Гвинет Джонс. Принцесса-трава

“The Grass Princess” by Gwyneth Jones, 1995.
Всемирная премия фэнтези (World Fantasy Award, 1996).
Перевод с английского А. Вий и А. Китт.


Стоял апрель, и в саду через слой побуревшей за зиму листвы уже пробивались первые яркие перья новой зелени. Небо было кристально-голубым и безоблачным-безоблачным, но от ветра все еще становилось зябко. Вот почему няньки оставили у яблони закутанную в теплые шали принцессу, а сами убежали греться игрой в салки под узловатыми ветвями. Тогда-то травы и пленили малышку. Но почему? Далекий колдун отомстил за неучтивость, о которой королевская семья давно позабыла? Если и так, никто не понял, кто он. А может, травы заключили принцессу в объятия, признав в ней сестру, столь же юную, свежую и невинную, как они? Позднее некоторые ученые мужи заявляли, что волшебство могла сотворить и сама девочка — в таком объяснении тоже есть здравое зерно.
— Да какая разница, кто это сделал! — бушевал король, расхаживая под деревом перед кучкой рыдающих нянек. — Как нам ее вызволить? Вот что меня волнует.
Зеленые щупальца вокруг крошки были мягкими и нежными на ощупь, как и положено листьям травы, но удерживали дитя надежнее стальной клетки. В сад перекочевали все режущие предметы, что пришли на ум королевской семье и ее окружению. Испробовали и сталь, и камень, и бронзу, и даже ритуальный нож из зазубренной ракушки — пережиток дремучих времен, когда трон переходил из рук в руки не по наследству, а через освященное обычаями убийство предшественника. Не помогли ни огонь, ни средство от сорняков… Затем король послал за своим зачарованным мечом с алмазной кромкой и начал орудовать опасно близко к горлу дочери, которая завизжала, и королева велела остановиться, с негодованием заметив, что, если цель — вызволить только тело девочки, несколько динамитных шашек в стратегически верных местах еще лучше справятся с этой задачей. В итоге кусок дерна под крошкой было решено выкопать, и ее перенесли в детскую вместе с корнями, землей и всем остальным.
— Смотрите на это так, — вздохнул придворный чародей, который уже совсем извелся из-за бессилия своих заклинаний, — вы не столько теряете дочь, сколько приобретаете в придачу цветочный горшок.
Малышку наконец оставили в покое, а всем волшебникам из окрестных земель разослали просьбы о помощи. Принцесса спала, просыпалась и вновь засыпала. Она не плакала. Не просила еды. Только улыбалась, спала и ненадолго открывала глаза, а перья травы все больше оплетали ее крошечное тельце, и в итоге на виду остались только лицо и ладошка.
Минули день и ночь. На третье утро принцесса, которая до этого гукала и лепетала, как все малыши, стала необычайно тихой. Сидевшая подле нее мать заметила перемену в родном личике.
— Бедняжка выглядит такой грустной. — Королева наклонилась ближе, и травинки задрожали под ее дыханием.
Она дотронулась пальцем до руки дочери.
Возможно ли это? Неужели хватка упрямых щупалец слабеет? Да, действительно. Зеленые кольца теряют упругость, яркое сияние жизни постепенно их покидает…
Ее величество медленно поднялась на ноги. Следующие слова она произнесла вслух, будто человеческому врагу, которого надеется обмануть.
— Полагаю, я спущусь за служанкой. Малышка сегодня такая тихая.
Королева выскользнула за дверь и в вихре юбок бросилась вниз, кусая в волнении кулаки. Но прежде чем успела позвать слуг или короля, что-то ее остановило.
«Я не скажу никому, — решила она. — Не стану ни надеяться, ни изводить себя волнениями. Я буду ждать…»
Ожидание тянулось мучительно долго. Да, трава ослабела, но спустя короткое время могла пуститься в рост с удвоенной силой. Королева опасалась, что своим бездействием лишает себя последней надежды на свободу дитяти. Но затем приходило видение: она приподнимает дочь, тянет и вырывает ее, но та лишь истекает кровью у нее на руках от бесчисленных мелких ран. Ее величество не верила, что заклятье — дело рук «злобного колдуна», на охоту за которым бросилась вся королевская гвардия. Она боялась самой травы. Та была живой и обладала, если не разумом, так собственной волей. Забрала ее дочку по каким-то непостижимым причинам и не желала отпускать.
Королева никому не сказала, никто не заметил увядания. Посреди ночи она тихо прокралась в детскую. Няня дремала в кресле. А что же малышка? Ее величество взглянула на дочь. Из колыбельки доносилось едва уловимое дуновение дыхания. Вырванная из привычной среды, лишенная света и воздуха, трава вокруг ребенка пожухла, хоть ее и принесли с землей на корнях. Перья обессиленно пожелтели, словно растут в темноте под камнем. Принцесса была неподвижна. Открытые глаза стоически взирали на мать. На лице отражались страдания, которые малышка принимала безропотно, как трава, умиравшая вместе с ней.
Слишком поздно, поняла королева. Утрачено все, что делало ребенка отдельным созданием, независимым от опутавших ее щупалец. Принцесса сама стала травой. И, выкорчеванная, поблекнет, увянет и умрет. Королеву настолько ослепили слезы, что она, споткнувшись, чуть не упала несколько раз, пока торопливо спускалась по лестнице и бежала через огромные, все еще темные залы дворца и сад к яблоням. Здесь чернела в лунном свете неровная канавка. Королева опустилась рядом. Посмотрела на бледное, дремотное лицо утраченной дочери, в глазах которой больше не было ни тени узнавания, да и вообще — ничего человеческого. И, опустив сверток с ребенком в яму, принялась пристраивать траву на место. Затем сходила в сарайчик с садовыми принадлежностями за лейкой с водой. Тогда-то, без разбора поливая ребенка, траву и землю, она и поняла подлинную мощь чар. Дитя, пошевелившись, засмеялось. Глянуло сквозь посеребренные луной капли и улыбнулось, словно приветствуя мать, хотя, несомненно, больше не видело королевы. Силы земли похитили малышку, как Аид — Персефону в цветущих лугах Сицилии. Принцесса все равно что умерла и была потеряна для человеческого мира, причем, возможно, навсегда.

* * *

Пришлось выдержать настоящую битву, но в конце концов королева настояла на своем. Ее супруг чувствовал себя глупо. Еще не один час во дворец будут стекаться чародеи, алхимики и герои-любители, которые жаждут сразиться со злым заклинанием. А ее величество требует все отменить: мол, лучшее — враг хорошего. Ну и что тут «хорошего»? Их шестимесячная дочь пустила корни на заднем дворе, будто какая-та огуречная плеть. Разве можно бросать такое безобразие на самотек?
К счастью для королевы, ее вскоре поддержали волшебники. Профессионалы чувствовали, что сила, способная уничтожить связь между травой и ребенком, уничтожит и его. Быстро обросло сторонниками мнение, что заклинание наложила сама девочка. Вероятно, затем, чтобы однажды какой-нибудь принц, чья личность станет известна со временем, смог ее освободить и таким образом исполнить свое предначертание.
«Подождите, пока ваша дочь подрастет, — говорило большинство. — Пусть все идет своим чередом».
Королева видела, что, забирая оплату, эти мудрые советчики избегают смотреть ей в глаза. И слишком хорошо понимала, что стоит за словами, но его величество был доволен.
Свернув спасательную операцию под напором жены, король первым делом созвал архитекторов и велел разработать как можно более изысканный летний домик, настоящий садовый дворец, который окружит зачарованную яблоню… Ее величество снова с превеликим сожалением остановила мужа. Она знала, что бедняга хочет как лучше и, будучи не в силах выплеснуть чувства словами, находит облегчение в действии, пусть даже совершенно бессмысленном, однако королева знала и то, что затея супруга убьет ее дочь. Крошка стала одним целым с травой, и не должна лишаться ни ветра, ни дождя, ни снега, ни морозов. Либо принцесса живет жизнью земли, к которой привязана, либо не живет вообще.
— Так чего ты от меня хочешь? — в сердцах вскричал король. — Мне что, сходить в сад и потоптаться по ней?
— Конечно, нет, — ответила королева. — Тебя бы это жутко расстроило. Но наша дочка не возражала бы, хоть втопчи ее в землю. И воспрянула бы при первой возможности. Пойми: она теперь трава. Ох, надеюсь, ты справишься…
— С чем?
— С наступлением зимы.

* * *

Пришли холода и, оправдывая ожидания королевы, дитя под яблоней стало чахнуть. Его величество воспринял это очень спокойно, правда, однажды видели, как он крался в сад со стареньким электрообогревателем за пазухой и разматывал за собой удлинитель. Весной упорство королевы вознаградилось, дочь засияла, как солнышко в ясный апрельский день. Все лето она цвела, а на зиму угасала, и так много-много лет. Принцесса не только менялась вместе с природой, но и росла, подобно обычному человеку, из ребенка превращаясь в девушку. Трава росла вместе с ней, оплетая все более длинные руки и ноги, и в итоге под деревом образовался зеленый холм с женскими очертаниями — будто садовник поработал ножницами, фигурно подстригая кусты. Хотя принцесса никогда не говорила, полностью замолкнув еще до года, глаза ее искрились жизнью. Она открывала их на день и закрывала на ночь, и вроде как улыбалась дождю и солнцу. Некоторые говорили, что она красавица… насколько можно разглядеть. И вдруг, едва девушка в саду достигла брачного возраста, королева умерла. Она была еще молодой, но столько времени провела под яблоней в любую погоду… да и, пожалуй, изначально не отличалась крепким здоровьем. Так или иначе, она умерла. Это произошло внезапно. Безобидная простуда за каких-то два дня сменилась жаром и воспалением легких. Ее величество едва ли сознавала болезнь, пока не оказалась на смертном одре, но даже с него пыталась утешить рыдающего мужа.
— Не горюй обо мне. Наблюдая за дочерью, я поняла, что лечь в землю не страшно. Уверена, принцесса счастлива, может, счастливей всех нас. Только, милый…
Позднее короля нет-нет, а посещала мысль, что еще немного, и жена взяла бы с него обещание оставить дочь в покое. К счастью, этого не случилось.
Выдержав положенный траур, он приступил к делу. Дворцового врача вызвали в сад, чтобы проконсультировал короля, придворного чародея и прочих важных лиц. Тщательно осмотрев принцессу, этот достойный муж с мрачным видом сказал, что та вряд ли сможет жить нормальной жизнью, даже если ее удастся освободить,
— Допустим, один из этих ваших героев сумеет вызволить девушку. Захочет ли он вашу дочь? Ее наверняка покрывают ужасные шрамы. Задумывались ли вы об этом?
— Но мы же имеем дело с волшебством! — возразил король. — Стоит снять заклинание, как все восстановится.
— Некоторые заклинания лучше не снимать.
Придворный чародей поддержал короля. Им двигала уязвленная гордость, ведь за столько лет он так и не смог разобраться с магической загвоздкой у себя под носом. К тому же в глубине души его всегда возмущало решение королевы, пусть та и одержала победу. Что до дворцового врача, маг был с ним давним соперником и теперь увидел возможность вернуть престиж, если не себе, так своей профессии.
Он вздохнул — этакий неохотный вздох мудрого человека, возлагающего вину за все, что пойдет не по плану на своего господина.
— Вряд ли мы можем принять совет представителя медицинской науки, — объявил он. — Его соображения нельзя сбрасывать со счетов, но мы имеем дело с судьбой, областью, в которой медицина, при всем к ней уважении, разбирается очень слабо. Силой своего искусства я провидел, что принцесса должна обрести свободу, и спасение придет к ней в лице того, кто так же опутан и покрыт шрамами, как она.
— Что-о-о! — взорвался король, обвиняюще глядя на чародея.
Он-то полагал, что тот с ним заодно. Ничего по-настоящему серьезного с принцессой не произошло, и как только с нее снимут заклятье, она тут же вернется к нормальной жизни…
— Э-э-э… — захлопал глазами мудрец.
Он вовсе не собирался говорить о шрамах, просто сболтнул лишнее. Время от времени маг не вполне управлял собой. Таким был один из недостатков его ремесла.
— Образно выражаясь, разумеется, — поторопился он загладить оплошность. — Путы и шрамы… э-э-э… метафора жизненного пути героя.
Врач фыркнул:
— Я думал, нас заботит девушка, а не судьба какого-то юнца. Что ж, я умываю руки.
Он двинулся прочь, тем самым завершив консультацию. На этот раз победа осталась за волшебством.

* * *

Увы, упаднические настроения врача, похоже, передались всей знатной молодежи в окрестностях. Десятка два принцев и дворян подходили принцессе по возрасту и могли бы стать ее женихами. Одни были красивы и богаты, другие — не так уж красивы и не так уж богаты, но все искали хорошую партию. Их не интересовал травяной холмик в дворцовом саду. Король с неловкостью осознал, что его дочь превратилась у соседей в мишень для шуток. И если какому-нибудь бедолаге предлагают попытать счастья в «сватовстве к принцессе-траве», это означает, что его перспективы считаются весьма незавидными.

* * *

Стоял серый и холодный ноябрьский день. Со смерти королевы прошло уже два года. Принцесса под старой яблоней выглядела бледной и изможденной. Девочка выросла, и очертания ее тела больше не менялись от весны к зиме, но, насколько позволяла видеть трава, в холодную пору она становилась похожа на иссохшую больную старушку. То был день рождения принцессы; ей исполнялось восемнадцать. В сады въехал юноша, одетый для охоты. Его звали Дамиан. Ровесник ее высочества… довольно растрепанный молодой человек с выражением угрюмого безразличия на лице. Все его манеры словно говорили, что он не воспринимает цель этой поездки серьезно, хоть и принарядился по такому случаю. Привязав жеребца, юноша пошел через сад, куда его направили из дворцовой канцелярии. Вскоре глазам принца предстала ошеломляющая сцена. Происходило что-то жуткое. Два немолодых дворянина и группка слуг плясали вокруг тела мертвой старухи, выглядевшей так, словно она похоронена давным-давно, разве что лицо и сморщенная рука были не засыпаны. Кто-то привязывал к ветвям над полуэксгумированным трупом воздушные шарики…
— Прошу простить. Не могли бы вы указать путь к…
Его никто не услышал.
— С днем рождения тебя! С днем рождения тебя! — внезапно грянула вся компания.
Принц понял, где он и что перед собой видит. Ох, совсем не так он все это представлял. А ведь как загадочно и романтично звучало: «злое заклятие»… Нет, пора уносить ноги — и тихо!
— Эй! — вдруг выкрикнул один из дворян — Эй, ты, а ну-ка стой!
Да это же король, понял юноша. Второй господин, стало быть, придворный чародей. А король-то — друг семьи. Ну все, уже не сбежать.
— Приветствую вас, сир! — отвесил неловкий поклон принц. — Я прибыл освободить вашу дочь от злых чар, если позволите, и тем самым завоевать ее руку.
Все онемели. Слуга с глазированным розовым тортом поперхнулся кашлем. Няньки во все глаза смотрели на Дамиана, чем крайне его смущали. Юноша почти не имел друзей и не интересовался сплетнями, поэтому не знал, что он единственный, кто откликнулся на развешанное на каждом углу предложение короля.
Дамиан почувствовал себя глупо и разозлился.
— Что делать-то? Целовать ее, или как?
Теперь, помимо сморщенного лица, он разглядел кое-что еще. Ладонь с обнаженными пальцами, похожими на тонкие, болезненно-желтые корни, что лежала у заплетенного травой бока принцессы. Видимо, эту ладонь ему полагалось взять. Король и чародей лишь потрясенно смотрели на Дамиана, словно опешив от его вторжения. Он шагнул вперед и опустился на колено…
— Нет, нет, стой…
Один из слуг рывком поднял его на ноги, а два пожилых дворянина шагнули вперед, загораживая принцессу собой. Оба были в почти одинаковых строгих платьях и темных плащах по придворной моде. В самодовольных взглядах читалась усталость прожитых лет. Дамиан и не думал отбирать у них принцессу, и все же эта пара, воплощение старости и власти, встала стеной между ним и всеми земными благами…
— Ясно, — гневно выплюнул принц. — Недостаточно хорош, значит. Что ж, разрешите откланяться.
— Ишь каков! — неожиданно улыбнулся король. — Ну-ну, не так быстро, юноша. Видите ли, претендент должен соответствовать… м-м-м… определенным требованиям. Глупо думать, будто можно так вот запросто прийти и получить руку зачарованной принцессы! — Он весело рассмеялся: — Почему бы вам не проследовать в кабинет к моему магу?
Чародей заблаговременно разработал список заданий. Не пожалев времени, он провел ряд магических ритуалов у себя в темной башне, расположенной в безлюдной крепости, что образовывала западное крыло дворца, и гордился итогом своих трудов. Он чувствовал, что благодаря им запечатлел в анналах магии важность дела принцессы-травы, и что успех героя-освободителя по праву станет величайшим достижением и для мага, придумавшего ему подвиги. Пока Дамиан изучал перечень волшебных сокровищ, которые ему предстояло добыть, — выклянчить, купить или украсть — король с чародеем расписывали почести, ожидающие его в случае успеха. Обещали доселе невиданную и весьма впечатляющую церемонию. Почетный караул сопроводит героя в сад, где он возьмет принцессу за руку, и та восстанет из трав — прекрасная дева, готовая стать его женой. Конечно, придется подписать соглашение хранить тайну. Никаких интервью и публикаций без особого разрешения магической канцелярии.
Но Дамиан не слушал. Первым в списке значился Серебряный меч Божественной охотницы. Юноша уже предвкушал, как им завладеет, и, не глядя, подмахнул все, что перед ним положили. Последовал обмен рукопожатиями, а затем король с чародеем вернулись на праздник, Дамиан же ускакал, преисполненный надежды и решимости.
— Не повезло пацану, — заметил король, проводив принца взглядом. — Малыш Дамиан. Мать из народа под холмом, сбежала от мужа к родне. А сын человек на все сто. Эта, как там ее… генетика вроде… иногда преподносит сюрпризы. Словом, парень остался с отцом, а тот снова женился, куча детишек. Супруга новая, ясное дело, пасынка терпеть не может и папашу заставила изменить линию наследования. Забавно было бы, если он… ну, ты знаешь. Одно время я и сам неровно дышал к его матери, но с тех пор много воды утекло.
Чародей задумчиво покивал, но глаза его загорелись.
— Отпрыск фейри! Как замечательно все для меня складывается… хм… э-э… то есть для принцессы, конечно.
Дамиан точно знал, что делать. Божественной охотницей называют богиню луны, а значит ее Серебряный меч — это луч ночного светила. Любой другой принц или дворянский сын не справился бы даже с первым заданием. Лунные лучи имеют свойство проскальзывать сквозь пальцы, меч же — оружие утилитарное. В кои-то веки смешанная кровь Дамиана обернулась преимуществом. Мать парня быстро потеряла к нему интерес, как это водится у ее народа, недолго помнящего свои интрижки с людьми. Тем не менее он до сих пор сохранил друзей под холмом — ну, если фейри вообще способны на дружбу. Итак, Дамиан отправился прямиком к озеру Дикого лебедя, где когда-то на исходе летнего дня повстречались его родители. Здесь он в полнолуние постучал в одну дверь на склоне прибрежного холма, недоступную глазам обычных людей. За порог его не пустили: для этого требовалось отказаться от человеческой природы. Однако он кое с кем поговорил. В первый раз фейри потребовал за помощь кусок кожи длинной с рост Дамиана, но юноша победил в торге и отдал только полосу, опоясывавшую запястье. Он не спрашивал, зачем та понадобилась: чувствовал, что лучше не знать. Взамен принц получил отполированный черный корень в виде рукояти меча и длинные ножны из бересты, прошитой паучьей нитью. Затем опустился у кромки воды на колени и прикоснулся рукоятью к искрящейся серебром волне, которая скользнула в ножны так, будто они созданы друг для друга.
Спустя месяц с начала поездки, Дамиан вернулся во дворец. Запястье еще ныло, и он знал, что шрам на всю жизнь, но чувствовал себя героем. Король и чародей приняли его в обстановке строжайшей тайны и, препроводив в уютный кабинет под магической лабораторией, притушили свет. Чародей медленно вытянул из волшебных ножен Меч Божественной охотницы и довольно рассмеялся при виде волнистого клинка, ярко сиявшего серебром.
— Великолепно! Триумф моего искусства!..
— Отличная работа! — подхватил король.
Дамиан мысленно отметил, что его свершение почему-то вдруг стало «триумфом» старого колдуна, но махнул на это рукой. Он уже заболел жаждой подвигов и рвался на следующее задание. На сей раз предстояло отправиться к Самому далекому океану и добыть из желтой пены бушель морского золота. Эта задачка оказалась более сложной. Кузнец из Самого далекого океана жил в огромной пещере из змеевика, которую дважды в день наполовину затапливал прилив и раз-другой в поколение посещал какой-нибудь герой. Одинокий, озлобленный и позабытый всеми божок потребовал от Дамиана не только заплатить за золото, но и отработать его. Он знал, как добывать из моря многие ценные руды, и стал для Дамиана суровым хозяином. В качестве его подмастерья парень провел два года в сыром сумраке каменной пещеры, и теперь в его ушах постоянно рокотал океан, а о кузнечном деле и внутренней природе металлов он узнал больше, чем хотел. Раз за разом ему казалось, что повинность наконец-то исполнена, но кузнец, сетуя на расплывчатые условия сделки, менял мнение о том, что считается «бушелем». Однако в конце концов Дамиану все же удалось вырваться с наградой.
Когда личная стража чародея препроводила принца в кабинет, ни король, ни колдун не узнали юношу. А сам он не узнавал комнату. Та выглядела просторнее, и все вокруг сияло новизной. Дамиан проковылял к огромному столу и сбросил на него свою ношу.
— Вот ваш бушель. Равен восьми сухим галлонам* морского пенного золота. Может показаться, тут меньше, но я заставил кузнеца дать расписку.
* Сухой галлон — мера объема сыпучих тел, равен 4,405 л. Под бушелем в международной торговле, как правило, понимается коробка весом 38,691 кг.
Они смотрели на принца как-то странно.
— Ранен? — спросил король.
— Не совсем. За золото пришлось заплатить. Отдал кузнецу подколенное сухожилие, чтобы тот починил мехи. Собственные он давно уже использовал, как вы знаете.
Чародей открыл мешок из морских водорослей, и по комнате разлилось нежное зеленоватое сияние. Он запустил руку внутрь и, глядя на заструившуюся по ней золотую пыль, пробормотал:
— Какая красота! И все мое!
Но в ушах Дамиана продолжал реветь океан. В голове будто навечно обосновалось небольшое землетрясение.
— Что ж, не дурно, не дурно… — объявил король. — Вы отлично справляетесь, мой юный друг. Полагаю, следующим будет Утраченный шлем невидимости.
Итак, Дамиан отправился на поиски. Хотел заглянуть домой, проведать семью, но передумал. Старший из сводных братьев стал наследным принцем, и появление Дамиана только разбередило бы давние раны. Ну и жажда подвигов опять же.
В этот раз ушли годы. Шлем исчез больше пяти столетий назад. Прежде чем отправиться на поиски, пришлось научиться их вести, покорпев над бумагами в библиотеках и архивах, музеях и монастырях. Кроме того пришлось зарабатывать на хлеб. Наследником престола он больше не был и не мог рассчитывать на деньги отца. Иногда Дамиан вспоминал о принцессе, и перед мысленным взором представала ее бледная рука. Интересно, спрашивал он себя, каково к ней прикоснутся? И о чем говорить с девушкой, когда они станут королем и королевой? Но путь к награде был важнее самой награды. Вернувшись наконец в сад и освободив знаменитую «принцессу-траву», — а она заботами чародея стала и впрямь знаменитой — он будет человеком, который чего-то достиг в жизни, и никто не посмеет отрицать его права.
Дамиан выяснил, что почти одновременно с пропажей Шлема в обществе большой известностью пользовался один великан, Ламериш Скальный. Куда лучше приспособленный для жизни в социуме, чем большинство великанов, он прославился как ценитель и собиратель предметов искусства. Ходили слухи, что, помимо открыто показываемой, у него есть еще одна, тайная, коллекция из краденых реликвий, но никто не смог (или не осмелился) этого доказать. Шлем невидимости пропал из сокровищницы давно вымершего королевского рода, и примерно тогда же история потеряла след Ламериша. Первая часть поисков завершилась, когда Дамиан установил, что с карт исчез и небольшой скалистый участок, расположенный в самом высоком горном хребте одного из соседних королевств.
Дамиан знал, что единственный способ добраться до места, сокрытого волшебством, — пройти через владения фейри, поэтому вновь отправился к озеру Дикого лебедя и двери на склоне холма. Склон был уже другой, и дверь другая, но вела она в ту же запретную страну. Даже привратник мог оказаться тем самым фейри, с которым принц когда-то торговался за Лунный меч. Дамиану трудно было судить. Народ под холмом не рассмотришь. В своем мире они лишь игра света. Тень движущихся листьев, блеснувший на солнце глаз, намек на пятнистые звериные лапы… Дамиана предупредили, что путешествие к Невидимой Скале будет стоить ему возможности отыскать волшебную дверь снова. Он окажется навечно прикован к миру людей. Парень согласился на условия сделки. Что-то легонько прикоснулось к его глазам. Он ничего не видел и не чувствовал, а потом вдруг оказался по колено в сугробе посреди жуткой высокогорной глуши, в окружении камня, льда и снега, вздыбившихся над ним.
Дамиан поднялся к замку великана. Никто не нападал. Миновав упавшие ворота, он побрел сквозь снежные наносы к исполинским дверям крепости, у которых все еще стояли замороженные, высохшие воины в проржавевшей броне — как люди, так и великаны. Наверное, Ламериш украл шлем сам либо купил краденое, а потом спрятал замок и слишком поздно понял, что не в силах снять заклинание. Вряд ли он смыслил в чарах, иначе бы знал, что шлем защищен. Любой вор, надев его, не сможет ни снять, ни вернуть себя и сокрытое в видимый мир. Дамиан вошел в гигантский зал, полный бесценных, но гниющих произведений искусства. Великан Ламериш одиноко сидел на огромном бронзовом троне, некогда принадлежавшем императору, и взирал на входящих в комнату темными, незрячими глазами. Вероятно, он и все его люди умерли от голода и жажды. Шлем из полос волшебного металла, усыпанных тусклыми каменьями, напоминал закрытую корону. Дамиан снял его с пожелтевшего черепа, стараясь не касаться голыми руками, и завернул в запасную рубаху. Скала тут же возвратилась в видимый мир.
Принц приготовился к долгому спуску. Приготовиться-то он приготовился, но погода за линией снегов в тот год выдалась неожиданно скверной. К тому времени как он достиг безопасных мест, лицо, руки и ноги сильно пострадали от морозных укусов. Только через много месяцев Дамиан оправился достаточно для путешествия во дворец.

* * *

Чародей пришел в бурный восторг и, определенно, пустил слюни при виде Шлема. Король тоже был взволнован. С удобствами расположившись в роскошной зале для аудиенций, которая принадлежала его колдуну, он похлопывал себя по толстому животу и без устали повторял: «Очень, очень хорошо! Отличная работа!». Оба выглядели весьма цветуще, да и весь дворец свидетельствовал о преуспевании.
Дамиан не ощущал ничего, кроме неимоверной усталости, но при виде самодовольных стариков, в его душе что-то всколыхнулось.
— Я хотел бы снова посмотреть на принцессу.
— Э-э, что? Посмотреть на принцессу?
Внезапная просьба озадачила короля, и он вопросительно глянул на своего придворного мудреца. Чародей, нахмурившись, рассудительно поджал губы.
— Боюсь, это невозможно, мой мальчик, — объявил его величество. — Видишь ли, ты еще не выполнил всех заданий…
Дамиан, стиснув зубы, сжал покрытые шрамами кулаки.
— Я хотел бы увидеть принцессу, — с нажимом повторил он.
Чтобы избежать сцены, король и чародей отвели его к яблоне, взяв для охраны всего нескольких стражников. В саду мало что изменилось. Остальную часть дворца последнее время заполонили шумные толпы, привлеченными «делом принцессы-травы», но чародей мудро рассудил, что сама по себе заколдованная королевская дочь не слишком-то впечатляет и лучше, если она будет загадкой, хранимой в тайне от чужих глаз.
Стоял сентябрь, и трава, которой никто не мешал расти, как заблагорассудится, вымахала густой и высокой. Рыжевато-золотистые метелки уже роняли семена. Жаркий полуденный воздух полнился гулом насекомых. Средь листьев старого дерева горело красными бочками несколько яблок. Единственная стареющая нянька, вскочив со стула, присела в реверансе.
Королю и чародею пришлось подождать Дамиана. Дохромав в сопровождении стражников, он уставился на смутно различимый бугор в высокой траве. На обветренное, потемневшее лицо-листик. На обнаженную ладонь с желтоватыми корешками пальцев. Ему вспомнилась сцена из грез: нежная рука, ждущая прикосновения, милое личико, похожее на упавшую с неба звезду… Нахлынула горечь. Он осознал, кто такая на самом деле принцесса-трава. Приманка в ловушке! Приманка, с помощью которой эти злорадные, притворяющиеся добрыми папашами чудовища, получили его, Дамиана, в свое распоряжение. Они забрали сокровища. Забрали его силы, юность, время, право по рождению… А в обмен ничего! И потом, ему никогда не победить. Этот горб никогда не поднимется из травы, превратившись в девушку. До чего же наивен он был! Маг понятия не имел, как разрушить чары. Весь список заданий придуман исключительно из жадности.
— Старые кровопийцы! Будьте вы прокляты! — вскричал Дамиан. — Лжецы! Воры!
Стражники тут же его схватили, но не знали, как много силы следует применить. В конце концов, Дамиан считался героем истории, благодаря которой все оставались при деле. Несмотря на изможденность и хромоту, принц вырвался и, бросившись на траву, схватил руку принцессы. Ничего не произошло. Зачарованная не подавала признаков жизни, мало отличаясь от земли вокруг. Он отбросил ее ладонь и, задыхаясь от рыданий, принялся яростно рвать траву…
— Жулики! Я отдал вам свою жизнь! И за что? За вот это… за какой-то!..
Стражники оттащили его, силой разжав скрюченные пальцы. Король грустно покачивал головой, а чародей напустил на себя мудрый, сострадательный вид.
— Так не получится, ты же понимаешь, — мягко сказал король. — Ее нельзя освободить силой.
Дамиан уставился на них. Изрезанные травой руки саднило.
— С меня довольно! — зло бросил он. — Дальше геройствуйте сами.
Принц поковылял прочь, оглядываясь на них со все тем же бессильным гневом. Чародей махнул стражникам, чтобы пропустили.
— Весьма прискорбно, — заметил он. — Просто слов нет.
— Да, жаль. А ведь ему оставалось выполнить всего одно задание. Кстати, какое?
— Принести мир в Дом Айи. — Чародей пожал плечами. — Нечто на благо человечества, служба обществу, так сказать. Без сокровищ. Я вставил этот пункт, чтобы наши требования не казались со стороны, ну, несколько корыстными, что ли, — добавил он в порыве неожиданной откровенности.
— Есть вероятность, что он это выполнит? И вернется?
Два преуспевающих господина почти заговорщицки обменялись взглядами. В душе король давно уже знал, что затея с подвигами — обычный балаган, и если принц выполнит все условия, придется выдумывать новые оправдания, почему заклятие не разрушилось… А чародей прекрасно знал, что король это понимает.
— Совсем крошечная, — заверил он своего господина. — Гиблое дело, я бы сказал.
Кивнув на прощание няньке, они двинулись к выходу.
— Что ж, с Дамианом ничего не вышло, — продолжал волшебник. — Надо найти нового героя. В кандидатах недостатка не будет, интерес к вашей дочери растет. — Он в предвкушении потер руки. — Я должен составить новый перечень.

* * *

Оставив сад, где спала зачарованная девушка, Дамиан решил избрать обычную стезю лишенных наследства принцев и податься в наемники. Годы в кузнице сделали его сильным, и он еще не растерял навыки, некогда полученные на плацу отцовского замка. Но, хромой и покрытый шрамами, он не смог собрать армию и даже не заработал на приличное оружие и броню. Месяцами бродил по соседним королевствам, не находя себе применения. Наконец скитания привели его в страну, где война стала образом жизни. Опустошенные села, голод. Города — полуразрушенные крепости, что, не успев отбить одну осаду, готовятся к следующей… Дамиан приехал в этот разоренный край в начале зимы и тщетно искал армию какой-либо из сторон. Однажды, когда он ехал через заброшенные поля, с дороги впереди сошла женщина и схватила его кобылу за уздечку. Незнакомка была смуглой, подобно многим в этой стране и, насколько принц видел, безоружной. Ее кожаные доспехи изорвались в лохмотья, плечо обвивала окровавленная тряпица, но в курчавые волосы было вплетено золото и золотые же кольца мерцали на пальцах. Смеркалось. Драгоценный металл, ее глаза и зубы ярко выделялись в подступающей темноте.
— Отличная лошадка!
Кобыла вряд ли могла считаться отличной, но глядя на незнакомку, разбойницу, нищенку или солдата — в этой стране было все едино, Дамиан вдруг понял, что влюбился. И судя по всему, ее внезапно охватило то же самое пламя.
— Кто ты? — спросил он.
— Королева, но сейчас, скорее, королева-попрошайка. Не поможешь ли, мил человек?
— А я генерал, — рассмеялся Дамиан. — Полезай за спину, королева. Подвезу.
Поблагодарив, королева-попрошайка села позади и показала путь в воинский лагерь — по полям, мимо виселиц с мертвецами в цепях, через сожженную деревушку. Когда женщина спрыгнула на землю у первой заставы, часовые разразились восторженными криками. Так Дамиан узнал, что встретил настоящую королеву, Нэнью Черную, которая сбежала от собственного брата-герцога, державшего ее в плену, и потому была одна и без оружия.
Дамиан присоединился к армии Нэньи. Ему так и не довелось стать генералом, но вскоре он сделался ее любовником. Военачальники, банда отчаянных головорезов, за хромоту прозвавшая принца Колченогим, не возмущалась его привилегированным положением. Нэнья Черная была настоящей тигрицей, чьи страстность и горячий нрав пугали всех, кроме этого отважного дурака-чужеземца. Историю Нэньи он узнал отчасти от нее самой, а отчасти от одного из ее настоящих генералов, убеленного сединами ветерана Камьеро Гудвилла. Война между Черными и Белыми айя длилась уже несколько поколений. Черные айя и впрямь часто бывали темнокожи, но, как с гордостью сообщил Камьеро, получили свое прозвище не за это, а потому что сущие дьяволы. Нэнья и Эстер Айские совсем юными безжалостно уничтожили Белых, ненадолго объединив всю страну под своим началом. Брат и сестра, а еще любовники, как это принято в Айе. Затем вмешался император — чужестранец, как объяснил Камьеро, непонятно почему вообразивший, будто имеет права на Айю. Он назначил Эстера герцогом и законным правителем всего королевства, но потребовал, чтобы тот женился на своей «Белой» кузине, которую в детстве вывезли за границу и там воспитали (почему она до сих пор и жива). Император не знал о местных обычаях, да они его и не заботили.
— Нэнья дождалась, пока приедут Белые, — продолжал Камьеро, — и чуть не перерезала девчонке горло. Еще немного и жили бы мы в мире и покое, но нас предали. Изменник Эстер послал армию и вышвырнул Нэнью со всеми ее сторонниками из Айи… видишь ли, я на то время уже был с королевой. Но она собрала собственную армию, и война началась снова.
Там, где Дамиану довелось побывать в качестве принца и странствующего героя, эту историю рассказывали по-разному, но он принял новое прочтение, при котором кровавая вражда обретала смысл, а Нэнья сражалась за то, что принадлежит ей по праву. Прежнюю свою жизнь он почти позабыл. Порой на грани между явью и сном вспоминалась принцесса-трава, и Дамиан задавался вопросом, найдет ли та однажды героя… «покрытого шрамами и опутанного, как сама». Теперь он тоже знал эти знаменитые слова, хоть и не слышал их до начала своих приключений. Чародею не удалось помешать им стать достоянием расхожих легенд. Впрочем, Дамиана все это больше не касалось.
Однажды — в конце очередной зимы — Нэнья привела его на рыжевато-коричневый, еще местами заснеженный хребет, с которого открывался прекрасный вид на холмы, катящиеся к горизонту. Последнее время королеве сопутствовала удача. Нэнья готовилась к большому наступлению на саму Айю. Было чудесное утро; оба ехали верхом.
— Видишь те башни? — спросила она. — Четыре высокие башни на фоне неба… Это замок Айя, где я родилась. Не успокоюсь, пока вновь не попаду в его стены.
Она не посмотрела на Дамиана, зато он за ней наблюдал, и его захлестнула ревность, смешанная с ненавистью к герцогу Айскому. С того дня любовники начали ссориться. Камьеро и другие военачальники как мужчины, так и женщины (Нэнья была не единственной тигрицей в королевстве), смотря на это, пожимали плечами и предпочитали не вмешиваться. На их глазах такое происходило и раньше. Дамиан ревновал — Нэнья отвечала презрением и насмешками. Дамиан требовал доказательств любви — Нэнья говорила, что он обычный солдат и слишком много хочет. Принц еще делил с ней постель. По мере того как войска приближались к Айе, страсть Нэньи становилась все более дикой, но Дамиан знал, что в темноте королева представляет лицо герцога, обнимая своего предателя-брата.
Ее армия приготовилась напасть на хорошо защищенный обоз. Засада в ущелье Скартарана была лишь незначительной частью планов, но Нэнья решила возглавить ее сама. Дамиана королева глумливо отослала охранять запасных лошадей. Сочтя это шансом окончательно выяснить отношения наедине, он пополз к ней вдоль линии оборванных солдат, укрывшихся средь валунов и высоких зарослей жухлой, зимней травы. По обыкновению Нэнья сидела чуть в стороне от своих военачальников.
— Нэнья! — шепотом позвал Дамиан. — Нам нужно поговорить…
— Нет!
Она вскочила и повернулась к нему, сжимая в каждой руке по длинному ножу.
— Я все решила. Готовься к смерти, несчастный болван! Отправляю тебя в увольнительную!
Завязалась драка, и вышло так, что в ней пала сама Нэнья Черная.
Оставшись без предводительницы, ее войска обратились в бегство. В тот же день, узнав о смерти сестры, герцог Эстер покончил с собой. И в тот же самый день, когда тело Нэньи, пусть в смерти, но вернувшейся в родные стены, возложили на деревянный помост во дворе замка, юная жена герцога — сущий ребенок на фоне закаленных войной дикарей — с младенцем на руках спустившись к народу, объявила, что любовников следует похоронить в одной могиле и теперь в Айе воцарится мир. Дамиан присутствовал при этих судьбоносных событиях. Почему-то все считали, будто он положил конец давней вражде. Сам Дамиан хотел лишь одного: вернуться домой. Жена герцога дала ему денег, отличного скакуна и проводила в дорогу. Через какое-то время — может дни, или даже часы — выйдя из оцепенения на пустынном тракте, он соскочил с лошади и убежал в лес. Искал дверь в страну фейри и не находил. Совсем обезумев, Дамиан бросился в заросли терновника и бился с ними, пока не упал, истекая кровью от бесчисленных мелких ран.

* * *

Очнувшись, он понял, что ничего не видит. Кто-то прошлепал босыми ногами и склонился над ним.
— Ты проснулся, — произнес добрый старческий голос. — Это хорошо. Я отшельник с Пограничья. Подобрал тебя раненого в лесу и притащил к себе. Не бойся, твоя слепота не навсегда.
Дамиан ощупал лицо пальцами в шрамах.
— Что это?
— Примочка из перетертых трав. Растут в глуши. С ней ты исцелишься быстрее.
Принц на мгновение задумался.
— Травы, — повторил он. — Пахнут землей. — Из его груди вырвался вздох. — Мне пора в путешествие. Еще одно путешествие.
— Через несколько дней.
— Нет, сейчас.
Итак, они отправились в путь.

* * *

В яблоневый сад снова пришел апрель — ветер как лед, солнце как мед. Принцесса-трава расцветала вместе с природой. Нянька, которая некогда была прелестной девушкой, игравшей в салки ясным, но зябким весенним деньком, вязала, тихо разговаривая с подопечной. Женщине нравилось поговорить, и даже если принцесса не отвечала, из этого еще не следовало, что она ничего не слышит.
Отшельник служил Дамиану поводырем. Тот все еще не видел, потому что его голову опутывала травяная повязка. До него донеслось уютное журчание чьего-то голоса, а потом тот резко оборвался.
— Я в саду?
— Да, сир, — ответила нянька.
— А король? Он здесь? Или чародей?
— Ох, что вы, милорд. Извините, все разъехались. Король отдыхает от дел на Райских островах. Что до чародея… если вы про старого, он давно нас покинул. Видите ли, мы так и не нашли достойной замены принцу Дамиану, а наш мудрец получил хорошее предложение от этого, как его… международного треста. Теперь у нас очень тихо. Дворец по большей части закрыт. Может, вас проводить в канцелярию по приему гостей?
— Нет, спасибо.
Принц опустился на землю. Его руки коснулись молодой травы. Трудно сказать, было ли теплее там, где она покрывала принцессу, Дамиан не почувствовал никакого биения самостоятельной жизни. Нащупав ладонь пленницы, он задержал ее на мгновение. Та была, словно клок сена. И вдруг мир содрогнулся, все изменилось. Он ощутил пожатие теплых пальцев. Принцесса, зашевелившись, села, а потом встала сама и подняла на ноги его.
— Кто ты?
Выпустив ее руку, Дамиан стянул с глаз травяную повязку и потрясенно воззрился на молодую женщину, прикрытую лишь ошметками детской шали и ниспадающими волосами. На ее сильном, ладном тело не было даже намека на шрамы от длительного заточения.
— Друг… — ответил он. — Просто друг.
Няня сбегала за одеждой и приволокла целый ворох — предметы гардероба, что по традиции всегда держались наготове. А отшельник объяснил новорожденной, как она может отблагодарить своего спасителя. Вскоре та оделась и с торжественным видом застенчиво повернулась к Дамиану.
— Мне сказали, ты разрушил чары. А значит… я принадлежу тебе?
Принц покачал головой, вспомнив о выпавшей на его долю горечи, долгих годах скитаний, вине и позоре. Сломленный, покрытый шрамами, запутавшийся… Разве ему есть что сказать этому безупречному созданию? Да она и не поняла бы.
— Нет. Ты никому не принадлежишь. Ступай, принцесса. Выкинь из головы все, что здесь было. Выбирай свой путь сама.
Итак, принцесса двинулась прочь, но у ворот в сад помедлила и повернула назад. Дамиан понял, что и у нее все же есть шрамы. Увидел по глазам, бывшим зеркальным отражением его собственных. В них читались горечь и бессильное отчаяние плена, тихое мужество и терпение, все те страдания, что она безмолвно сносила так много лет.
— Это не конец истории, — сказала принцесса. — Она только начинается. Будь моим другом.