Хроники Гендальфа-редактора День третий. Утро

Психотерапия имени Гендальфа

И здесь пошли титры.
(Ну а как ещё начать знакомство?)

В этом… хм… сомнительном, лечебно-творческом учреждении участвовали:

• ГЕНДАЛЬФ — писатель-рецидивист.
Он же — редактор-мученик.
Он же — пациент, забывший, кто кого лечит.
Он же… ну, в конце узнаете, кто он ещё.
(Спойлер: сам в шоке был, когда дописал кто там еще.)
• Я — а я вообще-то ни при чём. Серьёзно.
Это всё он. Гендальф.
Я просто… поддерживал посох в особо тяжёлых случаях.
• КУРСОР — мигает. Синхронно с зрачками.
• ПОСОХ — главная святыня. Клава — важна. Но посох — священен.
• ДОКТОР — а вот это вопрос кто тут доктор.

Ну, короче, Вань.
Я тебе, наверное, уже надоел…
Но ты уж извини — ты ж у меня, считай, единственный, кто вообще меня понимает.
Я его, значит, затащил к психиатру.
Или к психологу — чёрт их разберёт, кто из них Ху. Я в этом профан.
Главное — что она сказала, что она врач. С мебелью, креслом и дипломом на стене.
Выглядело… ну, очень солидно. Центр Литературной Реабилитации «Слово за Слово»
А то он совсем с катушек слетел.
Гендальф, ага. Кто ж ещё?
Он устроил шабаш — натуральный. На люстру — черновики, как летучие рукописи. На окно — кетчупом, будто кровью, с тройным восклицанием:
«МОТИВАЦИЯ СЛАБА!!!»
И два отпечатка ладоней.
Зачем — не знаю.
Может, как печать отчаяния.
Может, чтоб было драматичнее.
Подхожу к нему.
Сидит на табуретке, как обычно.
Я зову его:
— Эй, ты как, НОРМ?
А он — ноль эмоций.
Даже не моргнул.
Да и так видно — не НОРМ.
Он завис. Закусив шкурку от банана — как обычно.
Глаза — стеклянные. Подхожу ближе. Смотрю.
Он — в мониторе.
Я — тоже глянул.
Пустой лист. Курсор мигает.
И его зрачки — в том же ритме.
Курсор. Глаз. Курсор. Глаз.
Как будто кто-то моргает через тебя.
Всё. Клиника. Приехали.

Я ему говорю:
— Завязывай с этим своим Гендальфством.
Оторвись от клавы — ты её уже заласкал до смерти.
Если не сделаешь перерыв — отведу к доктору.
Или сразу в дурку.
Клянусь — заберу посох. Насовсем.

И вот тут он ожил.
Впервые за неделю.
Брови сдвинул — так, будто воздух вокруг него треснул.
Реально, нужен доктор. Срочно.
Пусть ставит диагноз. Пусть лечит. Пока не поздно.

— Никуда я с тобой не пойду… и точка.
Смотрит на посох. Потом на меня. Потом снова на посох.
Я прищурился:
— Не пойдёшь?..

И тут он взвился:
— Они не лечат!
Они из Церкви Противотворчества!
У них дипломы с печатью Инквизиции!

Он, правда, сперва упирался.
Ну а я что…
Пришлось хитростью.
Зашёл с тыла, как Фродо в Мордоре.

Сказал:
— Тебя потом ждёт конкурс «Редактор года».

Он тут же успокоился, расчёсал бороду,
начистил посох и повесил себе на грудь дощечку с надписью:

«Персонаж должен страдать.
Иначе зачем мы здесь?!»

Сжал посох — будто это не палка, а меч короля Артура.
И сквозь зубы прошипел:
— Идём… куда хочешь. Но посох — не отдам.
— Ладно, ладно, — говорю. —
Идём, Мерлин понедельничный.
Теперь вот сидит у врача.
А я — за дверью.
Если что — табуретка пока пуста. Клава ждёт.
Я тут с ним немного посижу…
А ты, если что — заходи.
Можешь что-то Гендальфнуть.
Жду под кабинетом, как отец у роддома.
Жду. Волнуюсь.
Интересно же — что у них там происходит?
Приложил ухо к двери.
Слышу:
— «Ваше имя, год рождения, адрес проживания…»
Ну, думаю, анкету заполняют. Всё по плану.
Дышу ровно.
А потом — пауза.
Он начинает что-то бубнить. Глухо.
Будто из-под земли. Или из колодца.
Потом — странный шум, какой-то шелест.
А потом — тишина.
Такая… что даже лампа качнулась, будто почуяла приближение Ока Саурона.
И тут — его голос. Прокуренный баритон.
Грозный, как на трибуне в Мордоре:
— Ваше имя, год рождения… Хм. А в каком жанре вы живёте?
Я аж вздрогнул. Что это было? Игра? Психотерапевтический театр?
Или...
Что-то тут не так. Очень не так. Надо проверить.
Захожу — а там картинка.
В кабинете.
Врач — привязана к психотерапевтическому креслу.
Во рту — кляп. Похоже, кусок нижнего белья. Не хочу знать, чьего и откуда.
Глаза — на выкате. Мычит что-то такое, что ни в один словарь не пролезет.
А Гендальф сидит за её компьютером.
В очках. С чашкой кофе. Запах отличный.
Я подхожу ближе — хотел глянуть, что он там делает.
И, ПАДЛО, правит текст. Как будто у него дедлайн на спасение мира.
И тут он — замирает. Что-то нашёл. Оборачивается.
Подносит палец к губам и шипит:
— Тссссс…
Я — без пауз:
— Ты мне тут не тссыкай.
Подхожу к монитору. Смотрю — а там:
«Глава первая…»
Я же перестал моргать. Потом, уже сам себе, почти шёпотом:
— О… Это уже прогресс.
Значит, не зря пришли.
А может… и правда — всё, что ему нужно было, это просто сменить обстановку.
Он ловит мой взгляд. Вскакивает со стула.
Глаза — горят, как у Сарумана, когда он говорил с Пламенем из палантира.
Чашка в руке — не дрогнула.
— У меня ИДЕЯ! Её образ… Она меня спасла! Кивает на доктора.
И он — палец вверх, в потолок.
Как будто оттуда вот-вот сойдутся небеса.
И тут — в кресле, связанная, доктор вдруг продолжает мычать:
— Ммм… ммм… ммммм…
Я ей:
— Тссссссс…
Палец к губам.
Шёпотом:
— Подождите…
Я ему:
— Видишь?! Всё не зря!
Не зря я тебя сюда притащил!
Я стою. Молчу. Сам уже — довольный.
Присматриваюсь к экрану…
И вижу, как там мигает новый заголовок:
«Глава 2. Когда редактор становится пациентом (или наоборот)»
Я улыбаюсь. Отлично дело пошло.
Хлопаю его по плечу.
Знаешь, Вань…в чём самый прикол?

Следующее утро.
Сижу, пью чай. Листаю газету. Читаю новости.
И вдруг — вспоминаю:
мы же сбежали…
А врача-то… мы не развязали. Ха.

Я так рад был, что у Гендальфа всё наладилось —
не до того было.
Схожу-ка, наверное, проверю, как она там.
Может, пить хочет… или в туалет.
Хотя… может, и не стоит.
Ну, честно — впадло.

Короче, Гендальфа пошлю.
Они там, похоже, уже сдружились.
Может, он ещё одну главу накатает. Вдохновится.
Она ж теперь у него… ну, типа музы.
Связанная. Но вдохновляющая.

…Хотя, если вдуматься —
а вдруг это всё был приём?
А если теперь уже я — пациент?
Или, прости Господи… вдохновение?

Вань, мне тут мысли пришли.
Почти философские. Я думаю…

Человека из психушки ещё можно вытащить.
А вот психушку из человека — уже вряд ли.

И ещё, Вань…
Напоследок, это точно все:

А вдруг Гендальф всё это время и был врачом?

Диагноз: Хроническое вдохновение, период обострения.
Рекомендации: Писать. Не лечить. Не мешать.
Подпись: Гендальф. Вечный Редактор.

«Все события вымышлены. Хотя, если вы узнали себя — поздравляем, вам к нам».