Роман Переплёт т. 1, ч. 4, гл. 1

Зимние каникулы тянулись как никогда медленно. За все эти дни Сергей лишь несколько раз выбирался из дома, причём два раза только для того, чтобы навестить в больнице Михеича. Дела у него шли на поправку, но очень уж медленно. Впрочем, он не терял присутствия духа и сделался в палате душой компании.
В остальные разы Сергей выходил либо за тем, чтобы запастись в гастрономе продуктами, либо просто, чтобы прогуляться по набережной. К тому же дни стояли ветреные, морозные, так что особо и не тянуло на улицу.
Занимался же он обычно  тем, что смотрел телевизор, или читал, а иногда делал записи в своём дневнике. А вообще на него вдруг навалилась апатия, поэтому и заниматься ничем особо не хотелось. Но зато он хорошенько выспался. Быть может даже на полгода вперёд.
Парочку раз к нему забегала Марта. Её визиты вносили некоторое разнообразие в тягучую скуку дней. Впрочем, бывала она недолго. Обычно, насытившись постельными сценами, она спешила домой, к мужу.
Впрочем, Тверской и не пытался её удерживать. Она по-прежнему волновала его как женщина и тем не менее, он очень скоро от неё уставал. Точнее даже не от неё, а от её бессмысленной трескотни. Поэтому всякий раз, когда она уходил, он вздыхал с облегчением.
И хоть виделись они недолго совсем без сор у них не обходилось. Действуя в своём обычном репертуаре, Марта время от времени приступала к нему со своими претензиями, намекая на то, что он лишь ею пользуется в своих интересах, вместо того, чтобы и самому как-то выказать ей свою благодарность. Желательно, конечно, в материальном выражении. Ей, видите ли, всё грезили подарки, до которых она всегда была ужасно охоча. Подобные разговоры и намёки всегда бесили Тверского. Поэтому, терпел он их недолго и на второй уже минуте в самых недвусмысленных выражениях предлагал ей убираться ко всем чертям. При этом даже не выходил её проводить, а оставался лежать, с улыбкой предвкушая момент, когда, наконец, за ней захлопнется дверь, и он сможет насладиться одиночеством.
Лишь после этого он вставал, натягивал на себя трико и принимался за свои дела. Или устраивался с книгой в своём уютном кресле под торшером и читал, читал часами. Ну, а когда чувствовав голод, отправлялся на кухню и там готовил себе что-нибудь на скорую руку. 
А дня за два до окончания каникул из больницы вдруг выписали Михеича. На самом деле ему полагалось ещё лежать и лежать. Однако своими выходками, регулярными нарушениями тамошнего режима он вынудил больничное начальство поскорее от него избавиться. И прежде всего ему вменялось в вину то, что он дурно влияет на других больных. Не говоря уже о его шашнях с медсёстрами, которые, увлекшись общением с ним, частенько забывали о прямых своих обязанностях и нарывались на суровые нарекания больных. А они и впрямь кружились вокруг него, как мухи возле банки с вареньем. В особенности после того, как узнали, какую важную должность он занимает. Впрочем, Тверской и сам имел случай в этом убедиться, во время редких своих посещений.
Ну, а накануне выписки Михеич сам ему позвонил и попросил его заехать за ним на такси. Разумеется, гипс с него ещё не сняли, но зато снабдили костылями. Так что кое-как передвигаться у него всё-таки получалось. Правда, с очень большими трудностями. На такси Тверской довёз его до общежития, а там помог ему подняться на второй этаж и добраться до комнаты.
Сергею доводилось и раньше заглядывать к Михеичу. Хотя обычно на бегу и между делом. К тому же ему и не хотелось здесь надолго задерживаться, на чём, впрочем, Михеич обычно и не настаивал.
С виду это была стандартная, довольно убогая каморка крошечных размеров, где помещались только железная кровать, с тощим матрасом и подушкой, прикрытыми казённым верблюжьим одеялом; заставленный немытой посудой неказистый стол и парочка табуреток. Правда, в углу ещё помещался бельевой шкаф - рухлядь совершеннейшая, потерявшая всякие виды на индивидуальность. Одну из его ножек заменяла стопка потрёпанных книг. Тем не менее, он всё равно кренился на один бок, угрожая однажды завалиться на пол и рассыпаться на части.   
Вот и на этот раз обиталище Михеича показалось Сергею не только запущенным, но и как будто нежилым. Там у него на стенах и у потолка свисали и колыхались клочья паутины, стёкла на единственном окне были седыми от пыли, да ещё и все в каких грязных потёках. На пол и вовсе было страшно смотреть. Похоже, его не мыли с самого заселения Михеича. Он был весь чёрный от каких-то пятен и сплошь усеян обрывками газет, журналов, окурками и бутылочными пробками. Справа от двери, - кстати, тоже видавшей виды и залатанной в нескольких местах, - сгрудилась целая батарея пустых бутылок.
- Чёрт, - смущённо пробормотал Михеич, перешагнув через порог, - это всё Санёк. Санёк Панасенко. Вот же бичара! Я ему, как человеку, оставил ключ. Думал, что он хоть за порядком последит, а он… Нет, ты только глянь! Видал! Видал, какой он свинарник у меня устроил!
Сергей промолчал. Хотя отлично помнил, каким свинарником являлась эта комната и в бытность Михеича.
Однако, делать нечего, и Сергею пришлось засучить рукава. На Михеича всё равно надежды не было никакой. Он мог только лежать на койке, охать, вздыхать и жаловаться.
У комендантши, мордатой, сварливой особы, с писклявым голоском, Сергей выпросил на время ведро, веник, швабру и тряпки. После этого он битых два часа отскребал и отмывал запущенное жилище Михеича. А пока он этим занимался, Михеич восседал на кровати и, пристроив больную ногу на табуретке, вёл пространные разговоры. Время от времени он как бы спохватывался и начинал уговаривать Сергея особо не стараться, а ещё лучше и вовсе оставить всё как есть. Тем более, что чистота, сколько её не наводи здесь всё равно надолго не задержится.    
- Нет, правда, - ворчал он, иногда даже краснея от смущения, - ну, что ты, ей богу, надсажаешься. Просто подмёл бы и дело с концом. А уж я, как в стану, то и сам приберусь. Мне б только малость очухаться. Или на крайняк можно Танюху попросить. Это моя соседка. Она хоть и матершинница, и любит засандалить, но так в общем баба безотказная. Она бы за поллитру мне всю комнату вылизала. Кстати, странно, что-то её не слышно. Может, укатила куда? У неё в Среднебелой мать-старуха живёт. Может, у неё.  Ну, так она же всё равно когда-нибудь вернётся…
И так продолжалось почти все два часа. Впрочем, Сергей его почти не слушал, продолжая делать своё делом. В довершении же всего он собрался было вынести  бутылки, но тут Михеич пришёл в неописуемое волнение. 
- Что значит, вынести! – возмущался он. - Да ты хоть знаешь!.. Нет, ты просто ошалел! Вынести. Это же чистая валюта. К тому же у меня их здесь почти на целый червонец. Даже не вздумай, серьёзно тебе говорю. 
Покончив с уборкой, Тверской  ещё сходил в магазин, прикупил там хлеба, пельменей, ну и так кое-что из продуктов. А заодно прихватить бутылочку водки. Пельмени он потом сварил на общей кухне, в алюминиевой кастрюльке. Так что им было чем закусить. 
- Вот, что значит настоящий друг, - уже после второй рюмки расчувствовался Михеич. - А то ведь, поверишь, пока лежал, ни одна зараза обо мне не вспомнила. Да и хрен с ними, - крякнул он и выплеснул в рот содержимое стакана. – Но зато в больничке, - Он вздрогнул от водки и, закусив пельменями, продолжал: - вот, где скучать было некогда. Ты бы видел, там такие сестрички… Ах! Ну, просто слюнки текут. Да ещё и в белых халатиках! – Он почмокал губами и блаженно зажмурился. – Ах, Сергушка, какие там сестрички! Особенно одна… её Томкой зовут… ну, до чего же, сволочь, аппетитная! И всё-то у неё при всём. Бывала, идёт по коридору и бёдрами этак шасть-шасть по сторонам… От неё все мужики ну просто балдели. Эх, её бы сейчас сюда!
- Это с твоей-то ногой, - усмехнулся Тверской.
- А что, нога? – приосанился Михеич. – Нога. Много ты понимаешь. Хочешь знать, для такого дела мне и нога моя не помеха. Кстати, она и адресок мне свой с телефоном записала. Вот, чуть поправлюсь, обязательно наведаюсь. А то, может, она и сама сюда явится. А что, и пускай, сейчас можно. После твоего-то марафета. Эх, брат, знал бы ты только, как я тебе благодарен…
Между тем начинало смеркаться. Они ещё выпили на посошок, и Сергей стал прощаться. На улице было морозно, ярко светили фонари, и в воздухе искрилась снежная пыль. Спустившись с крыльца, Сергей вздохнул и зажмурился, а потом бодро зашагал домой. От чувства исполненного долга у него поднялось настроение. А от водки ещё и приятно кружило голову. Домой он добрался без происшествий. И сразу улёгся спать…   


Продолжение: http://proza.ru/2025/07/17/69