Мой язык

   Меня лишили моего языка. Язык это не набор звуков и слов, известный нам с рождения. Язык это то, что связывает тебя с твоей семьёй, твоими предками и родиной. Моим языком должен был стать идиш, а ещё ранее, глубинно язык моих предков иврит. Все мои пра- пра баабушки, бабушка и дедушка говорили на идише.  Но они боялись погромов, ужас рассказов о которых дошёл и до меня. И мои бабушка с дедушкой стали говорить с их дочерью – моей будущей мамой только по-русски, чтобы она говорила чисто. Моя бабушка даже звалась другим именем, хотя она была Ханна, а все звали её Тоня. Между собой бабушка с дедушкой Ароном раньше говорили на идише. Но отвечать свою маленькую дочку они просили только по-русски. И моя мама, понимая идиш, не могла сказать на нём ни слова. Она могла произносить на идише только отдельные понятия – крылатые выражения. Фактически язык отобрали у неё.
  Я с детства слышала дома и заговорила только на русском. Мне было года 3, когда мама сказала мне, что русский язык не мой язык, что Россия и мой город не моя родина, а только место, куда пришёл мой народ, разойдясь по всей земле. Что моя родина далёкий, желанный и неизвестный Израиль, и мой язык в древности иврит.
  А почему мне это было сказано? Антисемитизм это не то, что творится на улице. Это то, что было у меня дома. Мой отец русский. Десятая вода на киселе, но считает себя самым русским. Он и мама всё время ругались, а во время ругани начинался его антисемитизм. Они с мамой люди разных характеров, которые не должны были жить вместе. Вот мама, ненавидя мужа, сказала мне, что его предки не мои предки, и его родственники мне не родственники. И я до сих пор считаю так.
  Я ненавижу своего отца за то, что он всю жизнь оскорблял и ненавидел маму. Я возненавидела идею семьи, видя, как они жили, как я жила в этом. Я мечтала, чтобы они развелись. Но этого не было. Хотя фактически отец ушёл от нас, когда мне было 6 лет, и приходил ко мне ругаться с мамой. Он вернулся жить в нашу новую квартиру, когда мне было 18 лет. Его никто не ждал. У меня с ним разные характеры. Он злой и холодный. Я ненавижу его за это и за маму. И я не зову его отцом про себя.
  А мама: с малолетства она сказала мне, что нельзя говорить, что думаешь. Надо говорить то, что людям приятно слышать.  Она имела в виду это. Но я в 3 года поняла её, что нельзя говорить свои мысли. И мой язык закрылся. Я не могла говорить о себе чужим людям. Мысль не рождалась. Я боялась других детей и чужих людей за то, что они меня не приняли. Мама, стесняясь меня., оставила меня дома, не дав мне научиться контакту со сверстниками. И мой язык закрылся.
  Живя в разделённом мире вражды религий, родителей и сверстников, я не хотела говорить, чтобы меня понимали. Я не хотела, чтобы люди слышали мою боль и чувства. Если мне надо было что-то сказать о себе, я начинала плакать. Я и сейчас плачу, говоря об этом.
  И я нашла себе язык, на котором я могла бы говорить свободно и который бы никто не понимал. В детстве этим языком стал английский. Придя в класс, я не могла ответить 2-х слов о себе по-русски учительнице. Она была ужасной. И я ненавидела и ненавижу её всю жизнь и никогда не прощу. Но на уроках английского я получила первый навык свободной речи на английском. И этот язык тогда стал моим первым языком общения, который я считала родным. Я слушала только английские песни, чтобы никто не понимал, что я чувствую. Я читала только английские книги и даже сейчас, когда я хочу расслабиться, я включаю американские песни на «родном» языке, чтобы отдохнуть головой. А если я очень устаю, я начинаю думать по-английски.
  Хотя тяга к английскому давно прошла, и я не люблю его сейчас, это мой «первый» язык и ни куда от этого не денешься.
  Но я также ищу тайный язык самовыражения. И во взрослой жизни языком моей души стал хинди. Я с детства была очарована древнеиндийскими статуями и звучанием их неизвестного языка из познавательных программ. Меня тянуло туда, не зная ничего о них.
  Желая раскрыть и получить эмоции, я уже взрослой стала смотреть индийские фильмы. И теперь я смотрю только их. Понимая их наивность, я люблю их искренние эмоции и жизненный уклад. И главное я люблю хинди и песни на нём. Звучание хинди – звучание моего родного языка в душе, зовущего меня. Я слушаю хинди столько лет, что, не говоря на нём, я помню и различаю слова, фразы и считаю этот язык родным. И я хочу говорить на нём.
  Я пыталась изучить иврит, но у меня ничего не вышло. Моя родина Израиль и земля Израиля. Я еврейка. Но родина моей души Индия. И хинди мне ближе иврита. Хинди мне легче изучать при всей несхожести языков. Хинди мой родной язык по звучанию, красоте и тому, что мы зовём родным изнутри, что зовёт нас. И я хочу обрести этот язык, зовущий меня говорить на нём.
  Когда-то я переживала жизнь заново, находясь в больнице. Меня спросили, есть ли у меня желания. Я сказала, что хочу мужа, большую семью его родственников, о которой я могла бы заботиться, и знать хинди. Мужа у меня быть не может. О чужих стариках я заботилась, работая соц. работником, и они меня достали. Да, чем глупее мечта, тем лучше она сбывается. А на хинди я действительно говорю, поя песни. И учить его моё самое сильное языковое призвание зовущей меня родины.