А в наше время...

В последние дни мне постоянно попадаются статьи о нашем  поколении, последних людях, кто жил без интернета и мобильных, кто носил октябрятскую звездочку, кто застал бесплатную медицину и образование.  А давайте вспомним, действительно ли было все так хорошо у нас, или это просто ностальгия по юности?
Я считаю, что мы, те, кто родился в семидесятые, невероятно счастливые.
Нам удалось в детстве застать время застоя (в моем понимании -невероятной стабильности), потом в юности по нашему мировосприятию шарахнула перестройка и научила пытаться думать и анализировать самостоятельно, в самое сладкое время упоительной молодости мы учились выживать и карабкались  сквозь страшные девяностые, мы берегли детей и вкладывали в них правильные ценности в  растерянные двухтысячные, потом в гламурные десятые  старались оставаться собой, а потом пришли двадцатые…
 В нашем детстве были практически бесплатные кружки и спортивные секции, я и мои школьные друзья все время были заняты – кто музыкой, кто рисованием, кто литературой. Я ходила на фигурное катание, в бассейн, подружки – на гимнастику и шахматы. Школа была не поставщиком образовательных услуг, а вторым домом, в библиотеки ходили все поголовно. 
 Почти у всех детей работали оба родителя, была невысокая, но стабильная зарплата, в домах стояли приблизительно одинаковые мебельные гарнитуры и предметы интерьера, в холодильниках лежала примерно одинаковая еда. Мы каждый год ездили на море – папа в военный санаторий, а мы с мамой в пансионат в Абхазии. На крупные покупки брали беспроцентные займы в кассе взаимопомощи. Будучи предоставленными сами себе, с ключом от квартиры на шее, мы носились по улице до возвращения родителей, забегая домой попить воды из-под крана (какая вкусная она была!), или гриб, который все выращивали в трехлитровых банках (считалось, что он очень полезный). Лучшим перекусом был белый хлеб с сахаром или черный с солью и зеленым лучком, который выращивали в майонезных баночках. К приходу родителей мы с сестрой обязательно должны были убраться в квартире и сделать уроки, обязанности по дому были у всех детей. В нашем многоподъездном офицерском доме по выходным мужчины сами возводили детские и спортивные площадки, двери практически не закрывались, а в садик всех детей отводили по очереди – то моя мама, то соседки. На лестничных площадках собирался мужской клуб – курили и играли в шахматы. Вообще, народ был очень творческий – то делали чеканки, то рисовали, то мастерили мебель для детских комнат и балконов. А у женщин самой большой ценностью были тетради с кулинарными рецептами. И удивительно, что при скудных магазинных ассортиментах всегда накрывались потрясающие столы к праздникам. Я недавно нашла такую свою тетрадь, мало что из этих изысков сейчас готовлю, как ни странно.
И, конечно, книги! Это была настоящая религия – подписные издания в обмен на макулатуру, копии книг, сделанных на громоздких ротапринтах и передаваемых друг другу, журналы «Новый мир», «Иностранная литература», «Юность», «Москва». Мы были, бесспорно, самым читающим поколением. Когда в середине 90-х я пришла на работу в американскую компанию, была поражена узости их кругозора и дремучей необразованности в области всего, что не касалось непосредственно профессии. Любой наш пэтэушник заткнул бы за пояс американского топ-менеджера. Кстати, один из руководителей нашего отдела на полном серьезе спорил со мной о том, что Евгения Онегина написал Чайковский, а не Пушкин!
Мы не волновались за будущее – каждый знал, что после школы будет институт, а потом гарантированное распределение. Поэтому, когда грянула перестройка, и посыпались все стабильные схемы, наши родители были в ужасе – было непонятно, как дальше жить, в какую сторону смотреть и на что ориентироваться. Тогда в нашу жизнь пришли мексиканские сериалы – они хоть как-то переключали внимание старшего поколение от ужасающей действительности. В перерывах между программами появилась реклама, которую тоже смотрели, как сериалы, а не раздраженно переключали, как сейчас.  А мы – молодые, открытые к переменам, очертя голову и задыхаясь от нахлынувшей свободы, пытались вписаться в новую реальность. Мы доучивались на обломках нашей лучшей образовательной системы, работали в открывающихся тогда СП и кооперативах, открывали свои бизнесы. Торговля стала новой религией, многие стали ездить в Польшу и Турцию и торговать на рынках, чартеры в шоп-туры открыли поездки за границу. Однажды мы с мужем летели в таком самолете из Стамбула в Москву, потому что это были самые дешевые билеты. Все проходы были заставлены клетчатыми сумками с товаром, а принимать на грудь торговый люд начал еще в аэропорту Стамбула под повсеместный невыносимый треск скотча, которым упаковывали багаж. В салоне самолета продолжали выпивать и курить под охотничьи рассказы о закупках, сейчас такое и представить невозможно, а тогда это была норма. Эти женщины, как инопланетные существа, вызвали отторжение и интерес одновременно, если бы можно было дать им определение одним словом, я бы назвала их «безбашенными», но сейчас я понимаю, что нашу больную экономику именно они вытащили со дна на своих натруженных руках с клетчатыми сумками.
Почти десятилетие гламура постиндустриальной эпохи фактически прошло мимо меня – в те годы мы с друзьями усиленно строили карьеры и воспитывали детей, стараясь не сделать их членами общества потребления, оградить от вседозволенности, сколотить такой стартовый капитал из базовых ценностей, чтобы они не потерялись в жизни.
И вот пришли двадцатые годы. Я оглядываюсь назад, и отказываюсь понимать, что, собственно, бОльшая половина жизни уже прошла. Но я рада, что принадлежу именно к поколению семидесятых, что нам достались такие сложные и такие интересные времена, что они не сломили и не изменили нас, что в нас сохранилось то главное, что не даст поставить под сомнение прожитую жизнь.