Роман Переплёт т. 1, ч. 4, гл. 2

Сергею настолько уже осточертело его вынужденное безделье, что он  с нетерпением ждал окончания каникул. А когда ожидаемый день, наконец, настал, ноги его сами понесли в школу. С тем же настроением он вёл уроки, подчас даже удивляя подопечных своим энтузиазмом. В конце концов, пять из шести уроков прошли без сучка и задоринки.   
А шестой урок он вёл в 9 «А». И хотя тема вовсе не казалась ему увлекательной, объяснял он её с таким же настроем. И всё было замечательно до самого того момента, как снова о себе напомнила Даша Майорова.
Но сначала Тверской, желая убедиться, что его объяснения дошли до ушей и ума учеников, предложил Паше Копылову, круглолицему увальню, ответить, что он понял из прослушанного материала. Это был довольно неглупый, весьма начитанный малый, однако, большой любитель поскучать на уроке. Во всё время, пока Тверской объяснял тему, он, не отрываясь, смотрел на окно. Судя по виду, мыслями он пребывал где-то совершенно в другом месте.
 Однако, каково же было удивление Тверского, когда тот в двух словах передал главные мысли, о которых шла речь. И вот, когда, в довершении всего, он взялся перечислить завоевания, которыми в конечном итоге ознаменовалась Октябрьская революция, упомянув при этом об упразднении классов, сословий, а так же об отмене   принадлежащих им прежде привилегий, вдруг раздался голос Майоровой.
- Ну да, конечно, - буркнула она с места. Причём довольно громко, - а вместо упразднённых сословий и привилегий насоздавали своих. 
Тверской вздрогнул. Знакомый холодок пробежал у него между лопаток.
- Что? – сдвинул он брови, - это кто у нас такой разговорчивый? – Он сделал вид, что не узнал её голоса. 
- Я, - чуть слышно ответила Майорова, приподнявшись над столом.
- Так, - вздохнул он, – ты опять за своё. И что это значит?
- Ну, просто я высказала своё мнение.
- Мнение, значит?.. Ну, хорошо, - слегка усмехнувшись, прибавил он, - раз уж ты у нас такая умная, приглашаю тебя к доске. Ну же, не стесняйся. А мы все… мы с интересом тебя послушаем. А ты, Копылов, ты сядь, я тебя понял. Ну, так что, мы тебя ждём.
- Да нет, - слегка покраснев, пробормотала Майорова, - я… я вообще-то не собиралась… Просто… просто я так, вообще… Извините, мне больше нечего сказать. – Она села и потупилась.
- Тебе больше нечего сказать, - строго посмотрев на неё, повторил Тверской. - Затем он встал из-за стола, дошёл до окна и остановился. Потом, резко развернувшись, уже спокойней произнёс: - Ну, что ж, продолжим. А теперь…
Он не успел договорить, как снова послышался голос Майоровой:
- Извините, Сергей Петрович, а можно я подойду к вам после уроков?
- Нет, - сухо ответил он. - По крайне мере, не сегодня. Сегодня у меня запланировано одно срочное дело.
На самом деле никаких срочных дел у него не было. А солгал он потому, что не желал потакать очередным её причудам. И к тому же она нарушила договорённость и едва не поставила его в довольно щекотливое положение. Он ведь прекрасно понял, что именно она собиралась сказать и на что намекала. Как и то, насколько скользкая эта тема. Вот он и решил поставить её на место.
- А, может, я как-нибудь в другой раз? – опять подала голос Майорова. – Мне, правда, очень надо.
- Может быть, может быть, - неопределённо и с явной неохотой отозвался Тверской. – Ладно, напомни как-нибудь на неделе. Может, и выберу минутку.   
После этого короткого инцидента Тверской был настороже, ожидая изо дня в день очередного выпада с её стороны или, на худой конец, просьбы встретиться после уроков. Однако, прошла неделя, за ней - другая, но ничего не происходило. Сама же Майорова вела себя так, словно ничего и не было. Держалась она даже спокойней чем раньше и реже, чем раньше выказывала желание отвечать. Всё это было довольно подозрительно. Хотя с другой стоны Тверского всё это вполне устраивало.
 Ещё некоторое время всё шло своим чередом. Как вдруг однажды Майорова подкараулила его всё у той же автобусной остановки, спрятавшись за уже знакомой бетонной тумбу. 
В тот день Тверской возвращался в прескверном настроении. И всё из-за Ковтуна,  с которым у него перед этим произошёл конфликт. У Ковтуна, помимо всех прочих, дурных замашек была ещё одна. Он обожал без спроса шарить в столах своих коллег. Разумеется в их отсутствие.
И вот, перед тем, как отправиться домой, Тверской  вошёл в учительскую и, подойдя к своему столу, вдруг обнаружил, что в нём кто-то рылся. А в шкафчике и вовсе было всё перевёрнуто вверх дном: тетради и бумаги с записями были разбросаны в беспорядке, кнопки со скрепками были разбросаны, а стаканчик, в котором они обычно находились, валялся в глубине шкафчика.   
Тверской был вне себя. Тем более, что он сразу догадался, чьих рук это дело. К тому же кроме Ковтуна было больше и некому. Только он был способен на подобное вероломство.   
В это время в учительской находились: географиня Тамара Валентиновна, Ольга Спицина, Раиса Павловна Таирова и ещё кто-то из молодых учителей. Сам же Ковтун, как всегда, отсутствовал. Он вообще предпочитал лишний раз здесь не показываться.
- Я так понимаю, - презрительно усмехнулся Тверской, - опять Ковтун постарался? Этот… – Он чуть было не назвал его «дегенератом», но его остановило присутствие Раисы Павловны. Было в ней что-то такое, что удерживало от резких выражений.
- Ну, а кто же ещё? – брезгливо скривилась Ольга, подкрашивая губы перед зеркалом. – Его, видно, уже только могила исправит. И до чего всё же отвратительный тип, бр-р-р! 
-А я, между прочим, ему говорила, чтобы он не рылся в чужих вещах, - наливая в кружку чай, вставила со своей стороны Тамара Валентиновна. - Но вы же его знаете, ему хоть кол на голове теши. Такой грубиян, просто нет сил.   
- Хм, «грубиян»? – отойдя от зеркала, фыркнула Ольга. - Если бы только это. А я вам скажу, что он ещё осёл и бабник. Животное, одним словом. Только что мускулы, а мозгов даже меньше, чем у обезьяны. Фу, какой противный! А ведь есть же, наверное, такие дуры, которые с ним ещё и встречаются. Просто ужас.   
Что до Раисы Павловны, то она не проронила ни слова, так и продолжая листать какой-то журнал, сидя в сторонке. Тогда как всем было известно об её отношении к физруку, которого, судя по всему, она просто органически не переваривала. И даже брезговала находиться с ним в одном помещении.
- А я что говорю, - с жаром подхватила Тамара Валентиновна, - просто питекантроп какой-то! Поверите, я даже боюсь его иногда. Как, бывает, уставится, что так и кажется, сейчас возьмёт и набросится. А эта его олимпийка. Фу-у-у! Он что, её совсем не стирает? Такая вонища, прямо глаза даже ест.
- Вот и я о том же, - хихикнула Ольга. – Ему бы не детей учить, а чистить конюшни. Вот, где ему было бы самое место. Трудно ему, что ли, хотя бы одну трикушку постирать.
После этих слов обе дамы уставились на Тверского, застыв в ожидании. Но он был занят наведением в шкафчике порядка и, похоже, даже не прислушивался к их разговору.   
- Надо же, чего захотели,  - не отрываясь от журнала, с усмешкой обронила Раиса Павловна. – Ну, подумайте сами, где стирка и где этот физкультурник. Да он, возможно, моется только по праздникам. Хотя, я даже и в этом не уверена.
- Вот-вот, - не смолчала Тамара Валентиновна. – Уж хотя бы кто-нибудь ему намекнул. Ну, в самом деле, ведь это же дикость, являться в школу в таком виде. - И она красноречиво глянула на химичку.
Но та на её слова никак не отреагировала, снова погрузившись в изучение журнала. 
- Как же, такому намекни, - поморщилась Ольга. – Кстати, а почему бы вам не попробовать. 
Этими словами она, видимо, напомнила любвеобильной географине о тех временах, когда та буквально вешалась Ковтуну на шею.   
- Как же, больно мне надо, - раздражённо фыркнула Тамара Валентиновна, после чего отвернулась, сделав вид, что эта тема её больше не интересует.
- А что же он у меня искал? – поинтересовался Тверской, закончив разбирать бумаги.   
- Ой, спросите чего-нибудь полегче, - скривилась Тамара Валентиновна. – Хотя, - подумав, прибавила она: - ему, как мне помнится, зачем-то понадобилась ручка.
- Ручка? – удивился Тверской. – Да, но зачем она ему? Разве он умеет писать? 
- Ну, мало ли… - пожала плечами Ольга.
Шутка явно удалась. Обе дамы буквально покатились со смеху. Слегка улыбнулась и Раиса Павловна. 
Тем не менее, покидая учительскую, Тверской чувствовал, что его буквально колотит от негодования. И всю дорогу, пока он спускался по лестнице, мысли его были заняты тем, чтобы найти средство поставить, наконец, Ковтуна на место.
А тут он и сам нарисовался. Собственной, так сказать, персоной. Он стоял у двери в спортзал всё в той же своей олимпийке и, скрестив на груди руки, он с ухмылкой наблюдал за спускавшимся по лестнице Тверским. При виде этой его ухмылки, кровь ударила  Сергею в лицо. Стиснув зубы, он от лестницы прямо направился к нему.   
- Ну, и какого, скажите, чёрта, - сходу выпалил он, остановившись в шаге от продолжавшего ухмыляться физрука, - какого чёрта, вы опять рылись в моём столе?
- В каком ещё столе? – Тот скривил на бок рот. – Ты чего это, старик, перегрелся? - Он протянул было руку, чтобы похлопать Тверского по плечу. Но тот резко отстранился.
– Да ты расслабься, расслабься, - циркнув в сторону, нахмурился Ковтун. - Ну, пошуровал я у тебя малость, и что? Подумаешь, большое дело. Говорю же, ручка мне была нужна. А ты у нас писучий, вот я и подумал…
 И эта его фамильярность, и презрительная манера говорить ещё больше взбесили Тверского.
- Послушайте, Ковтун, - с трудом себя сдерживая, произнёс он, - я давно, что с мозгами у вас и воспитанием неважно. Но русский язык вы хотя бы понимаете!
- Ну, ну, полегче! – Тот убрал ухмылку и набычился. -  Или что, сильно умный? Я говорю, умник, что ли, слишком большой? – Круглые его глазки заострились, словно  впившись Тверскому прямо в переносицу. – А то смотри, у меня с таким умниками разговор короткий. Бац, и от тебя даже мокрого места не останется. Ха-ха, понял? Понял, о чём я?
- Ну, так и в чём же дело! – Наглость этого куска мяса с глазами Тверского настолько разозлила, что в него и в самого словно вселился бес. – Что, уставился! – выкрикнул он, приблизившись к нему ещё на полшага. – Давай же, действуй! Или, думаешь, я тебя испугался! 
- А мне начхать, - усмехнулся Ковтун, смерив его взглядом, - мне начхать, испугался ты или нет. А только, если будешь вякать… да ещё и не по делу… то я не погляжу, кто ты там и что, шваркну разок по кумполу – и вот ты уже на больничной койке. И это, если тебе ещё повезёт и ты не откинешь по дороге копыта.
- Ну, так шваркни! Давай! – в каком-тог даже задоре сверкал глазами Тверской. – Чем языком-то чесать. Ну! Чего же ты! Шваркни, попробуй!
- А чего мне пробовать? – хмыкнул тот и, как бы изготавливаясь, втянул голову в плечи. Однако, вместо того, чтобы напасть, вдруг весь как-то расслабился и отступил на шаг. – Да я бы и шваркнул, мне не жалко, - с ухмылкой отвечал он. - Да только сидеть из-за тебя, малахольного, не хочется. И вообще, если бы ни это, я тебя, хиляка, давно бы уже по стенке размазал… Хотя, как знать, - чуточку подумав, прибавил он, - может,  ещё когда-нибудь и размажу.
- Ну, ну, или я тебя! – холодно усмехнулся Тверской, до боли в суставах сжимая кулаки. – Нашёл хиляка. А ведь я и сам тебе врезать могу!
- Ты! – удивился такой наглости Ковтун. – Ты, мне! 
- Да, я. А что, может, попробуем?
- Где, здесь, что ли? – повертел головой Ковтун.
- Ну, здесь, положим, не годится, - согласился Тверской, - школа всё-таки. Хорошо, тогда давай, назначай время и место, и я приду.
- Прямо-таки и придёшь? – напряжённо хохотнул физрук.
- А ты сомневаешься?
- Да, чего мне сомневаться. Тебя ж сразу видно, малахольного. Только я тебе уже сказал…
- Что?
- А то! – злобно прорычал Ковтун. – А то, что не охота мне из-за тебя в тюрягу садиться. Понял ты, гнида учёная, не охота. Был бы ещё человек, как человек, а то историк. Ещё руки об тебя марать. Попадёшь из-за такого на зону, так ещё и засмеют. Скажут, нашёл, с кем связываться. Короче, дуй отсюда. И не путайся у меня под ногами, понял?
- Понял, - с холодной усмешкой отвечал Тверской. – Только у меня к тебе условие.
- Какое ещё там условие?
- А условие такое. Ты больше не роешься в моём столе и не прикасаешься к моим вещам. 
 - И всего-то? - хмыкнул Ковтун. – Подумаешь, да сдалось мне твоё барахло.
На этот раз, кажется, обошлось без рукоприкладства. Хотя Сергей чувствовал, что это ещё не конец. И что их пути ещё не раз пересекутся. Было у него такое ощущение. Ну, а пока уже само то, что он, наконец, высказал этой груде мускулов всё, что о нём думал, - ну, или почти всё, - несколько ослабило накал. И тем не менее настроение у него оставалось паршивым. Ему показалось, что под конец он всё же дал себе слабинку. Не то, чтобы оробел, но как будто слегка размяк. Так это было или нет – он и сам себе ответить не мог, однако, и победителем он себя тоже не чувствовал. И это уязвляло его самолюбие.


Продолжение:  http://proza.ru/2025/07/18/76


Рецензии
Майорова как всегда:—((Может, она и права там на процент или два, но пролетариату при СССР жилось точно лучше чем при царизме, крестьян забижали, не спорю интеллигенцию могли немножко посадить или в психушку, а все же лучше. А Кофтуну не мешало бы немного челюсть свернуть и руки сломать, чтобы чужого не трогал. Я бы тоже на месте Сергея на место поставил, а начнёт бузить, коленные чашечки разбиваешь и пусть ползает до конца своей бесполезной жизни. С уважением. Удачи в творчестве

Александр Михельман   17.07.2025 18:08     Заявить о нарушении
Спасибо, Александр, за такой вдумчивый и заинтересованный отзыв. Верно, Вы ещё не потеряли интерес к этой моей писанине. А это уже само по себе вдохновляет. Бог Вам в помощь и творческих успехов.

Александр Онищенко   18.07.2025 02:39   Заявить о нарушении