Эхо проклятия

Р.Р.Райан
Перевод Л.Новосельцевой


Книга I

Глава I

Терри любил Мэри и когда-то верил, что и она почти любила его. Могла бы полюбить, если бы на ее небосклоне не засияла звезда Винсента Бордера. Терри знал девушку с самого детства, а долгое знакомство лишает отношения трепета. Он привлекал ее немногим больше, чем брат.

Мэри была дочерью врача, Терри был сыном адвоката. Они жили рядом в довольно большом, но провинциальном городе.

Терри любил так, как любили в старые добрые времена: сколько бы времени ни прошло, его чувство не тускнело, словно золото.

Мэри нельзя было назвать привлекательной, но сама себя она считала красавицей и поэтому, по крайней мере в глазах Терри, она была прекрасна. Ее лицо меняло выражение каждые три минуты, поэтому казалось, что в ней проявляются все формы женской красоты.

Высокая, грациозная, Мэри походила на чудесное лесное создание. Изгибы ее тела напоминали волны, а взгляд, манящий и насмешливый, напоминал Терри глубокие затененные озера. Высокие скулы придавали ее лицу неповторимое очарование.
Веселая? Да, она была веселой. Сияющая? Терри привык видеть улыбку Мэри также как привык видеть солнце и слышать ее веселые, словно птичьи трели, песни.

Когда она впервые надела вечернее платье, в нем проснулось желание, которое наполняет даже самую возвышенную любовь. Это было в 1912 г, в конце, возможно, самого счастливого времени на земле, когда люди верили в превосходство человека над природой и не предполагали, что человек может быть более диким, чем самый свирепый зверь.

Мэри тогда было восемнадцать, Терри — двадцать. Ее сердце оставалось беззаботным и ни одна мысль о любви не волновала его до того вечера, когда ее друг отправился на вокзал, чтобы ехать во Францию, на войну.

Если бы тогда он заговорил о своих чувствах, удача была бы на его стороне. Терри думал так и в тот вечер, и всю последующую жизнь. Мэри переполняли теплые чувства, которые, пусть и не были любовью, но все же походили на нее. Терри верил, что она сказала бы «да». А дав обещание, она сдержала бы его.
Они были неразлучными друзьями, всегда вместе попадали во все передряги и выбирались из них, успев лишь покрыться мурашками. Они лгали друг для друга, страдали друг за друга. Он был ее Сидни Картоном, а она его Грейс Дарлинг.
Постепенно в нем разгорелось желание, которое стало почти невыносимым. Он не говорил ей ничего, поскольку понимал, что Мэри влюблена не в него, но в саму жизнь.

Однако, тем вечером, когда он стоял на платформе рядом с отцом (вскоре погибшим на войне), матерью и сестрой (вышедшей замуж и уехавшей в Бразилию), и касался плечом плеча Мэри, она внезапно посмотрела на него так, как никогда раньше, словно неземное озарение осветило ее душу.

Остальные в это время наблюдали за веселой компанией, смеющейся над своими выходками, поэтому они с Мэри словно были одни. Одни на всей земле. Одни во всей вселенной. В ее манящем взгляде светилась нежность.

— Терри! – раньше она никогда не говорила с ним так. – Давай отойдем на минуту.
Они взялись за руки и незаметно удалились. Мэри дрожала и, что было так необычно для нее, серьезно смотрела на него.
— О, Терри! Я только сейчас поняла, что мы можем больше никогда не увидеть друг друга.

В тот момент, он увидел (или только поверил), что в ее взгляде рождается любовь. Он мог бы привязать ее до конца жизни, однако не поступил так. Честь. Благородство. Самозабвение. И все, что сопутствует этому.

Он был уверен, что сейчас не время брать, но время отдавать себя полностью. Только отвратительный человек может втянуть девушку в беды и сложности.

— Не верь в это, старина! – только и сказал он. — Мы еще будем путешествовать автостопом, когда станем парой беззубых старичков.

На этой беззаботной ноте он ушел, оставив Мэри подавленной и странно растерянной. Она не могла объяснить природу своих чувств и считала, что грустит из-за ухода того, кто наполнял ее дни весельем. Никогда еще порядочность не приводила к такому итогу. Если бы Терри выплеснул свою любовь вместо того, чтобы благородно подавлять ее, страшной беды и жуткого кошмара можно было бы избежать.

Терри полностью состоял из противоречий. Он казался хрупким, а в его поведении сквозила стеснительность и стремление умалить собственную значимость. Однако его воля и физическая сила были необычайными.

Незнакомцы, видя его очаровательный, дружелюбный и скромный взгляд, не подозревали в нем обладателя стального характера. Его тело, тонкое и хорошо сложенное, тем не менее было сильным.

Начальству нравились его обходительные манеры, хоть многие и сомневались в его способности управлять людьми. Однако Терри быстро развеял эти сомнения. Будучи тихим и дружелюбным с подчиненными, он, тем не менее, управлял ими так, будто владел гипнотической силой. Люди слушались его и глубоко уважали, а после того, как побывали с ним в бою, Терри стали обожествлять. Его презрение к опасности вызывало у солдат жгучее желание подражать ему, и они показывали чудеса доблести.
Потому ли, что удача благоволит бесстрашным или оттого, что ее обескураживает безразличие, он ни разу не был ранен до начала 1917г. Терри уже получил звание капитана, а в семьях его и Мэри случились несчастья. В это время он и встретил Винсента Бордера.

Винсент был на несколько месяцев старше Терри и пришел занять место молодого Норри, который погиб от прямого попадания.

Майор Блэк, человек без высокомерия и эгоизма, к тому же способный офицер, привел Винсента.
— Это наш новый второй лейтенант. Не позволяй, чтоб его ранили, Терри. Он слишком красивый.

«Правда, — подумал Терри. — И мистер Второй лейтенант знает, что хорош собой».
Высокий, стройный, отлично сложенный, Бордер был прекрасен. Золотисто-коричневые волосы, которые вились даже после стрижки у военного парикмахера, увенчивали лоб, подобно короне. Его блестящие голубые глаза, такие же веселые как у Мэри, были больше, чем у нее, а ресницы гуще. Восхитительный круглый подбородок подчеркивал форму рта, казавшегося бутоном, который через мгновение превратится в пышный цветок. Маленькие уши, нежные руки, изящные ступни удивительно гармонировали друг с другом.

— Добро пожаловать в потерянный рай, — глухо и серьезно произнес Терри.
Майор Блэк усмехнулся.
 — Не говори с ним так, будто он святой. Мне говорили, что сама его душа омыта кровью. На войне он видел почти столько, сколько и ты, мой мальчик.
Терри взглянул на улыбающегося незнакомца. Сейчас он действительно не казался святым. Напротив, в нем было нечто дьявольское. Его мелкие и здоровые зубы были довольно острыми. И… однако в следующую секунду Терри перестал видеть что-то плохое в улыбке вновь прибывшего и лживость в его неповторимом взгляде. Бордер был безупречно красив. Вот это солдат! Невероятно.
— Что ж, вам надо найти Экстрасенса и чашку чая, — сказал майор, собираясь уходить.
 — Экстрасенсом мы называем нашего санитара, — объяснил Терри Бордеру.
— Почему?
Бордер говорил приятным, почти мурлыкающим голосом.
— Узнаешь его и поймешь. Он немного странный, вот и все.

Капрал Хьюз был немного странным во всех отношениях. Казалось, он все время на что-то обижался. Природа наделила этого незначительного человека гармоничными чертами лица, дав ему пару круглых глаз, одновременно испуганных и раздражительных.

Слегка растрепанные усы скрывали пухлые, упрямо сжатые губы. Капрал приобрел плохую репутацию из-за своих мрачных предсказаний, которые, казалось, сбывались, хотя никто не знал наверняка, так это или нет. Кроме того он обладал удивительной способностью видеть истинную природу тех, с кем общался.

— Бедный мистер Норри! Завтра его разорвет на куски, — воскликнул Хьюз вечером, накануне того дня, когда в Норри попал снаряд.

В тот момент был перерыв между боями. Хьюза упрекнули в кровавом пессимизме, но на следующий день Норри и правда разорвало на куски.
Когда они нашли Хьюза, тот уставился на Бордера как будто со страхом, хотя, возможно, это было удивление. В любом случае реакция Экстрасенса была довольно необычной.
   
— Чтоб мне провалиться! — выдохнул он и замолчал.
Так Терри встретил Винсента, который занял в его жизни куда более важное место, чем случайный знакомый.

Их новый товарищ подробно рассказал обо всех сражениях, в которых побывал с первых дней войны. Всем скоро стало ясно, что Винсент солдат по самой своей сути. Такой же бесстрашный и презирающий опасность, как Терри, он обладал и другими качествами. Бордер был предан насилию, кровопролитию, ужасу. Кошмары фронтовых траншей стали его таинствами, а Марс — его божеством.

Тем не менее Терри и его товарищам новый знакомый показался благодушным и скромным. На всех подействовало его удивительное обаяние.

Терри был до странности заинтригован «Вторым лейтенантом Адонисом», как Бордера немедленно прозвали. Казалось, что внешность и природа Винсента находятся в гармонии друг с другом. Он многое знал и обладал острым умом. Жизнь на передовой стала более терпимой с его приходом. Однако потом произошли два события, которые заставили Терри усомниться в нем.

Первое случилось вечером, вскоре после появления Бордера. Терри поворачивал за угол Костяного переулка, двигаясь к Насыпи мертвеца, за которой находилась его траншея. Неверное освещение ракетниц на мгновение погасло, и возле насыпи он увидел, как во тьме сверкнули два огонька, похожие на глаза кошки.

Кто-то молниеносно повернулся и побежал легко, беззвучно. Однако Терри все же успел почувствовать запах алкоголя. Правда была очевидна. Он хорошо знал своих товарищей — они редко пили, к тому же не имели запасов спиртного. Здесь скрывался их новый знакомый. Что он задумал?

Было нечто сверхъестественное в прячущемся существе. И эта пара светящихся глаз … Разумеется, он лишь вообразил их, или у него перед глазами плясали пятна от света ракетниц.

Усталый и по какой-то причине подавленный, Терри решил лечь спать. У них были постели, которые довольно хитроумно устроил изобретательный Хьюз.

Все спали, кроме Бордера. Он сидел в рубашке и кальсонах, свесив ноги с импровизированной кровати, и смотрел на Терри странным, немигающим взглядом. Его глаза сияли, но ничего не выражали.

В них словно воскресло то, что давно умерло. Терри понял, что этот человек опасно, неимоверно пьян, хоть и был странно сдержанным. Никто из них ничего не сказал. Терри, полусонный от усталости, разделся и лег в постель.

Он проспал около часа. Потом чувство опасности, которым война одаривает своих рабов, заставило его проснуться. Над ним стоял Бордер и смотрел на него остекленевшим, безумным, завораживающим взглядом хищника.
 
В руке он держал раскрытый складной нож, намереваясь нанести удар и перерезать спящему горло.

Привыкший к опасностям войны, Терри всегда просыпался спокойным и готовым справиться с любой проблемой. Он с неожиданной силой схватил руку Бордера. Пьяный или нет, тот оказался абсолютно беспомощным. Нож упал. Терри выворачивал его руку до тех пор, пока боль не заставила Винсента очнуться и в его расфокусированном взгляде не появилось осмысленное выражение.

«Я дам ему немного его же лекарства», — решил Терри.
Он почти задушил его, потом жестко встряхнул. После такого лечения боевой дух Винсента, подпитанный виски, неожиданно растаял. Бордер захныкал и обнял бы сослуживца, если бы тот позволил.

Терри милосердно похлопал пьяного по щекам. Оказавшись на кровати, Винсент что-то забормотал. Терри уложил его поудобнее, укутав одеялом, сел на свою постель и стал наблюдать, не выкинет ли Бордер еще что-нибудь. Однако тот бы спокоен, и стало ясно, что он во власти хмельного сна.

Следующим утром виновник обратился к старшему офицеру с раскаянием и непередаваемой кротостью.

Терри ожидал этого, но не любил жалкое отчаяние пьяниц, потому насмешливо смотрел на Бордера.

— Что, адское похмелье?
— Говорю же, прости меня…
Смирение и покаяние буквально полились на Терри.
— Нельзя мне было пить виски.
— Еще бы! Несколько глотков не стоят жизни человека.
— Я что, напал на тебя?
— Господи, ты чуть не зарезал меня!
— У меня уже второе предупреждение. Клянусь, я больше не прикоснусь к этому пойлу.
— Конечно, ты же не дурак, чтобы тащить виски сюда. Вчера ты напал бы на меня, будь я даже из высшего офицерства. Я должен об этом доложить.

Тут Бордер продемонстрировал все свое красноречие. Несмотря ни на что, Терри все же симпатизировал ему. Раскаяние грешника было столь же очаровательным, сколь ужасен был его проступок.

Наконец, мольбы о сострадании, которым Терри никогда не мог противиться, смягчили его жесткую решимость.

— Есть у тебя еще спиртное?
— Клянусь, нет.
— Мне нужно обыскать твое снаряжение.
— Ты мне не веришь?
— Я не верю ни одному алкоголику.
— Но я не алкоголик
— Скажешь тоже. Зачем сопротивляться, если нечего прятать?
— Да пожалуйста. Обыскивай!

Бордер произнес это с достоинством и укором, из-за чего Терри по иронии ощутил вину, но, получив разрешение, он все же внимательно обыскал Винсента и его снаряжение. Пустые бутылки ясно говорили о том, что запасов алкоголя у него нет.

— Что ж, вряд ли ты достанешь виски, пока мы здесь. Хотя, когда нас отпустят, у тебя, конечно, будет шанс. Если выкинешь этот номер снова, жалости не жди. Тебе повезло, что вчера я не пристрелил тебя. Если бы я тебя прикончил, меня бы оправдали. Не забывай, мы здесь, чтобы убивать немцев, а не друг друга.
 
— Клянусь богом, я борюсь со своим пристрастием. Ты знаешь, Клифф, с ребятами здесь происходит много всякого. Мы все напуганы, больше или меньше, и по-разному справляемся со страхом. Кто-то тайно молится, кто-то пристрастился к игре, кто-то пьет или употребляет чего похуже. Все это для того, чтобы унять воображение. Счастливы те, у кого нет или почти нет фантазий. Когда мы будем в лагере, ты приглядишь за мной? Я буду бороться как черт, и я смогу победить, если меня поддержит сильный товарищ. Если у меня будет человек, с которым можно поговорить по душам и отвлечься от крови, бомб и кошмаров, которые не выходят из головы. Время отдыха сводит меня с ума.

Терри пообещал, отчасти проклиная себя за глупость. Неужели вокруг мало ужасов, чтобы еще взваливать на себя ответственность за страхи Бордера?

Однако Терри отнесся к ним с сочувствием, поскольку был человеком совестливым, за что снискал глубочайшее уважение окружающих. Если он сможет помочь парню, который был не старше его самого, он будет гордиться собой. Винсент стоил того, чтобы о нем позаботились.

Терри понимал напряжение, копившееся в траншеях, как бы оно ни выражалось. И хорошо понимал этого парня, чувствительного на вид, хотя несомненно храброго в бою, который страдал от страха перед шумом, перед резней, перед необходимостью убивать или риском быть убитым. Другие обстоятельства их жизни тоже играли не последнюю роль. Крысы, например.

Да, он присмотрит за Бордером, когда они будут отдыхать, и постарается развеять накопившийся страх кровавой бойни.

Во всяком случае, он собирался так поступить, пока не понял, что объект его сочувствия не боится, а ужасным образом наслаждается войной, кровью и кусками разбросанных повсюду человеческих тел. Терри выяснил это, когда после изнуряющего и жестокого сражения их полк захватил несколько важных вражеских траншей.

Трупы громоздились с обеих сторон. Сражение было таким страшным, что сложно было отличить своих от чужих. Бордера не оказалось на месте. Пока Винсента искали, Терри раздумывал о нем. Раньше он сопереживал Винсенту, а теперь был озадачен.
Во время безумной атаки на нейтральной полосе Терри обернулся, чтобы прокричать что-то ободряющее, и взглянул в лицо Бордера, искаженное демонической радостью и смертельным экстазом. Его пустой светящийся взгляд напомнил о том случае, когда он напился. Винсент и сейчас был пьян от наслаждения убийством, от запаха крови, от вида исступленной бойни.

«Черт! — подумал Терри. — Этот парень — опасный демон, злодей и бессовестный лгун».

Потом ему пришла мысль, что во время их короткого и жестокого броска через ад Винсент так вел себя по тем причинам, которые заставили Терри симпатизировать ему и хотеть помочь.

Терри шел от одного трупа к другому. Вдруг, двигаясь в этом грязном и кровавом коридоре, он увидел Бордера, стоящего над телом, разорванным от горла до паха. В это мгновение Терри и объект его совестливой заботы были совершенно одни. Винсент не слышал и не видел неожиданного свидетеля, настолько он был погружен в свое мрачное исследование.

Он улыбался, глядя на текущую кровь. Бордер посмотрел по сторонам. Несмотря на то, что его взгляд скользнул по Терри, он не увидел его. Винсент что-то бормотал. На губах выступила пена.

Наклонившись, он окунул в кровь палец…затем кисть руки.
— Бордер!

Словно почувствовав удар током, одержимый резко выпрямился. Он вскрикнул, как будто от боли. Казалось Бордер буквально вырвался из транса, заставив себя осмыслить происходящее. Однако Терри успел увидеть в его глазах возбужденное ликование.

«Что это было? – спрашивал себя позже несостоявшийся самаритянин. – Он временно потерял рассудок? У него сдали нервы?»

Терри проявлял к Бордеру большую снисходительность. Одно можно было сказать наверняка: пусть Винсент не был достаточно сильной личностью, чтобы выдержать ужасные картины войны, он, во всяком случае, не уклонялся от боя и воевал хорошо.
Терри знал многих солдат, которые буквально превращались в Аяксов, Гекторов, Ганнибалов и Давидов, когда шли в атаку и должны были либо убивать, либо бежать.
На следующий день Терри и Бордер были ранены и доставлены в лагерь, где и очнулись на соседних койках.

Оба медленно повернулись, чтобы посмотреть, кто лежит рядом.
— Привет!
— И ты тут!

 «Зря я плохо думал о нем. Может, он и ненормальный, ну так и я тоже», — решил Терри, отметив, что даже страдая от боли, Бордер улыбался невыразимо приятно.
Во время их выздоровления в Англии, Терри стал еще лучше относиться к Бордеру. Они сблизились почти как настоящие друзья.
 
Тесно общаясь, Терри не увидел в нем серьезных пороков.  Возможно, виски и действовало как яд на его замечательную личность, но по природе своей Винсент был прекрасен и внутренне, и внешне.

Глава II

В семьях Терри и Мэри многое изменилось после начала войны. Отец Терри служил, мать заведовала хозяйством в доме отдыха для раненых солдат, сестра ухаживала за больными в Месопотамии. Отец Мэри, доктор, тоже был на фронте. Однако Мэри до сих пор жила в уютном провинциальном доме, где она выросла рядом со своим другом.

До последнего времени Терри не думал о финансовом состоянии Бордера. Он рассеянно принимал товарища и обстоятельства его жизни как данность, что было неизбежно во время войны. Однако теперь он задумался о судьбе этого странного и красивого человека. Кем он был? Чем занимался? Пока они выздоравливали Терри все больше проникался дружескими чувствами. Он обнаруживал в Бордере качества, очарованию которых не мог сопротивляться. Он считал появление Винсента в их подразделении благом и чувствовал, что жизнь стала намного ярче благодаря тому, о ком он так заботился.

Терри решил, что противоречия в характере Винсента проявляются из-за виски и страха, и снова поклялся помочь ему справиться со слабостями. Насколько он сможет это сделать, и насколько Бордер ему позволит.

Когда Терри собрался на побывку, то понял, что будет сильно скучать по другу. Хотя зачем им расставаться? Пока Терри не строил планы на отпуск, но теперь задумался, где будет жить. Его дом был пуст и заперт. Он написал Мэри.
 
«Приезжай ко мне, – ответила она. – У меня сейчас тетя Шарлотта».

С радостью. Но что будет делать Бордер? Терри, хоть это и было довольно нелепо, никогда не забывал об ответственности за друга. Поедет ли тот домой? Есть ли у него дом? Если подумать, он ничего не знал о Винсенте Бордере.

– Поедешь к родным, Винс?

Друг для друга они теперь были Терри и Винс.
Тот пожал плечами.

– Мой отец умер, а у матери на примете другой мужчина. Полковник, которому я не по душе.
– И какие у тебя планы?
– Никаких. Поехали куда-нибудь вместе? Увидим интересные места, наделаем шуму.
– К сожалению, не могу. Не настолько я богат.
Винс рассмеялся, и Терри вопросительно посмотрел на него.
– У меня есть средства.
– Счастливчик!
– О, не знаю. Это лишает жизнь цели и подавляет инициативу.
Бордер помолчал, а потом добавил:
– Я был в Кембридже, когда началась эта грызня.
Это, казалось бы, случайное упоминание подействовало на Терри самым благоприятным образом.
«Университетское образование накладывает на мужчин особый отпечаток, – думал он. – И укрепляет их репутацию».
Вид, тон, мировоззрение – все указывало на то, что Бордер студент университета. И порядочный человек.
– Почему бы тебе не поехать со мной?

Терри начал рассказывать о Мэри, о ее характере, о том, что она не была красива, но в ней удивительным образом проявлялись все формы красоты. Винс, отметил Терри, слушал очень внимательно. Наблюдая за Бордером, он вдруг замолчал, увидев в нем что-то необычное.
 
«Кажется, он никогда не бывает в своей тарелке, – подумал Терри. – Как-будто его поместили в общество, к которому он на самом деле не принадлежит. … Но, боже, он в любом случае слишком красив, чтобы быть настоящим».

Терри, размышляя о Винсенте, понял, что когда они говорили о женщинах, тот без всякой причины вел себя странно. Нет, он не демонстрировал равнодушие. Бордер был далек от этого. Скорее, в нем появлялось ужасное напряжение.
 
«Как будто он родом с Марса и жаждет чувственных земных удовольствий», – думал Терри.

И все же он не был похож на распутника. Винс с его точеными чертами лица и маленьким изящно-очерченным ртом напоминал, скорее, аскета.

Терри интересовался и физиологией, и психологией, но все же не мог дать Винсу точную характеристику. В его друге было что-то загадочное и в то же время он очаровывал и вызывал восхищение. Скромный, добрый, интеллигентный, общительный. Во многих отношениях он был совершенно нормален.

Они решили, что проведут драгоценный отпуск в родном городе Терри.

Приближалось время отъезда, и Терри понял, что почти невыносимо хочет увидеть Мэри. Мэри в ее скромном, уютном, типично английском доме, стоящим бок о бок с его собственным. Он с наслаждением представлял ее в знакомой обстановке, ведь эти картины напоминали ему о дорогом сердцу мире, который теперь стерт с лица земли чудовищными снарядами.

Он был рад что война никак не затронула Мэри. Ее сложно было представить на напряженной активной работе. Однако у нее был красивый голос. Терри знал, что она часто пела для солдат. Боже! Милые одаренные женщины были бесценны для раненых парней.

Он несколько расплывчато написал о Винсе и получил ответ: «Разумеется, привези его, и мы вдвоем удержим его на пути праведника».
 
Так что он взял своего необычного друга с собой, чтобы передать его легкомысленной заботе Мэри, чья природа пока не слышала зова и дремала – тихая, но мощная, готовая в любой момент навострить уши, чтобы откликнуться на первый отдаленный призыв.

– Да есть ли здесь война? – спрашивал Винс, пока поезд ехал по мирной сельской местности и красивым долинам, окутанным туманом.

Мэри встретила их. Она умела носить простую и повседневную одежду, не важно дешевую или дорогую, так, чтобы демонстрировать тщательный подход, бесконечный вкус и огромные деньги. В ее походке сквозила невероятная грация Дианы. Сияющая, с лучистыми глазами и чуть приоткрытыми губами, она трепетала от нетерпения. Лавируя в толпе, Мэри шла по платформе прямо в жизнь Винсента Бордера.

Но пока на ее горизонте был лишь Терри. Вот он! Ее друг. Теперь она знала, как много он значит. И пусть он не привлекал ее как мужчина, Мэри восхищалась другими его качествами.

Она схватила его за руки, закружила, будто в танце и воскликнула с такой радостью, что удивила саму себя.

– Я говорила отцу, что тебя не смогут убить!

Терри позабыл все ужасы войны. Месяцы постоянной опасности, страданий, грязи, боли ничего не значили теперь. Один миг может возместить мужчине годы терпения. Наслаждение, счастье, радость в ее глазах были удивительно похожи на любовь.
Великолепная Мэри! Сейчас она была воплощением красоты. Сияющая. Ослепительная. Несравненная.

Они начали болтать, как она потом рассказывала, словно голодные обезьяны, пока довольно грубый толчок в область почек не напомнил Терри, что он привез с собой Винсента Бордера. Терри беззаботно хихикнул, резко повернулся и увидел взволнованный взгляд Винса, который сиял также, как взгляд Мэри. Увидел, что оба они невероятно красивы.

– Ой, Мэри, это Винс. Я тебе о нем писал.
– Ах, да! Здра…

Она вдруг замолчала. Нечто мощное, космическое во взгляде Бордера словно отрезвило ее. Его красота ошеломила Мэри. Этот прекрасный бог и есть яростный солдат, о котором сообщал Терри? Этот мир полон чудес!

Казалось невозможным, что столь грациозный и очаровательный человек может быть убийцей, профессиональным убийцей. Только лиры и стихи были достойны его золотого сияния. И он употреблял виски?!

О боже! Ее ноги дрожали. Сознание на мгновение затуманилось. В ней просыпалось что-то почти порочное, что-то готовое вонзить когти в ее чувствительную свободную сущность и поработить ее. Волны чувства вздымались в ней, казалось, до самого горла и застилали глаза… Потом она закончила свое формальное приветствие…Она должна взять себя в руки.

В ответ он сказал три слова, которые определили судьбу Мэри:
– О, вы прекрасны!

Сказанные с лукавством, они, тем не менее, были полны невыразимого почтения. Бордер вложил в них все, чему научился за годы ухаживаний. Ни одна женщина не устояла бы перед ним. Тогда.

Но Терри, наблюдая за Винсом, подумал, что, несмотря на прямой и внимательный взгляд, Бордер на самом деле не видит Мэри. Не смотрит на нее так, как смотрел бы сам Терри или другой человек, столкнувшись с ней впервые. Разум Винса никогда не был полностью сосредоточен на том, кого он разглядывал. Его глаза, слишком беспокойные, избегали контакта.

В его взгляде читалась жажда обладания, но не было ни спокойствия, ни сосредоточенности. Винс смотрел на вещи, желал их, затем, подчиняясь примитивным инстинктам и не думая о последствиях, хватал их. Так ребенок тянется к красивым цветам, растущим на обочине. Смотрит на них, нюхает и лениво бросает, когда видит новое развлечение.

Терри перевел взгляд с веселого, но в то же время равнодушного лица Винса на Мэри и с испугом увидел в ней что-то новое. Его сердце подпрыгнуло. По венам тонкой струйкой потекла расплавленная агония. Ожидание грядущей беды заполнило его душу. Еще более отчетливо он ощущал невыразимую потерю.

Встреча, на которую он возлагал ликующую надежду, загнала ее в могилу. Винсент и Мэри. Он мог бы предположить такой исход. Этот почти сверхъестественный шарм! Мэри тоже никогда не видела ничего подобного.

Но Мэри… и Винсент? Предчувствие катастрофы нашептывало ему, что лучше бы он взял Мэри в траншеи под прямой вражеский огонь, чем дал ей отравиться красотой Бордера.

Тем не менее манеры и поведение их гостя были безупречными. Терри искал основания для своих почти пророческих страхов и не мог найти. Как будто аура Винса затуманила его внутреннее зрение.

Мэри не уделяла внимания новому знакомому, полностью сосредоточившись на старом друге. Кажется, она готова была пренебречь гостем. Это было так не похоже на нее, что Терри отчаянно искал объяснение происходящему. Заметила ли она что-то странное, скрытое за красотой Винса? Некое отступление от естественной нормы. Не просто нечто гедонистическое, но гораздо более… более… Терри не мог подобрать слов, чтобы выразить то, что говорил ему инстинкт.

Однако не было ли другой причины, по которой Мэри едва замечала нового знакомого? Не часто ли мы отводим взгляд от того, чего желаем больше всего? Один из самых старых трюков и одна из самых красноречивых женских реакций. Терри думал, что женщинам, возможно, кажется, будто так они надевают непроницаемую маску.

– Я велела подать сегодня ужин пораньше, – сказала Мэри, когда они вошли в дом. – Думала, вы голодны. Проходите и поздоровайтесь с тетей Шарлоттой.
Она повернулась к Винсу.
– Тетя Шарлотта немного хромает. Какое несчастье! А ведь она такая веселая.
Терри казалось, что она боится встречаться взглядом с его другом, что в кои-то веки грациозный сорванец из его прошлого смущен и растерян.

Она повела их за собой. Терри украдкой взглянул на Винса. Тот следил за Мэри с тем пристальным вниманием, с которым наблюдал за всеми женщинами, не важно, значили ли они что-то для него или нет. Тревога закралась в душу Терри.
 
Неожиданное воспоминание, как этот всеобщий любимец опускал кисть руки в алую кровь, только усилили ее. Мертвецы. Складной нож и остекленевшие глаза. Мэри!
За ужином все были очень веселы. Словно позабыв о хромоте, тетя Шарлота неудержимо кокетничала со странным молодым человеком.

Они пили шампанское, что вызвало у Терри беспокойство. Он не знал, как крепкое вино подействует на Бордера. Однако опасения были напрасны. Его товарищ много пил, но становился лишь веселее.

Терри подумал, что никогда еще Бордер не казался таким обаятельным. Винс был в хорошем настроении и много шутил. Собравшиеся за столом хохотали не только над его остротами и историями, но и над выражениями его лица.

Мэри с легкостью ответила на тон, который задал Винс. Она предположила, что мужчины захотят пораньше отправиться спать, но никто из них не выказал ни малейшего желания покидать светлую гостиную, где горел камин и витал дух прекрасного прошлого.

У Винса оказался легкий мелодичный баритон, которым он спел много веселых и иногда фривольных песен, незнакомых его слушателям. Мэри тоже пела. Потом они пели дуэтом. Тетя Шарлотта восхитила всех прекрасным исполнением произведений известных композиторов. Одному Терри нечего было делать, кроме как подбадривать их и смеяться. Мэри и Винс, думал он, подзадоривали друг друга.

Теперь Терри упрекал себя за дурные мысли. Теперь, говорил он себе, его друг представал перед ним таким, каким был на самом деле – счастливым, поющим, смеющимся парнем. Чудесным и притягательным. Бордер пьянил женщин, проникая в их кровь, словно вино. Никогда Терри не видел, чтобы глаза Мэри так светились. Она вся сияла, словно ее возносили на небеса.

Именно это она и чувствовала. Никто лучше Мэри не понимал, что с ней происходит что-то очень важное, что ее жизнь изменилась навсегда.

Винсент Бордер поразил ее. Он был захватчиком, штурмующим крепости ее души, которые до сего дня оставались абсолютно нетронутыми. Он пробудил в ней чертёнка. Когда их взгляды впервые встретились, в ней появилось такое безрассудство, которое было ей совершенно неведомо. Оно требовало выхода. Мэри чувствовала почти неприличное влечение, и это при том, что на самом деле не идеализировала Винсента и не симпатизировала ему так, как без колебаний симпатизировала Терри.

С другой стороны, еще ни один человек не делал ее такой невероятно счастливой, какой она была вот уже несколько часов благодаря новому знакомому. Она с нетерпением ждала появления Терри и их долгих прогулок, долгих разговоров, их воспоминаний и размышлений. Она думала, что ей будет уютно и весело. Но это!
Из бойни, из покрытых грязью и вшами траншей прямо в провинциальную гостиную Терри привез Пана. И этот величайший разбойник превратил ее в нимфу.

Мэри отличало самообладание, уверенность в себе и способность мыслить хладнокровно, но сейчас эти качества перестали ей служить. Ее словно подхватил вихрь. Она ощущала приближение нового и пылкого чувства и впервые в жизни трепетала. Терри целовал ее. Другие мужчины целовали ее. Однако она никогда не чувствовала волнения, никогда ее не обдавало внезапным жаром. Когда же Винсент Бордер поцеловал ее, земля под ногами растаяла и Мэри окунулась в море экстаза.
Он поцеловал ее так, что воспоминания об этом обжигали ее сильнее, чем сам поцелуй. Восхитительный стыд не проходил. Винс поцеловал Мэри без какой-либо прелюдии, не став ждать, когда они ближе узнают друг друга или когда она поощрит его.

В тот самый первый вечер, после того как все гости пожелали друг другу спокойной ночи и отправились спать, Винсент вернулся в гостиную. Мэри как раз собиралась выключить в комнате свет и тоже идти в постель.

– Мои часы остановились, – объяснил он.

Потом они просто стояли и смотрели друг на друга. Мэри чувствовала себя совершенно беспомощной. Винс улыбался. Его лицо было странным, непроницаемым, а во взгляде читался вызов.

Он быстро шагнул вперед и коснулся губ Мэри, стоявшей неподвижно. Она приняла поцелуй, в котором не было ни приветствия, ни осторожности, но одно лишь влечение.

И похоже ей это нравилось. Раздвинув ее губы своими, он поцеловал ее неторопливо, но с почти ненасытным наслаждением.

– Вы прекрасны! – прошептал он.

После этого он ушел, и она не знала почему. Мэри хорошо понимала, дело не в том, что он уважал ее возможную девственность или был благородным человеком. Ответить на этот вопрос она смогла лишь со временем.

Она отправилась в постель, но уснуть не смогла, лежала и думала. Впервые в жизни она готова сдаться. Да! И человеку, о котором знала только то, что сообщал в своих письмах Терри: отец умер, мать, с которой у Винса прохладные отношения, снова собирается замуж. Есть собственные средства, учился в университете, имеет слабость к виски и, как думал Терри, склонен к неврастении, но несмотря на это, отважен в бою.

Влюблена ли она? Наверное. Нет, ей лучше быть честной. Влюблена ли она? Да.  Как оказалась, это чувство иногда возникает совершенно внезапно. Но можно ли сказать, что влюбленность то же, что любовь? Едва ли.

Она любила Терри, но не была влюблена в него. Мэри ценила его за душевные качества, но в физическом смысле он не привлекал ее. Хотя женские инстинкты буквально кричали, что из этих двух мужчин Терри лучший и что ему можно слепо верить.

Брак? Хм…Винс, возможно, и не предложит его. Но все же интуиция подсказывала ей, что он попросит ее руки и сердца. Она согласится? Размышляя об этом, Мэри уснула.
Терри, конечно, был шафером. И довольно обеспокоенным. Однако мужчине сложно убедить любимую женщину не доверять тому, кого он сам же привел в ее дом как друга. Да и роль ментора никогда не удавалась Терри.

Даже если бы он сумел облечь свои невнятные подозрения во внятные слова, то не смог бы помочь Мэри, потому что она сама сомневалась, но не могла противиться Винсу.

Все же Терри довольно неуклюже высказался, что мужчина не имеет права связывать женщину со вполне вероятной трагедией, но Мэри немного презрительно отмахнулась от его доводов.

– Любовь, которую чувствуем мы с Винсом, может никогда больше не прийти. Почему же я должна отказываться быть с ним? Только потому, что она может исчезнуть также внезапно, как и появилась? Бурная радость всегда скоротечна. Любовь коротка, но когда она расцветает, устоять невозможно. Я собираюсь выйти замуж за грешника, а не за святого. Если бы я влюбилась в тебя, то, конечно, вышла бы замуж за тебя. У нас был бы совершенный союз, ведь ты был бы и любовником, и дорогим сердцу человеком.

Раны причиняли Терри меньшую боль, чем эти неосторожные слова, но ведь Мэри не знала, что он любит ее также как Винс. Она думала, что между ними лишь привязанность.

Мэри и Винсент поженились и свой короткий медовый месяц провели в Торки. Все это время она прибывала в блаженном сне, в котором не слышала ни одной резкой ноты.
Терри вернулся во Францию раньше Винса, который попросил еще один отпуск и получил его. Когда новоиспеченный муж покинул тепло брачного ложа и вернулся в мокрый холод передовых траншей, его друг не заметил в нем никаких перемен.
Он был все тем же, похожим на фавна парнем, эмоционально уклончивым, очаровательным и, по-прежнему, свирепым в бою.

Они обсуждали Мэри и их будущее, но лишь с подачи Терри. Он удивлялся, что Винс избегает разговоров о дальнейших планах и не дает знать о своем материальном положении.

– Видишь ли, Терри, – ответил Бордер на наводящий вопрос, – мне сложно строить планы. Я, конечно, не вернусь в Кембридж. У меня нет серьезных способностей. Я хочу найти самую обычную работу. А ты что собираешься делать, когда война закончится?
– Буду работать в офисе отца.
– Юрист. Господи, хорошо иметь приятеля-правоведа. Во время отпуска я понял, что такая работа – хорошее подспорье.
Терри показалось, что под его шутливым тоном скрывается настоящая зависть.
– Лучше подспорье – это собственный средства, – со смехом ответил Терри.
– Верно, – несколько сухо отозвался Винс. – В любом случае, я намерен поселиться в родном старом городе.
– В твоем?
– Господи! Нет, конечно, в твоем. Там приятное общество, связи… И мне хочется жить рядом с тобой. Можешь мне не верить, но я считаю тебя своим ангелом-хранителем.
Сердце Терри радостно подпрыгнуло. Он ужасно боялся, что его, возможно, навсегда разлучат с Мэри. Он обожал свой дом, родной город, провинциальную жизнь и два уютных дома, которые видели их с Мэри рождение.
– Какие у вас планы? Где вы будете жить?
– Мэри написала своему отцу и предложила, чтобы мы все жили вместе.
– Ему это понравится.
– Она говорит, его практика сильно пострадала за время войны.
– Да, она рассказывала. И я сам об этом слышал.
– Какая жалость!

Это прозвучало так, будто ухудшение работы доктора Родни было для Винса настоящей трагедией.
– Мэри сказала, почему дела доктора так плохи?
– Старческий маразм. Все, кто хочет жить, отправились к доктору Пью.
Через несколько дней Терри, вернувшись с обхода, застал сурового и бледного Винса, шагающего по блиндажу с телеграммой в руках.
– Доктор помер! – воскликнул он
– Отец Мэри?
– Да!

Винс казался больше злым, чем расстроенным. Терри ожидал, что он вот-вот разразится бранью, но то ли порядочность, то ли здравомыслие взяли верх.
Конечно, это нервы. В ответ на попытки Терри выразить сочувствие, Винс резко повернулся, вышел и исчез на несколько часов.

«Взрывной парень, – подумал Терри. – Должно быть, суеверный. И легко заводится».
Через пару дней, когда Винсент вновь стал собой – замечательным, скромным, но немного странным, Терри спросил, повлияет ли новость на его планы.
– Нет, я бы хотел жить там, где общество благожелательно к Мэри. Есть дом и есть связи, так зачем искать трудности?

Такой ответ порадовал Терри, ведь он означал, что молодой муж заботится о счастье жены.

– Как я понимаю, Мэри унаследует состояние отца? – спросил Винс, помолчав.
– Да, без сомнения. Она единственный ребенок.
– Дом был у него в собственности?
– Да.

Наступило затишье между боями. Терри раздражало бездействие, чего нельзя было сказать о Бордере. Казалось, он всячески старался привлечь внимание друга. Винс был спокойным и старался развлекать своих товарищей. Более того, он быстро и коротко отказался от виски, когда Йоверс неожиданно раздобыл бутылку.
«Хорошо, – думал Терри. – Похоже, парень настроен серьезно».

Они яростно сражались и удержали позиции, как сказал Винсент, будучи на расстоянии штыка от смерти. Теперь они отдыхали, измученные и печальные. В это спокойное время Терри получил известие об ужасной, и в то же время счастливой, мгновенной смерти отца, который был разорван на куски.

Отец и сын были друзьями. Оба тихие, сдержанные, но способные на сильные чувства. Смерть отца ранила Терри, но лишь немногие люди знали насколько.

Он написал матери, и она приняла известие со смирением. Она готовилась к такому исходу с того момента, как ее муж отправился на фронт и держалась мужественно. Ей нужно было продолжать работу до конца войны. Мать надеялась, что, когда наступит мир, если это вообще произойдет, Терри вернется и займется делами семьи. Вот и все.

Беспокойный отдых. Траншеи. Резня. Попытки чем-то заняться. Отвлечься на вещи более стоящие, чем бесконечный перевес то одной, то другой стороны, к которому привыкли Терри и миллионы других солдат. Надежда. Успехи. И опять надежда, словно солнце после недель тумана. Прекращение огня. Сумасшедшая радость. Возвращение домой.

Глава III

Смерть отца глубоко потрясла Мэри. Еще хуже было, что отец умер, так и не узнав о ее замужестве. Она до конца не осознавала, как много он значил для нее. Доктор Родни был хорошим, заботливым отцом, который почти ни в чем ей не отказывал.

У них было мало секретов друг от друга. И теперь, когда его не стало, Мэри недоумевала, почему она не хотела сообщать ему о столь важном событии в ее жизни, как брак с Винсентом Бордером.

Все же она могла различить несколько причин в тумане своего замешательства. Первая, если не самая важная, заключалась в том, что доктор служил в Салониках и был для нее практически недосягаем. Ему было непросто получить отпуск и примчаться домой, чтобы посетить торопливую свадьбу, прошедшую без всякого шума в приходской церкви.

Она решительно отказывалась прислушиваться к интуиции, но все же с тоской понимала, что доктору Родни никогда бы не понравился Винс. Несмотря на влюбленность, она чувствовала непостоянство в своем рискованном муже. Терри не питал к нему настоящей симпатии и рассуждал также как ее отец. Иногда, при мысли о будущем, у нее перехватывало дыхание от восторга и тревоги. Но почему? Ведь первая неделя после свадьбы была абсолютно великолепной.

Брачная ночь…Истинное наслаждение немного пугало девственницу. Все мужчины были так…так восхитительно безжалостны? Все женихи вынуждали своих невинных избранниц задыхаться и краснеть, оставляя их в изнеможении от стыда? Пристыженные, напуганные и все же…о!

Потом неожиданно хлынули беды: умер отец, не только ее тщательно выстроенная жизнь полетела вверх тормашками, но и будущее Терри оказалось разрушенным из-за утраты, которую он понес. К тому же она чувствовала странное беспокойство: чем кончится ее короткое, яркое безумие? Не то чтобы чувства Мэри к Винсу изменились. Нет, она была далека от этого.

Неясная тревога поднималась в ее душе вопреки чувствам к Бордеру. Мэри была очень молода и поэтому не стремилась пока быть благоразумной, последовательной и дальновидной. Как и миллионы других женщин, она отчаянно хотела выйти замуж за возлюбленного до того, как он снова уйдет на войну, и сделала это со всей беспечностью молодости.

Смерть доктора Родни отрезвила ее и заставила почувствовать груз ответственности. Она привыкла полагаться на мудрость и поддержку отца. Когда его не стало, она поняла, что теперь может рассчитывать только на себя… или на Винса.

Однако мысль положиться на мужа, скорее, позабавила бы ее, будь обстоятельства менее трагичными. Теперь ей казалось странным, что Винсент ничего не говорил об их будущем, о деньгах или других делах.

Возможно, он боялся смерти, боялся не вернуться домой, поэтому не обсуждал их дальнейшую жизнь пока опасность не минует? Он суеверен?

Отец Терри был адвокатом доктора Родни. Теперь, когда не стало их обоих, делами Мэри занимался управляющий фирмы, мистер Стоун. Отец оставил дочери все, однако это не сильно улучшило ее положение, поскольку оставлять было почти нечего.

Мэри нужно было продать оставшееся от его медицинской практики. Если доход будет таким, как предполагал мистер Стоун, она сможет вести скромную жизнь, при условии, что останется в своем доме и не будет оплачивать аренду жилья. Однако Мэри не сильно беспокоилась, ведь Терри говорил, что у Винса есть деньги, так что они будут жить в достатке или даже богато, если у Бордера было целое состояние.
Потом война закончилась.

Безумная радость. Звенящий покой. Мужчины возвращаются домой.

Скоро она узнает, что значит быть миссис Бордер в реальности, а не в романтических мечтах.

– Боже, да я как на иголках! – беспокойно говорила она себе.
Мэри не могла представить себя в роли обычной домохозяйки. Ей по-прежнему хотелось взбираться на деревья и наслаждаться выходками. Но затем она вдруг стала ждать Винса с пересохшими губами и таким желанием, от которого у нее перехватывало дух. Мэри сверх всякой меры преувеличивала великолепие их встречи.

Она получила письмо от Винса, в котором он сообщал о скором возвращении домой. Мэри поразилась, что в письме не было пылкости, одна лишь учтивость. Определенно, любовники писали не так.
«Как-будто он превратился в рассудительного, дотошного французского мужа», – думала она.

Приподнятое настроение Мэри испортилось, а в душе поселилась странная тревога. Она обратила внимание, что в письме не было никаких предположений о финансовой или бытовой стороне их жизни. Из него следовало, как само собой разумеющееся, что Бордер будет жить с ней в доме, который теперь был ее собственностью.
Вполне можно понять, что он хочет обсудить их будущее, когда они снова окажутся вместе. Но ведь…Лондон! Веселье! Торжества! Даже старина Терри не встречал бы ее так пресно. Ведь радость, безумная радость должна как-то выражаться.

Сама Мэри не могла достойно встретить мужа. Денег оказалось слишком мало. Винс знал об этом. После смерти отца она подробно написала ему, как идут дела. Он ответил, но лишь чтобы выразить сочувствие. Никаких дельных финансовых советов она не получила. Ей пришлось жестко экономить. Теперь в ее доме была лишь одна горничная, Элизабет, очень уважаемая и раздражительная особа. Конечно, одной служанки было недостаточно, чтобы должным образом вести дом любого размера.

Разумеется, Винсент был очень молод и никогда еще не обременял себя домашними обязанностями. Из Кембриджа он направился прямиком в траншеи, и ему негде было учиться семейной жизни. Время все расставит по местам.

Он пришел один, без предупреждения, совершенно неожиданно для Мэри. Она заметила его, тихо идущего по усыпанной гравием дорожке, когда вешала шторы в спальне. Привлеченный ее движениями, он поднял голову и озорно улыбнулся.

– Вот и я.
Мэри бросила шторы и кинулась вниз по лестнице. Он театрально протягивал ей руки.
– Дорогая!
Винс обнял ее пылко, но все же уважительно, словно актёр, добросовестно играющий свою роль.
– Почему ты не послал телеграмму?
– Хотел сделать сюрприз.
– О, тебе удалось!

Она хихикнула, словно девчонка, и, отведя его на расстояние вытянутой руки, принялась рассматривать… Кого? Любовника? Мужа?

И все же она была полностью разочарована. Раньше, когда Мэри и Винс были вместе, они восторгались друг другом, отчасти из-за будоражащей сексуальности, отчасти потому, что жизнь Винса могла оборваться в любой момент, и они не должны были бы заключать этот брак. Но теперь… мрачный дом и странная безрадостная встреча!

– Ты голодный?

Он, кажется, не слышал ее вопроса, и когда она повторила его, с плохо скрытым раздражением вырвался из занимавших его мыслей.

– А! Еда. Не беспокойся.
– Что-то случилось, Винс?

Он заломил руки и принялся расхаживать туда-сюда, потом неожиданно расплакался, упал на колени и уткнулся головой в ноги Мэри.

Она смутилась. Еще никогда ей не приходилось видеть плачущих мужчин, тем более утыкающихся в ее колени, и она не знала, как поступить.

– Винс, что бы это ни было, в чем дело?
Он поднял искаженное лицо, но все же избегал ее взгляда.
– Со мной случилось страшное, моя умница.

Привыкшая к потрясениям и странным событиям, она ждала.

– Дело в завещании, от которого зависит мой доход, – задыхаясь, выпалил он.
– Ох!

Мэри думала, что речь пойдет о смерти и катастрофе, но деньги! К ним она относилась со всем презрением молодости и со всем свойственным ей оптимизмом.

– В Канцелярии никак не могут решить, означает ли завещание выплату капитала или только процентов с него.
– Но ты ведь рано или поздно получишь свои деньги?
– Конечно. Они ведь мои, независимо от того, что они решат. Но пока у меня есть только монеты, которые заплатили при демобилизации.
– Не волнуйся. Мы справимся.
– Но у меня есть долги. Обычно парни тратятся, не думая.
– Я могу заплатить за тебя, милый.
– О, нет! Я возьму в долг у евреев.
– Миссис Бордер говорит, что вы ничего такого делать не будете, мистер Бордер. Господи, что хорошего в браке, если жена не может одолжить денег собственному мужу? И ты ведь сможешь их потом вернуть.
– Конечно, это правда.
– Мне придется выписать тебе чек.
– Нет никакой спешки.
– Завра мне нужно будет поехать в банк. Полагаю, я возьму больше, чем собиралась.
– Ангел!
– Сколько нужно. Сотню, две?
На мгновение Винс закрыл глаза, и уголки его губ слегка дрогнули.
– Две, – пробормотал он.

 «Бедный мальчик, – подумала она. – Ему тяжело говорить об этом. Терри рассказывал, что Винс чувствительный».
Винс плакал от того, что подвел ее. Поведение супруга тронуло ее, теперь он нравился ей даже больше. Мэри поняла причину его унылого, медленного возвращения домой и ей стало легче на душе. 

Той ночью снова начался их медовый месяц. Мэри пылко ответила Винсу. Ее страсть удивила его и вызвала отвращение у нее. Бордер, кажется, желал вульгарности, о которой она не подозревала, рисуя в уме картину их отношений.

«Эта хваленая любовь довольно груба. Неудивительно, что многие люди не находят приличных слов, чтобы описать её».

Еще немного и Мэри почувствовала бы ужас, отвращение. Ее сердце колотилось всю ночь, пока Винс спал и казался воплощением красоты, словно низменные желания никогда не пятнали его душу. Она хотела видеть рядом Терри, что было удивительно и печально, а не этого страстного загадочного незнакомца, который наполнил ее тело экстазом, но душу сомнениями.

На следующей день она дала ему деньги, которые Винс принял с нежной застенчивостью. Его поведение было идеальным. Прошли три уютных милых дня и страхи Мэри понемногу таяли. Но все же ее преследовало разочарование. Даже в эти три дня ей казалось, будто она потеряла то, что безоговорочно дарил Терри, столь же безоговорочно отвергнутый.

Винсу, при всем его физическом совершенстве и душевном обаянии, не хватало одной яркой черты, которая была у Терри. Бордер определенно не был интеллектуалом, тогда как Терри владел глубокими познаниями, которые он выдавал без малейшего намека на поучение. Ни одна прогулка с ним не была скучной. А с Винсом они шли большей частью в молчаливой усталости.
 
До нее начало доходить, что его сексуальность болезненна, что он склонен к неожиданным и смущающим выходкам. Была ли это лишь стадия в их отношениях или он жаждал постоянного нездорового наслаждения?
Потом наступила четвертая ночь.

Винс весь день был особенно очаровательным, и, пожалуй, даже слишком чувствительным. Он обсудил с Мэри их будущее.

– Я предлагаю пока оставаться тут, – сказал он. – Попутешествовать всегда успеем.

От этих слов Мэри охватил восторг. Все самые интересные места мира! Для нее путешествия были настоящим чудом, а для Винса обычным делом!

– Этот дом замечательный, – продолжил Винс, – и хорошо, что Терри живет рядом. У тебя тут большой круг друзей, а у меня не так много денег, чтобы мы могли вести прекрасную жизнь среди богачей. Лучше быть важным человеком в родном городе, чем простым служащим в Мэйфэре.

Мэри удивил этот здравый взгляд на вещи. Винс не казался ей практичным человеком.

Он рассказал ей что завел друзей, познакомился с несколькими парнями. Она не имела представления, кем они были, но, будучи очень молодой, просто приняла это как данность.

– Я пообещала сегодня вечером петь на концерте для раненых, – сказала она ему за обедом. – Ты ведь придешь послушать? Я готовилась целую неделю.
– Не сегодня, умница. Я не хочу видеть ничего из того, что напоминает о службе.
Разочарование отразилось на ее лице.
– Но там будут все мои друзья. Ты сможешь познакомиться с новыми людьми.
– Все местные шишки, да? Не нажимай на меня сегодня, малышка. Оставим это до другого раза.

Вот и все. Она подозревала, что под его непринужденным поведением и беззаботностью скрывалось невероятное упрямство. Оказалось, что он присоединился к какому-то клубу. Что это за клуб и почему он так важен, Мэри не знала, но все же не считала справедливым критиковать Винса. Так что в тот вечер они отправились каждый своим путем: она к своим раненым, а он в свой «клуб».

После того как отец Мэри умер, и она узнала о своем финансовом положении, Мэри продала машину покойного доктора и, как другие невезучие люди в большом городе, зависела от автобуса. Билет до Грейт Хилл, где проводился концерт, стоил три пенни.

После концерта Мэри быстро направилась домой. Она предпочитала ехать на втором этаже автобуса, поскольку ночь была прекрасной, благостной и теплой.
Она вертела головой и заглядывала в окна разнообразно обставленных домов, баров, комнат для курения и питейных заведений.

В окне одной из курительных комнат она увидела мужа, похотливо обнимающего обесцвеченную блондинку. Вокруг них стояли и аплодировали пьяные мужчины.

Казалось, ее кровь на мгновение остановилась, сердце перестало биться, а легкие дышать. Потом кровь, горячая, словно пламя, снова понеслась по венам, сердце заколотилось, а легкие готовы были разорваться. Ее тело скручивали мощные противоречивые порывы. Она выскочет из автобуса и ворвется в комнату… Нет, она больше никогда не увидит Винсента Бордера. Захлопнет дверь перед его лицом. Она исчезнет. Нет она сделает одно, другое, третье…

Но ничего из перечисленного Мэри не сделала. Она невозмутимо вошла в дом, написала записку, в которой приказывала Винсу держаться подальше от их комнаты, положила ее там, где он не мог ее не увидеть, если он вообще будет способен увидеть хоть что-то, и отправилась спать, заперев за собой дверь.

 Мэри легла в постель и натянула платье на голову, чтобы ничего не видеть и не слышать, но все же перед ее глазами стояла та женщина в объятьях Винса. Она видела, как его губы припадают к ее губам, как их тела прижимаются друг к другу. Снова и снова Мэри слышала его уверения в любви, восхищении и абсолютной верности, которые он повторял ей так часто.

Она услышала, как он пришел – загрохотала входная дверь. «Он пьян» – подумала она. Не прошло и двух минут как Винс стал ломиться в комнату. Широко открыв глаза, Мэри резко села на кровати. Под ее скулами обозначились темные впадины. на молчала, окаменев. Бордер обзывал ее самыми отвратительными словами из тех, что услышал, как она думала, на этой грязной войне.

Крики Бордера превратились в крещендо. Он колотил в дверь. В конечном итоге он разобьет ее на куски, перебудит всех в округе и напугает Элизабет, нервную женщину.

Мэри почувствовала, как в ней загорается гнев. Пьяное чудовище! За кого он ее принимает? Где, по его мнению, он находится? В борделе? Высокая и напряженная, она в два шага оказалась у двери и распахнула ее.

Остекленевший расфокусированный взгляд, необычная поза – Бордер словно перестал быть собой, словно вышел за границы реального. В нем было меньше человеческого, чем в демоне. Он походил на призрака, на мистическое существо.

Мэри похолодела. Скованная, потрясенная, она молча ждала. Винс машинально придвинулся к ней, потом медленно изогнул губы в улыбке, похожей на змею, вылезающую из песка. Мэри рефлекторно отступила. Что сейчас произойдет? Он оскорбит ее, нападет, убьет? Кровь? Смерть?

Больше она не могла сделать ни шагу, если только твердая материя за ее спиной милостиво не растворится в воздухе.

Быстрым ловким движением он разорвал ее красивую брачную сорочку и во власти пьяной похоти расхохотался. Мэри стала сопротивляться, от чего у него на губах выступила пена. Он откинулся назад и ударил жену, разбив ей рот. Терри когда-то написал, а потом уничтожил стихи, посвященные ее губам, достойным вдохновения.

Гибким движением она вывернулась, но он снова схватил ее. В его глазах светилось предвкушение. Мэри почувствовала, как ее колени слабеют от отчаяния. Необходимо сопротивляться его бесстыдным намерениям! Прижав ее к стене одной рукой, Винс взял с тележки булавку и воткнул ее в белое плечо Мэри по самую головку.

Она закричала и ударила его по лицу, когда поняла, что он нащупывает другие булавки. Отчаянно защищаясь, она вырвалась из его хватки и побежала из комнаты. Он гнался следом. Тихий, решительный, безжалостный. Зловещая улыбка придавала его красоте нечто вакхическое. В зале, наполненном спокойствием среднего класса, он ее настиг. Схватил за запястья, заломил руки за спину. Не обращая внимания на крики, слезы и судороги, он потащил ее к открытой двери и выбросил в ночь. Мэри с грохотом скатилась по шести каменным ступенькам и лежала, словно белокожая нагая богиня, на мокром от росы гравии.

Элизабет, белая как мел, наблюдала из своего укрытия на первой лестничной площадке за высокомерным возвращением Винса, на лице и в походке которого читалось злобное торжество. Увидев ее, он издал идиотский, жуткий визг и кинулся вверх по лестнице.

Она метнулась в первую попавшуюся дверь. На двери красовалась надпись – пережиток викторианских времен, состоящая из 3 и 23 буквы английского алфавита. Элизабет захлопнула дверь перед его ухмыляющимся лицом. Он стоял, покачиваясь и приподняв бровь. Его ложно-пристальный взгляд был устремлен на две грубые буквы. Потом Винс стал смеяться и выкрикивать оскорбления в адрес женщины, но неожиданно обмяк, упал, и, привалившись спиной к двери, уснул.

Начинался дождь. Пронзительный ветерок подкрадывался и резвился. Вздрогнув, Мэри очнулась, потом вспомнила, где находится. Ее охватила боль. Бедро было в синяках и порезах, а сухожилия на ноге растянуты. Плечо, куда Винс воткнул булавку, невыносимо болело. Разбитый рот жгло, а оба запястья казались сломанными. Однако, несмотря на всепроникающую боль, она, разумеется, не могла и дальше лежать голой на своей небольшой респектабельной подъездной дорожке. Ночь скрывала ее позор, и у нее еще было время, чтобы добраться до укрытия и избежать скандала.

Мэри с усилием встала на четвереньки, потом осмотрелась и прислушалась. Винса нигде не было видно или слышно. Она потихоньку потащила свое израненное тело вверх по ступенькам. По ним в нерабочие часы приходили доверчивые пациенты ее отца. Мистер Такой-то болен, Миссис Такая-то получила травму, не мог бы доктор прийти немедленно? Мэри отдала бы часть жизни за Терри, который в любой момент готов был сражаться за нее как фений.

Она увидела Винса. Он больше не наваливался на дверь, а рухнул на коврик и, лежа на боку, храпел.

– Кто здесь?
Вздрогнув, Мэри поняла, что за дверью кто-то есть, подумала, кто это мог быть, потом узнала голос, несмотря на то, что тот был очень тихим.
– Миссис Бордер, вы можете меня выпустить?
– Вам придется подождать.
Мэри прошла в комнату. Вскоре, прикрыв наготу, она вернулась и прижалась губами к двери.
– Все в порядке. Он крепко спит.
Испуганная женщина, крадучись, выглянула.
– Он проспит несколько часов.
– Мне жаль, миссис Бордер, но вам придется меня выслушать.
– Это больше никогда не повторится.
– Повторится, мэм. Я знаю таких заядлых пьяниц. Мой муж был таким. Так что я много об этом знаю. Муж клялся мне своей душой, честью и надеждой на избавление, что не будет пить. А через три дня избил меня до синяков.

 Элизабет могла бы рассказать еще много, но Мэри упала в обморок.

Предсказание Элизабет о покаянии Винса сбылось. Мэри лежала в постели, страдая от острой боли и шока, когда услышала слабый стук в дверь. Она сразу поняла, что это Бордер. В ней поднялась волна злости и отвращения. Но кроме того, она была совершенно растеряна и не знала, какое решение принять насчет их с Винсом будущего.

– Я сообщу в полицию, – яростно пообещала она себе.

Он лишил ее самоуважения, уничтожил в ней то милое и непорочное, что умирает, когда прежде защищенная женщина сталкивается с мужской жестокостью. Мэри испытывала горечь и негодование не только из-за пережитых ужаса, боли и шока, но и от глубочайшей пошлости происходящего. Она не видела разницы между тем, что случилось с ней и тем, о чем сообщается в полицейских новостях, которых деликатные женщины избегают также, как мужчины избегают сантиментов.

Ее лицо было застывшим и жестким, когда он тихо вошел в комнату. Винс оделся с иголочки и теперь также походил на безумного пьяницу, как квадрат на круг. Смирение и раскаяние гармонировали с его божественной красотой, но, к сожалению, Мэри не увидела ни красоты, ни духовных мук, поскольку упорно отводила взгляд.
– Мэри!
Дрожь в его голосе трогала сердце.
– Мэри, я не знаю, что сказать.
Определенно, сказать нечего было и ей.
– Терри говорил тебе обо мне и виски…Мне нет оправдания…Я поклялся ему избегать мерзкого пойла…

Так началась весьма красноречивая история. Ни один адвокат не защитил бы его так тонко и с таким рвением, и при этом Винс еще демонстрировал добропорядочную сдержанность.

Это ведь только третий срыв, говорил он. Терри был свидетелем второго. Тогда он попросил о помощи друга, теперь просит ее, Мэри. Одним осуждением не спасёшь душу. Небольшая помощь стоит больше, чем все христианские упреки. В конце концов, они женаты и проведут всю жизнь вместе. Мэри должна понимать, это не он, Винсент Бордер, опозорил вчера свое имя, а испорченное существо, рожденное в пьяном угаре. Здравомыслящий, трезвый Винс никогда бы не тронул и волоска на голове Мэри. Чтобы доказать это, он уйдет, если она пожелает, и больше никогда не увидит ее.

Она почти решилась прогнать его. Однако холодные буквы не могут передать всю силу смирения и достоинство, которое демонстрировал Бордер. Мэри вовсе не была похожа на тех женщин, чьи души настолько твердые, что мужские мольбы отскакивают от них подобно резиновым мячикам. Она хотела быть счастливой. Она хотела, чтобы все вокруг были счастливы. Мэри была молода, полна надежд и впервые столкнулась с разочарованием. Она пообещала помочь ему, и в ее глазах засветилась почти святая решимость, или то, что ею казалось.

Он помог ей с удивительной проворностью, так что она даже относительно легко смогла подняться с постели. После этого Бордер благоразумно исчез, а Мэри спустилась вниз. В ее сердце появилась новая надежда, а в душе понимание своей миссии.

Мэри чувствовала себя возрожденной настолько, что смогла встретиться с Элизабет. Та, правда, имела обыкновение говорить, что у нее на душе мозоли и что в человеческие обещания она верит не больше, чем в божественные свершения.

– Мистер Бордер просит прощения, – сказала Мэри без всякой робости, поскольку верила в классовые различия и в благородство извинений хозяина дома, которых более чем достаточно, чтобы компенсировать любой вред, причиненный слуге. Элизабет фыркнула.
– Положение вещей не меняется? – сухо спросила она. В ее фразе прозвучало все разочарование, которое Элизабет испытала за годы службы.
Мэри объяснила происходящее.
– Ах, да. Что ж, мадам, в любом случае я напоминаю вам о своем замечании. Более того, я предпочитаю отказаться от зарплаты и уйти немедленно.

Потребовались долгие уговоры и много усилий со стороны Мэри, чтобы Элизабет согласилась остаться, пока молодая хозяйка не найдет ей замену.

– Хорошо, мадам. Вы даете много красивых обещаний. И все же я хочу, чтобы вы понимали: при первых признаках проблем я немедленно покидаю вас.

Однако через час даже Элизабет поддалась уговорам Винса и его неотразимому очарованию.

Глава IV

Терри демобилизовали и по дороге домой он случайно услышал имя Винсента Бордера, в тот редкий момент, когда не думал о своем друге и о той, на ком он женился. Вот как это произошло. Он путешествовал вместе с Томом Мордаунтом, адвокатом, который тоже тепло попрощался с войной до наступления следующей. Том уронил толстый бумажник, из него выпали несколько фотографий, на одной из которых был Винс. Терри поднял упавшие вещи и вернул Тому.

– Откуда у тебя фото этого симпатичного парня?

Том Мордаунт небрежно взял карточку и насмешливо посмотрел на Терри.

– Он теперь благородный солдат, который к тому же выполняет поручение Его Величества?
– Ты что, знаешь его?
– И кое-что о нем, – Мордаунт ухмыльнулся. – А что знаешь ты, законник?
– Человек с хорошими связями, был в Кембридже, когда началась война, имеет собственные средства.
– Как мило! А он случайно не упоминал, что был в Бристоле и в некоторых из гостевых домов Его Величества?
– Ты шутишь, Том!  – встревоженно воскликнул Терри.
– Терри, старина, я защищал его когда он проходил по делу об ужасном изнасиловании. Жестокое нападение на несовершеннолетнюю девушку. В Олд-Бейли ему дали три года. А совсем недавно он получил восемнадцать месяцев за мошенничество. Вот тебе и собственные средства.
– Боже! Боже!
Том взглянул на спутника и его непринужденная манера изменилась. Было ясно, что Терри в ужасе.
– В чем дело, старина?
– А? Что?
 Поглощенный своими мыслями Терри не понял вопроса, но вместо этого спросил сам:
– Ты не можешь ошибаться? Парень ведь моих лет.
– Так он говорит! Этому ничтожеству тридцать один год.
– Но выглядит он…
– На любой возраст, какой пожелает. Я не ошибся, дружище. Его физиономию я узнаю где угодно. Не существует второго такого же красивого, похожего на святого преступника. Он закоренелый, неизлечимый авантюрист и негодяй. Любая женщина с ним в опасности. Любой ребенок с ним в опасности. Ненормальный – вот самое мягкое, что можно сказать о Бордере, если это его настоящее имя. Но ты то почему волнуешься, холостяк?
– Лучше не спрашивай, Том. Это касается меня самым непосредственным образом. Давай забудем об этом?

Том немедленно оставил тему, однако рассказ омрачил светлую молодую жизнь его спутника. Терри с восторгом ждал возвращения домой, мечтал снова жить рядом с Мэри, заглядывать в гости, проводить вместе с нею и Винсом веселые вечера, прогуливаться по интересным местам. Но теперь! Теперь он был ужасно встревожен. Если бы он знал обо всем раньше… Если бы. Бесконечные «если бы». Ужасно, что Винсента демобилизовали раньше. Только небеса ведали, что произошло с Мэри. У Терри не было ни малейших сомнений в правоте Мордаунта.  Том был осторожным человеком и никогда не утверждал что-либо, не имея доказательств. Ему было почти сорок, и он не поддавался фантазиям.

Слава богу, Терри возвращался. И слава богу, Мэри и Винс оставались в ее доме. Впрочем, это было неизбежно, ведь господин Винс хотел безопасности, легкости и комфорта, которые так отличались от весьма недружелюбной тюрьмы.

Какой хитрый дьявол! Как он обманул Терри! Хотя, говоря по правде, Винсу не удалось одурачить его полностью, ведь Терри чувствовал неладное и по глупости не доверился своим сомнениям. Вернее, интуиции. Мог ли он предупредить Мэри? Вряд ли. Разумеется, она бы спросила, знает ли он что-то плохое о Винсе. Люди обычно не доверяют чутью, хотя постоянно убеждаются в его безошибочности.

Мэри осталась одна в мире, и защитить ее было некому, кроме друзей, ближайший из которых он сам. Терри, получив плохие новости, должен был что-то предпринять. Разумнее всего оценить ситуацию на месте и отреагировать соответственно. Очевидно, он должен рассказать Винсу о том, что все знает. Терри обдумывал всевозможные трудности, с которыми ему предстоит столкнуться. Он ждал, что его возвращение будет самым счастливым, но теперь вовсе не возвращался бы, если бы не переживал за Мэри.

Не только трудности беспокоили его, но и отсутствие материнских советов, поскольку миссис Клифф все еще была занята на службе. Терри не знал, когда снова увидит сестру, а отец умер. Пустой дом еще больше подорвет его уверенность в себе, хотя миссис Клифф и написала их старой экономке Тэтчер, попросив ее привести все в порядок и присмотреть за Терри. Дела пойдут лучше, когда сама миссис Клифф сможет оставить работу и вернуться домой.

Однако, приехав, он обнаружил, что несмотря на неизбежную пустоту в доме, все в нем идет своим чередом, как было, когда он уехал во Францию. Хозяйничала миссис Тэтчер, ей помогала розовощекая кухарка. Горничная Энн, которой следовало бы выйти замуж, вместо этого вернулась, чтобы поддерживать порядок в верхних комнатах. Дом был аккуратным и ярким, каким его любила видеть миссис Клифф.
Тэтчер, заботившаяся о Терри с тех пор как он был ребенком, заменила ему отсутствующую мать. Она любила его также сильно, как сама миссис Клифф.

Пока Терри почти час воздавал должное обильной трапезе, он едва не забыл о своей тревоге за Мэри. Распаковав вещи, он принял ванну и надел непривычную повседневную одежду. Теперь он курил, а миссис Тэтчер рассказывала ему о важных переменах и новостях их района, в котором редко случались мрачные происшествия.

 Самым ужасное, по мнению Тэтчер, сейчас происходило в доме Родни. Она хорошо знала эту семью и любила Мэри лишь немногим меньше, чем Терри.
 
Когда-то она горячо надеялась, что молодые люди поженятся и знала о негасимой любви Терри. Поэтому она не хотела делиться плохими новостями и ранить его чувства, ведь он и так настрадался за почти пять лет войны.  Как жаль, думала она, что Терри должен услышать о таком в первый же вечер своего возвращения с чудовищной бойни, но все же мудрее сказать ему, чтобы он не отправился радостно приветствовать Мэри через садовую ограду, как делал раньше, или не услышал эту историю, которую следовало рассказывать осторожно и тактично, от другого человека, менее озабоченного его душевным покоем.

К ее удивлению Терри сам затронул тему, и ей не пришлось искать слова, чтобы начать.
– У наших соседей проблемы, миссис Тэтчер?
– Проблем предостаточно. Но как об этом узнали вы, мистер Терри?
– Слышал кое-что по дороге.
– Зачем только мисс Мэри вышла замуж за этого дьявола?
– Дьявола?!
– Да, он дьявол. Ни больше, ни меньше. Он мучает ее.
– Что?
– Это правда.
– Виски?
– Да. Все началось на четвертую ночь после его возвращения. В доме произошло что-то ужасное, но тогда я ничего не знала. С тех пор кошмары несколько раз повторялись. В последний раз он пнул ее в живот так, что она неделю пролежала в постели. После каждого припадка он уверяет, что раскаивается и ведет себя нормально несколько дней, потом все начинается сначала. Элизабет ушла. Мэри наняла вместо нее молодую девушку, но, по-моему, большую часть работы по дому она делает сама. Меня она избегает. Я видела ее в прошлую пятницу и ужаснулась. От ее жизнерадостности не осталось и следа.

Словно по воле дьявольской силы раздались несколько пронзительных воплей, прервав рассказ окаменевшей миссис Тэтчер. Терри по-военному быстро вскочил и рванулся туда, откуда несся крик. Через мгновение он уже распахнул французское окно и шагнул было наружу, когда увидел, как к нему через сад бежит обезумевшая девушка с широк открытыми глазами. Служанка Мэри! Девочка, не старше шестнадцати лет.

– Помогите, пожалуйста, пожалуйста! Он убьет миссис! Выстрелит в нее!

Задыхаясь, она камнем рухнула к ногам Терри. Он помчался в ночь по старой тропинке в сад Родни. Терри ничего не слышал, пока бежал. Это и пугало, и давало надежду. Ни выстрела. Ни крика.

Задняя дверь оставалась открытой. Вбежав в дом, Терри на секунду остановился, чтобы скинуть туфли. Вспыхнул свет. Дверь гостиной была открыта.

Захваченный увиденной картиной, Терри замер. Мэри, широко раскинув руки, словно распятая, стояла спиной к камину. На ее лбу темнел синяк.  Лицом к ней и спиной к Терри стоял Винс. Он слегка покачивался, будто кот, наслаждающийся ужасом мыши. В руках он держал пистолет. Тело Винса скрутило неестественным образом, а с губ непрерывным потоком срывалось странное бормотание.

Мэри была в страшной опасности. Ее ужас не удовлетворит демона, живущего в Бордере. В любой момент Винс может выстрелить. И все же Терри понимал, что внезапный окрик или неожиданная атака не испугают этого человека, разум которого воспламенен виски и невыносимым желанием убивать.
Потом его осенило.

– Смир–но!

Выронив револьвер, Бордер вытянулся как шомпол в воинском приветствии. Через мгновение он осознал подвох и нагнулся, чтобы схватить оружие, но опоздал. Револьвер уже держал Терри. Пьяный мужчина повернулся и резко замер, увидев направленный на него ствол. Потом глаза Винса хитро заблестели, а на губах появилась улыбка.

– Ты не выстрелишь, Терри.

Странными, семенящими шагами Винс приближался. Выражение его лица было знакомо Терри еще с тех времен, когда они снова и снова вместе шли в атаку. Дрожь прошла по его телу. Казалось, Винс не боится, но бросает вызов оружию, несущему смерть человеку.

Терри положил револьвер в карман. Бордер прыгнул, но не успела Мэри ахнуть, как он уже лежал у ног противника. В тот же момент, тяжело дыша, в комнату вошла миссис Тэтчер. Она немедленно кинулась к Мэри. Та все еще стояла в позе распятия и смотрела на Терри. Он тоже смотрел на нее, и в его глазах читалось все, что было у него на сердце.

Появление миссис Тэтчер словно разрушило чары, обнажило сердца и души, открыло тайные двери, показало упущенные возможности. На мгновение появилось удивительное сокровище, которое непременно нужно было обнаружить, чтобы оно не осталось скрытым навечно.

Терри грубо привел Винса в чувство, сунув его под кухонный кран. После этого Бордер, взлохмаченный, порезанный, окровавленный, протрезвевший и раболепный, стоял и тихо плакал, также как недавно он заставлял плакать Мэри.

– На этом наша маленькая ссора закончена, Бордер, – сказал Терри, надевая рубашку. – Заметь, всего лишь небольшая потасовка. Такое впечатление, что ты никогда не подвергался настоящему рукоприкладству.

Бордер, страдая также, как до сих пор страдала Мэри, молчал. Возможно он пытался понять, что этот тощий громовержец с угрюмым взглядом понимает под рукоприкладством. Если уж на то пошло, Винс подвергался грубому обращению и мог быть смелым, правда его смелость часто служила дурным целям. Однако он понимал, когда лучше отступить, когда он встретил того, кто сильнее.
 
Винс уже знал, что Терри презирает опасность, и что его мышцы подобны стальным тросам, однако он совершенно недооценил безжалостность своего друга, задетого за живое. Перед Бордером стоял пресловутый британский бульдог, который редко скалит зубы и показывает злость, но достаточно одного толчка, одного слишком дразнящего рывка, и вот уже проявляется в человеческой природе нечто смертоносное.

В его пьяном, униженном, извращенном сознании пробудилась дьявольская хитрость. Теперь Бордер должен был сражаться не за свое благополучие, но за желанную безопасность, на которую уже почти не надеялся. Его тайный разум, словно клубок извивающихся гадюк, нуждался в сокрытии своей истинной природы. Винсу придется отпустить беспомощную жертву, которую даровал случай.  Бордер отдал демону все, что было в этой интрижке с Мэри, и теперь ему нужно остановиться, найти тайные способы удовлетворять страсть к пороку, потому что он должен во что бы то ни стало сохранить свое убежище.

Теперь он соберет в кулак свою не такую уж слабую волю. Каждый атом в его теле будет сопротивляться желанию пить виски. Он будет пить джин. Джин разгорячит, возбудит и удовлетворит его, но не даст вырваться наружу той страсти, которую может усмирить только человеческая боль.

Винс поднял голову. Выражение его лица было таким же как во Франции и навевало память о средневековых святых и благородстве. Терри мрачно смотрел на него и молча ждал.

– Знаешь, Терри, – мягко начал Винсент, – ты и правда дарованный мне судьбой ангел.
– Надо же! Опять мамочкины истории о потерянном мальчике, да, Бордер?

Винс посмотрел на него настороженно. Характер у Терри Клиффа стальной, что правда, то правда. А ведь он казался таким робким.

– Это все проклятое виски.

Он украдкой глянул на Терри и увидел его насмешливый взгляд, который так встревожил Винса, что ложь замерла на его губах.

– Борстал, Винсент Бордер. Олд-Бэйли, Винсент Бордер. Три года за изнасилование и рукоприкладство. Восемнадцать месяцев за мошенничество, – Терри поправил галстук. – Тридцати одного года вполне достаточно, чтобы преодолеть любые грязные порывы, тебе не кажется?

Рот Винса приоткрылся, в блестящем взгляде читалось потрясение. Терри, как будто с помощью магии, узнал обо всем. Бордер знал, когда слова бесполезны. Он осторожно сел в кресло, положив локти на колени, и уперся подбородком в ладони.

– Собственные средства, да, Бордер? И ты вовсе не обездоленный искатель приключений, о нет! Какую лапшу ты навешал на уши Мэри о своей жизни?

Бордер не двигался. Его взгляд мрачнел, во рту он ощущал горечь. Нечто в его позе напоминало о вечности. Тот, кто хорошо знаком с природой человека, понял бы, что разум Винса не занимали насущные проблемы. Он ушел в затененный мир прошлого.
 
– Так, пора что-то делать с ситуацией, – сказал Терри неожиданно деловым тоном. Винс по-прежнему сидел, сгорбившись. Его взгляд оставался тяжелым, яростным, непреклонным.
– Никто ничего делать не будет. Мы обвенчаны, Мэри и я. Она настояла на этом. К лучшему или к худшему, но это был ее выбор… Я вижу, ты читал мое досье. Однако ты ничего не узнал из него о моей тайной истории. В нем говорится о последствиях, но не называются причины, которые нужно знать, чтобы быть справедливым в созданном нами мире. Я родился не таким как все. Ты родился нормальным. Мэри тоже. Вам обоим повезло. Мне нет, вот и все.
– Ты говоришь, что никто ничего не сделает, но теперь решаешь не ты, а Мэри. Закон сможет и должен развести вас. Даже если доказательств еще нет, пройдет совсем немного времени прежде, чем они появятся, и вы расстанетесь.
– Мэри не пойдет на это.
 – Ты так думаешь?
– Я знаю. Она так и осталась женщиной довоенного времени. Старомодной. Она не захочет скандала.
Терри пристально смотрел на него. Удивительно, но этот изгой точно описал Мэри. Не иначе, как ему помогло неземное прозрение. Да, она не захочет скандала, если только ее не заставят те, кто заботится о ее благополучии. Терри так и поступит.
– Есть человек, который имеет влияние на Мэри. Это я. И я собираюсь убедить ее…
– Не трать слов попусту, – Бордер впервые поднял невидящий, как показалось Терри, взгляд на разозленного собеседника. – У Мэри будет ребенок.
Терри глубоко вдохнул, оставаясь неподвижным.
– Это все меняет, да, капитан?
Мерзавец был прав. Терри действительно тратил слова попусту. Он знал Мэри. Знал, что она будет терпеть пытку до самой смерти, но не подвергнет будущего ребенка общественному унижению.
– Как жаль, что тебя не пристрелили на войне, – прорычал он.
Бордер кивнул.
– Да, это решило бы проблему. Но я жив и хочу жить дальше.
– Если бы мы на пять минут очутились в траншеях, ты бы в живых не остался. И если ты снова заставишь Мэри страдать, я тебя прикончу и здесь.
Невидящие глаза сверкнули.
– Я оставлю ее в покое и завяжу с виски. Придется, я понимаю. Стану просто арендатором в доме Мэри, если ей это понравится. Найду работу и буду вносить плату. Но я не уйду. Не уйду без скандала. К лучшему или к худшему, но все останется, как есть.

Яростно размышляя, Терри закурил. Он, конечно, должен обсудить дело с Мэри, но не будет рассказывать ей все. Нет нужны мучить ее, ведь она и так страдает от того, что ее мир рушится. Неожиданно он поймал на себе взгляд Винса – странный, потемневший и всевидящий, как будто существо было способно читать мысли Терри.
 
– Я теперь часть ее жизни. Лучше смирись с этим. Я заключу с тобой договор. Тайный, если пожелаешь. С твоей стороны будет мудро принять его, если же нет… – он резко выпрямился и замер. – Есть силы, о которых ты не догадываешься, к которым я никогда не обращался, не смел обращаться. Но я сделаю это, если ты меня вынудишь.

Неужели эта тварь сумасшедшая? Однако сейчас в глазах Бордера читалось холодное здравомыслие. Он смотрел на Терри пристально, ясно, проницательно.

– Сядь и послушай. Я расскажу тебе правду о себе. Ты поймешь, почему я такой.
Вопреки желанию сохранить контроль, Терри сел. Винс сидел напротив и наполовину печально, наполовину властно смотрел в глаза молодого мужчины. В немигающем взгляде Бордера Терри снова увидел что-то странное, звериное.
– Человек может быть лишь таким, каким сделали его отец и мать. Их тоже создали родители. Мы не вольны выбирать, какими мы станем. Я такой из-за моего отца. Мать была незначительной женщиной, но подарила мне красоту.  А вот отец был необычным человеком, намного ниже меня, с огромной, выпуклой на макушке головой и выступающим лбом. Походил на Чарли Писа. Его мозг был слишком, слишком большим… и активным как клубок змей. Он изучал ужасные запретные таинства. Отец твердо верил в вампиров и поклонялся живым мертвецам. Он поклялся всеми богами своего черного мира, что после смерти продолжит существовать. Кто знает, может у него это и получилось.

Бордер неожиданно замолчал и сидел, подергиваясь, с закрытыми глазами. Терри тяжело смотрел на него.

– Если ты так думаешь, то почему бы не раскопать его могилу и не убедиться? – насмешливо спросил он
– Я бы так и поступил, если бы знал, где он похоронен, но это секрет моего отца. Таким он был. Неужели ты ждешь, что я буду нормальным?
Некоторое время они молчали.
– Знаешь, Бордер, в твоих словах и манере рассказывать есть слабый намек на подавленные где-то в глубине души нормальные человеческие чувства.
Винс резко вскочил.
– Не надейся! Не трать слов! Я заключаю обычную сделку…
– С кем? С Мэри?
– С тобой. Ты станешь посредником. Можешь рассказать об этом ей или не рассказывать. Я договариваюсь с тобой, потому что только ты можешь исполнить договор.
– И что это за договор?
– Этот дом мой. Я найду работу. Для всех вокруг мы с Мэри будем выглядеть как обычные супруги. Меня станут считать достойным отцом будущего ребенка. На самом деле мы останемся чужими, у каждого будет своя жизнь.
– Ребенок может умереть.
 Бордер резко отвернулся.
– Ребенок не умрет. Во имя всех мертвецов он будет жить.
Висент замер, с отчаянием глядя на серую стену кухни, потом разразился безудержным смехом.
– Он будет жить. О да, старина, он будет жить.
– Знаешь, если ты и дальше будешь так себя вести, Мэри легко сможет развестись, когда тебя признают сумасшедшим.
Бордер внезапно успокоился, волнение ушло из его взгляда. Его улыбка сочилась победной сладостью.
– О, старина, я нормален. Или сделка, или ничего.

Глава V

В доме было довольно много комнат, поэтому у Мэри была собственная спальня и солнечная приятная гостиная, из окон которой открывался вид на обширный, чудесный сад. В гостиной Терри и нашел свою подругу. Миссис Тэтчер привела ее в некое подобие спокойствия. Терри хорошо знал, что у его экономки всегда получалось утешать людей в трудные времена.
Терри легче было бы подняться на вершину горы под шквальным огнем, пусть и сердце его дрожало бы, как барабан сейсмографа, чем беспокоить в тот момент Мэри. Выражение ее лица было таким же, как в гостиной возле камина, когда она стояла там, словно распятая. Казалось, она совершенно не вписывалась в происходивший абсурдный кошмар. Мэри! Прежде лукавая, веселая, сияющая. Теперь - скорбящая женщина.
С первого взгляда он понял, что прежняя Мэри ушла навсегда. Он видел перед собой другую женщину, но и она была для него потеряна. После слов Бордера «у нее будет ребенок» надежда, внезапно возникшая, умерла. При других обстоятельствах Терри мог бы убедить ее развестись и выйти замуж за него, за человека, на которого Мэри всегда могла положиться.  Пусть не столь страстный, этот союз был бы наполнен покоем. Однако ребенок навсегда привязал ее к Бордеру. Теперь Мэри ни за что не покинет его.
На решетчатых окнах не было занавесок. Внизу раскинулся сад, словно царство романтики, которое то окутывала загадочная тьма, то заливал серебристый лунный свет.
Мэри сидела на подоконнике. На нее падал свет от настольной лампы, смешивающийся с сиянием луны. Молодая женщина сама напоминала картину с причудливой игрой светотени. Ее глаза походили на два темных омута. Серебряные и золотые блики на лице Мэри исчезали в глубоких тенях под скулами.
Рядом суетилась Тэтчер. Терри не мог припомнить случая, когда его экономка не суетилась бы. Он вошел и Тэтчер вопросительно посмотрела на него.
– Винсент в полном порядке, – сказал он. – Я уложил его в одну из свободных комнат.
– Но…
– Не волнуйтесь, с ним все хорошо, он спит. Нас никто не побеспокоит. Между тем, внизу есть еще один человек, который нуждается в помощи. А мне нужно поговорить с миссис Бордер.
– Еще один человек?
– Девушка. Она пришла и кажется очень слабой.
– Шок, должно быть.
– Именно. Ей нужна ваша материнская забота.
Оставшись наедине с Мэри, он впервые ощутил смущение и неловкость в ее присутствии. Страдание и материнство окутывали ее неким ореолом. У Мэри, которую он знал, никогда не было ореола. Раньше она была настолько же милой, насколько и непослушной, и носила его шорты в те дни, когда шорты считались неприличными.
Стоя напротив, он хорошо видел синяк на ее лбу. Ее глаза походили на глаза раненого животного. Терри видел, что она лишилась самоуважения и все же стала еще более красивой. Мэри могла бы быть картиной, написанной художником во сне. Не так уж много женщин обладают очарованием, а Мэри была очаровательна. Терри не понимал, откуда исходит это ее новое качество. Потом он увидел ее ускользающий взгляд, как будто она может растаять в воздухе. Да, дело было в нем, в исчезающем взгляде.
Она не сделала попытки улыбнуться, чему Терри был рад, потому что не вынес бы этого. А когда-то ее старания быть серьезной веселили его.
– Полагаю, нет нужды говорить, как мне жаль? – тихо спросил он.
В этот момент она поняла, что он всегда любил ее. Мэри, будучи слепой к его чувству, понесла невосполнимую утрату. Лишь недавно она осознала те ценности, в соответствии с которыми ее воспитывали. Они с Терри понимали друг друга, как будто умели читать мысли. Им не нужно было обходиться намеками, поэтому Терри не пришлось искать тактичные слова и он сразу перешел к делу.
– Обсудим развод, Мэри?
Боль исказила ее лицо, но она покачала головой.
– Я не могу.
– Из-за… ребенка?
– Он сказал тебе?
– Да.
– Этот брак мой выбор и моя ответственность.
– Он больше не тронет тебя.
 Она горько улыбнулась.
– Ты думаешь о виски, но не волнуйся. Он не будет пить, я тебя уверяю. Если ты согласишься, у каждого из вас будет своя жизнь, но для окружающих вы будете выглядеть как супруги. Все произошло по одной гнусной причине. Он рассказал тебе историю о завещании, от которого зависит его доход? О том, что с ним разбираются в Канцелярии?
– Да.
– Он обманул. Нет у него денег. Это долгая и отвратительная история. Лучше не спрашивай, какая.
– Не удивительно. Но что он будет делать?
– Найдет работу. Я гарантирую. Будет платить тебе, скажем, два фунта на домашние расходы. В остальном ваши жизни не будут пересекаться.
– Ты думаешь, он нормальный? – после долгой паузы спросила Мэри.
– Нет.
Еще одна долгая пауза. Потом Мэри вдруг застонала.
– Терри, подумай только, его ребенок!
– Это ещё и твой ребенок. Доброта наследуется также, как злоба.
– Ты больше не уедешь?
– Нет.
Мэри ничего не ответила, но глубоко вдохнула с невыразимым облегчением. Слова и не требовались.
– Я буду рядом. Посижу в кабинете, разберусь с твоими денежными делами. А ты напиши тёте, попроси ее приехать. Давай надеяться, что родится девочка.
– О да, я хочу девочку!
– Она будет во всем походить на тебя. И ты почувствуешь себя счастливой.
Звучало просто, но так ли на самом деле?
Торопливо вошла миссис Тэтчер.
– Я приготовила бульон и добавила в него немного вина, – сказала она Мэри. – Я принесу вам его в постель.
– Я ухожу, миссис Тэтчер, – произнес Терри. – Вы сможете остаться здесь? Со мной будет все в порядке, обо мне позаботится Энн.
– Я сама собиралась это предложить.  Я могу лечь на другой кровати.
– Я хотела бы переночевать с миссис.
Миссис Тэтчер и Терри резко обернулись, а Мэри вздрогнула.
Эти слова произнесла Руфь, румяная и милая, словно лепесток, увлекаемый легким летним бризом. Ее небесно-голубые глаза наполнял страх. Мэри взяла ее из сиротского дома. После суровой и замкнутой атмосферы приюта, Руфь, все еще невинное дитя, не была готова к странным событиям, которые гораздо легче воспринял бы человек, лучше подготовленный к жизни и умеющий ей сопротивляться. Она выглядела так, будто в уши ей нашептывали и ангелы, и демоны. То, что пугало Руфь, находилось за пределами ее знаний о мире. Она не могла ни увидеть это, ни услышать, но боялась она по-настоящему.
– Ты что здесь делаешь? – властно спросила миссис Тэтчер. Она растила Мэри также как Терри, и привыкла решать домашние проблемы.
– Я последовали за вами, мэм, – ответила девушка таким тихим шепотом, каким слуги не говорили даже в старомодном доме Мэри.
«Такое впечатление, что девушка из монастыря ступила сразу в могилу», – подумал Терри.
– Миссис Бордер больна, – мягко сказал он. – С ней останется миссис Тэтчер. А ты выглядишь так, словно за тобой самой нужно присматривать. Будь добра, ложись в постель.
Руфь, взволнованная его мягким, но властным тоном и самим фактом, что к ней обратился благородный джентльмен, послушалась и потихоньку вышла. Однако Терри заметил, что несмотря на тихую покорность, девушку окутывала пелена страха. Его самого охватила тревога.
«Ничто и никогда не будет прежним», – подумал он, вспомнив о днях веселья и невинных приключений.
Но когда Мэри пожелала ему спокойной ночи, что-то в ее взгляде заставило его почувствовать, что жизнь важна до тех пор, пока важна личность. Терри, в отличие от многих, не считал, что его любовь должна непременно выразиться физически. Утратив Мэри, он вновь обрел ее и имел достаточно душевных сил, чтобы любить до самой смерти. Мэри принадлежала ему во всех отношениях кроме одного, но телесные удовольствия, говорил он себе, потеряли значения для человека задолго до того, как созрели духовные.
Как ни странно, но одним из самых больших утешений Мэри в последующие дни стала ее маленькая, забытая жизнью сиротка, безобидная, как первый весенний подснежник и столь же непривычная к земным невзгодам. И к тому же болтушка.
Мэри открыла в себе глубокий материнский инстинкт, следуя которому, она обретала покой и находила себе занятие. Она взяла Руфь под крыло, удивляясь, как человек может быть таким искренним и открытым, и поэтому была шокирована, когда поняла, что в почти прозрачной душе девочки есть свои тайны. Возможно, Мэри относилась к Руфи по-матерински из-за беременности, возможно, из-за потребности уйти от размышлений о собственной судьбе. Временами Мэри, думая о своей жизни, ощущала благословение, временами – страдание. Страдала она чаще. Иногда она чувствовала себя оскверненной, ведь в ее утробе мог расти маленький зверь, который со временем превратиться в такое же чудовище, как Винсент.
Между нею и Винсом существовал барьер, почти ощутимый, зыбкий, прозрачный, словно состоящий из протоплазмы. Разрушить его можно было лишь в фантазиях. Винсент был в доме, но в то же время его не было. Он спускался к завтраку, говорил, улыбался, был сама любезность. И тем не менее, скорее напоминал персонажа фильма, чем человека из плоти и крови. Мэри начинало казаться, что на лбу у нее и не было синяка, а в глазах ужаса.
Бордер разговаривал с подчёркнутой вежливостью, словно общался с гостем на банкете, находился на палубе корабля или в отеле. Он оставался торжествующе безразличным, с ничего не выражающими глазами и застывшей улыбкой. Он редко появлялся дома.
И все же мужчина, сидевший за столом и поедающий хрустящий бекон был отцом зарождающейся в ней жизни. Он обнимал ее своими длинными, стройными руками. Его губы, растянутые в улыбке… В моменты близости он с обожанием приникал ими к ее губам.
Она смотрела, как Руфь предлагает ему кофе и при этом двигается странно механически, как будто всей силой воли принуждает себя обслуживать его, но старается держать настолько большую дистанцию, насколько позволяют ее обязанности. Ее разум и тело словно сковало от отвращения. Заключалась ли причина такого поведения в том, что Руфь видела и слышала, или же она была гораздо восприимчивей и обладала более сильной интуицией, чем жена Бордера?
Мэри позволяла девушке сидеть рядом, говорить о прошлом и будущем. Руфь хорошо шила и штопала. Во время этих занятий они вели неторопливую беседу. Скоро Руфь стала совершать те ошибки и позволять себе те вольности, которые свойственны неопытной душе, однако Мэри, сердце которой смягчилось, прощала ее. Мэри нравилась девушка, она была тронута ее одиночеством и увидела в ней врожденное изящество, которое никак нельзя было ожидать от Руфи ввиду ее происхождения.
Однако потакание девочке порой оборачивалось против самой Мэри, поскольку Руфь просто не могла удержаться от обсуждения Винса, хотя он должен был бы стать для них запретной темой. Кошмарная сцена, которую она запомнила так ясно, похоже, сильно повлияла на ее восприимчивую натуру. Снова и снова она рассказывала о пережитом ужасе. Руфь тогда была уверена, что в любой момент увидит смерть Мэри, хотя еще секунду назад та была жива.
Потом она поразила Мэри, рассказав, что видела, как Терри избил Бордера.
– Это было ужасно, мэм. Мистер Терри, он снял пальто, рубашку и жилет. Когда смотришь на него, понимаешь, что он очень сильный. Он наносил страшные удары. Они как будто исходили из середины спины, как будто у него там огромная пружина. А после того, как избил хозяина, мистер Терри взял ремень и выпорол его. А мистер Бордер выл, как я слышала, воют собаки.
Захваченная рассказом, Мэри до сих пор слушала, но теперь, подняв глаза, с упреком посмотрела на девушку. Однако гнев исчез также быстро, как появился. Выговариваясь, Руфь исцеляла себя, облегчала душу. Лучше все высказать, чем держать в себе.
– Как ты это увидела, Руфь?
– Занавески на кухне были неплотно задернуты, и до последнего времени я всегда открывала окно, как вы мне велели… Вот я и слышала…
– Слышала? – вопрос сам собой сорвался с губ Мэри.
– Хозяина и мистера Терри.
Она с загадочным видом наклонилась к Мэри.
 – Был в тюрьме…и в Борстале, – торопливо произнесла она хриплым от ужаса шепотом. – У одной из наших девушек брат в Борстале. Я никогда не видела кого-то, кто был в тюрьме. Терри сказал хозяину, что обо всем знает. Он вот что сказал: Борстал, Винсент Бордер. Три года за изнасилование и рукоприкладство. Восемнадцать месяцев за мошенничество. Я не знаю, что значит изнасилование и рукоприкладство. Мошенничество – это в некотором роде воровство. А что такое изнасилование и рукоприкладство?
Руфь посмотрела на Мэри. Лицо у ее хозяйки побелело как мел, а глаза наполнились ужасом.
– О, мадам, я, наверное, сказала что-то неправильно…Я не думала…Я…
Руфь заплакала. Мэри безмолвно положила руку на ее голову. Борстал. Изнасилование. Мошенничество. Тюрьма… И это отец ее ребенка! К ужасу стала примешиваться ненависть. Она откинулась назад и яростно молилась, чтобы ее дитя перестало дышать. Терри скрыл от нее омерзительную правду. Ей не нужно было обо всем знать. Нет, все же нужно! О, как много разболтала ей девочка, которой, по вине все того же отвратительного человека, пришлось увидеть слишком много.
Они обе долго молчали. Мэри жалела о своей откровенности со служанкой и хотела, чтобы тетя Шарлотта приехала скорее. Но последнюю задержал пожар, который хоть и не был опасен, но все же причинил значительное неудобство.
Руфь сидела, съежившись и положив руки на подбородок. Она смотрела в огонь.
– К нам приедет ярмарка.
Мэри вздрогнула, вырвавшись из путаных мыслей.
– Ярмарка? – рассеянно спросила она.
Глубокий вздох девочки привлек ее внимание.
– Да, мэм…. Я никогда не видела ярмарки.
– А хотела бы?
Серьезные глаза, в которых уже зарождался восторг, искали взгляд Мэри.
– О да, мэм!
– Значит, увидишь!
Мэри почти казалось, что в жизнь возвращается привычный мир. И все же мира она не знала и не чувствовала. Винс, через контору Терри, нашел работу секретаря Института спорта. Это место годилось для человека со средними умственными и физическими способностями. Винс вроде был доволен. Когда бы они с Мэри ни встретились, он всегда был подчеркнуто вежлив, однако в непроницаемом лице мужа она замечала, или ей так казалось, странную насмешку.
Она часто говорила себе, что долг перед Терри она никогда не выплатит. Если бы не он, Винс продолжал бы мучить ее. Пока тети Шарлотты не было, миссис Тэтчер приглядывала за домами Клиффов и Родни. Экономка всегда появлялась, когда Винс возвращался домой поесть или переночевать. Теперь в доме Мэри его видели только в это время. Кроме того каждую ночь миссис Тэтчер, суетливый охранник, уверенно занимала кровать Бордера в спальне Мэри. Она расчетливо перекрывала доступ к постели хозяйки дома.
Мэри запирала двери, и все же, несмотря на предосторожности, никогда не засыпала без тревоги в сердце, чувствуя себя в опасности. Она очень боялась пожара, но, несмотря на силу страха, никому не говорила о нем. Словно обладая способностью читать мысли, Мэри знала, что Винс питал к ней безумную ненависть, которую однажды ужасным образом выразит. Вполне в его духе напиться и поджечь дом, при этом насмехаясь над последствиями, если вовсе забыв о них.
Бордер доказал справедливость ее суждений за три дня до приезда тети Шарлотты, в день рождения Мэри. Она не понимала, как он узнал о ее празднике, ведь она не говорила о нем никому, кроме Руфи. Приехала ярмарка, на которой развлечься в честь праздника хотела и хозяйка, и ее служанка.
Мэри с нетерпением ждала этого, отчасти потому, что приближалась к возрасту, когда ярмарки становятся куда важнее любовных историй, а отчасти потому, что ее обещание много значило для Руфи, к которой Мэри по-настоящему привязалась. К тому же она изо всех сил надеялась, что сможет отвлечься от невеселых мыслей.
Бордер испортил эти приятные планы незадолго до того, как они должны были осуществиться. Он поздравил Мэри с днем рождения.
Утром, когда они встретились за завтраком, на столе рядом со стулом Мэри лежали подарки от дядей и тетушек, с которыми она виделась довольно редко, от тети Шарлотты и от друзей, и, особенно ценные для Мэри, от Терри, его матери, миссис Тэтчер и даже от Руфи. Все подарки были важны для Мэри, не потому что стоили дорого, а потому что означали сердечную привязанность близких.
От Винса не было ничего. Мэри не ждала поздравлений и удивилась бы, если бы он знал о ее празднике. Но все же посылки ясно указывали, что сегодня особенный день, поэтому не было ничего странного в том, что Винс с торжественностью посла пожелал ей счастливого дня рождения. Однако его следующая фраза поразила Мэри.
– Моего подарка среди тех нет. Его позже доставит посыльный, – сказал он.
Мэри растерялась и почувствовала себя подавленной. Ее возмутил великодушный вид Винса. Она опустила голову и холодно поблагодарила. Чувствуя взгляд мужа, Мэри подняла глаза. Ее поразила сквозившая в нем жестокость и то, чего она не могла описать словами. Словно мифологическое зло смотрело сквозь густую листву деревьев на случайную жертву, для которой оно приготовило ловушку, или ифрит надел воротничок, галстук и деловой костюм, чтобы сыграть с ничего не подозревающими смертными нечеловеческую шутку. Мэри не могла бы описать опасное озорство в лице Винса. Это озорство вовсе не было детским, хотя и на лицах взрослых Мэри никогда не видела ничего подобного.
«У него в венах вместо крови лунный свет, – она произнесла эту странную фразу про себя, а потом добавила, – какая необычная мысль».
Вин сосредоточился на яйце, которое ел и больше ничего не говорил о подарке.
Когда Мэри делала последние приготовления перед тем, как отправиться с Руфь на ярмарку, местный мальчик, которого ее служанка не знала, доставил маленькую корзину.
– Это щенок, мэм, – с восторгом объявила Руфь, принеся ее.
Было ясно, что девочка с нетерпением ждет, когда хозяйка откроет подарок, но интуиция требовала, чтобы Мэри отослала служанку.
– Пойди к миссис Тэтчер, спроси, не сможет ли она разменять фунтовую банкноту.
Лицо Руфи разочарованно вытянулось, но, привыкшая к строгой дисциплине, она вышла. Несмотря на предчувствие, Мэри была заинтригована, когда открыла корзину.
«Он знает, как сильно я люблю животных. Я сама ему говорила. Это искренняя доброта?» – думала она.
Крышка откинулась, и маленький обитатель умоляюще посмотрел на нее. Какие милые глазки! У Мэри потекли слезы.
«Неужели это правда? Винс подарил мне это очаровательное существо?»
Она вытащила щенка и с тошнотворным отвращением поняла, что он был полностью изувечен. Неудивительно, что вместо дерзкого взгляда, она видела лишь скорбный вопрос: За что? Весь мир, вся жизнь… а для меня ничего. Почему? Что я сделал?
Мэри нежно положила кусочек израненной плоти в корзину, закрыла крышку и побежала вниз, звонить Терри.
– Это ты, Терри? Позовите мистера Клиффа, пожалуйста. Скажите, звонит миссис Бордер… Ох, Терри… Винс подарил мне щенка… Нет, подожди… Мальчик принес его и тут же ушел… Щенок был в маленькой корзине… Дай мне минуту, у меня сердце колотится… Он страшно искалечен… Ни капли надежды, его надо немедленно усыпить… Ты сможешь… Мы с Руфью как раз собирались на ярмарку… Она принесла корзину. Я отправила ее с поручением. Скажу ей, что щенок умер. Она так ему обрадовалась…
– Иди на ярмарку и предоставь дело мне, – ответил Терри. – Бедный ребенок! Бедная маленькая девочка!
– И бедный, бедный щенок, Терри! Он такой милый.
– Не позволяй Руфи думать о том, что случилось, дорогая. Хорошо, что вы собираетесь на ярмарку. Я слышал, она чудесная. Я сам хочу сходить на нее, пока она не закончилась. Хочу увидеть Непостижимое.
– Что это?
– Один из уродов…Просто ужасный, Мэри… На него нельзя смотреть всем подряд, так что я не показывал бы его девочке. Да и тебе смотреть не стоит… Понимаешь, сейчас это может негативно на тебе сказаться…
– Хорошо, Терри… Ты мудрый человек.
Как Винс узнал о ее дне рождения? Она не говорила ему, и Терри, конечно, тоже не сказал бы. Руфь вообще с ее мужем не разговаривает. Возможно горничная поделилась с кем-то, например, когда покупала подарок для Мэри. Девочку часто отправляли с поручениями в деревню. Могла ли она случайно проговориться? Сердце Мэри сжала тревога. А что если Руфь рассказала, что произошло в ее доме, когда Винс вернулся? Мэри посмотрела на счастливо-взволнованное, сияющее, румяное лицо, словно с картины Грёза.  Руфь не причинила бы ей вред намеренно и не совершила бы подлость. Но все же Мэри хотела убедиться.
– Руфь?
– Да, мэм?
– Когда тебя отправляли с поручениями, ты никому не говорила о том… о том, что произошло дома, между мной и мистером Бордером?
– О, нет!
– Ты никому не сказала ни слова?
– Нет, мэм.
– Ты ведь понимаешь, что причинила бы мне ужасный вред, если бы рассказала хоть одной душе?
– Ни за что на свете не рассказала бы, мэм.
– Тогда я хочу кое-что понять.
– Да, мэм?
– Как хозяин узнал, что сегодня мой день рождения?
Девочка ничего не ответила. Мэри увидела, что она смотрит на витрину с щенками.
– Смотрите, мэм, щенки!
– Да, Руфь.
– Хотелось бы мне увидеть вашего.
– Ты не сможешь, Руфь.
– Не смогу?
– Нет, дорогая, – в голосе Мэри послышалось рыдание.
Девушка посмотрела на нее и неожиданно сделалась пунцовой. Больше о щенках она не говорила.
Между ними пролегла тень, но все же радость захватила их с первых мгновений на ярмарке, очень большой, со множеством мелких интересных вещиц, большинство из которых они купили, и каруселей, на которых катались. Если бы Мэри нужно было заразить весельем, она бы подцепила «заразу» от своей ликующей компаньонки, однако нужды в этом не было. Молодая женщина позабыла дом, Бордера, печали. Все исчезло в сумасшедшей радости. Они кружились как обезумевшие волчки, падали словно метеориты, взмывали вверх визжащими ракетами и снова ныряли, как будто раскачивались на качелях. Они покупали жареный арахис, конфеты и с наслаждением ели их. И только когда Мэри почти драматически столкнулась с коротким и ярким объявлением, она вспомнила, что вышла замуж, собирается стать матерью и что судьба жестоко подшутила над ней. Они с Руфью, как и многие другие, резко остановились и посмотрели вверх, где грубыми черными буквами было написано: «Непостижимое».
Здание выделялось среди других строений на ярмарке мрачностью. На фоне фасада стального цвета вывеска особенно бросалась в глаза. Отсутствие украшений и простые, не кричащие буквы разжигали любопытство и придавали словам зловещий смысл. Тягостное впечатление усилилось, когда через турникет вышел мужчина и заговорил с собравшимися. Тихий, ненавязчивый, совершенно неяркий человек обратил на себя все внимание толпы. Он был высоким, смуглым, мрачным. В нем чувствовалась сила. Он заговорил глубоким, негромким, властным голосом, которому легкий иностранный акцент придавал еще большую выразительность.
            Он рассказал, что он врач и обладает такими-то и такими-то степенями.
– Непостижимое представляет собой настоящую загадку. Это волк? Это обезьяна? Это демон? Есть ли у него сверхъестественные способности? Одержим ли он? Некоторые уверены, что это человек, которого контролирует и невыносимо мучает злой дух, из-за чего Непостижимое кричит от душевной боли. Временами он лает, временами говорит на разных языках. Иногда он просто рычит. Я призываю врачей в этом городе высказать авторитетное мнение о природе существа, также как я просил об этом докторов в других больших и маленьких городах по всему миру.
Я путешествовал с этим созданием повсюду, меня сопровождали выдающиеся ученые. И они, и я сегодня знаем о Непостижимом не больше, чем в первый день, когда я взял на себя заботу об этой живой и ужасной загадке. Прежде, чем я приглашу вас взглянуть на странное поведение существа, которое оно может продемонстрировать в любой момент, я должен предупредить, что выглядит создание болезненно и страшно.
Впечатлительных людей с болезнями сердца, беременных женщин и молодых людей я прошу уйти. И я должен предостеречь вас, что по приказу властей существо находится в клетке, так что никому из зрителей не грозит быть разорванным на куски. Те, кто закончил осмотр, скоро выйдут. Когда будет дан сигнал, желающие увидеть Непостижимое смогут войти.
Мужчина исчез также внезапно, как появился, и почти сразу множество человек стало выходить через турникет. Вдвое больше людей ждали возможности войти.
– О, мэм, мы можем пойти?
– Нет, нет! – резко ответила Мэри и отвернулась.
Если существо и правда такое, как его описал мужчина, оно не должно путешествовать по миру вместе с сельской ярмаркой. Совершенно очевидно, что эта затея окупает себя… Но она лучше спросит Терри о его впечатлениях. Слов смуглого зазывалы оказалось достаточно! Он создал атмосферу зловещей опасности и неестественности, в точности такой же, как у нее дома. Стоя перед этим серым, чужеродным фасадом, Мэри почувствовала угрозу. Поскольку она все же мать своему ребенку, она должна хранить его также, как иерархи свои священные тайны.
Неожиданно она ощутила непреодолимое отвращение к Бордеру... Ненависть… Если ребенок будет похож на него, она бросит их обоих. Иначе жизнь станет невыносимой, а самоубийство – единственным выходом.
Теперь она в полной мере осознала весь ужас и всю ненависть к Винсу. Ужас был сильнее и походил на тот, который она ощутила перед стальным фасадом аттракциона. Мэри понимала, как одно впечатление связано с другим. Нечто враждебное, зловещее, неестественное и отталкивающее немедленно напомнило ей о муже. Она вспомнила раны, искалеченного щенка, насилие и то, что делал Винс с ее телом, бессердечность Бордера, его странную ауру, взгляд, отчужденность, отличающую его от обычных людей.
В то же время она поняла, что образ Винса преследовал ее. Он не уходил из ее мыслей ни во время бодрствования, ни во сне.  Казалось, его личность заполнила ее дом. Бордер проник в его кирпичи, стал его пылью. Подавляющий. Опасный. Богохульный. Он осквернил ее, женившись на ней.
Мэри знала, что Руфь смотрит на нее с удивлением, не понимая, почему до сих пор беззаботная хозяйка вдруг стала угрюмой и отказывается от интересного развлечения. Руфь, разумеется, не видела того щенка. А Терри уже увидел. Что он об этом подумал? Что он сделает? Она надеялась, что ничего. Был лишь один способ очистить ее жизнь от Бордера – полностью разорвать отношения. Она раздумывала, возможно ли это сейчас? К сожалению, нельзя выключить память, словно радио. И ребенок… О нет, лучше ничего не делать.

Глава VI
Тетя Шарлотта приехала на следующее утро. Мэри обрадовалась, увидев ее крупную фигуру и глуповатое лицо. Родственница выглядела усталой.
– Здравствуй, Мэри!
– Здравствуй, тетя, дорогая! Как хорошо, что ты смогла приехать. Я так сожалею о пожаре.
– Спасибо, милая. Мой багаж на улице. Полагаю, я займу ту же комнату?
– Нет, тетя. Знакомься, это Руфь, она работает у меня вместо Элизабет.
Шарлотта рассмеялась.
– Вместо Элизабет? Они несколько не похожи!
«Как кожа и лебяжий пух», – подумала Мэри.
  – Руфь знает, куда поставить твой багаж. Пойдем в утреннюю гостиную, там тебя ждет рюмка шерри и бисквит.
Шарлотта улыбнулась. Мэри никогда не забывала об этой ее слабости. Пройдя следом за племянницей, она увидела тележку, на которой стояло шерри и серебряная тарелочка с бисквитами.
Шарлотта понимала, что Мэри хочет что-то сказать ей. Зрелая опытная женщина догадывалась, что именно.
Однако история племянницы определенно оказалась для нее неожиданной.
– Катастрофа! – воскликнула она, когда Мэри, умолчав о некоторых деталях, закончила свой рассказ. – Ужасно, ужасно, что у тебя будет ребенок от такого человека! Признаюсь, я не удивлена, что он оказался плохим мужем. Мне он никогда не нравился. Его глаза, губы, выражение лица, сам он рождает какое-то жуткое впечатление, как будто он присутствует, но на самом деле его нет… Как будто по духу он не один из нас.
Ее слова ошеломили Мэри. В жизни тетя руководствовалась не размышлениями, а чувствами, однако она очень точно смогла выразить то, что Мэри ощущала каждый раз в присутствии Винсента Бордера.
– Что ж, тетя, ты не против пожить в моей комнате?
– Тут никаких возражений быть не может. Если миссис Тэтчер перестанет выполнять двойные обязанности, а я полагаю, самое время так поступить, кто-то должен спать в твоей комнате вместо нее.
Женщины не заметили, как Руфь, словно неясная тень, прокралась в комнату. Она стояла и слушала их с круглыми глазами и приоткрытым ртом. Они вздрогнули, когда служанка неожиданно заговорила.
– Пожалуйста, мэм, пожалуйста, если миссис Тэтчер больше не придет, разрешите мне ночевать в вашей комнате. Я буду заботиться о вас. И сплю я очень тихо.
Руки, сложенные в мольбе, и напряженная поза говорили об искреннем желании девочки.
– Надо же, подобного я не ожидала, – заметила чрезвычайно удивленная Шарлотта.
– Я не говорила тебе, что Руфь не только горничная, но и мой маленький друг, – сказала Мэри.
Шарлотта скривила губы. Она не одобряла неформальных отношений между хозяевами и слугами.
– Разумеется, это я буду спать в твоей комнате. Дело решено, – сказала она.
– Ты уверена тетя? Я как-то не подумала о Руфи.
– Если бы вы только подумали, – проговорила девочка.
В ее голосе звучала отчаянная мольба, что не понравилось Шарлотте.
«Все ясно. У ребенка появилась нездоровая привязанность к Мэри, что часто случается с подростками», – думала она. – «Эту связь следует разорвать, пока она еще не слишком сильная. Чем скорее, тем лучше.»
Так что Шарлотта немедленно закрыла вопрос. Однако выражение глаз служанки врезались в память Мэри. Она согласилась с тетей в том, что нельзя поощрять неуместную привязанность совсем юной девушки, тем не менее в глазах горничной Мэри видела отчаяние и муку. Даже если Руфь до глупости преувеличивала свои переживания, они причиняли ей настоящие страдания.
Однако в суете, которая всегда сопровождает приезд гостя, Мэри скоро забыла о Руфи.
– Винс обедает не дома, – сказала она. – На ужин будут котлеты в яйцах и сухарях, как ты любишь. А потом я покажу тебе мои подарки, хорошо?
– Да, дорогая. Ты знаешь, что я с удовольствием на них посмотрю. А Винс поздравил тебя?
Мэри заколебалась. Она всегда говорила тете правду, но сейчас ложь была лучше, поэтому она солгала.
– Терри подарил мне дюжину шелковых чулок. Итого у меня двадцать восемь пар. Как ты узнала, что я хочу нижнее белье?
– Милая, девочки всегда хотят нижнее белье.
– Где ты нашла такие очаровательные тонкие вещи? Я никогда еще не видела такой нежной ткани.
– Как предметы одежды, они долго не прослужат. Но я знаю, что вам, девочкам, нравится и полностью вас поддерживаю.
– Что ж, покажу тебе, что мне прислали.
Однако Мэри не учла, на что способен Винс. Войдя в комнату, где лежали подарки, она увидела, что петли всех драгоценных чулок спущены, а тонкое нижнее белье разрезано на куски. Остальные вещи тоже были испорчены тем или иным образом.
Мэри смотрела на то, что осталось от прекрасных подарков. В ее сердце не было гнева, один лишь страх. Поступок Винса был невероятно далек от поведения нормального, здравомыслящего человека, но она понимала, что ее муж пройдёт любые тесты, которым могут подвергнуть его психиатры. Она осознавала это также хорошо, как и то, что стоит на коленях в собственном доме. Винс не был сумасшедшим. Дело было в другом, в странных склонностях его личности.
Потом в ней поднялся ураган ярости, едва не разорвавший ей голову. Мэри потребовалось напрячь всю волю, чтобы не разразиться проклятиями.
Побледнев от усилий сдержать волны гнева, она вернулась в комнату не только без подарков, но и без объяснения, почему она с пустыми руками.
– Ты не принесла их! – воскликнула Шарлотта, удвоив смущение Мэри.
Мэри ни за какие сокровища мира не открыла бы отвратительную правду, ведь это могло навлечь на нее еще большие проблемы. У тети было весьма ограниченное воображение, но аргументы она подбирала несокрушимые.
– Я… я приношу извинения, тетя, но давай пока оставим подарки? Я неважно себя чувствую.
Самочувствие Мэри так ясно отражалось на лице, что Шарлотта тут же осыпала ее советами как справиться с недомоганием и при этом старалась вспомнить еще множество других способов.
Гостья не видела новоиспечённого племянника до следующего утра, когда она, несколько встревоженная, вошла в комнату, держа в руках открытую газету. Винс посмотрел на нее и его глаза засветились от смеха. Шарлотта взглянула на Мэри, чтобы понять, в чем причина такого неожиданного и странного веселья, но та, казалось, не замечала приподнятого настроения мужа, глядя серьезно и рассеянно.
– Доброе утро, дорогая. Доброе утро, Винсент.
– Доброе утро, тетя. Ты кажется напугана? – спросила Мэри.
– Напугана. Вы читали газеты?
– Я нет. А что?
– С ярмарки сбежал урод. Слушай.
Еще до того как Шарлотта развернула газету, чтобы прочитать новости, которые так встревожили ее, Мэри уже понимала, о чем пойдет речь. Не было нужды читать статью вслух. Она знала правду. Мэри и раньше в глубине души понимала, что должно случиться. Побег существа был неизбежен. Ее глаза расширились от страха, она покусывала костяшки стиснутой правой руки. Винсент смотрел на нее и веселые огоньки в его взгляде пустились в дикую пляску.
– Заголовок «Предупреждение!». Написано большими буквами. Видишь? Вот что тут сказано:
Загадочное существо сбежало с нашей ежегодной ярмарки, что может иметь чудовищные последствия. Без сомнения, многие жители уже видели Непостижимое в клетке. Точно не известно, какой вред может причинить существо, поскольку неясно, зверь это или человек. Однако не ставится под сомнение, что оно свирепо и, возможно, является убийцей. Кроме того оно может оказаться хищником.
Если вы увидите это опасное существо или узнаете что-то о нем, просьба немедленно сообщить в полицию по телефону 4923. Любая задержка может оказаться фатальной. Доктор Юлиус Эрне, демонстрировавший Непостижимое, не знает о таинственных обстоятельствах, при которых существо обрело свободу. Ввиду схожести с животным, оно по распоряжению властей находилось в клетке, прутья которой настолько прочные, что их не разогнул бы и Геркулес.
Дверь клетки всегда была заперта на навесной замок. Ключ доктор Эрне хранил при себе. Насколько ему известно, ключ никогда не пропадал, в то же время замок не был взломан.
Можно лишь предположить, что кто-то дал существу ключ или освободил Непостижимое, а потом запер клетку… Если только не…
Если только не принять во внимание предположение Тайгера Ханна, черного работника ярмарки. Он говорит, что Непостижимое не человек и не зверь, а нечто намного более страшное.
Дальше идет описание существа. Ужасно, да?
Странный звук привлек внимание обеих женщин. Они посмотрели на Бордера. В его глазах светилась насмешка фавна.
– Пожалуйста, тетя Шарлотта, не называйте его «существом».
– Почему? Это и есть существо.
– Мы все «существа» и это «существо» – мой родственник.
– Твой родственник? Абсурд, Винсент! Что ты имеешь в виду?
– Я думаю, что «существо» – мой отец.
Его мерцающий взгляд скользил по лицам обеих женщин. В глазах Мэри читалось презрение, Шарлотта была изумлена.
– Я думаю, он придет сюда, чтобы поприветствовать и, возможно, сожрать своего сына. Если он появится в мое отсутствие, пожалуйста, окажите ему гостеприимство и предложите Руфь на закуску, если он будет голоден.
С веселом видом Бордер ушел.
– Ну и ну, такого я еще не слышала! Он думает, что это смешно? И почему у него такая странная, гарцующая походка?
Шарлотта продолжила разглагольствовать, не обращая внимания, что ее племянница погрузилась в тревожные мысли. Непостижимое! Действительно Непостижимое! Непостижимы ее предчувствие и страх, которые она ощутила перед тем стальным фасадом. Какая-то безмолвная часть ее души знала: то, что там скрывается, связано с ее судьбой. Мэри осознала это только теперь. Если бы она раньше задумалась о происходящем, она бы поняла, как пойдут события. Тетя Шарлотта, которая обожает узнавать об увечьях и эпидемиях, прочтет эту сенсационную новость. Существо сбежало, и оно приближалось.
«… тебе смотреть не стоит… Понимаешь, сейчас это может негативно на тебе сказаться…», – вспомнила она слова Терри.
«О, Терри, выхода нет… Неужели ты не понимаешь? Я магнит для него. Я и то, что живет у меня внутри».
По ней прошла волна такого острого страха, что Мэри пришлось отчаянно, до тошноты бороться, чтобы не кричать без остановки.
Неожиданно она, неудержимо и с облегчением, стала смеяться над своими нелепыми мыслями. Кошмары в разгар дня возникали у нее, должно быть, из-за ее состояния. Хорошо, что тетя не может читать ее мысли. Добрую женщину хватил бы удар. Мэри сказала себе, что нужно быть здравомыслящей ради ребенка, растущего в ней. У всех матерей в этот период появляется такое сильное чувство ответственности?
К сожалению, Шарлотта так увлеклась рассуждениями, что ее невозможно было прервать, не проявив грубость или бестактность. Снова и снова она говорила о случившемся, рассматривая его с разных точек зрения. Следует заметить, что она не только беспокоилась за Мэри, но и сама была сильно напугана.
– В любой момент можно обернуться и увидеть эту тварь рядом, – нервно шептала она.
Терри, заглянув в гости, «ворвавшись в их дом», как он сам выразился, значительно развеял тревогу обеих женщин.
– Совершенно ясно, что существо скоро найдут и обезвредят. Вся полиция на ногах, оба подъезда к нашей дороге под наблюдением. Закройте окна и двери, так вам будет спокойнее.
Он остался на некоторое время, чтобы подбодрить их, и Мэри отчаянно захотела с помощью какой-нибудь магии превратить Винса в Терри. Почему она никогда не замечала, что у Терри есть все качества идеального мужа и отца? Он всегда был для нее лишь приятелем. Она никогда не думала о нем, как о любовнике. И все же, почему нет? Особенно теперь, когда она поняла, что он любит и всегда любил ее.
Той ночью в Хордерс-Кат, очень узком переулке, соединяющим Пул-роуд и Сенчури-Парад, женщина была разорвана на куски. Не было никаких улик, указывающих на убийцу, но все же люди не сомневались – это тварь Эрне.
Новость была в газетах, которую Винс, забыв о еде, читал за завтраком, когда Мэри и Шарлотта спустились. Мэри знала, что Винс находится в состоянии крайнего возбуждения, хотя ничего не говорило об этом.
Он не пошел на работу в обычное время. Вместо этого Винсент без отдыха бродил по дому. Мэри невыносимо ясно ощущала его присутствие. Его беспокойная энергия доводила ее до истерики. Крики! Ах нет… Невыразимое облегчение… Может не Винс беспокоил ее, а чувство, что беда неминуема? Ей тоже хотелось бродить. Из комнаты в комнату. Она пыталась убежать от чего-то? Или ей хотелось убедиться, что комнаты остаются такими же как всегда – пустыми?
Винс неожиданно ушел. Она слышала его тихий, едва различимой смех.
Держась за сердце, Мэри прислонилась к стене возле лестницы.
Через двадцать минут позвонил Терри.
– Ты читала газеты?
– Да… Терри, я боюсь.
– Выше голову! У полиции все под контролем. Все констебли подняты на дежурство. Поиски организуют самым тщательным образом. Дюжины волонтеров вызвались помочь прочесать район. Я один из них.
Ему долго пришлось ждать ее ответа.
– Ты слушаешь? – наконец спросил он.
– Да… о, Терри, хотела бы я, чтобы ты был моим личным констеблем.
Теперь замолчал он.
– Хочешь, чтобы я был с тобой, дорогая?
– Да, особенно ночью. Если бы я только знала, что ты меня охраняешь! Я боюсь темноты. Вчера я не могла уснуть. Мне казалось, что кто-то в комнате. Я не закрывала глаза, все смотрела и слушала.

В тот вечер Винс пришел домой пьяным. Мери узнала о его возвращении, так как продолжала вслушиваться в тишину. Он опять веселился, словно фавн. Мэри слышала, как он то крадется по дому, то пускается в бег, ломая вещи.
Она вдруг обрадовалась, хоть это казалось нелепым. Мэри хотелось слышать, как пьяный Винсент ломает вещи, как он создает знакомый и ясный шум. Что угодно, только не тишина, в которой к ней подбиралось нечто страшное. Опасность, исходившую от мужа, она могла увидеть, понять и даже бороться с ней. Душа Мэри замирала от страха перед тем, чего она не видела, не понимала и с чем не могла сражаться.
Мэри услышала доносившийся издалека вызывающий смех Винса… а потом грохот. Ужасный грохот. Она знала, что случилось, как будто все произошло на ее глазах. Винс перевернул буфет и сейчас наверняка танцует среди осколков посуды.
Тетя Шарлотта, которая всегда спала крепко, с тревожным криком проснулась, а затем охнула от боли, когда попыталась сесть.
— Это что за шум? – спросила она.
Несмотря на напряжение, Мэри улыбнулась.
«Шум» был настоящим громыханием, но вопрос Шарлотты свел его к писку мыши.
– Винс пришёл пьяным и сеет разрушение.
– Что?
Пожилая дама повернулась к Мэри, думая, что та шутит, но тут раздался новый грохот, в котором утонуло паническое восклицание Шарлотты. Однако тетя, кажется, даже не услышала собственного возгласа, обратив все внимание на происходящее внизу.
– Этот человек сумасшедший! – прошептала она.
– Нет, просто пьян до безумия.
– Он нападет на нас?
– Дверь заперта.
Шарлотта посмотрела на прочную, массивную дверь, которая запиралась на замок и дополнительно на засов. Они в безопасности. Чтобы вынести ее, потребуется сила гиганта.
– А как же Руфь?
Тревога затопила сознание Мэри. Она забыла о девочке.
– Думаю, с ней все будет хорошо. Ее дверь толще, чем наша. Я велела ей запереться.
– Что ж, давай молиться, чтобы он не поджег дом.
Мэри боялась пожара, но теперь вдруг поняла, что будет даже хорошо, если приедет пожарная бригада. Огонь и люди отпугнут… Неожиданно, она усомнилась в собственном рассудке. Она действительно сходит с ума, если радуется такой альтернативе.
Шум внизу прекратился, и наступила полная тишина. Винс подкрадывался… Но Мэри не боялась Бордера, не боялась насилия, ведь оно было проявлением человеческой природы. Она взглянула на тетю и встревожилась. Шарлотта побледнела, ее лицо исказилось от боли. Женщина выглядела очень больной.
– Тетя, что-то случилось? Я имею в виду, с тобой? Ты больна?
– Не обращай внимания, Мэри. У меня часто все болит. Что он задумал? – спросила она со стоном.
– Могу пойти и посмотреть.
– Нет, нет! Ради бога, не открывай!
Словно в подтверждение ее тревоги, за дверью послышался тихий смех Бордера. Шарлотта встала и, неосознанно приняв величественную позу, положила руки на кувшин с водой так, будто это была бомба.
Они услышали странное шуршание. Казалось, Винс водил ладонями по деревянной поверхности.
Снова воцарилась тишина, затем ее нарушил взрыв безумного смеха, который, однако, доносился издалека. Возможно, из комнаты Винса.
Глухой удар немедленно привлек внимание Мэри. Шарлотта, словно мертвая, лежала на полу. Символично. Ее мир рухнул к ногам. Бедствие началось, когда она вышла замуж не за того человека, а тот, кто ей нужен, мог лишь наблюдать за происходящим со стороны.
Упавшая женщина застонала и открыла глаза как раз, когда Мэри наклонилась, чтобы послушать ее сердце. Она улыбнулась с тем мужеством, которым обладают все достойный дамы, даже не слишком умные.
– Не волнуйся, милая. У тебя есть нюхательная соль? – спросила она.
 С помощью Мэри Шарлотта добралась до кровати.
– Это мучение! – выдохнула пожилая дама.
– Где болит?
– Вот здесь и уже недели, – ответила Шарлотта, показав больное место.
– Тебе надо к врачу.
– Полагаю, да.
– Завтра я позвоню доктору Гроуву.
– Очень хорошо, – Шарлотта постоянно вертела головой. – Уже близко, да?
– Да, приближается гроза.
– А что делает этот человек?
– Думаю, приступ безумия закончен, и он отправился в постель.
Они прислушались. Было тихо. Снова почувствовалась угроза.
– Мэри, Мэри, зачем ты только вышла за него замуж? Когда же вы, современные девушки, поймете, что намного мудрее, намного безопаснее связать жизнь с человеком, чьи хорошие качества вы знаете, чем с романтичным незнакомцем, о пороках которого вам еще предстоит узнать?

На следующий день не было никаких новостей о существе, хотя и город, и его окрестности тщательно прочесали. Казалось, оно исчезло, словно туман.
Когда Мэри спустилась к завтраку, Винс радостно ей улыбнулся. В нем снова проявлялось его жизнерадостное, языческое «я». Он никак не прокомментировал слова Руфи, что посуда стоимостью несколько фунтов разбита на мелкие кусочки.
– Тетушка не спустится? – его тон был самым вежливым.
– Она больна.
– Больна? О, мне так жаль. Мне нравится тетушка.
Мэри посмотрела на него. Он выглядел безупречным и свежим, в то время как ей было жарко, душно. Тяжелый горячий воздух затруднял дыхание. Ее ненависть к безответственному подражателю, сидевшему напротив нее, усилилась. Пьяный безумный Винс разбил ее тарелки, ее блюда. Будь у нее больше здравого смысла, она придумала бы как защитить себя и свой дом. Но как она могла сделать это без огласки, которой старалась избежать любыми средствами? Звонить Терри тоже не было смысла. Что он мог сделать, кроме как избить виновника? В прошлом побои не сдержали Винса, а превращать насилие в орудие мести Мэри не хотела. Это стало бы новой подлостью теперь с ее стороны.
– Ты испугалась прошлой ночью? – немного резко спросила она Руфь.
Девочка исподлобья взглянула на хозяйку и что-то пробормотала в ответ.
– Ты запирала дверь, как я велела?
– Да, мэм.
– Если хочешь, я могу устроить тебя в другой комнате.
Руфь разразилась истерическими слезами, но не объясняла, что произошло. Когда Мэри пыталась ее успокоить, громко прозвенел входной звонок.
– Это доктор, к тете Шарлотте. Нет, не ходи, Руфь. Он подумает, что я плохо с тобой обращаюсь. Я сама открою.
Через полчаса доктор обратился к Мэри.
– Ваша тетя очень больна, я почти уверен, что необходима операция. Ее нужно тщательно обследовать, и ей необходимо лечь в больницу, либо отправиться в санаторий.
– Вы говорили ей?
– Думаю, она ожидала подобного, поскольку сама заговорила о санатории.
– Очень хорошо, доктор.
– Так я займусь приготовлениями?
– Будьте любезны.
– Что ж, завтра около одиннадцати она сможет переехать.
– Спасибо.
Еще одна опора исчезла, еще одно убежище закрылось для Мэри. Она полагалась на тетю. Шарлотта, пусть старомодная и немного скучная, была, помимо прочих ее достоинств, доброй женщиной и очень опытной няней. Возможно ли, что Мэри останется без помощи тети, когда родится ребенок? Как это будет горько! Здравый смысл Шарлотты и ее полное тело дарили ощущение уверенности и защиты. В это особенное время Мэри не приветствовала бы с такой радостью даже миссис Тэтчер.
Неожиданно она ясно осознала, что в ее теле растет новый человек и, к ее удивлению, волна огромной любви прошла через ее сердце и окутала нерожденного малыша.  Ее ребенок! Какой несоизмеримой компенсацией могло бы стать материнство, будь это только ее ребенок, а не маленький бес в утробе. Она могла бы спокойно игнорировать Винса и все неприятности, которые он доставлял. Ее любовь была бы глубокой и бесконечной, как реки, текущие навстречу своей судьбе.
Тетя Шарлотта! Бедняжка! Молодые совсем не думают об окружающих, погружаясь в собственные проблемы. Кто знает, не ждет ли тетю боль и страдание в санатории доктора Гроува?
Она должна пойти наверх и рассказать ей о рекомендации врача. Но когда Мэри собиралась подняться по лестнице, зазвонил телефон. Доктор Гроув сообщил, что подходящая комната освободится только послезавтра. Мэри расскажет об этом тете? Нет, обследование не такое срочное, оно может подождать несколько дней или даже неделю, но все же чем раньше, тем лучше.
Когда Мэри поднималась по лестнице, она взглянула в окно и увидела низкое небо. Огромные темно-синие тучи с оттенками матовой тусклой меди и агрессивными серебряными всполохами покрывали его. Небо казалось металлическим, всем весом давило на голову, сжимало воздух, делая его почти твердым. Отталкивающее. Опасное. Разъяренное. Полное ненависти. Полное злобы. Скрижаль со зловещим пророчеством. Мэри чувствовала приближение того, что было страшнее шторма и смертоносных молний. Подходящее время для созданий, более ужасных, чем природа, какой бы жестокой она ни была.
«Тете нельзя вставать, – твердила себе Мэри, – но я и не думаю, что она захочет. Остается только молиться, чтобы Винс ничего не выкинул, пока она не уедет. Если бы шторм рассеялся! Я не смогу спать. Буду вертеться от напряжения. Такая ночь угнетает и порождает кошмары. Как будто вся жизнь оборачивается злом»
Ее голову охватывала матовая агония.
Тетя Шарлотта спала. Мэри слышала ее хриплое дыхание. Должно быть, доктор Гроув добавил в ее лекарство опиум. Мэри почти хотела, чтобы Винс снова напился. Любой шум был бы лучше этой жуткой тишины, невыносимой для Мэри с ее обострившимся восприятием.
А потом шум появился. Тихие шаги, шаги, шаги… Звуки исчезли в отдалении. Снова вернулись. Шаги, шаги, шаги… И снова. С запада на восток, с востока на запад.
Снова стало тихо… Она изо всех сил напрягла слух. Через некоторое время она опять их услышала, но теперь позади дома… С востока на запад, с запада на восток.
Потом снова впереди… Исчезли.
Неожиданно она поняла.
«Это Терри охраняет меня! Боже, благослови его, благослови его!»
Любовь, которую она так долго подавляла, вырвалась из-под контроля. Скоро он снова обойдет дом сзади. Она увидит его и помашет ему…  Мэри опять услышала шаги. Она открыла занавеску самого маленького окна, выходившего в большой сад позади дома. Какой бесконечно темной была эта ночь! Словно толстая непроницаемая пелена. Нигде ни пятнышка света. Нет, она поняла, что ошиблась, увидев маленькие отблески. Две крохотные светящиеся точки в кустах у ручья. Кошка? Потом она услышала, как подходит Терри. Он шел с востока на запад. Сердце Мэри остановилось, кровь замерла. Терри приближался…
Она увидела его фонарь. Луч света метнулся к кустам, где она заметила огоньки. Ничего не обнаружив, Терри продолжил обход.


Мэри не спустилась к завтраку. Шарлотте снова стало плохо и нужно было за ней поухаживать.
– Они поймали существо, Мэри? – спросила она между глотками жидкой кашицы.
– Я еще не читала газеты. Схожу за ними.
– Да, мне бы хотелось знать. Ночь ведь прошла спокойно?
– Да, тетя, везде было спокойно.
Она услышала низкие мужские голоса, когда открыла дверь на лестницу. Теперь кто? Или что? Предчувствие, что случилось страшное, росло в ней, пока не превратилось в ясную уверенность.
Она быстро спустилась вниз.
Руфь дрожала и плакала, в ее глазах читался почти безумный ужас. Винс казался очень оживленным, его взгляд сверкал. В холле стояли полностью сосредоточенные сержант полиции и констебль.
Словно будучи единым существом и подчиняясь некому импульсу, они все повернули головы при появлении Мэри.
Увидев ее, Руфь кинулась к ней, стремясь оказаться в безопасности рядом с доброй женщиной. Она отчаянно протягивала к ней руки.
– Ой, мэм, они нашли…
– Довольно! – глубокий голос сержанта прервал хриплый шепот девочки.
Мэри показалось, что побледнело все ее тело, что белыми стали и сердце и кровь… Терри… Они нашили его мертвым, разорванным.
– Это ваша жена? – резко спросил Винса сержант.
Мэри сразу поняла, что ему не нравится Бордер, что сержант имеет против него предубеждение, считает его слишком легкомысленным в разгар трагедии.
– Да, это она.
Винс ухмыльнулся Мэри.
С первого взгляда на молодую женщину полицейский понял, что она куда более достойный человек, чем этот выскочка, подобие мужа. Ему не нравился Винс.
«Похоже, внутри он пуст, как болванка», – язвительно думал сержант.
Он ненавидел красивых мужчин. Мужчина должен быть силен и волосат. Она сам был таким и с особым удовольствием почесывал свою шкуру по ночам. В спортивных колонках его называли гориллой или огромным медведем. Утверждали, что на ринге он похож на обоих. Мэри же была нежной, почти красивой, а когда он посмотрел на нее внимательнее, то стал считать настоящей красавицей. Невозможно было связать ее с насилием, с ужасом.
– Мэм, вас ничего не беспокоило прошлой ночью?
– Нет, сержант… хотя…
– Да?
– Я лежала без сна и слышала, как кто-то ходит вокруг… вокруг дома.
– Да, это был ваш сосед, мистер Клифф. Больше ничего необычного вы не видели или не слышали?
Мэри заколебалась.
– Я встала и посмотрела в окно, выходящее в сад.
– Потому что услышали шаги?
– Да.
– И что-нибудь заметили?
– Я увидела светящиеся глаза. Я решила, что это кошка в кустах у ручья.
На минуту воцарилась тишина. Мэри видела, что Винс с трудом сдерживает веселье.
– С сожалением должен сообщить вам, что сегодня утром в тех кустах нашли искалеченное тело ребенка.
Мэри почувствовало, как Руфь в ужасе вцепилась в ее руку.
— Это сделал тот урод?
– Мы полагаем, что да, мэм.


– Возможно, у него глисты, Мэри.
– У кого?
– У Терри.
– Почему?
– Он такой неугомонный.
Она посмотрел в его глаза, наполненные нервным смехом, который появлялся и исчезал, словно искры на наковальне. Она знала, что ее взгляд источает яд.
– Как жаль, что это был тот ребенок.
– А не я, дорогая?
Он подошел ближе.
– Я крепкий орешек, милая. Кроме того, ты ведь знаешь, что его разорвал мой отец. Демоны не каннибалы. Я не съем нашего ребёнка.
Он наклонился, приблизив свое лицо почти вплотную к ее. Мэри казалось, что она смотрит в две пустые сферы, медленно наполняющиеся ледяным светом.
Она испытала безграничное презрение.
«Все его существо, его разум, то, что служит ему душой, пусты и освещены светом ложной человечности. Он просто жадный невежа! Не опасный, разве что для женщин, потому что он немного сильнее… Подделка! Актер! Он хочет, чтобы я поверила во все эти ужасные вещи о нем… Приспособленец, вот кто он. Он пытается связать себя со сбежавшим уродом, потому что ему кажется, что так он меня запугает».
Возможно, Винс заметил перемену в отношении Мэри, потому что быстро ушел. Но у входной двери обернулся.
– Он настоящий гурман, наш странствующий монстр. С каждым разом они все моложе.


– Никто не понимает, как ребенок оказался здесь, – говорил Терри. – Он жил за милю отсюда, на площади Платта. Его родители убиты горем… это был единственный ребенок и такой очаровательный. А я…  Я был в том самом месте… Дежурил до рассвета… Дежурил как раз тогда, когда это случилось… Мэри, я не понимаю… Это какая-то дьявольщина… Каждый раз, когда я обходил дом сзади, я проверял те кусты, а перед тем, как отправиться домой, тщательно обыскал весь сад… И все было в порядке.
Мэри содрогнулась. Непостижимое. Какое верное имя.
Она ощущала зуд. Казалось, ее везде покалывают иголки. И постоянно тонкие струйки пота стекали по ее одетому в просторное платье телу.
– Мне кажется, я схожу с ума, – сказала она.
– Нет, Мэри, дорогая. Почему?
– Потому что…Погода. Давление невыносимо. И все началось после побега существа.
– Я бы не стал объяснять погодный феномен будничными событиями.
– Будничными?
– Ну, кто-нибудь всегда сбегает из-под стражи. Есть, конечно, нечто зловещее в существе, потому что никто толком не знает, зверь это или человек. Но никакой другой загадки в нем нет.
– Кроме того, что оно умудрилось сбежать, его не поймали, ты не смог увидеть его прошлой ночью, и оно сожрало ребенка в моем саду. Ребенка, который должен был спать в своей кровати за милю отсюда.
– Ты не права, существо не сожрало ребенка. Было бы даже лучше, если бы так… Мы бы тогда знали наверняка, что это зверь, и что оно убивает, чтобы утолить голод. Также, как волки. Но оно разорвало малыша и просто оставило его. Как будто один инстинкт взял верх над другим. Существо заполучило добычу, приготовилось съесть ее, но потом человек в нем возобладал.
Мэри встала, подошла к окну и взглянула на небо, напоминающее тисненую медь. Казалось, оно медленно, но верно снижается. Она не сможет пережить этот выжимающий жизнь день без того, чтобы сорваться. Даже на Терри. 
Жестокость, собирающаяся в небе, порождала жестокость в ней самой. Тетя больна. Глупо путаться под ногами у пожилой и безмозглой женщины… И ночь постепенно приближается. Приближаются ночные муки. Бесчисленные создания прячутся в темноте, становясь невидимыми, чего, возможно, они и не желают. Винс и его оргии. И хуже всего эта сжимающая сердце буря. Неизбежная опасность.
– Полиция еще будет нас беспокоить? – резко спросила она.
Терри, если и заметил ее тон, предпочел не реагировать.
– О, нет. Они убеждены, что и женщину, и ребенка убило одно и то же существо, и что это и есть урод, сбежавший с ярмарки.
День подходил к концу. Настроение стихии, казалось, полностью передалось Мэри, превратив ее из доброй и жизнерадостной женщины в создание столь же мрачное, как и тяжелые выдохи постоянно снижающегося неба. Она ругалась с Руфь, игнорировала Шарлотту, лежала обнаженной на кровати и с трудом дышала. Мэри отчаянно восставала против человека, который поймал ее в ловушку и навсегда привязал к себе. Прихорашивающийся дурак. Вредная обезьяна. Адонис с нутром Калибана.
Когда стемнело, небольшие порывы ветра стали проноситься над землей. Они таили в себе угрозу. Предвестники грохота и опасности. Быстрые невидимые всадники, которые мчались вперед, чтобы возвестить о мощи своих богов войны.
Мэри наполнял страх. Приближалось нечто, приближалась катастрофа. Она не могла отвлечься.
После чая она без остановки ходила из комнаты в комнату и все время выглядывала из окон, занавески на которых были закрыты. Огромные распухшие тучи с раскаленными краями, казалось, свисали с неба. В любую минуту они могли пролиться и затопить землю водой или огнем. Воздух давил сильнее. Легкие Мэри болели. Сердце еще больше сжималось.
Скоро она уже не осмеливалась выглядывать из окон, потому что медленно наползала ночь. Ночь с ее опасностями, для которых грядущий шторм был таким желанным прикрытием.
Но все же, чего она так боится? Ее сад прочёсывают вдоль и поперек. На дороге дежурят патрули. Ее охраняют как члена королевской фамилии. Но даже августейшие особы, сказала себе Мэри, беззащитны перед микробами и другими невидимыми врагами.
Около девяти послышался тихий рокот, рычание, проклятия, глухое бормотание разрушительной силы. Мэри пошла к Шарлотте и увидела, что та спокойна, безмятежна и готова к общению.
– Тетя, ты разве не боишься?
– Чего, дорогая? Грома и молнии? Нет, я их никогда не боялась.
Но Шарлотта ничего не знала об изуродованном теле ребенка, не видела светящихся глаз. Она была старой, немощной, больной. В ней не росла новая жизнь, юная, прекрасная или ужасная.
А Руфь боялась. Мэри видела ее страх, когда девочка пришла пожелать ей спокойной ночи. Щеки Руфи горели, а глаза стали темными от ужаса. Но как они могли помочь друг другу? Разве что притвориться, будто ничего не происходит.
Мэри знала, что под всеми этими страхами ее душа рыдает. Жизнь исполнила ее желание, подарив ей способность иметь детей. Теперь у Мэри было бремя, желанное для большинства женщин, но не было надежды и радости, что должны сопутствовать этому. Она чувствовала лишь страх перед природой своего ребенка, который скоро придет в этот мир.
Она отправится в постель. Или нет…  Как только она решила лечь, раздался долгий раскат грома, будто Цербер показывал зубы. Мэри замедлила шаги. Налетели порывы дикого, смеющегося ветерка. Она отправилась в гостиную, испытывая острое желание открыть французские окна, бросить вызов надвигающемуся шторму, ночи и тому, что в ней пряталось. Но она не смогла остаться. Истерический порыв, бушуя в ее крови, выгнал ее из комнаты.
Проходя через холл, Мэри вдруг острее ощутила тревогу. Она остановилась как вкопанная. Входная дверь была открыта. Почему? Вроде бы незначительное, обычное явление, но…
Винс пришел домой и забыл запереть дверь и опустить засов?  Она прислушалась. Все казалось спокойным. Она могла бы отправиться в комнату мужа, но едва появилась эта мысль, она испытала огромное нежелание идти туда.
Теперь ужас затопил ее полностью. Что если это не Винс оставил дверь открытой?
Она осознала, что ходит кругами, как фигурка в часах, хотя не понимала почему, ведь это бессмысленно. Мэри отчаянно хотела иметь глаза Аргуса, хотела обратиться к молитве, хотела прикоснуться к тем понятным предметам, которые выражали католическую веру. Прекрасные латинские слова готовы были сорваться с ее губ, но они не помогали ей. Ее душа была пуста, а темные мысли заполнили голову. Мэри положила скрюченные пальцы на живот, будто желала вырвать ребенка из утробы и швырнуть его в пропасть.   
Прокатился еще один громовой раскат. Молнии, словно раздвоенные языки гигантских бронзовых змей, лизнули небо.
Рефлекторно, без единой хорошей мысли, она побежала в свою комнату и разделась. Тетя дремала. Хорошо… А потом Мэри задумалась, оставила ли она записку молочнику в одной из пустых бутылок? Тетя завтра уедет, значит им нужно на одну пинту молока меньше. Даже на полторы пинты, поскольку с приездом Шарлотты они увеличили заказ более, чем в два раза.
Мэри едва успела лечь, как снова поднялась и выбежала из комнаты.
Что, если нечто проникло в дом? Оно не должно подползти к ней в темноте, за закрытыми дверями. Пусть лучше она узнает о его приближении, увидит его. Мэри не могла больше лгать себе. Ей нужно было ходить по дому.
Гостиная…Мэри кралась, как кошка… И прислушивалась…Ничего? Нет, шаги. Она рассмеялась с истерическим облегчением. Чувство триумфа наполнило ее душу. Ее дом охраняют. Она смело подошла к окнам и открыла их. Потом закрыла. Да, патруль на посту. Кто-то позвал ее.
– Все в порядке, миссис Бордер! Не волнуйтесь.
Она снова засмеялась в ответ и задернула шторы, радуясь, что может отгородиться от кипящей ночи, словно от горячего зловония из пасти ядовитого животного… Облегчение? Нет! Ее сердце застучало сильнее. Но разве могла она просить о большей защите, ведь ее охраняли сильные вооруженные мужчины? Терри, благослови его бог, проследил за этим.
Но безопасности не было. В Мэри как будто было нечто, что обладало даром провидения. Ребенок? Ребенок знал, что ни мужчины, ни оружие, ни какая-либо мыслимая защита не убережет ее от… грома…  грома… грома… и молнии. Даже через плотные шторы она увидела, как огненная линия разорвала небо. Ночь навалилась на Мэри. Плотная. Удушающая.
Где-то в доме послышался плач. Окаменев, она стояла и ждала… Снова плач, теперь ближе… Руфь! С ней что-то случилось! Неожиданно ветер взвыл и словно руками ударил в окна. Он, казалось, собрал все силы, чтобы ворваться в дом. Снова плач, теперь уже близко… Если это… Нечто… Что же она увидит? Что она будет делать? Помощь. Ее долг. Она должна помочь. Она должна бежать туда. Но ее ноги приросли к полу. Оцепеневший мозг не мог заставить парализованное тело двигаться. 
Небеса загрохотали, словно там встретились два гиганта. Их столкновение потрясло землю, их копья пронзили ночь, их божественная кровь полилась на землю сплошным дождем. Ветер, внося свою лепту, бешено завывал.
Руфь, избитая и отчаявшаяся, ворвалась в комнату. Правда была очевидна. Неожиданно Мэри поняла, почему девочка просила о защите, почему Руфь боялась спать одна. Она же ребенок! А он чудовище! Маленькая, похожая на розочку Руфь, которую она так полюбила. Мэри должна была догадаться! Появился Винс. Он снова пьян! Казалось, рот Мэри окаменел. Она не могла произнести ни слова. Буря хорошо дополняла события, о которых она возвестила!
Мерзость происходящего подняла в душе Мэри такие же яростные силы, как те, что трясли небо и землю.
Винс быстро запер дверь. Она поняла, что это значит. Под действием бешеного импульса она разбила дрезденскую вазу, которая была у них много лет. Не дожидаясь, когда он кинется на нее, Мэри схватила осколок и порезала его ухмыляющееся лицо. От неожиданности он отпрянул. По его щеке тек багровый поток. Руфь кричала. Небеса и безумный ветер вторили ей.
Хаос и языческая воинственность взвинтили Бордера. Он вытер кровь и с воплем кинулся на Мэри. Под визг Руфи он разорвал ночнушку жены.  Но его побои только распалили Мэри. Крича в унисон со служанкой, она отвечала ударом на удар. Винс вопил какую-то бессмыслицу. Ветер, словно разбуженный нечеловеческими криками, дополнял эту вакханалию. Он несся по земле как орда громоподобных всадников на обезумевших от крови конях.
Налетев всем весом, Бордер толкнул Мэри. Она упала. Он приготовился нанести смертельный удар. Винсент поднял над головой медный кувшин и с грохотом опустил его. Мэри успела вывернуться и прежде, чем он снова поднял его, схватила осколок вазы.
Неожиданно она осознала весь ужас происходящего. Человек, которого она собиралась заколоть, лицо которого она порезала так, что его заливала кровь, был отцом ее ребенка. В безумном наваждении она увидела не ненавистное лицо Винса, но лицо своего ребенка, которого она может возненавидеть еще сильнее. Она положила руки на живот, где начиналась новая жизнь.
Этот жест остановил Бордера.
– Наш… – прошептал он, – наш ребенок!
В его голосе снова зазвучала насмешка.
– Твой, – прорычала Мэри. – Не мой.
Донеслись неразборчивые крики Шарлотты. Она молотила по двери кулаками.
– Мой сын! – взвыл Винс.
– Твой сын! – Мэри задохнулась. Гнев не давал ей сказать ни слова. Неожиданно буйство, удары в дверь Шарлотты, крики ее и Руфи, веселье Винса, бурлящий разум и обезумевшее небо позволили ужасным импульсам подсознания Мэри вырваться на свободу.
Она рассмеялась. Страшным смехом.
Глядя в ночь, словно ее воющие силы были богами, которым она поклонялась, Мэри подняла руки в яростном напряжении.
– Будь проклят его сын! Пусть он родится монстром, таким же как отец!
В исступлении ей показалось, что солнце и земля взорвались. Гром. Рев бури. Хлещущий дождь. Все словно обрушилось на нее, мстительно опустошая, презирая человеческое вмешательство, барьеры, контроль. Хрупкие французские окна распахнулись, открыв женщину ночи и существу, которое пряталось в темноте. Окно стало рамой для того, кто стоял за ним. Лицо и тело волка. Грудь обезьяны. Глаза горят кошачьим огнем. Но все же это глаза человека. 
Существо протянуло руку, коснулось ее живота и рассмеялось.
С грохотом она упала в обморок.

Глава VII

Руфь, едва не упавшая в обморок, начала осознавать, что ветер распахнул настежь французские окна, что кто-то отчаянно стучит в дверь, и что Мэри неподвижно лежит на полу, а на ее теле блестят капли дождя. Винса нигде не было.
– Откройте дверь!
Руфь различила эти слова в наступившей тишине. Ее разум постепенно прояснялся.
Одним прыжком она оказалась у двери и впустила Шарлотту, бледную, дрожащую и ужасно взволнованную, в штанах от одной пижамы и рубашке от другой. Было ясно, что женщина страдала от боли.
– Окно, девочка, окно!
Служанка бросилась к окну и закрыла его, преградив путь ветру и дождю. Шарлотта наклонилась к Мэри.
– Она холодная, как лед. Беги в зал, принеси пальто!
Побледнев, Руфь отшатнулась. Ее глаза метались как у перепуганной лошади.
– Быстрее! Ты хочешь, чтобы хозяйка умерла?!
Вдохнув, девушка заставила все свое мужество подняться из глубин души. Только безграничная любовь к Мэри могла вынудить ее отправиться в зал одной. Уже через мгновение она вернулась с пальто.
– Помоги мне.
Вместе они стащили с Мэри обрывки шелковой ночной сорочки и завернули ее в пальто.
– Мы не сможем нести ее, мэм.
– Да. Иди в столовую и принеси бренди.
Снова Руфь сразилась со страхом и снова одержала победу.
Бренди помогло Мэри очнуться. Она открыла глаза, резко села и огляделась. В ее взгляде читался ужас, трепет и странное смирение.
Шарлотта, позабыв о собственной болезни, поддерживала ее с одной стороны, Руфь с другой.
Мэри посмотрела в ясные глаза девушки и увидела в них почтение, любовь и благодарность.
– Ты видела это?
– Что, мэм?
– Не важно, – помолчав, пробормотала Мэри.
– Ты должна немедленно лечь в постель, ты же простудишься, – немного раздраженно сказала Шарлотта.
В конце концов она была старой и больной.
– Я? Да я вся горю.
Мэри положила пылающую ладонь на руку Шарлотты.
– Что случилось? – требовательно просила та.
Прежде чем Мэри сумела ответить, послышался резкий стук. Они с Руфью приглушенно вскрикнули и повернулись к окну. Обе женщины боялись, но каждая по своей причине.
– Впустите меня!
Это был Терри…Терри… Патруль. Почему они не явились во время этой короткой, но страшной драки? В маленьком отряде должны были слышать шум. Почему же никто не пришел? Женщин могли убить. Мэри охватило странное оцепенение. Терри впустила Руфь.
– Здравствуй, девочка. Что с тобой случилось?
Руфь, не зная, что ее лицо покрыто синяками, повернулась к Мэри и вопросительно посмотрела. Та пожала плечами и резким движением обвела комнату: столы перевернуты, ковры скомканы, на полу осколки.
– Винс?
Мэри кивнула.
– Где ты был? – резко спросила она.
– Когда это случилось? – спросил в свою очередь Терри, указав на пол.
– Минут пятнадцать-двадцать назад.
– Мы услышали крики со стороны Виктория-роуд. Ужасные крики. Потом они стихли. Мы побежали туда, думая найти тело, но обнаружили что кричала кошка. Она перебегала дорогу и ее раздавило машиной. Должно быть, Винс напал на вас, когда нас не было.
– Всем то необязательно было бежать, – едко заметила Шарлотта.
Терри кивнул.
– Мы действовали импульсивно. Крики были страшные и очень похожи на человечески. Мы думали, это существо напало на очередную жертву.
– Существо было здесь.
Все трое с удивлением посмотрели на Мэри. Ее глаза остекленели, как будто она все еще видела перед собой чудовищного монстра. Руки отчаянно закрывали живот, где лежал безмолвный, оцепеневший ребенок, которому, возможно, придется в одиночку нести бремя этой ночи.
– Я прокляла свое дитя, – хрипло прошептала Мэри, потом пронзительно закричала, – я пожелала ему родиться монстром, таким же как его отец! И увидела за окном чудовище! Оно дотронулось до меня! Ребенок проклят… проклят!
Мэри бросилась ничком на пол и разразилась безумными рыданиями. Они становились все громче и выше и сотрясали все ее тело.
Терри наклонился и обнял Мэри за плечи. Она уткнулась в его мокрый плащ, пока он шепотом утешал ее.
Он всегда мог успокоить ее. Ему удалось и теперь. Рыдания постепенно стихли и прекратились. Неожиданно Мэри вскинула голову и огляделась.
– Где Винс?
Где? Никто не видел, как он ушел. И если уж на то пошло, где урод Эрне? Почему он не убил трех беззащитных женщин?
Мэри поднялась на ноги. Стиснув кулаки и поджав губы, она решительно посмотрела на Терри и Шарлотту.
– Я должна заявить на Винса, – глухо сказала она.
Они взглянули на нее, а потом на тихо плачущую Руфь.
– Он напал на…– начал Терри.
– Он напал на Руфь.
Мэри подошла к девушке, опустилась на колени и обняла ее за плечи.
– Когда это началось? – спросила она.
– Когда я пришла к вам работать.
– Он добился своего, милая? – прошептала Мэри.
– Нет, мэм… мне удавалось спастись.
– Ты запирала двери, как я говорила?
– Да, мэм. Но сегодня ключ куда-то исчез. Я испугалась и стала обуваться, чтобы пойти к вам, но тут появился хозяин. Он вошел тихо, как призрак.
– Почему ты не пожаловалась на него раньше, Руфь? – спросил Терри.
– Боялась. Он обещал убить меня.
– Свинья! – пробормотал Терри.
Неожиданно Шарлотта застонала.
– О, тетя! Тебе нужно лечь в постель. Тебе станет хуже. Пойдем.
– А ты собираешься ложиться? – спросила пожилая дама.
– Да. Становится холодно.
Только теперь Мэри заметила, что гроза прошла. Моросил дождь, ветер утих также внезапно, как поднялся.
– Но как быть Руфи? – спросила она. – Ключа у нее ведь нет. Пусть она ляжет с нами.
– Можем снять засов с твоей двери и поместить на ее, – сказал Терри.
Мэри взглянула на девушку. Она поняла, что той сейчас нужна не запертая дверь, а люди, которые ее поддержат и с кем она будет в безопасности. Мэри была в ответе за сироту и пока что плохо ее защищала.
– Засов мы установим завтра. А пока Руфь может переночевать на моем диване.
Она увидела, как волна невероятного облегчения захлестнула маленькую служанку.
Нужно было что-то предпринять. Руфь нельзя оставлять рядом с Винсом. Однако сейчас Мэри чувствовала, что слишком погружена в собственные горести, чтобы думать ясно и помочь девушке.
– Как скажешь, – тихо ответил Терри.
Он понимал, что пережитые события глубоко потрясли его подругу и перевернули ее внутренний мир.
Он видел, что она заставила себя успокоиться, но в ее глазах прятался ужас. Ее лицо, ее поза выражали невыносимое напряжение. На ней и на служанке остались следы побоев. Терри понимал, что нужно принять меры против Винса – бесконтрольного пьяницы. Не было смысла полагаться на силу, поскольку она ничего не решала. Не было смысла верить торжественным обещаниям, которые Бордер нарушал с такой же скоростью, с какой в жару тает снег.
– Я сегодня останусь здесь, – сказал он. – А вы все отправляйтесь спать. Вам здорово досталось.
Никто не стал спорить. Женщины были глубоко благодарна ему за защиту. Будучи застенчивым и скромным, Терри, тем не менее, умел внушить окружающим веру в его умственные и физические способности.
Мэри знала своего друга, знала, какой он отважный, как беспримерно его мужество, Она видела, как он сражается снова и снова. Несмотря на хрупкую внешность, его мышцы напоминали шпагаты, а кости будто были стальными.
Они обменялись несколькими словами перед тем, как отправиться спать. И хотя Мэри с радостью дала измученному телу отдых, она знала, что не сможет уснуть и не закрывала глаза до самого рассвета. Она все еще видела перед собой безобразное существо, ее кожа горела от его прикосновения. Удивительно, но на ней не осталось шрама, который навсегда сохранил бы память об этом контакте. Но если на теле не было следов, то как насчет ее разума, ее души? А что с безмолвным ребенком внутри нее? Отец Мэри был врачом. Нет смысла отворачиваться от правды. Теперь, до рождения ребенка, она будет спрашивать себя, кого же она носит в утробе.
Она яростно сосредоточилась на ребенке и прокляла его. Ее жестокий порыв и появление монстра в этот драматический момент не могли не повлиять на того, кто сейчас напоминал чувствительную и готовую к использованию пленку.
Когда Винс тихо вошел в дом, только Терри находился поблизости. Вместо того, чтобы наказать Бордера, он с изумлением уставился на него и даже не сделал попытки преградить блудному сыну путь в его комнату. Перед Терри был человек, которого покинули все умственные и физические силы.
Казалось, он абсолютно пуст и ничем не напоминает того злого, извращенного Винса, которого знал Терри.
Нечто дьявольское покинуло Бордера, осталось где-то в ночи, а может просто замерло на время.
Да, Винс выглядел застывшим, как машина, которая перестала работать, как человек, который полностью, безраздельно себя истратил и теперь двигался только под действием рефлекторного импульса.
Терри был уверен, что, если даже он обратится к Винсу, ответа не получит, поскольку тот не услышит, либо не сможет осмыслить услышанное, ведь разум покинул Бордера.
Терри сел и глубоко задумался. В человеке, когда-то бывшим его другом, он видел нечто необъяснимое, уродливый секрет, который не могли открыть ни философия, ни другие науки.
В Терри будто воскрес глубинный инстинкт леской кошки. Безмолвная сила, которая живет в душе любого человека, обнаружила чужеродность Винса, подняла голову, вышла из своего укрытия и воинственно устремилась ей навстречу.
И все же сегодня Терри не оставалось ничего другого, кроме как быть рядом с Мэри. Похоже, теперь он будет охранять ее всю жизнь. Но ведь Мэри и была его жизнью.
Он не знал нужды, умел зарабатывать себе на хлеб, жил в прекрасном доме и у него была хорошая мать. Но Терри не врал себе: ничего не имело значения, кроме Мэри. Ничто не восполняло ее потерю. И она была замужем за созданием, против которого восставало даже бессознательное Терри.
Он не мог ею обладать, но все же мог ей помочь и готов был тихо служить ее благополучию, посвятив этому всю жизнь.
Позже он тихо вошел в комнату из которой видел дверь в спальню Мэри. У Терри был чуткий сон. Благодаря скаутской подготовке, службе в территориальных силах, а потом в армии, он мог проснуться от едва слышного звука, оставаясь настороже даже во сне.
Он встал рано. Из-за двери доносилось хриплое дыхание Шарлотты. Дай бог, чтобы Мэри хорошо отдохнула.
Как поступить с Винсом? Заявить на него в полицию? Гражданский долг велел поступить именно так. Однако сначала Терри хотел задать Винсу несколько вопросов. Он прошел через лестничную площадку. Дверь в комнату Бордера была заперта. Терри послушал, но ничего не услышал. Он решил подождать полчаса, потом постучать. Терри сел в кресло, из которого мог видеть двери в комнаты Винса и Мэри.
Странно, что Руфь не встала. На часах семь, а завтрак в восемь тридцать. Шарлотта уезжает в одиннадцать.
С другой стороны, нет ничего удивительного, что совсем молодая девушка все еще спит после такой ночи. Так что завтрак вряд ли появится, если только он не приготовит его сам.
Семь тридцать. Он постучал в дверь хозяина дома и, почти не задумываясь, повернул ручку. Дверь открылась, комната была пуста. Но… но… но как такое возможно? Ключ оставался в замке. Его поворачивали с тех пор, как он проверял дверь Винса в последний раз? Нет, это абсурд. Она была заперта. И ведь он наблюдал за ней с семи утра. А когда он спал, ее открывали?
Разум подсказывал два вывода. Первый: Винс вышел из комнаты пока Терри спал. Второй: ключ не поворачивался в замке с тех пор, как Терри утром проверил дверь. Хотя и разум мог обманывать.
Комната была пуста, как новое мусорное ведро. В шкафу была только одежда, окно заперто с внутренней стороны. Чертовски странно. Но все связанное с Винсом было странным.
Терри отметил, как бледны обе женщины, пока Мэри наливала кофе, а Руфь подавала ему чашку.
Он видел, как Мэри старается взять эмоции под холодный контроль. Выполнив работу, Руфь направилась к двери, но Терри остановил ее.
– Минуту, Руфь.
Девушка послушно остановилась, но губы зашевелились, а глаза потемнели от страха. Терри повернулся к Мэри.
– Винс может вернуться в любую минуту. Думаю, мы должны решить, что будем делать. Наш долг, разумеется, позвонить в полицию.
– Руфь просит нас не делать этого, – тихо ответила Мэри.
Терри взглянул на девушку. По ее щекам бежали слезы. Господи, неужели она влюбилась в хозяина? Возможно. Человеческая природа бесконечно сложна.
– А ты хочешь заявить на Винса, Мэри? – спросил он.
– Нет.
Этого он и ожидал. Вдруг у Терри появилась идея.
– Мэри, почему бы тебе не уехать к моей маме и не взять Руфь с собой?
Мэри глубоко вздохнула. Идея ей определенно понравилась.
– Мама писала мне несколько раз и просила убедить тебя приехать.
– Но кто присмотрит за домом?
– Энн и миссис Тэтчер. А когда вы вернетесь, Руфь может пойти работать к нам, а Энн перейдет к тебе.
– И тогда вы не заявите на хозяина в полицию? – хрипло спросила Руфь.
– В таком случае нам не придется этого делать. Так ведь, Мэри?
Вошел Винс. Он как обычно был тихим и жизнерадостным. И все таким же чужим. Терри подумал, что в нем самом столько же темного и воинственного начала, готового бороться с тем, кто «… слишком близкий, к сожаленью.» 
Двуликое существо! Винс, пожалуй, самый необычный из смертных, с которыми Терри довелось встречаться.
Сейчас Бордер ничем не напоминал ту потерянную душу, ту опустошенную тварь, которая бродила в предрассветный час. Тогда он походил на безумные часы, на пустое подобие человека.
Терри доводилось встречать ненормальных, особенно пьяниц–садистов. Винс был самым страшным из них.
Можно было представить, как он пьет пряное вино на колдовском празднике, где у гостей вместо глаз дыры, сидит на могильном камне в конической шляпе и с острой бородкой, освещенный копьем лунного света, или лежит на столе для вскрытия, а прозектор обнаруживает у него желудь вместо сердца.
Никогда еще Бордер не выглядел таким по-гречески грациозным, таким молодым и счастливым. Он словно совершенно позабыл о своих проступках. Должно быть, он полагал, что шарм полностью компенсирует его разгул. Но казалось, что в нем самом, в его манерах и мыслях было нечто большее, чем озорство.
Неожиданно Терри вспомнил фразу: «Еще удивительнее, если бы на противоположной стороне улицы поселился другой Шляпник …» 
Вот кем был этот парень. Еще одним Шляпником, который презирал время. Он обманул человеческий возраст, возможно, благодаря сексуальной привлекательности, возможно, благодаря чему-то другому. Может быть, он был просто отмирающим атавизмом, может быть… О, черт с ним!
Винс ослепительно улыбнулся, подошел к Руфи и в своей самой обезоруживающей манере произнес:
– Боюсь, вчера я вел себя как злобный зверь. Но это был, разумеется, не настоящий я. Надеюсь, ты понимаешь.
«Да уж, разумеется», – угрюмо подумал Терри.
– Замечательно, Бордер, но объяснений недостаточно. Сегодня мы думали о том, чтобы заявить ли на тебя в полицию. Не потому, что такая мера повлияет на твою разрушительную природу, но потому что она надолго избавит нас от твоей неприятной компании.
– Послушай, – начал Винс.
– Пожалуйста, не надо обещаний. Ты уже нарушил прежние, и последствий нам хватило с лихвой. Посмотри на лицо Мэри. Посмотри на Руфь…
– Но теперешние обстоятельства исключительны. Ужасный, странный шторм и история с Непостижимым вывели меня из равновесия.
– Непостижимое появилось вчера перед Мэри. Я полагаю, твое рукоприкладство и его ужасная внешность довели ее до обморока. Как специальный констебль и как юрист я требую от тебя официальное заявление с объяснением того, что случилось.
Винс потрясенно уставился на Терри, потом на Мэри.
– Не понимаю! Я признаю, что потерял контроль и вел себя как грубиян. Мэри действительно упала в обморок, но перед ней никто не появлялся, пока я был рядом. Когда она потеряла сознание, я осознал, что натворил. В отчаянии я выбежал из дома, чтобы найти тебя. Но не нашел. Я не мог позволить себе вернуться, так что просто ушел в ночь.
– Ты только сейчас вернулся? – резко спросил Терри, внимательно глядя в лицо Винса.
– Около часа назад. Я умылся и пришел.
«Он опять лжет, – думал Терри. –  Минутку, возможно, Винс, находясь в бессознательном состоянии, не понимал, что вернулся. Даже Вельзевул достоин справедливости».
Наступила долгая пауза, во время которой Винс смотрел на Терри как нетрепливый мальчишка смотрит на мировых судей. И, словно судья, Терри вынес вердикт.
– Я не могу принять твои извинения или объяснения, Бордер. Я уверен, что и Мэри не примет. Я должен был бы заявить на тебя. Поскольку твой род можно прировнять к животным…
Он неожиданно замолчал, услышав звук, который можно было описать только как рычание. В глазах Винса появился дикий блеск, но в следующее мгновение он опустил красивые веки и Терри больше не мог видеть выражение, которое пряталось за ними. Однако рычание и свирепый вид Бордера подняли в его душе волну странного и такого же яростного сопротивления.
Он наклонился вперед, выпятив подбородок.
– Твой род можно прировнять к животным, – с нажимом повторил он. – И по соображениям безопасности ты должен быть в клетке.
Ужасная дрожь прошла по телу Винса. Терри заметил, что его руки сжаты, а тело напряжено.
– Однако, Мэри решила на некоторое время уехать и забрать с собой Руфь. Находясь в отъезде, она придумает, как защитить свое будущее.
Неожиданно Винс посмотрел на Терри. Лицо Бордера снова стало нормальным, а взгляд ясным, но встревоженным.
– Уедет? Насколько и куда?
– Она навестит мою маму, которая уже давно уговаривает ее приехать.
– Но…
– Сколько времени ее не будет решать только Мэри.
Некоторое время Винс молчал. Потом, не поднимая глаз, заговорил низким, странным голосом.
– Ребенок должен родиться здесь.
За словами Бордера стояли чувства, которые удивили всех присутствующих.
«Боже, по-моему он хочет этого ребенка, – мысленно произнес Терри. – Кто бы мог подумать?»
– Можете нанять мне опекуна, если хотите, но ребенок должен родиться здесь… Мы не разведены, не разведены по закону. У нее не будет оснований для развода или жалоб… но ребенок должен родиться здесь… У меня все еще есть право требовать.
Снова повисла пауза.
– Я вернусь вовремя, – холодно сказала Мэри.
– Прекрасно. Мы все решили, – Винс повернулся к Мэри. – Возможно, ты не подумала об еще одной положительной стороне происходящего. Ты будешь свободна от Непостижимого.
Мэри резко поднялась и огляделась. В ее глазах светилось почти безумное выражение.
– Я не буду свободна. Никогда! Монстр здесь!
Она положила руки на живот.
Винс с грохотом вскочил с кресла и выпрямился, испепеляя жену взглядом. В припадке страшной ярости он стал дергаться и рычать. Но когда Терри бросился между мужчиной и женщиной, рычание превратилось в крик. Винс упал на пол. Замерев, они смотрели как он корчится у их ног. Раньше они не видели ничего подобного.
– Господи боже, да он эпилептик, – прошептал Терри.
Мэри рассмеялась.

  Глава VIII

Было решено, что Терри позвонит матери и узнает, может ли Мэри приехать немедленно. Не любившая условности, Миссис Клифф готова была оказать гостеприимство в любое время дня и ночи. «Проводи время так, как тебе хочется, и, если я смогу разделить твои интересы, рассчитывай на меня» – таким был ее девиз.  Сейчас ее работа свелась к развлечению раненых, и она была рада принять у себя симпатичную девушку, которая помогла бы скрасить время «ее мальчикам».
События развивались быстро. Энн и миссис Тэтчер взялись следить за домом и готовить Винсу простой завтрак. Бордер не появлялся с того момента, как с ним случился припадок.
– Пусть Мэри поступает как хочет, если она приедет, когда ей надо будет рожать, – сказал он Терри. – Хорошо, если ее уже не будет, когда я вернусь.
– Ты эпилептик? – резко спросил Терри.
Глаза Винса потемнели от злости.
– Если ты про тот приступ, то позволь сообщить, что такое со мной впервые. И хоть я не такой умный как ты, рискну предположить, что он не имеет никакой связи с эпилепсией. А теперь ты очень меня обяжешь…
– Если что?
– Если пойдешь к черту.
Тем вечером Терри чувствовал большое облегчение, возвращаясь домой с работы. Тетя Шарлотта в санатории, а Мэри и Руфь на пути к миссис Клифф, где они получат ежедневную заботу.
Его встретила миссис Тэтчер.
– Мистер Терри, утром приходили два джентльмена, как раз после того, как вы уехали с мисс Мэри.
– Что они хотели?
– Они снова придут сегодня, в районе шести часов.
– Почему ты не отправила этих джентльменов в мою контору?
– Они сказали, что их дело не связано с вашей работой. Вот их карточки.
– Рандер… К.С. Рандер, это прославленный ученый… Бид Тачкорд…Да, я помню, он оккультист… А, вот и ответ. Непостижимое. Хм, интересно.
– Они спрашивали про мистера Бордера. Я объяснила, что он часто приходит поздно, а обедает обычно в ресторане Кларендон. Там они и попытаются его найти.
– Думаю, найдут. Может от него они узнают все, что хотят. В любом случае, когда и, если они придут, проводи их в мой кабинет.
– Хорошо, мистер Терри. Странно, что это существо не могут найти.
– Дьявольски странно! Вчера на улице была целая толпа. Мы действительно думали, что напали на след, когда услышали те крики. Мне даже сейчас сложно поверить, что это была всего лишь кошка. Может, сегодня им повезет.
– А вас с ними не будет?
– Нет, кто-нибудь отдежурит вместо меня. Сегодня я хочу проспать минимум восемь часов.
Точно в шесть миссис Тэтчер проводила профессора Рандера и Бида Тачкорда в кабинет. Рандер оказался человеком с острым лицом и пристальным, проникающим взглядом. Его спутник, оккультист, имел широкий лоб, и красно-карие непроницаемые глаза. Он казался очень спокойным человеком. Визитеры произвели на Терри впечатление людей с сильным складом ума, знакомых со множеством областей знаний и интеллектуальными достижениями разных стран. После обмена любезностями, Рандер рассказал о цели их прихода.
– Мы пишем книгу, довольно любопытную, – объяснил Рандер со смешком. – Она построена в форме диалога между точным умом, таким как мой и импрессионистским или открытым, таким как у моего друга. В книге обсуждаются аргументы за и против по самым разным темам.
Он улыбнулся Тачкорду.
– Нас интересует все необычное в природе. Мы тщательно изучаем странные феномены с разных точек зрения, потом обсуждаем их в форме диалога.
– Хотел бы я прочесть вашу книгу, – воскликнул Терри.
– Боюсь, пройдет много месяцев, прежде чем книга увидит свет, – тихо сказал Тачкорд. – Но раз вам интересно, мы пришлем вам копию.
– Конечно, – подтвердил Рандер.
Терри подумал, что у Тачкорда необычный голос, который хорошо подходил к его глубокому, но нечитаемому взгляду. Его речь была очень обдуманной и показывала, что за каждым словом стоит ясная мысль.
– Что ж, мистер Клифф, без сомнения вы понимаете, почему мы интересуемся Непостижимым.
– Понимаю. Но вряд ли могу помочь вам. Доктор Эрне…
– Он исчез.
– Исчез?
– Да, мы так поняли. Пропал также как его урод. На самом деле мы хотели увидеть вас не только ради сведений об этом существе. Нам, особенно моему другу Тачкорду, хотелось бы узнать о вашем соседе.
– О Бордере?
– Именно, – прозвучал низкий голос Тачкорда. – В его саду нашли последнюю жертву, так что в первую очередь мы разыскиваем мистера Бордера. Им интересуюсь именно я. Вы давно и близко с ним знакомы?
– Мы вместе воевали, а его жена мой старый друг. Но мы с ним не очень близки, – осторожно ответил Терри.
– Он интересуется оккультизмом?
– Думаю, нет.
– Он вообще проявлял какой-либо интерес к Непостижимому? – спросил Рандер.
– Ну…
– Нам кажется довольно странным, – сказал Тачкорд, что он не принял участие в поисках существа, которое совершило убийство в его собственном саду.
Действительно странно. Зная характер Винса, Терри до сих пор этому не удивлялся. Но все же происходящее таило в себе личную угрозу Бордеру… Неожиданно Терри вспомнил, как тот описывал своего отца.  Он взглянул на Тачкорда. Что этот странный, властный человек узнал о Винсе, чтобы задавать личные наводящие вопросы?
– Я в сложном положении, господа. Я не могу делиться сведениями о частной жизни соседа.
Рандер взял его за руку.
– Мы заверяем вас, мистер Клифф, что каждое ваше слово останется конфиденциальным.
– Я пытаюсь пролить свет на очень темные вещи, мой друг, – мягко сказал Тачкорд. – Все, что я узнаю по этому делу, не попадет в книгу. Прошу вас мне поверить.
– Разумеется.
– Думаю, вы вспомнили что-то об отношении мистера Бордера к оккультизму?
– Он говорил мне, что его отец верил в магическую науку и подробно изучал ее. Думаю, могу вспомнить, что именно он сказал. «Мой отец был странным… Он верил в тайны, в ужасные, глубоко запрятанные секреты и в существование вампиров. Отец следовал своей религии, вере в немертвых. Он клялся темным миром, что после смерти воскреснет!»
Пока Терри вспоминал, Тачкорд наклонялся к нему все ближе и смотрел пристально, не мигая.
– Он говорил именно так?
– Может я изменил или перепутал некоторые слова, но смысл я передаю точно.
– Бордер действительно верит, что его отец все еще жив?
Терри взглянул на них. Если бы они задали этот вопрос двадцать минут назад, он показался бы ему абсурдным, но теперь Терри было интересно. Разве Мэри не рассказывала, что Винс раздражал Шарлотту шутками про Непостижимое и утверждал, что существо его отец?  Господи боже! Нет, это полная ерунда!
Положив руки на колени, Тачкорд наклонился так близко, что Терри ощутил его дыхание.
– Не скрывайте ничего, мистер Клифф, даже если некоторые вещи кажутся вам нелепыми. Вы вспомнили о чем-то еще?
– Что ж, я сам задумываюсь о поведении Бордера. Иногда он говорит и делает вещи, которые меня пугают. Например, меня тревожили его поступки во время войны. А теперь эта история с его отцом. Может у него мания?
– Почему вы спрашиваете об этом, мистер Клифф? – спросил Тачкорд тоном, в котором угадывалось намерение любым способом узнать правду.
– Возможно Бордер нес ерунду, но, когда мы услышали, что существо сбежало, он заявил, что это его отец.
– Так и сказал?
Терри почувствовал, что оккультист, хоть и выглядел спокойным, был сильно заинтригован, и подумал о кипящей лаве вулкана, бурлящей под твердой каменной поверхностью. Терри посмотрел на Рандера, который улыбался.
– Думаю, мистер Клифф, ваш сосед, пожалуй, даже слишком разумен. Человек наблюдательный и с невероятно острым умом, всегда готовый уцепиться за подвернувшийся шанс. Эпатажная личность. Немного клоун, жаждущий произвести впечатление. Галка, которая любит наряжаться в павлиньи перья. Полагаю он, будучи позером, всегда старается получить некие преимущества. Однако Бордер вылил на вас, мистер Клифф, всю эту чушь без какой-то практической цели. Он желал создать атмосферу оккультизма, но, разумеется, на самом деле он не более таинственен, чем мой ботинок. Побег этого урода пробудил в нем жадного до внимания актера, и я не сомневаюсь, что, проявив немного любопытства, я прояснил бы его мотивы.
Последовала странная, каменная тишина. Терри чувствовал, что эти мужчины, каждый из которых обладал по-своему великолепным складом ума, были и верными друзьями, и заклятыми врагами, не упускавшими случая раскритиковать идеи друг друга. Тачкорд, намного более массивный и физически внушительный, поднялся и встал спиной к камину. Он пристально посмотрел на хозяина дома.
«Что эти охотники за разумом думают обо мне? Непростые собеседники!» – думал Терри.
– Что ж, мистер Клифф, вы видите, как различаются наши взгляды, – сказал Тачкорд без всякой злобы.
– Вы не согласны с профессором Рандером по поводу мистера Бордера? – спросил Терри.
– Абсолютно. Мой друг первый в области точных наук, и никто не знает больше о природе человеческого мозга. Следовательно, мы должны безусловно принять его заключение о том, что ваш сосед разумен. С другой стороны, я без колебаний и после столь же тщательных исследований, какие провел профессор чтобы завладеть секретами его науки, заявляю, что все люди, кто-то в большей степени, кто-то в намного меньшей, владеют мистическими силами. Однако те, кто не изучает и не развивает свои способности, объясняют непонятное им законами материального мира. Скептики, возможно, полагают, что оккультисты прыгают по сцене как фокусники и творят чудеса. Однако на самом деле исследователи потустороннего относятся к безмолвному и тайному сообществу, которое предпочитает молчаливое уединение и путешествие к чудесам тихими тропами. Немногие озвучивают сомнения. Миллионы верят и молчат. Чтобы знать, что существуют феномены, для которых у нас нет имен, необязательно видеть, слышать или чувствовать эти явления. Некоторые из нас вынуждены принять особое знание. И я посмею сказать, что нет на земле ни мужчины, ни женщины, которые, по мере того как к ним приближается смерть, не узнавали бы все больше о сверхъестественном.
Мне интересна аура вашего соседа. Она показывает странные вещи. Злые существа не открывают свое присутствие, но они есть на земле. В мироустройстве, как и в естественных процессах, иногда случаются ошибки, и в нашу нормальность вкрадывается ненормальность, словно прикосновение чего-то потустороннего. Человечество предпочитает не видеть, не знать о вторжении темного мира, чьи слуги застают людей врасплох, используя их для целей, которые непонятны даже таким исследователям как я. Приспешники тьмы никогда не появляются в конкретной форме, поэтому мы не можем удостовериться, что они существуют. Однако наши инстинкты в отчаянии кричат о дьяволе, демонах, вампирах или немертвых, пока эмпирики насмехаются, ведь сущности невидимы и не могут быть исследованы. Здесь нет места для рационализации.
– Вы полагаете, что родственники Бордера – вампиры и демоны? – почти раздраженно спросил Терри.
Он посмотрел на мужчин и увидел, что Рандер тихо улыбается.
Но Тачкорд продолжал серьезно изучать Терри.
– Я не предполагаю ничего нелепого или такого, что мы называем сверхъестественным, мистер Клифф. Я думаю, ваш сосед знает о своих необычных способностях и связан, или, возможно, связан с некими злыми силами. Однако мистера Бордера скорее можно назвать жертвой, чем приспешником. Вероятно, он отчаянно борется с порывами, которые сам едва понимает.
Неожиданно для самого себя, Терри рассказал всю историю отношений Винса и Мэри, которую джентльмены выслушали внимательно, не проронив ни слова. Когда он закончил, Тачкорд повернулся к своему товарищу.
– Вам не кажутся необычными следующие факты? – спросил он. – Во-первых, рассказ Бордера о вере и занятиях его отца. Во-вторых, его утверждение о родстве с Непостижимым. В-третьих, приход существа в этот город, необъяснимый побег, проникновение в сад Бордера, появление перед матерью его ребенка и, наконец, припадок самого Бордера.
– Я вижу цепь событий, объяснить которые очень легко. Я согласен с Бордером, который, очевидно, беспокоясь о благополучии ребенка, решил, что его жена нездорово много размышляла о существе, подверглась действию феноменального шторма и в итоге вообразила то, чего на самом деле нет. А припадок молодого человека объясняется его склонностью к актерской игре.
– Если монстр – просто деградирующая смесь человеческой и животной жизни, почему же его не поймали?
– Поймают, мой друг.
– Нет, никогда.
Терри повернулся к Тачкорду.
– Вы верите, что природа Непостижимого сверхъестественна?
Тачкорд помолчал.
– Во время вашего нахождения в траншеях, могли бы вы объяснить все, что видели и слышали с помощью естественных наук? – спросил он.
Вопрос застал Терри врасплох. Он, как множество других солдат, сталкивался с происшествиями, порой незначительными, которые удивляли его и пугали тех, кто хуже контролировал себя с помощью разума и воли.
– Значит Непостижимое исчезло магическим образом? – спросил Рандер, насмешливо подняв бровь.
Вопрос был задан столь тактично, что мог бы обидеть Тачкорда. Но обидеть последнего, думал Терри, нелегко.
– Непостижимое похоронено, – так же мягко ответит Тачкорд.
– Вы предполагаете, что его убили?
– Я полагаю, что нужно перестать рассуждать о том, что уже предано забвению.
Эти два весьма интересных и нежданных гостя оставили Терри в растерянности.
«Господи! – думал он. – Я теперь еще меньше знаю о Бордере, чем до их прихода».
Оба хорошо аргументировали свои теории. Проза жизни, которая так легко объясняла кажущиеся загадочными обстоятельства, склоняла Терри к принятию более вероятных объяснений Рандера. Однако он должен был признать, что многое свидетельствует и в пользу удивительных идей Тачкорда, например странный склад ума Винса и его поведение.
Согласно Рандеру, Бордер был тем, кем его считала полиция и в пользу чего говорили другие свидетельства: очень здравомыслящим, изворотливым мошенником, ищущим лучшее место, которое он мог вырвать у жизни. Согласно Тачкорду, Винса захватила тьма. Он стал жертвой призраков, менее уловимых, чем тени, созданием, отчасти понимающим, что он проклят и тайно бунтующим против этого. В любом случае он не был подходящим мужем для милой, дорогой сердцу Мэри.
Кто из двух ученых прав рано или поздно покажет ребенок. Если он окажется нормальным и приличным человеком, победит Рандер.
Тем временем Мэри была в безопасности у матери Терри. Единственной проблемой оставалось, что Непостижимое так и не поймали. Как и предсказывал Тачкорд. Еще удивительнее, что исчез его хозяин. Был ли этот человек мошенником? Показывал ли он публике измененного волка, а потом исчез, опасаясь последствий обмана?
Время покажет.
Время действительно показало. Никто из смертных больше никогда не видел Непостижимое.
Терри писал Мэри.
«У нас тут тихо и спокойно. Все принимают как должное, что существо навсегда исчезло. Я не преувеличу, если скажу, что осмотрели буквально каждый листочек. Прошло уже много времени, вряд ли оно снова появится...»
«В твоем доме все в абсолютном порядке. Винс, похоже, упражняется в усиленном самоконтроле и ведет себя также тихо как преподобный мистер Джеймс. Пока он вовсе не пьет, а запирается и проводит ночи с толстыми книгами. Я полагаю, он взял себя в руки потому, что…».
 «Поверишь ли ты, Винс выиграл 700 фунтов угадав результаты футбольного матча, и теперь он у нас местная знаменитость…»
«Я сегодня навещал тетю Шарлотту. Она решила отправиться домой. Она выглядит довольно слабой и, наверное, очень скучает по дому… Без сомнения, ты слышала…»
«Мисси Тэтчер видела доктора Гроува и все организует. Но мама говорит, что моя экономка тебе уже обо всем написала…»
«Мама не приедет на похороны и ее следующий короткий визит будет последним перед продолжительной поездкой. Она отправляется в Америку в составе какого-то странного комитета. Я думаю, она ужасно тоскует по отцу, и старается занять чем-то свой ум…»
«Кстати, я очень по тебе скучаю…»

Глава IX

Винсент Бордер встретил Холли Чамберс случайно, в библиотеке. Играя новую для него роль книжного червя, он заглянул туда во время обеда, чтобы взять новые книги взамен тех, что прочел – сборника стихов Э. По и издания по истории алхимии.
Они сразу почувствовали нечто общее и не пытались это отрицать. Холли была высокой, широкоплечей, с пышной грудью и округлыми, красиво очерченными бедрами. Натуральные каштановые кудри сочетались с соблазнительными, глубокими, вызывающими голубыми глазами. В дополнение к прочим достоинствам, у Холли была гладкая кремовая кожа.
Винсу нравилась внешность Холли, но помимо красоты было что-то в ее личности, что привлекло и привязало его с первого мгновения их встречи. В Бордере Холли увидела не только самого красивого мужчину из тех, с кем ей доводилось встречаться, но и человека, близкого ей по духу. 
Их глаза вспыхнули, и судьба улыбнулась им.
Повернувшись, он столкнул ее книгу с полки.
– Ужасно сожалею, – вяло произнес он, прежде чем увидел ее лицо и встретил взгляд.
Он быстро поднял книгу.
– Проходы тут очень узкие, – заметил он, возвращая ее на место.
– Да, – согласилась она, улыбнувшись в ответ.
– Как и большинство библиотек, эта скучная и старая.
– Библиотеки правильнее было бы назвать музеями.
– Точно! Вы похоже часто бывали в подобных местах.
– О, я много путешествовала по Англии и Шотландии. Я медсестра.
– Вы временно работаете в этом городке?
– Не совсем. Не могу сказать, сколько еще здесь пробуду. Я работаю в больнице доктора Гроува.
– Да? Он наш семейный врач.
– Это мне ни о чем не говорит, – промурлыкала она с улыбкой, внимательно глядя на Винса.
–  Моя фамилия Бордер.
– Винсент Бордер, который выиграл по купону семьсот фунтов? Футбол, да?
– Да, я та самая знаменитость.
– Тогда я полагаю, ваша жена скоро будет нашей пациенткой?
– А вы будете ее медсестрой?
– Возможно, если приложу некоторые усилия.
Они украдкой разглядывали друг друга.
– Вы сегодня не на дежурстве? – неожиданно спросил он, заметив ее симпатичную элегантную муфту.
– Сегодня нет.
– Я собирался обедать. Может, пойдем в какое-нибудь местечко?
– Было бы чудесно! Меня зовут Холли Чамберс, - повернувшись, добавила она.
– Холли! Это имя вам идет.
Они начали флиртовать. Винс чувствовал, как внутри у него разгорается пламя. Девушка была как раз в его вкусе. Он понял намек, когда она сказала, что во время испытательного срока ее называли Джолли.
–А иногда Джолли-Холли, – сказала она.
Ему понравилась ее грамотная речь. Винс, будучи необразованным, умел казаться утонченным человеком, и Холли, очевидно, обладала тем же даром, ведь и она не могла позволить себе хорошее образование. Бордера удивило странное совпадение: отец Холли работал на ярмарках, показывал диковины и таким образом сколотил достаточное состояние, чтобы отойти от дел и тихо жить в Корнуолле.
– Он чудесный человек, – воскликнула она. – В пятьдесят два ему не дашь больше сорока, и он силен, как лошадь.
– Ты очень любишь его?
– Мы близкие друзья, хорошо ладим, но я не думаю, что очень люблю его. Я не верю, что можно настолько нуждаться в ком-то, чтобы без него или без нее нельзя было жить.
Он быстро взглянул на нее. Да, она была такой же как он, разделяла его взгляды. Жизнь неожиданно стала яркой. После того шторма он решительно отрекся от выпивки, и мир потускнел. Его грозила одолеть скука, что для человека с его темпераментом было опасно.  Но теперь!
Он видел, что она заинтересована в том, чтобы использовать подвернувшийся шанс. Но она осторожна! Да, Холли была осторожной. Еще до того, как обед закончился, он стал подумывать об интрижке с ней и знал, что она разделяет его желание. Холли почти не отказывала себе в том, что было ей доступно, и всегда стремилась к самому лучшему.
Они снова и снова встречались и становились все дружелюбнее друг к другу.
Вскоре у них появилась возможность устроить свидание. Она могла уйти из дома и провести с Бордером ночь. В пустом доме Винса легко было бы сохранить их связь в тайне. Но Холли, как Винс и ожидал, не согласилась. Она хорошо знала себе цену.
– Я не иду на глупые риски, – сказала она.
Винс попытался ее успокоить.
– О, да. Я слышала все это и раньше. Но даже умнейшие из нас ошибаются. Даже Лили.
– Лили?
– Моя сестра. Она думала, что все предусмотрела, но, оказалось, не все. Боже сохрани! У нее будет ребенок практически в то же время, что и у твоей жены. Как странно!
– Я не думаю…
Винс начал спорить, хотя прекрасно понимал, что Холли на самом деле не боится. Она лучше любой другой женщины умела позаботиться о себе, даже защитить себя. Она была сильной, намного сильнее Бордера.
– Твоя сестра тоже медик?
– Нет, она замужем. Ее муж служит в Индии. Она плохо переносит тамошний климат и несколько месяцев назад вернулась в Англию. Лили довольно сильно переживает. Разумеется, он поймет, что ребенок не его.
– И что она будет делать?
Холли рассмеялась. В ее смехе было что-то зловещее. Винсу он показался почти родным. Злобные мыслишки, появившись из ниоткуда, затанцевали в его мозгу.
– Она предложила мне довольно большую сумму, по крайней мере такую, которую люди в нашем положении считают большой, чтобы я помогла ей.
– И ты поможешь?
– Нет, я не буду рисковать. Она сама эту кашу заварила, вот пусть и расхлебывает.
Холли неожиданно заметила, что Винс пристально на нее смотрит. Он как будто навострил уши и напомнил ей животное.
«Интересно, что это он задумал? То, что поможет ему и навредит мне. Что ж, он будет разочарован.»
Она желала Винса и по-своему, расчетливо, любила его, но не стала бы ничем рисковать ради Бордера, если только награда не казалась бы ей весьма стоящей.
Но о чем бы Винс ни думал, он ничего не сказал. Тогда.
– Ты знаешь, что мы ничем не рискуем. Если слишком осторожничать, пропустишь в жизни все веселье.
Это было правдой. Винсу не стоило беспокоиться. Холли не собиралась отказывать себе в такой роскоши.
Время шло. Холли и Винс предавались любви осмотрительно. Бордер получал глубокое удовлетворение от их отношений и больше не стремился к выпивке. Его полностью захватила новая восхитительная партнерша.
Даже Терри и женщины в его доме не узнали о том, что творится за соседской дверью.
– Похоже, мистер Терри, он действительно начал с чистого листа.
– Да.
– И, возможно, будет хорошим отцом.
– Давайте надеяться.
Письмо от Мэри, в котором она сообщала о срочном возвращении, оказалось для Винса весьма неожиданным. Время поджимало.
– Придется нам прекратить встречи, когда она вернется, Холли.
– Разумеется.  Я не могу позволить себе даже небольшого намека на скандал, – сузив глаза, она взглянула на Бордера. – Между прочим, сегодня доктор Гроув сказал мне, что миссис Бордер будет моей пациенткой.
Они посмотрели друг на друга, затем рассмеялись.
– Нужно использовать оставшееся время по максимуму, старушка, – сказал Винс. – Как насчет сегодня?
– Сегодня мы не сможем увидеться.
– Почему это?
– Я еду навестить Лили и вернусь только завтра утром.
Она увидела его странный, потемневший взгляд, который так часто предупреждал ее, чтобы она не торопилась выносить суждение об этом человеке. Неожиданно Бордер оказался далеко, будто за мили от нее, потерявшись в черных джунглях своих мыслей. Но у Холли был бесценный дар: она умела ждать. Так что она ждала.
– Твоему отцу не нужна работа? – спросил он наконец.
Вопрос был настолько неожиданным, что она замерла, уставившись на него. Однако Холли привыкла к странным замечаниям Винса.
– Ты говоришь о работе в его области?
– Необязательно.
– Он ничем не занят, хотя очень скучает по своим представлениям, – она бросила на Винса любопытный взгляд. – Возможно, он и согласился бы поработать за хорошую плату. А что? У тебя есть для него предложение?
– Есть возможность провернуть хорошее дельце, если оно ему подойдет.
– Что значит подойдет?
Винс уставился на свои ногти. На его губах играла лукавая улыбка.
– Что за человек твой отец?
– Высокий и красивый, как я.
– Я не об этом. Он религиозен?
– А, поняла. Ты спрашиваешь, насколько он честен? Что ж, он в точности как я.
Винс усмехнулся.
– Такой плохой?
Они затеяли веселую возню, но потом Бордер вдруг стал серьезным. Настолько серьезным, что Холли впервые испугалась его. Она и раньше подозревала, что в его личности таятся мрачные глубины, но до настоящего момента не верила, что он опасен, и что под его жизнелюбием скрывается зло.
– У меня, возможно, есть работа для твоего отца. Довольно интересная.
– Преступление?
Он рассмеялся.
– Я что, похож на преступника?
– Мы с тобой оба беспринципны. Но я к тому же осторожна.
– Возьми себя в руки, сестренка. Это дельце нельзя назвать обычным преступлением. Его можно провернуть, почти не рискуя, и оно довольно прибыльное. Если только твой отец не слишком щепетилен и может держать язык за зубами.
– Мне придется участвовать?
– О, да!
– Хм, я так и думала. Ну?
– Мы можем быть полезны друг другу…
– Увиливаешь от оплаты?
– Разумеется, нет. Я хочу сказать, что, помогая мне, ты поможешь себе.
– Ты про Лили?
– Ты ведь беспокоишься за сестру, так?
Теперь Холли сидела очень тихо. Предложение начало ее интересовать.
Мягко и аккуратно Винс рассказал обо всех событиях во время беременности Мэри. Холли слушала очень внимательно. Когда он замолчал, она спросила:
– Ты полагаешь, что ее страхи перед этим существом, мысли о нем и испуг, когда она его увидела…
– Когда ей показалось, что увидела, – пробормотал Винс.
Холли взглянула на него. Бордер смотрел на нее из-под ресниц.
– Испуг, когда ей показалось, что она увидела существо, – осторожно продолжила она, – мог повлиять на…
– Точно. Ты хорошо соображаешь, Хол. Ты ведь уже поняла, что я хочу предложить.
– Заменить ребенка Лили на…
– Именно.
– Но предположим, что твой ребенок родится нормальным?
На мгновение его лицо изменилось до неузнаваемости. Через все тело прошел спазм боли или гнева, исказивший его черты. Он наклонился к ней. Его губы дрожали, потом Винс заговорил.
– Он не родится нормальным, – хрипло произнес он.
Холли, будучи смелым и откровенным человеком, хотела возразить. Как он может быть уверен? Но что-то остановило ее. С этого момента она была убеждена, что ребенок Мэри Бордер родится монстром.
– Что ж, может ты и прав, – согласилась она. – Но то, что ты предлагаешь почти невозможно. Только в книгах и пьесах легко обхитрить закон, но не в реальности. Особенно, если дело касается младенцев. Люди очень любят совать свой нос во все, что связано с рождением детей. И к тому же доктор…
– Доктора не будет.
– Ты решил ударить его по голове молотком или что? – с улыбкой спросила она.
Винс не обратил внимания не ее насмешку.
– Доктора не будет. Только ты будешь присутствовать при рождении, – тихо повторил он.
– Хм!.. Значит, я не смогу присутствовать при родах Лили. А как ты разберешься с властями? Ведь о ребенке сестры узнают.
– Не узнают. Ты говоришь, что она родит в то же время…
– …Что и твоя жена. Почти в тот же час, если мы знаем верные даты. Но, разумеется, обследование…
Неожиданно Бордер прервал расчёты Холли, вскочив так быстро, что она раскрыла и рот, и глаза. Снова его нельзя было узнать. Снова у нее возникли подозрения в его нормальности, которые не могли развеять его слова.
– Холли, до тебя никогда не доходило, что у меня есть дар ясновидения? Или ты, как и большинство людей, не замечаешь выдающихся способностей разума? Дети родятся в одно время.
Он смотрел на нее так пристально, что она опустила свой обычно бесстрашный взгляд.
«В любом случае, обследование покажет прав он или нет, – здраво рассудила она. – Большая удача, что и Винс, и Лили знают точные даты зачатия… А следить за процессом беременности не проблема».
Тем не менее, она совершенно уверилась, что оба ребенка родятся в одно время. Не потому, что знала даты зачатия, и не потому, что последующее обследование полностью подтвердило сроки, но потому, что заявление Винса осело в ее мозгу, как неопровержимый факт, хотя она этого не осознавала.
– Хорошо, предположим, что роды пройдут одновременно или почти одновременно, но как скрыть беременность Лили и последующее появление ребенка?
–Тут то и нужен твой отец. Твоя сестра человек неприметный, у нее мало друзей. О ее состоянии никто не знает. Как я понимаю, у твоего отца все еще есть туристический фургон. Он возьмет ее с собой и отправится в путешествие по отдаленной местности, а в наши края приедет к определенному времени. Единственная проблема в том, что некому присмотреть за родами Лили. Придется привлечь незнакомца.
– Вовсе нет. Папа очень опытный человек, он и ребенка сумеет принять. Он лучший доктор, чем большинство практикующих врачей. В нем течет цыганская кровь. С ним она будет в безопасности.
– То есть, думаешь, он возьмется за дело?
Жесткие губы Холли сжались, а в глазах появилось лукавое выражение. Но под лукавством пряталась тень страха, скорее инстинктивного. Цыганка в ней, возможно, предостерегала о странностях природы Винса, но Холли обладала немалым мужеством и стойкостью, чтобы в любой момент встретиться со злом, и поэтому не утратила решимости.
– Что до условий, то какую оплату ты предлагаешь?
Винс помолчал.
– Она будет настолько щедрой, насколько я могу позволить. Я уже говорил, что небогат.
Еще одна пауза.
– Я буду выплачивать твоему отцу по фунту в неделю до конца его дней, а после его смерти буду выплачивать тебе.
Холли про себя усмехнулась. Она, лукавая интриганка, увидела в предложении Винса отдаленные возможности, никак не связанные с его карманом. Фунт в неделю был ничтожной компенсацией за то бремя, которое ее отцу, а, возможно, и ей самой придется взвалить на себя.
– Сколько ты зарабатываешь? – резко спросила она.
– Пять фунтов в неделю, – поколебавшись, ответил Винс.
– Пять фунтов. Значит, ты можешь платить тридцать шиллингов. Ты ведь тратишь зарплату только на себя.
Он холодно улыбнулся. Его глаза расширились, и Холли с почти суеверным страхом увидела, как в них словно сами собой загорелись огоньки, хотя она знала, что во взгляде Бордера отражается огонь, который прыгал и шипел в камине. 
– Ты рассчитываешь получить что-то в дальнейшем? – мягко спросил он.
– Мы не шантажисты, – холодно ответила Холли.
–Я могу позаботиться о себе, – прошептал он.
Его огненный взгляд скользнул по ней.
– Я буду платить тридцать шиллингов, но не больше.
– Хорошо, мистер По. Теперь поговорим обо мне.
– О тебе?
– Да. Я рискую сильнее всего. Я главная актриса в твоей маленькой драме. Сам подумай.
– И что ты хочешь?
– Пятьсот шиллингов. И это еще дешево.
Некоторое время они препирались, но потом он согласился.
– И вот еще: если твой ребенок родится нормальным, а младенец Лили останется у нас, ты заплатишь нам двести фунтов, чтобы мы смогли его пристроить.
Она подумала, что его смех напоминает звук, с каким на бархат наносят масляную краску.
– Если он родится нормальным, я заплачу вам миллион.
Не смотря на самоконтроль, Холли вздрогнула.
Она решила, что, кроме деловых, у нее отныне не будет никаких отношений с Винсом. Она неправильно оценила этого мужчину и знала, когда наступало время уйти. Но несмотря на появившееся отвращение к Бордеру, ее переполняло волнение. В ответ на открывшиеся перспективы, которые она сама до конца не осознавала, в ней пробудилась и балаганщица, и цыганка. Первая почувствовал, что на ее пути появился источник хорошей прибыли. Вторая напомнила о желании увидеть мир, посетить живописные города и деревни, которые так хорошо знал ее отец. И вот ее стремления стали превращаться во вполне реальные возможности. Имея при себе подходящего уродца, можно путешествовать по всему миру и быстро зарабатывать хорошие деньги. И ведь она так ненавидела рутину! Ей так надоело сестринское дело!
Решение, предложенное Винсом, было замечательным во всех отношениях. Оно устраняло неприятную проблему Лили и гарантировало ее отцу доход, который, как она знала, станет прекрасным дополнением к его капиталу. Она сама получит солидную сумму, которая необходима, чтобы реализовать ее будущий план. Холли решила безотлагательно заняться приготовлениями. Она сегодня же поговорит с Лили и немедленно пошлет отцу телеграмму.
Встреча Вина и бывшего хозяина аттракционов была знаменательной. В высоком, худом, похожем на волка отце Холли были ясно видны цыганские черты. В его беспокойном, высокомерном необузданном взгляде отражались великие водные пути, равнины, холмы, леса и ущелья. Стало ясно, почему он выбрал скалистый берег Корнуолла в качестве последнего прибежища. Холли, присутствуя на встрече, удивилась, насколько Винс проигрывал ее отцу. Бордер казался менее красивым, ниже ростом, и личность его была не такой сильной.  Вдобавок он со странной неловкостью приближался к пожилому мужчине. Холли всегда понимала реакции отца и заметила в его отношении к Винсу странную и брезгливую враждебность. Он неохотно заключал сделку с Бордером, что было очень странной переменой в его отношении к делу. Ведь до этого он, как и его дочь, видел прекрасные возможности в получении экспоната, способного сильно заинтересовать болезненные умы по всему миру. Разумеется, в конечном итоге он не только согласился, но и подписал в некотором роде договор, хотя было ясно, что делает он это вопреки своему молчаливому осуждению.
– Если бы ты так не стремилась к этому, девочка, я бы уехал на поезде обратно в Корнуолл без этого листа бумаги, – сказал он потом Холли.
Она редко видела, чтобы отец так сильно беспокоился.
– Почему? – спросила она.
– Ничего хорошего из этой сделки не выйдет.
Некоторое время он молчал. Знания, оккультизм, пророчества были частью его наследия.
– Человек приобретает благоразумие и умение выносить суждения далеко не сразу, – добавил он. –  В основе и первого, и второго лежит часто безмолвный инстинкт. Он дает знание, не настолько ясное, как искусственное знание цивилизации, но гораздо более тонкое, более точное, подчиняющееся более строгим законам. Мужчины почти подавили инстинкт. Его роль в событиях отрицается. Он превратился в разрушающееся достояние. Но все же инстинкт продолжает жить в человеке, продолжает влиять на события в мире, и гораздо более серьезно, чем думают многие. Инстинкт редко подает голос, поэтому остается незамеченным. Мой инстинкт говорит мне, что ты не должна иметь ничего общего с этим рождением, этим договором и этим двойственным человеком. Я знаю места, где его быстро убили бы так называемые невежды. А то, что родится, нужно сжечь.
Он помолчал.
– Ты мое дитя. Ты вольна следовать своему пути также, как я следую своему. Если ты хочешь, я сдержу слово, но ни одного пенни из денег этого человека я не трону и не возьму себе это…это… существо. Оно не принадлежит жизни, которую мы знаем. Его надо отправить обратно, во тьму.
Холли пожала плечами и холодно посмотрела на отца.
– Ерунда! Ты просто выпил. Некоторые твои слова вообще не имеют смысла. И, возможно, ребенок родится нормальным. А если нет, это будет просто еще один урод.
Отец и дочь были похожи как внешне, так и по своей природе. Оба отчасти обладали знаниями, отчасти были невежественны. Оба питали склонность как к суевериям, так и к наукам, оба были сдержанными, властными и краткими. Так что они просто перешли к обсуждению дела. Они согласились, что в первую очередь старику следует сесть в свой фургон и забрать Лили.
Терри, наблюдая за Винсом перед приездом Мэри, заметил странное. Бордер казался возбужденным и в то же время сильно встревоженным. Терри не мог понять причину его беспокойства, но заметил, что сосед часто улыбался, как будто что-то его сильно забавляло, а иногда яростно и, как всем казалось, бессмысленно бормотал.
«Честное слово, – размышлял Терри, – если бы Рандер не был ученым с мировым именем в области психологических наук, я бы усомнился в его заверениях, что Бордер в здравом уме».

Глава Х

Сердце Мэри сжалось от волнения, когда после долгого отсутствия она вновь оказалась дома. Ее дом! Ее сад! Ее солнечные окна! Ее качающиеся деревья!  И те прочные дымовые трубы, тоже ее!  И поросшие мхом стены, тут золотистые, там серые – ее.
Окно наверху, в которое и с востока, и с запада светило солнце, принадлежит ей и девочке, ведь все ее молитвы великому Провидению, Судьбе, не могли не привести к появлению маленькой здоровой Мэри Второй, наследнице маленького, яркого, теплого, дружелюбного дома и смеющегося, похожего на даму, разноцветного и счастливого сада. Солнечная детская, на окно которой смотрела Мэри, тоже будет принадлежать этой крошке.
Угрюмая задумчивость давно ушла. Пугающая уверенность, что ее эмоциональное состояние и ужасный шок непременно скажутся на чувствительном ребенке, сменилась сияющим оптимизмом, так что Мэри даже приготовилась с некоторой радостью встретить Винса, тем более, что, по словам Терри, ее муж больше не пил. Страх ушел, Мэри ждала здоровую, замечательную девочку и поэтому все еще считала свою жизнь счастливой. Опыт сексуальных отношений с Винсом заставил ее женские импульсы погрузиться в глубокий сон. В дальнейшем любовь для нее будет заключаться в ребенке и в Терри, к которому она была глубоко привязана, но не испытывала страсти. Он стал убежищем для ее духа, также как старый дом детства стал убежищем для ее тела.
Мэри медленно шла по своей симпатичной, покрытой красным гравием подъездной дорожке, чуть впереди Терри и Руфи. Она направлялась к широким, мелким, довольно потертым ступеням крыльца, на котором, улыбаясь, ждали ее Энн и миссис Тэтчер. Но когда она приблизилась к ним, освещенная радостным полуденным солнцем, и в абсолютно спокойном состоянии, с ней произошла самая странная вещь в ее короткой жизни. Мэри поняла, что страшное зло не просто надвигалось, но жило внутри нее. Эта ужасная мысль полностью завладела ею, будто черный туман, поднявшийся с равнодушного гравия. Ее снова посетило стремительное видение, которое Винс когда-то назвал просто необычной галлюцинацией, и, как в тот раз, она упала в обморок.
Ее занесли в дружелюбный, оберегающий дом. И вовсе не Терри оказался тем, кто восстановил мир в ее разуме и душе, а человек, который означал для нее лишь борьбу и ужас. Винс склонился над ней, когда она открыла глаза. В его взгляде больше не было странной неестественности, а губы казались нежными, их не искривляла ухмылка сатира. От его лба будто исходили волны покоя, которые омывали ее разум. Властным голосом он облек мысленное сообщение в слова.
Бордер пристально смотрел ей в глаза. Мэри чувствовала, что не смогла бы отвести взгляд, даже если бы пожелала этого. В тот момент ее воля была слаба и, возможно, поэтому Винс полностью завладел ею. Ужас постепенно исчезал. На его место пришло спокойное глубокое умиротворение.
– Не волнуйся. Это будет маленькая девочка, совсем как ты, – наклонившись к ней, прошептал Винс.
Мэри говорила себе эти слова много месяцев: «Это будет маленькая девочка, совсем как я».
– Да, как я, – прошептала она.
– Думай только так. Маленькая девочка, как ты.
Она решительно кивнула. Бордер немедленно встал, и не глядя ни на кого, вышел.
– Ничего себе! Вы ждали такого? – пробормотала миссис Тэтчер.
– Он больше похож на святого, чем на дьявола, – прошептала в ответ Энн.
Терри был единственным в комнате, чье сердце терзала ярость, ведь в нем внезапно расцвел алый цветок разрушительной ревности.
«Эта птичка точно сумасшедшая, – подумал он. – Опустился на колени, словно Ромео, перед женщиной, которую он бил так, будто сошелся с ней на ринге. Какой же он отвратительный!»
Хотя, немного успокоившись, он признал, что Винс действительно помог Мэри, которая сама не знала, почему закричала от ужаса и упала в обморок прямо к ногам Терри. Все же поведение Винса ему не понравилось.
«Снова его зловещие штучки, – подумал он. – К чему эта прелюдия? К новым взрывам и насилию? Примерное поведение пьяниц неизбежно заставляет меня думать о затишье перед бурей».
Однако было ясно, что Мэри не думала о Винсе, когда в сопровождении Терри обходила свой довольно просторный дом и восхищалась им, как все любители домашнего очага после долгого отсутствия. Ей нравилась его приятная изношенность, которая сама по себе была ценностью. Мэри признавала, что мебель по большей части массивная и старомодная, но она отлично подходила ее дому, многие предметы были действительно красивыми, а в одном или двух случаях представляли собой настоящую художественную ценность. Ковры, хоть и потертые, но дорогие, и до сих пор на них приятно было смотреть.
– Здесь будет детская, – сказала она Терри, когда они зашли в ту комнату, на окна которой солнце будто проливало золотое благословение.
Он взглянул на нее. Понимает ли она, как ее слова мучают его сердце? В глазах Мэри был восторг. В тот момент он понял, что все ее счастье зависит от девочки, которую она так ждала. Терри охватила паника. Если что-то ужасное прервет беременность, и светлые надежды погибнут, душа Мэри, не привыкшая к мерзостям жизни и не готовая встретиться с ними лицом к лицу, тоже умрет. Его любимую необходимо постоянно охранять. Но теперь в доме живет Энн, миссис Тэтчер всегда сохраняет бдительность, и он сам готов положить конец любым выходкам Винса, так что Мэри защищена настолько хорошо, насколько возможно в нынешних обстоятельствах.
– Ты придерживаешься нашего соглашения насчет Руфи? – спросил он за чашкой чая, который они с удовольствием пили.
– О, да. Энн останется, а Руфь займет ее место в твоем доме, как ты и предлагал. Она не посмеет теперь жить здесь.
– А ты, Мэри?
– Я чувствую, что малышка все изменит. И самое главное, ты живешь рядом.
Чувства захлестнули Терри. Из его души рвались страстные признания, но столь многое стремилось быть высказанным, что он, к счастью, восстановил самоконтроль до того, как решил, о чем сказать в первую очередь. Было совершенно ясно, что доверие Мэри к нему слепо, абсолютно и чудесно эгоистично. Пусть так и будет. Во всем остальном можно положиться на время и судьбу.
Спустя два дня Винсу позвонила Холли.
– Все в порядке, – сказала она. – Лили в пути. Доктор Гроув скоро позвонит твоей жене и отправит меня обследовать ее.
Когда обследование состоялось, результат был не слишком хорошим. Холли совершенно не понравилась Мэри, и та ясно выразила свое отношение.
Однако доктор Гроув лишь посмеялся над ней.
– Ах, эти женские симпатии и антипатии, – сказал он. – Вы получили одну из самых компетентных медсестер, которая лучше всех среди моего персонала умеет сохранять холодную голову. Более того, у нее есть сертификат по акушерству и по другим направлениям сестринского дела. Я не позволю подвергать вашего ребенка риску только потому, что у вас предубеждение против нее.
На это интуиции нечего было возразить, и Мэри перестала протестовать.
– Насколько я вижу, все абсолютно нормально, – сказала Холли Винсу. – Если что-то и пойдет не так, то точно не во время родов, которые, как я предвижу, будут довольно легкими.
День за днем Терри встревоженно ждал новых выходок Бордера, означающих, что его старые привычки возобладали над самоконтролем, но ждал напрасно. Поведение беспутного Винса было образцовым. День за днем тот даже не видел Мэри, которая теперь завтракала в постели.
– Его, возможно, и нет в доме, – сказала она. – Он приходит и уходит тише, чем вор.
Терри обрадовался этой новости, но ее улыбка ему не понравилась.

– Все зависит от того, родятся ли дети одновременно. Ты думаешь, так и будет? – спросил Винс, встретившись с Холли.
– Все указывает на это, – уверила она. – Доктор Гроув согласился со мной насчет времени родов твоей жены, отец согласился с моим предположением, когда родит Лили. А на мнение отца можно положиться также, как на мнение доктора.

– Надеюсь, эта погода продержится, – сказала Мэри, когда ее время почти подошло.
Но погода не продержалась. Небо стало свинцовым и низким. Все вокруг становилось таким же, как в то трагичное время, когда, будто в ответ на проклятие Мэри, появилось Непостижимое.
За три дня до появления ребенка, Винс нанес ей формальный визит.
– Как будто я королева Виктория, а он принц Альберт, – описала она Терри появление Бордера.
Но Мэри не рассказала о состоявшейся между ней и мужем беседе. Разговор произошел в ее гостиной, которая теперь была завалена журналами со статьями, посвящёнными грядущему событию. Винсент тихо постучал в дверь. Она думала, что это Энн или миссис Тэтчер, которая теперь тоже постоянно находилась в доме.
– Войдите, – не задумываясь, сказала Мэри.
 Она удивилась, когда увидела, что в дверях стоит Винс, колеблясь как человек, не уверенный, что его рады видеть.
– А, это ты. Присаживайся.
Он прошел в комнату, но не сел. Мэри, как когда-то Холли, была поражена глубиной его личности. Сейчас он являл собой противоположность своему обычному легкомыслию. Власть. Да, она видела его властность. Загадка. О его таинственности тоже многое знала. Непостижимость. Невозможно было судить его загадочную природу, которая могла быть как хорошей, так и плохой.
Винс изменился, и основательно. Возможно, он призвал ту сторону своей личности, которая пряталась за первой. В нем исчезло, по крайней мере временно, что-то грешное и издевательски-насмешливое, или же оно находилось под строгим контролем.
И, как ни странно, он больше не казался по-настоящему привлекательным.  Его тонкие черты исказила свинцовая тяжесть. Мэри была абсолютно уверена, что этот визит очень важен для него, и что он хочет быть честным.
– Как ты, Мэри?
Неожиданно она осознала многое. Ей трудно было дышать. Давление воздуха погружало ее в депрессию и страх, с которым она пыталась бороться, но напрасно.
– Ты выглядишь расстроенной.
– Это из-за духоты. Это как…как…тогда.
Он пристально посмотрел на нее и облизнул губы.
– Ты не преувеличиваешь? – спросил он.
– Возможно… неосознанно,– ответила она, помолчав.
– Чего ты боишься?
Она знала. Теперь.
– Я думаю… погода похожа на… Думаю, я боюсь той твари… – ее голос дрогнул. – Ее не нашли, так ведь? А что, если она вернется?
– Она не вернется.
– Если бы знать наверняка.
– Оно не может вернуться.
– Почему нет?
– Потому что его больше нет.
Ее потряс тон Винса, и она замолчала. Мэри смотрела на мужа. Его лицо было мертвенно бледным. Глаза расширены, губы сжаты, тело напряжено.
– Вот как!
«Он убил эту тварь!»
Почему она не поняла этого раньше? Поэтому он солгал, сказав, что она ничего не видела.
Холодный ужас сковал ее сердце. Убийца! Отец ее ребенка… Потом возобладал разум. Кого же он убил? Человека? Зверя? Нечто? Несправедливо называть его убийцей. Справедливее было бы сказать – освободитель. Ее предки тоже отнимали жизни, их руки тоже в крови.  И если не все убивали сами, то одобряли поступки родичей.
Губы Винса быстро двигались, а глаза тускло блестели. Она не могла разобрать, что он говорил, но потом все же ясно расслышала:
– … кол.
Он больше не смотрел на нее. Мэри поняла, что он забыл о ее присутствии. Его взгляд был устремлен… на что? Ей удалось разобрать еще несколько слов.
– Разве я не похоронил и часть себя тоже?
Капли пота появились на его лбу, а губы исказились, словно от муки.
Он оставил невысказанным то, ради чего пришел к ней. Также внезапно как появился, Винс повернулся и вышел.
Никто не позавидует человеку в агонии даже при ясной погоде. Но когда небо напоминает текущую кровь и будто готовится обрушиться на землю со всей жестокостью, а в воздухе чувствуется затхлое дыхание смерти, агония утраивается. Такой была погода, когда у Мэри в полночь начались схватки.
Энн, как и Мэри, не понравилась медсестра, за которую так ратовал доктор Гроув, но, будучи справедливой, она признавала ее деловитость и эффективность. В поведении Холли тоже не было ничего, что могло бы вызвать недовольство Энн или миссис Тэтчер. Однако, когда у служанки начались страшные головные боли, что с ней часто случалось, вместо чудесных лекарств медсестра предложила ей нечто другое.
В ночь, когда острая боль возвестила о приближении родов Мэри, Энн почти обезумела от того, что ее голова, казалось, раскалывалась. Она ходила по комнате. С почти сумасшедшей радостью она услышала голос сестры Чамберс и тихий стук в дверь.
– Энн!
Энн кинулась к двери, открыла ее и увидела Холли. В руках та держала бокал, где было налито знакомое лекарство.
– Я услышала, как вы ходите по комнате и предположила, что вас мучает головная боль, так что принесла вам это.
– Что ж, вы очень добры, сестра.
Она почти вырвала бокал из рук Холли и выпила его.
– Миссис Бордер в порядке?
– О, вполне.
– Еще нет признаков?
Холли рассмеялась.
– Пока нет. Возможно, утром.
– Слава богу, значит я могу поспать. Я обещала позвать миссис Тэтчер, если роды начнутся ночью. Вы разбудите меня в этом случае?
– Они не начнутся.
– Надеюсь, нет. Хотя небеса знают, как я хочу, чтобы для бедняжки все поскорее закончилось.
Он тяжело зевнула.
– Ложитесь, Энн. Вы уснете через десять минут.
Так и произошло.

Винс стоял в дверях своей комнаты, когда появилась Холли. В его глазах ясно читался вопрос.
– Началось.
– Что с Энн?
– Я дала ей снотворное. Она уснула. Проспит несколько часов.
– Когда именно ребенок родится?
– Не раньше, чем через три-четыре часа.

Доктор Гроув не узнал голос.
– Кто говорит?
– Я Джон Бротертон. С фермы Теннисон. Моя жена умирает. Упала с самого верха лестницы. Пожалуйста, приезжайте немедленно. Или будет поздно!
– Сколько времени нужно, чтобы добраться туда?
– Сорок минут.
– На машине?
– Не знаю, может меньше. У меня голова кругом!
– Понимаю. Как к вам доехать?
– Сначала по Дайтон-роуд, потом по Селдон-роуд. Затем поверните налево и двигайтесь прямо, пока не увидите черно-белые ворота. Там рядом перелаз через забор. Вам придется выйти из машины, спуститься по перелазу и дальше идти по тропинке до ворот фермы.
– Понятно! Я все записал. Скоро буду!
Доктор Гроув был честным, добрым человеком, и сделал все, чтобы выехать как можно быстрее. Он мог позволить себе шофера, но не нанимал его. Высокий, крепкий и бодрый, он очень любил работать руками, возиться с машинами, находить в них поломки и исправлять их. Правда, после этого никогда не делал уборку.
Ночная работа не вызывала у него недовольства. Доктор Гроув спал мало и мог уснуть, где и когда пожелает.
Тем не менее, даже его жизнерадостность пошла на убыль этой ночью, когда небо, казалось, наступало на землю, и легко было представить конец света. Дышалось тяжело. Однако повлиять на профессионализм доктора или уменьшить его оптимизм было непросто. Несколько минут на быстрые сборы и вот уже он едет на машине с включенными фарами. Без них он не смог бы найти дорогу в этой непроглядной темноте.
– Честное слово, – сказал он себе, – воздух такой, что в нем даже запах бензина приятен. Будто розы благоухают. 
Дайтон-роуд. Селдон-роуд. Первый поворот налево… Чертова машина едет странно, да и бензином пахнет слишком сильно. Однако вот и перелаз возле черно-белых ворот.
По узкой дороге поездка заняла много времени. Женщина, возможно, уже мертва. В любом случае, он не тратил время понапрасну. Гроув спустился по ступеням и двинулся по узкой тропе, освещая себе путь мощным фонарем. Впереди он не видел света. Возможно, ферма была далеко. Тот человек был так взволнован, что наверняка позабыл о важных деталях.
Однако, вскоре стало ясно, что он потерялся где-то среди бескрайнего поля, и впереди на много миль не было никакой фермы, хотя он в точности следовал инструкции. Что-то пошло не так по вине встревоженного человека, который… Но ведь это не мог быть розыгрыш? Зачем? Да и кто может быть настолько жестоким, чтобы разыгрывать врача?
Тем не менее, не оставалось ничего другого, кроме как повернуть назад. Посмотрев на часы, он понял, что потерял больше полутора часов. Когда он приближался к машине, то снова почувствовал запах бензина. Он надеялся, что бак не протекал. Но бак протекал.
Доктор вскинул большие руки.
– Господи, да бак же просверлили!
Более того, бак был почти пуст. Оставалось идти домой пешком, а завтра прислать за машиной. Взволнованный Гроув отправился назад. К чему этот обман? Ограбление? Что ж, нет смысла гадать. И все же ни один вор не вынес бы из его дома что-нибудь ценное. Возможно, кому-то хотелось убрать его с дороги и порыться в лекарствах? Но такая возможность предоставлялась довольно часто и без таких сложных уловок. Он надеялся, что никто не позвонит ему по какому-то серьезному поводу, ведь пройдет не меньше пяти часов, прежде чем он окажется дома.

– Я позвонил доктору, – прошептал Винс, поднявшись по лестнице к Холли, которая смотрела на него сверху. – Его вызвали с какой-то фермы, и он уехал. Никто не имеет ни малейшего представления, когда он вернется. Сообщи об этом Мэри.
– Ей уже не до волнений. Забавно, ты предвидел, что доктора не будет, – ответила она с тихим смешком.
Его ответ заглушил резкий звонок телефона.
– Доктор? –шепотом спросила Холли.
– Невозможно. Я отвечу.
Протяжный стон приковал их взгляды к приоткрытой двери в комнату Мэри. Холли скользнула к ней, а Винс тихо спустился вниз.
Теперь на небесах началась пляска смерти. Когда Холли вошла в душную спальню, через открытые окна ее приветствовали взрывы оглушительного хохота, бешеный хаос, яростные молнии и безумные порывы ветра.
Неровные вспышки освещали тело Мэри, выгнутое дугой. Она кричала отчасти от боли, отчасти от страха. Ее обезумевший взгляд остановился на окне, и в нем промелькнула решимость настолько свирепая, что казалась сверхъестественной.
Медсестра вовремя подскочила к ней. Их схватка хоть и яростная, оказалась короткой. Холи была сильной, как мужчина. Она бормотала что-то успокаивающее, и когда боль прошла, Мэри стала затихать. С ее спутанных волос капал пот, они казались абсолютно безжизненными. Опасно было оставлять ее, но звонок мог быть только от доктора или от отца Холли. Если звонил Гроув, их планы рухнут. В этой комнате мучений ребенок должен был скоро родиться.
– Думаю, звонил доктор, – прошептала она Мэри.
Ответа не последовало.
«Она измотана… одурманена от напряжения… Рискну!»
Холли вышла из комнаты.

Винс ходил взад и вперед, взад и вперед, словно волк в клетке. Шаги, потом быстрый, грациозный поворот и снова непрерывное движение…. Шаги, шаги, шаги…
Он с яростью посмотрел на Холли, весь его вид выражал нетерпение.
– Звонил твой отец. У Лили родился ребенок. Он в пути. Иди назад!

В его движениях было что-то волчье, жестокое и точное. Его шаги становились все быстрее, словно символизируя процесс рождения.
Пронзительный еще более громкий крик…
Винс резко остановился и посмотрел на дверь. В призрачном свете появилась Холли и покачала головой. Шаги продолжились.

Худощавый, молчаливый и ловкий, старый балаганщик, каждый жест которого теперь говорил о цыганском происхождении, открыл сумку, достал оттуда теплого ребенка, завернутого в кашемировую шаль, и положил его на подушку. Винс кивнул и взял сумку. Они оба молчали. Бордер скользнул вверх по лестнице.
Холли с мрачной усмешкой смотрела на второе рождение. Об этом Винс подумал? А потом смутная тошнота вытеснила ожидание чуда, веселье, волнение. Словно отвратительная яма, полная ужасов, выплюнула нечто. Даже в момент рождения глаза существа блестели. В жесткой шерсти скоро заведутся блохи. Одна рука нежная, как у сестры, на другой когти. Стройные человеческие ступни.
Нужно действовать. Мать в глубоком обмороке.

– И?
– Близнецы!
Винс рыкнул. Гнев? Удивление? И то и другое?
– Мальчик и девочка. Девочка нормальная, мальчик такой, как ты говорил.
Он вздрогнул, смахнув пот с бровей.
– Тогда быстро!
Темный, невидимый разум, теплое, преследующее зло. Неужели никто не чувствует его? Черное, неуловимое… вездесущее ночью… Запах, проникающий в душу…Словно дикие, невидимые крысы…
Бордер с мукой посмотрел на ужасный сверток, потом бросил его в сумку, защелкнул ее и легко сбежал по лестнице.
– Вот! – он вручил сумку Чамберсу, чья настоящая фамилия должна была заканчиваться на «ски» или «ский».
Без слов Чамберс передал другого ребенка в руки Бордера.
– Мальчик или девочка?
– Мальчик.
– Великолепно.
Уже повернувшись было, Бордер остановился и указал на сумку.
– На твоем месте, я бы воткнул вертел в его сердце.
В его тихом голосе слышалось рычание.
Задумчивые глаза цыгана сверкнули. Он тайком перекрестился, когда Бордер вышел из комнаты.
– Я лично поеду за доктором, – сказал он Холли, вручив ей ребенка Лили. – Это мальчик. Чудесный, да? Я просто наброшусь на Гроува.

– Сестра, это мальчик или девочка? – слабо спросила Мэри.
Холли весело рассмеялась и подошла к кровати.
– Оба, миссис Бордер.
– Оба?
– Мальчик и девочка.
– Близнецы! Что ж…
– Вы рады?
– Я... я… не знаю… Все зависит от… Они нормальные?
– Абсолютно. Два прекрасных ребенка. Мистер Бордер отправился к врачу. Он был очень зол. Но я уверена, доктор отсутствовал по серьезной причине. Он самый добросовестный человек из всех, кого я знаю.
– Какое это теперь имеет значение? Вы очень знающая и умелая, сестра, – слабо ответила Мэри.
– Сейчас выпейте это и поспите. Потом вы сможете увидеть детей.



– Чудные близнецы. Ты согласна, Мэри?
– Это ужасно, да, Тэрри?
Он взглянул в ее счастливые, внимательные глаза. Ужасно? Никогда он не видел в них такого умиротворения. Для Мэри весь кошмар, все горе осталось в прошлом. Она словно ступила на новую для нее, счастливую землю. Мэри будет жить в детях, и отныне ни одно живое существо, кроме них, не будет в полной мере ее заботить. Пройдут годы, она будет любить и ценить его, Терри, также как она любит и ценит солнце. Но она никогда не станет боготворить солнце так, как один возлюбленный боготворит другого.
Слава богу, она удостоилась такого счастья после всех кошмаров.
– А доктора не было, да?
– Не было. Он до сих пор ужасно расстроен. Но кто может винить его?
– Никто в здравом уме…. Хотя этот звонок очень странный.

Прошло несколько недель.
– Хочешь сыграть в карты, Мэри? – спросил Терри. – Или во что-нибудь другое?
Потом он заметил Винса, шагающего по комнате. На руках у него был один из детей.
Терри скорчил гримасу, и Мэри улыбнулась. Вин, кажется, даже не заметил его присутствия.
– Что ж, раз ты сегодня такая необщительная, то разреши мне взять у тебя какую-нибудь книгу. Свои я уже прочитал.
– Конечно. Сегодня привезут целую коробку.
– Которое из дарований? – спросил он, кивая на ребенка в руках Винса.
– Фэйт.
Фэйт. Всегда Фэйт.
– А где мой крестник?
– Там же, где должна быть его сестра – в кровати.
– Можно я взгляну на него?
– Разумеется, Терри.
Он улыбнулся и вышел.
Мальчик был хорошим ребенком. Оба малыша были замечательными.
Мюррей, их медсестра, одобряла его отеческую преданность к детям и кивала так, будто отвечала за все добродетели человечества.
– Дети кажутся удивительно здоровыми.
– Так и есть, сэр.
– Я видел, что мистер Бордер забрал девочку.
– Да. Я еще никогда не видела отца, настолько любящего дочь.
Вошла Мэри, прервав откровения медсестры.
– Тихо, она спит. Тебе нужно идти, Терри.
– Да, мамочка. Пойду, возьму книгу.
Он ухмыльнулся и направился в библиотеку. Кто бы мог подумать, что в этом доме воцарится такая гармония.
Дверь в библиотеку была приоткрыта. Сквозь щель он увидел Бордера, глядящего в огромное, старинное зеркало над камином. Он гримасничал и смеялся над своим отражением. Но почти немедленно его удивительное веселье сменилось бесконечной грустью, отражавшейся в полированном стекле. Винс что-то шептал, но Терри не смог разобрать слов и ушел.
– Что за странный человек? Он точно сумасшедший. Если нет, тогда разум потеряли мы все.

Незаметно пролетели годы. Терри казалось, что кто-то встряхивает и бросает перед ним события, словно игральные кости. Они укатывались прочь и забывались. В его жизни появились новые лица. Старые исчезали, среди них его мать и миссис Тэтчер. Он остался один в его слишком большом доме. С каждым годом он становился богаче, а Мэри беднела. Но он боялся предложить ей помощь.
Как у многих людей, доход Мэри в послевоенные годы сильно сократился. Несмотря на предложение Винса и протест Терри, она отказывалась принимать помощь мужа. Все, что Винс зарабатывал, он по-прежнему тратил на себя или на игрушки детям. Дело было не только в гордости. Мэри не хотела, чтобы их с Винсом связывало что-то еще, помимо родительства, ведь она все еще не доверяла Бордеру.  Ей не добавляло счастья то, что у них общие дети. Мэри приходилось тяжело, и когда настала пора дать детям образование, она поняла, что ей придется либо продать ценные бумаги, либо найти другой источник дохода.
– Мне придется сдать комнаты в аренду, – сказала она Терри, как своему советчику.
Он резко повернулся и его глаза загорелись.
– И я даже знаю кому.
На ее лице засветилось облегчение.
– О, Боже! Но я даже не решила, какую назначить плату.
– За полный пансион и домашний комфорт ты должна требовать пять фунтов. А за стирку отдельную плату.
– Да это же очень много! Столько зарабатывает Винс.
– Жизнь в таком доме, как твой, стоит именно столько.
– Я знаю этого человека?
– Всю свою жизнь.
– Ты, Терри?
–Да, я, Мэри. И не обвиняй меня в намерении оказать благотворительность. Это ты поможешь мне. Я должен признаться, старушка, что давно думаю о том, чтобы сдать дом и поселиться где-нибудь в комнатах. Что мне делать с моими хоромами? Я же там один. Если ты примешь меня у себя, то сделаешь мне большое одолжение. В конце концов, я крестный твоих детей. Ну, что скажешь?
Смягчившись, она взглянула на него. Чудесно, если ее друг будет всегда рядом с ней, а деньги, которые он предлагает, решили бы проблему. Как могла она отказать его искренней мольбе?
– А что ты сделаешь со своим домом? Сдашь?
– Сдам или продам. Хотя сдать его будет непросто, учитывая, что сейчас появляется много новых квартир и домов. Он слишком большой для скромных людей и недостаточно шикарен для богачей. Время покажет.
Так Терри добился того, чего в тайне желал давно: стать настоящим членом семьи Мэри. Но он желал этого далеко не по эгоистичным причинам. Как и Мэри, он не доверял стабильности Винса, хотя все эти годы бывший пьяница был образцовым отцом. Правда, иногда это впечатление портило странное поведение, которое хоть и было безобидным, сильно отличало его от других людей.
Отчасти из-за этих эпизодов он хотел быть рядом с Мэри и детьми. Его не покидало чувство, что он живет на пороховой бочке, которая может взорваться в любой момент.
Снова и снова у него были причины сомневаться в ясности ума Бордера, поэтому он дважды принимал изобретательные меры предосторожности, чтобы успокоиться, если это было возможно.
Терри нанял опытных психиатров, чтобы они обследовали Винса. Втайне от Мэри он потратил большие суммы, пытаясь узнать худшее или лучшее.
К сожалению, он почти ничего не добился. Один специалист противоречил другому.
От первого ученого Терри услышал, что Винс – сложный и необычный случай, что он начинающий маньяк и закончит жизнь, будучи буйно помешанным. Это мнение поддержал молодой блестящий протеже ученого. Однако через два или три года знаменитый французский психиатр посмеялся над их заключением и объявил, что Винс абсолютно нормален. Еще через некоторое время Юлиус фон Герман, прусский психиатр, провел три недели в гостях у Терри. Изучив Винса, он сказал, что тот невменяем, но суть его болезни сложно выразить словами.
– Если бы я верил в определенные силы, о которых мы ничего не знаем и не можем знать, я бы сказал, что они исказили личность вашего друга. 
– Вы предполагаете насилие в будущем?
– Я могу лишь посоветовать вам быть настороже. Он может впасть в буйное сумасшествие и умереть.
Тем не менее, Винс не казался несчастным. Напротив, он был образцовым отцом, чья любовь к Фэйт, как сказал фон Герман, выходила за рамки здоровой родительской привязанности и была болезненной и даже тревожащей.
Действительно, Винс не терпел и короткой разлуки с девочкой, странно суетился вокруг нее и очень страдал, даже если она просто простужалась. Правдой было и то, что иногда он рассказывал ей странные истории о вечной жизни. Они были далеко не христианскими, н пугающими, чужеродными, абсурдными. Человечество смертно, но есть люди, которым над которыми смерть не властна. Секрет бессмертия дарован немногим, и он, Винс, владел им. Он будет жить вечно, и Фэйт разделит с ним бессмертие.
– Но будет ли мама и дядя Терри, и Дон жить вечно?
– Нет, – шептал в ответ Винс. – Только ты и я. Подумай об этом. Ты и я – всегда вместе.
Фэйт думала об этом и горько плакала, ведь вся ее детская любовь была обращена к Мэри, тогда как с отцом ее связывали лишь странные узы.

Книга II
Глава I

Годы теперь стремительно летели. Машины становились все быстрее, и жизнь тоже. Постоянно происходило что-то важное. Казалось, время – наша величайшая иллюзия, ускоряется.
Именно так думали Терри и Мэри, когда за завтраком перед тем, как к ним присоединился Винс, они осознали, что прошло уже десять лет с тех пор, как Терри поселился в доме Мэри. Десять лет. Дети выросли. Столько всего произошло и в то же время не произошло ничего.
«Мы оба, кажется, ждали каких-то потрясающих событий, которые должны были бы наполнить нашу судьбу, – думал Терри. –  Вместо этого мы с Мэри были как две мухи в патоке перед лицом тех событий, что преподнесла нам жизнь».
 Он полагал, что так чувствуют все, кто однажды перестает смотреть вперед и оглядывается назад.
Мэри и Терри тайком разглядывали друг друга. В глазах Терри Мэри с годами похорошела. Она неуловимо изменилась, ее лицо стало одухотворенным, от чего действительно казалось красивым. Время наделило и ее черты, и ее фигуру изяществом и загадочным восхитительным достоинством. А вот Терри изменился сильно. Мэри видела, что он постарел. Его лицо стало худым, появились морщины, а в волосах седина.
Возможно потому, что Мэри была настроена на размышления, ее мысли обратились к Винсу, который в тот момент, обнимая Фэйт, вошел в комнату. Как всегда, театрально.
Конечно, именно это Мэри и пыталась понять в течение прошедших лет. Все, что делал Винс, было в некоторой степени театральным. Как будто он играл роль человека. Обратив ясный и проницательный взгляд на мужа, она поняла, что он сильно взволнован, и вовсе не впечатлением, которое он производил на окружающих. В глазах Винса читалась сильная тревога.
 Она редко думала о нем, редко, если уж на то пошло, видела его. Мэри сама удивлялась, что ей удалось понять глубокое беспокойство странного существа, которое она когда-то любила, в чьих объятиях засыпала и чьих детей привела в этот мир.
Она вдруг сравнила этих двух мужчин – Терри и Винса, и поняла, как много дал ей ее верный друг: духовную и материальную помощь, огромную поддержку, ценные советы. С ним всегда было легко, Терри был невероятно предан ей. Любовь. Все эти годы она жила рядом с огромной любовью, которая вряд ли часто встречается в мире. И что она дала взамен?
Ничего… Или очень мало. Все эти годы она только принимала. И все же теперь ей было что отдать ему. Да. Чувства в ее сердце изменились.  Дети всегда занимали в ее жизни первое место, но сейчас на нем вдруг оказался Терри. В одно мгновение. Ослепительное мгновение. Каково это – быть женой Терри? Каково это было бы все эти годы? Острая боль пронзила ее сердце.
Как же люди глупы! Они отвергают настоящее ради пустого будущего, растрачивая весь пыл молодой горячей крови на годы, наполненные холодом. Они верят, что радости будущего важнее радостей настоящего… В то время как… в то время как… Ох!
Винс тоже изменился и сильно. Перемены в характере оставили печать на его лице, хотя Мэри напрасно искала в нем признаки возраста. Винс выглядел почти как раньше. В его волосах не было седины, губы оставались мягкими, на нежной коже не было морщин. И все же он постарел.
Ее взгляд обратился к Фейт. О, вот оно, воплощение прелести! Мэри удивлялась, как настолько красивая девушка избежала всеобщего внимания. Но слава богу, что это произошло. Такое хрупкое, мечтательное создание не было создано для публичности.
Фэйт полностью овладела их сердцами. Немногие люди на земле получали столько любви. Дон – хороший мальчик. Воспитанный. Умный. Целеустремленный. И странным образом отдаленный от них. В своей цыганской угрюмости он не походил ни на нее, ни на Винса. Хороший сын – да. Добрый к матери. Трудолюбивый. Терри говорил, он может стать известным, даже великолепным адвокатом, если, добившись признания, он удовлетворится только этой ступенью.
Терри подозревал в своем упорном крестнике большие амбиции. Дон уедет из дома, добьётся успеха, забудет их. И они тоже отчасти о нем забудут. Его отсутствие за завтраком подтверждало это. Он предпочел перекусить и позаниматься в одиночестве.
Любой теплый порыв разбивался о холодную самодостаточность Дона. Работа была его единственной любовью. Однако никто никогда не предполагал, что работать будет и Фэйт. Ее призванием была красота.
Все за столом погрузились в свои мысли. Мэри была занята своим исследованием, Терри – проблемами на работе, Фэйт – неземными мечтами, а Винс – газетной вырезкой, лежавшей в его нагрудном кармане. Она слово в слово отпечаталась в его голове.
«Австрия. Штирия. В Марбурге произошла ужасная драма. Странный, и согласно описанию, отвратительный урод, которого показывали изумленной публике, сбежал, убив перед этим антрепренёра, которая, по сведениям, была англичанкой. Урод разорвал ее буквально на куски.  Несмотря на все усилия по поимке существа, природу которого невозможно понять, оно все еще на свободе. Существо представляет собой невероятную смесь волка, человека и обезьяны. Его считают воплощением некой сверхъестественной сущности».
Как появляется пятно на солнце, дразнящее наблюдателей, как в конечном итоге происходят серьезные поразительные перемены, как тени ползут по циферблату, символизируя неизбежность, так постепенно завершалась эта темная история. Теперь она грозила уничтожить ту спокойную жизнь, которой до сих пор наслаждались Мэри, Терри, дети и он сам. В глубине своей таинственной души Винс ждал неизбежного с той жаркой ночи, когда бросил в сумку цыгана скрюченное маленькое тело, зараженное сверхъестественным вирусом.
Также, как топот лап в ночи возвещает о приближении волка, каждый миг возвещал о приближении его сына.
Винс взглянул на задумчивые лица вокруг. Что бы они сказали, если бы он вдруг закричал, что приближается еще одно Непостижимое? Наверняка, пожалели бы его, а хладнокровный Терри как никогда уверился бы, что бесправный хозяин этого дома сумасшедший.
Что сказали бы метафизики? Что они знали о черном анимизме? О великих силах? О смертельных, подкрадывающихся невидимых великих силах? Почему, по их мнению, человек бывает подлым? А как можно объяснить доброту?  Только тот, кто, находясь в кошмаре, в абсолютной темноте, открыл свою душу для темных сил, которые заползли и овладели им, мог бы ответить на эти вопросы. Связь с тьмой превращается в цепи. Спастись от пытки можно, только сдавшись, полностью сдавшись. Ужасно находиться наполовину на свету, наполовину во тьме. Забвение — вот единственное решение, но разве можно забыть, когда невидимые цепи тянут мощно, уверенно и постепенно приближают к адской вечности?
Катастрофа неизбежна. Никакое действие не может предотвратить ее. Лучше позволить остальным греться в лучах солнца до последнего момента. Их незнание благословенно.
Вряд ли кто-то из них прочтет статью. В местных газетах ее не было. Только в «Кантри Ньюс» и в лондонской «Дейли джорнал», о которой все отзывались довольно пренебрежительно. Терри читал «Таймс» и «Телеграф». Мэри редко читала газеты. Дон, если и увидит заметку, не придаст ей значения. То же касалось и Фэйт.
Он уничтожит вырезку из газеты. И будет жить в страхе. Не перед приближающимся существом, но перед необъяснимой частью себя, и ее ответом на возвращение его сына.
Винс поднялся, заставив всех отвлечься от своих мыслей. Так было заведено: он тихо вставал и уходил, как будто был гостем, а Терри хозяином. Фэйт поднялась. Она всегда провожала своего отца.
– Доброго дня, Мэри. Пока, Терри.
Винс обнял Фэйт за плечи. Терри и Мэри смотрели им вслед.
– Знаешь, Терри, – сказала Мэри, когда ее дочь ушла, – я удивляюсь почему Фэйт не стала знаменитой благодаря своей красоте?
Терри улыбнулся. Он был согласен, что девушка привлекательна, но в тайне считал, что ей не достает других качеств, которые сделали бы ее по-настоящему красивой.
– Странно, что ты вспомнила о Фэйт как раз тогда, когда я и сам собирался поговорить о ней. По-моему, она не слишком хорошо себя чувствует.
В глазах Мэри появилась тревога. Ей самой казалось, что девушка выглядит изможденной, и она размышляла, как бы вернуть ей силы.
– Фэйт нужны перемены, – предположил Терри. – Ты всегда ездила отдохнуть примерно в это время. Как насчет небольшого путешествия?
Мэри покраснела.
– Нам придется отложить поездку. Я задержалась с выплатами, и мне нужно подождать мои дивиденды.
– В таком случае, у тебя не будет возможности отдохнуть, пока не станет поздно. Мэри, позволь мене…
– Пожалуйста, Терри!
Этот вопрос был яблоком раздора между ними. С невероятным упорством Мэри отказывалась принимать помощь Терри. Причины отказа были связаны с ее молчаливым, подавляемым беспокойством и тайным протестом против условностей. К тому же она смертельно боялась долгов.
Однако тем утром она снова подумала о словах Терри. Что-то нужно было делать. По крайней мере необходимо добиться каких-то перемен для Фэйт. Решение подсказала Энн.
– Что на обед? – спросила ее Мэри, как спрашивала все эти годы.
– А что вы думаете, мэм? –ответила Энн так, как отвечала всегда.
– Осталась еще холодная ягнятина?
– Да, хватит на котлеты. Ах, заходил мясник и, я заказала мясо на завтра, как вы велели. Кстати, он рассказал, что у миссис Клиффорд еще один арендатор.
– Правда? Хотела бы и я еще одного.
– А почему не подадите объявление?
– Я подала, Энн.
– В местных газетах, мэм. Том Годли сказал мне, что миссис Клиффорд написала в лондонские газеты.
– Я об этом не думала.
– Она упомянула в объявлении местные курсы для гольфа, рыбалку в Ластоне и исторические общества.
– Что ж! Я о таком не догадалась.
Энн улыбнулась. Ей было уже почти шестьдесят, она была очень привязана к Мэри и считала себя ее главной советчицей.
– Никогда не поздно, мэм. Почему бы вам не написать в газету сейчас? Я отправлю письмо, когда пойду за рыбой.
– Правильно, Энн! Так я и сделаю.
Она рассказала о предложении Энн Терри, который в отличие от приверженного старым привычкам Винса, всегда приходил домой на обед. Терри любил домашнюю жизнь и стряпню Энн.
– Миссис Клиффорд надолго сдает комнаты в аренду?
– Нет, только на летние месяцы. Если я смогу найти арендатора на лето, то получится организовать отдых для Фэйт.
– А она поедет одна?
– Она не возражает против фермы миссис Хэмпсон. Она там как дома и очень любит Мюррей Хэмпсон. Может, я и сама смогу приехать на несколько выходных.
– Если у миссис Клиффорд получилось найти арендатора, у тебя получится тем более, – приободрил он Мэри, скрывая огорчение. Ему тяжело было видеть, как она борется с нуждой. Однажды придет день, когда он положит этому конец. Мэри будет, как обычно, сопротивляться, но он добьётся своего.
С дневной почтой пришло письмо для Фэйт.
– Оно от миссис Лессингем, мама – сказала она, вертя в руках конверт. Девушка всегда так делала, когда получала письма, что, по мнению Терри, говорило о ее нерешительности.
– Так прочитай его.
– Да… – Фэйт вскрыла конверт с такой осторожностью, какая у людей вспыльчивых вызвала бы раздражение, и прочитала письмо.
– Ой, мам, она приглашает меня в Физерсдейл!
Мэри рассмеялась.
– Почему ты смеешься?
– Я только сегодня говорила дяде Терри, что тебе нужно сменить обстановку, и вот они, перемены.
Она не добавила, что ее письмо в газету уже отправлено, хотя теперь, ввиду этого неожиданного приглашения, нужды в нем не было. Но может и хорошо, что она его написала. Если она найдет арендатора на лето, вырученные деньги можно будет отложить на черный день. Как и Терри, Мэри не хотела видеть в доме незнакомца, однако по другим причинам. Война поставила многих женщин ее положения в трудную ситуацию. Оставалось только смиренно тянуть лямку.
Через три дня пришел ответ от юридической фирмы «Грейс–Инн».
– Отлично! Я знаю Джоша Рэя, —сказал Терри. – Я встречал его в Париже во время войны и с тех пор работал с ним не один раз. Например, дело об имуществе Крейли. Ты помнишь, Мэри?
– О, да.
– Что он написал?
– «Дорогая мадам, наш клиент увидел ваше объявление в «Дейли Телеграф» и хотел бы арендовать у вас комнаты на два месяца. Будьте любезны сообщить нам ваши условия, чтобы мы могли его проконсультировать. Мы должны проинформировать вас, что этот джентльмен – иностранец. Он недавно пострадал от пожара, в котором не только повредил зрение, но и получил другие серьезные раны. Особенно травмирован его рот, который он вынужден прикрывать. Он весьма чувствителен ввиду особенностей своей внешности. Поэтому мистер Говина попросил нас договориться с вами. Он весьма приятный начитанный человек, лингвист и писатель. Мистер Говина пишет книгу о разных соборах, об их истории и особенностях архитектуры. Поэтому он намерен посетить ваш город, где есть церковь, которая может его особенно заинтересовать. 
Если изъяны внешности мистера Говины не станут препятствием, мы, несомненно, сможем прийти к соглашению. Нашему клиенту потребуются отдельные комнаты, куда он просит подавать ему еду. Надеемся, мы с вами обо всем договоримся», – прочитала она. – Что ты думаешь, Терри?
– Звучит неплохо. Джош Рэй не станет иметь дело с сомнительными людьми. И раз Говина такой чувствительный, ты почти не будешь его видеть. А это ведь хорошо, да?
– То есть, мне ответить?
– Мне кажется, да.
– Подскажи мне…
– Послушай, старушка, раз тебе написал адвокат, то пусть адвокат и ответит. Доверь это дело мне.
– Ой, благослови тебя бог! Я даже не знаю, как в таких случаях отвечают.
– Что ж, тогда мы все решили.
– Винс не будет возражать, как думаешь?
– А он что, может?
Некоторое время она молчала.
– Утром мы снова говорили о том, как пролетели годы, – наконец произнесла Мэри.
– Да.
– Ты понимаешь, сколько времени прошло с того ужасного периода…
– Ты про Винса?
– Да… и как…
– Как он изменился?
– А мы этого не замечали.
– А должны были бы все время удивляться.
– Я… я ведь была справедлива к нему все это время?
– Держа его на расстоянии?
– Да.
– Тут у меня нет слов, Мэри.
– Почему?
– Ты знаешь, почему.
Неожиданно, волнение невероятной силы отразилось на его лице и, Мэри поразила ответная дрожь, пробежавшая по ее телу.
Они оба понимали, что больше не могут обсуждать эту тему.
– Думаю, что поговорю с Винсом, – сказала все же Мэри.
– Об арендаторе?
– Да.
– Что ж, нет смысла откладывать. Позвони ему.
– Хорошо.
Не прошло и трех минут, как она вернулась с широко открытыми глазами.
– Ты дозвонилась?
– Да.
– И что он сказал?
– Он…говорил очень необычно… громко и голос у него был странный…мне как будто обожгло уши… Сказал: «Он идет!» и застонал…Ужасный звук, Терри. Я спросила: «Ты не возражаешь, Винс? Если ты против, я отклоню предложение». Но он ответил: «Нет, нельзя предотвратить неизбежное». И повесил трубку.
Она вопросительно смотрела на Терри, но он ничего не сказал.
– Его невозможно понять, Терри. В нем всегда есть что-то пугающее…даже сейчас, когда он образцово ведет себя. Я иногда думаю…
– Да?
– Не сумасшедший ли он?
– Боже мой!
– Ты тоже думал об этом?
– Дорогая! (Они оба уже привыкли к этому ласковому обращению). Я не готов обсуждать это. Что ты собираешься делать с письмом?
– О, отравлю его… Терри, скажи мне…
– Да?
– Что он мог иметь в виду?
– Да кто его знает, старушка! Он все эти годы говорил и делал весьма странные вещи. Не думаешь, что поздновато пытаться их объяснить?

Письмо Джоша Рэя, в котором он подтверждал договоренности, не заставило себя ждать. Мистер Говина прибудет через два дня, а пока фирма направляет чек их клиента на солидную сумму. Когда Винсу рассказали обо всем и показали чек, он ничего не ответил и никак не объяснил свои странные слова по телефону.
Мэри уже давно поняла, что они с мужем невероятно далеки друг от друга, будто стоят на разных земных полюсах. Между ними пролегла пропасть. Мэри и Винсент находились рядом, они никак не касались жизней друг друга. Они носили общую фамилию, оба любили своих детей, но все же оставались чужими. С Бордером Мэри общалась меньше, чем с продавцами в магазинах. Она думала, что на свете не было более замкнутого человека, чем ее муж, с тех пор как он бросил пить.
Теперь он ни темпераментом, ни поведением не походил на прежнего пьяницу. Самая теплая эмоция, которую Мэри испытывала к нему, было холодное, вынужденное уважение за его силу воли, позволившую ему отречься от зла и держаться год за годом. Мэри объясняла эти чудесные перемены вовсе не могучей добродетелью, которая внезапно проявилась и помогла сдержать его болезненные желания, не внезапным раскаянием и, разумеется, не желанием измениться ради нее. Он пробудился к жизни благодаря Фэйт. Дочь была щедрым даром, которого Бордер не ждал, думая, что родится мальчик.
Когда Мэри сообщила Винсу о приезде мистера Говины, она внимательно посмотрела на мужа, впервые с того времени, как они перестали воевать. Мирный период был удивительно долгим.
Она подумала, что он выглядит очень больным, и предложила обратиться к доктору.
– Я не болен, – холодно ответил Винс. – Если бы мне нужен был врач, уже бы обратился.
Мэри поняла, что после такой грубости, сказать ей нечего. Все же у нее осталось впечатление, что его резкость была показной, призванной скрыть страх и боль. Но чего он боялся и от чего страдал, Мэри так и не смогла понять.
Можно было подумать, что он переживает в связи с новостью. Однако это казалось невозможным, если только Бордер не сходил с ума, что многое бы объяснило. Но Мэри считала ужасным думать так об отце своих детей.
Несмотря на беспокойство за Винса, Мэри весь день была в приподнятом настроении. Она сама не сознавала, как мало теперь нужно, чтобы порадовать ее, и как узок стал круг ее интересов. Ответственность за это лежала на Бордере. Если бы он был так богат, как в самом начале думала Мэри, ее горизонты сейчас были бы воистину широкими, а круг интересов огромен. 
Теперь ее волновала только подготовка к приезду гостя, к тому, чтобы принять его как можно лучше, ведь его приезд означал небольшой перерыв в вечной гонке за деньгами. 
Вот уже несколько лет Мэри и Фэйт делили две комнаты на первом этаже, соединяющиеся друг с другом. Одна служила гостиной, а другая спальней, в которой было две кровати.
Мэри решила освободить эти комнаты для гостя и переехать в похожие помещения на втором этаже. Пока Фэйт не будет, она попросит Энн ночевать в ее спальне, поскольку Мэри отвыкла спать одна.
Довольная и спокойная, она долго занималась приготовлениями. Завтра Фэйт уедет на каникулы, с которых вернется с сияющими глазами и румянцем на щеках. Одна эта мысль вселяла в Мэри оптимизм. А после отъезда Фэйт приедет мистер Говина. Они с Энн присмотрят за ним, предоставив ему столько необходимого уединения, сколько возможно. Проявив немного такта, они помогут ему быстро почувствовать себя как дома.
Мэри напевала пока работала. Похоже, ей улыбнулась удача. И еще она была счастлива от того, что глубоко в душе обнаружила драгоценный росток любви к Терри.
На следующий день Фэйт уехала к семье Лессингем. Их с Винсом прощание было весьма необычным и еще больше сбило бы с толку Терри и Мэри, если бы они присутствовали при этом.
Совершенно не соответствовали ситуации ни чувство, с которым отец попрощался с дочерью, ни отчаяние на его измученном лице, ни борьба, с которой он, наконец, отпустил ее. 
Еще более удивительным было его горе, когда Фэйт и Мэри сели в такси и уехали.  Фейт, молчаливая и ценившая доверие, ничего не сказала матери о странном прощании отца. Однако она была очень огорчена и даже напугана.
Ее отношения с отцом были довольно странными. Иногда они ее просто пугали. В любви Винса, которая не была похожа на спокойную отеческую привязанностью, было что-то затягивающее и разрушительное. Интуиция подсказывала Фэйт, что чувства Винса даже не были человеческими.
Фэйт боялась выражать страх. Позволь она отцу узнать, какой ужас вызывают его восторги и мистические намеки, невозможно было бы представить его реакцию. Фэйт не хотела думать, что такое открытие может поднять в нем спящую ярость. До сих пор она видела лишь ее отблески.
Фэйт всегда казалось, что отец относится к ней также, как Авраам к своему любимому сыну, которого ему приказано было принести в жертву, хоть она и уверяла себя, что ее мысли абсурдны.
Бывало, ночами она в страхе лежала без сна. В темные часы в ней росла уверенность, что Винс ждет чего-то, что ее жизнь в опасности рядом с ним. Утро рассеивало ее страхи, показывало, насколько они нелепы. Но иногда Фэйт боялась даже днем. Она пыталась найти причины своих переживаний, что отчасти успокаивало ее.  В такие моменты она разделала опасения крестного и матери о том, что Винс не был по-настоящему разумным, находясь в странных землях своих фантазий. Поэтому Фэйт чувствовала благословенное облегчение от того, что ее отправили на отдых одной и свободной. Следующие несколько недель принесут восхитительные перемены. И это несмотря на тоску, с которой она всегда оставляла мать.
Поезд был не самым лучшим и останавливался на многих маленьких станциях. На одной из них в вагон зашел странного вида человек, сел в углу и долго смотрел на нее.
На следующий день Мэри получила письмо, в котором говорилось, что Фэйт доехала до миссис Лессингам и ее семьи. В нем также упоминалось об экскурсиях, всевозможных развлечениях, среди которых, похоже, будут несколько поездок к морю.
– Отлично, – сказал Терри. – Это очень поможет девочке и снимет груз с твоей души.
К счастью для Терри и Мэри ночью, после отъезда Фэйт, они крепко спали и не знали о том, что делает Винс, иначе они окончательно уверились бы в том, что Бордер сумасшедший.
Пока они мирно спали, он лежал голым в подвале, в который Мэри никогда не спускалась, поскольку там было сыро и плохо пахло.
Единственный свет здесь исходил от отвратительных фосфоресцирующих грибов и от сияющих глаз охваченных трепетом крыс. Они выползали из нор, надеясь на добычу. Крысы двигались легко и уверенно, стремясь атаковать и, если повезет, поесть. Но ни одна не достигла своей цели. Вместо этого все они вернулись в свои дыры, где спрятались, словно неприкасаемые паломники, столкнувшиеся со жрецом высокой касты. Их глаза яростно сверкали как крошечные холодные драгоценные камни.
Так началось Черное собрание.