Монькины каникулы. Судный день

Уверенный в себе - всё знаешь

Срываешь с женщины покров

И с удивленьем понимаешь

Всю пустоту былых трудов


- Скотина! — всхлипнула бабушка, она же моя жена.
- Бесчувственная! — это мне. Приговор.

Ну, скотина так скотина. Но какая? Вот Монька — скотина, а грустит. Взахлёб. Лёжа на крыльце веранды, что вело в сад. Обдуваемая ветерком — ласковым, несущим манящие запахи, приглашающими погонять котов, или повалятся на травке... А Монька лежит, вздыхает, даже иногда стонет. Так и чудится, как она заламывает руки: «Ах! Где ты, друг мой?»

А забрали друга. Родители. На море - покупаться, позагорать. Как будто нет той чудесной лужи, в самый раз по своей густоте, от грязи, что они организовали рядом с будкой. Как будто загара ему мало, и отмывая внука вечерами бабушка не ругалась, в непонимании, где грязь, а где уже и мордашка. Забрали… На съеденье акулам, ожоги от медуз, на потеху коварным осьминогам, злым каракатицам… Забрали… А скотина — я. 

И если бы только это… Слышала Монька в своём кругу, от старой соседки, которая от своей бабки слышала, которая от своей бабки, что люди топят детишек! Бросят в воду, те лапками гребут, гребут, плачут… Оййй.… А вдруг и его, дружка милого, утопить решили? Чушь конечно, собачья, но всё же? Сердце-то щемит… Хотя утром они и разговаривали, по видео. Бурно! Но всё же… Щемит… Стонет… На меня косится. Нехорошо. И что им докажешь? Ничего! Будут стонать! Хотя...

Может рёбра болят? Ну, на днях подружки бабушкины собирались, на чай-пай, лясы поточить. Пришла даже редкая гостья — старинная подруга. Редко приходящая, потому как пышная. Такая пышная, что когда она зашла, внук, играющий в уголке комнаты, замер и более не сводил с неё восхищённого взгляда.
Особенно когда та села на диванчик. Диванчик на двоих сделанный, ну, и как раз под её пышность. 

Начались разговоры,  под рюмку чая. Обычные, женские, за жизнь. Перемывающие кости. А уж костей… Только чего-то не хватало. Моньки! Она любила такие посиделки. Потому как все восхищались ею, вкусностями угощали. И её нет? 

- Моня, Моня! — 

Тишина… Только внук подошёл к пышной гостье:

- Тётя! Ты Моньку ням-ням!

Все напряжённо замерли, гостья возмутилась, дескать что удумали. Она что, не почувствовала бы? Только внук не унимался — ням, ням и всё! Под укоризненные взгляды гостья встала с диванчика, демонстративно рукой — смотрите! Ну, смотрим. А там глаза, из щели между сиденьями. Монькины. Огромные. И конструкцией, как у рака.
Так что рёбра могли и болеть. Хотя… Монька и не такое переживала. Значит сердце? 

Притащился сосед, братан нашему  коту, мявкнул — есть чего? Тот на перилах крыльца, типа спит, хвост свесил, трясёт им. Моньку на живца ловит. Та же не выдержит, кинется на хвост, а недопрыгнет, маленькая. Милое дело, поразвлекаться. Раз нет валерианы. Всю в округе они с соседом по братски сожрали. Нажрутся, обнимутся, песни орут. Уж лучше бы дрались, как когда-то, когда порядочными котами были. Алкашня. Вздохнул сосед, запрыгнул на перила, что прудик перед крыльцом огораживают, свесил хвост…  Рыбаки...

Монька кряхтя, стеная, еле сползла с крыльца. Ковыляя, скрылась в саду. По звукам разбегающейся живности  — пошла к куртине валерианы, что нашла вчера. Ещё подумалось — ну вот, даже Моньку внуки довели до инфаркта. Напрягшиеся было коты расслабились, забылись в многообещающих снах. Недолго. Вскорости опять послышалось кряхтение и из сада появилась Монька. В ещё худшем состоянии, чем уходила. Где-то и чесотку подхватила, потому как тёрлась о кусты, столбики перил. А может просто онемел бок? Знакомо… 

Когда Монька проползала мимо нашенского кота, тот во сне забеспокоился, будто перед его носом водят колбасой, завозился, открыл глаза и начал усиленно принюхиваться к Моньке, как к кошкам в марте. Помотал головой, отгоняя миражи, опять принюхался, нерешительно спрыгнул с перил, ещё раз втянул  божественный аромат валерианы, исходящий от Моньки, и набирая скорость помчался в сад, по её пахучему следу. Призывно мявкнув соседу.

Коты скрылись, а Монька даже не шевельнулась. Как я её понимаю! Бедное маленькое сердечко… Но стонать стала меньше. Выходит валериана помогла? Не зря, не зря она вчера куртину раскопала, ту, что даже старые алкаши-коты не нашли. Вывалялась, погрызла, не стонет, почти. И то, чем они хуже нас? Известно ведь — собаки как люди. Только лучше.

Вскорости раздалось развесёлое, дружное пение собутыльников, нажравшихся валерианы, и! И Монька резво кинулась на звуки песни. Ага… Сердце... Ну-ну… Даже мартовские коты так громко не вопят, как вопили эти. Монька им припомнила всё!

По довольному виду Моньки, вскорости прискакавшей так резво, что мне стало стыдно за свою наивность, я понял! Что и не такая уж я скотина.  И что женщины всё помнят! И всё припомнят! И что к бабушке надо присмотреться. Мало ли...