Глава 6. Могила Кулона де Жюмонвиля

     Когда начало светать, к ним подошли Кристофер Джист и индеец.
     Поселенец прошёл между группами людей, одни из которых спали, другие копали, а третьи, вооружённые и настороженные, несли караул, к тому месту, где сидел мистер Вашингтон, привалившись спиной к огромному белому дубу.
- Доброе утро, - сказал Кристофер Джист.
     Молодой человек поднял взгляд, он был без шляпы и волосы свободно лежали на плечах, он был чем-то занят, но в неясном утреннем свете поселенец не мог разглядеть, что именно тот делает.
- А! Мистер Джист, Кристофер Джист, - сказал он спокойно, - вы решили присоединиться к нам…
     Мистер Джист устроился рядом с ним.
- Итак, первый выстрел произведён, капитан Вашингтон?
- Да, - последовал ответ, - и я думаю, эхо от него прокатится по всей Европе.
- Как и звук имени, - тихо сказал другой, - вашего имени, сэр.
     Говоря это, он всмотрелся в то, чем были заняты руки мистера Вашингтона, и увидел, что тот мастерил из двух ветвей крест; листья, от которых он очистил сучья, лежали грудой рядом на мху, источая сильный аромат, то были листья чёрного грецкого ореха.
- Вы возвращаетесь в Грейт Медоуз? – спросил поселенец.
- Я должен, чтобы ожидать распоряжений мистера Фрая. Боюсь, он ещё слишком болен, чтобы покинуть Александрию.
     Мистер Джист не спускал проницательных глаз с тёмной фигуры рядом, прилежно, не поднимая головы, трудившейся над крестом.
- Они будут гордиться вами, там, в Виргинии, - сказал он, наконец, - есть ли новости из Ричмонда?
- Ничего со времени моего отъезда. Я и не ожидаю.
- Наверно, вам жаль возвращаться, - предположил Кристофер Джист, - жаль оставить леса.
- Мне было жаль оставить Виргинию, - был медленный ответ. – Нет … я не буду сожалеть …, если могу вернуться с честью.
     Мистер Вашингтон отложил крест, который был закончен, и обхватил колени руками.
- А я бы не вынес города, - просто сказал Кристофер Джист.
     Молодой человек не ответил. Молчание леса теперь нарушалось вскриками пробуждавшихся птиц, да шумом, производимым лопатами людей в отдалении.
     Опаловый туман, в котором посверкивали золотые искры, поднимался, словно вуаль, и плыл над трепещущими деревьями и растениями, иногда застывая, словно в нерешительности, и оседая на траву, мох, цветы.
     Ароматы наплывали волнами, жимолость, жасмин, яркое благоухание лилий, острая мята, резкий запах оборванных листьев грецкого ореха.
     Большие квадратные листья катальпы, что росла рядом, начали окрашиваться зарёй в розово-серебристый цвет. Откуда-то снизу вдруг вспорхнула птица, подобная мгновенному синему отблеску на клинке шпаги.
     Мистер Вашингтон повернул бледное лицо к своему собеседнику.
- Вчера умерли двенадцать человек, - сказал он словно бы безразлично.
- Французский командир среди них?
- Да. Молодой человек – не старше меня.
- Что ж, он умер славной смертью.
     Мистер Вашингтон протянул правую руку к листьям грецкого ореха, увядавшим рядом.
- Где он теперь, мистер Джист? Смерть – это так странно. Он был очень хорош, этот француз. Кулон де Жюмонвиль.
     Он смотрел на листья некоторое время, затем добавил тихим и мягким голосом:
- Я вот думаю, есть ли на свете женщина, что заплачет о нём?
- Наверно. Это всё … все эти великие события  … они тяжелы для женщин.
- И для нас тоже.
- С нами другое дело – мы добываем славу. Этот французский парень хотел умереть так, как он умер – и мы все хотим так умереть. Быть молодым, отважным, и умереть красивой смертью в честном бою, открыто, свободно. Это великолепно. Но боюсь, это не так для женщин, что дома ждут вестей.
     Он рассмеялся.
- Вот обо мне не ждёт вестей ни одна женщина. Это и плохо, и хорошо. Я вольный, словно рыжая лисица.
     Рассвет вступил в свои права, и лицо мистера Вашингтона теперь было ясно видно, он был очень бледен, в глазах стояла боль.
- В Уильямсбурге есть одна леди…, - начал он, откидывая от лица волосы, - такая красивая, что я не могу не думать о ней день и ночь. Она следует за мной глубоко в лес, сидит рядом в палатке, я вижу её и в утренних лучах, и в сумерках, - но последний раз, что я видел её наяву, её лицо было равнодушно, даже презрительно. И вот я не свободен, но и не обладаю правами и радостями разделённой любви. Я словно закован в цепи, как будто в тюрьме, а она – тюремщик.
     Он взглянул вдаль, на длинный склон, который теперь затопляло золотое сияние встающего дня.
- Вы удивляетесь, зачем я говорю вам об этом … здесь и теперь. Но это так мучительно, мистер Джист, быть в разлуке с существом, таким дорогим и таким безразличным.  Я думаю, лучше мне было бы быть на месте этого молодого чужестранца, и лежать одиноким и холодным в лесу, лишь бы никогда не видеть её лица!
- Странные рассуждения для вас, - заметил Кристофер Джист. – Не думал я, что красивое личико способно так нарушить ваш покой.
     Он улыбнулся и обвёл взглядом огромные деревья вокруг.
- В мире так много всего, - назидательно сказал он.
- Всё это, - ответил мистер Вашингтон, - я могу получить, лишь её одну получить не могу. Видимо, это … воля Бога.
     Мистер Джист посмотрел на него с любопытством.
- Что можете вы получить? – спросил он.
- Всё … другое. Всё, что есть в мире. Успех – он дотронулся до груди – сопутствует мне, власть … делать то, что захочу … принадлежит мне. – Он говорил с необыкновенной энергией. – Мне кажется, я могу создать всё, … например, государство. И контролировать его потом. В этом новом мире, который лежит передо мной, так много возможностей, так много работы. И мне уже выпал великий шанс.
- Да, - сурово отозвался Кристофер Джист. – Вчера вам выпал шанс сделать войну неизбежной.
- Америка об этом не пожалеет, так же как и Англия, - спокойно сказал мистер Вашингтон.
     Мистер Джист смотрел на его бледное невозмутимое лицо.
- Ну, а та красивая леди? – спросил он. – Кто она?
     Мистер Вашингтон вдруг покраснел.
- Прелестная малютка, живет в Балтиморе. Да я видел её только дважды, и даже не помню, как её зовут.
     Мистер Джист взглянул на него с подозрением.
- Ну, вы её завоюете, если будет на то желание, - сказал он. – Это не труднее, чем создавать государства и контролировать их, или же развязывать войны, мистер Вашингтон.
- А вы-то сами пробовали? – резко отозвался молодой человек.
- Не буду врать, государств не создавал, - уклончиво сказал мистер Джист.
     Джордж Вашингтон встал, выпрямился во весь свой немалый рост и потянулся, издав что-то похожее на стон.
- Да и я не создавал, - просто сказал он. – Завоевать леди тоже не пытался, потому что, видите ли, мистер Джист, я – никто, пока никто. Но дайте лишь срок и тогда...
     Он поднял крест и задумчиво попробовал его на крепость. Затем медленно направился туда, где его люди ели свой завтрак и ухаживали за лошадьми.
     Сонным голосом он попросил указать ему могилу Кулона де Жюмонвиля. Ему показали на ряд грубых холмиков между рядами берёз.
     Мёртвые лежали, обратившись на восток, готовые к воскресению.
- Господи, - сказал мистер Вашингтон, - даруй им терпение спокойно ожидать. Храбрецы не привыкли к бездействию.
     Он склонился над той могилой, где, как ему сказали, спал французский офицер в своей боевой раскраске, и глубоко всадил крест в мягкую рыхлую землю.
- Кажется странным, - сказал он, наполовину обращаясь к себе, наполовину к Кристоферу Джисту, последовавшему за ним, - лежать здесь вот так и не видеть никогда солнца. Сколько их ещё поляжет, прежде чем закончится война?  Следующей весной могилы зарастут цветами, но путник, проходящий мимо, увидит крест и будет знать, что здесь лежит христианин.
      Мистер Джист с удивлением смотрел на этого юношу, грезящего вслух. Он невольно подумал, что таков мог быть вчера Кулон де Жюмонвиль, а молодой виргинец мог бы сегодня быть таким, как Кулон де Жюмонвиль, и лежать с холодным бесчувственным сердцем под девственной землёй, ожидая Судного Дня. Или же семена величия в нём должны были быть взращены и принести прекрасные плоды; в конце концов, как он сам сказал, в удивительном новом мире появлялись такие возможности, о которых нельзя было и мечтать в старом, и прежде всего, - образование новой нации на великом континенте, самой молодой нации из всех и, потому, полной свежих сил. Так почему бы, действительно, этому молодому энергичному виргинцу, стоящему сейчас у могилы своего врага, не взять на себя подвиг свершения и сотворения нового мира во всём его блеске.
     Кристофер Джист, проживший трудную жизнь авантюриста в диких и дальних краях, почувствовал странное чувство приязни и восхищения к этому юноше, которого он оценил по заслугам прошлой зимой во время долгого путешествия в Форт Ле Бёф, юноше, который так мужественно встречал преграды и опасности в самом начале своей жизни, и мог так мудро судить… .
     Мистер Вашингтон, казалось, тоже задумался. Вдруг он вздрогнул и, словно смутившись под острым взглядом Кристофера Джиста, покраснел и двинулся обратно к своей маленькой армии.
     Офицер добровольческого объединения Мэриленда только что прибыл, в сопровождении пары индейских проводников. Он отправился в путь сразу после того, как мистер Вашингтон оставил Грейт Медоуз, но заблудился, и индейцы с трудом отыскали след.
     Он привёз письма, что пришли из лагеря у нижнего Потомака в Грейт Медоуз, и весьма неожиданные новости.
     Джошуа Фрау скончался в Александрии, и Джордж Вашингтон был назначен командиром всех Колониальных сил, в этот самый момент марширующих в направлении Грейт Медоуз, чтобы встать под его командование.