На Царьград

Кузька Суматоха лениво сплюнул шкурку тыквенной семечки. Похлопал по карманам гомоздкого бахтерца – кончились. Тогда он обоими локтями опёрся на резное перильце моста над речкой Гунявкой, отклячил зудящий от седла богатырский зад. Развлечений было немного: разве что наблюдать как из бани на том берегу выскакивают лучшие витязи Российской Федерации и шугают обозных девок.
Лагерь был велик: князь Пичужий собирал войско для похода на Царьград.
Кузька рыгнул, почесал промежность и оборотился на другую сторону. Там перильца не было, сломали надысь по молодецкой удали, зато взбивал на петляющей дорогое пыль столбом княжеский дознаватель в гомоздкой кольчуге.
Суматоха оживился, быть может лягаш сейчас заорёт истошно: «Князя убили! Уби-и-ли!» и поднимется кипешь, будут искать злодея, а сыскав – рвать конями. А Пичужия братья схватятся за наследство с дядею.
Однако дозватель молча умчал по своим дознавательским делам. Заместо него в поле Кузькина зрения, как и в каждый предыдущий полдень, появился Игнашка Охлобыст, лучший поединщик дружины. В гомоздком куяке. Хотя может теперь и не лучший – сколько их, новых наёмников собралось со всей Украины, Российской Федерации и Республики Беларусь, авось найдётся тот, кто помнёт ему бока. Однако пока что никто не вызывался. Было жарко.
- Ну чего нового? – прогнусавил Охлобыст.
- Ничего. – передразнил его Суматоха. – Семки есть?
Игнашка мотнул бородой.
- Отсыпь. А чо в лагере нового?
- Особо ничо нового нет. Фома Медоуст новеллу сочинил.
- Да ну? Про что?
- Да он сагу в трактире в Новгороде слыхал от одного скальда, про то, как варяги в Ершалаим поплыли, а выплыли в Америку, и на стихи её переложил и спел.
- И как вышло?
- Да уныло.
- А чо так?
- Да поёт Фома, поёт, а ничего не происходит.
- Ага. Как у нас прям.
- Ага.
Богатыри помолчали часок, глядя то по одну, то по другую сторону Гунявки.
Наконец Игнашка толкнул Суматоху в бок.
- Гляди.
Возле придорожного алтаря завозился с горшком жертвенной крови волхв Пафнутий, в старомодном ветхом шушуне. Гомоздком.
Богатыри затаили дыхание, понадеявшись, что кстати обернувшийся княжеский дознаватель зашибёт волхва, не приметив.
И вновь ничего не произошло – всадник заставил коня прыгнуть, и был таков. Витязи послушали волховы дребезжащие проклятия, затем вновь скисли.
Войско набиралось уже третий месяц. Стояла жара.