Сказание о Руси. Часть-7

   

Сказание о Руси. Часть 7.

Светослав был истинным сыном своего отца. Такой же рыжий и ражной,  он с детства проявлял незаурядные способности.  Конечно, они проявились не столько сами, сколько были сделаны попечением его воспитателей – отцом, матерью, Асмунгом, Стар-Дуболомом, дядей Родоксаем, древленскими волхвами и жрецами. У всех их были разные характеры, знания и умения, ко всем воспитаннику приходилось по-своему подстраиваться, стараться их понять, что-то принять, что-то отвергнуть.
Особенно сложно было понять конфликт между отцом и матерью, но они оба говорили, что учиться он должен сам, и он постоянно использовал всех окружающих в роли своих учителей.

В первый раз в настоящем боевом походе, он участвовал в двенадцать лет, в качестве отцова оруженца, и с тех пор Игорь часто брал его с собой, и постоянно напоминал, что в нём кровь двух Великих предков – Рюрика и Олега –  волхвов, воинов и князей. Совместить волховство, военные битвы и княжение, было сложно, но Светослав верил, что если это могли раньше, то сможет и он теперь.
Однажды жрец Колоксай рассказал ему историю Великого древнего царя и полководца, Алекса Мэйк-Донского, над которой впоследствии он часто размышлял, как примере зависимости  успехов и поражений, от своего характера.

С волхвом Протектом, славящимся своими удачными предвидениями, они говорили о причине этой способности.
 - Главное в любом деле, это опыт, - говорил волхв. - А опыт не бывает без ошибок. Поэтому, пока ты молод, и твои ошибки не опасны – не бойся их. Но всё же можно выделить особые приёмы. Один из основных – страдание, переживание, боль. Оно включает скрытые силы организма, которые чаще всего проявляются во сне. Но часто это использовать нельзя, потому что телесная привычка выключает боль душевную. Когда мы камлаем, наносим себе боль, приносим жертву богам – всё это детали наших переживаний, и вместе с телесной усталостью, они заставляют напрягаться душу.
 - Так вот почему у меня закончились прозрения. Когда я в первые дни спал не в кровати, а на жёстком полу, у меня так хорошо работала голова. А теперь я привык, видимо, и не чувствую неудобства, и голова отупела.
 - Да, возможно причина в этом, но не обязательно. Боль делает мысль душевной потребностью, но эта потребность может возникнуть и по другим причинам. Например, крайняя необходимость сделать какое-то дело. Чем сильнее ты чувствуешь необходимость, тем скорее придёт необходимое понимание. Только это должно происходить по природному естеству.

Но военное дело  опасно, и в какой-то момент, когда ему было шестнадцать лет,  он почуял, что слишком увлёкся теорией, и потерял прежнюю ловкость и осторожность. И он попросил у отца какое-нибудь серьёзное дело.
 - Да есть одно дельце, думаю, что как раз для тебя. Мой приспешник Стратолюб, слишком успокоился на своём поприще. Ты ещё помнишь чем он занимается?
 - Да. Живёт в Порожье и руководит дружиной охраны колёсного волоковья.
 - Да. И дружина у него достаточно большая, но дисциплина в ней дряная. Недавно на волоки был набег с моря, и Стратол потерял много людей, да ещё запросил помощь с Полянского городища. Дружинники у него давно живут семьями, и хозяйственные заботы их волнуют в первую очередь. А про военные обязанности начали забывать. Просто его заменить не получится, дружина взбунтуется, поэтому надо воздействовать воспитательными методами. Сделаем так – я тебя приведу к ним, скажу, что на воспитание и обучение военному делу. А ты там сам сообразишь, что надо делать. Там большинство уже пожилых, и даже старых – относись к ним с уважением, но через полгода я хочу видеть первые результаты. Справишься, сын?
 - Попробую, отец.

С того времени, и до последнего похода отца, Светослав жил в Запорожье.
После того, как построили прямой колёсный волок, запорожские поселья разрослись до него, увеличив свою территорию раза в три-четыре. Так как высота волоковой дороги в некоторых местах доходила чуть ни до трёх человеческих ростов, то она стала играть роль крепости. И даже там, где была просто настелена гать, а то и обычный грунт, запорожцы  огородили волок от внешнего мира, сделав,  относительно безопасным, огромный  район. Под эту защиту переселялись многие поляне, но новичков селили в самые слабо защищённые места, вынуждая заботиться об общей защите, и со временем слабых мест почти не осталось.

Эти жители  улучшили работу и самих волоков. Если раньше волоковые телеги тянули быки, передвигающиеся слишком медленно, то теперь стали впрягать наиболее сильных коняг, а иногда  впрягались и сами волоковники, которые по скорости могли состязаться с восьмёркой лошадей. Это стимулировало их на качественное изготовление телег, и их усовершенствование.

Уже через неделю жизни в Запорожье, Светослав выразил желание создать собственную дружную сотню, из малолетних детей, чтобы научиться командовать. Взрослые были только рады свалить воспитание на новичка, и вскоре у него уже было три сотни недорослей, от семи до четырнадцати лет, которые восприняли это как игру, и с удовольствием убегали от надоевших домашних работ.
Это войско он разделил не на дружины, а на когорты, вспомнив, что именно так назывались отряды то ли в Греции, то ли в Риме. И вскоре у него была уже достаточно дисципли-нированная армия, неплохо владеющая любым оружием, и способная быстро собраться и передвинуться в любое место.

Конечно, воевать по-настоящему им было ещё рано, но этот детский пример, подвиг и взрослых переоценить свою деятельность, и подходить к ней более ответственно.
Когда Игорь пошёл в последний поход на хазар, он вызвал Светослава в Киев, и передал его в помощь старшим оборонцам.
А хазары так и не  смогли  захватить Запорожскую засечь. Точнее побоялись. Острова, сплошные заросли камыша, рожны и засеки, колючие заросли, волчьи ямы и самострелы – и за всем этим старые и опытные вояки, включая женщин, которым некуда отступать. 

Мать с Доброславом вернулись в Киев, и Светослав оставил на них все городские заботы.
В последнее время он сдружился с Бурексаем, который был на двенадцать лет старше и намного опытнее в управлении, но нисколько этим не кичился. Из головы Светослава  не выходила мысль о мести за смерть отца и деда, и о необходимости полного уничтожения Хазарского каганата.
Бурексай с ним соглашался, и они не раз обсуждали возможности такого похода, но договорились пока никому об этом не говорить, так как оба понимали заинтересованность в этом вопросе ромеев, булгар, да и многих других народов.

Пока же они разделили обязанности. Бурексай будет укреплять дружбу со всеми печенегами и половцами, и начнёт строить в степи городки-острожки, а Светослав пойдёт на Вельду, в верховья Дона и Оки.
Подобрав добрую тысячу, отправил их пешком вверх по Днепру «до добротну лесу», чтоб сделать лодьи, а сам пошёл в Корсостель.

Перед походом он поговорил с матерью и Доброславом, согласился, что христианство принимать можно, но только тем, кто этого желает, и даже согласился, что можно начать строительство церкви, но пока деревянной.
 - Да много чужих мастеров не привечайте, ищите местных, они всё умеют. И, вот ещё… Иудеев слишком много на рынке стало, и не только торгуют, но деньги в рост дают, и несколько людей уж разорились. К себе их и близко не пускайте.
Доброслав напомнил:
 - После их Паски, собаки тело мальчика разрыли, волох сказал, что это жертва их. А малой из печеев. Нечто своих не могут выделить.
Мать задумчиво проговорила:
 - Многие люди, во Христе, и проче, давно уж требуют такое запретить. Довольно было б взрезати барашка, иль кури.
 - Иль пленника, коли на то пошло. Да только бог об этом нигде не говорит, и кровь пить настоящую не просит.
 - Если это правда, - сказал Светослав, - то можно запретить, и описать на рынке уложенье. И всем, не толь еврейским.
 - Они-то по узлам читать не могут.
 - Ну, рунами впишите на холсте, а можно и вышить, чтоб дождь не вымочил. Не только в Киеве, а и по всей Руси, чтоб даже пленников богам не повечали.
 - А Русь – это покуда?
 - Русь? Кому ж не ведомо? С Карпат… Да нет – с Данувия, и до пределов Волжских.
 - Одна-ако. Не все будут согласны – хазары, венгры…
 - Ты думаешь… Ну ладно, от Карпат до Дона… пока. 
 
У него в детстве была древлянская нянька, с Коростельского подола, и она часто привозила его сюда. И первые свои боевые баталии он здесь и прошёл. И самые лучшие его детские воспоминания были именно о подольской вольнице. А потом, больше половины его гардии были друзьями  детства.
И теперь, добрые две трети его конников, были тоже отсюда, и придя домой, сразу рассосались по своим усадьбам, где у многих уже были дети.

У Светослава, здесь тоже рос сын, у взрослой женщины, потерявшей мужа в одной из хазарских сечь, и сначала он заехал к ним. Но у неё был новый муж, они строили новый дом, и он не стал им мешать. Взял трёхлетнего сына, прошёл в огород под летний навес, где тесть плёл корчагу для ловли рыбы.
 - Страв-ста, стар-Максав, могутья вашим Петам, Кутам и Марутам, и вашему опечью от них.
 - И тебе, Светом-Славный, не дремлющих Паркав, узлов Судьбы крепчайших, небесного блюденья… Что, унуче, дождался Аттия – верстает боем, аки и отец, и с петухом воюет уже на равных… Садитесь ко столу, сейчас нам квасу кто-нить принесёт… Как там дорожье, конному исправно? Или пора засечья нарубить?

 - Зачем теперь засечья. Пора твердить воловий путь надёжный. Теперь хазар не сунется и близко. Ближайша степь дружна, и Бурексай везде остроги ставит и строит городища, и Киев крепок, как второй Карпат, летами жело  вечен. ХайллйаХ, ему! А так же и вашему Коршенью. Тсемель  древлянска до самого до моря, со всеми городищами Хорсунь, и тако ж будет всегда.
 - Горяч ты в мыслии, и в деле осторожен – пожить бы тебе дольше, чтобы Русь укрепла весью и в жисть вошла.
     \\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\