боялся всего: тишины, шума, голосов, взгляда, даже прикосновений — как будто любое движение могло принести с собой ответ. А ответ он был не готов принять.

Алекс понимал это. Понимал лучше, чем хотел. Это был тот редкий случай, когда он боялся сам. Он боялся за Алёну, за крошку, которую она носила под сердцем. Он впервые принимал жизненно важные решения не за себя одного. У него был смысл бороться, был выбор, каким путём спасти любимых и верных ему людей. А у Лазара — только отец и этот страх, сжавшийся у него в груди, как сгусток льда.

Когда Алекс рубил зубилом отверстие, он примерял его размер на себя: сможет ли пролезть? Он был уверен — если он, крупный, пройдёт, то и Алёна справится.

Но, как говаривал его тёзка — Суворов: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить».

Алёне хватило лишь взгляда, чтобы сказать супругу:

— Руби шире, дорогой. Живот не пролезет.

На окончательное расширение отверстия в двери контейнера ушло ещё полдня. Затем они начали собирать вещи.

Алекс подошёл к Виктору:

— Выходи с нами, — предложил он.

Виктор отрицательно покачал головой:

— Я всё понимаю. С тех пор как Алёна забеременела, она стала для тебя всем. Я уже не на первом месте. Да и не должен быть. Всё правильно.

Лазар стоял на коленях перед вырезанным отверстием и смотрел вниз, в темноту. Десять метров. Четвёртый ярус. Внизу — палуба, океан, свобода и неизвестность. К отверстию вела дорожка из ящиков «Хеннесси», будто взлётная полоса, проложенная прямо по центру контейнера. Вырубленный кусок двери был загнут внутрь и лежал на ближнем к выходу ящике.

Алекс, Алёна, Виктор и Митрович стояли рядом. У ног Алекса лежал рюкзак.

— Ты что, решил с разбега выпрыгнуть? — буркнул Митрович.

Алекс повернулся к нему и спокойно объяснил:

— Алёна не сможет сесть мне на плечи ни лицом, ни спиной. Живот будет мешать. Поэтому она должна выползти на четвереньках, задом наперёд. Как только обеими ногами встанет мне на плечи — я начну спуск. Контейнер её «родит», а я понесу вниз. Вы с Виктором держите её за руки в конце, когда она встанет мне на плечи и начнёт разгибаться. Поняли?

Виктор сжал друга в крепких объятиях:

— Смешно… контейнер родит Алёну. Не волнуйся, брат. Сделаем всё, как ты сказал.
— Прощай, — сказал Алекс. — Спасибо тебе. За всё. Вряд ли мы ещё увидимся. Удачи в новой жизни.
— И вам с Алёной — всего хорошего. Может, ещё пересечёмся. Земля круглая. Под какими именами искать?

Алекс наклонился и шепнул Виктору:

  — Ищи Семёновых, Алексея и Алёну.
— Вот это ход, - восхитился Виктор. – Никакая информация не проходит мимо твоего внимания.

Лазар, не отрывая взгляда от тьмы за дверью, заговорил с отцом:

— Папа… там очень высоко. Мы на четвёртом этаже… Это страшно.

Митрович обнял сына:

— Мы не выходим, сынок. Всё будет хорошо. Не бойся.

Алекс подошёл, протянул руку Митровичу:

— Не держи зла, Милэ. У всех есть те, кого мы готовы защищать. Я понимаю.
— Надеюсь, экипаж оставит вас в живых, — коротко ответил тот.
— Уверен, что так оно и будет. Советую закрыть отверстие изнутри. Тогда вас точно не найдут до самого Нью-Джерси.

Алекс лёг на живот и пополз ногами наружу. В проёме всё ещё была половина его туловища, когда он сказал:

— Рюкзак подайте.

Виктор подал его, лямками наружу. Алекс тут же просунул руку, затем другую, забросил рюкзак за спину. Исчезнув в темноте ночи, он крикнул:

— Теперь помогите Алёне пролезть.

Двое мужчин аккуратно подняли Алёну. Она встала на четвереньки, медленно подползла к отверстию и, ведомая голосом Алекса и руками Виктора и Милэ, выползла наружу — ногами вперёд.


Ветер гудел между рядами металлических гигантов. Над контейнерами низко стелились облака, а замерзающие на лету капли дождя со звоном врезались в железо. Огромный контейнеровоз разрезал штормовые волны. Большая длина судна не позволяла океану создать значительную килевую качку, но волны не теряли надежды поднять «Атлантик Концерт» на два гребня и переломить его, как спичку.

Вцепившись в вертикальные трубы дверного замка, Алекс дюйм за дюймом спускался вниз. Его руки сжимали сталь с такой силой, что кровь не проникала в фаланги пальцев. Туго затянутый на пояснице альпинистский ремень дважды обвивал скользкие трубы и, словно последняя нить жизни, страховал Алекса от предательского опрокидывания навзничь.

В вырубленной им дыре медленно появлялась Алёна. Она ползла задом наперёд. Пространство между женщиной и рваными краями проёма оставалось катастрофически мало — едва на палец. Внутри контейнера виднелись руки Виктора и Митровича — они крепко держали женщину за предплечья.

Едва оказавшись на самом краю, Алёна поставила одну ногу на плечо мужа и, балансируя на нём словно канатоходец над пропастью, поставила вторую. Промокшая до нитки куртка Алекса предательски скользила под её ступнями. Внезапно, словно злая насмешка судьбы, нога жены сорвалась — её отчаянный крик ужаса потонул в завывании ветра, и она провалилась вниз почти на полметра.

Чудовищная инерция падения её тела безжалостно дёрнула оцепеневших от напряжения мужчин внутри контейнера. От резкого рывка они с глухим стуком ударились лбами о холодную железную дверь и, вырвав из груди проклятия на родных языках, с удвоенным остервенением вцепились в её руки, словно от этого зависела их собственная жизнь.

Женщина снова нашла опору, прижалась ступнями к плечам мужа, затем обеими руками схватилась за металлические трубы.

— Алекс, я в порядке! — прокричала она сквозь шум ветра. — Спускайся.

Словно сомнамбула, он начал медленно двигаться вниз, чувствуя, как ледяной ветер пронизывает его до костей. Алёна, с трудом подняв голову, посмотрела в рваную черноту дыры. Там, словно призраки, маячили лица Виктора и Митровича, и в их глазах она увидела не только тревогу и изнеможение, но и что-то неожиданно тёплое, почти родственное участие. Не в силах сдержаться, Алёна заплакала. Крупные, горькие слёзы текли по её осунувшемуся лицу, смешиваясь с холодными струями дождя.

— Спасибо вам… — крикнула она сквозь гул океана. — Вы только что спасли мне жизнь!

Спустившись с третьего яруса на второй и встав на крышу контейнера, Алекс сделал короткую остановку. Алёна прильнула к двери, а её супруг расстегнул ремень, но, не имея возможности перестегнуть его на нижний контейнер, отбросил в сторону. Затем продолжил свой рискованный спуск и наконец почувствовал под ногами твёрдую, ледяную поверхность палубы.

Обессиленно опустившись на корточки на толстом металлическом настиле, он бережно помог жене соскользнуть с его сведённых судорогой плеч. Измученные до предела, они мягко опустились на спины — прямо на мокрую, скользкую палубу, в узком, продуваемом всеми ветрами пространстве меж громадных, равнодушных контейнеров. Ледяной дождь безжалостно хлестал их лица, а клочок серого неба, видневшийся между стальными стенами, казался близким и враждебным, но впервые за долгие, мучительные дни над ними распростёрлась долгожданная свобода.

— Ты как? — спросил Алекс, едва дыша.
— Дрожь в ногах прошла, — тихо ответила Алёна, дрожа от холода.
— Надо искать людей.
— Да… Мы оба промокли. Пока спускались, я не чувствовала холода, но теперь… — она поёжилась. — Начинаю превращаться в сосульку.

Они поднялись на нетвёрдых ногах, всё ещё слегка пошатываясь.

— Я не знаю, где находится надстройка, — сказал Алекс. — Пойдём в нос корабля.
— Если не знаем, куда идти, давай двигаться по ходу движения. Может, повезёт, — предложила Алёна.

Шагая между контейнерами, словно в стальном каньоне, они прошли в сторону носа, но там, впереди, их встретила лишь тьма и бушующая океанская бездна. Возвращаясь вдоль борта, супруги обнаружили металлическую лестницу, ведущую наверх. Без единого слова, движимые общей надеждой, они начали подниматься.

В пятнадцати мучительных метрах над палубой перед ними возникла массивная стальная дверь. Алекс остановился, дрожащей рукой вытер ледяные капли с лица и, словно позабытое воспоминание о проведённом с бабушкой детстве, заставило его перекреститься. Алёна, заметив этот неожиданный жест, удивлённо и вопросительно посмотрела на него.

— Ты же не веришь в Бога, — произнесла она.
— А вдруг он всё же существует, — сказал Алекс. — И вдруг именно сегодня решит помочь.

Алёна медленно перекрестилась следом за ним.


Глава 41

Ночная вахта — время тишины, рутины и полусна. За широкими окнами капитанского мостика, казалось, начиналась бесконечная чёрная бездна. Океан сливался с небом в одном глухом, беззвучном монохроме. Только осветительные огни палубы и красные лампочки на антеннах разбавляли тьму крошечными островками света.

Для экипажа судна это была обычная ночная смена. Внутри мостика мерцал тусклый, приглушённый свет приборных панелей. Он не резал глаза и не мешал вглядываться в темноту. За пультом управления сидел вахтенный помощник капитана — сухощавый мужчина лет сорока, с утомлённым, но собранным лицом. В углу, молча жуя яблоко, дежурил рулевой — бородатый, коренастый грек с руками, больше похожими на кувалды.


Перед ними светился полукруг цифровых дисплеев и аналоговых приборов, главными среди которых были: радиолокатор, навигационный дисплей, эхолот и два компаса — гироскопический и магнитный.

Отдельно от основной панели, на тумбе перед рулевым, были установлены автопилот, пульт управления коротковолновой радиостанцией и панель с тревожными кнопками — от машинного отделения до противопожарной сигнализации.

Всё шло привычно и размеренно. Волны разбивались о корпус, а автоматическая система обнаружения препятствий методично обновляла данные о судах на горизонте.

И вдруг — резкий скрежет открывающейся двери с левого борта. Холодный воздух ворвался внутрь. Он принёс с собой запах мокрой соли — и давно забытое чувство тревоги.

На пороге стояли двое. Парень, не старше двадцати, в промокшей одежде и с лицом, изрезанным усталостью. И рядом с ним — едва державшаяся на ногах беременная девочка лет пятнадцати. В их глазах читались титаническая усталость, страх — и надежда.

— Good evening, — произнёс Алекс по-английски, сделав шаг вперёд.

Рулевой выронил яблоко. Оно с глухим стуком упало на пол, подпрыгнуло, покатилось по металлу, оставляя за собой влажный след. Несколько секунд все в рубке молча следили за его движением — словно это яблоко помогало им осознать реальность происходящего. Пауза была короткой, но для Алекса и Алёны она показалась вечностью.

Затем разразился поток криков. Оба бородача заговорили одновременно — быстро, возбуждённо, на языке, который пара не понимала. Руки мужчин разлетались в стороны, указывая то на Алекса и Алёну, то друг на друга.

Алёна вжалась в Алекса, её рука вцепилась в его куртку. Он оглянулся, вглядываясь в темноту за спиной.

— Если бы я был один… — сказал он тихо. — Я бы сбежал.
— Вдвоём мы не спрячемся, — прошептала Алёна.

Прекратив спор между собой, помощник капитана вскочил с кресла и, обращаясь к неожиданным гостям по-английски с лёгким балканским акцентом, выдохнул:

— What the fuck?

Алексу нечего было ответить на этот пространный вопрос, а Алёна не знала английского.

Придя в себя, дежурная смена начала действовать автоматически, по инструкции для особых случаев в море. Как на многократных учениях: помощник нажал тревожную кнопку внутренней связи, вызвав капитана и старшего механика; рулевой метнулся к двери, чтобы закрыть её от ночного шквала.

В ожидании прибытия капитана и стармеха оба мужчины смотрели на пару уже не как на призраков, а как на проблему, требующую объяснения:

— Как?.. Откуда?.. Почему?.. — скороговоркой спросил старший смены.
— С контейнерной палубы… — прохрипел Алекс. — Мы были заперты. Пожалуйста… Она рожает.

Глаза помощника сузились. Все приборы и тревоги исчезли в один миг. Осталась только реальность — живая, дикая, неописанная в судовых инструкциях.

На мостик прибыл капитан. Бородатый мужчина лет пятидесяти обменялся несколькими фразами с помощником и повернулся к «зайцам».

Что именно они сказали друг другу, Алекс не разобрал, но понял главное — экипаж состоял из греков.

— Меня зовут Алекс. Это моя жена Алёна. Мы спрятались в контейнере, чтобы попасть в Нью-Джерси… Из-за повышенной концентрации углекислого газа в контейнере ей стало плохо, и мы решили сдаться.

Капитан коротко кивнул помощнику. Тот схватил микрофон радиостанции:

— Atlantic Concert вызывает порт Галифакс. Приём.
— Порт Галифакс, слушаю вас, — отозвался голос.
— У нас внештатная ситуация. На борту обнаружены два нелегальных пассажира.
— По нашим данным вы следуете в Нью-Джерси. Доставьте их туда.

Помощник взглянул на капитана. Тот отрицательно покачал головой.

— Среди них — беременная. Очень молодая – почти ребёнок. Срок большой. Жалуется на плохое самочувствие.
— Понял. Мы сообщим о вас береговой охране и оперативному дежурному базы авиабазы ВВС Шеарвотер. Но вы далеко. По нашим данным, вы сейчас в четырёхстах тридцати морских милях. Радиус действия вертолётов береговой охраны — двести, а спасательных вертолётов ВВС — максимум двести пятьдесят. Какова ваша скорость?
— Двенадцать узлов.
— Принято. Sea King сможет встретить вас не раньше чем через пятнадцать часов. Держитесь. Постараемся организовать эвакуацию.
— Принято. Сделаем всё возможное, чтобы сохранить ей жизнь.

Капитан взял корабельный микрофон внутренней связи и приказал:

— Старшему помощнику немедленно прибыть на мостик.

Затем он повернулся к Алексу:

— Сколько вас было в контейнере?
— Двое.
— Мы вас накормим и отведём в каюту. Отдохните. После обеда покажете, где стоял ваш контейнер.
— Там больше никого нет, — уверенно сказал Алекс.
— Это неважно, — ответил капитан. — До прибытия в порт я должен знать, какой нанесён ущерб контейнеру и грузу. А главное — есть ли на борту ещё пассажиры, и живы ли они.

Дверь вновь отворилась, появился старший помощник — высокий, худощавый, с седеющей бородой.

— Пассажиры? Ух ты. Не знал, что мы теперь круизный лайнер.

Капитан усмехнулся:

— Мы уже не первый класс, но до третьего пока не опустились.
— С Галифаксом говорили?
— Да. Завтра к вечеру обещали забрать будущую мать.
— Где их разместим?
— В лучшую каюту. Для инспекторов. Коку скажи: кормить женщину как королеву. Фрукты, овощи, соки. Побольше витаминов и калорий. Мужа — как обычного члена экипажа. Разреши им прогулки по палубе — по часу после завтрака и перед ужином. И приставь кого-нибудь к ним для наблюдения.
— Ясно, кэп, — ответил старпом и, обернувшись к пассажирам, пригласил их следовать за ним.

Капитан проводил их взглядом и обернулся к дежурной вахте:
— Как думаете, они были там вдвоём?

Мужчины задумались.
— Если контейнер стоял внизу, могли быть вдвоём. Если выше — она бы не выбралась.
— Откуда им было знать, где будет стоять контейнер?
— Вот это и тревожит. Думаю, это лишь часть истории.
— Завтра узнаем.


Глава 42

Тепло и свет уютно встретили их. Две аккуратные кровати, кожаный диван, стол, стул. На стене — телевизор, под ним — тумбочка с видеомагнитофоном. Полки ломились от старых видеокассет. Приоткрытая дверь вела в душевую.

— Располагайтесь, — сказал старший помощник. — Бельё в шкафу. Душ — за той дверью. Вещи снимите, оставьте за порогом — их постирают. Через полчаса матрос заберёт одежду. К утру она будет на месте. В каюте тепло, есть шторка — так что можете гулять нагишом, пока всё сушится.

Раздался стук. Старший помощник открыл дверь — на пороге стоял матрос с подносом еды.

— Это вам, — сказал старпом. Затем, повернувшись к матросу, добавил: — Вернись через двадцать минут. Забери их одежду, приведи её в порядок.

Тот кивнул и ушёл.

— Простите… А вы кто по национальности? — спросил Алекс.
— Экипаж греческий, — с гордостью ответил старший помощник. — Мы мореплаватели с трёхтысячелетней историей.
— Я так и думал.

Когда за старпомом закрылась дверь, Алёна тихо сказала:

— Ты же наполовину грек. Почему не сказал?
— Стыдно было. Я грек, который не знает ни одного слова по-гречески. Когда помощник капитана и рулевой кричали друг на друга, я даже не понял, на каком языке они ругаются.

Алёна взяла полотенце и ушла в душ. Алекс снял мокрую одежду, оставшись в одних трусах, сел у тумбочки и стал рассматривать старые видеокассеты. Потёртые надписи и выцветшие обложки уносили мысли в прошлое — к тем фильмам, которые когда-то крутили в видеосалонах.

«Невероятная карьера гангстера…» — усмехнулся он, держа в руках кассету с фильмом «Лицо со шрамом» с Аль Пачино на обложке. — «Как и Тони Монтана, я начинал с нуля. Пять лет назад занимался рэкетом: выбивал выручку с видеосалонов и шиномонтажек в Москве и Подмосковье. Потом грабил товарные вагоны на сортировках, собирал дань с дальнобойщиков на трассах и стоянках. Три года назад громил торговые автоматы в Германии. Затем влился во французский криминал — и быстро добился успеха. Контролируя отправку нелегалов из четырёх портов Ла-Манша, заработал полмиллиона евро. После предательства одного из подельников отсидел полгода. В результате — остался с пустым карманом, двумя пулевыми и тремя ножевыми шрамами. А знаешь что?» — спросил он сам себя и искренне ответил: — «Всё это — шелуха по сравнению с тем, что у меня есть Алёна. И cкоро я стану отцом».

На крыше верхнего яруса контейнеров, сразу за надстройкой судна, четырём фигурам предстояло принять решение, способное изменить их судьбу. Море мерно колыхалось под стальным брюхом Atlantic Concert, а вдоль палубы медленно летела винтокрылая громада.

Вертолёт «Сикорский S-61», по прозвищу «Си Кинг», шёл вдоль корпуса, как хищник, высматривающий добычу. Лётчики 428-й противолодочной эскадрильи Королевского военно-морского флота Канады осматривали площадку для возможной посадки. Площадь поверхности контейнеров за судовой надстройкой позволяла это сделать, но командир вертолёта сомневался, выдержат ли металлические крыши нагрузку в восемь с половиной тонн.

Решение было одно — зависнуть над кормой и поднять женщину на борт с помощью лебёдки и троса. Вертолёт сделал плавный разворот за кормой и, закручивая солёный влажный воздух винтами, завис над контейнеровозом.

На фоне неба, в проёме открытой двери вертолёта, виднелась фигура спасателя. На его голове был синий шлем с чёрным защитным стеклом, скрывавшим лицо почти до самых губ. Издалека казалось, что в дверном проёме — не человек, а гигантская стрекоза, бездушно разглядывающая свою жертву.

Пока Алекс с Алёной всматривались в фигуру, в руках старшего помощника с треском ожила рация.

— «Атлантик Концерт», это «Си Кинг – 428». Вижу на корме четверых. Смогу взять на борт только одного.
— В эвакуации нуждаются двое, — ответил старпом, не отрывая взгляда от вертолёта. — Беременная женщина и её муж.
— Есть ли угроза жизни мужчины?
— Нет. В зоне риска только женщина.
— Тогда полетит только она. Остальные остаются.

Перекрикивая гул турбин, Алекс перевёл слова пилота своей жене. Алёна побледнела. Двадцатиметровый винт гнал вдоль палубы мощные потоки воздуха. Штормовой ветер трепал её волосы и одежду, обжигал руки и лицо, но она словно не чувствовала холода. В тот момент все физические ощущения будущей матери притупились. В её душе поселился ужас предстоящей разлуки.

— Я не полечу без тебя, — прошептала она и крепко сжала руку мужа. — Меня увезут в Галифакс, тебя — в Нью-Джерси, и мы больше не увидимся.

Алекс кивнул и поднял глаза к старшему помощнику:

— Она отказывается лететь одна.
— «Сикорский», — прокричал старпом в рацию, — женщина отказывается от эвакуации без мужа.

Рация затрещала в его руках почти мгновенно. В голосе лётчика, внимательно наблюдавшего из кабины за ситуацией на судне, чувствовалось напряжение:

— У меня есть десять минут на подъём одного пассажира. Я на пределе радиуса. На принятие решения у вас одна минута. Выбирайте: либо она летит одна, либо я возвращаюсь пустым.

Мир вокруг Алекса замер. Звук винтов словно остался где-то в подсознании. Это был тот редкий случай, когда он не управлял ситуацией. Вся ответственность лежала на нём, а выбора не было. И к этому он был не готов.

Он машинально повернулся к Алёне. Всё тело налилось тяжестью. Он не чувствовал ветра, не слышал шума. Он смотрел в её глаза — живые и тревожные. Он знал: она ждёт, что он скажет «лети». Но губы не слушались. Потому что весь его инстинкт, весь прежний Алекс — тот, что пережил столько горя — кричал: не отпускай! Никогда.

Раздумья Алекса нарушил старпом. Он открыл кожаную папку, достал оттуда лист бумаги и протянул ему:

— Это отказ от эвакуации. Если решила остаться — пусть подпишет.

Алекс снова посмотрел на Алёну. Их взгляды встретились, и он увидел, что в глазах супруги нет ни паники, ни растерянности, одна лишь решимость.

Она знала, что без него не справится — и была готова рискнуть.

— Я не лечу.
— Ты уверена? — тихо спросил он.
— Я чувствую себя намного лучше, чем в контейнере, — кивнула она. — Я справлюсь.

После чего взяла ручку и, не дрогнув, подписала отказ.

Во время передачи документа старпому порыв ветра вырвал лист из рук Алёны. Реакция сорокалетнего грека поразила всех: в одно мгновение он поймал бумагу — так же, как в детстве, проведённом на одном из островов Восточных Спорад, ловил в родительском доме надоедливых мух.

— Женщина официально отказалась от эвакуации, — сказал он в микрофон, помахав листом командиру вертолёта. — Возвращайтесь на базу.

Вертолёт слегка накренился, его боковая дверь закрылась, и в эфире прозвучало:

— Atlantic Concert, fair seas and a following wind!

— Он пожелал нам спокойного моря и попутного ветра, — перевёл Алекс, и добавил: — Это традиционное пожелание, пришедшее из времён парусного флота.

Не отрывая взгляда от неба, старший помощник ответил:

— Мягкой посадки вам, «Си Кинг – 428».

Два члена экипажа и молодые супруги, осторожно ступая по мокрому металлу, направились к лестнице, ведущей на палубу. Алекс обернулся. Вертолёт стремительно удалялся от судна, превращаясь в дрожащую на горизонте точку.

Он не сожалел о решении Алёны. Они были вместе — и это было всё, что имело значение.

Алёна и Алекс вернулись с вечерней прогулки по палубе — уставшие, но счастливые. Холодный ветер оставил на щеках лёгкий румянец, а на лицах сияла улыбка, словно тревога последних дней отступила хотя бы на шаг.

— Я раньше дельфинов только по телевизору видела! — с восторгом сказала Алёна, едва переступив порог каюты. — А за нами шла целая стая! Мне показалось, их было не меньше сорока. Представляешь? Я думала, они живут только в тёплых морях…

Алекс лишь улыбнулся и опустился на прорезиненный пол перед тумбочкой. Он достал видеокассету и несколько секунд рассматривал её с такой сосредоточенностью, будто от выбора зависело нечто большее, чем просто вечерний досуг.

На столике ждал поднос с едой. Алёна взяла яблоко и откусила небольшой кусок.

— Хочешь яблоко? — спросила она немного приглушённо, продолжая жевать.

— Если там есть ещё одно — брось мне. А если оно одно и хочешь поделиться им, то лучше съешь сама, — лениво ответил Алекс, не отрывая взгляда от кассет.

Она тихо рассмеялась, но не успела ответить. Взгляд её внезапно остановился на иллюминаторе. Алёна положила яблоко на стол, подошла, отдёрнула занавеску — и застыла.

— Алекс… — прошептала она дрожащим голосом. — Там решётка. Металлические прутья. Их не было, когда мы выходили. Они появились за последний час.

Алекс поднялся и подошёл ближе. Прищурившись, заглянул в иллюминатор.

— Мы могли не заметить их ночью.
— Нет, — покачала она головой. — Я утром смотрела в окно, пока ты мылся. Там ничего не было.

В этот момент снаружи раздался металлический треск — характерный скрежет сварки.

Алекс бросился к двери, резко надавил на ручку и толкнул от себя. Бесполезно. Дверь не поддалась. Он отдёрнул шторку с дверного иллюминатора и увидел: с той стороны стоял человек в сварочной маске. Не торопясь, с пугающим спокойствием он заваривал дверь снаружи, как будто не замуровывал людей, а выполнял рутинную работу.

— Дверь уже не открыть, — тихо сказал Алекс, отступая на шаг.
— Стучи! — закричала Алёна в панике. — Пусть открывают! Скажи им, что я боюсь!

Алекс с силой забарабанил по двери — кулаками, ногой, плечом — но сварщик оставался глух. Он довёл шов до конца, щёлкнул горелкой, снял маску и удалился, волоча за собой сварочный аппарат с баллонами.

— Алекс… Что это значит?

Он молча смотрел на свежие пятна шва, сияющие на металле.

— Я не знаю, — прошептал он. — Ни одной идеи.


Глава 43

Холодное утро двадцать третьего февраля две тысячи второго года покрыло стекло иллюминатора тонкой изморозью. Сквозь серебристый налёт проглядывался порт: тяжёлые краны, военные корабли, пара дизельных подлодок у стенки и окрашенный в светло-зелёный цвет ажурный мост. Огромное судно Atlantic Concert медленно входило в горловину Бедфордского залива. С носа и кормы его сопровождали два буксира, направляя к причалу.

По воле случая Алекс и Алёна оказались в городе с богатой, но трагической историей. Молодая пара не знала, что их контейнеровоз находится как раз в том месте, где в 1917 году прогремел самый мощный неядерный взрыв в истории человечества: при столкновении французского судна «Монблан», гружённого взрывчаткой, и норвежского «Имо» взорвалось 2,5 тысячи тонн тротила. Погибло более двух тысяч жителей города, ещё около десяти тысяч были ранены. Взрыв разрушил весь северный район города. Поговаривали, что это могла быть диверсия — даже называли имя Льва Троцкого, находившегося в те дни в канадской тюрьме Антигониш, в 150 километрах от Галифакса. Хотя официально версия саботажа не подтверждена, теория продолжает жить в местных легендах.

Алекс стоял у окна и вглядывался в городской ландшафт. Алёна лежала на койке, укрывшись пледом, словно ожидая чего-то неизбежного. Внезапно он с восторгом произнёс:

— Вставай, Алёна. Мы в Америке. Я видел — мы приплыли.

Она не спеша повернулась на бок.

— Почему ты решил, что это Америка? Нас везли в Галифакс. Это Канада. Ты сказал Афганцу и цыганам, что они попадут именно сюда, а приплыл сам.

— Я видел транспарант. Там написано «HOLLYWOOD».
— Где?
— Над крышей судоремонтного цеха. Посмотри сама.

Алёна нехотя поднялась и подошла к иллюминатору. Алекс отступил, уступая место. Она пригляделась.

— Не вижу никакой надписи. Только мост, военно-морская база и порт.

Он снова уставился в стекло, глядя по сторонам. Надписи не было.

— Мы уже проплыли. Я точно видел. В Канаде нет Голливуда.
— Ага. Был транспарант — как Карлсон, который жил на крыше. «Был, но уже улетел», — усмехнулась она.


По трапу «Атлантик Концерт», пришвартованного в контейнерном терминале Бедфордского залива, один за другим поднимались люди в тёмной форме. Два офицера Канадской пограничной и таможенной службы. Их встретили капитан судна и первый помощник. В стороне, с маской в руке, стоял тот самый матрос-сварщик.

После краткого обмена дежурными репликами, офицер-мужчина проследовали за капитаном, а его коллега направилась за помощником.

        Сварщик дошёл за старпомом до двери, срезал точечные сварные швы по краю и аккуратно шлифовал обгоревшие края металла. Серые искры вылетали из-под шлифовального круга, освещая тусклым светом узкий трюмный коридор. В пяти шагах за его спиной, прикрывая глаза форменными головными уборами, стояли его спутники.

Когда последние частицы металлической стружки осели на пол, к ним присоединился второй офицер пограничного агентства.

Высокий, стройный мужчина в тёмно-синей форме тихо сказал напарнице:

— Капитан сказал, что их было двое и, что экипаж осмотрел снаружи все контейнеры и не нашёл признаков пребывания других нелегалов. Я не уверен в этом, но оставлять судно в порту на неделю, а то и две, для полной проверки десяти тысяч контейнеров не вижу оснований.
 
— Согласна. Если он нас обманул или они действительно искали, но не нашли, то пусть объясняет это американцам. А мы пока разберёмся с этими.

Пограничник жестом пригласил напарницу зайти в каюту первой, затем заслонил дверной проём телом и, подняв руку, не позволил старпому войти внутрь.

— Останьтесь за дверью, — властно произнёс он. — И проследите, чтобы нам никто не мешал.
Дверь с лёгким щелчком закрылась. Старпом вздохнул и обернулся к сварщику:
— Чего уставился? Иди, отдыхай. Пока они не заберут пассажиров, судно не тронется.


Глава 44

Алекс стоял посреди каюты, напряжённый и молчаливый. Алёна сидела на краю койки, опираясь руками о матрас позади. Вошли двое — женщина и мужчина в форме. Женщина сразу прошла к столу и принялась раскладывать бумаги. Мужчина, не говоря ни слова, закрыл дверь и начал осматривать каюту.

— Welcome to Canada, — произнесла женщина, не поднимая глаз от бланков.

Алекс нахмурился:

— В Канаду? Мы шли в Нью-Джерси, — вслух удивился он, автоматически перейдя на английский.

Женщина кивнула на шеврон на своём плече:

— Канадское погранично-таможенное агентство. Мы в Галифаксе, провинция Новая Шотландия.

— Я прекрасно читаю и говорю как по-английски, так и по-французски, — резко ответил Алекс. — Поэтому и говорю: я видел транспарант с надписью "Hollywood". Огромными буквами. Над зданием, между двумя мостами.

Женщина подняла глаза:

— Мы знаем, о чём речь. Это не Калифорния. Это транспарант на верхнем этаже административного корпуса судоремонтного завода. Полгода назад американцы снимали здесь фильм о советской подлодке — «K-19: The Widowmaker», с Харрисоном Фордом и Лиемом Нисоном. Для антуража рабочие повесили баннер “Hollywood”. Он всё ещё там, видно с воды. Вы, видимо, его и заметили.

Вмешался офицер:

— Я обыскал каюту. Всё чисто.

Женщина кивнула:

— Уведи его. Я побеседую с девушкой.

Алекс посмотрел на Алёну, кивнул и вышел вслед за офицером, не сказав ни слова.

Внутри наступила тишина. Женщина долго всматривалась в лицо Алёны, затем положила перед собой бланк и открыла пластиковую папку
.
— Do you speak English? — спросила она.

— Немного понимаю, но по-французски значительно лучше, — тихо ответила девушка.
— Отлично. Тогда продолжим на французском. Отвечай чётко.

Алёна кивнула.

— Фамилия и все легальные имена?
— Знаешь, в какой стране находишься?
— Да. Канада.
— Вы добровольно прятались в контейнере?
— Да. Мы хотели попасть в Америку.
— С кем ты была?
— С Алексом. Он мой муж.
— Вы зарегистрированы?
— В церкви венчались, но в мэрии не расписывались.
— Сколько тебе лет?
— Пятнадцать.

Офицер оторвала взгляд от бумаг и внимательно посмотрела на девушку:

— Ты беременна?
— Да.
— Отец ребёнка — Алекс?
— Да. Его полное имя — Алексей Владиславович Семёнов.
— Он когда либо принуждал тебя к сексу? Ты в безопасности?
— Не принуждал и считаю себя с ним в безопасности.

Офицер сделала паузу. Затем отложила ручку, подошла ближе, присела на корточки и, глядя в глаза:

— Ты уверена? Тебе не нужно его защищать. Сейчас можно говорить правду.
— Я и говорю правду, — спокойно ответила Алёна. — Мы любим друг друга.

Женщина кивнула:

— Хорошо. Мы всё проверим. Сегодня мы тебя заберём, разместим в общежитии для беженцев. Там тебя накормят и проведут медицинский осмотр. Если потребуется — госпитализируют.
— А что будет с Алексом?
— Пока его изолируют. Статус вашего пребывания решит иммиграционный суд.
— Нас разлучат?
— Возможно. Но вы оба под защитой закона.

Алёна отвела взгляд в сторону. Женщина подошла к двери, обернулась:

— Если что-то понадобится — обратись к охране. Переводчика найдём. И ещё… Ты сильная. И ты не одна.

Она вышла, оставив девушку наедине с собой.

Алекса посадили на металлический стул у стены узкого коридора. Старые трубы гудели, пахло сыростью и машинным маслом. Потолочная лампа под решёткой мигала.

— Меня зовут Джеймс Олдридж. Я офицер СиБиЭсЭй, — представился он, усаживаясь напротив с папкой.
— Канадская пограничная и таможенная служба, — уточнил Алекс.
— Вы говорите по-английски?
— И по-французски тоже, — кивнул Алекс.
— Хорошо. Начнём на английском. Полное имя?
— Алексей Владиславович Семёнов.
— Гражданство?
— Россия и Молдавия.
— Дата рождения?
— 15 октября 1980.
— Вы прибыли на судне, спрятавшись в контейнере?
— Да.
— Это было ваше решение?
— Моё. Алёна не виновата. Ей некуда было идти.
— Сколько вы её знаете?
— Более года.
— Вы понимаете, что ей пятнадцать?
— Понимаю.
— Были сексуальные отношения?

Алекс сжал губы:

— Мы семья. Я её не принуждал. Это было её решение.
— Знаете, что в Канаде интимные отношения с несовершеннолетней — уголовное преступление?
— Да. Но всё началось не в Канаде.
— А где?
— Во Франции. Мы встретились в Гавре через общих знакомых. Бежали из лагеря.
— Почему решили плыть в США?
— Я хотел начать новую жизнь. С чистого листа. Мы оба хотели.
— Чем собирались заниматься в Нью-Джерси?
— Работать. Родить ребёнка. Жить, как нормальные люди.
— Вы служили в армии?
— Нет. Я уехал из России в шестнадцать, жил в Германии, потом во Франции.
— Почему покинули Россию?
— За мной охотилась преступная группировка. Они убили мою мать и собирались убить меня.
— Что с отцом?
— Пропал в 1990 году. Он был партийным чиновником в Молдавии.
— Почему рискнули жизнью Алёны и ребёнка?
— У меня нет документов. Без паспорта я никто. Родителей нет. Подтвердить личность нечем.
— Кто помог вам попасть на судно?
— Никто, кого я мог бы назвать. Я заплатил — и нас посадили в контейнер.
— Сколько?
— Десять тысяч евро. Всё, что было.
— Вы понимаете, что, скрывая детали, усугубляете положение?
— Я сказал правду. Видел тех людей один раз.

Офицер замолчал. Потом спросил:

— Готовы отвечать за последствия?
— И за себя, и за неё.
— Вас могут разлучить.
— Я её не брошу.

Офицер встал:

— Суд решит. Пока вы останетесь под наблюдением. Возможно — в приюте для нелегальных мигрантов. Мы передадим дело иммиграционным юристам.

— Спасибо, — тихо сказал Алекс.

Когда он вернулся в каюту, Алёна спала. Он сел рядом, погладил её по щеке и прошептал:

— Всё будет хорошо. Я всегда буду с тобой.

Она не проснулась, но её дыхание стало чуть спокойнее.