Темнота света

Я не помню, как оказался в этой комнате. Она была небольшой, около десяти квадратных метров, и пустой. Я сидел в одном из углов и смотрел на тонкую полоску света, что пробивалась из-под двери. Это был единственный источник света, благодаря которому мои глаза, да и я сам, не тонули в кромешной темноте.

Кажется, я был здесь один. По крайней мере, на мои неуверенные возгласы никто не отзывался, и звук моего голоса пропадал через секунду, после того, как вылетал изо рта.

Здесь было немного прохладно, скорее даже свежо, и мои пятки, мои тонкие пальцы на ногах, ощущали, как по ним проходил легкий ветерок. Он доносился из-под двери. Вообще уже долгое время я усердно всматривался в эту щель, я бы даже сказал пялился. Я пытался увидеть хоть какое-то движение, тень, хоть что-то, но за дверью не было ничего, кроме яркой полоски света.

Где я находился? Как я сюда попал? Что со мной произошло? — эти вопросы не покидали мою голову с той самой секунды, как я очутился в этой комнате. Сколько я здесь пробыл? Точно не могу сказать, может, несколько часов, может дней, или недель. В последнее, конечно, мало верилось, так как я должен был уже умереть от истощения, поэтому моим предположением было — три дня. Почему так? Очень просто. В бытность студента мне часто ни на что не хватало денег, из-за чего приходилось то и дело голодать. Голодал я, бывало, и день, и два, и три. И я отчетливо помню, как именно ощущаются эти дни без еды, как тело и голова ощущают себя. Оттого я чувствовал, что скорее всего находился в этой комнате уже третий день, так как желание хоть что-либо съесть вдруг отступило куда-то в сторону.

Все это время я пытался ответить на эти вопросы. Я усиленно старался вспомнить, что делал прошлым днем, с кем встречался и куда ходил. И у меня это удавалось. Проблема, однако, возникала уже после того, как я в сотый раз проигрывал в голове прожитые воспоминания: я все никак не мог понять, что следовало за одним произнесенным словом… Словом простым и понятным, но… Я попытаюсь вновь проговорить все это вслух. Может, у меня получится наконец-то понять, как и почему я здесь оказался.

Тогда я засиделся на работе допоздна, поскольку начальнику ну очень потребовались данные за целый год по динамике акций одной компании. Я помню, как собирал все это, как роптал на Сергея Борисовича, решившего, что ему необходима эта информация в вечер пятницы.

Потом, уже около десяти часов вечера, я вышел из офиса. И я отчетливо помню, как сел в метро, включил себе музыку и поехал, вскоре уснув. Но через тридцать минут я проснулся на родной станции (попрошу заметить уже в сотый, тысячный, миллионный раз: я проснулся) и пошел к своему дому. Тогда было темно и тепло, стояла приятная летняя ночь, по запаху которой ты скучаешь во все остальные времена года. Затем я поднялся на этаж, позвонил в дверь, и мне открыла Ксюша, моя жена Ксюша. Она поцеловала меня в губы, и я словно до сих пор ощущаю тот слегка солоноватый привкус на ее губах (тем вечером она готовила курицу с рисом).

Все это я хорошо помню, и помню, как после ужина мы отправились в парк на короткую прогулку перед сном. Ночь была спокойной, людей почти что не было, и только редкие фигуры иногда возникали из темноты. Мы мило и душевно беседовали, хоть и чувствовалась какая-то подспудная тревога, которую мы всячески пытались скрыть друг от друга. По большей части мы обсуждали грядущие перемены, что ждали нас уже очень скоро: переезд в другую страну. Я не могу сказать, что он сильно пугал нас. Нет, кажется, мы были к нему готовы, ведь на протяжении долгих пяти месяцев мы денно и нощно готовились к тому, чтобы навсегда покинуть нашу родину. По сути, это был побег. Тогда Ксюша говорила:

— Сказал бы кто нам, что нас вынудят бежать из страны.
— Да, мы бы не поверили.
— Побег!... Мы бежим! И что нас ждет?...

Вот оно, то самое слово: “ждет”. То слово, после которого наступила пустота. И я не помню, что ответил на этот вопрос. Уже в сотый раз, если не больше, я дохожу до этого слова, а дальше – ничего; темнота, после которой следует другая темнота, но уже осязаемая, порожденная этой комнатой.

Множество раз я произносил все это вслух, мысленно проживал каждую минуту того дня в попытке отыскать ответ, но я все равно упирался в это слово, в этот вопрос. Я и сейчас говорю вслух, так как меня начала пугать эта немая тишина; безмолвие, которое напоминает мне, что я совсем один. По крайней мере, у меня все еще есть я сам. Однако ж сколько еще осталось этому мне самому? Один… Бог знает. Хоть я и не верю в Бога, но он должен знать, что, черт побери, здесь происходит.
Наверное, кого-то может смутить, что я так спокоен. Ведь и правда, я, кажется, должен всеми силами пытаться выбраться отсюда, кричать что есть силы и не сидеть на месте. Наверняка меня даже посчитают глупым, ведь прямо передо мной есть дверь. Так почему же я просто не подойду к ней, не открою, и не выйду наконец из этого заточения?

Ах если б все было так просто! Вы думаете я сидел бы здесь столько времени, если бы мог уже давно выйти? По-вашему, я мазохист? Разве мне нравится мучить себя, страдать просто ради того, чтобы страдать? Нет, ха-ха-ха, я не мазохист. Тут дело в другом.

Видите ли, я неоднократно к ней подходил. Первый раз это произошло чуть ли не в первые же мгновения, как я оказался в комнате. Как только я обнаружил свет, я тут же ринулся к двери, взялся за ручку, и открыл ее. Но! Меня сразу обуял страх, животных страх, парализовавший все тело. Я стоял и смотрел на то, что было за дверью, на тот свет, ту белизну, что так сильно контрастировала с темнотой, из-за чего я мгновенно ослеп. Какое-то время я не мог пошевелиться, мои глаза усиленно пытались привыкнуть к этому свету, но все было тщетно: я ничего не видел, и это меня ужасно пугало.
 
Складывалось впечатление, что передо мной были одновременно и ярчайшая звезда, и густой молочный туман; то было нечто странное, приковывающее, пугающее и заставляющее стоять так неподвижно, как то делает животное, когда выбегает в ночь на дорогу, по которой рассекают машины с судьбоносными лучами фар. Как только эта картинка возникла перед моими глазами, как бедное, парализованное животное со всей скорости сбивает свет, я вздрогнул. Быстрым движением руки, настолько резким, что потом у меня болели связки, я захлопнул дверь и отбежал в угол.

— Что… Что это было? Господи, где я?! Как болят глаза! Как болят глаза!... Что произошло? Что там?

Вопросы, брошенные в пустоту; они были первыми вопросами, призванными осветить мрак, в котором я оказался. Однако они в нем потонули. Вскоре я прибился к полу и закрыл голову руками. То и дело я приподнимал глаза и устремлял их к двери. Мои руки тряслись, ноги дрожали, а грудь ходила волнами. Перед собой я видел огромное бельмо, и мне казалось, что вокруг посветлело.
Только через время я немного пришел в себя, белизна исчезла, и я вновь оказался во мраке. На удивление, он как будто был приятнее, роднее и понятнее. Хотя бы от него не болели глаза, и я мог видеть хоть тонкую полоску света, проливающуюся из-под двери.

Вдруг я вскричал:

— О чем я вообще думал?! Совершенная глупость! Куда я рванул? Зачем?!

Я же никогда раньше не совершал таких опрометчивых и скорых поступков. Ничего не обдумав, я, очертя голову, помчался к двери. А что, если там меня ждала смерть? Что бы было, будь это не выходом, а входом? Входом в еще более страшное, темное пространство. Меня же могли поджидать! Это могла быть ловушка! А я поступил, как какой-то безрассудный идиот!

От одной только мысли о том, что могло ждать за дверью, меня всего затрясло.
Последующие часы, дни я исступленно бродил по комнате, дотрагивался до каждого ее сантиметра, изучая то положение, в котором оказался. Теперь я понимал, что ни в коем случае не должен никуда спешить. Мне необходимо было все продумать, попытаться нарисовать картину того, как нужно было поступить; понять, что ждало меня за дверью. Всякий раз, когда я проходил около нее, меня пробирала дрожь.
После первой попытки открытия двери прошло несколько дней. Я разобрал тысячи случаев, рассмотрел миллионы вариантов, которые могли произойти со мной. Они были разного рода: то меня ждала смерть, то освобождение и счастье. Однако все это было лишь представлением, грезами, страшными снами, но не реальностью, не чем-то определенным и осязаемым. Я чувствовал, как мои силы увядают.

На пятый, или шестой, или седьмой день я принял окончательное решение: я должен открыть дверь, иначе я так и останусь здесь навсегда. То было обдуманное решение. Я уже видел, как подхожу к двери, зажмуриваю глаза, берусь за ручку и поворачиваю ее. Свет вновь ударяет мне в глаза, но теперь я держу их закрытыми, отчего мне не страшно. Да, я точно был готов это сделать. Несомненно, я пройду дальше, позволю неизвестности себя поглотить. Ведь есть же вероятность, что именно там меня ждет свобода, жизнь, мое будущее.

Однако я решил не спешить и провернуть все это на следующий день. В глубине души я надеялся, что мне не придется это делать, и дверь откроется сама, либо же ее откроет кто-то другой. Тогда я хотя бы буду лишен ответственности за этот шаг.

Но вот следующий день наступил.
 
Уже почти без сил, истощенный, с орущим желудком и теряющей рассудок головой, я встал. Приковал взгляд к щели под дверью, и передвинул левую ногу чуть вперед. Затем, немного погодя, приблизил к ней правую. Шаг за шагом я направлялся к двери. Мое сердце колотилось, в животе давило так сильно, что хотелось согнуться и повалиться на пол. Все лицо покрывалось липким потом, я ощущал, как он стекал по щекам, подбородку. Я слышал, как его капли ударяются о мои ботинки.

Полоска света становилась все ближе, сердце барабанило все сильнее. Что там? Кто там? Смерть? Жизнь? Спасение? Заточение? Смогу ли я? Другого выбора нет. Или есть? Может, оно того не стоит; может, мое место здесь. Ведь я уже привык к этой комнате, к этой темноте; она даже кажется мне родной, она кажется мне самим собой…
Я подошел к двери. Я взялся за ручку, Я начал ее проворачивать, очень медленно, чувствуя, как металл плавится под моими пальцами.

Я, я, я! Кто есть я? Я за дверью или я здесь? Я уже и забыл, кто я такой.
Я там, где существую? За дверью меня нет. Там нет ничего, пока я здесь. Значит, там меня ждет смерть, небытие. А здесь, в темноте, что озарилась вдруг светом, я чувствую, что существую.

Вдруг я невольно ослабил хватку. Затем отпустил ручку и попятился назад. Я вернулся к своему родному углу, мои плечи уперлись в две стенки, и я закрыл глаза, облегченно вздохнув.