Покаяние. Роман, Глава 15

XV
«Всё-таки лукавый силён. Как он меня втянул в нескончаемую ленту воспоминаний и самое, что ни наесть в том пагубное, что мне приятны эти воспоминания. Тогда, что это? Грех, неустойчивость к искушению или оно было столь приятным, что и мысли о греховности гнались прочь? Да, нет, конечно, попытки были оттолкнуть, побороть в себе это искушение лукавого, но они ломались о страстное желание видеть ту, которая появилась в моей жизни, возможно, как искушение и проверка прочности любви к той женщине, с которой прожил уже более десятка лет… Это любовь?! Наверное, ведь подобные сильные чувства я уже испытывал и уже не раз? Влечение, страсть? Тоже возможно, но раньше с таким мог справиться, а в этот раз никак. Всё, сам себе мозг выношу. Праздники подходят. Пойду в храм исповедуюсь, хоть через 30 лет, но на душе должно полегчать и чувство вины, хоть чуть-чуть, но притупится или? Сколько за эти годы было передумано, сколько страдал в неудачных попытках забыть и почти забыл. А вот начал вспоминать грехи и что? Что? Вновь, разворошив пепел костра воспоминаний, наткнулся на тлеющую в уголке души искорки чувств … и что дальше? Побежишь, старик, искать ту, с которой давно порвал все связи, умышленно убивал в сердце и в душе всё, что напоминало о ней? Нет, конечно. Перед женой ещё тогда каялся и она, снизойдя ко мне, простила, поверила в искренность раскачивания. И все последующие годы, ну, если не считать того, что иногда просто мог посмотреть на красивую женщину, как на музейный экспонат, заслуживающий внимания, не более того.
Завтра праздник, День Казанской иконы Божией Матери. Обязательно пойду в храм, даже, если землетрясение, наводнение, главное, чтобы служба состоялась…».

Казанская икона Божьей матери особо почитается у нас, как среди военных, казаков, так и миру, и с ней связано много историй, когда она спасала бойцов на фронте, да и не только. Небесным покровителем Мельника был, что закономерно, Святой Кирилл. Но он ещё узнал, что две иконы являются для него оберегом, икона «Всех скорбящих радость» и икона Казанской Божьей Матери. И его уже с вечера тянуло на утреню праздничную службу, и с вечера переживал, чтобы не случилось ничего непредвиденного, что могло бы перечеркнуть все планы и задумки. А случиться могло что угодно, в какое время мы живём? Но, к счастью, ничего не случилось и быстро собравшись утром, лишь доложив жене: «Я пошёл!» – а куда пошёл она уже и так знала. А, если бы и не знала, то догадалась бы, ведь за более, чем 40 лет совместной жизни сумели изучить друг друга так, что и слова излишни.
Тихое осеннее утро, посёлок только просыпался и движение на улицах ещё не было. Хоть и понедельник, но праздничный день и праздник двойной. Хоть праздник Единства несмотря на то, что был введён сравнительно давно, среди людей старшего поколения как-то популярностью не пользовался. И Кирилл сейчас думал не о единстве, а об Божьей Матери, которая, кроме дарования надежды людям, утешает в дни скорби, поддерживает и помогает в трудных ситуациях, исцеляет от недугов. И в это, конечно, нужно свято верил. Верил ли в это Кирилл? Он этого ещё не понимал и шёл не за тем, чтобы икона оказала ему помощь, он шёл помолиться в храме Господу Богу и Божьей Матери. И он одно уже знал точно, что получит ту духовную благодать, лёгкость и чистоту мыслей, как никогда и ни где.
Купив в лавке свечи, привычно уже выполнив поясной поклон с молитвой и крестным знамением, и, войдя в храм, совершив три поклона в сторону алтаря. Установил свечи с прикладыванием к главной, праздничной иконе Казанской Божьей Матери, распятию Христа, перекрестился и поклонился Царским вратам.
В храме было тихо и покойно. Людей было всего несколько человек и никакой спешки, никакой суеты, все размеренно и осознано. Конечно, Фёдорович, каких-то вещей по поведению внутри храма ещё не знал, а потому обращал внимание, как это делают прихожане со стажем.
Притвор стал постепенно заполняться людьми, которые подходили к главной, праздничной иконе дня, Иконе Казанской Божьей Матери и далее шли по средней части храма, где молились и ставили свечи. Служба шла своим чередом, и Мельник мало чем отличался от других молящихся. Хотя те, кто приходил в храм, если и не на все службы, то праздничные старались не пропускать, и они могли заметить тех, кто влился в приход сравнительно недавно. Так же и Кирилл Фёдорович, должен многое усвоить из писанных и неписаных правил поведения в храме, а пока именно тем, что неопытен и выделялся…

«Что с тобой происходит, мой брат по разуму? Я ж всё для тебя, я ж за тебя горой! Ты хочешь счастливым быть? Ты хочешь иметь всё в достатке, того, кто по нраву, любить? – на лице говорившего добродушном улыбка, что мёд расплылась на устах. – Мне был, что бальзам приятен, твой сладострастный рассказ… как вдруг, словно нить оборвался… разве больно то сердцу, любовь вспоминать?»
Черты лица незнакомца Мельнику были незнакомы, но в его улыбке читалась неискренность и с желанием угодить, лицемерие, и ещё, в тоне или даже в интонации было всё-таки что-то знакомое. Да и обстановка вокруг была чем-то знакома, но что-то среди привычного было не только узнаваемо, но и напоминало сюжеты из каких-то фантастических фильмов, в которых и предметы имели неестественный вид и живые существа, которых отличало от предметов, только умение перемещаться отличительно от машин и механизмов, и издавать непонятные звуки. И Мельник всё отчётливее осознавал, что он находится в нереальности, или в бреду, или всё это ему просто снится, но довольно чётко и убедительно, что касаемо не обстановки вокруг и атмосферы нереальности, а говорившего с ним субъекта, если сказать неопределенно в принадлежности к полу, но всё же ближе к мужскому, чем к женскому, если не сказать, что к среднему роду.
«А я тебя знаю, – после напряжённость размышлений, обрадованный не визиту этого субъекта, а тому, что узнал его, Кирилл продолжил, – я узнал тебя по манере, по наглой улыбке и даже по голосу – ты – лукавый!?»
«Приятно, когда тебя узнают даже в изменённом обличие. Но это даже и лучше, тем более что разговор и спор не был закончен. Хотя, признаюсь, хотел сделать сюрприз, чтоб увидеть, как изменилось твоё мировоззрение, как ты смотришь теперь на мир после того, как стал посещать свой православный «притон». – Сделав ударение на последнем слове, внимательно смотрел на Мельника, чтобы понять его реакцию на оскорбление святыни, Дома Господа, и, ощутив на себе презрительный взгляд, продолжил, – как тебя приняли в приходе? Причащался ли плотью и кровью Иисуса? Чувствуешь тягость на душе тяготит тебя служба, не обжигает ли крестное знамение твою душу? Будь мил, ответь мне…».
«Если бы ты был простым смертным, а не бывшим проводником воли Божией, еще месяц назад я за такие слова ударил бы обидчика, но сейчас этого делать не стану. Это твои желания, которые ты высказал в вопросах ко мне, они несбыточны от слова никогда, им не судьба сбыться, так как я уже с того пути, который избрал для себя, не сойду. Тебе это ясно?! – Мельник сдерживал раздражение, насколько это было возможно, чтобы не сорваться, не давая тем самым лукавому козыря в руки, а потому уже совершенно спокойно добавил, – знаешь, я не заставляю себя в храм ходить, у меня есть неудержимое желание посещать его, ноги сами несут, даже после напряжённого дня и я выстаиваю всю службу и ухожу оттуда вожделенным, с неописуемой духовной благодатью и умиротворённостью».
На бестелесной физиономии незваного гостя не произошло никаких, даже еле заметных изменений мимики, он был невозмутим и спокоен. Его вызывающе яркий, пёстрый наряд, наводивший на мнение о его нетрадиционной ориентации, если бы он был человеком, конечно, а с другой стороны – на сказочного персонажа, счастливого, беззаботного и уверенного в бессмертности и непоколебимости своих философских жизненных трактатов, неопубликованного «манифеста о том, как стать счастливым».
«Мил человек, скажи, как на духу, ты сейчас грешишь? – диавол прищурил глаза и приблизился к Мельнику максимально близко так, что тот начал ощущать даже противоречащие церковному миро запах, запах-антипод, – надеюсь, ты будешь честен, как на исповеди. Грешишь?»
«Я и не собирался врать, да, я грешу. Хоть и меньше, но грешу…».
«Ну вот, видишь, я же тебе о том и толкую. Ты никогда не избавишься от привычки жить красиво, жить в своё удовольствие: жить в достатке, вкусно есть и всласть пить; грешить сквернословием, гневом и завистью, чревоугодием и блудом… И при этом говорить, что живёшь по церковным канонам, по божьим заповедям?! – Лукавый злорадно и громко засмеялся, – ничего святого в твоей вере нет.  Чем «крыть» будешь? Знаю, у вас, у русских только один аргумент – забористый мат. Что, нечем крыть, «кровельный мат…териал» закончился? Вижу, что ком в горле застрял, наружу просится. Разрядись – станет легче на душе. Мне не впервой слушать оскорбления за то, что я говорю то, о чём вы думаете, но лжёте сами себе, занимаясь самообманом. Я дождусь ответа или молчание – знак согласия?»
Фёдоровича развеселило то, что не только он сам, а и его, доселе спокойный и уравновешенный, с холодным разумом, в прямом и переносном смысле, собеседник, начал терять самообладание, начал нервничать и теперь уже его раздражало спокойствие Мельника. А это не в его правилах, это он должен задавать тон и темперамент общения, а не наоборот.
«Ты меня в одном убедил, в том, что ты – достойный соперник и, если бы был человеком, то я бы добавил, что «тебе ничего человеческого не чуждо». А раз всё иначе, то я представляю это так, что «компьютерная программа дала сбой», если говорить языком программиста, хоть и программист из меня никакой. Но любая система не бывает совершенна до идеальности, всегда будет вероятность погрешности и сбоя. Но я не об этом. Хочу ответить максимально откровенно. Ты во многом прав, когда говоришь о греховности людей в совокупности, как говорят о «средней температуре по больнице», в которой, кто-то в жару, а кто-то умер и остыл. Я тебе сразу ответил, что грешен и грешу. И я только стал на путь исправления, на путь веры, на путь к Богу. Я хочу быть лучше, я хочу быть достойней, я хочу через молитвы, покаяния, через исповедь стать ближе к Богу. Хочу очистить душу от скверны, а разум от грехов плотских и помыслов к ним. Этот путь нелёгок, я это знаю, но я готов его пройти и пронести свой крест достойно и до конца. И Господь мне в этом поможет, а ты не помешаешь. Ты мне не сможешь помешать, сколько бы не искушал, я буду разборчив в соблазнах и не поддамся, ради испытания «райского наслаждения», которое не есть и не имеют ничего общего с теми жизненными заповедями, к которым нам призывает Господь.»
«Тебе сколько лет? Всей жизни не хватит, чтоб грехи отмолить. Знаешь, я сейчас скажу то, что не должен, но я наслаждался тем, как ты трогательно вспоминал то время, когда у тебя случился любовный роман… Ведь приятны были даже воспоминания, скажешь нет – не поверю. Она до сих пор сидит у тебя в голове, и случись если бы лет 10-15 назад встретить где-либо её, ты бы, как кобель, сломя голову помчался бы за ней. Что, не так? Это ты сейчас, постарел, присмирел, не женщины стали интересовать, а мысли о жизни вечной. А ты уверен, что там что-то будет? За грехи в огне гореть, на что сгодятся твои старые кости к котлу «исцеления» от грехов? Наслаждайся жизнью здесь и сейчас. Я тебе, как другу говорю, ты же жил, так не горюя большую часть жизни и не жаловался, всё нравилось, и всё устраивало. А теперь что, из ума выжил, старик?! Думаешь, что от этого что-то я буду иметь, если ты одумаешься и станешь по-настоящему счастливым человеком? Да, буду просто радоваться за тебя, получая от этого духовное удовлетворение. А ты к тому же сможешь получать и плотское. Ты сможешь прожить все земные годы, как в раю, имея всё, что захочешь. И финансовый вопрос – не проблема, если плюнуть на те вещи, которые до сего тебе не давали стать достаточным человеком. Столько прожил, а жить не научился. Вот не думал, что я преподавателя буду учить жить. Твои ученики или студенты и те умнее тебя: ты думаешь, что они воспринимают твои нравоучения, как должное – как бы не так, всё как раз наоборот. Ты ходишь пешком, а они, не имея ещё прав на управление автомобилем, приезжают к колледжу на таких крутых машинах, которые тебе уже не иметь, если и снились. Вот они уже умеют жить, умеют быть счастливыми, умеют иметь то, что хочется. Не важный из тебя воспитатель получается, за профессионала не берусь судить, просто не хочу. Оно и то им не нужно. Небось смеются над тобой, стариком? Да над тобой, уверен, да и знаю, что и твои коллеги смеются. Они же не так живут, жизни радуются. Ты заметил, что ты изгой в этой жизни?! А мог бы жить, как, если и не все, то как многие – счастливо.
И зачем я на тебя только время трачу. У меня хватает забот без тебя, помочь тем, кто ещё сомневается, а ты, что баран упёртый. Вот, когда начал вспоминать свою молодую жизнь, как можно было за тебя не радоваться – никак! Красавчик, просто молодчина. Кто тебя или что надоумило? Немощность? Так от этого таблетки нужны, а не молитвы. Даже врачи-профессора говорят: «не занимайтесь самолечением». А, если болит душа, то лучшего психотерапевта, чем я тебе не найти. Что тебе церковь даёт, кроме болей в ногах? И… – долго сдерживающий себя Мельник не выдержал больше словесных издевательств лукавого и резко оборвал, только несколько слов легли «внахлёст» на слова Фёдоровича, – … не сидится старому дома в тепле…».
«Достаточно меня агитировать. Ты меня не убедишь, Изыди, лукавый! Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь…» – Фёдорович открыл глаза и понял, что он уже не лежал, а сидел на кровати, опираясь локтями в измочаленную и пропотевшую подушку, затем повернулся, спустил ноги с постели, уселся на край кровати, посмотрев на окно, где уже брезжил надеждой хорошего, солнечного дня осенний рассвет и подвёл итог ночному диалогу заключительными словами молитвы:
– … и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Яко Твое есть царство, и сила, и слава, Отца, и Сына, и Святого Духа, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Мельник никогда в жизни ещё не присутствовал на вечерних службах в церкви или в храме. И эта служба представлялась ему какой-то таинственной, умиротворённой и было нестерпимое желание испытать те ощущения, которые испытывают верующие на вечерне. И случай не заставил себя долго ждать. Этот случай появился именно сегодня, 18 ноября. Завтра, 19 ноября – День тезоименитства праведного старца Павла Таганрогского. И вечерня приурочена к празднику того, чьё имя она носит, т.е. Павла Таганрогского.
В обыденной жизни мы все привыкли, что «понедельник – день тяжёлый» и при упоминании о нём всегда настроение, если до этого было добрым и приподнятым, падает. Мы сразу задумываемся о том, как быстро пролетели выходные дни, мы не успели отдохнуть от трудовой недели, те, кто не дожил до почтенного возраста, как Кирилл Фёдорович, для которого работа – в радость, осознание того, что он ещё приносит обществу пользу и себе небольшую финансовую добавку к пенсии на лекарства. Как меняется с годами отношение к трудовой повинности, так и отношение к каждому дню жизни, будто пятница или понедельник. Главное, что ты проснулся и у тебя что-то ноет или болит, от болей в суставах, неудобного положения во время сна на подушке, обострения атеросклероза осенью или уже хронического и это вовсе не делает ваше лицо кислым, потому что вы проснулись, вы живы, вы можете, помолясь, планировать уже окончательно план на день и это счастье.
А сегодня появилась возможность, в конце дня, каким бы он не был напряжённым, подсластить его мероприятием, которое с некоторых пор, Мельник, стал сравнивал с концертами народных художественных коллективов, таких известных, как ансамбль песни и пляски  Донских казаков имени А. Квасова или даже районной художественной самодеятельности. И то редкое действо, было душевным эликсиром, придавая море положительных эмоций и служба в храме, которая, кроме тех же положительных эффектов давала что-то ещё большое, трудно передаваемое чувство эйфории душевной.
Вот примерно с такой прытью, молодой Кирюха, бежал на свидание этим же маршрутом, с той лишь разницей, что храм располагался на этом маршруте на расстоянии в одну третью от того расстояния, которое он преодолевал в молодости до дома, где жила любимая девушка, да и возрастом он был тогда всего на одну треть от сегодняшнего почтенного возраста. Как и когда пролетели годы жизни? Невероятно, но факт остаётся фактом. Одному он удивлялся, тому, что он сейчас не идёт, а летит и ноги его несут, хотя и цель, на первый взгляд, не судьбоносная. Как результат – двор храма пуст, в лавке тоже, кроме хозяйки её, никого.
– Здравствуйте! Служба в 16 часов, я правильно понял?! – спросил он, едва прикрыв за собой дверь.
– Здравствуйте! Да, вечерня в 16 часов начнётся, – ответила женщина, раскладывая по пакетам церковные поминальные просфоры.
– Спасибо! Мне три, вот эти свечи и просфоры.
Храм был пуст, если не считать молодую женщину с тремя маленькими детьми, судя по возрасту, погодками. Можно было догадаться, что это была жена священнослужителя, иначе говоря, матушка. Дети, как и любые дети в таком возрасте – непоседы, сновали по храму с мягкими игрушками и попытки их матери усадить их на скамью увенчались успехом, но ненадолго.
В храме царила такая атмосфера, как будто он находился или на необитаемом острове, или вовсе где-то в другом мире, где-нибудь между небом и землёй – было тихо, до звона в ушах, нарушалась только тишина звуками детских, легковесных скольжений обуви по плитке пола и тихими одёргиваниями их матери. Акустическое стерео-эхо, появляясь, быстро гасилось, словно обволакивалось духовной благодатью, в преддверии богослужения. И даже редкие детские всплески эмоций, взлетая по купол собора, как молитвы Богу, а тембром детских ангельских голосов, в совокупности с духовным присутствием святых ликов на иконах и росписей на стенах, с тонким, но хорошо осязаемым ароматом восковых свечей, приобретают неземное, ангельское благодатное, завораживающее и опьяняющее верой звучание в Доме Господнем.
Энергичной походкой вошёл благочинный иерей Владимир, поприветствовал малочисленных прихожан благословением и прошёл к иконе дня, произведя обряд крещения и далее, выполнив привычный обход с крестным знамением, вошёл через Южные Врата в алтарь. Приветствующие батюшку, наиболее пожилого возраста, присели на скамьи в притворе. Мельник твёрдо решил, что снова всю службу он должен отстоять до конца, и не только потому, чтобы его не могли упрекнуть в словах «всё службу отстоял», поправив на более короткое – «отсидел».
В молитвах, покаяниях и в моментах, когда происходило обдумывание тех действий и обрядов, которые происходили и проходили в храме во время службы. С верхнего клироса хоров доносился голос молодой женщины, чтеца, читающей псалмы и периодически подключались певчие хора. Пономари, выполняющие обязанности алтарника и старосты храма, насколько Мельник мог определить должности тех служащих, которые не относились к рангу священников, привычно помогали настоятелю, благочинному иерею проводить службу. Слышен был специфический звон цепочек о крышку чаши кадила и шарообразных звонцев, создаваемые ритмичными движениями священника, раздувающего угли в чаше, от коих происходило плавление ладана и все, находящиеся молящиеся, устремившие взор в сторону алтаря, изначально увидели сизый дымок, поднимающийся за Царскими Вратами к куполу храма, а затем и ощутили тот запах, который ни с чем не спутать – запах ладана.
Благочинный выходит на солею и совершает полное каждение храма, начиная с Царских Врат, храмовую и иконы правой и левой стороны иконостаса, поворачивается к молящимся и кадит их, спускается к праздничной иконе Павла Таганрогского, лежащей на аналое посреди храма, кадит ее троекратно и проводит дальше каждение, начиная от правого клироса до левого кадит иконы по стенам храма и, дойдя до молящихся, кадит немногочисленный народ, собравшийся с поклоном в центре притвора. Мельник, как и все молящиеся отвечают священнику поклонами.
После священник возвращается на солею, кадит царские врата, иконы Спасителя и Божией Матери и входит через Царские Врата в алтарь, где кадит престол и т.д.
Этот обряд издавна вызывал у Фёдоровича необъяснимые впечатления и пока чувствовал аромат ладана, старался дышать полной грудью, что само по себе уже заставляло кружиться голову и всё вместе давало ощущение того, как он испытывал во время погружениях в легководолазном снаряжении на небольшую глубину, с подключением дыхания на чистый кислород. Это было на службе. А сейчас, те же ощущения дополнялись ещё благодатным ароматом ладана и всё в совокупности, вдыхалось и разносилось кровью клеткам организма, и это давало ощущение прилива сил и лёгкости, с желанием взлететь, даровало неповторимую благодать.
Не могли не запомниться Мельнику обряд исповеди, особенно тогда, когда он проходил его впервые и очень волновался, боясь, что от волнения не сможет сказать нужные слова, и причастие святых даров.
За свою долгую жизнь, Кириллом, как и многими другими собрался за плечами приличный автопоезд грехов, прегрешений и мыслей греховных, в которых была теперь и необходимость, и нестерпимое желание покаяться перед Богом не в домашней молитве, а в храме Божьем и в присутствии священника.
Кирилл Фёдорович, как человек прагматичный, заранее просмотрел на предыдущей службе, как происходит этот обряд, но тонкостей, конечно, знать не мог и сейчас чувствовал себя, как студент перед экзаменом. Нет, даже не так, намного хуже. Студенты сейчас пошли наглые и самоуверенные, учить ничего не учат и всегда надеются на умение списать с помощью гаджета и никак иначе. И как бы не была отрепетированная речь покаяния, чем ближе подходила его очередь, а она была не так далека, так как мужчин, которые собирались исповедоваться, было всего четверо и четвёртым был он.
Что говорил иерей, Мельник не запомнил, он думал о другом. Когда батюшка склонил его голову над аналоем и прикрыл епитрахилью, Фёдоровича по-доброму «прорвало», чему он неописуемо рад. Даже через минуту после исповеди, он бы не повторил слово в слово то, что им было сказано в обращении к Богу с покаянием. Но его содержание примерно было таковым:
– Господи, Боже мой! Прости меня грешника, раба божьего Кирилла, за грехи и прегрешения. Прости меня, Боже: за блуд и сладострастие, проявленное в молодости; за гордыню, испытываемую при достижении моих скромных заслуг в творчестве; за раздражительность, гнев и леность, с потерей жизненной мотивации. Господи, прости и помилуй!
Поцеловав крест и получив благословение батюшки, Мельник, с облегчением, с чувством совершённого чего-то очень важного, занял своё место, для богослужения.
При Причастии святых даров, Мельник не забыл, а просто не знал, что нужно было, подойдя к священнику, назвать свое имя и был удивлён, когда благочинный, благословляя Мельника, подавал лжицей из чаши святые дары, произнеся:
– Причащается раб божий Александр, во оставление грехов своих и в жизнь вечную. Аминь. 
И тогда Мельник понял, что ещё раз поставил батюшку в неловкое положение, чтобы ломать голову, вспоминая имя человека не среди прихожан, в негласном списке, а среди известных ему людей в жизни мирской. 

Праздничная служба в День тезоименитства праведного старца Павла Таганрогского состоялась на следующий день, 19 ноября. И, кроме того, что Мельник получил массу благодатных, уже привычных и новых впечатлений, у него шире открылся кругозор о литургии, как таковой, о порядке проведения православного богослужения и его составных частей. Конечно, всё запомнить было трудно, а с учётом основательно «подсевшей» памяти пожилого человека, нещадно «эксплуатирующего» свой мозг порою по 15-20 часов в сутки, было даже невозможно. Но было достаточно маленького напоминания словами и действиями служителей храма или молящихся, и он осознано уже выполнял нужные действия, а главное, стал лучше осознавать смысл происходящего действа.
Конечно, на праздничной литургии людей было раза в три больше, чем на вечерней, накануне, но недостаточно, в понимании Мельника, если брать в расчёт население посёлка в 15-18 тыс. человек и то, что имеется ещё одна церковь на окраине, куда прихожан ходит намного меньше, чем в храм Павла Таганрогского, в центре посёлка. Очень удобное место для такого духовного заведения. И, если в далекие годы гонений на церковь, старались между богоугодными заведениями и школой, домами культуры и клубами сделать максимально-непреодолимую пропасть, то теперь рядом с храмом, в 30-40 метрах расположены дворец культуры, кинотеатр, а в пятидесяти метрах мемориальный сквер с памятником «Солдат», в память о павших в годы ВОВ земляках. В ста метрах от храма здание Администрации района, где ранее размещался райком КПСС. И всё прекрасно уживается, и жители гордятся своим центром посёлка, где проходят на центральной площади самые разные торжественные и праздничные мероприятия.
Кирилл почему именно сейчас вспомнил, что во многих источниках и художественной литературе, где шло описания о событиях, где церковь была на одной из главенствующих мест, часто упоминалось выражение «корабль». Как бывшего моряка это выражение о Доме Божьем, церкви или храме. А, когда рассмотрел план строения, то согласился с таковым утверждением, конфигурация церковных помещений в плане напоминает корабль. И это сравнение пошло не только от библейских рассказов о Ноевом ковчеге, спасшем людей и не только, от всемирного потопа. Тут речь больше идёт о спасении верующих людей от душевного потока, в неспокойном или даже разбушевавшемся жизненном море, в потоке грязей сели грехов и соблазнов. И этот корабль, в нашем случае, храм, выполняет эту важную роль – спасение и очищение душ верующих, осознавших душевную гибельность в нашем мире, где даже Папа Римский поддерживает откровенный сатанизм западных религиозных конфессий. Мы живём в страшное время и, если старшее поколение может это осознать, то молодое, рождённое в такое «смутное» время, находится в затруднении выбора и им больше нравятся те соблазны, которые широко рекламируются и затягивают их в бездну греха и сатанизма. Господи, прости!
Фёдорович, предавшийся этим мыслям, вздрогнув, представив, до чего могут дойти молодые, в числе которых и его внуки, и когда что-то сделать и помочь им будет уже трудно. Конечно, даже ему не так и легко до конца осознать, что этот корабль, храм Божий, сможет переправить нас от берега тьмы и греха, через бурю испытаний, исповеди и покаяний, через веру к берегу, где царствует свет вечной жизни, а пристань называется Царством Небесным. Мельник перекрестился уже машинально, как в молитве и, отключив в разуме «файл» раздумий, переключился на внимательное восприятие божественной литургии.
Вся служба в этот день прошла под впечатлением от бабушки-«божьего одуванчика», которая всё время, с момента её появления в самом начале богослужения и до самого конца была в центре внимания Кирилла Фёдоровича. Когда она вошла в притвор храма, осенив себя крестным знамением и всех поприветствовав, поразила простотой одежды, если ничего не сказать, но, главное, такой искромётной, добродушной улыбкой, что если не обращать внимание на то, что ей явно было за 90 лет, она была практически на 45 градусов корпусом от пояса наклонена вперёд, лишь голову старалась держать, как можно выше и на ней были резиновые утеплённые калоши размера примерно 44-46, а роста она была, если бы разогнулась, не выше 150-153 сантиметров. И ещё одно обстоятельство, что заставило Мельника даже вздрогнуть, она очень сильно лицом и даже морщинками похожа на его, ныне покойную, маму. Она заразила всех присутствующих в храме позитивом, обнималась с большинством пожилых женщин, с которым, по всей видимости, уже давно не виделась. Она была среди всех самой счастливой. И, возможно, что эта радость её и от того ещё, что длительное время не имела возможность посещать храм, возможно болела. И ещё Кирилл Фёдорович вспомнил своё любимую бабулечку, Надежду Семёновну, также похожей и комплекцией «засыхающего дерева» и проворность, подвижностью, позитивом.
«Царствие Небесное всем моим родным и близким! – подытожил воспоминания Фёдорович крестным знамением и завершил отвлечение от службы, глядя на женщину, стоявшую чуть ли не впритык к главной иконе дня, иконе праведного старца Павла Таганрогского, – здоровья Вам, доброй души человек, здоровья и душевного покоя!»