Лиза Таттл. Костяная флейта

Лиза Таттл

“The Bone Flute” by Lisa Tuttle, 1981.
Премия Небьюла (Nebula Award, 1981, отклонена автором).
Перевод с английского А. Вий и Л. Козловой.


Вечно я влюбляюсь в красавцев, которые потом разбивают мне сердце. Наверное, по-другому не умею. Но когда тебя бросают, это еще не самое страшное.
Впервые я увидела Венна в баре космопорта. Обычно я в таких местах не тусуюсь, но на той планете была чужачкой, которой некуда и не к кому спешить, и подыскивала темное тихое местечко, чтобы отдохнуть.
В то время суток бар «Белая птица» был именно таким. По залу беспорядочно порхали светильники в виде птиц, выхватывая из темноты различные его уголки. Танцовщицы еще не приступили к работе и, бездельничая за столиками, вносили свою лепту в общую «птичью» атмосферу, благодаря костюмам из перьев, сделанным так, что они приоткрывали то одно, то другое. Помимо меня и женщин, в баре находился только очень привлекательный молодой брюнет, сидевший вместе с ними.
Три танцовщицы в костюмах и темноволосый красавчик смеялись, и пусть разговор до меня не долетал, мне показалось, что женщины подшучивают над своим спутником.
Брюнет поднялся из-за стола, и в этот миг над ним пролетела «птица». На его лицо внезапно упал свет, и от красоты черт у меня перехватило дух. Бородатый, с классическими чертами лица, он в тот миг походил на античного бога, решившего открыться затаившейся наблюдательнице. Незнакомец все еще смеялся, полностью поглощенный соседками по столику, и меня не замечал.
Он показал на одну из женщин, и две других заулюлюкали, хлопая в ладоши, а выбранная завела руку за голову и вдруг оказалась обнаженной.
— А теперь раздевайся ты, — отчетливо услышала я.
Мужчина замялся и окинул глазами бар. Скользнув взглядом по мне, он отвернулся и стащил комбинезон, выдав смущение лишь легкой дрожью в ногах и неловкостью, с которой бросил одежду на кресло. Затем встал спиной к обнаженной женщине и склонил голову, а та прикрепила к его черным кудрям какой-то маленький предмет.
Плечи, ноги и пояс мужчины внезапно покрылись белыми перьями с золотыми кончиками. Эти перья окружали соски, скрывали из виду гениталии, проглядывали среди волос на макушке, словно заблудившиеся снежинки.
Осмотрев себя, он громко рассмеялся и начал прохаживаться, красуясь перед своими спутницами, а те хлопали в ладоши.
Обнаженная женщина села в кресло, а другая, вскочив, побежала в конец бара. Широкая барная столешница вспыхнула, будто взлетная полоса, и я поняла, что это сцена. Комнату наполнила мягкая фоновая музыка, постепенно приобретавшая все более тяжелый, настойчивый ритм.
— Ну-ка покажи, на что ты способен, — усмехнулась женщина, отдавшая ему свой костюм. — Давай продемонстрируй на что горазд!
У нее отлично получалось подражать громким, агрессивным выкрикам пьяниц, наверное, часто летевшим в ее собственный адрес. Свою наготу она выпячивала, будто генеральскую форму.
— Давай! — крикнули две другие женщины, придвинув стулья к барной стойке. — Полезай наверх!
Хихикая, они заговорщицки веселились и прикасались друг к другу.
Если мужчина и нервничал, то никак этого не показывал. На его губах играла довольная полуулыбка. Перья будто светились на фоне его черных волос и темной кожи. Странное зрелище, но я подумала, что в жизни не видела никого привлекательнее.
Внезапно он подбежал к барной стойке и залез на нее. Вышло неловко, но на ноги он вскочил быстро. Замер на мгновение, а потом вытянул руку и кого-то поманил пальцем. На поднятый палец тут же уселась птица. Он поднес ее к лицу, и подсветка снизу придала ему демоническое выражение. Перья на голове приобрели сходство с рогами, а под перьями на теле могло скрываться что угодно.
— Милые дамы, — с чувством произнес он, — только для вас — эротические танцы и эротическое обаяние… Венна!
На последнем слове он подбросил птицу в воздух и начал танцевать.
Мне тогда было не до придирок, и я решила, что двигается Венн как прирожденный танцор. Конечно, отсутствие подготовки давало о себе знать, но вел он себя совершенно раскованно, естественно и быстро поймал ритм. Обольстительным жестам недоставало изящества, но они выполняли свою цель. Танец постепенно меня возбуждал, и его вроде бы тоже, если судить по тому, что мне удавалось увидеть, когда перья меняли положение.
Когда Венн закончил, я восторженно зааплодировала даже раньше его спутниц. Он удивленно глянул в мою сторону, похоже, заметив только теперь. А когда спустился со сцены, пошел сразу ко мне, а не к своей компании, которая окликала его, отпуская комментарии о танце.
— Не позволите угостить вас выпивкой? — спросил он, остановившись у моего кресла и посмотрев на меня.
Грудь Венна тяжело вздымалась, лицо блестело от испарины. До меня донесся слабый мускусный запах его кожи.
Мое сердце забилось в предвкушении.
— Предложение должно бы исходить от меня. В знак признательности. Мне очень понравился ваш танец.
— Мы угостим друг друга, — улыбнулся он одними глазами. — Но позвольте, я сначала переоденусь: вне сцены эти перья выглядят глупо.
Я смотрела, как он возвращается к танцовщицам, а те смотрели на меня. Обнаженная улыбнулась. Я с серьезным видом кивнула в ответ, а она пожала плечами и отвернула голову.
Пришел Венн, снова в комбинезоне, но на этот раз расстегнутом до пупка, и все еще босой.
— Тяжелая работенка? — спросила я, когда он плюхнулся в кресло за моим столиком.
— Изнурительная. Как и большинство стоящего. И приятного тоже. — Его взгляд неторопливо прошелся по мне. — А вы… в сфере торговли?
— Почему вы так решили?
— Вы не завсегдатай, а это заведение притягивает не так много женщин. Похоже, вы просто забрели убить пару часов. Мы в космопорте, вы без формы, вы одна… — Он передернул плечами. — Есть десятки других профессий, но торговля, как мне кажется, наиболее вероятный вариант, к тому же такое предположение вряд ли вас обидит, если я ошибся.
— А вы не профессиональный танцор …а бармен?
Он поморщился:
— Желал бы, чтобы вы были неправы, но… — в его голосе проскользнула боль.
— А-а-а, ваша душа к этому не лежит, — рассмеялась я. — Выжидаете, пока не подвернется что-то получше. А по-настоящему, вас интересует… искусство?
— Музыка. Я композитор и заодно исполнитель, если есть публика. — Заговорив о себе, он оживился. — Вообще-то, я здесь не совсем бармен. Только пришел устраиваться на работу — хозяевам нравится, когда в часы пик живая обслуга, хотя бар полностью автоматизирован — но владелец где-то бродит. Вот я и разговорился с остальными.
— Может вам устроиться танцором?
— Я бы не прочь. Особенно если на меня будете смотреть вы.
Он одарил меня взглядом, от которого я растаяла, будто масло на огне.
— Расскажите о себе, — попросил он.
Что ж, я выдала ему интересную версию, которая в значительной мере основывалась на перечне тех миров, где мне довелось побывать, и содержала намек на пережитые там приключения, но очень мало открывала обо мне самой.
Слушая, Венн постоянно бросал на меня пытливые взгляды и, прежде чем что-то сказать, просчитывал мою будущую реакцию. Навык дипломата или подхалима, и я это сознавала. Но какая разница? Мне льстило, что он вообще взял на себя такой труд и старается произвести впечатление. Так что, когда Венн рассказал о своей музыке и мечтах об успехе, я была вся заинтересованность и восторг. Пусть он играл со мной, но и я с ним играла. Я хотела его и решила заполучить.
— Сколько вы пробудете здесь? — полюбопытствовал он.
— Завтра отправляюсь на Хабилле.
Как я и думала, он заинтересовался. Стоит упомянуть один из Потерянных миров, и у любого сразу ушки на макушке.
— Хабилле, — покатал он на языке название. — Хотел бы я там побывать! Мой учитель как-то летал на эту планету, чтобы ознакомиться с их музыкой. Я бы с радостью ее послушал… интересно узнать, какой путь она проделала те за века, что была отрезана от Глобальной сети.
— Сейчас все виды искусства с Потерянных миров пользуются довольно приличным спросом, — заметила я. — Люди надеются найти там какую-то особую магию, какую-то свежесть, утраченные остальными. — Я пожала плечами. — Никогда не бывала на Хабилле, но другие Потерянные миры по большей части сущее захолустье. Свои особенности есть, но настоящие различия с первого взгляда так просто не увидишь. Нужны время и терпение, чтобы их найти, а итог иногда такой, что лучше бы и пыталась. На поверхности видны перемены. Эти планеты снова часть Сети. Только в глубине еще может отыскаться своеобразие. Прошлое дает о себе знать: на Потерянных мирах верят в другое и поступают по-другому, хоть и переняли современную моду в одежде, гаджетах и развлечениях.
— Но есть и отличия. Голоса Мертвых с Дальнего Вейса…
Я постаралась скрыть гримасу, чтобы не задеть его своим отношением к тому, во что он, возможно, верит:
— Очень прибыльное для Дальнего Вейса отличие.
— Я думал о чем-то менее… определенном. Чем-то более общем, присущем всей культуре. Например, я слышал, что на Хабилле брачный союз заключается на всю жизнь. Неверность — что-то немыслимое. Если обитатели этой планеты влюбляются, их любовь вечна… другого они не приемлют. — Венн посмотрел мне в лицо, темные глаза немного смягчились. — Вас привлекает идея вечной любви?
— Да.
Он улыбнулся:
— Когда вы доберетесь до Хабилле, наверняка окажется, что всему причиной дикий феодализм в сфере брачных отношений, и всякого, кто осмелился переступить границу дозволенного, жестоко наказывают.
— Я слышала совсем другое, — покачала я головой. — Говорят, это… врожденное. Целиком и полностью. Они влюбляются раз и навсегда. Регулировать это сверху столь же излишне, как издавать закон, обязывающий граждан дышать.
Венн придвинулся. Взгляд был пристальным и серьезным, хотя на губах играла улыбка.
— Отчего люди на Хабилле так отличаются от нас? Как они смогли преуспеть там, где остальное человечество только мечтает, верит и неизбежно терпит неудачи?
Мне захотелось прикоснуться к нему. Я устала от слов, но нашла в себе еще несколько:
— Возможно, это вопрос веры. На Хабилле взрослеют с верой в любовь, и она отлична от нашей. Мы заранее ждем неудачи, хотя надеемся ее избежать, тогда как они даже не допускают о ней мысли. Влюбляются раз и навсегда, и эта вера поддерживает их любовь, делает ее чем-то обязательным. На Хабилле не представляют себе ничего иного… а если что-то нельзя представить, то оно невозможно.
Позднее, после того как мы еще выпили и отужинали, я пригласила Венна к себе на ночь. Делая предложение, я понимала: он сознает, что за ним стоит нечто большее, и, услышав его «да», почувствовала, что он намерен со мной остаться.

* * *

Никогда не забуду нашу поездку на Хабилле — чудное время, когда мы двое были вселенной в себе. Пока корабль таинственным образом плыл сквозь космическое безмолвие, нам не требовалось думать ни о чем, кроме друг друга. Мы занимались любовью, спали, ели, играли, как пара молодых зверенышей в уюте безопасной берлоги. Никто к нам не вторгался: внешнего мира попросту не существовало. Иногда Венн исполнял свои песни, а я хлопала в ладоши. Мне, хмельной от любви, его музыка тогда казалась верхом совершенства.
Венн рассказывал о своем прошлом: в основном истории о его многочисленных женщинах. Он не стремился вызвать ревность, просто давал понять, что пользуется спросом. Я была успешней его. Венн скитался от работы к работе, мечтая о дне, когда музыка принесет ему славу и богатство. Только это вовсе не означает, что он был нулем без палочки. Люди искали с ним знакомства, люди его любили. Он мог посвятить себя мне, но только пока я ценю этот дар по достоинству. Только пока он чувствует со мной свою значимость.
Волшебство закончилось после посадки на Хабилле.
В силу обстоятельств мне пришлось направить мысли в деловое русло. Времени на Венна стало гораздо меньше, и он был недоволен тем, что я не уделяю ему внимания. Стал брюзгливым и требовательным, но когда я, желая вовлечь его в свои дела, спрашивала совета насчет покупки того или иного произведения искусства, вывоза гобеленов или металлических столовых приборов, лишь зыркал на меня, заявляя, что я мешаю работать. После того как я принадлежала ему целиком, он не хотел довольствоваться меньшим.
Наверное, Хабилле тоже разочаровала Венна. Несмотря на мои предупреждения, он ожидал чего-то непривычного, экзотической и красивой тайны.
Планета оказалась скучной: ничем не примечательный индустриальный мир, который быстро обзавелся всеми современными удобствами Сети, но не перенял у нее ничего из тех повальных увлечений и модных безделок, которые придают жизни особую изюминку. Жителей Хабилле не волновали другие миры: у них был свой со своими обычаями, а остального они не знали, да и знать не желали. Где другая планета могла бы показать туристам чудеса архитектуры и причудливые ритуалы, там Хабилле держала свои культурные отличия подальше от чужих глаз. Несомненно, под поверхностью скрывалось немало странного, но что именно, я не имела понятия.
Основная масса населения жила в огромных, уродливых городах. Большую часть Южного региона и одного из океанов занимали аграрные зоны, которыми дистанционно управляли машины. Признаюсь, у меня упало сердце, когда я увидела первый из этих городов… ну и что за товар я найду в таком непривлекательном месте? Альтернативой городам были маленькие, пустынного вида деревеньки, сплошь застроенные куполообразными домами из бледно-коричневого камня. Они будто вырвались из равнины и выглядели естественной частью одноцветного пыльного пейзажа, а не строениями, возведенными людьми, которые могли бы придать им красоту. Эти деревеньки полностью зависели от городов, и населяли их в основном ремесленники и художники — те, кто мог продавать плоды своих трудов в городах и за счет этого сводить концы с концами.
Я не понимала, как хороши эти уродливые деревеньки, пока не провела несколько дней в крупном городе. После него я решила, что в сельской жизни есть своеобразная тихая прелесть. Неприхотливо, малолюдно, никаких стрессов и толп, но главное никакого шума.
Вот почему я решила снять дом в одной из деревушек. Устроила в нем базу, арендовала наземную машину и путешествовала по другим деревням и городам в поисках товаров. Венн мой выбор одобрил, заявив, что в городе невозможно работать. Стерильное окружение не давало ему сосредоточиться, а вместо музыки там крутили одну слащавую бурду — сплошь переделки мелодий из Сети.
«Возможно, — сказал он, — в одной из деревень нам удастся найти настоящую музыку Хабилле, а заодно тишину и вдохновение, которые нужны для работы».
И его желание быстро осуществилось.
Когда мы въехали в пыльный центр деревни, сквозь шум двигателя до нас слабо донеслась пронзительная, трепетная мелодия. Я припарковалась и заглушила мотор — в тишине музыка зазвучала отчетливее. У меня приподнялись волоски на затылке, к глазам внезапно подступили слезы.
Я потянулась к руке Венна, но тот уже вышел из машины и медленно шел на звук, совершенно позабыв обо мне. Проморгавшись, я побрела следом.
Сразу за углом, привалившись спиной к желто-коричневому, похожему на улей дому, сидел светлокожий мужчина. Закрыв глаза, он играл на чем-то вроде дудочки и совершенно не обращал внимания на то, что происходит вокруг. Люди останавливались на улице и замирали в дверях, как и мы, притянутые музыкой. Мелодия все лилась, и меня охватил непонятный страх. Кожа покрылась пупырышками, по спине пробежал холодок.
И вдруг музыка смолкла.
Мужчина отнял инструмент от губ и открыл глаза.
На мгновение повисла тишина, а потом Венн захлопал в ладоши. Почти сразу к нему присоединились другие, и пыльный воздух наполнился мягким шелестом рукоплесканий. «Странный отклик на такую музыку, — подумала я. — Интересно, стали бы местные хлопать, если бы не Венн?»
Не желая показаться грубой, я зааплодировала вместе со всеми.
Музыкант обвел своих слушателей невидящим взглядом, будто только что очнулся ото сна.
Венн шагнул вперед:
— Великолепная музыка. Никогда не слыхал ничего подобного. Как называется ваш инструмент?
— Я рад, что вам нравится, — медленно произнес музыкант и долгим взглядом посмотрел на флейту в руке. — Все благодаря моей флейте Алин.
Флейта была белой, словно вырезана из кости, и выглядела на удивление примитивно.
Венн протянул было руку к инструменту, но музыкант, обороняя, поспешно прижал его к груди.
— Простите, — смутился Венн.
Мужчина кивнул и пошагал прочь.
— Ну куда же вы! — крикнул ему вслед Венн. — Мне бы хотелось снова послушать вашу игру.
— Еще услышите, — через плечо ответил музыкант и вскоре скрылся за углом из виду.
Венн, подняв брови, взглянул на меня. Он был взволнован, впервые с тех пор, как мы прибыли в этот мир, чем-то заинтересовался по-настоящему. Я и сама приободрилась, понадеявшись, что наши охладевшие отношения могут стать прежними.
Однако тут его внимание привлекла жительница деревни — молодая женщина в дверном проеме. Она осталась, хотя большинство слушателей разошлись, и с любопытством наблюдала за нами. Женщина была очень красивой. Кремовая кожа, безупречный овал лица, большие темные глаза и стройная фигура.
— Вы, случайно, не знаете, где и когда он будет снова играть? — спросил у нее Венн.
— Он бродит и играет, когда захочет. Вероятно, задержится здесь еще, по меньшей мере, на неделю. Вы не местные?
Признавшись, что да, мы представились. Ее звали Вара Дулин, она была студенткой и училась музыке.
— Я и сам композитор, — сообщил Венн. — Как вам тот музыкант, который играл здесь для нас?
— Рени Лаер у нас один из самых великих, — просто ответила она.
— Странная какая-то у него флейта.
— Это была его жена. — Она улыбнулась. — Наверно мои слова вам покажутся дикостью… но вы заметили, что инструмент Лаера из кости? Это кость из тела его жены Алин. Она умерла два года назад… трагедия всей жизни для Рени. Лаер мог бы покончить с собой и последовать за любимой, но решил жить со своим горем. А чтобы не расставаться с женой, сделал флейту. До смерти Алин он был хорошим музыкантом и подавал надежды как композитор, но теперь стал великим. Слава для него ничего не значит. Он бы не смог сочинить ту мелодию без боли утраты или без любви своей жены — любви, которая с ним даже после ее смерти, точно так же, как и сама Алин с ним в его флейте и в его музыке.
— Это прекрасно, — прошептал Венн. — Такая глубокая любовь…
Он не сводил с Вары глаз, не обращая внимания на меня. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не заявить о правах на него. Скорее всего, он бы попросту от меня отмахнулся. Я видела, как Вара смотрела на него в ответ, видела румянец на ее кремовой коже. Понимание, что Венн может предать меня в любую минуту, было словно удар под дых.
— Мне бы хотелось как-нибудь послушать вашу музыку, — продолжал Венн. — В обмен могу предложить несколько собственных песен.
— Было бы неплохо. — Она отвела глаза и чуть сдала назад, под защиту дома.
— Венн, — окликнула его я. — Нам пора. Мы оставили машину…
— Пока, — бросил он Варе Дулин.

* * *

Наше арендное жилище представляло собой такой же улей из желтого камня, как у остальных, и я благодарила судьбу за голубые кафельные номерки над полукруглым входом, которые помогали хоть как-то отличать наш дом. Внутри было просто, но довольно уютно: четыре квадратных комнаты, в два уровня поставленных друг на друга, будто коробки; гладкие белые стены и мебель ярких основных цветов. На каменном полу — толстые тканые коврики в сине-голубых тонах. Свет поступал из ниш под потолком, а крохотные круглые оконца почти не пропускали солнечные лучи и воздух.
— Мне здесь нравится, — сказал Венн. — Вот она, настоящая Хабилле… простая, ничего лишнего, не то что эти ужасные города. Вот это — настоящее.
Его самодовольно-радостный тон вывел меня из себя.
— Деревня не более настоящая, чем город, — возразила я. — Это все выдумка. Поселки только притворяются примитивными и простыми, а на самом деле паразиты и целиком зависят от городов.
Словно не услышав, Венн побрел в заднюю комнату:
— Я вполне мог бы здесь работать.
За три дня я увидела все, что предлагала деревня. Я оставила заказ на несколько гобеленов, купила скульптур и горшков, пометила на будущее, что еще здесь способно представлять интерес. Когда я завела речь об отъезде, Венн откровенно заявил, что не готов.
— Я только-только обосновался. Возможно, наконец смогу поработать, но если ты опять сорвешь меня с насиженного места, все пойдет насмарку. Поезжай по своим делам, а я останусь здесь.
Я задержалась в надежде, что Венн передумает. Мало ли что он обещал меня дождаться. Я знала, уеду без Венна — потеряю его. Но променяет он меня не на работу… одиночество и работа вряд ли удовлетворили бы его надолго. Он был из тех, кому нужны слушатели… слушатели двадцать четыре часа в сутки. Я не оправдала его ожиданий, и вот он искал замену.
В конце концов я уехала одна. Так и не умаслила его, чтобы составил компанию, а работа вечно ждать не могла.
Вернувшись через три недели, я обнаружила дом пустым, совсем как в день нашего приезда. Все, включая мои вещи, аккуратно лежало на местах, но не было ни следа Венна. Тогда-то, тщетно надеясь найти в пустых комнатах хоть какой-то намек на его присутствие, я и поняла, что он меня бросил. Все было кончено, но я упрямо отправилась на его поиски.
Вечером в ратуше намечался концерт, и я пошла туда. Как оказалось, в число исполнителей входил Венн. Я заняла кресло в зале. Вряд ли он меня заметил, когда вышел с гитарой на сцену. Венн был в голосе, а песня — знакомой по нашему времени вместе. Он держался непринужденно и выглядел очень красиво в белой блузе и черных брюках. Во время пения лицо Венна преображалось, становясь холодным и отстраненным. Я хотела этого мужчину до боли.
Он закончил выступление, и разум подсказал, что не стоит бросаться на поиски. Я осталась на месте, безразлично слушая тех, кто выступал после Венна. Была слишком поглощена мыслями о нем. Только один музыкант сумел пробиться сквозь стену моего равнодушия. Когда Рени Лаер вышел на сцену и приложил к губам костяную флейту, в мире осталась лишь его музыка. Печальная текучая мелодия проникала в самое сердце и обволакивала его. По моим щекам покатились слезы. «Увы, увы, слишком поздно. Прошлого не вернуть».
На Рени Лаере концерт закончился. Затем в одном из боковых залов состоялся прием, и только Рени Лаер не остался пропустить стаканчик и послушать сплетни и похвалы. Оно и к лучшему: никакие слова не смогли бы отдать должное его музыке. С уходом Рени со всех будто спали чары, и мы снова обрели возможность говорить банальности.
Я увидела Венна с Варой Дулин. Они не прикасались друг к другу, но их позы сказали мне обо всем, разбив вдребезги последние надежды.
— Венн, — тихо окликнула я.
Он повернулся — с бокалом в руке, сияющий после успешного выступления. Вара тоже повернулась и тоже сияла — от счастья. Ее взгляд прошелся по мне, и я поняла, что она не знает, кто перед ней.
Зато Венн изменился в лице. Он все еще сиял, но настороженность слегка притушила его радость.
— Извини, я ненадолго, — проговорил он, коснувшись руки Вары небрежным, собственническим жестом.
Мы вместе покинули вечеринку. Я была в таком состоянии, что не понимала, куда мы идем. Я вся трепетала от его близости, но уже знакомая тошнотворная пустота внутри говорила мне: слишком поздно, он ушел, тебе его не отбить. Наконец мы миновали коридор и оказались на маленьком балкончике с видом на деревню. Даже на открытом воздухе я словно задыхалась.
Венн затворил за нами дверь, и последние звуки вечеринки стихли.
— Не ожидал тебя сегодня здесь встретить. Не ожидал, что ты вернешься так скоро.
Я резко повернулась к нему:
— Ты ведь не хотел моего возвращения… ни скорого, ни вообще. Меня не было каких-то три недели… разве это долго? Я думала о тебе… ты даже не представляешь, сколько я о тебе думала!..
От его спокойного, почти снисходительного взгляда у меня оборвалось сердце. Мои слова не могли его задеть, что бы я ни сказала. Я больше для него ничего не значила.
— Я не огорчен нашей встречей, но сейчас не время и не место для разговора, — сказал он.
— Вернемся домой, и поговорим там.
Он покачал головой:
— Ты знаешь, что мой дом там, где Вара Дулин.
Я закрыла глаза:
— Знаю. — И, посмотрев на него снова, добавила: — Можешь уделить мне один вечер? Пойдем ко мне, расскажешь, почему ты меня бросил.
— Не желаю причинять тебе боль.
— Спасибо, — разозлилась я.
Мне так хотелось его прикосновения, а он…
— Это бессмысленно. Между нами все кончено.
— Кончено для тебя!
— Не делай вид, что для тебя это гром с ясного неба!
Резко выдохнув, я отвернулась к темной, неживописной деревне.
— Нет, не гром, но все равно больно. Сам не делай вид, что этого не понимаешь!
Он по-прежнему упорно не хотел ко мне прикасаться.
— Переживешь. Знаю, звучит жестоко, но ты с самого начала, еще, когда только сняла меня в том баре, понимала, чем все закончится.
— Нам обоим было одиноко и скучно, твоя правда. Но… ты для меня не просто временное развлечение. Я к тебе прикипела.
— Да ну? — Холодно ответил он, напоминая, что первой причинила боль я, пусть и ненамеренно.
— Думаешь, я любила тебя недостаточно. Ты не дал мне ни единого шанса.
— Сделанного не воротишь. Это бессмысленный разговор.
Я снова резко повернулась к нему:
— Мое время закончилось, верно? Теперь черед Вары. Ну и долго она продержится?
— Я люблю ее, — нахмурился он.
— Неужели? Да поможет ей бог!
Внезапно вспомнив, как любят на Хабилле, я горько рассмеялась, хотя повод был совсем незабавным.
— Ты берешь, что хочешь, верно? А она, если отдала тебе сердце, то уже на всю жизнь. Здесь с этим не шутят. Вара воспитана иначе. Она твоя. Твоя навеки. Не устанет от тебя. Не бросит. Но каково ей придется, когда ты решишь двигаться дальше? Тебе не удастся притвориться, что она сама виновата. Ты ее погубишь.
— Я не собираюсь ее губить… и никогда не причиню ей боли, — с ненавистью ответил он. — Я буду любить ее вечно.
— Под «вечно» на Хабилле понимают другое, чем ты. И под любовью, возможно. Я не знаю, что именно, и ты тоже. Вара Дулин поверит тебе на слово, будто местному. Но как она поступит, когда ты ее разлюбишь?
Венн направился к двери.
— Знаю, в тебе говорит обида, но ты неправа. Ты ровным счетом ничего обо мне не знаешь. По-твоему, если не смог полюбить тебя, то и другую не могу? Я знаю, что такое любовь. Хабилле не единственное место, где влюбляются на всю жизнь. Давным-давно наши предки…
— Рассказывали себе красивые сказочки о любви. — Я покачала головой, понимая, что уже ничего не изменишь. — Здесь по-другому. Сами люди другие. У нас общие корни, но века — и наши миры — изменили нас по-разному. Ты способен на здешнюю любовь не больше, чем я… или какая-нибудь антилопа. Рано или поздно твое «вечно» закончится и ты помахаешь Варе ручкой. Сделаешь с ней то, что тут просто немыслимо, и не знаю, как она справится. Что если бедняжка сойдет с ума, убьет себя… или тебя? Твой уход перевернет все ее представления о мире.
— Я не брошу ее, — сухо ответил он таким тоном, будто дает торжественную клятву. — Я, считай, женился на ней. И это навечно.

* * *

С той ночи прошло почти десять лет. Вот уж не ожидала, что судьба снова сведет меня с Венном, хоть и часто вспоминала о нем… иногда с сожалением, иногда с гневом, иногда с ностальгической нежностью.
Вчера вечером наши пути снова пересеклись.
Я думала о нем в уединении гостиничного номера — в одном из лучших отелей Нью-Денвера, — скучала и пыталась придумать занятие на вечер. Я узнала, что в зале отеля будет выступать музыкант с Хабилле, и мои мысли вернулись в прошлое, к Венну.
Интересно, сколько он вытерпел в том скучном мире с его истинной любовью… и как Вара Дулин пережила предательство, если пережила вообще? В том, что Венн ее предаст и бросит, я нисколько не сомневалась. Я его знаю — или, точнее, знала — очень хорошо. Мои ожидания основывались на понимании действительности, а не на цинизме.
Еще я вспоминала Рени Лаера и те чувства, которые во мне вызвала его музыка. Внезапно меня охватило желание услышать ее снова. Имя выступавшего музыканта не сообщили, но я понадеялась, что это Рени Лаер. Заказала билет и начала одеваться, все еще мысленно находясь в прошлом.
В зале не было мебели — только толстый мягкий ковер пурпурного цвета и голый, круглый пятачок сцены в середине. На полу сидело и полулежало человек сто, и публика продолжала прибывать. Я рассеянно осмотрелась. Не ожидала встречи с кем-либо знакомым, так что просто бегло скользила взглядом по лицам.
Затем зал погрузился в полумрак, если не считать центра, где в круг света от прожектора шагнула женщина.
«Женщина…» — вначале разочаровано подумала я, потому что ждала Рени Лаера, но затем узнала Вару Дулин.

* * *

Я видела Вару только дважды, к тому же прошло десять лет и годы ее не пощадили. Но я ее узнала. Она все еще была красива, хотя лицо осунулось и потемнело, утратив свой нежный кремовый цвет, да и кожа стала грубее. Одетая в длинное темно-зеленое платье, она мрачно стояла на сцене с костяной флейтой в руках.
«Странно, — подумала я. — Вроде бы Вара играла на другом инструменте — на чем-то струнном».
Тихо и неподвижно стоя в круге света, Вара Дулин смотрела прямо перед собой, но, словно не замечала публики. Затем, безо всякого вступления, поднесла к губам белую флейту.
До Вары мне лишь дважды в жизни доводилось слушать музыку, которая потрясала бы меня так сильно, на физическом уровне. Тело охватила слабость, будто на меня опустилась рука великана. Я оказалась одна на целом свете, брошенная, преданная, побитая судьбой. То была боль, которую не выплакать слезами, не выказать словами.
И вдруг все закончилось. В зал упала тишина. Публика была слишком потрясена, чтобы рукоплескать.
Вара Дулин снова поднесла флейту к губам.
На этот раз музыка нас утешала. Я закрыла глаза. В мелодии звучали боль и тоска, но они больше не грозили меня раздавить. Музыка текла по жилам, обещая надежду на душевный покой. Люди умирали, уходя безвозвратно, но мир продолжал вращаться. Жизнь шла своим чередом и в ней были музыка, забота, тепло и воспоминания. Я чувствовала себя одинокой, но сильной.
Когда мелодия смолкла, публика, словно очнувшись ото сна, неуверенно зашевелилась, а затем взорвалась шквалом оваций. Вара Дулин все так же бесстрастно стояла в круге света, а когда аплодисменты затихли, сыграла еще немного своей несравненной музыки.
Не знаю, как долго Вара отдавала себя нам, помню лишь, что флейта вдруг замолчала и исполнительница, откланявшись, покинула сцену. Мужчина в форме отеля объявил, что через полчаса в этой же комнате состоится прием, на котором все мы получим возможность познакомиться с Варой Дулин.
Мы нуждались в этом получасовом перерыве, чтобы вернуться из царства музыки в повседневность. Сидели в полутемной комнате и моргали, приходя в себя. Постепенно свет усилился, и ковровое покрытие начало меняться, становясь не таким удобным и побуждая подняться на ноги. С подносами напитков вошел отряд официантов в форме, и постепенно возникла атмосфера, хорошо знакомая по другим вечеринкам: нарастал гул голосов, люди медленно фланировали по залу, собирались в кучки, смеялись и выпивали. Я огляделась, ища с кем бы поболтать, и заметила слишком уж знакомое лицо.
— Венн? — удивилась я.
«Не может быть! Выглядит точь-в-точь так же, за десять лет ни капли не изменился».
Он поднял глаза, до этого задумчиво опущенные в пол, и посмотрел на меня. В отсутствующем взгляде вспыхнуло узнавание.
Венн произнес мое имя и с улыбкой шагнул ко мне.
— Венн, поверить не могу! Вот так встреча! Что ты здесь делаешь?
Но я уже сложила два плюс два. Венн до сих пор с ней. Все-таки я в нем ошиблась. Меня кольнула боль: на одну четверть надежда, и на три — ревность. Чтобы он не догадался о моих ложных выводах, я стремительно выпалила:
— Ну, и как у тебя сейчас с Варой?
Его лицо приняло обиженное и чуть недоверчивое выражение, знакомое мне по прежним временам.
— Вара не хочет меня видеть. Отказывается простить.
— Значит, ты ее бросил.
Венн, насупившись, замялся.
— Да. Но разве ты сама не предсказывала? Вначале мы были очень счастливы, но… все рухнуло. Я не вынес жизни на Хабилле. Не смог там работать. Это такая дыра! К тому же для Вары ее музыка значила больше, чем я.
Он внезапно замолк, пряча глаза.
— Но ты сейчас здесь.
Венн, кивнув, снова встретил мой взгляд.
— Напрасно я бросил Вару. Жизнь уже не была прежней. Я уехал, но непрестанно вспоминал о ней. Писал, извинялся, просил о встрече, но Вара никогда не отвечала. У меня не было денег на билет до Хабилле, но она могла бы их прислать… к тому времени ее дела пошли в гору. Похоже, мой уход пошел ей на пользу… я ждал шанса увидеться снова. Сегодня ей придется уделить мне время.
Меня замутило. Слушая самоуверенный тон Венна, я дивилась тому, что когда-то считала себя влюбленной в этого человека.
«Не потому ли он решил вернуться к Варе, что та стала успешной? Вряд ли Венн сам хоть чего-то добился. К тому же, возможно, обнаружил, что любовниц теперь удержать труднее».
— Зачем навязывать себя ей? Зачем мучить ее, если она не в силах с тобой встретиться или не хочет вспоминать? Варе и так пришлось нелегко…
— Я люблю ее! — Он с гневом уставился на меня. — Я хочу еще один шанс. Предполагалось, что Вара будет любить меня вечно… наверняка она все еще меня любит.
— Возможно, — сказала я, понизив голос. — Ну и что с этого? Ты бросил Вару и потерял право на ее любовь. Бедняжке пришлось смириться с тем, что ты ее покинул — немыслимое событие на Хабилле. Сам знал, на что идешь, ведь ты жил там, среди этих людей. Вара умудрилась как-то справиться без тебя, так что не лезь. Оставь мысли о встрече.
Людской шум вокруг изменился. Я отвернулась, устав от Венна с его эгоистичным нежеланием думать о любой боли, кроме собственной. В дверях как раз появилась Вара Дулин. Глянув на Венна, я заметила его напряженный взгляд, который словно приказывал ей посмотреть в его сторону. Не желая как-либо участвовать в той немыслимой жестокости, что он задумал, я молча отошла.
С легкой, застенчивой улыбкой Вара Дулин шагнула в переполненный зал и благодаря этому выражению лица внезапно стала человечней и доступней. Пусть ее музыка была волшебной, но сама она — нет.
Свою странную белую флейту Вара носила на шелковом шнурке вокруг шеи, так, чтобы та лежала на груди.
«Интересно, — подумала я, — ее флейта из кости? Такая же, как у Рени Лаера?» Неспешно блуждая в непрестанно движущейся толпе, я постепенно оказалась достаточно близко, чтобы услышать Вару.
— Спасибо! — снова и снова повторяла она в ответ на сбивчивые похвалы, тонкими пальцами поглаживая белую кость, которая разительно выделялась на темно-зеленом платье. — Спасибо! Правда, тут не только моя заслуга, но и Венна… моей флейты.
Услышав это имя, я тут же остановилась.
— Ваш муж?
Вообще-то, я не собиралась с ней заговаривать, только увести прочь, пока Венн не устроил сцену.
Она резко повернулась и смерила меня взглядом.
— Вы с Хабилле?
Судя по глазам, Вара меня не узнала.
— Нет, просто бывала там, — покачала я головой. — Ваша флейта похожа на костяную.
Ее пальцы обвились вокруг флейты, словно обороняя ее.
— Да, это часть моего покойного мужа, — кивнула Вара. — Физическое напоминание о нем. Его дух живет в мелодиях, которые мы создаем вместе. Венн тоже был музыкантом.
Она говорила с такой убежденностью в его смерти, что я невольно огляделась по сторонам? Не привиделся ли? Но нет. Вот он, стоит, все так же напряженно глядя на ту, что когда-то была его женой.
Я снова повернулась к Варе. Интересно, не рухнет ли ее мир, если она лицом к лицу встретится с Венном? Примет ли она его чудесное воскрешение из мертвых? Или попросту откажется узнавать?
Пока я стояла, гадая, толпа унесла ее прочь, к Венну. Немного поколебавшись, я отправилась следом. Чтобы справиться с немыслимым, Вара изменила реальность. Вероятно, это можно считать своего рода сумасшествием, ну и что? Оно определенно впечатляет, более того, даже вызывает зависть и, несомненно, лучше, чем угрюмое нежелание Венна признать очевидное.
Вот он подошел к ней, окликнул. Вара явно не услышала, но движение в толпе внезапно вынесло ее прямиком на Венна. Она смотрела на него и не замечала… определенно не замечала.
— Вара, — нежно позвал он и улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой.
Вара Дулин с задумчивым, отсутствующим видом дотронулась до флейты на груди и шагнула вперед.
Венн стоял неподвижно прямо у нее на пути и все еще улыбался, явно не сомневаясь, что она его увидела. Но Вара его не видела и продолжала идти прямо на него. Вот-вот должно было произойти столкновение, но этого не случилось. Она прошла прямо сквозь Венна, ставшего бестелесным, словно облачко пара, даже не призрак, только чуть вздрогнула, будто от неприятного воспоминания, но не остановилась и не оглянулась.
И вдруг, теперь уже у Вары за спиной, снова возник Венн и хмуро посмотрел ей вслед, не в силах понять, как она прошла мимо него, если оба не посторонились.
А затем, не в силах сдаться, не сознавая, что мертв, понуро поплелся за ней в ожидании другого удобного случая.